Текст книги "Семь сестер. Сестра луны"

– Мне тоже надо идти, – объявил Хозе, выходя из пещеры на улицу. Он был очень красив в своей белоснежной рубахе, отороченной кружевами, черные брюки, широкий пояс. – Ты знаешь, что нужно делать с Лусией. Только смотри, не опоздайте, – предупредил он жену, перекидывая гитару через плечо, и заторопился прочь, догоняя остальных.

– Buene suerte! Удачи тебе! – напутствовала Мария мужа, но Хозе даже не повернул голову, чтобы ответить на пожелание жены.

– Тебе нездоровится, мама? – спросил у нее Эдуардо. – Вот, попей немного водички. У тебя очень усталый вид.

– Спасибо, сынок. – Она взглянула на Эдуардо с благодарной улыбкой и, взяв протянутую кружку, осушила ее до дна. – Ты Карлоса случайно не видел?

– Видел с самого утра. Торчал в баре вместе со своими дружками.

– Он придет ночевать?

– А кто его знает, – Эдуардо раздраженно повел плечами. – Он был слишком пьян, чтобы начинать с ним разговоры.

– А ведь ему еще только пятнадцать лет, – тяжело вздохнула Мария. – Ступай, сынок, догоняй своего отца. А мне нужно еще помочь Лусии переодеться.

– Она уже дожидается тебя в спальне.

– Вот и хорошо. Уже иду.

– Мама… – Эдуардо замялся на мгновенье. – Ты одобряешь папин план? Ведь сестре едва исполнилось десять лет. А там сегодня вечером соберется толпа народа. Несколько тысяч человек как минимум. Она не опозорится? Не опозорит папу? И всех нас заодно… Будет смотреться на сцене такой дурочкой, и только.

– Эдуардо, твоя сестра никогда не выставит себя дурочкой. А мы все должны верить отцу: он знает, что делает. Что ж, пока, сынок. Увидимся позже, в Альгамбре. Вот одену Лусию и присоединюсь к вам.

– Si, мама.

Эдуардо поспешил на улицу, а Мария вернулась назад в пещеру. Несмотря на яркое полуденное солнце, в кухне царил полумрак.

– Лусия, – окликнула она дочь. – Пора собираться. – Мария слегка отодвинула занавеску и вошла в спальню, утопавшую в кромешной темноте.

– Да, мама, – вяло отозвалась дочь.

Мария нащупала пальцами коробок со спичками и свечу, стоявшую рядом с кроватью. Что-то голосок у Лусии совсем не такой, как обычно.

– Уж не заболела ли ты? – встревожилась Мария, разглядывая свою маленькую дочурку, свернувшуюся калачиком на соломенном тюфяке рядом с кроватью.

– Нет…

– Тогда что случилось?

– Я… я боюсь, мамочка. Там столько людей… Может, давай никуда не пойдем и останемся здесь? Ты приготовишь мне те маленькие пирожные, которые я так люблю, и мы с тобой на пару съедим их целую тарелку. А когда папа вернется домой, скажем ему, что мы заблудились по пути, а?

В тусклом пламени свечи глаза Лусии казались особенно огромными и блестящими, и в них плескался откровенный страх. Мария обняла девочку и усадила к себе на колени.

– Голубка моя, тебе нечего бояться, – проговорила Мария ласково и начала осторожно раздевать девочку. – Какая тебе разница, сколько людей будет смотреть на тебя, когда ты танцуешь? Ты закрой глазки и представь себе, что танцуешь здесь, у себя дома, на кухне, передо мной, папой, твоими братьями.

– А что, мамочка, если ко мне не придет на помощь тот чертенок duende? Что, если я не почувствую в себе желания танцевать?

Мария взяла платьице, которое она смастерила для дочери.

– Не переживай, голубка моя. Уверяю тебя, как только ты заслышишь барабанную дробь и звуки гитары своего отца, в тебе немедленно проснется это желание, и ты тут же забудешь обо всем на свете. Ну, вот! – Мария застегнула последний крючок на худенькой спинке дочери. – Ступай, взгляни на себя в зеркало, милая.

