Текст книги "Благородство ни при чем"

Глава 2

– Так что там за история случилась у вас с моей администраторшей из отдела маркетинга?

Маркус откинулся на спинку кожаного черного дивана. У Клайна был шикарный угловой кабинет.

Из огромных его окон на верхнем этаже высотки открывался ошеломляющий вид на Сиэтл, вдалеке катил свои серые воды океан. Маркус ответил не сразу. Несколько секунд он наслаждался пейзажем. Отличное знание техники пауз помогает завладеть инициативой в разговоре. Этому, как и многому другому, он научился у бывшего босса и теперешнего партнера по бизнесу Алекса Трахерна.

– Я говорил вам, что она работала у нас в «Си-ай-эс» два года назад.

Клайн усмехнулся немного жалостливо и чуть удивленно.

– Понятно. Вы на всех бывших сотрудников смотрите, как ревнивый любовник на предмет своих мучений?

О чем это Клайн, черт возьми, толкует?

Если Маркус и смотрел на Ронни с каким-то особенным выражением, то скорее с отвращением, чем с ревностью. Да и он был уверен, что лицо его вообще ничего не выражало. Клайн просто брякнул про них с Ронни наобум, посмотреть, как станет выпутываться приглашенный специалист. Но не на того напал.

– Возможно, и так, – сказал Маркус, безразлично пожав плечами.

– Почему она ушла из «Си-ай-эс»?

– Не знаю.

И это было правдой. Он понятия не имел, почему она продала компанию, в которой работала, Харрисону, и мог лишь предполагать, что заставило ее уехать из города, даже не попрощавшись.

Маркус не испытывал душевного дискомфорта от того, что не стал выкладывать Клайну все, о чем ему известно. Он не сказал ему о поступке Ронни ради его же, Клайна, блага. Еще в самом начале карьеры спеца по корпоративным расследованиям, когда «Си-ай-эс» только начала оказывать подобные услуги, Маркус крепко усвоил правило – не делиться с клиентами избыточными сведениями. То есть держать их на голодном информационном пайке до окончания расследования. Не зря говорят: «Не показывай дураку половину работы». Зачем давать карты в руки того, кто завтра всегда может начать игру против тебя?

Стратегия Маркуса состояла в том, чтобы сообщать клиенту минимум, пока он, Маркус, не будет знать все наверняка.

– У меня сложилось впечатление, что вы хотите за ней последить, и я подумал, что у вас с ней есть кое-какие счеты.

Клайн оказался весьма проницательным человеком, даже слишком. Не всякий понял бы, что Маркус решил начать расследование с Ронни.

– Вы правы.

– Работа с ней в паре создаст вам проблемы?

– Нет. – Для успехадела ему нужно держаться к Ронни поближе.

– Как я понял, вы не хотите об этом говорить.

– Я не люблю обсуждать на работе свое прошлое, личную жизнь и собственные прогнозы относительно чемпионата США по бейсболу.

Клайн улыбнулся, оценив ненавязчивое чувство юмора собеседника.

– Ладно. Вы сегодня что-нибудь раскопали? Ничего, если не считать того очевидного факта, чтона Клайна работает бывшая корпоративная шпионка.

– Я познакомился с персоналом отдела маркетинга. Ваш заместитель хочет со мной пообедать и за ленчем обсудить перспективы расширения.

– Джек – хваткий бизнесмен. Он всегда полон конструктивных идей и ратует за агрессивную политику завоевания рынков сбыта.

Маркус кивнул:

– Из чего следует, что он хороший маркетолог.

– Отличный. В нем есть то, что так нужно для успешной карьеры, – деловая хватка. И уйма обаяния. Этот парень даже Биллу Гейтсу способен продать новую операционную систему. – Клайн хитро усмехнулся. – Вероника, похоже, того же мнения.

Маркус воздержался от вопросов по поводу последней реплики. Почти, да не совсем.

– Они встречаются? – спросил он как ни в чем не бывало.

Клайн пожал плечами:

– Не знаю. Мы не поощряем личных отношений между сотрудниками. Слишком велик риск оказаться втянутым в судебные разбирательства относительно сексуальных домогательств и все такое. Однако во внерабочие часы невозможно держать работников под контролем.

Тогда какого черта он сказал, что Ронни находит своего босса обаятельным?

