Текст книги "История России. Смутное время"

Род Романовых

По родовой легенде родоначальником Романовых являлся выходец из Пруссии Андрей Кобыла. В начале XIV в. он поступил на службу к московским князьям. По другой версии, их предки принадлежали к числу московских или переяславских бояр. Всего у Андрея Кобылы было пять сыновей. От старшего Семена Жеребца пошли Лодыжины, Коновницыны, Горбуновы, Кокоревы, Образцовы. От второго сына Александра Елки пошли Хпуденевы, Стербеевы, Неплюевы и Колычевы.

Ветвь Романовых пошла от пятого сына Андрея Федора Кошки. Известно, что во время Куликовской битвы он оставался в Москве для охраны великокняжеской семьи. В1389 г. Федор подписывал завещание – духовную грамоту князя Дмитрия. Старший сын Федора Кошки Иван был видным боярином при дворе Василия I. Его дочь Анна вышла замуж за тверского князя Федора Михайловича Микулинского.

Второй сын Федора Федор Голтяй также имел боярский чин. В 1408 г. он выдал дочь Анну замуж за князя Ярослава Владимировича, сына Владимира Храброго. Родившаяся в этом браке дочь Мария в 1433 г. стала женой Василия II Темного и через некоторое время родила сына Ивана, будущего великого князя Ивана III. Так предки Романовых впервые породнились с государями.

Третий сын Федора Кошки Александр Беззубец дал начало знаменитому роду Шереметевых.

Непосредственным родоначальником Романовых считается старший сын Федора Кошки Иван. У него было четыре сына, но род пошел только от младшего Захария. Он был известным человеком, поскольку приходился двоюродным братом великой княгине Марии Ярославне. Все его внуки получили фамилию Захарьины. Сыновья Яков и Юрий стали видными государственными деятелями при Иване III и Василии III. Яков принимал активное участие в походах на Новгород и в различных военных походах Ивана III. В Боярской думе он был третьим после князей Холмского и Щени. Его потомки стали носить фамилию Яковлевы. В 1571 г. Иван Грозный обвинил трех из них в измене и казнил.

Юрий Захарьевич стал боярином уже в 1484 г. С 1493 г. он принимал активное участие в походах на Литву и Казань. Женой его была Ирина Ивановна Тучкова-Морозова. Ранняя смерть в 1504 г. не позволила Юрию Захарьевичу продвинуться еще дальше по службе.

У Юрия было три сына, старший из которых Михаил сделал блестящую карьеру при Василии III и даже получил прозвище «око государя». В 1521 г. он получил боярский чин и стал ведать артиллерией. Неоднократно участвовал он и в дипломатических переговорах.

Младший сын Юрия Роман дослужился только до чина окольничего, поскольку в 1543 г. скончался. В 1547 г. его дочь Анастасия стала женой Ивана IV. Вторая дочь Анна вышла замуж за князя В.А. Сицкого. Сыновья Даниил и Никита заняли высокое положение при дворе Ивана Грозного, рано получили боярские чины и являлись дворецкими.

Дети Михаила Юрьевича тоже были при дворе. Иван стал боярином в 1547 г., но вскоре умер. Василий получил боярство в 1549 г. Женой его была знатная княжна А.Д. Вельская. Их дочь была выдана замуж за брата второй жены Ивана Грозного Марии Темрюковны Михаила.

Царица Анастасия Романовна умерла в 1560 г., оставив двух сыновей: Ивана и Федора. Всего она родила трех дочерей и трех сыновей. Но дочери и первый сын Дмитрий умерли в раннем детском возрасте.

Старший брат Анастасии Даниил умер в 1564 г., его вдова с младшими детьми погибли во время нападения Девлет-Гирея на Москву в 1571 г. Старшая дочь Даниила Анна стала женой князя Ф.А. Ногтева, вторая дочь – Фетинья вышла замуж за князя Ф.Д. Шестунова.

