Текст книги "Первый шаг к мечте"

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась Нина. Почему-то с этим человеком она легко перешла на «ты», отбросив в сторону любую неловкость. Никита Чарушин, как и его жена, очень располагали к себе.

– Лучший способ что-то узнать – это спросить. Я же говорил, что я сыщик. Моя профессия – задавать вопросы. Поэтому, перед тем как отправиться на сегодняшнюю прогулку, я поговорил с дворником. Понятно, что место происшествия они изгваздали всё. Снимали лыжи, суетились вокруг тела. Но думаю, что нечто интересное мы сможем увидеть немного поодаль. Конечно, при условии, что это интересное вообще имело место быть.

– А как они догадались взять с собой брезент? – спросила Нина. – Липатов мог просто задержаться на прогулке? Они были так уверены, что с ним что-то случилось?

– Брезент предложила взять Валентина. Дело в том, что Липатов всегда ходил одним и тем же маршрутом. К тому моменту, когда Люба забила тревогу, его не было дома уже около четырех часов. Мысль о том, что не все в порядке, была очевидной. Правда, женщины думали, что старику просто стало плохо.

Немного передохнув, они пошли дальше. Нина уже освоилась настолько, что не только перестала напряженно следить за ногами, но и вертела головой по сторонам, обращая внимание на красногрудых снегирей, развешанные на деревьях симпатичные кормушки с зернами внутри, на обледеневшие, словно стеклянные, ветки, голубую бесконечность неба и сложносочиненную вязь крон, раскиданную по нему. Все это отчего-то заполняло ее душу восторгом, давним, почти позабытым. Здесь, в зимнем лесу, на неожиданной для себя лыжне Нине внезапно стало казаться, что для нее еще возможно счастье. Обычное человеческое счастье, которого она так долго была лишена. То ли погода, то ли магия сказочного леса, то ли незнакомая, но приятная компания Никиты и Полины делали это счастье не просто возможным, а совсем близким, способным нагрянуть с минуты на минуту. Надо же, как странно.

Они шли и шли, катили и катили, и сказочный лес вокруг все не кончался, и Нина дышала полной грудью, которую распирало от предвкушения счастья. И вдруг уткнулась в спину остановившейся Полины. Идущий первым Никита тоже остановился, скинул лыжи и за чем-то полез.

– Что там? – спросила Нина отчего-то шепотом.

– Чего шепчете? Тут, кроме нас, никого нет. – Никита выглядел сосредоточенным и напомнил Нине тигра перед прыжком. Впрочем, она никогда не видела тигра, если только в зоопарке. – Тут еще одна лыжня. Слабенькая, еле заметная. По ней шли совсем недавно, но только один раз.

– Почему?

– Потому что, если бы давно, ее занесло бы снегом, а если бы ходили регулярно, то она была бы плотной и разъезженной. Смотрите. – Он немного прошел вперед, ноги без лыж проваливались в снег. – Вот тут лыжни сошлись. Кто-то выехал из леса на лыжах и подъехал почти вплотную к трассе, по которой каждый день ходил Липатов. Думаю, что здесь он остановился.

Он аккуратно обследовал кусты и сугробы вокруг, но ничего не нашел.

– Постойте, я проеду по этой лыжне, – повелительно сказал он. – Дальше не ходите, я думаю, что до места, где погиб Липатов, осталось немного. Ждите меня здесь.

– А что нам делать, если кто-то появится? – глупо спросила Нина. Отчего-то в данный момент ее тянуло на глупости.

– Пойте песни. Полька, я скоро.

Он пристегнул лыжи, оттолкнулся палками и помчал по едва заметной лыжне, тут же скрывшись из глаз. Полина отстегнула свои лыжи, плюхнулась в сугроб под елкой и, стащив со спины маленький рюкзачок, вытащила оттуда термос.

– Хочешь? – Из-под крышки поднимался заманчивый пар, вкусно запахло кофе, не растворимым, а самым настоящим, и рот Нины моментально наполнился слюной, так ей захотелось кофе.

