Текст книги "Цветущий бизнес"

Радости моей не было предела.

– Можешь! Можешь, если захочешь!

– Конечно захочу. Говори, что делать.

– Надо найти один дом, дачу, – и я подробно описала все приметы.

Тата задумалась.

– Это за городом? – после короткой паузы спросила она.

– Да, причем, могу точно сказать откуда выехала, но как попала туда – убей не помню.

– Пьяная что ли была?

– Нет, просто ехала без всякой цели и случайно забрела на ту улицу, а теперь весь город исколесила, а найти это место не могу.

– А зачем тебе тот дом?

Вопрос Таты поставил меня в тупик. Надо признаться, совсем к нему не была готова. Пришлось срочно изобретать версию.

– Захотела пить, зашла в первый попавшийся дом и забыла там сумочку с документами, – объяснила я, внутренне гадая не слишком ли глупо придумано.

Но Тата подошла к моей версии со всей серьезностью.

– Деньги в сумочке были? – деловито спросила она.

– Нет, только документы.

– Тогда есть надежда. Значит так: даем объявление в газету, обещаем крупное вознаграждение и ждем. Устраивает?

– Совсем не устраивает, – ужаснулась я. – Вдруг хозяин дома не читает объявлений? И потом… – я замялась, краснея и тупя взор. – …Мне хотелось бы видеть хозяина живьем.

Тата обрадовалась.

– Симпатичный?

– Более чем.

– Ну-у, так бы сразу и сказала. Будем искать. Прямо сейчас. Где, говоришь, живет эта портниха?

Я подробно объяснила, и мы отправились на поиски.

Глава 7

От ворот портнихи очень скоро выехали мы на злополучную трассу.

– Места знакомые, – отметила Тата.

– До боли, – простонала я. – Могу уже предсказывать что идет за чем. Вот сейчас будет ресторанчик «У Миши». А дальше…

Тата нетерпеливо перебила.

– Раз изучила этот район трассы, так нечего здесь и делать, – тоном не терпящим возражений сказала она. – Поедем в обратную сторону и так метр за метром прочешем окраины Ростова.

– Но я не ездила в обратную сторону.

– Ты заблудилась и знать не можешь куда ездила, а куда нет. Слушай меня. Мы найдем твоего хозяина, – Тата подмигнула.

– Хозяина дома, – степенно поправила я, давая понять, что не люблю таких шуток.

До наступления темноты мы колесили по окраинам, но ничего похожего не нашли. Дальнейшие поиски были бессмысленны; мы решили перенести их на следующий день.

– Не расстраивайся, – успокоила меня Тата, – найдем, обязательно найдем. Вот завтра утром встретимся и все будет тип-топ.

На этом мы и расстались. Тата пересела в свой «Бентли», который принимал пассивное участие в поисках, и помчалась развлекаться, а я отправилась к Катерине на дачу.

Вспомнив на полпути, что не продала ни одной герани, я устыдилась и решила схитрить. Подъехала к автобусной остановке, выставила несколько горшков на скамейку и с чувством выполненного долга поехала прямо к Масючке. Там я отчиталась о проделанной работе и выложила из своего кошелька необходимую сумму. Масючка пришла в восторг, расцеловала меня, побежала в оранжерею и вынесла новые горшки взамен якобы проданных. С незаметным вздохом я погрузила их в багажник.

У Катерины мне пришлось еще раз отчитаться о проделанной за день работе. На этот раз перед Ивановой, явившейся из своего мединститута подозрительно рано. Она внимательно выслушала меня и спокойно сказала:

– Не верю.

Моя душа ушла в пятки. Бог знает почему, но я иногда трушу перед этой занудой.

– Чему не веришь? – осторожно поинтересовалась я, не собираясь сдаваться.

– Ни одному твоему слову.

– Но почему?

– Потому что цветы ты выбросила.

– А деньги?

– А деньги Масючке отдала свои.