Младший брат царицы Никита, видный боярин, был женат дважды. От первой супруги В.И. Ховриной у него были сын Федор и дочь Анна, вышедшая замуж за князя И.Ф. Троекурова. От второй жены Е.А. Горбатой-Шуйской у него были четыре сына: Александр, Михаил, Василий и Иван; и четыре дочери: Евдокия – жена князя И.В. Сицкого (сына сестры царицы), Марфа – жена князя Б.К. Черкасского (родственника царицы Марии Темрюковны), Ирина – жена И.И. Годунова (сына боярина И.В. Годунова) и Анастасия – жена князя Б.М. Лыкова.

Старший сын Никиты Федор был женат на Ксении Ивановне Шестовой из рода Морозовых. Второй сын Александр был женат на княжне Е.И. Голицыной.

Получалось, что с помощью браков Романовы состояли в родстве почти со всеми знатными фамилиями, составлявшими элиту русского общества.

(Преображенский A.A., Морозова Л.E., Демидова Н.Ф. Первые Романовы на Российском престоле. М., 2007; Широкард А. Путь к трону. М., 2004.)

Б.Ф. Годунов, несомненно, постоянно следил за тем, чтобы в Боярской думе его клан Годуновых доминировал. Но уже в начале 1600 г. он мог заметить: у Романовых вскоре будет численный перевес. Боярами были два брата Никитича, Федор и Александр, окольничество получил и Михаил. Следом за ними шли Василий и Иван. Боярами были два мужа их сестер, И.В. Сицкий и Б.К. Черкасский. Кроме того, в близком родстве с ними состояли такие видные бояре, как Ф.И. Мстиславский, И.И. Голицын, А.И. Голицын, В.К. Черкасский, И.М. Воротынский. Всего насчитывалось 10 человек. У самого царя таких близких родственников в Думе было не больше 7 человек. К тому же некоторые из них были уже в преклонном возрасте, например Д.И. Годунов и С.В. Годунов. Дряхлел и сам царь, понимая, что в будущем его юному сыну вряд ли удастся справиться с оппозицией.

Поэтому Борис решил нанести удар по возможным противникам первым. Но это, видимо, была одна из главных его ошибок. По этому поводу один из его современников написал так: «Если бы терн завистной злобы не помрачил цвет его добродетели, то мог бы древним царям уподобиться». Аналогичную мысль о Б.Ф. Годунове высказал и известный историк XIX в. С.М. Соловьев: «Неуверенность в собственном достоинстве, в собственных правах, собственных средствах не могла дать ему необходимого в его положении спокойного величия и развила в нем эту мелкую, болезненную подозрительность, заставлявшую его осквернить царство доносами неслыханными; не имея доверия, уважения к самому себе, он не мог доверять никому». (Соловьев С.М. Сочинения. Книга IV. С. 377.)

Можно предположить, что план расправы над Романовыми был разработан царским родственником С.Н. Годуновым, который был особенно близок Борису. Он возглавлял Челобитный приказ и знал, как можно подкупить кого-либо из слуг братьев Никитичей, чтобы тот написал на них донос.

Осенью 1600 г. через верных людей разработчикам коварного плана удалось выяснить, что казначей А.Н. Романова Второй Бартенев недоволен своим господином и за внушительную плату готов предать его. С.Н. Годунов вызвал к себе Бартенева и, обещая «великое царское жалование», попросил положить в казну Романова небольшой мешочек с ядовитыми корешками. Из них можно было приготовить сильный яд. Затем Бартеневу следовало написать донос в Челобитный приказ об этих корешках.

Когда все было проделано, как планировалось, в дом к А.Н. Романову с обыском был отправлен М.М. Салтыков-Кривой, состоявший в близком родстве с Ф.Н. Романовым (оба были женаты на сестрах). Естественно, что тот нашел в указанном месте подброшенный мешочек и отвез его к патриарху Иову для разбирательства. Там было выяснено, что содержимое мешочка представляет смертельную опасность для любого человека. К тому же яд мог быть нужен для травли мышей и крыс, которые в изобилии водились в амбарах и погредах. Но патриарх и бояре почему-то решили, что Александр Никитич приобрел ядовитые корешки для того, чтобы с их помощью отравить царя Бориса.

При участии духовенства была создана боярская комиссия, на заседание которой вызвали всех братьев Романовых. Их оправдания никто слушать не стал, хотя разбирательство шло почти полгода. Наконец летом 1601 г. был вынесен суровый приговор. В Новом летописце содержатся подробные сведения об этом.