Клайн продолжал, как будто не замечал того, как насупленно молчал его визави:

– Я видел их раза два в нашем кафетерии. Конечно, это ни о чем не говорит. Она работает в его отделе. Это могли быть деловые встречи. По крайней мере я так для себя решил.

А сейчас что он пытается ему сказать? Маркус не хотел глотать наживку, что так услужливо подсовывал ему Клайн. Нет, не станет он задавать тот вопрос, к которому подводил его хитрый клиент. Однако Маркус не мог не признать, что имеет дело с человеком, достойным во всех отношениях. И не обделенным своеобразным чувством юмора.

Маркусу припомнились те времена, когда он здорово досаждал Алексу, делая прозрачные намеки относительно его жены, еще до того как они поженились, и почти раскаялся.

Поймав себя на том, что думает совсем не о работе, Маркус мысленно как следует себя встряхнул. У них с Ронни все складывалось совсем не так, как у Алекса с Изабел. Ронни предала и его, Маркуса, и «Си-ай-эс». Совсем не то, что Изабел. Изабел любила Алекса.

Было время, когда Маркусу казалось, что Ронни тоже в него влюблена.

До сих пор подобные симптомы в женщинах, с которыми он встречался, становились сигналом к тому, что пора сматывать удочки, пока болезнь не приняла необратимый характер. И такие меры казались Маркусу вполне логичными и оправданными. Но тут, раздумывая над тем, не влюбилась ли в него Ронни всерьез, Маркус вдруг заметил в себе странную сентиментальность. Он представил их совместное будущее, и оно не выглядело таким уж пугающим. Скорее наоборот. Мысли о жизни вместе с ней все чаще приходили ему в голову, пока она весьма доходчиво не напомнила ему, что любовь не более чем иллюзия. Доверие оказалось явно не по адресу.

– Мистер Полюбил-и-бросил работает на «Клайн технолоджи»? – Дженни повысила голос до вибрирующих гневных нот. – Он хочет с тобой поужинать? Зачем? Ты рассказала ему об Эроне?

Она отнеслась к сообщению старшей сестры с недоверием и понятным раздражением, и Вероника, и так уже не знавшая, куда деваться от нахлынувших чувств, совершенно растерялась.

– Не он меня бросил, а я его. К тому же он никогда не говорил мне, что любит, – сухо напомнила она сестре.

Дженни презрительно фыркнула, и ее карие глаза скептически прищурились.

– Во всяком случае, недостаток нежных чувств не помешал ему сделать тебе ребенка.

Вероника скользнула взглядом по играющему на полу мальчугану. Не замечая того, что мать его расстроена, а тетя в ярости, большеголовый карапуз с наслаждением запихивал в рот пластиковую машину и гукал. Вероника подавила желание выхватить машинку из рук сына и дать ему вместо нее зубное кольцо. Педиатр заверил ее, что для десятимесячного ребенка вполне нормально познавать мир, засовывая в рот все подряд.

Вероника снова посмотрела на Дженни:

– Это мы знаем, что он сделал мне ребенка, но ему-то сие неизвестно.

И, если честно, Вероника совсем не рвалась развеять его неведение. Хотя бы в ближайшее время. Расставшись с Маркусом в пять, она рысцой побежала в свой отсек и попрятала в ящик фотографии Дженни и Эрона. Она успела и в машине навести порядок – убрала все детские игрушки и детское сиденье на случай, если Маркус заглянет в ее машину до или после ужина. Никаких улик он там не обнаружит.

Дженни провела рукой по непослушным каштановым кудряшкам.

– Тогда почему бы тебе ему не сказать? – устало спросила она. – Ты так много работаешь, чтобы содержать Эрона, а он даже минимальных алиментов тебе не платит. Это несправедливо.

– Маркус не виноват в том, что я забеременела. – Это она, Вероника, забыла вовремя принять таблетку.

Ей до сих пор не верилось, что ее забывчивость – всего один раз она упустила это – так сильно повлияла на всю ее дальнейшую жизнь.

Вероника обошла кухонную стойку и оказалась в жилой комнате. Опустившись на ковер, она усадила сына на колени, крепко прижала его к себе. Младенческий запах ударил в ноздри, и невообразимое чувство обожания переполнило ее.

