Текст книги "Семь сестер. Сестра солнца"

– Пойду уложу его в колыбельку и сама немного вздремну, если получится, – прошептала она. – Пока, Электра.

* * *

Незадолго до ужина я приняла изрядную порцию успокоительного в виде водки, а спустившись вниз, добавила еще, позаимствовав спиртное из кладовки. К счастью, разговор за ужином крутился главным образом вокруг выдающихся кулинарных способностей Клавдии (на сей раз она подала нам свои знаменитые шницели, и я съела все до последнего кусочка). Потом мы стали обсуждать наше предстоящее путешествие в Грецию, вояж, который мы собираемся осуществить на папиной яхте и возложить венок в годовщину его ухода из жизни на месте предполагаемого захоронения.

– Я думала, что отправимся в круиз только мы, девчонки, но Майя прилетает в Атлантис неделей раньше вместе с Флориано, не могу дождаться, когда познакомлюсь с ним, и его дочуркой Валентиной, – проинформировала меня Алли. – Стар тоже приедет не одна, а вместе с Мышью и его сыном Рори, а Тигги прилетит со своим бойфрендом Чарли и его дочерью Зарой…

– Вау! – воскликнула я с некоторым сарказмом в голосе. – Получается, что все мои сестрички, и Майя, и Стар, и Тигги, обзавелись статусом приемных матерей.

– Получается, что так, – согласилась со мной Алли.

– А я, будучи для всех вас тоже чем-то вроде приемной матери, ни минуты не сомневаюсь, что все мои девочки будут любить своих приемных детей и заботиться о них с не меньшей любовью, чем родные матери, – безапелляционно заявила Ма.

– А Сиси тоже приедет?

– Пообещала, что приедет. И надеется, что не одна, а вместе с дедушкой и своей подругой Крисси.

– Ты хочешь сказать, со своей «подружкой» Крисси, так?

Ма и Алли уставились на меня ошарашенными взглядами, а я не без раздражения подумала: ну почему так получается, что я единственный человек в семье, кто не боится озвучить правду?

– Иными словами, у них связь, да?

– Не знаю, – ответила мне Алли. – Но голосок у нее счастливый, когда она разговаривала со мной, а это – самое главное.

– Да ведь ясно же, как божий день, безо всяких там подсказок, что наша Сиси – лесби. Отсюда и эта ее ненормальная любовь к Стар.

– Электра, мы не имеем права вмешиваться в чужую личную жизнь, – перебила меня Марина.

– Во-первых, Сиси нам не чужая, разве не так? А во-вторых, в чем, собственно, проблема? Я только рада, что она наконец сумела отыскать человека, который ей не безразличен.

– Да, в доме соберется куча народа, придется воевать за места для ночлега, – заметила Марина.

– Что ж, коль скоро все сестры уже успели обзавестись своими семьями и только я одна осталась не при делах, то в таком случае я могу и отказаться от этого круиза. Уступлю свое место другим.

– Что ты такое говоришь, Электра! Ты обязательно должна поехать вместе с нами! Ведь ты же обещала. – Было видно, что Алли расстроилась не на шутку.

– Уж не придется ли мне в итоге ночевать в том секретном бункере, который Тигги обнаружила у нас в доме в свой последний приезд в Атлантис? – повернулась я лицом к Ма.

Глаза Алли, сидящей за столом напротив меня, стали метать громы и молнии, но я уже приняла достаточно спиртного, чтобы, обращать внимание на подобные пустяки.

– Ах, ты имеешь в виду погреб, – мгновенно отреагировала Ма, обозрев нас с сестрой внимательным взглядом. – Так я же все рассказала Тигги. Там нет никаких секретов. Более того, вот разделаемся со вкуснейшим яблочным штруделем, который Клавдия приготовила нам на десерт, и я прямо сейчас устрою вам экскурсию в наш погреб.

Я метнула ответный взгляд на Алли. Дескать, «ну что я говорила!», но она лишь раздосадованно вскинула брови. Действительно, как только мы покончили с десертом, Ма поднялась из-за стола и достала ключ из шкафчика, висевшего на стене.

– Ну что, готовы?

Обошлось без наших ответов, потому как она поспешила вон из кухни, а нам с Алли уже пришлось догонять ее. В коридоре Ма взялась за какое-то латунное кольцо и оттянула в сторону панель из красного дерева, явив нашему взору миниатюрный по своим размерам лифт.

