Текст книги "Рассвет наступит незаметно"

– Я просто была здесь в тот момент, когда Сергей Павлович пришел с этим страшным известием, – негромко сказала женщина. – Я принесла Николаю Петровичу еду. Меня попросили это сделать, потому что Вика пропала. А вы, как я вижу, об этом несчастье тоже уже наслышаны.

Немного подумав, Погодин решил, что врать бессмысленно, в таком маленьком городке его ложь обязательно вскроется.

– Я не просто наслышан, а был на берегу в тот момент, когда девушку нашли, – признался он.

Сыркин неожиданно встрепенулся.

– Ты был очевидцем? Андрюха, прости мое любопытство, но если ты был там, то, может быть, знаешь, маленькую икону при ней нашли?

Давно уже никто не называл Погодина Андрюхой.

– Что, прости?

– Ну как же! У Вики была маленькая карманная икона. Наверное, Николай Петрович подарил, или… не важно. Викуся ее очень берегла. Очень.

– И что это была за икона?

– Богоматерь Одигитрия, филигрань, финифть. Николай Петрович говорил Вике, что лик этой святой поможет в делах душевных и позволит избежать беды и конфликтов. Она всегда ее с собой носила. В сумочке.

Насколько помнил Погодин, никакой сумочки из реки не доставали.

– Серег, я не знаю, – сказал он. – Но если полиция будет спрашивать, ты про эту икону расскажи. Она, кстати, ценная была?

– Да я в них не разбираюсь, если честно, – немного смутился Сыркин. – Но не совсем уж дешевая, точно. Я просто думаю, может, Вику из-за нее убили? Из-за иконы? Потому что из-за чего ее еще можно было убить?

– Сергей, а в день смерти она к Николаю Петровичу приходила?

– Не знаю, – замотал головой Сыркин. – Я ее не видел, но это же не означает, что ее здесь не было. Могла и забежать к старику после работы, она часто так делала. А могла и не забегать.

– Говорят, роман у нее был. – Погодин внимательно следил за лицами обоих собеседников. Женщина хоть и попрощалась уже, но все-таки не уходила. – С женатым мужчиной. Не слышал?

– Роман, – глаза у Сыркина забегали, – с женатым. Нет, не слышал, врать не буду. Но она же не ко мне приходила, а к Николаю Петровичу. Может, тот и в курсе был. Не знаю.

– Ладно, не важно. Сплетни это все. – Андрей протянул руку и снова почувствовал вялое рукопожатие человека, оказавшегося его одноклассником. Вот никогда бы не узнал и не вспомнил, если бы не случай. – Пойдемте, – обратился он к даме, которая все это время молчала. – С учетом того, что мы живем в соседних домах, нам явно по дороге. Вас как зовут?

– Ксения Александровна Королева, – сдержанно ответила та. – Раз уж нам действительно по пути, пойдемте.

* * *

Присутствие этого мужчины ее раздражало. Известие об убийстве Вики ошеломило Ксению, кроме того, на глазах у нее только что умер человек, однако, идя по улице, она думала только о снедающем ее раздражении и вызывающем его источнике, невозмутимо вышагивающем рядом.

В нем было что-то опасное и притягательное одновременно. И еще его близость почему-то волновала, вызывая смутные желания, невозможные в принципе и особенно неуместные сейчас. Пожалуй, Ксения понимала свою дочь, считающую этого человека привлекательным. Вот только совсем смешно, что они с Милкой могут заглядываться на одного и того же мужчину. Глупо и немыслимо.

Искоса поглядывая на незнакомца, Ксения пришла к выводу, что, пожалуй, они с Милой составили бы неплохую пару. Его взрослая красота и мужественность прекрасно оттеняли бы молодость и неброскую Милкину прелесть. И после крушения личной жизни новый роман Милке не повредил бы. Как говорится, клин клином вышибают. Вот только… Пожалуй, из романа с этим мужчиной будет не так просто выбраться. Затянет в омут – и все, считай, пропала. Поэтому Ксения решила про себя сделать все возможное, чтобы держать дочь как можно дальше от соседа.

Придя к такому выводу, она даже малость повеселела и рискнула нарушить молчание, в котором они прошли почти треть пути:

– Вы действительно были там, когда нашли Вику?

