Текст книги "Не обязан жениться"

Джиллиан внимательно посмотрела ему в глаза. Ее сердце болезненно сжалось. Что бы он ни говорил, она твердо знала одно, пусть даже Макс в это не верил.

– Любовь – действительно мощная сила. И я действительно люблю тебя.

– Даже теперь?

– Даже теперь.

Неужели все, что он делал, было лишь ради этого признания?

Но нет. В выражении лица Макса не было радости победы – это говорило само за себя. Наоборот, он нахмурился:

– И все же ты не хочешь выйти за меня до начала второго триместра. Где же хваленая сила любви?

И вновь Джиллиан смогла лишь раскрыть рот в изумлении, не в силах вымолвить ни слова.

Макс словно бы готовился к обороне, но она не могла понять, с чем это связано. Быть может… она не могла поверить… быть может, он ощутил собственную уязвимость?

– Неразделенная любовь приносит боль, – гневно ответила она.

Неужели он этого не понимает?

Он резко выпрямился, напряженно поинтересовавшись:

– Чем же я делаю тебе больно, интересно?

– Ты не хочешь быть со мной.

– Но ведь именно этого я и хочу!

– Но только ради ребенка.

– Я собирался просить твоей руки еще до беременности!

– Но не стал, когда узнал, что мне якобы будет сложно зачать ребенка.

– При чем тут «якобы»? Это медицинский факт.

– Значит, я могу больше никогда не забеременеть.

Он должен был признать этот факт и найти решение.

– Тогда мы усыновим ребенка или воспользуемся услугами суррогатной матери.

– А что насчет проблем из-за суррогатной матери или биологической матери усыновленного ребенка?

– Я не разделяю отцовских страхов. И потом, ни одна женщина не сможет ставить мне ультиматум вроде того, перед которым мать поставила отца. Я ведь буду женат.

– И еще до свадьбы мы четко пропишем все это в брачном контракте.

– Обязательно.

Она чуть не рассмеялась, но грудь теснило, и воздуха не хватало. Надо же, он хочет заключить брачный контракт! Настоящий осторожный политик.

– Ты правда хочешь больше одного ребенка? – переспросила она: ведь его родителям одного сына оказалось вполне достаточно.

– Да. – В его голосе не было ни капли сомнения.

– Даже если для этого потребуется усыновление или суррогатная мать?

– Да.

– А что насчет ребенка из пробирки? – Она погладила живот, словно обещая нерожденному еще младенцу братика или сестричку.

– Зависит от того, готова ли ты к многочисленным неудачным попыткам. И потом, если зародышей окажется больше двух, это будет опасно для тебя. Мы не можем рисковать твоим здоровьем.

Так, значит, именно этим его пугало ЭКО? Риском для нее?

– А сколько детей ты хочешь?

– Как минимум двоих. Можно и больше.

Она была единственным ребенком, но их с Максом образ в окружении многочисленного потомства казался ей неодолимо притягательным.

– Ты же живешь во дворце. Там хватит места для большой компании.

Макс рассмеялся, чувствуя, как напряжение покидает его. Его расслабленная поза показалась Джиллиан чрезвычайно сексуальной, но она постаралась отогнать эту мысль.

– Уж четверо как-нибудь разместятся.

– Четверо? – Ее сердце гулко забилось, голову закружил вихрь чувств.

– У тебя будут помощники.

– Я не собираюсь препоручать своих детей чужим людям.

– Нет, конечно. Но тебе не обязательно всякий раз самой менять подгузники.

Она устроилась с ногами на диване и, положив на колени подушку, расслабленно вытянула руки.

– Ну, ты-то уж точно не будешь возиться с подгузниками. Ты же все-таки принц!

– Я этого не говорил.

– Точно, – кивнула она.

– Но мы отвлеклись от темы.

– От какой темы?

– Ты говоришь, что любовь ко мне причиняет тебе боль, и это мешает согласиться выйти за меня замуж. – С каждым словом его лицо и поза становились все напряженнее. Эта мысль ему не нравилась, теперь Джиллиан ясно видела это. Но она не собиралась лгать лишь ради того, чтобы пощадить его чувства. Он же ее не жалел!

– Ты меня не любишь.