– А зачем нам в доме лифт? – спросила я.

– Как я уже объясняла Тигги, ваш отец с каждым годом не делался моложе, но хотел по-прежнему иметь доступ во все уголки дома.

Ма открыла дверцу, и мы втроем с трудом втиснулись в небольшую кабину. Я сразу же почувствовала приступ клаустрофобии и поспешила сделать несколько глубоких вдохов.

– Ну, с этим все понятно, – пробормотала я, когда кабинка двинулась вниз. – Но зачем нужно было все это прятать?

– Электра, помолчи, ладно? – прикрикнула на меня Алли. Кажется, я окончательно вывела ее из себя. – Уверена, Ма все объяснит сама, без наших расспросов.

Собственно, наш спуск длился не более четырех секунд: я почувствовала легкий толчок и поняла, что мы уже на месте. Дверь в кабинке отворилась, и мы вошли в помещение, похожее на самый обычный погреб, заставленный, как и говорила Алли, со всех четырех сторон стеллажами, на которых хранились бутылки с вином.

– Вот мы и на месте! – Ма переступила порог первой и широким взмахом руки обвела подвал. – Как видите, ваш отец устроил здесь свой винный погреб. – Ма повернулась ко мне и улыбнулась едва заметной улыбкой. – Мне жаль разочаровывать тебя, Электра, но, как видишь сама, никаких тайн и никакой мистики.

– Но…

За спиной у Ма Алли метнула в меня такой свирепый взгляд, который даже я не рискнула проигнорировать.

– Я… То есть да, все очень мило. – Я медленно двинулась вдоль стеллажей, разглядывая папину винную коллекцию. Вытащила одну из бутылок и невольно воскликнула. – Ого! Ничего себе! «Шато Марго», урожай 1957 года. В лучших ресторанах Нью-Йорка такое вино подают по несколько тысяч долларов за бутылку. Слава Богу, что мне больше по душе водка.

– Давайте подниматься, – предложила нам Алли, одарив меня еще одним многозначительно красноречивым взглядом. – Мне надо проверить, как там Бэр.

– Пожалуйста, еще пару минут, – попросила я, продолжая осмотр стеллажей. Сняла с полки еще одну бутылку, покрытую старой пылью, и сделала вид, что изучаю этикетку, а сама исподтишка разглядывала стены в поисках той самой потайной двери, о которой мне рассказала Алли. На стеллаже, что справа, я высмотрела бутылку бургундского «Ротшильд» урожая 1972 года, а за ней в стене безошибочно проглядывали едва заметные контуры входа, ведущего куда-то. – Все! Иду! – повернулась я к Ма и Алли. – Возвращаемся!

Мы двинулись в сторону лифта, и тут я впервые обратила внимание на то, что он практически впаян в литой металлический корпус.

– А это зачем, Ма? – не удержалась я от очередного вопроса.

– Если нажать вот на эту кнопку, – Ма указала на кнопку, расположенную в боковой части стальной арматуры, – то кабинка лифта будет заблокирована снаружи стальной дверью.

– То есть, нажми мы на эту кнопку прямо сейчас, и сразу же окажемся в ловушке, да? – Я почувствовала очередной приступ паники.

– Ничего подобного, Электра! – поспешила успокоить меня Ма. – Зато если кто-то попытается проникнуть в погреб, как говорится, без спроса, то он не сможет туда попасть. Эта стальная дверь немедленно перекроет ему вход. Такая вот своеобразная кладовая-сейф, – пояснила она, пока мы снова проталкивались в кабинку лифта. – Причем в этом нет ничего удивительного, ведь дом стоит в безлюдном месте, да и обитают в нем далеко не бедные люди. Если вдруг, не дай бог, на Атлантис нагрянет банда каких-нибудь воров или чего похуже, то у нас всегда есть возможность забаррикадироваться здесь и вызвать себе подмогу. Представь, милая, – Ма одарила меня еще одной своей легкой улыбкой, когда лифт возобновил свое движение на первый этаж дома, – здесь отлично принимается сигнал Wi-Fi. Выходим! – промолвила она. Мы выгрузились из лифта и поспешили на кухню. Боковым зрением я заметила, как Ма положила ключи от лифта в тот же самый шкафчик на стене. – А сейчас прошу простить меня. Что-то я к вечеру чувствую себя очень уставшей. Пожалуй, пойду укладываться в постель.

– Это все Бэр виноват. Ты же, Ма, сегодня на ногах с пяти утра. Все! Завтра моя очередь дежурить возле него.

