Текст книги "Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере"

Первая мировая война и Архангельская губерния

Вильгельм Вильгельмович Гувелякен, уже четвертый раз занимавший пост архангельского городского головы, видимо, был весьма озадачен, когда в начале 1916 г. ему на стол легло указание губернатора сменить немецкие названия улиц города на русские[111]111
  ГААО. Ф. 50. Оп. 1. Д. 1541. Л. 24 (журнал заседания Архангельской городской думы, 20 января 1916 г.).


[Закрыть]. К тому моменту архангельские союзы и общества – от Торгово-промышленного собрания до Общества поощрения рысистого коннозаводства – уже исключили из числа своих членов немецких подданных[112]112
  ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1343. Л. 158 (циркуляр архангельского губернатора полицмейстеру и уездным исправникам, 27 ноября 1914 г.). См. также, например: ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1343. Л. 174 (список одиннадцати иностранных подданных, исключенных из союзов г. Архангельска, февраль 1915 г.). В годы войны решением «Особого совещания по вопросу о немецком влиянии в Архангельской губернии» в Архангельске также была закрыта немецкая школа, а в кирхе было запрещено читать проповеди на немецком языке. См.: Трошина Т.И. Архангельск в годы Первой мировой войны: экономические и социокультурные процессы. Дисс. … канд. ист. наук. Архангельск, 1999. С. 182–183.


[Закрыть]. А расположившийся в городе гарнизон и склады военного снаряжения и боеприпасов постоянно напоминали горожанам о войне. Теперь даже топонимический ландшафт становился другим: Гамбургская улица в Соломбале стала называться Назарьевской, Прусская – 6-м проспектом, Любекская – Новоземельской[113]113
  Городская дума утвердила переименование улиц только спустя несколько месяцев, в апреле 1916 г., после долгих споров и повторных обращений губернатора. См.: ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1480. Л. 138 (письмо губернатора городскому голове, 13 апреля 1916 г.); Ф. 50. Оп. 1. Д. 1541. Л. 100–100 об. (журнал заседания Архангельской городской думы, 15 апреля 1916 г.).


[Закрыть]. К счастью для него, сам Вильгельм Вильгельмович, являвшийся крупным архангельским купцом, лесозаводчиком и, среди прочего, председателем Архангельского биржевого комитета и членом правления Общества изучения Русского Севера, смог сохранить свои звучащие вызвающе по-немецки имя и отчество[114]114
  Амбросевич Ф.В. Городской голова Архангельска. (К 150-летию со дня рождения Вильгельма Вильгельмовича Гувелякена) // Памятные даты Архангельской области. 2007 год. Архангельск, 2007. С. 85–89; Поморская энциклопедия. Т. 1. С. 134.


[Закрыть]. В этом отношении гораздо меньше повезло вице-адмиралу Людвигу Бернгардовичу Керберу, командующему флотилией Северного Ледовитого океана и архангельским гарнизоном, который приехал в Архангельск в декабре 1916 г. уже как Людвиг Федорович Корвин[115]115
  Доценко В.Д. Словарь биографический морской. СПб., 2000. С. 178; Поморская энциклопедия. Т. 1. С. 185.


[Закрыть].

Переименования в годы войны происходили по всей стране и были частью борьбы против «немецкого засилья», одной из спонтанных и запоздалых попыток перестроить империю по образцу национального государства с целью упрочить тыл и поддержать военные усилия армии и правительства[116]116
  Lohr E. Nationalizing the Russian Empire: The Campaign against Enemy Aliens during World War I. Cambridge, Mass., 2003; Соболев И.Г. Борьба с «немецким засильем» в России в годы Первой мировой войны. СПб., 2004.


[Закрыть]. Однако едва ли где абсурдность подобных мер была более очевидна, чем в городе, где потомки иностранных подданных были многочисленны и влиятельны и где люди под фамилиями Гувелякен и Лейцингер уже более двух десятков лет постоянно сменяли друг друга на посту городского головы[117]117
  В.В. Гувелякен c 1895 по 1917 г. четыре раза избирался на пост городского головы, Я.И. Лейцингер прослужил на этом посту подряд четыре срока с 1903 по 1914 г. По данным на 1897 г., среди 20 882 жителей Архангельска лиц неправославного вероисповедания было около 5 %, однако среди гласных городской думы в 1910–1913 гг. они составляли 22 %, причем все, за исключением одного, были лютеранами, владевшими торговыми и промышленными предприятиями и крупной недвижимостью. См.: Справочная книга по Архангельскому городскому общественному управлению, 1870–1910. Архангельск, 1910. С. xviii – xxvii, 10; Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. Вып. 6. С. 1.