Она сняла дочь со своих колен, и Лусия вихрем помчалась в другую комнату, шлейф взметнулся за ней высоко в воздух, словно голодная акула, приготовившаяся к нападению на свою жертву. Минувшие две недели Мария старательно обучала дочь тому, как надо правильно управляться со шлейфом, чтобы не запутаться в нем. Мало ли что? Вдруг девочка при виде стольких людей оробеет, наступит ненароком и упадет. Вот позору-то будет. Однако, как и во всем остальном, что касалась танца, Лусия схватывала все буквально на лету, тут же приспосабливая полученные навыки к своему таланту. Вот и сейчас Мария увидела, как Лусия профессиональным движением руки приподняла шлейф, чтобы он не мешал ей при ходьбе, и повернулась к матери.

– Как я выгляжу, мамочка?

– Ты сейчас похожа на самую настоящую принцессу. А теперь нам пора в путь. Ты пока спрячь шлейф под накидкой, чтобы его никто не увидел. – Мария наклонилась и потерлась носом о нос дочери. – Готова? – Она подала Лусии руку.

– Готова.

Мария оседлала их мула по имени Пака и посадила Лусию к нему на спину, проследив за тем, чтобы шлейф платья дочери был надежно спрятан от посторонних глаз. Они присоединились к отставшим, примкнув уже к самому хвосту процессии, неспешно двигавшейся вниз по склону горы. Чем ближе они подходили к Альгамбре, чем тяжелее сопел их Пака, преодолевая очередной крутой подъем, тем все радостнее и оживленнее делалась Лусия, беспрестанно маша рукой, приветствуя друзей и соседей. Вот какая-то пожилая цыганка затянула песню, ее слегка хрипловатый голос весело подхватил легкий июньский ветерок, Мария с дочерью стали прихлопывать в такт мелодии, влившись своими голосами в общий хор односельчан, тут же присоединившихся к песне.

Спустя два часа они наконец приблизились к внутренним воротам, ведущим из города в крепость Альгамбра, их еще называют Воротами Справедливости. Люди тоненьким ручейком устремились через узкий проход, похожий на замочную скважину, к главной площади Альгамбры. Мария помогла Лусии слезть с мула, а его привязала поблизости под кипарисом, где, к счастью, имелся и небольшой пятачок зеленой травы.

Несмотря на то что уже было шесть часов вечера, солнце продолжало жарить с прежней силой, солнечные блики скользили по стенам крепости. Повсюду шла бойкая торговля. Продавали кто что может: воду, апельсины, сушеный миндаль. Мария крепко держала дочь за руку, боясь потерять ее в этой разноликой и шумной толпе, они медленно пробирались туда, откуда доносились звуки многочисленных гитар и громкий перестук сотен пар ног, отбивающих чечетку. Величественные крепостные стены из красного камня возле площади Альхибес, где проходили основные состязания, были подсвечены прожекторами, что создало неповторимый по своей красоте фон для всего сценического действа. Мария потащила дочь к Винным воротам, возле которых они должны были встретиться с Хозе. Она глянула под ноги и увидела, что мозаичные полы в крепости сплошь усыпаны бутонами лаванды: это было сделано с одной целью – перебить стойкий запах сотен потных тел, сбитых в одну тесную кучу.

– Мамочка, я хочу пить. Давай присядем на минутку и попьем водички, ладно? – Девочка безвольно опустилась на землю, а Мария принялась торопливо шарить в своей корзине, чтобы найти там железную фляжку с водой, которую она прихватила с собой в дорогу. Мария пристроилась рядом с дочерью, и в этот самый момент раздался гром оваций, оповещавший всех остальных, что на сцену поднялся очередной участник состязания.

– Да ты только взгляни на него! – услышала она чей-то насмешливый голос рядом с собой. – Вылитый покойничек!

Толпа экзальтированно подалась вперед, Мария схватила дочь за руку, и обе они вовремя увернулись в сторону, чтобы не быть затоптанными. Зато сейчас Марии была хороша видна тщедушная фигурка человека с гитарой, стоявшего на сцене. Это был очень древний старик.

– Сам Эль Тио Тензас! – негромко воскликнул чей-то невидимый голос рядом с ними. Старик принялся настраивать свою гитару, и тут же вокруг стало тихо. Даже с такого большого расстояния Марии было видно, как сильно дрожат у него руки.

– Когда-то он был очень знаменит, – прошептала ее соседка.