Я, вдруг, поняла, почему трушу перед Ивановой: она слишком хорошо меня знает. Естественно, я и торговля – несовместимы. Но не могу же я позволить Ивановой торжествовать.

– Как хочешь, только все было так, как я рассказала, – возразила я.

Иванова вскинула одну бровь (здорово это у нее получается) и рявкнула:

– Лучше скажи, где болталась.

И тут я вспомнила про Татьяну и ухватилась за нее, как утопающий за соломинку.

– Знаешь кого я сегодня встретила! – воскликнула я, наполняя свой голос интонациями радости и надеясь этим же заразить Иванову.

– Кого? – хмуро пробасила она, ничуть не заражаясь.

– Свою одноклассницу Танечку Власову…

Я собралась удариться в прошлое и привести ряд эпизодов из жизни Танечки, чтобы Людмиле легче было восстановить ее образ, но не тут-то было.

– Терпеть не могу Власову, – рявкнула Иванова, давая понять, что память ее на должном уровне.

Я слегка удивилась, поскольку в школьные годы тоже была уверена, что пионерка Власова любимица вожатой Люды.

– А Власова считает, что ты от нее без ума, – не без ехидства сказала я.

– Зубрилка и подхалимка, – вынесла приговор Иванова, ставя точку на этой теме.

Мне стало обидно. Есть ли у этой Ивановой хоть что-нибудь святое? Я встретила подругу детства, ее подшефную и, вдруг, такая черствость. Напрочь лишена ностальгических чувств.

– Иванова, ты зануда и сухарь. Поэтому от тебя родной муж сбежал… и сын. А все оттого, что ты никого не любишь.

– Власову не люблю. Если муж сбежал по этой причине, туда ему и дорога, – заключила она и, подумав, добавила: – Его я тоже не люблю.

– А кого ты любишь? – возмутилась я.

– Тебя, дуру! – рявкнула Иванова и вышла из моей комнаты, в сердцах хлопнув дверью так, что штукатурка с потолка посыпалась.

Мне стало стыдно. Обидела хорошего человека. К тому же любящего меня, дуру. Я решила подлизаться и бодрым шагом отправилась в комнату Ивановой, но ее там не оказалось. Она сидела в столовой и плакала. Тут мне ничего другого не оставалось, как к ней присоединиться. Иванова пригребла меня к себе, и мы горько рыдали дуэтом. Каждая о своем. Я жалела Иванову, а она себя и, как выяснилось позже, Моргуна.

– Ты куда его дела? – бросила она мне упрек, когда мы наплакались и насморкались вдоволь.

Я пришла в ужас.

– Как? Разве он не дошел до кафедры?

Людмила скорбно покачала головой.

– Нет.

– Я высадила его на Большой Садовой, – солгала я, решив не вдаваться в подробности с воротами портнихи. – Он был не очень трезв, дрожал и жаловался на давление и возраст. Что же делать? Надо его искать. Ты звонила домой?

Людмила опять покачала головой.

– Нет, может ты позвонишь? – жалобно попросила она.

Мне было непривычно видеть ее такой жалкой и поникшей. Стало не по себе, словно почва ушла из-под ног. И что это на нее нашло? С каких это пор Иванова стала такой робкой и стеснительной? Да еще из-за какого-то ничтожного Моргуна. Плешивого. Умника. И алкоголика.

Тут призадумаешься…

И, вдруг, меня осенило. Осенило чисто интуитивно, потому что Иванова славилась своей исключительной верностью мужу и ни в каких амурах не была замечена. Она вообще ни в чем не была замечена, только в работе. Если до развода у нее еще была какая-то видимость личной жизни, то после развода осталась одна работа.