– Хочу.

Полина аккуратно налила ароматную жидкость в крышечку, протянула ее Нине, а сама хлебнула прямо через край и блаженно закрыла глаза.

– Люблю кофе. Особенно горячий и в мороз. А ты?

– И я. То есть в мороз я его, пожалуй, пью впервые. Но вообще люблю, да. А вы с Никитой недавно женаты?

– С прошлой осени. Мы в Коктебеле познакомились. Там такой детектив был, закачаешься. Мне так понравилось. Настоящее приключение. С тех пор мне очень хотелось снова очутиться в детективе, и вот благодаря Тате, кажется, получилось.

– А с Татой вы давно дружите? Как она вам? – Нина и сама не знала, зачем спрашивает.

– Если честно, на самом деле мы не подруги. Я Татина домработница. – Полина чуть вскинула подбородок, словно ожидая, что ее работа вызовет у заносчивой юристки презрение, но Нина никогда не была снобом. Более того, снобизм она ненавидела всеми фибрами души еще с юности, поэтому даже бровью не повела. Домработница так домработница. Какая разница. – Ей понадобилась помощь, и она обратилась через меня к Никите. Он ведь сомневался, а теперь видит, что Тата была права в своих подозрениях.

– Не знаю, – с сомнением протянула Нина. – Как-то надуманно все это. Зачем убивать старика, который вот-вот бы и сам отошел в мир иной.

– Никита разберется, – уверенно сказала Полина. – Он всегда во всем разбирается. А ты замужем?

– Нет. Была, но сейчас в разводе, – сказала Нина. Открывать душу перед незнакомыми людьми она не любила. К ее облегчению, разговор прервался, потому что вернулся Никита.

– Лыжня ведет к дороге, – сообщил он. – До въезда в усадьбу метров триста-четыреста. Думаю, что камера туда не достает, дорога немного отклоняется в сторону, получается мертвая зона. Вполне можно было оставить там машину, надеть лыжи и прикатить сюда, чтобы здесь поджидать старика Липатова.

– Но никаких следов ссоры здесь же нет, – сказала Нина.

– Зато там есть следы. Странные следы, которых быть не могло. Пойдемте дальше.

Нина хотела спросить, что он имеет в виду, но не успела. Полина резво вскочила, убрала термос, пристегнула лыжи. Небольшая вереница снова потянулась по крепкой лыжне. В молчании они проехали минут пять, может быть, семь, и тут Никита снова сделал знак остановиться. Нина вытянула голову, пытаясь рассмотреть, что именно он увидел.

– А вот это уже интересно, – услышала она. – Очень интересно. Именно так я и думал.

– Что? – не выдержала Нина. – Что там такое?

Отстегнув свои лыжи, она отошла чуть в сторону и увидела небольшую ледяную глыбу с острыми краями. Сама глыба и снег вокруг нее были забрызганы кровью. Видимо, это было то самое место, где оступился и упал Георгий Липатов. Как она и думала, вокруг много следов, и лыжных, и от ботинок. Рядом с лыжней тянулась широкая полоса, как будто по снегу тащили что-то большое и тяжелое. Тело миллионера на принесенном брезенте.

– Ты видишь что-нибудь необычное? По-моему, подозрительной выглядит только вторая лыжня. Да и то, мало ли кто мог приехать в лес покататься и случайно забрел на частную территорию.

– Девчонки! – Никита рассмеялся вдруг легко, задорно, как человек, который только что получил подтверждение какой-то своей правоты. – Вы смотрите внимательно. Какие следы вы видите?

– Обычные. – Нина начала сердиться оттого, что ему было понятно что-то недоступное ей. – Лыжня, следы ног, след от ткани, кровь…

– И больше ты ничего не видишь? – Голос Никиты звучал вкрадчиво. – Ну же, Нина, присмотрись внимательно.

– Я вижу, – сказала вдруг Полина. – Собачьи следы. Следы лап довольно крупной собаки. Ну и что?