«Федора же Никитича з братиею приведоша ту. Они же приидоша, яко агнцы непорочни к заколению, лише возлагаху упование на Бога и не бояхуся ничево, что неведаху в себе никакие вины и неправды. Бояре же многие на них аки зверие пыхаху и кричаху. Они же им не можаху что отвещевати от такова многонародного шуму. Федора же Никитича з братиею подаваша за приставы и повелеша их крепити; сродников же их, князя Федора Шестунова и Сицких молодых и Карповых, роздаша за приставы же. По князя Ивана же Васильевича Сицково послаша в Острохань и повелеша его привести и с княгинею и з сыном к Москве, сковав. Людей же их, кои за них стояху, поимаша. Федора же Никитича з братиею и с племянником, со князь Иваном Борисовичем Черкасским, приводиша их не одиново к пытке. Людей же, раб и рабынь, пытаху розными пытками и научаху, чтоб они что на государей своих молвили. Они же отнюдь не помышляше зла ничево и помираху многия на пытках, государей своих не оклеветаху. Царь же Борис, видя их неповинную крове, держаше их на Москве за приставы многое время; и умысля на конешное их житие, с Москвы посылаше по городом и монастырем. Федора Никитича посла с Ратманом Дуровым в Сийский монастырь и повеле его там постричь… Александра Никитича с Левонтьем Лодыженским сосла к Стюденому морю к Усолью, рекомая Луда. Там его затвориша в темницу и по повелению его Левонтей там ево удушил, и погребен бысть на Луде. Михаила же Никитича с Романом Тушиным сосла в Пермь Великую и повеле ему зделати тюрьму от града семь поприщ; и там удавиша, и погребен бысть там в пустее месте… Ивана Никитича посла в Сибирской город в Пелым с Смирным Маматовым, да к тому же к Смирному посла Василия Никитича с сотником стрелецким с Иваном Некрасовым. Там же Василья Никитича удавиша, а Ивана Никитича моряху гладом… Зятя же их князя Бориса Конбулатовича со княгинею и з детьми, Федора Никитича детей, с Михаилом Федоровичем с сестрою, и тетку их Настасью Никитишну и Олександрову семью Никитича посла с приставы на Бело озеро и посади их в тюрьму А князь Борисова сына Канбулатовича, князь Ивана, сослал в тюрьму в Еранск. Князь Ивана со княгинею посла с Тимохою Грязным в Кожеозерский монастырь, а княгиню ево в пустыню и повеле их там пострищи, да удавиша их обоих в том же месте. Федорову же Никитича Оксинью Ивановну посла в Заонежские погосты и посадиша ее в тюрьму и мориша з голоду Сродичев же их, Репниных и Сицких и Карповых, розосла по городом в темницы. Вотчины их и поместья все велел роздати в роздачю, а животы их и дворы повеле роспродати на себя». (ПСРЛ. Т. 14. С. 53–54.)

Наказания, обрушившиеся на Романовых и их родственников, были очень жестокими. Из следственного дела известно, что Федор Никитич после пострига стал монахом Филаретом. Его поместили в маленькую келью Антониево-Сийского монастыря без права ее покидать и общаться с кем-либо. Его жена Ксения стала монахиней Марфой. На почве переживаний у нее начались нервные припадки, которые потом мучили ее до самой смерти. Их маленьких детей, Татьяну – 7–8 лет и Михаила – 4 лет, отправили с родственниками в Белозерскую тюрьму. Там их дядя Б.К. Черкасский тяжело заболел и скончался. В плохом состоянии была и их тетка Марфа Никитична. Вторая тетка Анастасия была еще подростком.

Получалось, что жестоким репрессиям по надуманному поводу были подвергнуты не только взрослые мужчины, но и женщины с детьми. Опасность же для царя Бориса представлял только Федор Никитич Романов, двоюродный брат царя Федора Ивановича и старший среди братьев. У него как у кровного родственника умершего царя было больше прав на престол, чем у Б.Ф. Годунова.

Федор Никитич Романов

Ф.Н. Романов был старшим сыном видного боярина Н.Р. Юрьева, приходившегося братом первой жене царя Ивана Грозного Анастасии. Он родился в его первом браке с В.И. Ховриной в 1554/55 гг. На правах царского родственника Федор Никитич все время служил при дворе, но боярство получил только в 1586 г. после смерти отца.