А ведь Иванова в юности была настоящая красавица, просто Брижит Бардо. Видимо она и характером в нее пошла. Слышала я, что Брижит тоже была грубиянка, славилась нравственностью и любила выпить, а к старости свихнулась на идеалах и принципах. Нетрудно представить что в будущем ждет Иванову. Нашей общей подруге Марусе нравственность Людмилы всегда была, как ножом по сердцу, и высказывалась она по этому поводу с большим презрением, а я гордилась Ивановой и всегда говорила: «В обществе должны быть и такие люди.»

Теперь же, когда на этот столп нравственности опустился туман подозрений, я новыми глазами посмотрела на Иванову и прошептала:

– Ты что, Людмила? У вас что с Моргуном? Отношения?

Это привело Иванову в чувства.

– Эго рэс нуллиус! – рявкнула она, а я сильно пожалела, что нет нашего переводчика Витьки, но Иванова следом перевела сама: – Я бесхозная вещь, – сказала она, – и никому нет дела до моих отношений.

– Тогда ищи своего Моргуна сама.

– У него давление, – с угрозой сообщила она.

На меня это не произвело впечатления.

– Знаю, – зевнула я, – давление и возраст. Он мне уже говорил. Кстати, Иванова, как удалось тебе втрескаться в такого старого козла?

– Он не всегда был таким.

– Но разница в возрасте, надеюсь, была всегда.

– Он был уже профессор, а я всего-навсего аспирантка.

– Теперь ты далеко не аспирантка, а он по-прежнему профессор и перенимает опыт у своей ученицы. Значит он еще и бездарь.

– Не сложилась личная жизнь, – выдвинула «веское» оправдание Иванова.

Такими глупостями меня не смутишь.

– Для мужчины главное в жизни – работа, а на личном фронте и у тебя не сложилось, однако это лишь помогло твоей карьере.

На этот раз Ивановой крыть было нечем, и она взмолилась:

– Соня, позвони Моргуну!

– И что сказать?

– Скажи, что с работы.

– Надеюсь его жена не медик?

– Медик, – вздохнула Иванова.

– Тогда на что ты меня толкаешь? А если она заведет со мной чисто профессиональный разговор?

– Она может, – согласилась Иванова. – Она дура, она еще и не то может.

– Ну вот видишь на что ты меня толкаешь. А, собственно, что ты так разволновалась из-за своего Моргуна. Что с ним может случится?

Людмила нахмурилась. На ее лице отразилась внутренняя борьба.

– Он запойный, – в конце концов призналась она. – Может уйти в штопор и потеряет кафедру. Его уже несколько раз прощали.

– Так что же не заботится об этом его жена?

– Ей плевать.

– А ты ничем не поможешь. Уедешь, а он тут же отправиться в свой штопор.

И тут я мне открылась тайна нашей командировки, иными словами говоря, ее истинная цель.

– Так и происходит, – обреченно сообщила Иванова. – Поэтому я и приехала.

– И теперь пьешь с ним вместе, – с укором констатировала я. – Ее любовник запил, и она вынуждена была стать алкоголичкой. Иванова, это про тебя.

– Ты ничего не понимаешь, – разозлилась она. – Это такой маневр.

– Да, но от этих маневров спиваешься уже ты. Да и кто хочешь сопьется, маневрируя всю жизнь.

Иванова полезла в карман, достала «Кент», закурила, пуская в потолок клубы дыма. Я всем своим видом выражала, как мне это противно.

– Надо довести его до пенсии, – устало сказала она. – Понимаешь? Осталось немного. Ему нельзя лишиться кафедры. Понимаешь?

– Понимаю, – ответила я и подумала:

«Нет, вы только посмотрите на эту Иванову! Я всю жизнь считала ее образцом нравственности и была уверена, что у бедняги нет никакой личной жизни, а выходит, что нравственностью здесь и не пахнет. Вот где оказывается проходит ее личная жизнь. В Ростове. И пока она боролась с алкоголизмом чужого мужа, сбежал ее собственный, причем мужчина положительный во всех отношениях. Вот и пойми этих женщин.»