Пусть отцу этого малыша не суждено быть с ней рядом, но зато у нее всегда будет частица Маркуса, и в этом ее счастье. Как можно не радоваться тому, что у тебя растет ребенок от любимого мужчины? Пусть ее жалеют другие, она же никогда не раскается в том, что родила сына.

Дженни возилась на кухне и громко гремела посудой.

– Ты говоришь, будто он тут вовсе ни при чем. В мировой истории известен только один случай непорочного зачатия, и Эрон не имеет к нему отношения. Этот ребенок родился из мужской спермы, у которой есть донор.

У Дженни был на всю эту ситуацию свой взгляд, и взгляд выстраданный. Замешенный на чувстве вины, что никогда до конца Веронику не покидало.

Она не могла признаться сестре, что главной причиной, по которой она не могла рассказать Маркусу о ребенке, был страх, что Эрона могут у нее забрать. Она была убеждена, что Маркус способен на такое. У него хватит и жестокости, и цинизма, чтобы лишить ее единственного смысла существования. Допустим, она расскажет ему о сыне. А дальше? Как отнесется Маркус к тому, что его ребенка будет воспитывать женщина, запятнавшая себя предательством компании, в которой работала? Сочтет ли ее Маркус способной стать хорошей матерью его сыну или сделает все, чтобы лишить ее родительских прав?

Дженни не знала, какую цену пришлось заплатить Веронике зато, чтобы дать ей возможность лечиться за границей.

И Вероника никогда ей об этом не скажет.

Эту ношу ей суждено нести одной всю оставшуюся жизнь. Дженни была, как все в ее возрасте, максималисткой. Она делила жизнь на черное и белое и отлично знала, что хорошо и что плохо. До определенных событий и сама Вероника считала себя принципиальной и порядочной и думала, что никогда не сможет поступиться принципами. Страшно вообразить, какой чудовищный разлад случился бы в душе у малышки Дженни, узнай она о том, что ее сестра пошла на преступление против собственной совести, дабы дать Дженни шанс выжить.

Вероника и сама не раз возвращалась мысленно к тому времени, спрашивая себя, не было ли иного выхода из ситуации, но ни тогда, ни теперь она его не видела.

Ей не на кого было положиться, кроме как на себя, с того самого дня, как в двадцать лет она потеряла родителей. То, что у нее появился любовник, ничего не изменило. Маркус сразу дал понять, что на него она может не рассчитывать.

Никаких уз.

Никаких обещаний.

Никаких сестер, умирающих от лейкоза крови, от которого не было лекарств, одобренных Эф-ди-эй[3]3
  FDA – Foodand Drug Administration – правительственный орган в США, выдающий сертификат на легитимность применения того или иного лекарства, пищевой добавки и т. д., вплоть до продуктов питания и напитков. Весьма влиятельная организация.


[Закрыть] и допущенных к применению в США.

Вероника смотрела на сестру, поглаживая шелковистую белокурую головку Эрона, и чувство вины уходило, уступая место глубокому удовлетворению.

Лечение оказалось успешным.

Болезнь Дженни отступила, и прежняя живость возвращалась к сестре. В шестнадцать Дженни была так слаба и бледна, что кожа ее походила на серую папиросную бумагу. В семнадцать с половиной она была уже почти той же жизнерадостной и взбалмошной девчушкой, с которой Вероника вместе росла и которую стала растить сама. Настолько взбалмошной и колючей, что у нее хватало духу спорить с Вероникой о том, стоит ли говорить Маркусу Данверсу о его сыне.

– Он сказал мне, что не хочет брать на себя никаких обязательств. Он никогда мне не лгал. – Вероника не верила в то, что ее аргументы могут остановить тираду младшей сестры, но она должна была попытаться.

Дженни аргументы сестры не убедили. Глаза младшей горели гневом.

– Ему тридцать лет. Он должен был к этому возрасту усвоить, что такое ответственность. – Дженни замолчала, и выражение ее лица изменилось – сделалось задумчивым и печальным. – Тебе не приходило в голову, что он имеет право знать о своем сыне? Из того, что ему не хочется иметь жену, не следует, что он готов отвернуться от собственного ребенка.

Еще как приходило. При одной мысли о том, что она, возможно, лишает Маркуса радостей отцовства, тех глубоких взаимных чувств, что могут быть у отца с сыном, она ощутила, как сердце сжимается от боли.