– И что?

– Для меня это проблема.

– Я не согласен.

– Уж поверь, – фыркнула она.

– Ты начинаешь язвить, когда устаешь, как я замечаю.

– Я не устала, – проговорила Джиллиан, но тут же зевнула, разоблачив тем самым свою маленькую ложь.

Макс понимающе улыбнулся:

– Конечно, совсем не устала.

– Ладно, устала. А у тебя какое оправдание? – Ей было все труднее и труднее злиться на него, поэтому вопрос прозвучал скорее шуткой, чем обвинением.

– За что мне оправдываться?

– За сарказм.

– Я вообще саркастичный парень.

Что ж, с этим она не спорила.

– Значит, сам факт того, что я не люблю тебя, причиняет тебе боль?

– Да.

Наконец-то он понял!

– Бессмыслица какая-то.

– Ты бросил меня без раздумий, потому что не любишь. Если бы ты любил меня, ты бы не смог сделать это так легко.

– Так же легко, как ты отпустила меня? – Макс вопросительно поднял бровь.

В глубине души Джиллиан понимала: в этом сравнении есть смысл. Хотя он и не учитывал кое-какие реалии, которые она, однако, не могла отбросить.

– Это было нелегко. Я ужасно тосковала.

Еще одно признание, без которого она предпочла бы обойтись. Но его решительное нежелание понять не оставило ей выбора. Она гневно взглянула на него. Но Макс, похоже, не впечатлился:

– Я тоже тосковал. Я уже говорил тебе об этом.

– Но расставание было твоей идеей. – Джиллиан чувствовала, к чему он клонит.

– Я считал, что у меня нет выбора.

Именно поэтому она считала, что с планами на будущее, пусть оно и сулило ей замужество и титул принцессы, лучше подождать.

– Если у меня случится выкидыш…

– Немедленно замолчи! Ты не потеряешь этого ребенка! – Макс, кажется, рассердился не на шутку.

В этом месте она не хотела с ним спорить. С каждым днем отметка в двенадцать недель была все ближе, и шансы на жизнь у ее ребенка, которого она уже любила и всей душой пыталась защитить, становились выше.

– Но ты можешь полюбить другую.

Это был ее самый глубинный страх. От этого ее не мог спасти никакой, даже самый строгий брачный контракт. Что бы он ни думал по этому поводу, любовь не остановить. Макс мог понять это, лишь взглянув на своего отца. Безусловно, он впитал чувство долга перед страной и монархией с молоком матери. А вот король многие годы поддерживал любовную связь, которая могла принести державе немало проблем.

Потому что он любил графиню.

– Этого не случится. – Ее слова явно не прозвучали для Макса убедительно.

– Если это случится, даже ты, при всей твоей силе воли, не справишься с этим.

– Справлюсь, конечно. Дело не в силе воли, а в действиях. А тут я могу за себя ручаться.

– Каким образом? – Джиллиан отнюдь не разделяла его уверенности.

– Для начала, я не собираюсь подпускать других женщин слишком близко. Это гарантирует отсутствие близких отношений между нами, а следовательно, и любви неоткуда будет взяться, – уверенно произнес он.

Что ж, он отлично умеет держать людей на расстоянии, у него в этом немалый опыт. Но даже ненамеренная близость способна разрушить любые добрые намерения.

– А что, если какая-нибудь женщина сделает все за тебя?

– Это из области фантастики, и ты это прекрасно понимаешь. Мои сотрудники – сплошь мужчины, но, если я вдруг приму на работу женщину, которая будет испытывать ко мне симпатию, я переведу ее в другой офис или уволю – в зависимости от того, как она будет выражать свои чувства.

– И ты даже не почувствуешь искушения?

Джиллиан доводилось бывать у Макса в офисе. Действительно, там работали одни мужчины, и все же в штате «Юркович-Таннер» было множество хорошеньких женщин, работавших как в США, так и на Воларусе.

– Нет. А ты бы почувствовала?

– В смысле к другому мужчине? Нет, конечно.

– Но влюбленные вечно изменяют друг другу.

– Не всегда. Обычно, наоборот, нет.

– Ты в этом уверена?

Нет, конечно! Откуда ей знать?