[Закрыть]. Переименования были внешним отражением тех глубоких изменений, которые принесла с собой Первая мировая война. Вызванное войной напряжение экономики, а также неудачная политика и плохое администрирование, вместе взятые, имели значимые последствия для губернии, проявившиеся в полной мере уже в 1917 г. Революция на Севере не была прямым следствием войны. Но война, принесшая с собой расположившиеся в городах военные гарнизоны и флотские команды, корабли держав Антанты в северных портах и общий развал хозяйства, наметила те линии, по которым революция развивалась в этом крае после крушения старого режима. Именно война во многом дает ключ и к пониманию того, кто, когда и почему поддержал революцию в губернии и также почему именно Архангельск стал местом образования белого правительства и интервенции держав Антанты.

Фронт «германской войны» вплоть до 1917 г. даже отдаленно не приблизился к границам Архангельской губернии. Однако война дала себя почувствовать уже в первые дни после царского манифеста 20 июля 1914 г., известившего о вступлении России в войну, когда по губернии пронесся панический слух о приближении к Архангельску германской эскадры. Вследствие этого в городе были затоплены суда для заграждения фарватера, а золотая наличность Государственного банка была срочно вывезена в Вологду[118]118
  ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 3. Л. 14 (воспоминания рыбопромышленника Е.Д. Могучего с 20 июля 1914 г. по 11 марта 1920 г.); ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 1. Л. 58 (воспоминания В.Ф. Бидо, апрель 1925 г.).


[Закрыть]. Хотя тревога оказалась ложной и город за всю войну ни разу так и не подвергся нападению врага, Архангельск и губерния с лета 1914 г. неожиданно во многих отношениях оказались действительно на первой линии обороны. Когда гавани Балтийского и Черного морей были блокированы противником, Архангельск остался единственным портом европейской части России, открытым для сношений с внешним миром. Именно через него должны были идти миллионы тонн вооружения и военного снаряжения, поступавшие от западных союзников России по Антанте для нужд русской армии. Чтобы обеспечить их транспортировку, была начата срочная перешивка узкоколейной железной дороги на широкую колею. Одновременно на берегу Северной Двины напротив Архангельска был заложен новый порт Бакарица, где грузы должны были перегружаться в железнодорожные вагоны, а в 25 верстах от города, ближе к морю, был устроен аванпорт Экономия. Не успевая проходить через бутылочное горлышко Архангельской железной дороги (перешивка ее на широкую колею затянулась до января 1916 г.), грузы складировались прямо на берегу. В итоге в портах выросли огромные склады взрывчатых веществ, снарядов, военного снаряжения и имущества[119]119
  ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 2. Л. 103–105 об. (воспоминания Архангельского вице-губернатора С.И. Турбина); Л. 109–111 (воспоминания архангельского генерал-губернатора А.М. Валуева); Д. 1. Л. 58 об. – 59 (воспоминания Бидо); Попов Г.П. Ногою твердой стать при море…: Штрихи к портрету Архангельского порта. Архангельск, 1992.


[Закрыть].

Чтобы справиться с кризисом перевозок, а также задержками с разгрузкой судов в Архангельском порту, замерзавшем на несколько месяцев в году, была начата постройка новой железнодорожной линии в город Романов-на-Мурмане, заложенный в 1915 г. на берегу незамерзающего Кольского залива. На постройку прибыли многочисленные рабочие-контрактники из центральной России, китайские рабочие, а также от 40 до 70 тыс. военнопленных австро-венгерской и германской армий. Все эти люди существовали в плохо приспособленных для жизни условиях, страдали от недоедания, цинги, тифа и туберкулеза[120]120
  Nachtigal R. Die Murmanbahn 1915 bis 1919. Kriegsnotwendigkeit und Wirtschaftsinteressen. Remshalden, 2007. В архангельском порту и на железной дороге с 1916 г. также работали более 6 тыс. ратников бурятской инородческой дружины, см.: Трошина Т.И. Архангельск в годы Первой мировой войны. С. 150–154.