– Очень мудрое наблюдение для подростка, – сказала, не удержавшись, Вероника.

Дженни, прислонившись к кухонной стойке, пристально смотрела на сестру.

Вероника встретила взгляд сестры с пониманием. Она знала, как и сама Дженни, откуда у девочки такое не по возрасту серьезное отношение к жизни. За эту мудрость обе заплатили высокую цену. Но говорить об этом не надо – они понимали друг друга без слов.

В тринадцать лет Дженни стала круглой сиротой, а еще через год врачи диагностировали у нее неизлечимое заболевание крови. Свой шестнадцатый день рождения она встретила на больничной койке, с проводами по всему телу, подключенными к зловещего вида аппаратуре, и пониманием того, что на этой койке может закончиться ее жизнь.

Именно в этот день Вероника утвердилась в решении предложить мистеру Харрисону информацию о недружественном слиянии, угрожавшем его компании. О слиянии, в котором ее, Вероники, компании – «Си-ай-эс» – предстояло сыграть ключевую роль.

Она пыталась оправдать себя тем, что Алекс Трахерн, владелец «Си-ай-эс», не имел морального права жертвовать благополучием сотен своих служащих ради личной мести. Он в общем-то согласился с ней, когда она позвонила ему из Франции, чтобы извиниться за то, что прощению не подлежит.

Но он обещал не преследовать ее через суд.

Однако все это очень дурно пахло, и, получив отпущение грехов от Алекса, Вероника продолжала чувствовать себя виноватой.

У нее не хватило духу спросить о том, как воспринял ее поступок Маркус, и она никогда больше в «Си-ай-эс» не звонила.

Зная, что судебное преследование ей не грозит, Вероника смогла вернуться в родные места, на северо-запад США, когда французские доктора констатировали, что Дженни выздоровела.

В Портленд они с Дженни и Эроном возвращаться не стали. Она не могла настолько злоупотреблять благосклонностью Алекса. Сиэтл казался лучшей альтернативой. Только теперь выяснилось, что и Сиэтл недостаточно удален от Портленда, а Маркус далеко не так снисходителен к ней, как Алекс.

То ледяное презрение, что увидела она сегодня в глазах Маркуса, камнем легло у нее на сердце. Вся жизнь ее висела теперь на волоске, и у нее было тоскливое предчувствие, что он так и норовит порвать этот тонкий волосок.

Маркус оставил черный «ягуар» перед рестораном, в котором предложила встретиться Ронни. Он обвел взглядом стоянку в поисках машины, на которой она моглаприехать, и вдруг понял, что делает это зря. Он не знал, ездитли она все еще на той десятилетней «вольво», что была у нее в бытность работы в Портленде. С чего бы ей ездить все на той же старушке? С теми деньгами, что отвалил ей Джон Харрисон, она вполне могла купить себе тачку, более подходящую для новой, обеспеченной, жизни.

Итак, почему она работает администратором в «Клайн технолоджи»? Неужели у нее так быстро кончились деньги? И где она провела последние полтора года? Клайн сказал, что она начала работать в компании шесть месяцев назад. Целый год ее жизни был покрыт для него мраком.

Может, она вошла во вкус, стала профессионалкой в области шпионажа и переходит из одной ни о чем не подозревающей компании в другую, воруя корпоративные секреты и превращая их в наличные?

Такой сценарий не слишком вязался с той женщиной, которую он знал, но и ее предательство тоже выбивалось из образа. Маркус выругался сквозь зубы, что бывало с ним лишь в минуты сильнейших разочарований.

Он работал с Ронни три года, до того как они стали любовниками. Все это время она казалась безупречно честной и почти фанатично преданной делу. Он готов был поставить на карту собственную жизнь, если бы кому-то вздумалось это оспаривать.

Но, напомнил себе Маркус, если бы такой спор состоялся, он бы уже не жил на этом свете.

Оказалось, что эта ее врожденная цельность была лишь притворством. Кто знает, сколько еще сведений она успела продать, до того как ей подвалила эта крупная рыба – сделка с Харрисоном?