– Бабушка и дед никогда не обманывали друг друга.

– Они – исключительные люди, – кивнул Макс, соглашаясь. – Но и они кое-что предпринимали, чтобы обеспечить крепость своего брака.

– Да.

– Я собираюсь сделать то же самое.

– Ты так уверен, что никогда никого не полюбишь?

– А ты настолько уверена, что это произойдет?

– Нет. Но это возможно.

Хотя, подумала Джиллиан, по ходу разговора ее уверенность в этом начала таять.

Макс был решительно настроен на то, чтобы никогда в жизни не дать любви ослабить его. Джиллиан поражалась, как могла не догадаться об этом до сегодняшнего дня. Это же было ясно с самого начала! Она обманывала себя, списывая все на его презрение к чувствам в целом. И все же она могла легко понять, как в действительности обстоят дела, когда речь впервые зашла о «каникулах» его отца.

– Значит, если человек любит, он не может разлюбить или влюбиться в другого? – спросил Макс.

– Ты сам знаешь, такое случается.

– Потому что они не защищают свою любовь, не поддерживают ее, не считают главным в своей жизни.

– Похоже, ты даже слишком хорошо разбираешься в любви – по крайней мере, для человека, отрицающего ее существование.

– Я ее не отрицаю. Я просто не считаю, что это исключительно добрая сила, которая заряжает человека энергией. Любовь мешает исполнять свой долг и делает сильного слабым. – Он произнес эту фразу, словно непреложную истину. Это читалось в его позе, в его голосе, в блеске темных глаз. – Замени слово «любовь» словом «отношения» – и ты поймешь, каким я вижу наш брак.

Джиллиан сглотнула. Она была до глубины души поражена его представлением о браке.

– Наш брак будет для тебя настолько важен?

– Важнее всего на свете.

Джиллиан была уверена, что он заблуждается.

– Это неправда.

– Ты обвиняешь меня во лжи?

– Да. Для тебя всегда на первом месте будет Воларус. Наш брак не изменил бы этого, даже если бы ты любил меня.

– Но наш брак очень важен для благополучия моей страны. Стабильность монархии означает стабильность для Воларуса.

Они явно говорили о разном.

– Если тебе придется выбирать между важным политическим мероприятием и нашей семейной годовщиной, ты без раздумий отправишься на мероприятие.

– Я умею планировать и сумею избежать подобного выбора.

– Бывают вещи неизбежные.

– Реже, чем ты себе представляешь.

Было ли это обещанием? Его глаза говорили «да».

Вопреки рассудку, Джиллиан хотела поверить ему. Ее собственная семейная история научила ее: даже если человек не называет что-то своим истинным именем, это не мешает ему действовать так, как дóлжно.

Бабушка и дед были ее истинными отцом и матерью, хотя и не позволяли называть себя так.

Они так много дали ей! Ради того, чтобы видеть, как она взрослеет, они отказались от своей мечты пораньше выйти на пенсию и с удовольствием путешествовать вдвоем.

Макс предлагал ей такую же преданность. И пусть он не сопровождает свое предложение красивыми словами о любви, от этого оно не становится менее ценным.

И от него непросто отказаться.

– А почему ты выбрал круизный лайнер? – вырвалось у нее.

Вот теперь в его темных глазах ясно читалась радость победы.

– Аристон, мой друг, – надежный человек. На его молчание можно положиться.

– Аристон?

– Аристон Спиридакос.

– Судовой магнат?

Впрочем, Джиллиан ничуть не удивилась, что друзья Макса – люди богатые и могущественные. В конце концов, однажды он станет королем, а сегодня занимает директорский пост в компании, играющей видную роль на мировом рынке, хотя многие и не подозревают о ее существовании.

– Его корпорация чем только не занимается.

– И круизами тоже?

– В том числе.

– Правда, ты предложил круиз между Сиэтлом и Аляской с заходом на острова только потому, что я давно о нем мечтаю?

Она однажды упоминала ему об этом. Лишь однажды. Но Макс никогда не забывает о том, что хочет воплотить в жизнь.

– Я всегда буду идти навстречу твоим желаниям.