– Говорят, он добирался сюда пешком, шел целых два дня, – заметил еще кто-то.

– Мамочка, мне ничего не видно! – пожаловалась матери Лусия, дернув мать за подол юбки. Мужчина, стоявший рядом с ними, тут же подхватил девочку на руки.

Между тем старик на сцене тронул струны своей гитары и запел неожиданно сильным и громким голосом. В толпе зрителей сразу же прекратились всяческие смешки и разговоры: все слушали молча. Он пел старинную цыганскую песню, сразу же вернувшую Марию в те далекие времена, когда эту же самую песню пел ее дедушка: печальная и грустная мелодия cante grande. Сколько раз Мария слышала, как поет ее дедушка. Как и все собравшиеся, она внимала каждому слову, больно ранившему душу и проникавшему до самых глубин сердца. Ведь Эль Тензас оплакивал утрату своей возлюбленной, которая была для него любовью всей жизни.

Старик закончил петь, и раздались громкие крики «браво». «Otra! Otra!» – слышалось со всех сторон. Старик снискал ошеломляющий успех, особенно если учесть, какой строгой и взыскательной была собравшаяся здесь сегодня публика.

– Вот ему точно duende помог. Правда, мама? – обратилась Лусия к матери, когда ее снова опустили на землю. Но тут чья-то сильная рука схватила Марию за плечо. Она повернулась и увидела мужа.

– Куда вы запропастились? Я же велел ожидать меня возле Винных ворот. Поторопитесь! Мы выступаем через одного.

– Нас сюда толпой прибило, – стала объяснять Мария, крепко держа дочь за руку, пока они, ведомые Хозе, пробирались сквозь толпу поближе к сцене.

– Но, хвала богам, я вас нашел! Иначе бы наша затея полетела ко всем чертям. Спрячьтесь вон за тот кипарис, и приведи ей волосы в порядок, – приказал он жене. Между тем толпа снова взорвалась криками и аплодисментами, приветствуя очередного исполнителя. – Мне пора. Ну, моя крошка! – Хозе наклонился к дочери и взял ее маленькие ручки в свои. – Делай все так, как мы делали дома. Дождись четвертого аккорда, потом я крикну ‘Ole!’, и ты тут же прямо отсюда мчись на сцену.

– Папочка, я хорошо смотрюсь? – спросила у него Лусия, пока Мария снимала с нее накидку и расправляла шлейф, который дома предусмотрительно подколола к спинке платья.

Но Хозе уже устремился к сцене.

Сердце Марии забилось в такт музыке, звучавшей со сцены, а сама она в этот момент, объятая страхом, думала лишь об одном: уж не сразила ли ее супруга какая-нибудь душевная болезнь? Не сошел ли он с ума ненароком, вообразив, что его план может сработать? Здесь и сейчас. Она глянула на свою маленькую дочурку, понимая, что если у девочки – не дай бог! – сдадут нервы, а потом ее свистом и улюлюканьем прогонят со сцены, то она тут же превратится в посмешище не только в своем родном Сакромонте. Все цыгане Испании станут смеяться над ней.

«Пресвятая Дева Мария, защити мою любимую дочь…»

Как же быстро закончилось выступление очередного участника состязаний. Вот он отвесил поклон публике, принявшей его исполнение весьма сдержанно, и удалился прочь. На сцену поднялся Хозе.

– Жаль, мамочка, что у меня нет башмачков. Тогда бы моя чечетка звучала еще громче, – вздохнула Лусия с сожалением в голосе.

– Зачем тебе башмачки, голубка моя? Твоим ножкам поможет сам duende. Этот чертенок уже ждет твоего выхода.

Как только Хозе начал играть, Мария слегка подтолкнула дочь в спину.

– Беги, Лусия, беги! – крикнула она ей, и девочка пулей помчалась к сцене, придерживая своей маленькой ручкой длинный шлейф.

– Ole! – крикнул Хозе, сделав паузу после четвертого аккорда.

– Ole! – взревела в ответ толпа, а Лусия уже проворно вскарабкалась на сцену и заняла место прямо по центру.

И тут же раздались возмущенные голоса и крики недовольных.

– Уберите ребенка прочь!

– Этой девочке место в колыбели!