Выбравшись из машины, Маркус заметил, что на стоянку подъехала синяя малолитражка. Устаревшая модель, из тех, что слывет надежной при очевидной дешевизне. Он узнал водителя не сразу, а лишь через несколько секунд. Какого черта она сидит за рулем этой жестянки? Эта машина была даже старше той, «вольво».

Она припарковала автомобиль рядом с его «ягуаром» и вышла.

Вероника переоделась – теперь на ней были облегающие песочные джинсы и свободная блуза цвета карамели. Она заперла машину, повернулась, и волосы ее вспорхнули, хлестнув ее по бледным щекам. Руки у него так и тянулись пригладить шелковистые пряди.

Маркус сдержал порыв, строго напомнив себе, что явился сюда по делу.

– Только не говори мне, что у тебя уже кончились все деньги, что ты получила от Харрисона.

Она вскинула голову. Зрачки ее потемнели, выдавая смущение.

– Простите?

– Может, Харрисон и знает счет деньгам, но я никогда не поверю, что тех денег, что он тебе заплатил, не хватило на то, чтобы сменить «вольво» на что-то более приличное. – Он сопроводил эти слова резким и явно пренебрежительным движением кисти в сторону ее машины.

Она словно надела маску.

– Меня устраивает моя машина. Она надежная.

– То же можно сказать и о «мерседесе». Так почему у тебя не «мерседес»?

Он увидел, как напряглись ее плечи, но отвечать она не стала.

– Ты готов идти ужинать? – спросила она.

Она решила, что может игнорировать его вопросы? Размечталась!

Маркус стремительно выпростал руку и схватил ее за предплечье:

– Скажи мне, почему ты ездишь на этой колымаге, моя сладкая?

Ласковое словцо само сорвалось с языка, и он был готов прикусить язык. Она больше не была «его сладкой».

Она не была ему даже другом.

Ронни со свистом втянула в себя воздух и побледнела.

Видит Бог, его тошнило от того, как она реагирует на его слова и прикосновения, – словно подраненная голубка. Можно подумать, это он ее обидел и бросил, а не наоборот. Но он-то знал, как все обстояло на самом деле, и на эти уловки не покупался.

– Ответь мне, – потребовал он.

– У меня не было выбора. Мне повезло: я сумела купить надежную машину за те деньги, что могла потратить. – Она говорила запальчиво, словно он обидел ее.

Он пытался понять, что творится у нее внутри, по выражению ее лица, но она вся ушла в себя, словно улитка в раковину.

– Что ты сделала с деньгами? Проигралась в прах?

Маркус иронизировал. Он знал, что Ронни была равнодушна к азартным играм. Он понял это, как-то раз вытащив ее в казино. Он почувствовал себя круглым дураком, когда она кивнула:

– Да, можно сказать, что я поставила деньги на кон.

– И проиграла. – Он не нуждался в том, чтобы она подтвердила его предположение. Ее нынешнее транспортное средство явно указывало на ее невезучесть.

Может, поэтому она снова взялась за продажу секретов? Ей нужны деньги на очередную ставку? Она отстранилась.

– Это как посмотреть. Я бы предпочла не вести такой разговор на стоянке. Мы можем пройти внутрь?

Ее нежный голос был подобен морскому ветерку, ласкающему кожу в раскаленной пустыне. Видит Бог, ему ее не хватало. Он соскучился по ней.

Ничего ошеломляющего в этом не было – с учетом того, что уже полтора года он обходился без женщины.

Маркус хотел верить, что он просто не в лучшей форме. Каждый нормальный мужчина реагирует на симпатичную женщину при долгом воздержании примерно так же. Но тело его буквально кричало: «Не так просто!» Перед ним стояла та, которая его предала, и всем своим видом показывала, что это он ее обидел. Маркус чувствовал себя последним дураком.

Он отступил и, повернувшись к ней спиной, зашагал к дверям ресторана.

– Да, давай поедим, – бросил он через плечо. – У меня есть к тебе вопросы, которые волнуют меня куда больше, чем то, как ты распорядилась своей поживой.

Например, почему она его бросила. Но когда они сели за столик, первым вопрос задал не он.

Ронни положила меню на стол и спросила:

– Почему ты не сказал Клайну о том, что произошло в «Си-ай-эс»?

Чертовски хороший вопрос. Маркус сам его себе задавал. И ответил, что ничего не сообщил Клайну, так как не хотел, чтобы тот делал скоропалительные выводы. Короче, не желая внушать клиенту ложное чувство успокоения.