[Закрыть].

Так как у России на Севере не имелось собственного военного флота, для охраны морских перевозок союзниками России по Антанте в 1915 г. была прислана британская эскадра под командованием адмирала Т.У. Кемпа. Союзное морское присутствие в северных водах впоследствии стало отправной точкой интервенции Антанты в Гражданской войне на Севере, которая первоначально выглядела как продолжение союзных мер по защите края от немцев. Одновременно началось формирование флотилии Северного Ледовитого океана из кораблей, переведенных с Тихого океана и купленных за границей, а также переоборудованных торговых судов. В ее составе к осени 1917 г. было около ста кораблей, в том числе линкор, два крейсера, шесть миноносцев. На основных базах флотилии – в Архангельске и Мурманске – помимо личного состава кораблей, насчитывавшего 6800 человек, находилось около 2,5 тыс. ратников морского ополчения, различные воинские команды и военизированные рабочие отряды. К началу 1917 г. сухопутный и флотский гарнизон Архангельска и его окрестностей насчитывал свыше 19 тыс., Мурманска – до 14 тыс. человек[121]121
  Военные моряки в борьбе за власть Советов на Севере (1917–1920 гг.): Сборник документов. Л, 1982. С. 4–5, 350–351; Залесский Н.А. Флот Русского Севера в годы первой мировой и гражданской войн // Летопись Севера. М., 1972. Т. 6. С. 148, 154–161. В целом население Архангельска увеличилось к осени 1917 г. в полтора раза, достигнув 66 тыс. человек, см.: Архангельская городская жилищная перепись 1918 года. С. 2


[Закрыть].

Для согласования работы военного, морского и гражданских ведомств в июне 1915 г. было учреждено Архангельское генерал-губернаторство, замененное спустя месяц должностью главноначальствующего городом Архангельском и водным районом Белого моря (главнач). Главнач являлся не только начальником гарнизона и флотилии, но и главой всей местной гражданской администрации. Таким образом, с лета 1915 г. Архангельск и губерния были переданы в непосредственное подчинение Военному министерству (с июня 1916 г. главнач был переподчинен Морскому министру)[122]122
  На пост архангельского генерал-губернатора был назначен А.М. Валуев, после учреждения должности главнача ее до весны 1917 г. последовательно занимали А.П. Угрюмов, Л.Ф. Корвин, И.И. Федоров. См.: ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1383. Л. 82 (письмо директора Департамента общих дел МВД архангельскому губернатору, 9 августа 1915 г.); ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 1. Л. 58 об. (воспоминания Бидо, апрель 1925 г.); Д. 2. Л. 105–105 об. (воспоминания вице-губернатора Турбина); Л. 108–108 об. (воспоминания генерал-губернатора А.М. Валуева). О системе военной администрации в России в годы Первой мировой войны см.: Graf D.W. Military Rule behind the Russian Front, 1914–1917: The Political Ramifications // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 1974. Band 22. Heft 3. S. 390–411.


[Закрыть]. Практика подчинения гражданского управления военной власти в губернии была прямой предшественницей генеральского правления периода Гражданской войны.

С установлением системы военного управления в 1915 г. положение, однако, не улучшилось. Строительные работы и разгрузка по-прежнему продвигались крайне медленно, а из-за скопления и неправильного хранения большого количества опасных грузов в октябре 1916 г. и январе 1917 г. на Бакарице и в Экономии прогремели два мощных взрыва, уничтоживших значительную часть военных складов. При взрыве и в последовавшем пожаре на Бакарице погибли более 600 человек, еще почти 1,5 тыс. были ранены. На Экономии лишь обеденный перерыв позволил избежать больших жертв, численность которых в итоге составила 70 погибших и 500 раненых. Однако огнем были уничтожены 14 тыс. тонн из 38 тыс. тонн складированных на Экономии грузов и три парохода[123]123
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 246. Д. 48. Ч. 4. Л. 46 об. (донесение начальника АГЖУ, 8 декабря 1916 г.); Оп. 247. Д. 20. Ч. 4. Л. 18 об. (донесение жандармского полковника Заварзина, 5 февраля 1917 г.).