Глава 8

– Всегда? – Ее сердце затрепетало. Чувство грустной неизбежности уступало место совсем другой эмоции – надежде.

Но если она вновь будет разрушена, ее сердце этого не выдержит.

– Нам стоит подождать до рождения ребенка. Чтобы быть уверенными.

– Нет. Перестань. Я сказал, брось эти черные мысли!

– Я просто стараюсь быть реалисткой.

Он рассмеялся, будто над удачной шуткой:

– Ты – одна из самых безнадежных пессимисток среди моих знакомых.

– Неправда! Я оптимистка.

– Если только на фоне других пессимистов.

– Тебе нравится Винни-Пух?

– Моя мать читала мне в детстве эту книжку. Как и твоя бабушка – тебе. Я не с другой планеты.

– Да, я знаю. Я просто… – Честно говоря, она сама не знала, что хотела сказать. Может, сообщить ему, что его детство нельзя считать обычным или хотя бы нормальным? Вряд ли ему это понравится. К тому же это неправда.

– Если ты оптимистка, значит, должна верить в наше будущее и в будущее нашего ребенка.

– Ты удивительно уверен в себе.

– И не зря.

– Ты самонадеян!

– Иногда.

Далеко не иногда, а гораздо чаще. Но, пожалуй, лучше смолчать. Ей не хотелось выглядеть записной спорщицей. По крайней мере, не сейчас. Сейчас ей хочется очутиться в его объятиях и услышать, что все будет хорошо.

Но в такие сказки она перестала верить еще в детстве.

Мысль о комфорте его объятий вызвала странное напряжение в теле. Ее оборона слабела. Желая дать себе время собраться с духом, она поднялась на ноги и стала собирать тарелки:

– Отнесу посуду на кухню.

– Давай помогу. – Макс вскочил и начал торопливо собирать со стола остатки трапезы.

– Я беременна, но не беспомощна.

– Раньше ты не наблюдала, как я собираю со стола тарелки. – Он смотрел на нее веселым, поддразнивающим взглядом.

– Нет, – нехотя согласилась она.

– Теперь видишь. Это вежливость, а не чрезмерная забота.

Джиллиан не была уверена в его честности – впрочем, как и в своем нежелании стать объектом его чрезмерной заботы. Она улыбнулась ему в ответ. Они удивительно ловко управились с посудой, мигом сложив ее в посудомоечную машину.

– Для принца ты очень хозяйственный.

– Ты это уже говорила.

– Ты, кажется, рассказывал, что больше десяти лет живешь один?

– Точно.

– Но в твоем роскошном пентхаусе в не менее роскошном доме имеются домработница и прислуга, к тому же жильцам у вас полагаются услуги местного шеф-повара и прачечной?

– И что?

Джиллиан протерла стол. Тем временем Макс продолжал возиться с посудомоечной машиной.

– Но ты отлично управляешься с посудой! Неужели домработница и прислуга оставляют немытые тарелки в раковине, предоставляя тебе право заняться ими?

– Я четыре года учился здесь в университете, а потом еще два года, чтобы получить степень мастера бизнес-администрирования. – Макс ловко заложил в дверцу машинки моющее средство и удовлетворенно захлопнул. – И все шесть лет я самостоятельно мыл посуду и стирал белье.

– Неужели ты жил в общежитии? – спросила Джиллиан, облокотившись о кухонный стол.

– Только на первом курсе. Это значило только, что мне не приходилось готовить самому. На втором курсе мы с Демьяном сняли квартиру на двоих.

– И у вас не было домработницы? – Джиллиан не могла себе представить Демьяна обслуживающим себя без помощи прислуги.

– Мы старались не привлекать внимания к своей частной жизни.

Что ж, Джиллиан хорошо представляла себе, что за частная жизнь могла быть у двух молодых студентов. Даже слишком хорошо.

– Удобное решение.

– Да. Не все жители Воларуса родились во дворцах. Если мне в будущем предстоит принимать решения ради этих людей, я должен хорошо понимать их жизнь. – Макс снял пиджак и повесил его на спинку стула.

– Думаешь, прожив шесть лет без слуг, ты стал ее понимать?

Макс стянул с шеи галстук и аккуратно пристроил его поверх пиджака.

