Текст книги "Спутники Марса: маршал Тюренн и принц Конде"

Для исполнения своего головокружительного плана, 4 сентября он двинулся на Хондшотен, где и разместил свой основательный обоз. Его ближайшей задачей стал город Фурне. Луи надо было пересечь несколько каналов, питаемых рекой Кольм и обороняемых войсками, равными по численности его собственным. Герцог построил свою армию в три колонны, которые при необходимости могли поддержать резерв, которым командовал он сам. Первая колонна под командованием Гассиона двинулась на Фурне и отбросила испанские войска к Ньюпорту, где находился испанский командующий Карасена. Вторая колонна под командованием генерала Лаваля на левом фланге Гассиона успешно форсировала линию каналов реки Кольм. Третья колонна Вилькье, встретившая неожиданное сопротивление и своевременно поддержанная резервом герцога, взяла штурмом Фурне – ключевую позицию для всякого, кто хотел захватить Дюнкерк.

Затем на военном совете, созванном Луи, кто-то высказал предложение осадить Менин вместо Дюнкерка. Но молодой герцог с горячностью, подкрепляемой вескими аргументами и особенно своим статусом, убедил подчиненных в том, что Дюнкерк является намного более важным пунктом, в то время как осада другого города была бы не менее трудной. И его смелый план был утвержден двором. Собственно, терять было нечего.

  Дюнкерк стоял на дюнах, простиравшихся по всему побережью до Кале. Море омывало его с севера, на востоке находились Фурне и Ньюпорт, на юге – Берген, на западе – Мардик. Коммуникации в этой местности осуществлялись преимущественно по каналам, дороги проходили вдоль рвов, реки по большей части превращены в искусственные водные пути сообщения, и все это существенно осложняло ведение военных кампаний. Область между Мардиком и Ньюпортом пересекали малые реки и каналы, и в целом местность была хорошо приспособлена для обороны и трудна для наступления.  Толстые стены Дюнкерка прикрывались огромными башнями, а глубокий ров был наполнен водой. Заходящий на территорию города морской залив образовывал удобный порт, способный вместить 800 кораблей; вход в порт защищали городские укрепления, выходящие на дюны, и два волнолома с артиллерией. Эта твердыня фландрских владений Габсбургов содержала многочисленных каперов, которые наносили большой урон французской торговле, и успешно нападали на голландский флот. Гарнизон под командованием маркиза Лейдена насчитывал 10 000 человек (по Гетри – 3 000 солдат и 5 000 милиции). Кроме того, на границе Республики Соединенных Провинций стоял лагерем герцог Лотарингский, имперские командующие Пикколомини и Бек находились в Дендермонде, а Карасена – в Ньюпорте. Сезон боевых действий подходил к концу, и успеха следовало достичь либо быстро, либо, как полагал герцог Энгиенский – никогда.

Сначала он направил в Гаагу посла заручиться помощью Генеральных Штатов Голландии, которые послали флот патрулировать море в окрестностях Дюнкерка. 6 000 солдат, прибывших к французскому полководцу по морю, Луи разместил в Мардике, а 2 000 запорожских казаков (или 2 500, из них 800 всадников), завербованных бароном Сиро, и 1 000 английских наемников сосредоточил в Кале.

Кстати, вопрос об участии казаков в составе французских войск при осаде Дюнкерка разъяснен не до конца. Точно известно, что Богдан Хмельницкий, занимавший тогда вторую по значимости должность в сечевой табели о рангах – чин военного писаря, в 1644 г. встретился в Варшаве с послом Франции графом де Брежи. Именно Брежи посоветовал кардиналу Мазарини взять казаков на службу. И в октябре 1645 г. после долгих переговоров полк запорожских казаков отправился морским путем через Гданск в Кале. Им пообещали выплатить по 12 талеров за каждого вооруженного казака и по 120 талеров полковникам и сотникам. Именно с этого момента истории запорожцев-наемников украинские, французские, польские исследователи спорят о том, кто же их возглавлял. Серьезные биографии Богдана Хмельницкого и польские и другие зарубежные работы свидетельствуют, что Богдан Хмельницкий тогда не был во Франции. Да и мнение большинства украинских исследователей о том, что запорожцами у Дюнкерка командовали полковники Иван Сирко и Солтенко, не подкреплено точными данными. Есть также сведения о том, что запорожцы хитростью через морские ворота ворвались в центральные форты крепости Дюнкерк. Одно несомненно – они там присутствовали и произвели своей отвагой и не меньшей, чем у испанцев, жестокостью впечатление на современников. Однако после взятия крепости местные власти обманули наемников, и часть из них вернулась в Украину, а часть перешла на сторону испанцев – отдельные части запорожских казаков воевали против французов во Фландрии в 1655 г.