– Не говори ерунды, Алли. Вот посплю и завтра снова буду в полном порядке. Я ведь в любом случае всегда просыпаюсь очень рано. Спокойной ночи, девочки. – Она попрощалась с нами кивком головы и удалилась к себе.

– А я бегу к Бэру. Надо проверить, как он там без меня справляется. – Алли уже готова была устремиться вслед за Ма, но тут я остановила ее, тронув за плечо.

– А почему бы тебе снова не воспользоваться лифтом? – предложила я, извлекая ключ из шкафчика и поигрывая им у нее перед носом. – Ведь лифт, как я понимаю, идет до нашего четвертого этажа. Сама видела кнопку с цифрой четыре в кабинке лифта.

– Да нет, Электра. Спасибо, но я, пожалуй, обойдусь и без лифта.

– Как знаешь, – вяло отреагировала я, наблюдая за тем, как сестра устремилась по лестнице наверх. Затем вернулась на кухню, приняла еще одну рюмку водки и соорудила себе еще одну дорожку из кокса. Снова вышла в холл и рывком отворила дверь, ведущую в папин кабинет. Прямо живой музей какой-то; стоило мне только переступить порог, и я почувствовала, будто папа только что вышел отсюда и скоро вернется обратно. Его ручка, чистая бумага для записей, все лежало на своих привычных местах по центру стола. Безупречный порядок во всем. «В отличие от того, что творится у его младшей дочери», – подумала я, ухмыльнувшись, и уселась в его старое кожаное капитанское кресло. Скользнула взглядом по стеллажам с книгами, которыми была заставлена одна стена кабинета вплоть до самого потолка. Поднялась с кресла и подошла к одной из полок, чтобы снять оттуда Оксфордский словарь английского языка, которым я так часто пользовалась в детстве. Помню, однажды я зашла к папе в кабинет, а он сидел в своем кресле и разгадывал кроссворд в какой-то английской газете.

– Привет, Электра, – поздоровался он со мной и улыбнулся. – Вот сижу, никак не могу разгадать одно слово.

Я прочитала подсказку: «Они опускаются вниз, чтобы уснуть (4 буквы)». Немного подумала.

– Наверное, это веки.

– Конечно, веки! Ты абсолютно права, моя девочка! Какая же ты у меня умная!

С того самого дня всякий раз, когда у меня были школьные каникулы, папа зазывал меня к себе в кабинет, и мы с ним вместе разгадывали всякие кроссворды. Да, воспоминания о прошлом согревают душу. Я и сейчас, между прочим, коротая время в зале ожидания аэропорта, часто хватаю со стойки первую подвернувшуюся под руку англоязычную газету, чтобы было чем занять время до момента вылета. Кстати, кроссворды обогатили мой словарный запас английского языка, что, насколько мне известно, всегда несказанно удивляет тех журналистов, которые приходят брать у меня интервью. Наверное, все они в глубине души считают меня такой размалеванной дурочкой, ни на что не годной пустышкой, которую только и можно использовать для рекламы косметики.

Я поставила словарь на место и уже приготовилась покинуть кабинет, но внезапно остановилась на полпути, учуяв сильный запах папиного одеколона. Этот аромат свежего лимона я узнала бы где угодно. По моей спине пробежал холодок. Я вдруг вспомнила, как Алли недавно рассказывала мне о том, что ощутила присутствие Тео рядом с собой…

Я невольно содрогнулась и, выходя из комнаты, с громким стуком захлопнула за собой дверь.

Алли возилась на кухне, заполняя бутылочки молоком для своего малыша.

– А зачем тебе молоко в бутылочках? – поинтересовалась я у нее. – Я думала, ты кормишь Бэра грудью.

– Кормлю. А это я специально сцедила, чтобы Ма могла покормить его рано утром, когда он проснется.

– Понятно, – отозвалась я и снова зябко поежилась, наблюдая за тем, как сестра переливает молоко в бутылку. – Честное слово, если я когда-нибудь обзаведусь малышом, в чем сильно сомневаюсь, то вряд ли смогу пройти через все это.

– Никогда не говори «никогда», – улыбнулась в ответ Алли. – Кстати, пару недель тому назад я видела твою фотку в одном из иллюстрированных журналов. Тебя сфотографировали вместе с Зедом Эсзу. Вы что с ним, пара?