– Отчасти. Еще мне помогло то, что летом я часто жил вместе с простыми семьями на Воларусе – людьми разных профессий и социального положения.

– Ничего себе! Ты меня удивил. – На последнем слове голос Джиллиан вдруг сорвался: она увидела, что Макс расстегивает рубашку, под которой виднелась туго обтягивающая майка. Сглотнув, она храбро продолжила: – И что, родители тебе это позволяли?

– Они сами на этом настаивали. В свое время отец поступал так же, и его отец тоже.

Макс не стал снимать рубашку. Однако Джиллиан уже не сомневалась в его планах на окончание вечера. Впрочем, она сочла за лучшее не поднимать этот вопрос, поскольку не была уверена, что неизбежный спор окончится ее победой. Так что она продолжала беседу как ни в чем не бывало:

– Удивительно!

– Но для наших детей это вряд ли будет возможно. Теперь к вопросам безопасности у нас относятся куда серьезнее.

– Да, все в мире становится взаимосвязанным, – откликнулась Джиллиан.

В прошлом маленькая страна и ее правящая династия считали своей главной защитой свою малую известность. Но с появлением Интернета, а вместе с ним и вездесущих папарацци никто в мире не мог гарантированно оставаться незамеченным.

– Да, и на Воларус это влияет весьма серьезно. – Макс небрежно прислонился к стене возле небольшого столика.

Джиллиан беспокойно бродила по кухне, переставляя предметы на столе, проверяя таймер на посудомоечной машине и всеми силами избегая его взгляда.

– Сегодня мы вынуждены вести жизнь, подобающую монархам, – иначе кого-то из членов королевской семьи однажды могут похитить.

Эта мысль испугала Джиллиан: ведь этому риску в будущем подвергнется и ее ребенок.

– Или убить, – жестко закончил Макс.

Холодок пробежал по спине Джиллиан, и она, резко остановившись перед ним, взглянула ему прямо в глаза:

– Не говори так!

– Что ж, теперь ты понимаешь, что я чувствую, когда ты говоришь подобное о нашем ребенке.

– Я говорю правду, и вовсе не для того, чтобы тебя расстроить!

– И я.

– Хорошо, хорошо, я поняла. Я больше не буду говорить о выкидыше.

– А о свадьбе? – спросил он с обычным своим обаянием, которое Джиллиан всегда считала неотразимым. Впрочем, как и все в Максе.

– На круизном лайнере?

– Если тебе не нравится эта идея, я готов выслушать твои предложения.

– Нет, она мне нравится.

Даже слишком, подумала Джиллиан.

– Аристон будет рад. – Макс улыбнулся, не скрывая собственной радости.

– Ты с ним уже говорил?

– Ты же знаешь, я не откладываю дело в долгий ящик.

– Да, но…

– У Аристона тоже трудности на личном фронте. Так что он будет рад помочь.

Джиллиан охватило любопытство: какие, интересно, трудности на личном фронте могут быть у могущественного судового магната? Впрочем, сейчас Джиллиан была слишком погружена в собственные проблемы, чтобы всерьез задумываться о чужих.

– Я хочу пригласить бабушку и дедушку.

– Разумеется.

– И не забудь о брачном контракте.

Макс старался сохранить серьезное выражение, но искорки в глазах и легкая улыбка в углах рта выдавали его чувства.

– Но помни: я потребую от тебя тех же гарантий, которых ты захочешь от меня.

– Без проблем.

Он кивнул, словно и не ждал иного ответа.

Джиллиан глубоко вздохнула, сдаваясь перед лицом неизбежности:

– Хорошо, я выйду за тебя замуж.

Да, она понимала, что не сможет отказать своему ребенку в том, что положено ему по праву рождения. И кроме того, она любила Макса. И надеялась, что их брак будет не хуже, чем любой союз, в котором оба любят друг друга.

Потому что будущее без него для нее будет несчастным.

– Спасибо. – Порывшись в кармане, он извлек оттуда знакомую бледно-голубую коробочку.

– Ты знал.

Макс открыл коробочку, извлекая на свет великолепное кольцо:

– Я надеялся. Но на всякий случай у меня был запасной план.

– Какой же?

Неужели он надеялся ее соблазнить?