– Ладно, – сказала я, поражаясь глупости Ивановой, – раз цель твоей жизни – трезвый Моргун, деваться некуда. Придется помочь, но горячку пороть не буду. Завтра утром поеду реализовывать герани, тогда и заеду в лоно его семьи.

– А что скажешь жене?

– Не волнуйся, найду что сказать.

Глава 8

На следующий день рано утром, ни свет ни заря, Людмила безжалостно растормошила меня.

– Пора, – торжественно прошептала она, протягивая чашку дымящегося кофе. – Зинка уйдет, а он не откроет.

Мне только что снился сладкий сон: незнакомец, подобравший меня на дороге, лепетал мне на ушко ласковые глупости. Естественно, что после такой идиллии воспринимать сообщение Ивановой у меня не было ни желания ни возможностей.

– Какая Зинка, – проворчала я, отвергая кофе и переворачиваясь на другой бок с твердой решимостью досмотреть сон.

– Зинка, жена его, – рявкнула Иванова и стащила с меня одело.

– Ну что это! – завопила я. – Что происходит? Что за напасть! Мне не дают житья из-за каких-то алкоголиков! Когда бы я хотела такой жизни, сама бы стала женой алкоголика! Благо у меня всегда такая возможность была, взять хотя бы Кирю.

Но какой смысл возражать Ивановой, особенно когда ей неймется. В конце концов она меня допекла. Пришлось подняться с постели и, наспех выпив кофе, везти ее в Ростов.

Всю дорогу она готовила меня к встрече со своим алкоголиком. Оказалось, что я должна не просто разыскать его, но, являя чудеса мужества и терпения, затащить негодника на кафедру, где уж Людмила обещала управиться сама.

Когда выяснилось, что к трепетному общению с алкоголиками я практически готова, Иванова перешла к инструкциям, как следует вести себя с их глупыми женами. В том, что жены всех алкоголиков глупы у нее не было ни тени сомнения.

– Иначе что же заставляет их жить с такими «сокровищами», – пояснила она свою точку зрения.

– Может обстоятельства, – неуверенно предположила я, на что она тут же возразила:

– Какие жены, такие и обстоятельства.

– Нет, но кто бы говорил? – изумилась я. – Жен еще как-то можно понять, а вот как понять любовниц? Они же не связаны узами квартиры.

Но Иванова меня не слушала. Она считала, что с женами покончено и можно приступать к детальным инструкциям по родственникам. А вот тут-то я бурно запротестовала:

– Постой, какие родственники? Это уже слишком. Мы так не договаривались.

Врезаться в толпу родственников и уводить оттуда пьяного Моргуна не представлялось мне заманчивым. Тем более, что мы уже давно колесили по Ростову и были в двух шагах от этой перспективы.

– Из родственников только дочь, – успокоила меня Иванова. – Девка она добрая, и ты с ней поладишь. Сейчас сверни налево, зарули во двор и остановись у первого подъезда.

Я свернула, зарулила и остановилась.

– Иди, – скомандовала Людмила.

– А ты?

– Буду ждать в машине.

– Хорошенькое дельце, – возмутилась я. – До этого речь шла о кафедре.

– Какая разница? – рявкнула Иванова из чего я сделала вывод, что ей жутко не терпится увидеть своего Моргуна. – Тебе же лучше. Ты не знаешь еще что такое пьяный мужик. Не рассчитывай, что он кинется выполнять все твои прихоти. Дай бог хотя бы вытащить его из подъезда.

Только сейчас я поняла на что иду и задумалась. Заметив мои сомнения, Иванова сообразила, что переборщила поспешила добавить:

– Он смирный, это я так, для общего обзора.

Я нехотя полезла из машины.

– Второй этаж, пятая квартира, – крикнула мне вслед Иванова.

Взлетев на второй этаж я нажала на кнопку звонка и прислушалась. За дверью раздавался детский заливистый плач. Предположить, что эти звуки издает Моргун было крайне сложно, и я усомнилась туда ли попала, не перепутала ли Иванова адрес. Собираясь вернуться к машине, я уже сделала несколько шагов к лестнице, но дверь распахнулась и раздался вопрос:

– Вам кого?