Уже через две недели после Фурне герцог Энгиенский двинулся на Дюнкерк во главе 10 000 пехоты и 5 000 кавалерии. 10 голландских кораблей и 15 французских фрегатов блокировали вход в порт. Считается, что Дюнкерк осаждало в общей сложности 30 000 человек, а осада длилась 35 дней. По приказу командующего через каналы были переброшены мосты, строилась циркумвалационная линия, состоявшая из частокола и рва, на вершине наиболее высоких дюн были возведены форты и установлены 60 пушек. Продовольствие доставлялось по каналам, а за его распределением герцог Энгиенский наблюдал лично, поскольку провианта не хватало из-за плохой погоды на море и скверных дорог на суше. Видя, что по состоянию здоровья солдаты не могли оставаться в таких условиях продолжительное время, Луи вел осаду энергично, решив, что лучше потерять людей во время штурма, чем из-за болезней. Все работы были завершены в ночь на 24-25 сентября.

Утром французы начали решительную атаку, но Лейден героически сопротивлялся. Ожесточенная борьба длилась 20 суток и сопровождалась тяжелыми потерями. Как только французы овладевали позицией, они наталкивались на только что возведенные новые укрепления. Тем временем испанцы не спешили действовать, считая, что трудности осады и неблагоприятная погода помешают герцогу Энигенскому и без них. К тому же после разведки французских позиций Карасена посчитал неразумным атаковать сильные укрепления французов. А когда стало известно, что статхаудер Республики Соединенных Провинций принц Вильгельм II Оранский готовится поддержать герцога Энгиенского, Мадрид решил послать флот. Но как только испанские моряки увидели крейсирующие у входа в порт голландские и французские корабли они тут же ретировались. В ночь на 2 октября французы решительно штурмовали бастион, в результате чего захватили часть укреплений Дюнкерка. Три дня Карасена безуспешно пытался прорваться сквозь их позиции. Лейден понял, что сопротивление бесполезно, и 11 октября капитулировал на почетных условиях. Он обеспечил достойную оборону.  Герцог Энгиенский мог объяснить свою победу в равной степени как собственной активностью, так и бездеятельностью испанцев, находившихся вне крепости.

После Дюнкерка он поддержал находившуюся среди испанских позиций крепость Куртре, которая нуждалась в продовольствии и порохе. Обоз и колонна кавалерии Луи двинулись между Менином и Ипром, где находились силы герцога Лотарингского и Пикколомини. Те пытались преградить ему путь, но французы действовали столь слаженно, что все закончилось лишь арьергардным боем. Герцог Энгиенский вошел в Куртре, не потеряв ни одного человека[52]52
  См.: Махун С. Казаки-наемники на службе европейских государств//http://www.day.kiev.ua/89829/; Яворницкий Д.I. Iсторiя запорозьких козакiв. Т. 2. Киiв, 1990; Апанович О. Розповiдi про запорозьких козакiв. Киiв, 1991. С.193; Correspondance inedite du Grand Conde. P. 270-278; Guthrie W. P. The later… P. 181; Stradling R. A. Spain's struggle for Europe, 1598-1668. P.48-50.


[Закрыть]. Новые победы вознесли его авторитет полководца до небывалых высот. Армия, окрыленная военными успехами, боготворила удачливого воина, который еще не знал, что вернется к Дюнкерку, но уже на другой стороне и в ином качестве. Победы стали главной составляющей его величия.

Но не только они. В декабре уходящего года после смерти отца Луи официально стал именоваться не просто принцем Конде, а Великим Конде, и стал господином огромной части Франции – Бургундии, Берри и ряда земель в Лотарингии, не говоря уже о менее значимых территориях. Его брат принц де Конти владел Шампанью, а его зять герцог де Лонгвилль – Нормандией. Безусловно, правительство в лице Мазарини пугали такие власть и состояние, и не случайно весной 1647 г. принц во главе французских войск отправился за Пиренейские горы, в Каталонию. Именно в этой борющейся за независимость провинции Испании его постигла одна из болезненных в его биографии неудач.