– Моя мать.

Глаза Джиллиан изумленно распахнулись. Его мать? Да, эта женщина никогда не стеснялась быть безжалостной ради своей семьи и своей страны.

– Я рада, что до этого не дошло.

Достав кольцо из коробочки, Макс засмеялся:

– Она не такая уж страшная.

– Да что ты! Она страшнее Демьяна!

– Не думаю. – Улыбнувшись, он потянулся к Джиллиан, чтобы надеть ей на палец кольцо. Но она неожиданно отшатнулась, ощутив, что хочет любой ценой избежать его прикосновения.

– Я не имею права тебя коснуться? – Макс выглядел совершенно сбитым с толку.

– Я… – Она сама не понимала, что с ней.

– Тебе никогда не были неприятны мои прикосновения. – Макс сузил глаза.

– Нет, но…

Он мягко, но настойчиво прижал свой палец к ее губам:

– Меня не было рядом, и ты от меня отвыкла. Но я выведу тебя обратно к солнцу.

– Ты не солнце.

– Но ты – цветок. И должна вновь расцвести. – Откровенный взгляд придавал его словам оттенок непристойности.

– Прекрати выражаться, как арабский шейх!

Макс рассмеялся:

– Уверяю, меня вполне устраивает то, что я – гражданин Воларуса.

Она и не сомневалась. Нельзя было сильнее гордиться своим происхождением, чем гордился им наследный принц Воларуса Максим Юркович. Джиллиан тянуло к нему с неодолимой силой – и одновременно хотелось оттолкнуть его.

Она постаралась расслабиться, но мышцы спины и шеи по-прежнему не слушались ее, оставаясь в напряжении.

Макс, прищурившись, посмотрел на нее и настойчиво положил руки ей на плечи. Она почувствовала неловкость, ее вновь обуяло желание бежать, но она подавила его усилием воли.

Он подвинулся ближе. Она бессильно откинулась, не в силах освободиться, как будто ее придавило грузовиком. Ее охватила паника, она часто, тяжело дышала.

Он медленно провел пальцем по ее шее, остановившись там, где в страхе билась жилка, отсчитывая пульс.

– Кажется, ты слишком сильно реагируешь на меня.

– Да. – Она не знала, что с собой делать. Его тело было так близко, что она чувствовала исходивший от него жар. В прошлом этот жар казался возбуждающим и приятным. Часто, лежа с ним ночью, Джиллиан с радостью думала, что его тепло не дало бы ей замерзнуть даже в самые холодные ночи в ее родном доме на Аляске.

Теперь же, чувствуя совсем рядом тепло его тела, она ощущала себя в ловушке. И не могла понять, в чем дело.

Пальцы Макса настойчиво поглаживали ее шею вокруг точки, где по-прежнему лихорадочно колотился пульс.

– Твое тело бежит от моих прикосновений. Тебя тревожит моя близость.

– Не знаю, отчего это, – произнесла Джиллиан. Впрочем, она догадывалась. Его уход стал для нее катастрофой. От него она страдала сильнее, чем от многолетнего родительского безразличия. Ее нынешняя реакция была инстинктивной. Так реагируют на удар животные. Даже если от удара пострадали лишь чувства, даже если он причинил ей боль ненамеренно – все равно теперь ее инстинкты воспринимали его как угрозу.

Джиллиан не знала, сколь глубока ее боль, поскольку не осознавала всей силы своей любви. Но теперь она поняла одно: действительно, для нее любовь отнюдь не всегда несла лишь добро.

И только она сама могла изменить это.

Она полагала, что дело было в Максе. В том, что он отверг ее. Что не любил ее.

Но она могла бороться за него – если хотела, чтобы он остался рядом. А она этого хотела. Но она с ранних лет усвоила: иногда борьба не может привести к победе.

– Я пыталась. Но не смогла.

– Что ты пыталась сделать, mýla moja?

Украинские слова, означавшие «моя любимая», тронули ее сердце, несмотря на то что она чувствовала себя не готовой к прикосновению его пальцев.

– Я пыталась заставить родителей любить меня. Быть со мной.

– Даже если я не готов к любви, я хочу быть с тобой. Я хочу тебя. И всегда буду хотеть.