– Да.

– И, – она помолчала, подыскивая слова, – как это было?

Как ни странно, он понял, о чем она спрашивает.

– Плохо. Смерть всегда отвратительна, особенно когда она насильственная и речь идет о совсем юной девушке. Впрочем, вам сегодня, похоже, тоже досталось. Позволю себе вернуть вам ваш вопрос. Как это было?

– Тоже плохо. Когда я пришла, то нашла Сергея Павловича, чтобы сообщить, что принесла для Николая Петровича еду от тети Стеши. Ему только что сообщили, что в реке нашли тело Вики, и он как раз направлялся к старику, чтобы ему об этом рассказать. Я и сама не знаю, зачем пошла с ним. Разговоры про девушку уже не имели смысла. Просто контейнеры с едой нужно было оставить, раз я обещала. В общем, Николаю Петровичу сразу стало плохо. Вызвали местного врача, но старик потерял сознание, стал хрипеть. Вызвали «Скорую», остальное вы видели.

– Вы были в его комнате?

– Да, правда, далеко не проходила, осталась у дверей. Вас интересует, не видела ли я там той папки, о которой вы говорили?

Он кинул на Ксению все тот же острый взгляд, который она уже замечала.

– А вы ее видели?

– Вы пытаетесь меня подловить на сущей ерунде, – сказала Ксения устало. – Я понятия не имею, как именно должна выглядеть ТА папка, но знаю только, что на столе в комнате у Николая Петровича вообще никаких папок нет. Только тетради. Обычные такие общие тетради, которыми мы все пользовались в школе. Ну, и книги, разумеется. Андрей Михайлович, как вы думаете, за что могли убить эту девушку?

– Понятия не имею, – признался он. Ксении показалось, что искренне. – Но документы из гостиницы действительно пропали. И, как выясняется, какая-то ценная икона. А еще у скромницы и хорошей девушки Вики, оказывается, мог быть взрослый любовник, желающий сохранить эти отношения в тайне.

– Простите, а это, случайно, не вы? – вырвалось у Ксении еще до того, как она сама поняла, что спрашивает.

Ее попутчик с изумлением посмотрел на нее.

– Нет. Как вам такое в голову пришло? Я вообще никогда не видел этой девушки. В отличие, скажем, от моего однокашника Сереги Сыркина.

– Да, мне тоже показалось, что он почему-то занервничал, когда вы сказали, что у Вики был роман, – согласилась Ксения. – Впрочем, все это нас совершенно не касается. Мне бы только придумать, как помягче рассказать о гибели Вики своей дочери. Мила почему-то очень расположена к этой девушке. Уверена, что расстроится.

– Зачем вы приехали в Малодвинск? Вы обе?

Вопрос был таким внезапным, что Ксения даже споткнулась от неожиданности.

– Вам-то какое дело? – воскликнула она, с досадой понимая, что подвернула ногу.

Это было ее слабое место. Много лет назад, занимаясь танцами, Ксения заработала «привычный вывих», заставивший навсегда распроститься с мечтами о карьере танцовщицы. Теперь при малейшей оплошности нога подворачивалась, опухала в щиколотке, и ее несколько дней требовалось туго бинтовать, чтобы иметь возможность передвигаться хотя бы по квартире. Вот ведь черт. От боли у нее потемнело в глазах, и она опустилась на корточки, схватившись за несчастную ногу обеими руками. И как теперь, спрашивается, доковылять до дома?

– Что случилось? Вам больно?

– Ничего страшного, – прошипела Ксения сквозь стиснутые зубы. – Подвернула ногу.

Он присел рядом, твердыми пальцами ощупал ее лодыжку, как будто разбирался в травмах.

– Ничего страшного. Перелома нет, вывих. Идти сможете?

– Вы что, врач? – спросила Ксения с подозрением.

– Нет, я финансовый аналитик, – ответил он. – Но меня когда-то давно учили оказывать первую помощь. Видите ли, в юности я занимался спортивными танцами. Так что, сможете идти?

Какое-то смутное воспоминание мелькнуло у Ксении в голове и тут же пропало. Может, ей не зря кажется, что она уже когда-то видела этого человека? Возможно, они встречались на каком-то из чемпионатов? Господи, даже если и так, это было так давно, что сейчас уже не имеет никакого значения.