12 мая 6 000 плохо оплачиваемых французских солдат осадили Лериду – крепость, стоявшую на перекрестке дорог и открывающую дорогу на Сарагосу, но взять ее так и не смогли. Лериду стойко оборонял 4-тысячный гарнизон опытного португальца дона Хорхе Бритта. Оборонявшиеся сражались мужественно, часто совершая вылазки за крепостные стены, а у Конде даже не было артиллерии, которую обещал ему Мазарини и прибытия которой он тщетно ожидал со дня на день. Поэтому храбрые атаки французов, две из которых возглавил сам принц, заканчивались провалом. А в середине июня у Фраги сосредоточилась большая испанская армия. Конде оказался перед выбором: или идти на штурм Лериды, неизбежно понеся при этом большие потери, или снять осаду. Проклиная первого министра, которого он стал считать врагом своей славы, принц избрал второе и 17 июня отвел свои войска от города на более удобную позицию. Правда, в испанской кампании Конде обнаружил таланты юного Себастьена де Вобана, будущего гениального инженера и маршала Франции. «Господа, этот юноша далеко пойдет», – заметил он во время одной из атак[53]53
  Correspondance inedite du Grand Conde. P. 294; Lazard P. Vauban. 1633–1707. P., 1934. P.65.


[Закрыть]. Действительно, храбростью, упорством и стремлением к знаниям Вобан подтвердил слова своего командира. Испанская кампания была не последней для Луи в Тридцатилетней войне.

А Тюренн тем временем оставался в Германии. В 1646 г. имперской армией по-прежнему командовал эрцгерцог Леопольд Вильгельм, а баварской – старый ветеран Гелеен. Согласно своему плану, в 1646 г. виконт намеревался за Рейном объединиться со шведской армией фельдмаршала Карла Густава Врангеля и вывести баварцев из войны. Но едва в мае полководец стал наводить мосты через Рейн, как вдруг Мазарини прислал депешу не переходить реку, так как курфюрст Баварский Максимилиан I обещал французскому министру не соединяться с имперской армией, если французы не перейдут Рейн. Параллельно Анри узнал, что в Париже при его участии замышляют осаду Люксембурга, что он считал несвоевременным со стратегической точки зрения и не соответствующим интересам Франции в германских землях. Скоро ситуация поменялась в обратном направлении, поскольку курфюрст не сдержал слова. И Тюренн повернул назад, перешел Мозель, постоянно сносясь с Врангелем, и после маневров в течение целого месяца 10 августа у Гессена объединился с Врангелем, располагавшим 6-7 000 пехоты, 10 000 конницы и 60 пушками.

Августовская кампания 1646 г. объединенных армий Тюренна и Врангеля больше напоминала серию стратегических маршей, нежели битв. В конце августа – сентябре франко-шведские силы при помощи ловких обманных маневров обошли имперско-баварскую армию, успешно провели осаду Ашаффенбурга, присоединили к себе французский гарнизон Майнца и взяли Нордлинген. Впоследствии Наполеон назвал этот его поход «полным отваги и мудрости». Далее французы и шведы уже двумя колоннами на значительном расстоянии пошли в направлении Дуная, угрожая сначала Аугсбургу, а затем и Мюнхену. Это заставило курфюрста Максимилиана I Баварского, главного союзника императора Фердинанда III, просить мира. Эрцгерцог со своими войсками отступил за реку Лех и ушел к Регенсбургу, оставив баварские войска у себя на родине. После этого французы расположились на зимние квартиры по правой стороне Леха до Дуная, а шведы – до Констанцского озера. По договору в Ульме 14 марта 1647 г. Максимилиан Баварский прекратил союзнические отношения с Фердинандом. Описывая кампанию 1646 г., Наполеон приписывал ее достижения почти одному Тюренну[54]54
  Guthrie W.P. The later Тhirty… Р 234; Голицын Н.С. Великие полководцы…С. 126-127; Napoleon I. Darstellung der Kriege… S. 237.


[Закрыть], тогда как заслуга все же принадлежала обоим союзникам – Тюренну и Врангелю.