Мария в ужасе увидела, как какой-то здоровяк карабкается по ступеням на сцену, направляясь прямо к ее дочери. Между тем Лусия уже стала в начальную позицию, высоко вскинув руки над своей головкой. И вот послышался негромкий звук ритма, который уверенно отбивали ее маленькие ножки. Девочка даже не шелохнулась, даже не взглянула в ту сторону, откуда на нее надвигалась угроза. Она продолжала отбивать свой гипнотический ритм, завораживающий всех вокруг. Здоровяк попытался подойти к ней вплотную и схватить за руку, но был остановлен другим мужчиной. Лусия сделала поворот вокруг себя, все еще сохраняя начальную позицию рук над головой, ножки продолжали уверенно барабанить по сцене. Но вот она снова развернулась к публике лицом и стала хлопать в ладоши в такт движениям своих ног. Подбородок вскинут вверх, глаза устремлены к небесам.

– Ole! – крикнула она, обращаясь к отцу, и тот снова заиграл на гитаре.

– Ole! – радостными криками подбодрили юную артистку собравшиеся зрители, а она все продолжала и продолжала бить свою чечетку. Мария восхищенно наблюдала за тем, как ее дочь, казалось, заполнила собой все пространство сцены, каким волшебно прекрасным был поворот ее головки. Публика тоже замерла в немом восхищении. Мария глянула в глаза дочери. В свете прожектора, выхватывающего ее из сгущающейся темноты, они сверкали словно две звезды, горели каким-то неземным огнем. И Мария поняла, что в эту минуту ее дочь находится далеко-далеко отсюда, в каком-то ином измерении, в том мире, куда ей, ее матери, никак не попасть, пока дочь не закончит свой танец.

Голос Хозе, когда он принялся подпевать дочери, не очень глубокий и не очень сильный, потому как голос никогда не был его преимуществом, на сей раз развернулся во всю мощь легких и буквально грохотал, эхом отскакивая от окружающих скал.

Мария вздохнула в изнеможении, оторвав взгляд от мужа и дочери и переведя его на крепостные башни Альгамбры. Силы оставили ее, Мария почувствовала, как у нее подкосились ноги и закружилась голова, и она безвольно опустилась на землю.

Сегодня, и она это знала точно, она навсегда потеряла и мужа, и дочь.

Но уже через минуту-другую сознание снова вернулось к ней. Вокруг нее грохотали овации, которым, казалось, не будет конца.

– Вам плохо, сеньора? Вот! – Какая-то женщина протянула ей фляжку с водой. – Выпейте немного воды, здесь очень душно.

Мария сделала несколько глотков, постепенно приходя в себя. Она поблагодарила незнакомую женщину и попыталась кое-как подняться с земли.

– Что там было? – спросила Мария. Перед глазами у нее все еще плыли разноцветные круги.

– Эта маленькая девочка сотворила чудо! – ответила ей женщина. – Все называют ее ‘La Candela’ – «Свеча», потому что она действительно горит ярко, словно свеча.

– Эту девочку зовут Лусия, – прошептала Мария и, приподнявшись на цыпочках, попыталась разглядеть свою дочь. Лусия стояла на сцене рядом с какой-то женщиной в роскошном белом платье фламенко. Но вот женщина опустилась на колени перед ее дочерью.

– Кто это такая? – тихонько спросила Мария у своей соседки.

– Это же сама Ла Макаррона! Взгляните, как она кланяется новой королеве.

Мария увидела, как артистка снова поднялась на ноги, потом взяла руку Лусии в свою и поцеловала ее. Раздались новые овации и крики «браво». Обе отвесили еще один поклон, а потом Ла Макаррона увела Лусию со сцены.

– Кто это девочка? Откуда она? – слышала Мария возбужденные голоса вокруг себя, пока пробиралась к сцене, чтобы забрать дочь.

– Наверное, она из Севильи…

– Нет, из Мадрида…

– Из Барселоны…

– Да нет же! Я своими глазами видел, как она танцует возле фонтана здесь, в Гранаде…

Плотная толпа, не менее двадцати человек в ряд, все еще отделяла Марию от сцены. Люди окружили ее дочь со всех сторон, и Мария не могла разглядеть ее за их головами. Видела только Хозе. Он с торжествующей улыбкой на устах наблюдал за происходящим. Мария уже готова была кинуться на всех этих людей и начать убивать их, чтобы спасти свою девочку, но в эту минуту Хозе наклонился к земле и, подхватив Лусию, усадил ее к себе на плечи.