Распрямившись и стараясь стоять, перенеся вес только на одну ногу, Ксения прислушалась к собственным ощущениям. Больно, но пока терпимо. Скорее всего, распухнет и сильно заболит нога только к вечеру, так что сейчас нужно постараться все-таки попасть домой.

– Идти, кажется, могу, – сказала она, потому что ее спутник внимательно смотрел на нее, ожидая ответа на свой вопрос.

– Отлично, тогда обопритесь на мою руку, и пойдем с божьей помощью, – сказал он, протягивая Ксении согнутый локоть. – Думаю, что мы успеем добраться до места назначения до того, как все станет совсем плохо.

Следующие пятнадцать минут, медленно и сильно хромая, Ксения все-таки двигалась в сторону дома. Ее спутник не только принял на себя практически весь ее вес, но и забрал сумку с контейнерами, в которых по-прежнему лежала с любовью приготовленная тетей Стешей еда. Оставлять ее в интернате Ксения не стала.

– И все-таки, что вы делаете в Малодвинске? – спросил ее неожиданный попутчик. – Ваша дочь приехала преподавать английский, отказавшись от работы в престижной областной гимназии. Зачем?

– Откуда вы знаете Милу? – Ксения снова вскинулась, как делала всегда, когда речь касалась ее дочери.

– Навел справки, – пожав плечами, ответил он.

– Но зачем?

– Видите ли, Ксения Александровна, когда на моем пути с завидным постоянством появляется некая молодая особа, умело маскирующая под непосредственностью молодости какой-то интерес, мне невольно приходит в голову попытаться выяснить, что ей может быть надо. Теперь тот же самый вопрос у меня возникает и в отношении вас. Особенно сейчас, когда случилось убийство.

– Да боже мой! – Ксения отдернула руку, которую держала на его предплечье, и снова чуть не упала. Боль пронзила ногу, да так сильно, что она закусила губу, чтобы сдержать крик.

– Держитесь лучше, – невозмутимо сказал попутчик. – Конечно, я смогу донести вас до дома на руках, но, боюсь, это представление Малодвинск будет обсуждать неделю. Не знаю, как вы, а я не стремлюсь стать героем местных сплетен.

– Я тоже, – сказала Ксения, тяжело дыша, и снова оперлась на его руку. Время для отстаивания независимости было выбрано явно неудачно. – Хорошо, я вам отвечу, но только потому, что действительно произошло преступление. Моя дочь рассталась со своим молодым человеком и приняла решение уехать из города. Сменить обстановку. В Малодвинске была вакансия по ее специальности, и место это Мила сочла достаточно отдаленным, чтобы постараться здесь забыть прошлое. Я поехала с ней, потому что за нее переживаю. Вам достаточно такого ответа?

– Вы можете себе позволить бросить работу?

– Моя работа не зависит от географии. Я – литературный переводчик. Могу заниматься своим делом из любой точки земного шара. И да, дочь мне важнее всего на свете.

– Понятно, – сказал он задумчиво. – Надо признать, Малодвинск действительно очень подходит для того, чтобы постараться забыть здесь прошлое.

Ксении показалось, или в голосе его промелькнула какая-то горечь?

– Который час? – спросила она. – Хотелось бы оказаться дома до того, как Мила придет с работы.

– Половина четвертого.

– Надо поторопиться…

До дома они все-таки добрались, хотя и очень медленно. Щиколотка наливалась болью, и последние сто метров Ксения преодолела уже фактически со слезами на глазах. То, что пару дней она не сможет даже ступить на ногу, становилось очевидным. Ну что за раззява такая!

– У вас дома есть все необходимое? – спросил попутчик у Ксении, когда она с трудом, но все-таки поднялась на крыльцо. – Тугой бинт, согревающая мазь, обезболивающее?

– Что-то есть, – кивнула она. – Мила вернется с работы, поест, и я попрошу ее сходить в аптеку.

– Я принесу, – пообещал он. – Кормите дочь, рассказывайте ей про Вику и не оставляйте одну. В аптеку я схожу, вот только занесу все это богатство, – он помахал перед глазами Ксении сумкой с судками, – тете Стеше. Ей тоже нужен кто-то рядом, когда она про Николая Петровича узнает.