– Господи, с чего ты взяла? – воскликнула я, запустив руку в банку с печеньем и достав оттуда одну печенюшку. – Пересекаемся иногда во всяких компаниях в Нью-Йорке. Выходим, так сказать, вместе в свет. Точнее, пребываем там вместе.

– То есть вы с Зедом Эсзу любовники?

– Да. А что тут такого? Или тебя что-то смущает?

– Нет-нет, ничего такого! Просто я… – Алли повернулась ко мне, заметно смутившись. – Я…

– Продолжай! Не тяни кота за хвост, Алли.

– Да говорю же тебе, ничего такого! Все! Лично я иду спать! Постараюсь заснуть хотя бы на пару часиков, если получится. А ты?

– Да, пожалуй, тоже последую твоему примеру.

Лишь только после того, как я оглушила очередную порцию водки, достав бутылку из своего рюкзака и вылив содержимое в стаканчик для зубной щетки, я немного расслабилась и почувствовала приятную дремоту. Но в этот момент перед моим мысленным взором вдруг явилась та потайная дверь за винными стеллажами в папином погребе. Наверное, все-таки следовало бы снова спуститься туда и обследовать все прямо на месте…

– Завтра! – пообещала я себе сонным голосом. И глаза мои закрылись сами собой.

На следующее утро я проснулась от истошных воплей Бэра. Попыталась отыскать беруши, чтобы заткнуть ими уши и поспать еще пару часиков, но поздно! Я уже окончательно проснулась. Набросила на себя свой старый халат, который по-прежнему болтался на дверном крючке, и пошлепала в коридор искать себе компанию. Детский плач доносился из апартаментов Ма, расположенных в самом конце коридора, а потому я отправилась туда и осторожно постучала в дверь.

– Entrez.

Я вошла в комнату и застала редкое зрелище: Ма тоже в халате.

– Поплотнее прикрой за собой дверь, Электра, – попросила она меня. – Не хочу, чтобы он своими криками разбудил Алли.

– Но меня он уж точно разбудил, – пожаловалась я в ответ, наблюдая за тем, как Ма ходит по комнате, держа на руках Бэра, а тот жалобно скулит у нее за спиной.

– Вот сейчас ты понимаешь, что чувствовали твои старшие сестры, когда ты их каждую ночь будила своими концертами, – улыбнулась Ма.

– А что с ним не так? – спросила я, увидев, что Ма ритмичными движениями руки растирает малышу спинку.

– Ничего страшного. Просто газы плохо отходят. И срыгивать у него не всегда получается.

– Я тоже из-за этого ревела?

– Нет. У тебя по части газов все было в полном порядке. Мне кажется, тебе просто нравилось слушать собственный голос.

– Неужели я была таким противным младенцем?

– Ничего подобного, Электра! Ты просто не любила быть одна. Ты сладко спала у меня на руках, но, стоило положить тебя в колыбельку, ты немедленно просыпалась и тут же начинала плакать. Приходилось снова брать тебя на руки. Подай-ка мне, пожалуйста, вон ту салфетку. – Ма показала на стопку белых салфеток из муслина, лежавших на журнальном столике.

– Вот, пожалуйста, – протянула я ей одну из них. И огляделась по сторонам. Красивые гардины на окнах с цветочным рисунком, диван, обитый дамасским шелком нежного кремового цвета, куча фотографий на бюро из красного дерева и еще на нескольких небольших столах, разбросанных по всей комнате. На журнальном столике ваза с букетом розовых роз. «Да, – подумала я, – эта комната полностью олицетворяет саму Ма: такая же элегантная, сдержанная, безупречная во всем». Я подошла к бюро и сняла одну из фотографий в красивой рамочке: Ма в вечернем платье, в жемчугах, а рядом – отец в смокинге.

– Где это вас сфотографировали?

– В парижской опере. Мы слушали в тот вечер Кири Те Канава. Она пела Мими в «Богеме», – пояснила мне Ма, продолжая расхаживать вместе с Бэром по пушистому кремовому ковру.

– Вы часто вместе появлялись на публике?

– Нет. Но мы оба очень любили оперу. Особенно Пуччини.

– Ма.

– Да, милая?

Даже несмотря на то что мне уже двадцать шесть лет, я все еще сомневалась, имею ли я право задать один сакраментальный вопрос, который вертелся на кончике моего языка с самого детства.

– Вы с папой… У вас были романтические отношения, да?