[Закрыть]. Специально созданная комиссия полагала, что причиной происшествия на Бакарице могла стать диверсия. На Экономии, напротив, военные эксперты пришли к однозначному выводу, что причиной взрыва стало неправильное хранение и транспортировка взрывчатых веществ. Однако в поисках виновных архангельские жандармы и военные чиновники были склонны списывать все случившееся на происки «внутреннего немца». Была начата серия расследований против портовых служащих и морских офицеров с немецкими фамилиями. И даже новому главначу вице-адмиралу Корвину жандармы припомнили его прежнюю фамилию Кербер[124]124
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 247. Д. 20. Ч. 4. Л. 9 (повторная нумерация) (телеграмма генерала Соловьева, 16 января 1917 г.); Л. 18 об. – 20 (донесение полковника Заварзина, 5 февраля 1917 г.); Л. 9, 12–15 об. (донесения начальника АГЖУ Кормилина, 23 января – 10 февраля 1917 г.). См. также: Оп. 247. Д. 20. Ч. 4. Л. 16, Оп. 246. Д. 48. Ч. 4. Л. 15, 47 об., 48, 61–75 об. (переписка между АГЖУ, Департаментом полиции, Генеральным штабом и военными следователями в Архангельске, октябрь 1916 г. – февраль 1917 г.); Ф. 5867. Оп. 1. Д. 1. Л. 59 (воспоминания Бидо, апрель 1925 г.).


[Закрыть]. На инженеров с нерусскими фамилиями возлагалась и вина за задержки в постройке железной дороги. А по Архангельску ходили упорные слухи, что в городе имеется беспроволочный телеграф, по которому засевшие в городе шпионы передают информацию в Германию[125]125
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 246. Д. 48. Ч. 4. Л. 3 об., 4 об. (донесение начальника АГЖУ Фагоринского, 7 января 1916 г.); ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1381. Л. 34–34 об. (анонимный донос на имя архангельского губернатора, 21 июля 1915 г.).


[Закрыть].

Несмотря на шпиономанию, которая разрасталась в губернии не без содействия жандармского начальства и части военного командования, в целом на Севере сохранялось довольно толерантное отношение к иностранцам. В частности, здесь удалось избежать немецких погромов, прокатившихся по Москве и другим городам России. Когда в июне 1915 г. в Архангельске появились слухи о готовящемся погроме немецких магазинов, контор и жителей с немецкими фамилиями, быстрые аресты предполагаемых зачинщиков, публичные обращения со стороны губернатора и прессы позволили предотвратить какие-либо происшествия. В конце концов так и осталось неясным, не было ли замешано в подготовке погрома местное жандармское отделение. В любом случае слухи упорно обозначали газетчика Сергеева, публиковавшего статьи о враждебной деятельности немецких фирм и подозревавшегося в подстрекательстве к погрому, как тайного жандармского агента[126]126
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 245. Д. 247. Л. 33 (донесение архангельского губернатора Бибикова, 17 мая 1915 г.); Л. 31–32 об. (донесение губернатора министру внутренних дел В.Ф. Джунковскому, 25 июня 1915 г.); Л. 34 (листовка-обращение губернатора к населению, 6 июня 1915 г.); Архангельск. 1915. 6 июня; Северное утро. 1915. 7 июня. О немецких погромах в России в годы мировой войны см.: Lohr E. Nationalizing the Russian Empire. Ch. 2.


[Закрыть].

Взрывы как никогда ранее приблизили войну к жизни архангельских горожан. Открывшиеся в городе в годы войны госпитали для раненых, один из которых разместился в доме самого гражданского губернатора С.Д. Бибикова, были переполнены обгоревшими людьми. Тем временем война уже с 1915–1916 гг. начинала также все острее сказываться на жизни простого населения уездных городов и сел губернии, проявляясь в виде новых наборов в армию и продовольственных трудностей.