Впрочем, на этих словах из-за угла завернула сама соседка. Лицо у нее было растревоженное и заинтересованное одновременно.

– Что ж ты так долго, доча? – с укоризной просила она у Ксении. – Я уж все глаза у окна проглядела. Тебя ж только за смертью посылать. Как там Николай Петрович? Сказали ему про Викушку?

Ксенин попутчик молча передал старушке сумку с судками.

– Так что ж, ты и котлеты с пюре не отдала, что ли, – сунув внутрь нос, возмутилась тетя Стеша. – Или ты и в интернате не была? Ондрюшко, это ты ее взбаламутил, что ль?

– Я была в интернате, тетя Стеша, – устало сказала Ксения. – Вот только опоздала. Николай Петрович узнал о гибели Виктории и… Он умер, тетя Стеша.

– Ох ты господи. Упокой души рабов твоих Николая и Виктории, – проговорила старушка и перекрестилась. – Знала я, знала, что так будет. Не мог Николай Петрович Викушкиной смерти перенести. Никак не мог. Ох ты ж господи… Проклятие Варлаама и до них добралось. Сколько лет прошло, а нет божьего прощения. Никому нет. И не будет. Вот оно как.

Ксения и ее попутчик смотрели на пожилую женщину во все глаза.

– Тетя Стеша, – наконец сказал сосед, сбежав с крыльца и взяв старушку за руку повыше локтя. – Пойдемте, я вас домой отведу. Вам надо лекарство принять и полежать. А то уж вы заговариваетесь от расстройства. Какое проклятие? Какого Варлаама? Ксения Александровна, вы тут уж сами, хорошо?

– Хорошо, – кивнула Ксения, уверенная, что действительно сможет теперь доскакать до квартиры и стула в ней на одной ноге. А там и Милка придет. – Спасибо вам за помощь, Андрей Михайлович. А Варлаам – это колокол, который сто лет назад с колокольни местной сбросили. Он знаменитый был, на всю округу звонил. И покрыт был изнутри сусальным золотом.

– Золотом, – передразнила ее тетя Стеша. – Да разве ж в этом дело. Он живой был, Варлаам-то. Живой. И вот уж сто лет мстит своим обидчикам, вот уж, почитай, в четвертом-пятом колене, а все мстит.

– Ладно, тетя Стеша, с колоколом живым или мертвым мы потом разберемся обязательно, – ласково сказал ее сосед. Его голос неуловимо менялся, когда он разговаривал со старушкой. В нем исчезали железные нотки и появлялись мягкие, бархатистые, от которых теплело где-то в груди. – А сейчас пойдемте, я вас домой отведу. Возиться с третьим трупом сегодня в мои планы не входит.

Проводив взглядом их удаляющиеся фигуры, Ксения отперла дверь и вошла в дом. Какое-то время глазам понадобилось, чтобы привыкнуть к темноте коридора, а потом она нащупала выключатель, щелкнула по нему, и, вскрикнув, поднесла руку ко рту. Весь коридор был завален сорванной с вешалки одеждой, ящики комода, стоявшего под зеркалом, вывернуты. Держась за стену и превозмогая боль в ноге, Ксения доковыляла до кухни, где ее взгляду открылась та же картина. Кастрюли, тарелки, вилки, вперемешку с рассыпанной крупой, валялись на полу. Открытая дверца холодильника показывала его сиротливое нутро, потому что все, что в нем хранилось, теперь тоже было выворочено на пол.

С трудом добравшись сначала до своей, а потом до Милкиной комнаты, Ксения смогла убедиться, что и там царил все тот же беспорядок. Кто бы ни был тот человек, который рылся в их с дочерью вещах, и что бы он ни искал, потрудился он на славу. Обыск был проведен с максимальной тщательностью и бесцеремонностью. Внезапная мысль заставила Ксению похолодеть. Забыв о больной ноге, она бросилась к своему рабочему столу и застыла в отчаянии. Ее ноутбук с начатым переводом нового романа исчез.