– Слава богу, она жива! Она жива! – облегченно выдохнула Мария, уставившись вместе с остальными зрителями на ликующее личико своей дочери.

– Мамочка! – услышала она у себя за спиной.

– Эдуардо! Gracias a Dios! – воскликнула Мария, и слезы облегчения градом полились по лицу, пока старший сын обнимал ее.

– Какой успех! Это самый настоящий триумф! – сказал Эдуардо. – Вокруг только и разговоров, что про Лусию. Надо подойти к ней с отцом поближе и поздравить их с такой победой.

– Да-да, ты прав. Надо поздравить! – Мария стала торопливо вытирать глаза костяшками пальцев, оторвавшись от груди сына. – Ей надо сейчас домой. Она ведь страшно устала.

Потребовалось еще несколько минут, пока Мария с сыном пробились сквозь плотное кольцо зрителей, окруживших Хозе и Лусию. Несмотря на то что выступления конкурсантов продолжались на сцене своим чередом, здесь, в двух шагах от сцены, уже образовался новый центр притяжения, настоящий двор юной королевы.

– Поздравляю тебя, голубка моя. Я очень тобой горжусь.

Лусия, сидя на плечах у отца и свесив свой шлейф, который плавно струился вдоль его тела, взглянула на мать сверху вниз.

– Gracias, мамочка. Duende все же ко мне пришел, – добавила она шепотом, когда Мария приблизилась к ней вплотную.

– Я же говорила тебе, что так все и будет. Помнишь? – Мария схватила дочь за руку. Хозе не обращал никакого внимания на жену, всецело занятый разговором с теми, кто их окружал.

– Да, мамочка, помню.

– Устала, милая? Может, пойдем сейчас домой, а? Я уложу тебя сегодня рядом с собой.

– Но она ничуть не устала! – Хозе повернул голову и глянул на жену. – Правда, Лусия?

– Да, папа, но…

– Ты должна остаться и отпраздновать свою коронацию! – воскликнул Хозе голосом, не терпящим возражений. Кто-то из толпы протянул ему стакан бренди, и он залпом осушил его. – Arriba!

– Arriba! – хором поддержала его толпа.

– Лусия, хочешь пойти домой? – ласково спросила у дочери Мария.

– Я… думаю… Мне лучше остаться вместе с папой.

– Именно так, голуба моя! Столько людей жаждет познакомиться с тобой, надеются, что мы снова выступим перед ними. – Хозе бросил на жену предупреждающий взгляд.

– Тогда я говорю тебе спокойной ночи, милая. Люблю тебя, – прошептала Мария дочери, выпуская ее руку из своей.

– Я тебя тоже люблю, – ответила Лусия, а Мария взялась за руку Эдуардо, и они вместе побрели прочь.

* * *

Проснувшись на следующее утро, Мария инстинктивно пошарила рукой рядом с собой. К счастью, рядом с ней лежало теплое тело и, по своему обыкновению, громко храпело, как свинья. Мария повернулась на другой бок и увидела, что Лусия, прямо в своем нарядном платье, свернувшись калачиком, крепко спит на тюфяке рядом с их кроватью.

Мария перекрестилась, удивляясь самой себе. Как же это она могла проспать возвращение мужа и дочери? Но, видно, напряжение минувшего дня, обратная дорога в Сакромонте, все это вместе взятое, вымотало ее сверх всяких сил. Мария невольно улыбнулась, глянув на Лусию. Наверняка сегодня у них будет день открытых дверей: многие односельчане захотят из первых уст узнать о триумфе «Ла Канделы», как всенародно назвала ее вчера вечером Ла Макаррона. Само собой, все захотят посмотреть, как Лусия танцует, а ей, матери такой талантливой дочери, остается лишь купаться в лучах ее славы.