Архангельская губерния не знала значительных беспорядков среди призывников. Наборы новобранцев, запасных и ополченцев в действующую армию в течение всей войны проходили успешно. Уездные исправники в своих донесениях отмечали, что первоначальное обнародование царского манифеста в июле 1914 г. было встречено если не с «большим патриотическим подъемом», то по крайней мере «спокойно и с сознанием важности переживаемого момента»[127]127
  ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1336. Л. 31 (донесение шенкурского исправника Высоцкого, 22 июля 1914 г.); Л. 300–302 (донесение чиновника по крестьянским делам 1-го участка Александровского уезда В.А. Михина, 2 августа 1914 г.); Д. 1345. Л. 92 (донесение архангельского исправника, 10 августа 1914 г.); Л. 83 (донесение кемского исправника, 3 августа 1914 г.); Л. 5 (донесение пинежского исправника, 4 февраля 1915 г.).


[Закрыть]. В уездах, в опережение мобилизации, начался приток в армию добровольцев. По городам и селам призывников провожали с торжественными молебнами о даровании победы над врагом. В годы войны в связи с введением сухого закона не было даже обычного во время призывов массового пьянства. И лишь в аптекарских магазинах и лавках стал усиленно раскупаться одеколон. Употреблялся он, по убеждению исправников, отнюдь не для парфюмерных целей[128]128
  ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1375. Л. 28 (донесение пинежского исправника, 3 апреля 1915 г.); Д. 1336. Л. 268–268 об. Д. 1345. Л. 84 (донесения шенкурского исправника, 28 июля и 3 августа 1914 г.).


[Закрыть].

Видимо, немалое содействие спокойному ходу мобилизации оказало пособие от казны, выдававшееся семьям призывников. В частности, из Мезенского уезда сообщали, что призыв запасных и ратников, пришедшийся на горячее время сенокоса, вызвал у населения некоторую подавленность. Но после разъяснений, что правительство берет на себя заботу о материальном обеспечении семейств, «все население видимо облегченно вздохнуло, успокоилось и одновременно с этим стало разрастаться патриотическое настроение»[129]129
  ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1345. Л. 95–95 об., 98 (донесения мезенского исправника, 4 и 11 августа 1914 г.); Л. 82 (донесение пинежского исправника, 4 августа 1914 г.).


[Закрыть]. В общей сложности в армию из губернии было призвано 10,8 % от всех жителей, или 45,9 % всего трудоспособного мужского населения, что было немного ниже среднего показателя по стране[130]130
  Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. Париж, 1939. Т. 1. С. 120 (см. также переиздания: М., 2001, и М., 2006). В среднем в России мобилизовано было 11,2 % населения, или 47,4 % всех трудоспособных мужчин.


[Закрыть]. Несмотря на большие масштабы мобилизации, вплоть до конца 1916 г. жандармские донесения сообщали, что призывы проходили спокойно и уклонения от них были единичны[131]131
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 245. Д. 167. Ч. 4. Л. 19 (доклад начальника АГЖУ А. Кормилева директору Департамента полиции, 17 октября 1916 г.).


[Закрыть].

Мобилизация мужчин оказала заметное, хотя и не однозначное влияние на крестьянское хозяйство. Вследствие призыва около трети крестьянских хозяйств остались без работника-мужчины. Однако казенное пособие в значительной степени покрывало утраченные доходы. Видимо, война острее сказалась на положении тех семей, которые сохранили наличных работников, так как она подкосила промыслы, служившие основой крестьянского бюджета. Первыми пострадали морские промыслы. Появление кораблей и подводных лодок противника у мурманского побережья уже в первый год войны вызвало преждевременное завершение промыслового сезона. В 1915 г. на Мурман съехалось на треть меньше рыбаков, а в 1916 г. – лишь половина довоенного числа. Но даже выловленную рыбу было сложно продать на осенней Маргаритинской ярмарке, так как из-за расстройства транспорта торговцы из других губерний на ярмарку почти не приезжали. Опасности морского судоходства во время войны, а также мобилизация частных судов для военных нужд привели к сокращению и поморской торговли[132]132
  ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 3. Л. 14–15 (воспоминания Е.Д. Могучего).


[Закрыть].