– Все-таки, Пони, ты у меня – огромный молодец. – Никита снова засмеялся. – В том-то и дело, что на территории Знаменского не могло быть никакой собаки. Липатов их боялся и запрещал держать даже для охраны. Нам про это Тата рассказывала по дороге.

– А мне водитель, который меня вез. – Нина вдруг охрипла. Собачьи следы она теперь тоже видела совершенно отчетливо. – Получается, что кто-то приехал на тайную встречу с Георгием Липатовым и привез с собой собаку.

– Да. Кто-то прикатил на лыжах от дороги и привел с собой собаку. Липатов упал, потому что испугался настигнувшей его псины. Возможно, она даже прыгнула и напугала его.

– Но как можно было рассчитать все так точно, что он упадет на острый лед и разобьет себе голову? – Нина все еще не понимала.

– Он просто упал. И его, лежачего, ударили чем-то тяжелым в висок. А уже потом переложили так, как будто он ударился об лед, – мрачно сказал Липатов. – Теперь я практически убежден, что именно так все и было. Тата, нанимая меня, была совершенно права. Георгия Липатова убили.

* * *

Согласно распоряжениям, оставленным старым миллионером, оглашение его завещания должно состояться назавтра после похорон. Мероприятие было назначено на полдень, но, проснувшись в семь утра, Нина больше так и не смогла заснуть, хотя торопиться ей было совершенно некуда.

Ворочаясь в постели, она вспоминала вчерашнюю лыжную прогулку и то, чем она закончилась. В выводы, сделанные Никитой, она поверила сразу и бесповоротно. Он не был похож на шутника или пустого болтуна. Итак, Георгия Липатова убили. Кто? Зачем? Ради наследства? Тогда убийца обязательно должен выдать себя сегодня, при оглашении завещания, ведь, что бы в нем ни оказалось, дети и внуки Липатова должны разочароваться из-за того, что огромный куш уплыл из их рук. Нина знала это лучше, чем кто бы то ни было. Получается, что во время беседы нужно будет внимательно следить за наследниками. Кто-то из них поведет себя как минимум странно.

Нина попыталась представить себя на месте тех, кто сегодня надеется получить миллионное состояние. О чем думают эти люди? Какие эмоции испытывают? Спят ли в эту раннюю пору, видя сладкие сны о денежном дожде, который вот-вот прольется над ними, или, как она, ворочаются с боку на бок.

Не в силах больше выносить вынужденное бездействие, она вскочила, подошла к окну и отодвинула штору. На улице было еще совсем темно. Лишь свет от фонаря, стоящего неподалеку от ее окна, стыдливо заглядывал в окно. Можно? Пустишь ли? Дубовый паркет приятно холодил босые ноги. Уж что-что, а комфорт в этом доме был продуман до мелочей. К примеру, именно здесь, у окна, располагался дублирующий выключатель, чтобы можно было зажечь свет и без помехи полюбоваться на застывшую зимнюю улицу. Сейчас двор перед домом был пустынен, даже дворник не чистил дорожки. В отсутствие снегопада они и так выглядели идеально.

Нина щелкнула выключателем, снова задернула штору, чтобы не быть видимой с улицы, хотя там никого и не было, и вернулась в постель. Уснуть, конечно, не удастся, но поваляться и посидеть в Интернете, почему бы и нет. Мимоходом она подумала, что вчера за целый день Сергей ей ни разу не позвонил. Это было странно и ново для нее. С горечью Нина подумала, что была права: их отношениям, видимо, приходит конец.

«Он и в командировку послал именно тебя, чтобы на время от тебя отделаться и за эти десять дней принять окончательное решение», – уныло сказала она сама себе.

Как она будет жить без Павлова, к которому привыкла? Смогут ли они работать вместе дальше или ей придется уволиться? Гораздо больше, чем любовника, ей было жаль потерять друга. Любовником Сергей, конечно, был прекрасным, но это дело наживное, а хорошего друга найти ой как непросто.