– Бог с тобой, Электра! Мне ведь еще едва за шестьдесят. Твой отец был слишком стар для меня.

– О, в том мире, в котором я сегодня вращаюсь, разница в возрасте не является препятствием для богатого мужчины, чтобы обзавестись любовницей, которая годится ему в дочери.

– Все может быть, Электра, но только не с твоим отцом. Он бы никогда не позволил себе столь недостойный поступок. Он ведь был истинным джентльменом… до мозга костей… И потом…

– Что потом?

– Я… да так, ничего.

– Нет уж, говори до конца!

– Видишь ли, у него всегда кто-то был.

– Правда? И кто же это?

– Все, Электра. Я сказала более чем достаточно.

Наконец Бэр отрыгнул: все случилось стремительно и внезапно, но Ма успела вовремя подхватить салфеткой беловатую жидкость, вылившуюся из его ротика.

– Bien, bien, mon petit cheri, – ласково прошептала она, вытирая салфеткой личико мальчика. – Ну разве он не прелесть, а? Чудный ребенок! Обожаю его!

– Да уж! Если кого и можно обожать, то это, конечно, младенца, рыгающего в пять утра. Ты права. Чудный ребенок.

– А я вот вспоминаю, как я укачивала тебя ночами напролет, пытаясь успокоить, – откликнулась Ма, присаживаясь в кресло и укладывая Бэра поудобнее у себя на руках. Вид у младенца сейчас был такой, будто он уже успел принять на грудь изрядную порцию водки. Глаза сделались сонными и уже почти закрылись. – Такое чувство, будто это было вчера. И вот я ношу на руках первого представителя уже нового поколения Деплеси. Как был бы счастлив твой отец, если бы узнал о Бэре еще до своей кончины. Увы, но этому было не суждено сбыться.

– К сожалению, да. Ма?

– Слушаю тебя, Электра.

– А ты была рядом с папой в тот момент, когда он нашел меня и привез сюда?

– Нет. Я в это время нянчилась с твоими старшими сестрами.

– То есть ты даже не знаешь, откуда я родом?

– Но ведь наверняка ты уже узнала об этом из того письма, которое оставил тебе отец.

– Да я его потеряла! – виновато пожала я плечами и быстро подхватилась со своего места, чтобы Ма не успела осыпать меня упреками. – Пойду вниз, сварю себе кофе. Тебе сварить?

– Нет, спасибо, не надо. Отнесу нашего маленького в его колыбельку, а потом оденусь и сама спущусь к тебе.

– Хорошо! Тогда до встречи.

* * *

Алли проснулась в восемь утра. К этому времени я уже успела хлопнуть две рюмки водки и отчаянно жалела лишь об одном: ну, почему я не назначила дату вылета в Нью-Йорк на более ранний срок? А так еще впереди целых четырнадцать часов ожидания, которые надо чем-то заполнить. Я серьезно понятия не имею, как можно занять себя во времена, так сказать, «простоя»: скука от безделья – это то понятие, которое для меня практически не существует.

– Хочешь погонять вместе со мной под парусом, Электра? – спросила у меня Алли за завтраком, подкладывая себе на тарелку очередную порцию вкуснющих блинов нашей Клавдии.

– На твоем «Лазере», что ли?

– Да. Погода прекрасная, условия просто идеальные. Легкий бриз, но при этом никакого дискомфорта.

– Ты же знаешь, экстремальные виды спорта – это не мое.

– Если честно, Электра, то я не вижу ничего экстремального в том, что ты будешь просто сидеть рядом со мной и наслаждаться водной прогулкой в самых что ни на есть благоприятных условиях. Но как хочешь! – Алли бросила на меня несколько удивленный взгляд. – А вот мы с Бэром решили немного погонять под парусом. Тогда до скорого.

Я подавила тяжелый вздох, когда Алли покинула кухню, после чего умяла еще один свежеиспеченный маффин: уж больно одиноко он смотрелся на пустой тарелке. Алли спустилась минут через десять, уже вместе с Бэром, облаченным в крохотный спасательный жилет. Малыш удобно устроился в сумке-кенгуру, которую Алли привязала себе к поясу.

– Точно не хочешь отправиться вместе с нами?

– Нет, спасибо, – снова повторила я и побрела в гостиную: устрою-ка я себе сегодня день кино. Включила экран домашнего видео и стала перебирать стопки с DVD. К своему огорчению, не нашла ничего, что мне захотелось бы посмотреть.