– И я действительно горжусь дочерью, – прошептала Мария, словно пытаясь убедить саму себя, что у нее нет ни капли зависти к успеху своей маленькой дочери. Зато есть страх за ее будущее. За то, чьей женой она станет…

Наконец Мария потихоньку поднялась с постели и оделась. Она чувствовала кисловатый запах пота, которым разило от ее тела, но времени на то, чтобы сходить за водой и омыться, у нее не было. Слегка отодвинув занавеску, она глянула в спаленку мальчишек. На матрасе спал один Эдуардо. Других сыновей не было.

Мария постаралась не паниковать. В конце концов, вчера был такой суматошный день. Наверняка у половины односельчан родственники тоже не вернулись домой, заночевав прямо там, где их настигла ночь. Вот и три кузена Хозе из Барселоны тоже завалились спать прямо на полу в кухне, даже не сняв сапог, один и во сне продолжал прижимать к себе гитару, другой уснул с бутылкой бренди в руке. Мария осторожно пробралась мимо них, вышла на улицу и отправилась в хлев, чтобы покормить скотину, собрать немного хвороста, развести огонь в очаге и начать готовить завтрак.

Стояло великолепное солнечное утро. Долина внизу радовала глаз буйством зелени на фоне безоблачного, ослепительно голубого неба. Буйным цветом зацвела дикая вербена, ее розовые, желтые и оранжевые соцветия и бутоны рассыпались по всей траве, воздух был напоен пряными запахами дикой мяты и шалфея. В деревне было тихо: все жители еще спали после бурной и насыщенной событиями минувшей ночи. Сегодня соревнования в Альгамбре продолжатся, а потому очень скоро процессия односельчан снова отправится в дорогу, чтобы попасть к началу второго дня конкурса.

– Buenos dias, мама, – поздоровался с ней Эдуардо, входя на кухню. Мария как раз помешивала на огне жидкую кашу из маиса, которая кипела в чугунном котле.

– Buenos dias, сынок, – откликнулась Мария, не отрываясь от плиты. – Братьев своих не видел?

– Видел вчера вечером обоих в Альгамбре, но…

– Что, Эдуардо?

– Ничего, мама. Не волнуйся. Проголодаются, и оба вернутся домой.

Эдуардо взял свою миску с кашей и вышел с ней на улицу, усевшись на ступеньках крыльца. Тела на полу тоже зашевелились.

Остаток утра прошел в непрестанных хлопотах: Мария только успевала наполнять миски кашей, чтобы хоть как-то облегчить похмелье у родственников, и без конца таскала ведра с водой из колонки, расположенной у подножья горы. Однако к обеду никто из ее двух младших сыновей так и не объявился дома. Хозе уже собрался снова идти в Альгамбру, и Мария стала просить мужа поузнавать там у людей, не видел ли кто их сыновей.

– Перестань накручивать себя понапрасну, жена, – строго попенял ей муж. – Наши сыновья уже взрослые мужчины и могут сами позаботиться о себе.

– Но, Хозе, какой же Филипе мужчина? Ему ведь только тринадцать лет.

– Я и сегодня буду в этом нарядном платье? – поинтересовалась у матери Лусия, возникнув на пороге кухни и лихо крутнув свой шлейф. Мария увидела, что личико дочери все перемазано, скорее всего, шоколадом, а ее ноги по цвету ничем не отличались от земли, на которой она сейчас стояла.

– Думаю, что нет, – ответила ей мать. – Ступай ко мне. Я помогу тебе снять платье. Мы же не хотим его испортить или чем-то вымазать. А потом, когда все разойдутся, я посажу тебя в чан с водой, положу туда и твое платье и устрою вам хорошую стирку. Отмою всю грязь, – добавила она с улыбкой.

– Не снимай платье, mi princesa, и пусть все узнают тебя. Ведь именно тебя они захотят увидеть и сегодня, – объявил отец.

– Ты что, снова берешь ее с собой в Альгамбру? – удивилась Мария. – Но ты же слишком устала, детка, чтобы опять отправляться в путь, – обратилась она уже к дочери.

– Ничего она не устала! – рявкнул в ответ Хозе, не дав дочери раскрыть рта. – Минувшей ночью сама Ла Макаррона короновала ее как новую королеву фламенко! И ты полагаешь, что ей не хочется упиваться своим триумфом, не хочется наслаждаться успехом, да? А вместо этого хочется торчать здесь, дома с тобой… Ты этого хочешь, Лусия, да? – повернулся он к дочери и слегка подмигнул ей.