Нина шагнула к кровати и вдруг замерла. На прикроватной тумбочке лежала книга. Обычная книга в бумажном переплете. Немножко потертая от старости черная обложка, красная цифра «три» на ней. Она подошла ближе и взяла книгу в руки. Так и есть. Собрание сочинений Этель Лилиан Войнич. Издательство «Правда», «Огонек», 1975 год. Том третий. Роман «Сними обувь твою». Когда-то в далеком детстве Нина обожала этот роман, и у нее дома было точно такое же собрание сочинений, третий том которого она зачитала практически до дыр. «Овод», «Оливия Лэтам», «Прерванная дружба» и «Джек Реймонд» оставили ее совершенно равнодушной, а «Сними обувь твою» она читала запоем, так ей нравилась эта книга и ее философия.

Нина даже представляла себя иногда Беатрисой, не понятой никем, включая собственную родню, Беатрисой, вынужденной жить без любви, но стойко держащейся под напором жизненных обстоятельств. Интересно, почему, вспоминая эту книгу, она ни разу не перечитывала ее с тех пор, как выросла?

Переплет был прохладным, знакомым, удобным, как разношенные туфли. Нина машинально погладила корешок указательным пальцем, здороваясь с ним, будто с давним знакомым, и вдруг застыла. Она точно знала, что, когда позавчера обживала эту выделенную ей комнату, книги тут не было. Впрочем, это было не страшно. Книгу могла оставить прибиравшая в комнате Люба или кто-то из жильцов, нечаянно заглянувших в комнату, когда здесь никого не было. Страшно было совсем другое. Когда вечером Нина ложилась спать, книги на тумбочке не было тоже. Стояла стеклянная бутылка с водой, обязательно газированной, другой она не пила, лежали очки, в которых она смотрела телевизор, сотовый телефон, подключенный к розетке, планшет. Стояла вазочка, в которую Нина складывала часы и кольца. Книги не было, в этом она была уверена. Кто, а главное, зачем принес ее к ней в комнату, да еще и ночью?

Она добежала до двери и подергала ее. Заперто. Двери в комнатах были устроены так же, как в гостиничных номерах. Снаружи они запирались на ключ, а изнутри защелкивались так, что попасть снаружи было невозможно. Или все-таки возможно? Кто-то с ключом пробрался в комнату, пока она спала? Зачем? Оставить у ее постели старую книгу?

Нина развернула томик, который держала в руках, и потрясла его над кроватью. Вдруг там лежало секретное послание, которое кто-то таким образом решил ей оставить? Из книги ничего не выпало. Нина судорожно пролистала страницы. Слипшиеся в одном месте, с оставленными следами пальцев, они вызвали у нее внезапную улыбку. Когда-то она тоже любила читать, параллельно что-то жуя – шоколадку, яблоко, спелую грушу, и ее мокрые липкие пальчики оставляли такие же следы на книжных страницах. Родители ругались, а она продолжала украдкой так делать.

Она аккуратно разделила склеенные листки, и теперь из книги выпал аккуратно сложенный вдвое листок бумаги. Нина, как зачарованная, следила за его неспешным полетом. Листок спланировал на постель, и тут она опомнилась, схватила его и развернула.

«А роза упала на лапу Азора», – было написано там аккуратным мелким, очень четким почерком. Тем самым почерком, которым были заполнены строки договора между агентством «Павлов и партнеры» и Георгием Егоровичем Липатовым. Нина протерла глаза, думая, что наваждение исчезнет. Но листок по-прежнему был у нее в правой руке, а книга – в левой. «А роза упала на лапу Азора», – снова прочитала она.

Может быть, восьмидесятипятилетний миллионер все-таки перед смертью начал впадать в маразм? Зачем он записал принадлежащий Афанасию Фету самый известный палиндром, который слева направо и справа налево читался одинаково? Зачем вложил его в роман «Сними обувь твою»? Нина на всякий случай попробовала прочитать название наоборот. «Юотв ьвубо иминс», – получилось у нее. Ну, полная же бессмыслица.