По его лицу она видела, что он обещает искренне. Она не до конца верила в то, что может положиться на его слова, но она так хотела верить в них! Это желание вызывало физическую боль, куда более острую, чем та, что давно притупилась, хотя по-прежнему не оставляла ее.

В темных глазах Макса неожиданно отразилось понимание.

– Ты надеялась, что, если будешь идеальной во всем, они захотят быть рядом с тобой?

– Да. Но получилось наоборот. Они считали, что я отлично обхожусь без них. Даже бабушка и дед не догадывались, как я страдала оттого, что Рича и Анналии нет рядом. Анналия до сих пор приводит меня как пример того, каким удачным может оказаться разумный выбор для всех заинтересованных сторон.

– Она считает, что, отказавшись быть твоей матерью, она поступила лучше для всех.

– По крайней мере, она так говорит.

Макс поймал ее взгляд:

– С ее стороны было бы гуманнее отдать тебя на удочерение.

– Бабушка и слышать об этом не хотела. Она настояла на том, чтобы самой вырастить меня. Они с дедом любят меня, хоть и не зовут меня дочерью.

– Они никогда не отказывались от тебя.

– Как от внучки.

– Но никогда не называли тебя дочерью, хотя именно они растили тебя.

– Они не могли.

– Потому что этим они признали бы, что твой отец, их любимый сын, – совсем не тот человек, каким они его воображали.

Джиллиан поразилась, насколько хорошо он ее понимает. Но тут ей пришло в голову, что в собственной семье Макс столкнулся точно с такой же проблемой.

– Именно так.

– Но ты все равно отличный боец.

– В других вещах. – Она пыталась опустить глаза, но не смогла.

– В важных вещах. – Его голос прозвучал необычно.

– В важных, но не в самых важных. – Джиллиан надеялась, что он поймет разницу.

Он непонимающе нахмурился. Что ж, придется объяснить. Впрочем, теперь она не возражала.

– После того как ты ушел, тогда, утром, я три дня сидела дома и рыдала, совершенно разбитая. – Она все-таки сумела отвести взгляд, не желая смотреть на то, как он воспримет ее признание. – Мне постоянно снились кошмары… я просыпалась от них и понимала, что это – всего лишь воспоминания.

– Но это… – Макс не закончил фразу. Признанный дипломат совершенно не знал, что сказать.

– Да, так ведут себя люди, пережившие тяжелую потерю.

– Но я не умер.

– Но наши отношения умерли. – Она вновь поймала его взгляд. Он должен поверить, что она говорит абсолютную правду. – Я потеряла тебя и не могла надеяться, что ты вернешься.

– И все-таки, узнав о беременности, ты мне не позвонила. – В его глазах отразилось непонимание.

– Я знала, что ты будешь настаивать на браке, и боялась, что не смогу тебе отказать.

– Если ты поступаешь так, как лучше для ребенка, не считаясь с тем, чего это будет тебе стоить, это нельзя назвать слабостью.

– Слабость была в том, что я сама очень хотела выйти за тебя, – тихо призналась Джиллиан. – Но не хотела заманивать тебя в ловушку.

– Я не чувствую себя в ловушке. – Он сглотнул, напряженно глядя на нее. – Я не хотел причинять тебе подобной боли.

– Я верю.

– И все-таки причинил.

– Да.

Но он же не любил ее, так что откуда ему было знать, насколько тяжело ей будет его потерять?

– Я тебя больше никогда не оставлю.

Эти слова прозвучали как клятва. Произнеся их, он надел ей на палец кольцо.

Его слова бальзамом пролились на ее израненное сердце. Она и подумать не могла, что маленькое колечко способно принести ей подобное облегчение.

Что ж, может, она и не сможет собрать из осколков свое разбитое сердце, но теперь оно уже не будет болеть так, как в эти десять недель.

– Я тоже никогда тебя не покину.

– Я знаю, – выдохнул Макс. – Ну, а теперь давай докажем твоему телу, что оно по-прежнему принадлежит мне.

– Ты настоящий собственник.

– Тоже мне новость!