Не менее остро сказалась война на лесных промыслах. Уже в августе 1914 г. в связи с неясной торговой обстановкой приостановил работу лесопильный завод в селе Ковда, принадлежавший шведскому подданному Арету Бергену. Тогда же остановили работу заводы товарищества «Петр Беляев и наследники». Все рабочие получили расчет. Оставшиеся открытыми лесозаводы испытывали трудности со сбытом продукции из-за перерывов морского сообщения и постепенно сокращали производство[133]133
  ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1336. Л. 314 (рапорт емецкого исправника Голенищева, 8 августа 1914 г.); Д. 1345. Л. 104 (рапорт кемского исправника, 14 августа 1914 г.). К 1917 г. из 44 лесопильных заводов губернии работало только 30, см.: Аксенов А.Н. Установление Советской власти в Архангельской губернии. Архангельск, 1956. С. 9.


[Закрыть]. Свертывание деятельности лесопилок тут же повлияло на сокращение заказов для поредевших в связи с мобилизацией крестьянских артелей, занимавшихся рубкой и сплавом леса. В результате общие лесозаготовки в северном регионе сократились к 1917 г. в среднем наполовину или даже на три четверти по сравнению с мирным временем[134]134
  Никулина Т.В. Лесоэкспорт на Севере России в годы империалистической войны. С. 128–130. В годы войны в три раза (с 84,7 % до 29,5 %) упала численность крестьянских хозяйств губернии, занимавшихся промыслами: История северного крестьянства. Т. 2. С. 241.


[Закрыть]. Также практически прекратился отход на работы в столичные города.

Трудное хозяйственное положение губернии еще более усложнил разразившийся продовольственный кризис. Война в полной мере обнажила зависимость губернии от привозного продовольствия, что проявилось уже в первую военную зиму. Железная дорога, забитая военными грузами, перестала справляться с перевозками. Транспорт находился под военным управлением, поэтому гражданские грузы часто перевозились в последнюю очередь. Это, естественно, приводило к длительным задержкам в хлебных перевозках. Предвидя обострение кризиса, архангельские торговцы начали придерживать хлеб в ожидании повышения цен. Уже в начале 1915 г. губернатору стали поступать отчаянные крестьянские письма: «Едешь за 30 а то 50 верст, а муки купить негде. Никто не продаст… Мы крестьяне хоть с голоду помирай»[135]135
  ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1343. Л. 382–382 об. (письмо крестьянина (без подписи) архангельскому губернатору, 9 февраля 1915 г.).


[Закрыть]. А к осени 1915 г. положение стало настолько серьезным, что глава губернского жандармского управления доносил в центр, что «сильное вздорожание всех предметов первой необходимости… вызвало уже массу всяких толков и нареканий на торговцев и грозит вылиться в форму массового недовольства, так как с каждым днем положение обостряется»[136]136
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 245. Д. 167. Ч. 4. Л. 3 об. – 4 (доклад начальника АГЖУ Фагоринского товарищу министра внутренних дел, 30 октября 1915 г.).


[Закрыть].

Для урегулирования продовольственной проблемы под председательством губернатора был создан специальный комитет, пытавшийся сдержать рост цен и наладить подвоз продовольствия[137]137
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 245. Д. 167. Ч. 4. Л. 11 (доклад начальника АГЖУ Фагоринского товарищу министра внутренних дел, 24 декабря 1915 г.).


[Закрыть]. Другим ответом на надвигавшийся хлебный кризис стало массовое создание потребительских кооперативов, которые после 1914 г. росли буквально как грибы. К концу войны их число достигло 800, а количество членов – 127 тыс., что вместе с членами семей охватывало почти все население губернии[138]138
  Kotsonis Y. Arkhangel’sk, 1918: Regionalism and Populism in the Russian Civil War // Russian Review. 1992. Vol. 51. № 4. P. 531. См. также: Воронин А.В. Советская власть и кооперация (Кооперативная политика советской власти: центр и местные власти Европейского Севера в 1917 – начале 30-х гг.). Петрозаводск, 1997. С. 22.


[Закрыть]. Однако даже потребкооперация не могла оказать влияния на урегулирование цен, так как в губернии не имелось крупных запасов товаров. Не привела она и к заметному росту поставок по причине перегруженности железнодорожного транспорта. Попытки пересылать товары не по железной дороге, а по гужевой почте в посылках привели к тому, что количество перевозимой почты моментально увеличилось в несколько раз и к весне 1916 г. даже регулярное почтовое сообщение внутри губернии оказалось под угрозой остановки[139]139
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 245. Д. 167. Ч. 4. Л. 3 об. – 4; 16–16 об. (доклады начальника АГЖУ Фагоринского товарищу министра внутренних дел, 30 октября 1915 г., и директору Департамента полиции, 22 марта 1916 г.).