– Скажем так, я решил вначале поговорить с тобой. За черными дужками очков серые глаза ее вспыхнули осторожной надеждой.

Хорошо. Задача его упростится, если она будет ему доверять. Она, должно быть, уже в какой-то степени полагается на него, если питает надежду на пощаду. Или она считает, что может каким-то образом повлиять на него так, чтобы он молчал о ее прошлом? Как бы то ни было, он постарается не обмануть ее надежд, и то, радичего его пригласили на «Клайн технолоджи», разрешится быстро и споро.

– О чем ты хотел поговорить?

Она чуть заикалась, и Маркус пристально посмотрел на нее. Раньше за Ронни этого никогда не водилось.

– Я хотел спросить тебя, почему ты сделала такое, но теперь понял, что это не важно.

Она вздрогнула и убрала руки со стола.

– Не важно?

– Я и сам могу все выяснить. Без тебя.

– Можешь? – Судя по ее виду, она не слишком в это верила.

Маркус почувствовал раздражение. Ее мотивы были более чем очевидны.

– Это же элементарно. Ты совершила это ради денег, хотя они тебе счастья не принесли.

– Ты ошибаешься, Маркус. Они принесли мне очень много счастья.

– Тебе понравилось прожигать жизнь? Отрываться на всю катушку? Жаль, что деньги так быстро кончились. – Нельзя сказать, чтобы она не готовила почву к тому, чтобы вскоре к ней потек новый денежный ручеек.

Маркус спохватился, когда было уже поздно. Какого черта он ее дразнит? Если он пришел сюда затем, чтобы получить ответы на свои вопросы, то вести себя надо совсем не так. Говорить с ней ласково, как с близким человеком. Добившись от нее доверия, он сможет ее раскрутить. Ведь он этого хотел? Или нет? Своими нападками он только выведет ее из себя и ничего не добьется. А она уже разозлилась.

Глаза ее были как два смерча.

– Тебе ничего обо мне не известно, но меня это не удивляет. Ты ведь никогда не хотел по-настоящему меня узнать.

Значит, снова за старое? Его удивила горечь в ее голосе. Откуда это убеждение, что она для него темная лошадка?

– Ты ошибаешься. Я очень хорошо тебя знаю.

Он медленно скользнул взглядом по ее телу и с удовлетворением отметил, что она покраснела.

Она зло посмотрела на него, лицо ее свело от напряжения.

– Я не это имела в виду. Ты многое узнал о моем теле, но ничего – о моем сердце.

Она покраснела, произнеся слово «тело», напомнив ему о том, что, когда они повстречались, она была девственницей. В свои двадцать три года. Запоздалое начало. Но зато сколько возможностей быстро наверстать упущенное! Так сколько мужчин успели познать ее, с тех пор как они расстались? Сколько их бродит по свету, изведавших ту странность, что таится под безмятежно холодной наружностью? Все эти вопросы терзали его, разъедали мозг, словно ржавчина. Все оказалось куда труднее, чем он себе представлял.

– В чем дело, Ронни? Ты полагаешь, мне следует глубже заглянуть в твое маленькое ледяное сердечко, чтобы вытащить на свет то, что ты там прячешь? Ты думаешь, твоя жадность к деньгам и любовь к красивой жизни, которую можно купить, стоит того, чтобы их извлекать на свет? Что еще я должен узнать о твоем сердце?

Она отодвинула стул и встала.

– Ты ублюдок. У меня были причины, чтобы поступить так, и тебе никогда меня не понять – хоть тысячу лет проживи. Ты со своей незамысловатой моралью – ни уз, ни обязательств – все равно не доберешься до сути. И мне надоело смирно сидеть и слушать, как ты меня полосуешь своим поганым языком. Мне такие игры не по вкусу.

Она повернулась на каблуках и вышла из ресторана. Официант, который уже было направился к ним, исчез за дверями кухни.

Маркус, оглушенный, молча просидел за столиком несколько секунд. Он знал Веронику Ричардс три с половиной года, до того как она исчезла из его жизни, и ни разу еще он не слышал от нее бранного слова, не видел, чтобы она, как сейчас, вышла из себя.

Что-то тут было не так. И он вознамерился выяснить, что именно.