В 1647 г. союзные полководцы пошли каждый своей дорогой – Врангель против Австрийского дома, а Тюренн против Испании в Нидерландах. Время показало, что расстались они ненадолго. По мнению Голицына, им следовало бы немедленно пожать плоды предыдущей искусной кампании. Но политика французского двора лишила виконта этих плодов, поскольку он был отозван из германских земель. До конца войны у него уже не будет ни Фрейбурга, ни Аллерхайма: его операциям мешала то дипломатия Мазарини, то зависимость от командования своего соратника Врангеля, располагавшего превосходящими силами.

Отправив Конде в Каталонию, первый министр приказал маршалу идти к Люксембургу, где развивала деятельность испанская армия. Заняв несколько прирейнских городков, он перешел великую реку у Филиппсбурга и двинулся между Страсбургом и Цаберном. Но полки Веймарской конницы во главе с генералом Розеном отказались идти дальше, потребовав жалованье за 6 месяцев, и ушли обратно за Рейн. В конце концов, после долгих уговоров Розена Анри вынужден был арестовать немецкого генерала. Часть веймарцев покорилась ему, а другую часть два месяца пришлось преследовать и даже атаковать. 3 000 дезертиров отправились к шведам. После этого Тюренн двинулся в люксембургские владения, встретив сильное сопротивление испанского генерала Бека с 5 000 солдат. Тем временем от Мазарини поступил приказ взять несколько незначащих крепостей для отвлечения противника, получивший критику в военной литературе из-за того, что двор бесполезно использовал Тюренна. Маршал не взял Люксембург, а шведы тем временем были разбиты и отступили к Везеру. Максимилиан Баварский не преминул воспользовался этим и нарушил Ульмский договор[55]55
  Guthrie W.P. The later Тhirty… Р. 237-238.


[Закрыть]. Казавшийся внешне спокойным, Анри переживал по поводу своих бестолковых рейдов, неудач шведов, но более всего был раздосадован политикой центра.

В 40-е гг. на небосклоне Тридцатилетней войны вспыхнули две яркие звезды. Вместе и порознь Фобос и Деймос проявили себя каждый по-своему, в силу особенностей своей талантливой натуры. Впереди их ждали нелегкие времена – и для них самих, и для Франции.

Последние битвы войны и первые испытания Фронды

Богу живется не легче, чем простому прохожему

Морис Дрюон

Между тем, во французском королевстве уже давно было неспокойно, собственно, как и во всей Европе. Уже в конце Тридцатилетней войны континент был охвачен всеобщим кризисом, распространившим свои щупальца практически на все страны. По большому счету в войнах не бывает ни победителей, ни побежденных. Расходы на войну и человеческие потери несут все воюющие стороны. Инфляция, увеличение налогов, всей своей тяжестью павших на мирное население, неизбежно рождают недовольство существующими политическими и социальными порядками, и этим активно пользуется оппозиция властям во многих государствах Европы. В середине XVII столетия одни из государств (а их было подавляющее большинство) болезненно переживали процесс трансформации, а другие – коренной ломки политического устройства. Болезненно, потому что эти процессы сопровождались политическими потрясениями разного рода: гражданскими смутами, войнами, революциями…

Политика министерства Мазарини не удовлетворяла ни аристократическую оппозицию, желавшую после смерти Ришелье вернуть свое политическое влияние, ни третье сословие в целом, на которое пала тяжесть усилившегося во время долгой войны налогообложения. Уже осенью 1647 г. Францию накрыла тень возможного политического кризиса: 11 ноября опасно заболел оспой Людовик XIV. Если бы он умер, королем стал бы его 7-летний брат Филипп. При смене монарха оппозиция кардиналу могла попытаться отнять регентство у Анны Австрийской и передать его Гастону Орлеанскому, но на это требовалось одобрение Парижского парламента. Дочь герцога Лонгвиля, будущая герцогиня Немурская, записала в своих мемуарах, что в те дни и королева, и Гастон, и Конде «всячески заискивали перед парламентариями, имея в виду, что если король умрет, они понадобятся при оформлении нового регентства». К счастью, к концу второй недели здоровье короля пошло на поправку. Но мог ли тогда овеянный славой молодой полководец и к тому же глава аристократии заискивать перед парламентом? Если это не так, то герцогиня либо на старости лет не отличалась точностью, либо старалась лишний раз унизить Конде[56]56
  Малов В.Н. Парламентская Фронда. Франция 1643-1653. С. 150; Nemours, Marie d'Orleans-Longueville duchesse de. Memoires//Nouvelle collection des memoires sur l’histoire de la France. Paris, 1838. Ser. 2. Vol. 9. P. 614.