[Закрыть].

Трудности со снабжением населения продовольствием только усилил наплыв беженцев, сосланных на Север иностранных граждан и приезжих рабочих. В Шенкурском, Пинежском и Печорском уездах были размещены почти 800 интернированных подданных враждебных государств, высланных большей частью из прифронтовых территорий и из Петрограда[140]140
  См. переписку пинежского исправника и архангельского губернатора, февраль – март 1915 г.: ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1375. Л. 5, 17. См. также: Поморская энциклопедия. Т. 1. С. 260.


[Закрыть]. Помимо этого, к началу 1916 г. в губернию переселились более двух тысяч беженцев из западных губерний, прежде всего из Прибалтики. Три четверти из их числа должны были разместиться в Архангельске, так как уездные власти наотрез отказывались принимать у себя беженцев из-за трудностей с пропитанием и отсутствия работы[141]141
  ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1478. Л. 102 (сведения о распределении беженцев в Архангельской губернии на 1 января 1916 г.); Л. 90, 91, 93, 192 (донесения и анкетные листы о положении беженцев в уездах, март 1916 г.); Л. 288–288 об., 291 (протоколы Онежского и Мезенского уездных совещаний по устройству беженцев, 18 мая и 21 апреля 1916 г.). По данным Т.И. Трошиной, всего за годы войны в губернии было размещено свыше 6 тыс. беженцев: Трошина Т.И. Архангельск в годы Первой мировой войны. С. 164–165. В целом в России с традиционных мест проживания было поднято 17,5 млн. человек, или 12 % населения, в число которых входили мобилизованные, военнопленные и беженцы. См.: Gatrell P. Russia’s First World War: A Social and Economic History. Harlow, 2005. Р. 222; Idem. A Whole Empire Walking: Refugees in Russia during World War I. Bloomington, 1999.


[Закрыть]. Самая трудная ситуация сложилась на Мурмане, где скопились многочисленные строительные рабочие, грузчики и железнодорожники и где уже к февралю 1916 г. стоимость жизни возросла «до ужасающих размеров». По заверению жандармского начальства, «если бы не запасы ржаной муки в казенных складах, то местное население давно бы бедствовало»[142]142
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 245. Д. 167. Ч. 4. Л. 13 об. (доклад начальника АГЖУ Фагоринского товарищу министра внутренних дел, 13 февраля 1916 г.).


[Закрыть]. Панику подстегивали слухи, что, например, в Онежском и Кемском уездах уже начался голод, что муки нет, а что вновь привозимая мука будет продаваться по заоблачным ценам – 15 или 16 рублей за мешок. Трудности со снабжением касались не только продовольствия. Показателем общего кризиса снабжения могло служить то, что в этой богатой лесом губернии в городах было почти не достать дров[143]143
  Там же. Л. 3 об. – 4 (доклад начальника АГЖУ Фагоринского товарищу министра внутренних дел, 30 октября 1915 г.). В Онеге цена на еловые дрова доходила до невероятной суммы в 80 руб. за кубическую сажень (1 кубическая сажень – 9,7 кубометра). См.: ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1494. Л. 4 (донесение онежского исправника, 6 февраля 1916 г.).


[Закрыть].

Недовольство трудным продовольственным положением усиливали тревожные письма, приходившие архангельским обывателям от родственников из действующей армии. Например, Анисим Курицын, призванный из Онеги в лейб-гвардии Литовский полк, писал семье из Красного Села: «Всем надоела как горькая редька эта война или бойня, вернее всего бойня, а не война. Мозг наш не переваривает для чего, почему и за что мы должны выносить все тягости и лишения, подставляя свою грудь под пули и снаряды и вся тягость войны ложится только на нас, а состоятельный класс да миллионеры только набивают себе карманы да брюки, а тут наши отцы, братья, сестры и дети с голоду мрут»[144]144
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 246. Д. 165. Ч. 4. Л. 2, 5–5 об. (копия писем А. Курицына в Онегу Л.Я. Курицыну, 15 июля 1916 г., и В.М. Козобину, 24 июля 1916 г.).