– Можно, мама, я пойду с папой? Ведь ты же знаешь, сегодня вечером будут объявлять победителей.

– Но тебя среди них не будет. Годами еще не вышла, – негромко пробормотала Мария в ответ. Потом быстро отерла личико дочери влажной тряпкой и постаралась, как могла, пригладить ее черные кудри, хотя времени на то, чтобы снова смазать их маслом и опять заплести кудри в аккуратную косу, уже не было. Лусия тут же вырвалась из материнских рук, непослушные кудряшки вихрем взметнулись за ее спиной.

– Идем, Лусия. Сейчас я оседлаю мула, и ты поедешь на нем в Альгамбру, чтобы лично приветствовать там своих поклонников и почитателей. – Хозе подал руку дочери, та тут же метнулась к нему и схватила протянутую руку.

– Пожалуйста, не держи ее там допоздна, – крикнула Мария мужу, стоя на крыльце у входа в пещеру. В этот момент три кузена Хозе вышли из кухни и тоже поспешили вслед за ним.

Целый день Марию, как она и предполагала, донимали посетители. Всем хотелось услышать из первых уст историю триумфа маленькой девочки, в которую вселился дух duende. Когда же Мария терпеливо объясняла, что Лусии нет дома, некоторые, наиболее любопытные, все равно заглядывали в дом, шныряли по комнатам, проверяя, уж не прячется ли девочка в каком-нибудь темном углу. Мария готова была провалиться на месте от стыда: ведь с утра у нее не было даже времени, чтобы заправить постели и навести относительный порядок на кухне. В жилых комнатах сильно воняло табаком, потом и застарелым алкоголем.

– Завтра Лусия будет дома, – уверяла собравшихся Мария. И тогда да! Она обязательно станцует для односельчан в самой большой пещере, которую деревенские использовали для всяких публичных мероприятий.

Даже Паола, мать Марии, лично поднялась на гору, чтобы увидеться с дочерью и внучкой.

– Слышала, она там устроила настоящее представление, – сказала Паола, потягивая воду из алюминиевой кружки и вытирая вспотевший лоб.

– Да, мама, так все и было.

– Твоя прапрабабушка, которая была ворожеей, мне не раз говорила, что в нашей семье должен появиться необыкновенный ребенок. Неужели это Лусия?

– Все может быть.

– Что ж, время покажет, насколько правильным было это ее пророчество. Ведь, по закону, Лусия пока еще не может выступать открыто. Она еще слишком мала. Надо подрасти. Правда, в некоторых семьях на такие пустяки, как возраст, не обращают ровным счетом никакого внимания. Но очень надеюсь, что в вашей семье все будет иначе. – Паола недовольно зыркнула на дочь своими темно-карими глазами.

– Хозе хочет сделать из нее звезду. Да и сама Лусия этого тоже очень хочет, – ответила Мария, подавив вздох и забыв на время о своей обычной осторожности в разговорах с матерью.

– Но ты же ее мать! – резонно возразила дочери Паола. – Тебе решать! Ты отвечаешь за то, что творится под крышей твоего дома, разве не так? Честное слово, Мария, я тебя совсем не узнаю. С тех самых пор как ты вышла замуж за Хозе, ты превратилась в такую серую бессловесную мышку. Уж не поколачивает ли он тебя, а?

– Нет, что ты, мама! – поспешила солгать в ответ Мария, потому что такое случалось, и не раз, особенно когда Хозе принимал на грудь слишком много. – Просто Хозе изо всех сил пытается сделать так, чтобы нашей дочери было хорошо.

– Да, а заодно и набить свои грязные карманы теми денежками, которые она заработает! – недовольно фыркнула в ответ Паола. – Честное слово, я до сих пор не понимаю, что ты в нем нашла… За исключением того, что болтается у него между ног. А ведь мы с отцом в свое время подыскали тебе такую стоящую партию, думали выдать тебя замуж за одного из родственников отца. Но ты сама решила свою судьбу, и я всегда знала, и тогда, и сейчас, что ты еще не раз горько пожалеешь о своем выборе. – Паола помолчала, словно желая, чтобы каждое ее слово дошло до сознания дочери. – Впрочем, я пришла к тебе не за тем. Хочу, чтобы ты завтра вместе со своей семьей навестила нас. И привела с собой Лусию. К нам сейчас приехало много родственников из Барселоны. Все захотели побывать на фестивале фламенко. И все они горят желанием познакомиться с моей знаменитой внучкой. По этому случаю я собираюсь накрыть стол. По крайней мере, и вы все хоть поедите по-людски, – добавила мать, бросив презрительный взгляд на жалкую кучку моркови и вилок капусты – все, что оставалось у Марии для того, чтобы приготовить на сегодня ужин.