– Для меня – новость, – не согласилась Джиллиан. Пока они встречались, в Максе иногда включались собственнические инстинкты, но настолько безапелляционно они проявились впервые. – Ты – пещерный человек!

Он хищно улыбнулся, в его глазах сверкнуло желание.

– Ты носишь моего ребенка. Это делает меня собственником, включает инстинкты предков.

– Ох! – изумленно выдохнула Джиллиан.

– Между прочим, я читал, что многие беременные хотят секса сильнее, чем раньше.

– Я… – Она сама не знала, что думает по этому поводу. Она всегда хотела его и не чувствовала, что гормоны беременности что-то добавляют к этому желанию.

– Но, насколько я знаю, на отцов это не распространяется. – Теперь в его намерениях сомневаться не приходилось. Макс хотел ее. И это было не просто желание приятно провести время в постели. Макс хотел обладать ею, матерью своего ребенка, во всех смыслах – и в этом тоже.

Поймав его взгляд, Джиллиан вздрогнула.

– Тебе холодно? – промурлыкал он, подвигаясь ближе. – Давай я тебя согрею.

– Мне не хо… – Но он не позволил ей закончить фразу, приникнув к ее губам в поцелуе, жадно требуя ответа. И подчинения.

Ее тело, только что в страхе отталкивавшее его, подчинилось тут же, не раздумывая. Она приникла к нему, ее губы распахнулись, принимая его. И он, подобно своим грубым пещерным предкам, тут же воспользовался ее приглашением. Его язык сплетался с ее, его пальцы поглаживали ее шею, затем спустились к плечам, и, наконец, его ладони обхватили ее груди. Это прикосновение будто пронзило ее жаждущее тело насквозь. Застонав, она теснее прижалась к нему. В ответ он издал торжествующий рык, полный животного экстаза.

Внешне Макс был настоящим принцем, цивилизованным и лощеным. Но в его груди билось сердце дикого казака. Он никогда не смирится с частью – ему нужно все. Теперь она понимала это абсолютно ясно. Ему недостаточно надеть ей на палец кольцо и назвать ее своей принцессой. Он хочет обладать ею целиком – овладеть ее телом, разумом и душой.

И она отдаст их ему, как обещала.

Согласие стать его женой потребует от нее многого, о чем она и не задумывалась десять недель назад.

Джиллиан вновь вздрогнула. Рука, лежавшая на ее плече, тяжело и решительно двинулась вниз. Его крупная мужская ладонь гладила и мяла ее ягодицы, без слов заявляя о своем полном и безраздельном владении ее телом.

Он прижал ее ближе. Теперь их разделяла только одежда. Его твердеющий член вжался ей в живот. Он требовательно раздвинул бедром ее ноги, прижимаясь им к ее вульве. В этой позе, бережной и невероятно сексуальной, он мягко прижимал бедром ее клитор, но и этой легкой ласки оказалось достаточно, чтобы она задрожала в экстазе.

Она гладила его шею, ерошила пальцами шелковистые каштановые волосы на затылке, слегка подергивая прядки – не в попытке оттолкнуть его голову, но лишь от возбуждения. Его поцелуй стал глубже и требовательнее. Слегка согнув ногу между ее бедер, он крепко схватил ее за ягодицы и придвинул плотнее к себе. Теперь он сильнее стимулировал клитор, и ее желание стало почти болезненным.

Она мечтала сбросить одежду, но не могла сказать об этом, не в силах прервать их поцелуй. Его ладонь мяла ее ягодицы, подсаживая все выше на его бедро, его пальцы дотянулись до внутренней поверхности бедер. Каждое его движение было наслаждением. Джиллиан казалось, что оргазм настигнет ее раньше, чем они сбросят одежду. Макс, казалось, изо всех сил торопился доставить ей максимум наслаждения. Обычно он вел себя иначе. Но он ведь сам признался, как отчаянно тосковал по ней!

Было ли дело в гормонах беременности или лишь в отчаянной тоске по нему и долгом отсутствии секса, Джиллиан не знала. Да и не хотела знать. Страстный секс был именно тем, что ей было нужно. Она не хотела, чтобы он относился к ней как хрупкому сосуду лишь потому, что она носит под сердцем его ребенка. Она хотела всей душой почувствовать его желание.