Она раскрыла книгу на том развороте, в котором лежала записка, и принялась читать. Ничего особенного – размышления Беатрисы о том, как печально сложилась жизнь ее любимого брата Уолтера. «Право же, в жестокости судьбы есть некоторая утонченность», – думала Беатриса, и в этом Нина, пожалуй, была с ней согласна. Ну и что?

От этих дум у нее заболела голова. Нина влезла в постель, аккуратно пристроила несчастную свою голову на подушку и открыла книгу с самого начала. Уж если ей выпала такая возможность и пара часов свободного времени, грех ими не воспользоваться и не перечитать любимое когда-то произведение.

Когда она ровно в полдень зашла в кабинет, чтобы присутствовать при встрече наследников и оглашении завещания, роман был уже проглочен, освежен в памяти, а слезы, традиционно набегающие на глаза в его конце, вытерты, лицо умыто и тщательно подкрашено.

Родственники Липатова уже расселись вдоль стен на мягких диванах и за большой переговорный стол. Во главе стола стояли два стула. Один занимал Рафик Аббасов, на второй он жестом пригласил Нину. Она подошла, достала документы из кожаной папки, разложила их на столе, села – строгий черный костюм и белая блузка подчеркивали официальность ситуации. Кто-то, кажется Артем Воронин, длинно присвистнул. Нина улыбнулась краешком губ.

Она умела соблюдать дистанцию и держать людей на расстоянии, а одежда помогала в этом, как ничто другое. В первый день она появилась в мягких шерстяных брюках и свободном сером свитере – ничего строгого, но сближению не способствует. На похороны и поминки вчера выбрала строгое черное платье, приличествующее случаю. А сегодня выбрала наряд, подчеркивающий, что она здесь при исполнении служебных обязанностей, строгий юрист, чтущий законные права своего нанимателя, пусть даже и мертвого.

Внезапно она вспомнила, как вчера барахталась в снегу в лыжном костюме, и чуть не засмеялась. Эта авантюра напрочь выкидывала ее из тщательно проработанного образа, хорошо, что, кроме Никиты и Полины, ее никто не видел, а они не родственники Липатова, им на ее образ плевать. Никита, впрочем, тоже был здесь, сидел за столом по левую руку от Таты. По правую ее руку сидел Артем, и Нина отчего-то удивилась, что не мать.

Нина повертела головой, чтобы найти Ольгу Павловну, та расположилась в уголке дивана и выглядела взволнованной. На ее мертвенно-бледном лице горели температурным румянцем пятна на щеках. Лихорадочно блестели глаза, вздымалась грудь под черным кружевом блузки. Интересно, почему она так волнуется?

Нина оглядела присутствующих, словно хотела убедиться, что можно начинать, на самом деле же определяя степень волнения присутствующих. Тата тревожно следила за матерью, словно боясь за ее самочувствие. Гоша притулился на подоконнике, полуприкрытый шторой, в ушах у него торчали наушники, но глаза были настороженные, внимательные. Вера Георгиевна занимала центральное кресло. В другом вальяжно уселся ее старший сын Виктор. Марина, его жена, отчего-то отсела подальше от мужа – на диван, рядом с Ольгой Павловной. Высокая грудь выпадала из совершенно неуместного декольте, но Нина не могла не признать, что Марина Липатова очень хороша собой.

Рядом с самой Ниной оказался Николай Липатов. Выглядел он еще более изможденным, чем накануне, как будто ночь не спал. Руки его заметно тряслись. Справа от Рафика восседала Надежда Георгиевна, телеса которой занимали сразу два подставленных стула. По традиции она что-то жевала. За ней сидели «шерочка с машерочкой» – Валентина и Люба. Первая – бледная, вторая, наоборот, раскрасневшаяся от непонятного внутреннего жара, съедавшего ее.

– Гоша, займи, пожалуйста, место за столом, – коротко, но строго бросил Аббасов, и парень хоть и нехотя, но слез с подоконника и уселся рядом с Любой. Теперь все места за столом были заняты. С торца, напротив Рафика и Нины, расположился нотариус, который и должен был огласить завещание.