Федор Романов достаточно долго считался одним из наиболее завидных женихов Москвы. Он любил гарцевать на коне и одевался по последней моде. Голландский купец И. Масса так описал его: «Красивый мужчина, очень ласковый ко всем, так хорошо сложенный, что московские портные откровенно говорили, когда платье сидело на ком-нибудь хорошо: «Вы – второй Федор Никитич». Считается, что Федор Никитич женился довольно поздно, около 1590 г., когда ему было уже больше 30 лет. Его супругой стала Ксения Ивановна Шестова, принадлежащая к седьмому колену боярского рода Морозовых. В качестве приданого она получила костромское село Домнино с 57 деревнями и починками и село Клементьево с 14 деревнями около Углича. Первые дети в семье, близнецы Борис и Никита, умерли вскоре после рождения в 1592 г. Затем появилась на свет дочь Татьяна, в 1593 г. За ней в 1596 г. родился сын Михаил, будущий царь, и, наконец, вновь два сына: Лев и Иван, которые умерли в младенчестве.

При царе Федоре Ивановиче карьера Федора Никитича складывалась удачно. В Боярской думе он занимал почетное место, во время военных походов входил в состав Дворового полка. Его приглашали на все дворцовые праздненства, в том числе и на семейные. При царе Борисе сначала его положение оставалось прежним. Но потом выборный государь стал видеть в нем соперника и обрушил на него опалу вместе со всеми членами семьи и родственниками.

(Преображенский A.A., Морозова Л.E., Демидова Н.Ф. Первые Романовы. М. 2007. С. 31–32.)

После года с лишним пребывания Романовых в ссылке приставы были вынуждены сообщить в Москву что особенно тяжелое положение у белозерских узников. Они истощены от постоянного недоедания, одежда уже стала походить на лохмотья. Это заставило царя Бориса облегчить участь женщин и детей, которые не могли представлять для него угрозу Их перевели в селение Клин, находящееся в одной из бывших вотчин Романовых. Жизнь там была немного легче, чем на Белоозере, хотя и под наблюдением приставов. Но здоровье Михаила и Татьяны оказалось настолько подорванным, что до старости им не удалось дожить. Татьяна умерла в 18 лет либо от туберкулеза, либо от хронического малокровия. Михаил всю жизнь страдал от рахита и цинги.

Более печальной оказалась участь Александра, Михаила и Василия Никитичей. Первого отравили угарным газом, второй умер от голода и холода в земляной тюрьме, третий скончался от гангрены ног. Она началась у него от кандалов, в которые его заковал пристав Некрасов. Выжил только младший из братьев, Иван. С детских лет он страдал от церебрального паралича, поэтому тюремная стража была к нему достаточно милостива. К тому же для царя Бориса он не представлял угрозу, поскольку не мог претендовать на трон.

В итоге после репрессий Годунова выжить удалось только Федору-Филарету и Ивану Романовым. Никто из них уже не мог быть соперником ни царя Бориса, ни его сына Федора.

Дело Романовых, несомненно, произвело самое негативное впечатление на русское общество. Ведь пострадали не только они сами, но и их многочисленные родственники, а также все люди, которые им служили. По царскому указу никто не имел права нанимать их на службу, и их ждали высылка в отдаленные места и голодная смерть. Однако наиболее активные из боевых холопов Романовых бежали на южные окраины страны и влились в состав вольных казаков, живших на границе со степью. Там они стали мечтать о том, чтобы отомстить царю Борису, который только прикидывался милостивым и справедливым, а на самом деле жестокостью напоминал Ивана Грозного. Количество беглецов вскоре резко увеличилось из-за начавшегося в 1601 г. в северных и центральных районах России страшного голода.