Обдумывая только что свалившуюся на нее катастрофу, она совсем забыла о том, что надо удерживать правильное равновесие. Проклятая нога, на которую нечаянно перенесли вес тела, снова подвернулась, и Ксения упала на пол, сраженная резкой непереносимой болью. Этого ее истерзанным за сегодня нервам было уже не перенести. Закрыв лицо руками, Ксения свернулась на полу в клубок и отчаянно зарыдала. В таком состоянии ее и застала вернувшаяся с работы Мила.

– Мама, мамочка, что случилось? Тебя кто-то обидел? Ударил? Мама!!!

Дочь бросилась к Ксении, упала рядом на колени, обняла двумя руками, как будто в их тандеме именно она была старшей.

– Нет-нет, – меньше всего на свете Ксения собиралась пугать свою девочку. – Со мной все в порядке. Я просто подвернула ногу, и еще ты видишь, к нам кто-то влез.

– Подвернула ногу? Опять! Мама! Надо ж туго забинтовать. Я сейчас же сбегаю в аптеку.

– Мила, постой, – Ксения потянула готовую вскочить и бежать дочь за руку, заставила сесть обратно, на пол, рядом с собой. – Мне нужно тебе кое-что рассказать.

– Про Вику? Мамочка, я уже знаю. В школе полдня только про это и говорят. Это так ужасно. Но за тебя я все равно переживаю больше. Что тут произошло? Ты точно не пострадала?

– Да точно, точно, – вздохнула Ксения. Ей стало чуть спокойнее, к смерти знакомой девушки Мила отнеслась, как и положено относиться к известию о гибели постороннего человека. – Пока я ходила в гостиницу, а потом в интернат, кто-то влез в дом, все тут перевернул вверх дном и стащил мой ноутбук. Если бы я не бегала по городу, то могло бы быть и хуже.

– Ноутбук? Мама, надо вызвать полицию.

– Надо, – вяло согласилась Ксения, – правда, боюсь, что полиции сейчас не до нас.

– А в какой интернат ты ходила? Зачем?

Пришлось рассказать дочери все, что Ксения знала. И о Николае Петровиче, и его смерти, и о документах, которые Вика Угловская стащила из гостиницы, о пропаже иконы, о каком-то неведомом «взрослом» любовнике и о странном участии во всех этих делах соседа, с завидным постоянством оказывающегося в тех же местах, что и Ксения.

Выслушав мать, Мила помолчала, задумавшись. О том, что дочь думает, свидетельствовала продольная морщинка на переносице – явный признак серьезной работы мысли. Несмотря на то что ситуация была невеселой, Ксения невольно улыбнулась. Смотреть на серьезную Милу без улыбки было решительно невозможно.

– Любовник у Вики, может быть, и был. Вот только говорить она про него категорически не собиралась. Язык за зубами эта девчушка умела держать хорошо. А вот про школьного друга своего, который в Вычегодск уехал, тараторила без умолку. Вот только сердце он ее совсем не задевал. Понимаешь, мама?

– Понимаю, – согласилась Ксения.

– Ну а во-вторых, во всем, что ты мне рассказала, есть и хорошая новость.

– Да? И какая же?

– В тот момент, когда кто-то обыскивал наш дом в поисках чего-то неведомого, наш сосед был с тобой, а значит, это не мог быть он.

– Мил, ты уделяешь слишком пристальное внимание нашему соседу, – осторожно сказала Ксения. – И он уже начал это замечать, так что будь аккуратнее, пожалуйста. Он очень непростой человек, это сразу видно, и мне бы не хотелось, чтобы ты, не закончив выбираться из одних неприятностей, тут же вляпалась в другие.

– Мама, ты еще скажи, что он человек не нашего круга, – засмеялась Мила, вскочила на ноги и потянула Ксению за руку. – Вставай. Давай попробуем добраться до дивана, положим под твою ногу подушку, я сбегаю в аптеку, а потом все тут уберу. Если, конечно, ты все-таки не решишь, что нужно вызвать полицию. Тогда тут ничего трогать нельзя.

– Пожалуй, полиции я сегодня уже не переживу. Скорее всего, это местное хулиганье постаралось. Мы же с тобой, Милка, пришлые, чужие. Вот нас и попробовали ограбить. Ноутбук, конечно, жалко, придется новый покупать, но моя привычка самой себе пересылать на почту тексты, причем ежедневно, перевод точно спасла. Так что ничего страшного.