[Закрыть].

Зимой 1647/48 гг. значительное ухудшение военно-политической ситуации потребовало вновь увеличить расходы на войну. Во время переговоров о мире в Вестфальских городах Мюнстере и Оснабрюке французский представитель де Лонгвиль, собравшись подписать прелиминарный мир с испанским послом Пеньярадой под свою ответственность, запросил Конде, защитит ли тот его от обвинений в самовольстве. Собиравшийся и дальше воевать принц ответил ему отказом. Камнем преткновения между Францией и Испанией были поддерживаемое Францией анти-испанское восстание в Неаполе и дела Лотарингии. Париж был готов возвратить герцогу Лотарингии его владения, но при срытии укреплений Нанси и других крепостей. Эти условия первого министра поддержал и Конде. Напрасно посредники убеждали Париж отказаться от них – Мазарини и Конде резко их обрывали, упустив реальный шанс заключить почетный мир и избежать внутренней смуты, где им предстояло стать непримиримыми противниками. Скоро и в неаполитанской эпопее произошел перелом в пользу Испании. Встревоженные монархическими замашками посланного им на помощь герцога де Гиза, стоявшие за республику неаполитанцы завязали тайные сношения с испанцами. 6 апреля 1647 г. Гиза хитростью выманили из города, схватили и бросили в испанскую темницу. Всем стало ясно, что сейчас мира не будет[57]57
  Acta Pacis Westphalicae. Serie III C. Band IV. Diarium Lambergi 1645-1649 /Bearb. von F. Bosbach. Münster, 1986. P. 226; Малов В.Н. Парламентская Фронда. С.165-167.


[Закрыть].

Мазарини опять отправил Тюренна в германские земли объединиться с Врангелем и, как отмечено в письме кардинала полководцу, дипломатично сотрудничать со шведом, ибо на дополнительные контингенты средств нет. В кампании 1648 г. он располагал 4 000 пехоты и столько же конницы; артиллерия насчитывала всего 20 орудий. Армия Врангеля насчитывала 12-14 000 (4-5 000 пехотинцев, 8-9 000 кавалеристов) и 20-30 орудий. Общие силы союзников составляли 20-22 000 солдат (30 000 по Гетри) и 40-50 пушек. В январе Анри перешел Рейн и расположился в гессен-дармштадских владениях. Шведы запаздывали, и он был вынужден отойти к Страсбургу. 18 марта французы, наконец, встретились со шведами у Динкельсбюля во Франконии. Однако на совете в Нордлингене 26 марта 1648 г. Врангель предложил идти в Верхний Пфальц, тогда как Тюренн не желал удаляться далеко от Швабии, откуда можно было получать продовольствие, а не из разоренного Пфальца.

Узнав об этом, Мазарини, был раздосадован, о чем и написал виконту[58]58
  Lettres du Cardinal Mazarin pendant son ministere/Par M. Cheruel. T. III. P., 1858. P. 9, 64-65.


[Закрыть]. Тем не менее, вскоре Врангель признал правоту Тюренна, и 17 апреля их армии вновь объединились (по Голицыну – возле Ротенбурга-на-Таубере, по Гетри – возле того же Динкельсбюля, впрочем, городки находятся рядом), и 27-го пошли к Вюртембергу. 20-тысячная имперско-баварская армия фельдмаршала Петера Меландера графа Гольцгапфеля отступила к Дунаю и расположилась в хорошо укрепленном лагере в районе Цусмархаузена (15–20 км от Дуная в направлении Аугсбурга).

Только через три недели французы и шведы получили расплывчатые представления о местонахождении Гольцгапфеля. В результате рекогносцировки местности 3 000 всадников, ими была выявлена беспечность противника на правом берегу Дуная, не выставившего постов охраны и не выславшего разъездов для ведения разведки. И Тюренн с Врангелем решили внезапно атаковать. Но разведка крупными силами себя не оправдала и сорвала замысел внезапного нападения. 17 мая в 2 часа утра союзники подошли к лагерю противника, но тот уже горел, а имперцы и баварцы отступали. Гольцгапфель решил не вступать в бой с более многочисленной армией. Ночью из лагеря в направлении Аугсбурга ушло около 30 эскадронов авангарда конницы. За ними двигались главные силы, затем обозы и арьергард (1500-1600 всадников, 800 мушкетеров и 4 пушки) под командованием генерал-лейтенанта графа Раймондо Монтекукколи. Отступали по лесисто-болотистой местности, где обозы двигались очень медленно и задерживали отступление войск.