Автор «Истории в память сущим» так писал об этом: «И яко сих ради Никитичей Юрьевых вскоре… и за всего мира безумное молчание, еже о истине к царю не смеющее глаголати о неповинных погибели, омрачи Господь небо облаки, и толико дождь пролися, яко вси человецы во ужас впадоша. И преста всяко дело земли, и всяко семя сеянное возрастши, разседеся от безмерных вод, лиемых от воздуха, и не обвея ветр травы земныя за десять седмиц дней, и прежде простертия серпа поби мраз сильный всяк труд дел человеческих в поле и в виноградех, и яко от огня поядена бысть вся земля. Году же сему прешедшу, ох, ох горе, горе всякому естеству воскличущу, и во вторый злейши бысть, такожде и в третье лето». (Сказание Авраамия Палицына. С. 253.)

Таким образом, из-за резкого похолодания в 1601–1603 гг. и трехлетних неурожаев в Русском государстве начался массовый голод. В деревнях люди ели коренья, кошек, собак, всевозможную падаль, а иногда даже занимались людоедством. В одиночку в то время путешествовать вообще было нельзя. Не лучше обстояло дело и в городах. На рынках, правда, продавали продукты, но за огромные деньги. Они были только у очень богатых людей. Остальным приходилось умирать прямо на улицах. Для организации их похорон царь был вынужден организовать особые команды, которые свозили трупы за город и закапывали в больших ямах.

Надеясь смягчить положение бедноты, Б.Ф. Годунов решил раздать им деньги из казны. Но сумма, которую получал каждый бедняк, была так мала, что не позволяла прокормиться. На раздаче денег нажились только нечестные дьяки. Зная, где будут их давать, они отправляли туда своих домочадцев в рваной одежде. Все вместе они приносили домой значительные суммы.

Тогда царь попытался установить контроль за ценами на продовольствие, но это привело к тому, что продукты вообще перестали поступать на рынки. Ничего не дала и продажа дешевого хлеба из государственных запасов. Крупные торговцы его просто скупили оптом, а потом вновь стали продавать уже по завышенным ценам.

Один современник так написал о ситуации в русском обществе в это время: «По всем градам и по всей России началось великое торжество сребролюбия». Некоторые жадные люди начали выгонять на улицу сначала своих холопов, а потом и домочадцев, не желая их кормить. Тем приходилось либо бежать на юг к казакам, либо умирать под открытым небом. Всего же за три года голода в одной только Москве умерло более 100 тысяч человек. Большую их часть похоронили в трех скудельницах (ямах) за городом. Некоторым посчастливилось быть погребенными около 400 церквей. В целом же население центральных областей России существенно уменьшилось.

Следует отметить, что в то время любое стихийное бедствие считалось карой Господней за грехи. Трехлетний голод, по убеждению русских людей, могло вызвать только какое-то очень серьезное преступление, и не рядового человека, а самого царя. Недруги Бориса сразу же вспомнили загадочную смерть царевича Дмитрия в Угличе и начали подумывать о том, не является ли Годунов цареубийцей.

В соседней Речи Посполитой король Сигизмунд III, все время мечтавший взять реванш за утрату Смоленска и северских городов, и представители католического духовенства зорко следили за ситуацией в России. Их лазутчики доносили, что голод ослабил страну, центральные области опустели, недовольство правлением царя Бориса растет и его положение становится все более шатким. Для свержения Годунова необходим был лишь тот, кто нанесет ему окончательный удар. И такой человек вскоре был найден.

Меры по укреплению трона

Мнительный царь Борис постоянно чувствовал, что положение его непрочно. Ведь он не принадлежал к царскому роду и поэтому не имел законных прав на престол. Желая укрепить свое положение, он решил женить старшую дочь Ксению на одном из отпрысков европейских королевских домов.

Сначала наиболее подходящим женихом для юной царевны показался шведский принц Густав. Он был братом польского короля Сигизмунда III и племянником шведского короля Карла IX. При удачном стечении обстоятельств он мог претендовать сразу на два престола: польский и шведский. Поэтому к Густаву был отправлен ловкий человек, который уговорил его переехать в Россию.

Летом 1599 г. шведский принц тайно пересек русскую границу и с большим почетом был доставлен в Москву. Там его поселили в большом каменном доме на Ильинской улице с роскошной обстановкой, множеством слуг, конюшней с прекрасными лошадьми и подвалами, наполненными продовольствием и напитками. Кроме того, каждый день принцу стали приносить блюда из царской кухни и всевозможные подарки: дорогие ткани, украшения, оружие. На расходы ему выделялось из казны 10 тысяч руб.