Я растерялась и залепетала:

– Этого… как его… Моргуна Ефима Борисовича могу я увидеть.

На меня смотрело прелестнейшее создание: носик пуговичкой, бровки дужками, глазки чистейшей голубизны, пунцовые губки гузкой и все это в ореоле пепельных кудряшек.

«Точно ошиблась адресом,» – подумала я, но создание с виноватой улыбкой отступило назад, приглашая меня войти.

– Видеть можете, а поговорить вряд ли, – шепотом сообщило оно.

– Почему? – так же шепотом спросила я.

– Он, простите, пьян. Вы с работы?

Я замялась, но тут же нашлась и прошептала:

– В некотором роде да.

Создание протянуло свою маленькую (словно игрушечную) ручку и представилось:

– Вера.

– Очень приятно, – поделилась я впечатлением, осторожно прикасаясь к ее ладошке. – Меня зовут Софья Адамовна, можно просто Соня.

Наше чинное знакомство было прервано. Входная дверь распахнулась и на пороге появилось второе создание. Точная копия Верочки, но сильно расплывшийся и изрядно побитый временем вариант. Я сообразила, что это Зинка, жена Моргуна.

– О, уже пришли? – радостно спросила она, увидев меня. – Идите на кухню.

Я покорно побрела.

– Мама, это с работы отца, – услышала я за своей спиной шепот Верочки.

– Ах вот как, а я думала вы из страховой компании, – разочарованно протянула Зинка, но страшный грохот лишил меня возможности узнать ее мнение на сей счет.

Зинка сломя голову рванула вглубь квартиры и спустя секунду до меня донесся ее истошный вопль:

– Что же ты делаешь, негодяй! Негодяй! Не выводи меня!

Я вопросительно посмотрела на Верочку, покрывшуюся красными пятнами стыда.

– Он бьет ее что ли?

– Нет, что вы, просто хочет выйти на улицу, а она его не пускает.

То, что Моргун рвется на улицу устраивало меня больше всего. Уж Иванова-то сумеет его перехватить и затащить в машину. Главное нейтрализовать Зинку. Узнав у Верочки ее отчество, я завопила:

– Зинаида Леонидовна! Зинаида Леонидовна! Можно вас на минутку?

Раскрасневшаяся и возмущенная она выглянула из комнат, после чего страшный грохот повторился и опухший Моргун вырвался на волю. Он стремительно пересек коридор, распахнул дверь и был таков.

Зинка всплеснула руками.

– Ну вот, – с горечью пожаловалась она, – нет больше сил, – и, глядя на Верочку, добавила: – Ищи его теперь сама, а я на работу опаздываю.

Схватив сумку, она выбежала следом за Моргуном. Я растерялась. Представив как Иванова тащит Моргуна в «Хонду», а Зинка застает ее за этим неприличным занятием, я даже струхнула. Выходить из квартиры не было никакого желания. Я конвульсивно искала повода остаться, но в это время раздался истеричный плач младенца.

– Проснулся! – крикнула Верочка, всплеснула руками и бросилась в комнату, я за ней.

На диване лежал полугодовалый ребенок и вопил из последних сил. Верочка схватила его на руки и, беспощадно затрясла.

– Вы не поможете мне? – громко, стараясь перекричать младенца, спросила она.

– Охотно, – воскликнула я, не соображая какой опасности себя подвергаю.

Верочка сунула ребенка в мои руки и, крикнув «я сейчас», выскочила из квартиры. Младенец завопил, как резаный. Не могу передать свой испуг. Казалось, он вот-вот испустит дух прямо в моих руках. Или у него развяжется пупок. Воображение мое разыгралось не на шутку, и я помчалась за Верочкой.