В 7 часов утра авангард из 3 000 французских и шведских кавалеристов атаковал арьергард Монтекукколи. Завязался упорный бой. Монтекукколи защищался упорно и искусно, но сильный напор превосходящих сил привел его конницу в расстройство и бегство. На поддержку арьергарду Гольцгапфель выслал 500 мушкетеров, 400 всадников и 2 орудия. Однако они не спасли положение. Конница Тюренна вела фронтальную атаку, а всадники Врангеля осуществили двухсторонний охват арьергарда, окружили его и уничтожили. Оказать действенную помощь Монтекукколи оказалось невозможным из-за обоза, следовавшего позади войск, а леса и болота не позволяли его обойти. Союзники потеряли 2 000 человек, а имперцы – 1300 мушкетеров, 900 кавалеристов, 6 орудий, а также значительный обоз. Гольцгапфель был убит, а Монтекукколи чудом избежал плена и пробился к своей армии.

Тем временем имперско-баварская армия сменившего Гольцгапфеля фельдмаршала Максимилиана фон Гронсфельда заняла позицию за речкой Шмуттер и отразила попытки союзников ее форсировать. Тюренн и Врангель до вечера ожидали подхода своей артиллерии, но и пушечный огонь ситуацию не изменил. Союзники решили возобновить атаки утром 18 мая. Ночью противник под прикрытием артиллерии отошел за Лех и сжег мост. Теперь защита Баварии зависела от укрепленных линий на этой реке. 19 мая французы и шведы двинулись на север и заняли позиции у Оберндорфа на западном берегу Леха и в миле от Рейна. Главные силы Гронсфельда дислоцировались в Обер-Пайхинге. Фактически к 25 мая противники оказались на позициях у Леха, которые занимали Густав Адольф и имперский полководец Тилли в 1632 г. При этом Врангель желал повторить триумф своего покойного короля, а Гронсфельд – избежать ошибок Тилли. Союзная армия насчитывала 9 000 пеших и 14 000 конных солдат, а противник – 7 000 кавалерии и 7 500 пехоты. В свое время Тилли держал оборону близ берега, Гронсфельд, напротив, решил свои главные силы отвести подальше, а на берегу оставить конный патруль и солдат, обеспечивавших земельные работы. Когда союзники приблизились, он с частью сил предпринял контратаку, но не обеспечил ее пушечным огнем, и поэтому его план заставить франко-шведские войска отойти провалился.

26 мая Врангель готовился к переходу: поставил 12 тяжелых орудий для бомбардировки баварской защиты и строил мост через реку. Но использовать пушки ему не пришлось: силы Гронсфельда были далеко, и берег был «чист» для перехода. Врангель послал небольшую часть всадников на разведку на другую сторону, которые в 5 вечера наткнулись на патруль Гронсфельда. Последний сообщил своему командующему, что шведы уже переходят реку, и Гронсфельд, поняв, что защита бессмысленна, оставил Лех свободным и отошел к Ингольштадту. Не зная об отходе противника, Врангель 27 мая начал операцию, предварительно выслав эскадрон обезопасить берег. Те обнаружили отступавших баварцев, а Гронсфельд, приняв их за целую армию, превратил отступление почти в бегство, в ходе которого потерял 8 пушек и несколько кавалеристов.

Оставшийся в городе Райне на Лехе имерско-баварский гарнизон попытался помешать переходящим эту реку силам Врангеля. Вся операция могла быть поставлена под сомнение, но солдаты Тюренна ликвидировали это препятствие, обеспечив блокаду Райна. Вторжение в Баварию началось. «2-я битва на Лехе» имела катастрофические последствия для Баварии, которую заняли франко-шведские войска и подвергли ее разорению и ограблению. То была нехарактерная для Анри жестокость, вызванная поведением шведов, зависимостью от союза с ними и отсутствием средств для обеспечения армии. Она расходилась с дипломатией мира, проводимой Мазарини. 3 июня Гронсфельда лишили командования и арестовали, его карьера была закончена.