– Как скажешь.

Звонок во входную дверь заставил их обеих вздрогнуть.

– Ты кого-то ждешь? – спросила Ксения у Милы.

– Нет, конечно.

– Тогда давай не будем открывать.

– Но почему? – удивилась Мила. – Может, это тетя Стеша. Мам, мы же не будем шарахаться от собственной тени только потому, что в Малодвинске, оказывается, живут мелкие пакостники.

– В Малодвинске живут убийцы.

– Ты про Вику? Ну, мамочка, к нам это точно не имеет отношения.

– Тетя Стеша сегодня сказала странную вещь, – задумчиво сказала Ксения, – что этой твоей Вике отомстил Варлаам. А я совершенно случайно именно сегодня узнала, что это такой колокол местный был, который целый месяц уничтожали. И было это почти сто лет назад.

Звонок в дверь повторился. Он был более длинный, настойчивый.

– Мам, ты мне потом расскажешь. А сейчас я дверь открою, ладно?

Милка убежала в прихожую, а Ксения, кряхтя и стараясь не ступать на злосчастную ногу, кое-как поднялась с пола и приняла вертикальное положение. Следом за звуком отпирающегося замка и открывающейся двери послышался какой-то неясный возглас дочери, который Ксению, разумеется, встревожил.

– Мила, кто там? – громко спросила она, потянулась, чтобы ухватиться за спинку стула, сделала несколько прыжков на одной ноге по направлению к двери, но добраться до нее не успела.

– Мам, это к тебе, – дочь появилась в дверях, выражение лица у нее было странное. За ней в дверном проеме маячил, господи боже, сосед. Тот самый Андрей Михайлович Погодин, об опасности которого она пять минут назад предупреждала Милу.

– Что-то случилось? – выпалила Ксения, искренне недоумевая о причине его визита.

– Как я понимаю, случилось не у меня, а у вас, – сказал он, одним быстрым взглядом окинув царящий в комнате разгром. – Все целы?

– Да, более чем. Это произошло, пока мы с вами были в интернате. Ну, или еще раньше. Признаться, я, как ушла из дома утром, больше не возвращалась.

– Что-то пропало?

– Ноутбук. Больше ничего.

– У вас нет ничего ценного?

– Украшения я в Малодвинск не брала. Все, что есть, на мне, – Ксения коснулась пальцами тонкой золотой цепочки на шее. Она, пара сережек, фирменные часы, подаренные когда-то мужем на десятилетие семейной жизни, и тяжелое кольцо, свитое из трех видов золота, действительно были единственными драгоценностями, которые она привезла с собой из дома. Да и дома их было не очень много, надо признать. – Деньги на карточке. Телефоны с собой. Да, кроме ноутбука, брать действительно нечего.

– В нем было что-то, представляющее интерес?

– Начатый перевод нового романа. Больше ничего.

Левая нога, на которой она стояла все это время, устала, и Ксения придвинула стул, на который опиралась руками, чтобы встать на него коленом больной ноги.

– Ах да. Я принес эластичный бинт и согревающую мазь. Садитесь и давайте вашу ногу. Наложу повязку.

Милка смотрела во все глаза. Выражение лица у нее было такое странное, что Ксения не на шутку струхнула. Чтобы занять себя чем-то, кроме опасливых дум о будущем непростом разговоре с дочерью, она села на стул и скинула балетку, уже изрядно впившуюся в распухающую на глазах лодыжку. Опустившись на колени прямо посреди творящегося бедлама, сосед начал деловито ощупывать ее щиколотку, после чего уверенными движениями нанес мазь и начал бинтовать ногу. В голову пришла совсем уж глупая мысль о сделанном перед отъездом из дома и, слава богу, совсем еще свежем педикюре.

– Так, ладно. Готово. Думаю, что завтра вы уже сможете аккуратно наступать на ногу, а послезавтра практически бегать, – сообщил Погодин, закрепляя конец бинта какой-то хитрой металлической штучкой. Ксения таких никогда и не видела. – Вы что решили, полицию будете вызывать?