Когда мы с орущим младенцем вынеслись на улицу, во дворе стояла пустая «Хонда» и не было признаков Зинки и Моргуна. Несколько соседок стояли у подъезда с открытыми ртами.

– В парк, в парк, – замахали они руками, видимо указывая мне направление маршрута участников гонки.

Прижимая ревущего ребенка к груди, я помчалась в парк. Там я увидела трогательную сцену: изрядно помятый Моргун в обществе профессионального алкоголика чинно опохмелялся на цветочной рабатке. На алкоголике был ярко-оранжевый женский свитер, заплатанные на коленях короткие спортивные штаны и туфли на босую ногу. Он опохмелялся стоя. Из кармана штанов торчало горлышко бутылки. Моргун сидел на краю рабатки, аккуратно приподняв край плаща. На расстеленной перед ним газете лежали крупно нарезанная ливерная колбаса, маленький соленый огурчик и стоял пустой стакан.

Ни Иванова, ни Верочка в поле моего зрения не попали. Ребенок внезапно успокоился и заснул, чему я была несказанно рада. Это давало возможность отправиться на контакт с Моргуном. Я уже приготовила приветственную речь и собралась с чувством ее произнести, но кто-то остановил меня, вцепившись в мою руку. Это была Верочка.

– Погодите, – прошептала она, – пускай он допьет бутылку.

Она предлагает мне с ребенком на руках стоять посреди парка, смотреть на алкоголиков и ждать пока они напьются?

– А в чем, собственно, дело? – с некоторым раздражением поинтересовалась я. – Почему нельзя прямо сейчас?

– Сейчас он агрессивен и вряд ли с нами пойдет. Надо подождать.

«О, Боже, какие сложности. Может мне еще самой пойти налить ему в стакан?» – подумала я, осторожно перекладывая ребенка с одной руки на другую.

Но в этот миг откуда ни возьмись вылетела Иванова и, как коршун, набросилась на безмятежного Моргуна, не дожидаясь, пока он допьет бутылку. Моргун спасовал, растерялся, залепетал какую-то чушь, перемежая ее словами «случайно» и «проходил». Иванова под шумок куда-то его потащила.

– Кто эта мегера? – спросила я, не желая обнаруживать наше знакомство.

– Разве вы не знаете? – удивилась Верочка. – Это же профессор Иванова из Москвы.

– Я с другой кафедры, меня попросили.

– Значит вам доверяют. Да, папу все любят и покрывают как могут, но долго так продолжаться не может. У него есть и враги. Ой, простите, сгоряча я всучила вам своего Дениску. Давайте его сюда.

Я посмотрела на Верочку, такую маленькую, почти девчонку, прикинула расстояние от парка до дома и сказала:

– Не надо, мне не тяжело. Но куда эта Иванова потащила вашего отца?

– Видимо на Садовую.

– Зачем?

– Там легче поймать такси.

«Вот предательница, – с обидой подумала я, – бросила меня с „Хондой“ и поволокла Моргуна сама. Как понять эту Иванову? Это же поток сознания.»

– И часто она его так таскает?

Верочка грустно усмехнулась.

– Бывает. Вы кофе хотите? – без всякого перехода спросила она.

– Не откажусь.

* * *

Кто бы мог подумать, что я буду сидеть на кухне у Моргуна, (в логове врагов моей Ивановой) пить кофе и вести приятную беседу с его дочерью. Верочка совершенно очаровала меня. Простота, с которой она делилась своими секретами, подкупала. Такая простота естественна для подростка, но когда девушка двадцати пяти лет открывает душу первой встречной, я делаю вывод: она несчастна.

Да, Верочка очень несчастна. Из ее рассказа я поняла, что бедняжка любит мерзавца, который обманывает ее. Верочка отдала ему пять лет своей молодости и бог знает сколько отдаст еще. Еще не скоро она поймет кто на самом деле ее принц. От безумной любви она наделила этого подлеца благородными качествами и во всех своих неприятностях винит лишь его жену.