Но и союзникам не пришлось насладиться достигнутым. Имперский полководец Эней Сильвио Пикколомини и генералы Гунодштейн и Энкефорт собрали немалую армию (9-10 000 пехоты, 15 000 конницы), перешли через Дунай и двинулись по левой стороне реки Изар. Французы и шведы не получили помощи от своих переговаривавшихся в Вестфалии государств (к тому же еще в мае от Врангеля отделился с 3 000 солдат генерал Кенигсмарк, вторгшийся в Богемию и осадивший Прагу). Это их вынуждало, меняя позиции, находиться то в состоянии обороны, то в бесплодных атаках и частом бездействии между Изаром и Инном до сентября, а затем отступить за Лех. За ними на этот рубеж вышла имперско-баварская армия. Только 3 ноября Врангель и Тюренн получили известие о заключении Вестфальского мира. Тюренн ушел в Швабию, Врангель в Нюрнберг, а Кенигсмарк снял осаду Праги[59]59
  Guthrie W.P. The later Тhirty… Р. 243-246, 251-252; Разин Е.А.История военного искусства XVI-XVII вв. СПб., 1999. С. 432-434.


[Закрыть]. Так закончилась последняя кампания Тридцатилетней войны.

В этой кампании из-за вынужденного грабежа населения силы виконта были более подвижны, менее зависимы от складов продовольствия, но сильно зависимы от общего командования Врангеля. К тому же из-за враждебного окружения французам и шведам пришлось отсиживаться в укрепленном лагере, выжидая изменения обстановки в благоприятную сторону. Это стало одним из средств маневра, заключавшегося в том, что, разорив территорию полностью, армия переходила в новое место, где снова устраивала укрепленный лагерь. «В этом походе Тюренн, – писал, тем не менее, Наполеон, – прошел через Германию во всех направлениях с такой быстротой и отвагой, которые были противоположны обычному ведению войны в то время. Это было следствием его искусства и хороших основ военной школы»[60]60
  Napoleon I. Darstellung der Kriege… S. 238.


[Закрыть]. Но важно отметить, что в 1644-1648 гг. определилась стратегия маршала, основанная на мобильной армии, способной делать быстрые маневры и заставить противника сесть за стол переговоров, навязав ему свои условия, что и случилось с курфюрстом Баварским и императором Фердинандом III.

И все же Анри де Тюренн был недоволен кампанией 1648 г. из-за вынужденного жестокого способа ее ведения и зависимости от шведов. Возможно, и это обстоятельство способствовало его проявившейся во время парламентской Фронды неприязни к Мазарини и правительству, явно больше благоволившему к его коллеге – принцу Конде.

Военные события в Германии происходили в обстановке, когда Парижский парламент и другие верховные суды блокировали финансовую политику правительства. Кризис кредитной системы сказался даже на особо опекаемой Парижем армии в Нидерландах, командование которой в 1648 г. принял Луи де Конде. Принц прислал 10 курьеров, требуя оплатить очередное жалованье его солдатам хотя бы в половинном размере, и возмущаясь, что до сих пор не удается найти даже трети нужной суммы![61]61
  Lettres du cardinal Masarin pendant son ministere/Par M. A. Cheruel et G. Avenel. T. III. P., 1877.P. 145-146.


[Закрыть]

А 13 мая 1648 г. члены Парижского парламента приняли «акт единства», в котором призывали все суверенные суды Парижа – Счетную палату, Палату косвенных сборов и Большой Совет – направить делегации для проведения совместных заседаний во Дворце правосудия. Для спасения королевства предполагалось провести общую государственную реформу. Так началась Фронда – гражданская смута, продолжавшаяся целых пять лет. Французский историк XIX века Жюль Мишле описал ее как «войну бурлеска», войну, «комичную по происхождению, событиям, принципам», но он бы мог еще добавить, что она была исключительно трагичной из-за пролития крови, которая сопровождала ее. Впрочем, и некоторые современные работы перекликаются с этим мнением[62]62
  Longueville T. Marshall Turenne. Р. 127; Wilson W. A tragic farce: the Fronde (1648-1653). Exeter, 1998. P. 1.