Торжественный прием в Кремле состоялся 19 августа. Затем в честь гостя был устроен пир. Его посадили на исключительно почетное место – за один стол с царем Борисом и царевичем Федором, и те вступили с ним в беседу. Это считалось высшим проявлением уважения и милости.

Первоначально Б.Ф. Годунов планировал женить Густава на Ксении и сделать его правителем Ливонии. Это позволило бы ему поставить под контроль всю Прибалтику. Однако вскоре выяснилось, что принц не намерен жениться на русской царевне. У него уже была возлюбленная – жена домовладельца из Данцига, у которого он прежде жил и от которой у него были дети. По его просьбе друзья привезли эту женщину в Москву, и она поселилась в доме Густава. Там она сразу почувствовала себя хозяйкой, присвоила все царские подарки и стала часто разъезжать по городу в золоченой карете, демонстрируя любопытным роскошные наряды.

Представители знати, зная о честолюбивых планах царя Бориса относительно шведского принца, стали тайком над ним подсмеиваться. К тому же выяснилось, что Густав склонен к пьянству и сумасбродным поступкам, заставляющим усомниться в его здравом уме. Когда царь попытался его образумить, тот заявил, что подожжет Москву.

Все это убедило Годунова в том, что Густав не может быть женихом для его дочери. Его отправили на удел в Углич и разрешили делать там что угодно. Но чужую жену отправили на родину. По воспоминаниям лиц из окружения шведского принца, тот занялся химическими опытами и мечтал что-нибудь взорвать. Позднее Лжедмитрий I хотел приблизить Густава к себе, но, убедившись в его неадекватности, отправил в Ярославль. Царь В.И. Шуйский перевел его в Кашин. Там он и скончался в 1607 г.

Хотя первая попытка удачно выдать замуж не удалась, Борис продолжил поиски нового жениха. Иностранные купцы донесли ему, что у датского короля Христиана есть неженатый младший брат Иоганн. Ему было около 20 лет, и он больше подходил красавице Ксении, чем Густав, которому было за 40 лет.

В Данию тут же было отправлено посольство во главе с П.Д. Дмитриевым. С собой он вез небольшой портрет Ксении, изготовленный придворным ювелиром Яковом Ганном.

До нас дошел словесный портрет царевны, составленный современником.

«Царевна же Ксения, дщерь царя Бориса, девица сущи, отроковица чюднаго домышления, зельною красотою лепа, бела вельми, ягодами румяна, червлена губами, очи имея черны велики, светлостию блистаяся. Когда же в жалобе слезы изо очию испущаше, тогда наипаче светлостию блистаху зельною. Бровми союзна, телом изобильна, млечною белостию облиянна; возрастом ни высока, ни ниска; власы имея черны, велики, аки трубы, по плечам лежаху. Во всех женах благочиннийша и писанию книжному навычна, многим цветящее благоречием, во истиннуво всех своих делех чредима; гласы воспеваемые любляше и песни духовные любезнее желаше». («Повесть Катырева-Ростовского». РИБ. Т. 13. Стб. 621.).

Посольство Дмитриева оказалось удачным. Датский король с радостью согласился породниться с русским царем, поскольку хотел склонить его к союзу против своего врага шведского короля. Поэтому уже в июле 1602 г. Иоганн отплыл в Россию на пяти судах. Его сопровождала свита, состоявшая из 400 человек.

Царь тут же отправил в Иван-город для встречи жениха боярина М.Г. Салтыкова и дьяка А.И. Власьева. В августе они уже приветствовали иностранных гостей. После этого отправили депешу в Москву, в которой подробно описали внешность и одежду датского принца: высок, строен, черноволос, нрава веселого; «платьице на нем атлас ал, делано с канителью по немецки, чулочки шелк ал, башмачки сафьян синь, шляпка пуховая, на ней кружевца, делано золото да серебро с канителью».

Первую большую остановку иностранные гости сделали в Новгороде. Их поселили на Ярославом дворище, где обычно останавливались государи. Днем Иоганн захотел покататься на лодке по Волхову и пострелять уток. Вечером музыканты стали развлекать его игрой на цимбалах, сурнах и литаврах. Обо всем этом приставы в подробностях и деталях сообщили в Москву. Там шла активная подготовка к приему нового жениха.