[Закрыть].

Широкая мобилизация и продовольственные трудности тем не менее вплоть до весны 1917 г. не вызвали в Архангельской губернии ни массовых беспорядков, наблюдавшихся в других частях страны, ни открытых протестов против войны[145]145
  Об антивоенных беспорядках в стране см.: Анфимов А.М. Российская деревня в годы первой мировой войны (1914–1917 г.). М., 1962. С. 347–348 и др.; История первой мировой войны, 1914–1918 / Ред. И.И. Ростунов. М., 1975. Т. 1. С. 228.


[Закрыть]. Единственным случаем выступления крестьян была ставшая уже почти традиционной самовольная порубка удельного леса в трех деревнях Шенкурского уезда в 1915 г.[146]146
  Крестьянское движение в России в годы первой мировой войны, 1914–1917 гг.: Сборник документов / Ред. А.М. Анфимов. М., 1965. С. 492, 513.


[Закрыть] В годы войны в крае не было и рабочих забастовок, да и в целом рабочее движение в этот период ничем себя не проявляло. Несмотря на приток в губернию портовых рабочих и строителей, а также на то, что в лице латышских беженцев в губернии появилось значительное число рабочих социал-демократов, жандармские сводки постоянно отмечали отсутствие революционных организаций и политической пропаганды среди рабочих. По сведениям жандармов, лишь немногочисленная местная городская интеллигенция была склонна «к порицанию существующего государственного строя, к кадетству»[147]147
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 245. Д. 5. Ч. 4. Б. Л. 6 (записка № 3 начальника АГЖУ, 14 августа 1915 г.); Л. 12 (донесение начальника АГЖУ, 4 сентября 1915 г.); Д. 167. Ч. 4. Л. 4 об. – 8 (донесение начальника АГЖУ, 30 октября 1915 г.).


[Закрыть].

В целом же, как заключал в одном из донесений жандармский полковник Е. Фагоринский, губерния «остается во многих отношениях отсталой, темной, исключительно крестьянской, но вместе с тем и чисто русской, крепкой народным духом и преданностью Царю и родине»[148]148
  Там же. Л. 7–8 (доклад начальника АГЖУ Фагоринского в Министерство внутренних дел, 30 октября 1915 г.).


[Закрыть]. Судя по жандармским сводкам, вплоть до конца 1916 г. население продолжало живо интересоваться войной и не проявляло склонности к революционным волнениям[149]149
  Там же. Л. 2 об. – 3 об., 10 об., 14, 17 (доклады начальника АГЖУ Фагоринского, 30 октября и 24 декабря 1915 г., 13 февраля и 22 марта 1916 г.); Л. 19 (доклад начальника АГЖУ А. Кормилева, 17 октября 1916 г.). См. также донесения уездных исправников за 1916 г.: ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1494.


[Закрыть]. События последующих месяцев со всей очевидностью показали ошибочность этих оценок.

Первая мировая война на Севере не спровоцировала революционный кризис. Но сценарий революции в Архангельской губернии, стремительно развивавшейся после крушения монархии, в основных чертах сложился в годы Первой мировой войны. Не рабочие или крестьяне губернии, но прибывшие во время войны военные гарнизоны и морские команды, наряду с приезжими строительными рабочими, стали главным двигателем революции, обеспечив поддержку более радикальным политическим силам. Обострившийся в период мировой войны продовольственный кризис поставил хлебный вопрос во главу угла и во многом обусловил отношение обычного населения губернии к сменявшим друг друга политическим режимам. В частности, надежды на улучшение хлебного снабжения первоначально способствовали популярности антибольшевистских сил, рассчитывавших наладить подвоз в губернию хлеба от союзников по Антанте. Военные склады, выросшие в Архангельске и Романове-на-Мурмане, переименованном в Мурманск в 1917 г., стали главной заботой союзников, когда большевистское правительство заключило мир с Германией. Стремление не допустить их передачу немцам стало одним из главных мотивов интервенции Антанты на Севере России.

Таким образом, война расставила основные фигуры на поле будущей революции в Архангельской губернии. Привести их в движение должна была лаконичная телеграмма из Петрограда, сообщавшая о крушении царского режима.