– Мама не хочет, – вмешалась в разговор Мила, которой, по всей вероятности, надоело стоять столбом в качестве безмолвного наблюдателя, – говорит, что полиции не до нас и она все равно никого не найдет. А хлопот с дачей показаний не оберешься.

– Наверное, так, – пробормотал Погодин, – честно говоря, я не очень в курсе, как это обычно бывает. Но если пропал только ноутбук и это не слишком большая проблема, то, наверное, не надо.

– Тогда я за приборку, – вздохнув, сказала Мила. – Мама, ты ложись.

– Я, пожалуй, пойду, – спохватился гость. – Вот только, Мила, скажите, а Виктория Угловская случайно не передавала вам папку с бумагами?

Мила вскинула голову, подбородок у нее стал острым, злым. Ксения снова вздохнула про себя, понимая, что ее ждет непростой разговор с дочерью.

– Нет, никто мне ничего не передавал! – выкрикнула Мила. – И вы могли бы сразу задать этот вопрос, не пряча свой интерес за добротой. Повязку мы бы и сами наложили, знаете ли.

– Вы тоже могли не прятать свой интерес за любовью к физкультуре, – спокойно ответил Погодин. Признаться, Ксения не поняла, что он имел в виду, а вот Мила, видимо, была в курсе, потому что моментально сдулась, как воздушный шарик, у которого развязали веревочку. – Вы, дорогие дамы, знаете про пропажу документов из гостиницы, к которой милая девушка Вика имела самое непосредственное отношение, но почему-то совершенно не связываете этот факт с реальным обыском, который прошел у вас дома. И мне интересно, это глупость? Или на самом деле вы прекрасно знаете, что и почему у вас искали.

– Андрей Михайлович, – спокойно сказала Ксения, потому что у Милы от обиды тряслись губы. Все-таки она была еще очень молоденькая и неопытная, ее дочь. – Разумеется, мне пришло в голову, что происшествие в нашей квартире может иметь отношение к тому, что случилось с Викой, но понимаете, правда в том, что мы действительно ни при чем. Я никогда в жизни не встречалась с Викторией, а Мила не видела ее с прошлого урока. Милка, когда это было?

– В четверг, накануне твоего приезда.

– Вот видите, в четверг. У нас нет никаких документов, Андрей Михайлович. Нет и не было. За повязку и мазь спасибо.

– Нет, вы просто удивительно беспечны, – гость потер лоб, как будто у него заболела голова. – Положим, я вам верю. Вы действительно не в курсе истории с пропажей бумаг. Однако те люди, которые перевернули ваш дом, об этом понятия не имеют.

– Но они же ничего не нашли!

– Господи, Ксения Александровна, это вовсе не означает, что они не вернутся.

Внезапно Ксении стало страшно. Руки покрылись мурашками, по спине пробежал холодок. И почему она сразу об этом не подумала?

– И что же делать? Может быть, все-таки вызвать полицию?

Гость немного помолчал, глядя при этом серьезно, оценивающе.

– Признаться, я бы предпочел, чтобы вы этого не делали, – наконец сказал он. – Человек, которому принадлежат пропавшие бумаги, не заинтересован в том, чтобы эта история получила огласку. Если вы сейчас обратитесь в органы правопорядка, придется объяснять, что именно у вас искали.

– И вы считаете, что промолчать правильно? – спросила Ксения, которой отчего-то внезапно стало скучно. От предсказуемости поведения стоящего перед ней мужчины, наверное.

– Что я считаю, в данном случае не имеет никакого значения, – ответил он. Как показалось Ксении, с досадой. – Я бы как раз предпочел рассказать все без утайки. Человек погиб, и нужно сделать все возможное, чтобы преступник или преступники были наказаны. Но украденная папка, как и спрятанные в ней тайны, касаются не меня.

– Я не буду вызывать полицию, – устало сказала Ксения. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы они с дочерью наконец остались одни. – Но не из-за чужих тайн, а из-за своего спокойствия. Полиция ничем нам не поможет. А вот вы…

– Я? – то ли удивился, то ли испугался собеседник.

– Вы, – спокойно повторила Ксения. – Это же вам поручено найти эту чертову папку. Вот вы ее и найдите. В таком случае все точно поймут, что у нас ее нет, и от нас отстанут.