Торжественный въезд состоялся 19 сентября. По царскому приказу горожане в лучших своих одеждах приветствовали датского принца на лугу у Тверских ворот. Там ясельничий М.И. Татищев подал Иоганну великолепную лошадь в золотой сбруе с драгоценными камнями, и на ней он въехал в город. Его сопровождали 30 алебардщиков в белых атласных кафтанах и красных бархатных штанах. На принце было черное бархатное платье по европейской моде того времени с черным плащом, отделанным вышивкой из золотых нитей и жемчуга. Все вместе они выглядели великолепно.

По сложившемуся этикету царь Борис с сыном не могли встречать гостя на улице. Поэтому они наблюдали за его въездом с башни Кремля. Не полагалось и Ксении встречаться с женихом до свадьбы. Поэтому и ей пришлось тайком наблюдать за ним из укромного места.

Для Иоганна выделили дом в Китай-городе рядом с Кремлем. Ему, как и Густаву, приносили блюда с царского стола и множество подарков: восточные шелка, парчу, меховые шапки с жемчужной отделкой, золотые цепи, оружие, украшенное бирюзой и изумрудами, золотые пояса. Все они вызывали у гостя восторг.

Во время обеда принц постоянно поднимал чаши с вином за здоровье царя и всех членов его семьи. Он просил приставов ознакомить его с местными обычаями и дать несколько уроков русского языка. Те принесли ему Букварь с картинками и «Откровение святого Иоанна», которые использовались для обучения иностранцев. Поведение Иоганна свидетельствовало о том, что он хотел поскорее освоиться в новой для него стране.

Наконец 28 сентября принца пригласили в царский дворец. Там его ждали Б.Ф. Годунов с царевичем Федором. Они исключительно тепло приветствовали гостя, усадили его рядом с собой на особый стул, подчеркивая равенство положения, и стали расспрашивать о Дании, о брате, о впечатлениях от России. Во время пира Борис и Федор преподнесли гостю золотые цепи, которые сняли с себя. Бояре одарили его золотыми ковшами, отрезами парчи и английского сукна, мехами и шубами. Застолье продолжалось до глубокой ночи. После него Иоганна с большим почетом проводили до его дома.

Несомненно, что веселый и обходительный датский принц понравился и царю, и Федору, и царевне Ксении. Было решено начать подготовку к свадьбе. Но до нее 6 октября все царское семейство отправилось на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. Иоганн остался в Москве, чтобы изучать город, охотиться и всячески развлекаться.

Однако уже 16 октября принц внезапно заболел. У него поднялась высокая температура, началась горячка, и резко ухудшилось общее состояние здоровья. Б.Ф. Годунов, узнав об этом, тут же отправил к нему всех своих докторов. Были у датчанина и свои врачеватели. Но никто не понял причину заболевания и не смог предложить эффективное лечение. С каждым днем состояние больного ухудшалось.

Царское семейство тут же вернулось в Москву Хотя Иоганн был католиком, царь приказал во всех церквях молиться за его здоровье. Нищие стали получать щедрую милостыню. Были сделаны щедрые вклады в лютеранский храм в Немецкой слободе.

Наконец 26 октября царь с сыном лично навестили больного, хотя это и было очень опасно делать, поскольку у того могло быть заразное заболевание. Они увидели, что цветущий юноша сильно исхудал, глаза у него запали, нос заострился. По всему было видно, что конец его близок.

Голландский купец Исаак Масса отметил, что «московитам было не по душе такое унижение царя, и они в глубине души сильно роптали, некоторые тайком говорили, что царь, посетив больного язычника, чрезвычайно умалил свою честь, и полагали, что он поступил так, лишившись разума, ибо они считали своего царя за высшее божество; некоторые вельможи также были весьма раздосадованы тем, что иноземец и нехристь, каким они почитали всякого иноземца, будет властвовать в их стране и женится на царской дочери, да и они, верно, желали его смерти, но не смели много говорить». (Масса И. Краткое известие о Московии // О начале войн и смут в Московии. М., 1997. С. 59.)