– Si, мама, – послушно закивала головой Мария.

Паола медленно поднялась с табуретки.

– Ровно в час, без опозданий, – предупредила она на прощание и величаво выплыла из пещеры.

Мария не двигалась с места. Как странно устроена жизнь, размышляла она уныло. Вступаешь в нее полный надежд и самых радостных ожиданий, а потом благие намерения рассыпаются в прах, и все оборачивается тем, что есть у нее сейчас, на данный момент. А на данный момент у нее есть лишь одно: она не состоялась ни как хорошая жена, ни как хорошая мать. В глазах защипало от подступивших слез, но она торопливо смахнула их рукой. Кого ей винить в том, что все так вышло? Только саму себя.

– Hola, Мария.

Она подняла голову и увидела своего соседа Рамона, неловко переминавшегося у двери. В детстве они дружили. Рамон был славным мальчиком, спокойным, рассудительным, самостоятельным. Возможно, его тихий нрав стал следствием того, что в семье он был самым младшим из девятерых детей, один задиристее другого. Он женился на своей кузине из Севильи, и молодые обустроили себе пещеру по соседству с пещерой Марии и Хозе. Два года тому назад Юлиана умерла, рожая третьего ребенка, и оставила Рамона вдовцом с целым выводком голодных ртов.

– Проходи! – улыбкой приветствовала его Мария.

– Вот принес тебе немного апельсинов. – Рамон показал на корзину с апельсинами, а Мария при виде этих ярких ароматных фруктов почувствовала, как рот мгновенно наполнился слюной.

– Gracias, но где ты их взял? – Мария бросила на него пристальный взгляд.

– Так мой хозяин рассчитался за минувшую неделю. Всем заплатил за работу апельсинами, – ответил Рамон и стал перекладывать апельсины в ее корзину. – Говорит, урожай в этом году плохой, не хватит песет, чтобы рассчитаться с нами деньгами. – Рамон обреченно пожал плечами. – А я и не жалуюсь. Во всяком случае, он дает мне работу и честный заработок круглый год. Хотя, если откровенно, уже надоело питаться одними апельсинами.

– Большое тебе спасибо, – прочувствованно поблагодарила соседа Мария. Потом сунула руку в корзину и взяла самый крупный апельсин. Сняла с него кожуру и откусила, ароматный сок брызнул из плода, тут же наполнил рот и даже потек по подбородку. – Так обидно! Вокруг, куда ни глянь, раскинулись апельсиновые рощи, а у нас нет денег, чтобы купить себе хотя бы немного апельсинов и полакомиться ими.

– Но мы-то уж с тобой хорошо знаем, жизнь – увы! – не всегда бывает справедливой.

– Хочешь воды? Больше мне и предложить тебе нечего.

– Si, Мария, gracias.

– А где твои дочери? – поинтересовалась она у соседа, протягивая ему кружку с водой.

– Ушли вместе с дедушкой и бабушкой, которые приехали к нам из Севильи, на конкурс. Такое впечатление, что в эти дни в Гранаду съехались все. А твои где?

– Хозе и Лусия тоже там…

– Слышал от своего приятеля, что она вчера танцевала и стала настоящей знаменитостью, – заметил Рамон.

– Да, выступала, – коротко обронила Мария. – Эдуардо пошел за водой. А вот где Карлос и Филипе, ума не приложу.

– Значит, мы тут с тобой пока одни. Можем пару минуток и посидеть, передохнуть немного. У тебя усталый вид, Мария.

– Нынче в Сакромонте у всех усталый вид, Рамон.

– Нет, Мария, я про другое. Смотрю на тебя и чувствую, как у тебя душа болит.

Рамон скользнул по ней быстрым взглядом. От его участливых и теплых слов у Марии комок подступил к горлу.