– Итак, дамы и господа, – торжественно начал Рафик. – Мы собрались здесь, согласно желанию покойного Георгия Егоровича, чтобы узнать его предсмертную волю. Начну я, как его официальный поверенный в делах.

– Да брось ты, Раф, – лениво сказал Николай и облизал сухие тонкие губы. – Все, деда больше нет, и твое главенство закончилось. Давай заслушаем, что там дед кому из нас отписал, и разойдемся.

– Подожди, Коля. – Аббасов говорил ровно, но такая мощная уверенность звучала его в голосе, что Николай стушевался, начал поправлять узел галстука, как будто тот душил его, провел рукой по полированной поверхности стола, оставляя мутные следы. Руки у него, получается, были влажными, если не сказать, мокрыми.

– Итак, – Рафик надел очки и обвел всех присутствующих строгим взглядом, – для начала я должен сообщить вам, что состояние Георгия Егоровича Липатова на момент его смерти оценивалось в сто пятьдесят миллионов долларов США.

По кабинету пронесся еле слышный шелест – вздох как минимум девяти человек. Впрочем, прислуга вздохнула тоже.

– Однако должен вам сообщить, что в наследственную массу попали далеко не все эти деньги, а точнее – лишь малая их толика.

– Что ты хочешь этим сказать? – требовательно спросила Вера Георгиевна.

– Именно то, что говорю. – Сбить Аббасова с толку было непросто. – За два года до своей смерти Георгий Егорович основал трастовый фонд, в который перевел сто двадцать миллионов долларов. Для тех, кто не знает, трастовый фонд представляет из себя доверительную собственность, при которой имущество, являющееся собственностью учредителя фонда, коим и выступал Георгий Егорович, передается в распоряжение доверительного собственника. Сторонами при подписании трастового договора являются учредитель фонда, управляющий и несколько выгодоприобретателей. Согласно пожеланиям Георгия Егоровича, в качестве управляющего был выбран я. Теперь именно на мне лежат обязанности по управлению этими капиталами, а также общая ответственность за любой ущерб или убытки, которые могут понести собственники в период моего управления.

– Ради всего святого, что это значит? – Вера Георгиевна картинно прижала к вискам длинные холеные пальцы, унизанные перстнями.

– Да все понятно, мама. – Виктор Липатов говорил отрывисто и зло. – Особенность трастовых фондов в том, что средства из него могут быть выплачены только для реализации определенной цели. На имущество, находящееся в трасте, не могут распространяться претензии ни кредиторов, ни третьих лиц, видимо, в качестве которых мы тут и выступаем. Раф, ты же хочешь сказать, что средства, выведенные в фонд, не входят в наследственную массу?

– Да, и ты, Витя, это прекрасно понимаешь. Для остальных поясню, что особенность траста как иной формы держания собственности состоит именно в том, что имущество траста не принадлежит учредителю, который теряет право на него с момента передачи имущества управляющему, а значит, не может быть распределено между наследниками до истечения срока действия трастового договора.

– И когда же истекает этот срок? – Нина сказала бы, что Виктор Липатов держится достойно. Его гнев выдавала только быстро-быстро бьющаяся жилка на виске.

– Через пятьдесят лет с момента смерти учредителя. Через пятьдесят лет средства, находящиеся в трастовом фонде, будут распределены, согласно условиям договора, в равных долях между всеми живущими на тот момент наследниками Георгия Липатова, включая его детей, внуков, правнуков и праправнуков, если такие появятся.

– Это нечестно. – Голос Гоши, тонкий, отчаянный, как вскрик обиженного ребенка, повис в гулкой тишине кабинета.

– И это ты говоришь, Гошка? – Голос Виктора был полон иронии. – Пожалуй, из всех присутствующих только у тебя и есть шанс получить часть этих денег через пятьдесят лет. У тебя и у моей Нателлы. Лично я прожить столько не планирую. Даже у деда не получилось, а я пожиже его буду. Но вот что мне интересно, дорогой мой Рафик, а как ты собираешься управлять трастом в течение пятидесяти лет? Намереваешься в здравом разуме дотянуть до ста?