– А что, это мысль, – согласился сосед. Ксения вдруг обратила внимание, что Мила бросила собирать вещи с пола и застыла, глядя на них обоих во все глаза. – Я и так собирался это сделать, так что тут наши стремления совпадают. И еще. Вы можете быть уверены, что я не позволю, чтобы с вами или с Камиллой произошло что-то плохое.

– Вы… Не позволите…

– Я! Не позволю! В том смысле, что я за вами присмотрю. Вот что, для начала я оставлю вам свой номер телефона. Если ночью произойдет что-то непредвиденное, то сразу же звоните. Это понятно?

– Понятно, – кивнула Ксения, взяла в руки бумажный носовой платок, который сосед вытащил из кармана, чтобы накорябать на нем одиннадцать цифр, протянула дочери, жестом попросив убрать в стоящий у стены комод. Милка почему-то продолжала таращиться. – Спасибо вам, Андрей Михайлович. Будем надеяться, что не пригодится. И да, за повязку спасибо тоже.

Гость кивнул и, попрощавшись, ушел. Ксения наконец допрыгала до дивана. Аккуратно, стараясь не задевать больную ногу, улеглась, вопросительно посмотрела на дочь, стоящую столбом посреди комнаты.

– Что не так?

– Да все так, – ответила Милка и вдруг расхохоталась, громко, звонко. – Мам, мне кажется или ты только что прямо у меня из-под носа мужика увела? Да еще какого! Мама!

– Что-о-о? – Ксения села на диване, получилось слишком резко, боль тут же пронзила ногу, и она сморщилась, закусив губу. – Милка, ты с ума сошла, что ли? Никого я не уводила, хотя должна тебе сказать, что твое увлечение нашим соседом мне категорически не нравится. Ты что, не видишь, какой он человек?

– Какой же?

– Опасный, вот какой, – выпалила Ксения.

Перед глазами невольно встала рослая, чуть худощавая, но спортивно сложенная фигура, кудрявые волосы, зачесанные назад и открывающие высокий лоб, улыбка, образующая на щеках продольные глубокие складки, впрочем, совсем не портящие лицо, которое, пожалуй, можно было назвать не просто красивым, а еще и породистым. Смутное воспоминание о чем-то далеком, прочно забытом всплыло в голове и тут же пропало, словно его спугнул звонкий Милкин смех.

– Ой, мамочка, если бы это была не ты, а кто-то другой, то я бы серьезно обиделась. – Дочь снова начала собирать разбросанные вещи, ее голосок журчал, переливаясь по комнате. – Но за тебя я очень-очень рада. Ты заслуживаешь самого лучшего.

– Камилла, – в голосе Ксении появился металл, полным именем она называла дочь только тогда, когда действительно сердилась, – прекрати немедленно. Ты говоришь оскорбительные глупости, и мне они неприятны. Я не хочу продолжать этот разговор.

– Ладно, – Милка покладисто подняла руки, сдаваясь, глаза ее моментально стали серьезными. – Я умолкаю и продолжаю уборку. А ты пока полежи и подумай, кто и почему мог убить Вику.

* * *

На следующее утро неожиданно для себя Погодин проспал. Когда он открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в комнате, хотя обычно, когда он пробуждался, скромно заглядывало в окно, словно спрашивая разрешения войти. На часах было без пяти восемь, невиданное дело. В дверь настойчиво стучали.

Немного дивясь неожиданному исчезновению терзавшей его многодневной бессонницы, Погодин вскочил с кровати, натянул джинсы, как был, босиком и без рубашки, вышел в коридор, распахнул дверь на крыльцо, за которой маялась тетя Стеша. Вид у пожилой женщины, державшей в руках тарелку, прикрытую полотенчиком, и все ту же, ставшую уже привычной, тару с молоком, был испуганный.

– Ондрюшко, до смерти ведь доведешь, охламон. Я уж подумала, что с тобой случилось чего. Стучу-стучу.

– Да что со мной случится-то, тетя Стеша? – Погодин посторонился, пропуская соседку внутрь. – Разоспался я что-то, не услышал вашего стука. Опять шанежки? Избалуете вы меня совсем.