[Закрыть]. Первый ее этап (I648-I649) назывался «парламентской Фрондой», когда Парижский парламент благодаря своим лозунгам (борьба с хозяйничаньем финансистов, упразднение интендантов и наведение порядка в управлении страной), имел популярность у измученных войной и налогами подданных короля.

Кардинала Мазарини поддерживали члены Узкого совета, интенданты и финансисты. Тогда многие желали прекращения войны и полагали, что Мазарини ее специально затягивает. Успехи французского оружия приписывались исключительно доблести командующих – Конде и Тюренна, а поражения объясняли бездарным общим руководством. Первому министру надо было привлечь в свой лагерь и военные силы.

В глубине души обиженный на Мазарини за отказ аннулировать его брак, Луи Конде на людях обвинял его в том, что через год после удачной осады Дюнкерка он, чтобы очернить его славу, отправил его в Каталонию и коварно втянул в осаду Лериды, заставив армию нуждаться во всем необходимом. Ссориться с принцем крови в преддверии битвы с парламентом первый министр не хотел, да и регентша симпатизировала принцу. Поэтому 30 июня 1648 г. он по просьбе королевы отправил срочный запрос в армию Конде: как, по его мнению, следует вести себя правительству? 2 июля полководец ответил, что королева должна «пока есть возможность, вести себя мягко и пытаться всеми средствами вернуть на истинный путь тех, кто с него сошли», а к крайним методам прибегнуть как можно позже, но при этом не поступаться своей властью[63]63
  Henri d'Orléans, Duc d'Aumale.Histoire… T. V. P., 1889. P. 602.


[Закрыть]. Здесь Луи проявил себя как тонкий политик, что случалось с ним не всегда. Да и кардинал подавал надежды честолюбцу, обещая ему жезл маршала Франции в случае удачного окончания кампании 1648 г.

На поддержку Конде рассчитывали и парламентские лидеры. Но принц, как аристократ самых высоких кровей, свысока смотрел на «новых дворян» – чиновников-выскочек. Он еще не допускал мысли о союзе с ними и рассчитывал перехитрить как парламент, так и первого министра, заняв затем ведущую роль при короле. В то же время Анна Австрийская симулировала недовольство кардиналом и жаловалась в присутствии принца на его чрезмерное миролюбие. Надо было внушить принцу, что защита трона не означает защиты первого министра, ведь политическим кредо Конде было изречение: «Я зовусь Луи де Бурбон и устои трона подрывать не могу»[64]64
  Correspondance inedite du Grand Conde. P. 275.


[Закрыть].

Между тем, Мазарини очень рассчитывал на благоприятный исход для Франции Тридцатилетней войны. 20 августа 1648 г. близ города Ланса во Фландрии произошло последнее ее сражение. Восстановившаяся испанская армия под командованием брата императора Священной Римской империи эрцгерцога Леопольда Вильгельма наступала во Фландрию, чтобы отбить крепость Ланс. Ввиду внутренних беспорядков и военных неудач в Каталонии Франция казалась уязвимой. Конде с 14 000 солдат устремился на выручку городу. Испанцы заняли позицию на возвышенности, в надежде на то, что он будет атаковать так же, как при Аллерхайме. Но чтобы выманить противника за его укрепленные линии, принц сделал вид, что отступает. Леопольд Вильгельм попался на эту хитрость и двинулся за французами, а те совершили неожиданный маневр и обрушились на противника, который оказался вне укреплений. Поначалу еще сохранившиеся ветеранские испанские «терции» подавили французскую гвардию, захватив ее знамена, что явилось местью за Рокруа. Тем не менее, кавалерия Конде подтвердила свое превосходство и заставила отступить испанскую конницу, оставившую основную массу своей пехоты изолированной на поле сражения, что привело к ее сдаче. Так принц нанес сокрушительное поражение испанцам, энергично и умело распорядившись на поле боя собственными войсками. Потери Леопольда Вильгельма оказались огромными: 4 000 убитыми и 6 000 пленными. В ходе бегства он потерял всю артиллерию и весь обоз. К тому же в сражении при Лансе были уничтожены остатки испанской пехоты, находившиеся на территории Испанских Нидерландов. Луи Конде гордился собой и не сомневался в усилении своего влияния на короля[65]65
  Ibid. P. 298-300.


[Закрыть].