– Шутку оценил, – сухо сообщил Рафик. – С момента смерти Георгия Егоровича у фонда, который он создал, появляется второй доверительный собственник или попечитель, это уж как вам будет угодно. На основании договора им становится юридическая фирма «Павлов и партнеры». Согласно решению директора компании, в данный момент представлять ее в данном деле будет Нина Григорьевна Альметьева. Именно для этого она и приехала в Знаменское.

– Я? – Нина даже растерялась. – Почему я? Представитель нашей фирмы – так говорится в договоре.

– Совершенно верно. И распоряжением вашего директора, господина Павлова, в качестве этого представителя они с Липатовым определили вас. Сегодня вы вступаете в должность. С этого момента в случае смерти или недееспособности одного из нас второй будет должен выбрать иного попечителя. Вы, Нина Григорьевна, сделаете это, если что-то случится со мной. Я – если что-то случится с вами.

– Бред, бред, – прошептала Нина. – Я не умею управлять такими деньгами.

– Найдете того, кто умеет, – любезно сообщил Рафик. – Так как пока я отлично себя чувствую и умирать не собираюсь, то успею обучить вас этой нехитрой науке. Пока же на правах второго попечителя я прошу вас огласить оставшуюся информацию по трастовому договору.

– Да, сейчас. – Нина провела ладонью по лбу, прогоняя головокружение. В конце концов, она была первоклассным юристом и не собиралась сдаваться так быстро. – Итак, управляющие обязаны совершать с имуществом те операции, которые будут приносить максимальную прибыль выгодоприобретателям. В качестве последних Георгий Липатов указал своих дочерей, Веру Георгиевну и Надежду Георгиевну, а также невестку Ольгу Павловну, которые пожизненно будут получать из прибыли фонда суммы своего ежемесячного содержания, которое получали и при жизни Георгия Егоровича. Также доход от прибыли фонда в размере десяти тысяч долларов ежемесячно положены Любови Суворовой, на момент смерти Липатова его домработнице.

– Ах! – вскрикнула Люба и тут же упала в обморок. Бледная, с трясущимися губами Валентина бросилась ее поднимать. Никита быстро поднялся и налил стакан воды.

– Небольшая пожизненная рента с доходов фонда также назначается Валентине Сергеевне Юмашевой, помощнику и секретарю Георгия Егоровича, а также его водителю Игорю. Управляющие фонда, то есть Рафик Валидович и, получается, я, будут получать денежное вознаграждение за свою работу в размере одного процента от получаемой фондом прибыли. Сто пятьдесят тысяч долларов ежемесячно мы обязаны выплачивать наследнику Липатова, который получит по завещанию данную усадьбу, чтобы тот мог ее содержать. И это все указания по бенефициарам, которые указаны в договоре. Остальная прибыль фонда, оставшаяся после указанных выплат, будет накапливаться на счете и увеличивать основной капитал.

– А кто наследник усадьбы? – с надеждой в голосе спросил Гоша.

– Не знаю, – Нина пожала плечами. – Это мы выясним, когда нотариус огласит завещание.

– Ловко ты устроился, дорогой мой названый братец Рафик. – Вера Георгиевна шипела, как змея. – Думаешь, получится увести у семьи сто двадцать миллионов зеленью, да еще получать за это зарплату? А нас оставить на жалком пособии? Да отец из ума выжил, когда придумал такое.