Сердце мое разболелось от жалости, но я точно знала: с пылким презрением Верочка отвергнет мой тяжелый жизненный опыт, скажи я хоть слово против ее принца. И я оставила свое мнение при себе.

За короткий срок мы стали подругами и даже обменялись телефонами и адресами. Минуты откровения лишили меня бдительности, и я без всякой задней мысли чиркнула в записной книжке Верочки свои московские координаты.

Не смогу передать выражения ее лица.

– Так вы тоже из Москвы?

Пришлось во всем признаться. Это ее растрогало чрезвычайно. Она принялась расхваливать Иванову, клялась, что не держит на нее зла, хоть и знает об этом романе с детства.

– Сначала я осуждала и ненавидела ее, – призналась Верочка, – но теперь, когда в такое же положение попала сама, я вижу как много она делает для папы. Теперь я уважаю ее и даже люблю. Если бы не Людмила Петровна, отца давно бы выгнали с работы. Хотя я была бы этому только рада. Зачем отдавать свои мозги в дешевую эксплуатацию, когда за них можно получать бешеные деньги. Но Людмила Петровна и отец – люди других принципов. Им присущи иные ценности.

«Зачем Ивановой понадобилось устраивать целый спектакль с проникновением в дом Моргуна, когда она может спокойно прийти сюда и чуть ли не остаться жить, так здесь ее любят и благодарят,» – подумала я.

Верочка глянула на часы и вскрикнула:

– Ой, пора домой. Мама, как обычно, позвала меня на помощь, и я бросила все свои дела.

– Могу подвезти, – предложила я.

– Буду очень благодарна, только соберу Дениса. Я быстро, – и Верочка бросилась в комнату к спящему ребенку.

Я вспомнила, что Власова ждет моего звонка и крикнула ей вслед:

– Можно от вас позвонить?

– Конечно, телефон в прихожей.

Телефон оказался в очень разобранном состоянии. Не знаю, как удавалось им пользоваться хозяевам квартиры, но у меня ничего не получилось. Об этом я и сообщила Верочке.

– Сейчас помогу, – сказала она, появляясь в коридоре с Денисом на руках. – Какой номер?

Я назвала номер квартиры Власовой и тут же почувствовала, что произнесла нечто неприличное, так изменилась в лице Верочка. Она побледнела и испуганно уставилась на меня.

– Давайте подержу ребенка, – предложила я, чтобы замять неловкость.

– Спасибо, не надо, – отрезала Верочка.

Меня поразила такая перемена.

– Ну что же вы, вам же тяжело, – промямлила я, не зная как вести себя дальше. – И трудно набрать одной рукой номер; телефон немного поломан.

Видимо мой лепет был убедителен, потому что Верочка передала Дениса мне. Она поспешно набрала номер и, протянув трубку, зло сказала:

– Говорите.

Я начала говорить. Тата набросилась на меня с упреками. Ей, видите ли, надоело ждать. Я пообещала, что буду через час и повесила трубку. Верочка смотрела на меня в упор.

– Кому вы звонили? – спросила она, поражая бестактностью.

За короткое время девушка эта зарекомендовала себя совсем с другой стороны, и теперь я гадала откуда такие перемены, но на вопрос ответила:

– Своей школьной подруге.

– Власовой?

«Надо же, оказывается Тата не захотела менять фамилию,» – подумала я и сказала:

– Да, Власовой, но в чем дело?

И тут Верочка меня ошеломила.

– Дело в том, что Власова мой враг! – с патетикой воскликнула она. – И, выходит, я открывала душу как раз тому, от кого должна бы держаться подальше.

Я быстренько вспомнила, что у добрячки-Верочки всех-то врагов: старая грымза жена принца.

«Так значит старая грымза и есть моя Тата, – осенило меня, – а ребеночек, с которым я бегала в парк, – сын ее мужа. Везет мне на открытия!»