– Вера, Георгий Егорович оставался в здравом уме до последних своих дней, – спокойно ответил Рафик. – Он просто защитил свои деньги от того, что вы их промотаете. Доходы от его состояния будут приносить выгоду вашей семье и вашим детям много лет после того, как его уже не будет. И уверяю тебя, это совершенно законно. Я, как управляющий фондом, получил особые инструкции по распределению трастового дохода и капитала между выгодоприобретателями при наступлении некоторых заведомо предусмотренных учредителем условий, к которым относилась и его смерть. Такие условия были включены в его письмо-пожелание, что зафиксировала фирма «Павлов и партнеры». Георгий Егорович, как учредитель, предусмотрел условия замены попечителя, оговорил вопрос о передаче этого права другому лицу, то есть Нине Григорьевне. Да, вы не получите всех денег сразу. Вам достанется лишь пассивный доход плюс то, что описано в завещании. Но ни ты, ни твои дети, ни твои внуки и их дети не смогут потратить активы траста для погашения долгов или, скажем, закладывать их для получения кредитов. Деньги надежно защищены и останутся в семье. А я сделаю все, чтобы их приумножить.

– Неужели ты так нас любишь? – язвительно спросил Николай. Казалось, что происходящее не заботит его нисколько, словно он только что и не лишился возможности получить значительную часть потенциального наследства.

– Вовсе нет. Но я любил и уважал вашего отца и деда, – спокойно ответил Аббасов. – Он дал мне все, что у меня есть, и в благодарность я сделаю все то, о чем он меня попросил.

После небольшой суматохи, вызванной сообщением Аббасова, слово все-таки передали нотариусу. Оглашение завещания, как предугадывала Нина, должно было стать причиной очередного витка скандала. И она не ошиблась.

В имущество, наследуемое после смерти Георгия Липатова, входила усадьба Знаменское со всем, что находилось на ее территории, три автомобиля, довольно дорогих, а также коллекция марок. Это было все, что оставлял Георгий Егорович своим наследникам. По условиям завещания усадьба отходила Тате. Соответственно, она становилась и бенефициаром трастового фонда, из которого должна была ежегодно получать значительную сумму на содержание усадьбы. Обременением усадьба не облагалась, и Тата была вольна продать ее в любой момент, правда, теряя после этого право на деньги, полагающиеся для ведения хозяйства.

– Продаст она, как же, – язвительно сказала в пространство Вера Георгиевна. – Будет держать все в своих маленьких цепких лапках. Дедушкина любимица. Так и знай, что я больше ногой не ступлю на территорию Знаменского.

– Да как хотите, тетя Вера, – спокойно сказала Тата. Она выглядела уставшей и измученной. То ли дедово наследство ее не радовало, то ли она переживала из-за склоки, разгоравшейся у нее на глазах. – Усадьбу я, конечно, продавать не буду. И не из-за денег, а из-за того, что дед любил это место и меня приучил любить. Естественно, дом всегда будет открыт для всех, кто захочет приехать. Ваши комнаты останутся за вами. Но заставить вас силой приезжать сюда, фактически на могилу деда, я не могу.

Три автомобиля – новенький внедорожник «Лексус», удобный «Мерседес» представительского класса и еще один «Мерседес», но раритетный, шестидесятого года выпуска, – дед оставил внуку Гоше. Легкая тень улыбки осветила его худое лицо. Машинам парень был очень рад. Коллекция марок была завещана в равных долях внукам Виктору, Николаю и Артему.

– Нехило, – довольно сказал Артем. – Я, конечно, к коллекционированию равнодушен, но в деньгах это очень даже здорово получается. У деда такие марочки были – закачаешься.

– Марки? У деда? Впервые слышу, что он вообще увлекался филателией, – заявил Гоша. – Нет, парни, я считаю, что мне повезло больше. У Татки дом, который невозможно продать, чтобы не остаться на бобах, у вас никому не нужные бумажки, а у меня тачки. Жаль, что баблосы обломились, но я тачки продам, да и мама поможет. Правда, мамуля?

Ольга Павловна с нежностью посмотрела на младшего сына.

– Ну, что-либо продать ты сможешь только через полгода, когда завещание вступит в силу, – сообщил Гоше Виктор. – А насчет марок ты не прав, потому как всего-навсего малолетний обалдуй. Дедова коллекция марок потянет на пару-тройку миллионов баксов, если не больше. Колька, помнишь, он нам ее в прошлый наш приезд на Новый год показывал? Я не очень помню, что именно там было, но стоимость тогда оценил, хоть и примерно.