– Вот черт! – негромко ругнулась я под нос, глянув в очередной раз на часы. Интересно, как я убивала здесь время ребенком, когда мне бывало скучно или что-то выводило меня из себя?

«Ты убегала, Электра…»

– Истинная правда, – пробормотала я вполголоса. Если что-то меня расстраивало или если кто-то злился на меня (а чаще всего случалось и то и другое одновременно), я тут же убегала в горы, которые начинаются прямо за домом. Находила среди камней какую-нибудь петляющую тропинку, которая поднимала меня вверх. Нет, подъем не был строго вертикальным, просто я шла и шла вперед, поднимаясь все выше и выше и чувствуя, как при этом постепенно улетучиваются из головы всякие дурные мысли.

Быстрым шагом я поднялась по лестнице к себе в комнату и принялась рыться в вещах, сложенных в комоде. Нашла в самом нижнем ящике свои старые леггинсы и майку с довольно грубым слоганом на груди. Помнится, Ма в свое время даже порекомендовала мне носить эту майку наизнанку, чтобы не отпугивать от себя народ. Внизу под шмотками я обнаружила свой старый альбом для рисования; в детстве я баловалась рисованием. Я извлекла альбом на свет божий и стала неспешно пролистывать его. Большинство страниц заполнено карандашными набросками всевозможных фасонов платьев с какими-то нелепыми гофрированными воротниками, тут же джинсы с разрезом от бедра до самой кромки внизу, блузки, вполне обычные спереди, но без спинки…

– Вот так чудеса! – удивленно пробормотала я, вспомнив, в какой блузке щеголяла совсем недавно на одной из своих последних фотосессий: абсолютно схожий фасон с теми, которые я рисовала в детстве. К некоторым своим рисункам я даже приклеивала кусочки ткани, которые мне удалось раздобыть, вся материя вызывающе ярких тонов. В детстве я любила все яркое. Я втиснула альбом в передний карман своего рюкзачка, как-никак, а это единственная вещь, которая связывает меня-ребенка со мной, уже взрослой женщиной. Затем достала старые кроссовки, валявшиеся в самом дальнем углу ящика, быстро переоделась и поспешила из дома, воспользовавшись черным ходом из кухни. Торопливо миновала наш огород с овощными грядками, открыла заднюю калитку, откуда дорога вела прямиком в горы.

Пошла по тропинке, по которой хаживала лет десять тому назад. Однако сегодня, несмотря на мои регулярные занятия гимнастикой, восхождение давалось с трудом: сразу же заныли ноги, так что последние несколько метров я скорее доползла, чем дошла, постоянно цепляясь руками за крупные валуны и скользя по влажной грубой траве. Но наконец-то я на месте.

Тяжело дыша, я вступила на небольшую площадку обнаженной породы, всего лишь подножье скалы, взметнувшейся вверх прямо за моей спиной: с этого места открывался просто потрясающий вид на озеро. Я глянула вниз, туда, где темнела крыша нашего дома. Кажется, впервые до меня дошло, что же так успокаивающе действовало на меня в этом пейзаже, когда я была ребенком. Все дело в перспективе восприятия: в детстве Атлантис был для меня всем, моим космосом и моей вселенной, но, когда я созерцала его вот так, сверху вниз, он сразу же становился похожим на такой кукольный домик, крохотный и не очень приметный.

«Да, горы давали мне видение перспективы, – снова повторила я мысленно, свесив ноги с выступа скалы. – Эта панорама давала мне ощущение того, что я и сама маленькая».

Какое-то время я сидела бездумно, просто наслаждаясь погожим солнечным днем. Внизу я разглядела яхту, которая отсюда казалась просто игрушечной лодочкой, она плавно скользила по спокойной глади озера, ее паруса трепетали, подхваченные легким бризом. Внезапно я почувствовала, что мне совсем не хочется возвращаться обратно в свой реальный мир. Пожалуй, я бы с удовольствием осталась здесь, чтобы меня никто не нашел. Какое дивное ощущение полнейшей свободы! От одной только мысли о предстоящем возвращении в Нью-Йорк, в эти каменные джунгли Манхэттена, у меня тут же свело живот. Да, в том мире, в котором я сейчас живу, все насквозь фальшиво, пропитано жаждой наживы и, по большому счету, бессмысленно и пусто. Зато здесь все дышит первозданной чистотой и свежестью.

– Однако же, Электра, тебя и понесло! – тут же одернула я себя. – Начинаешь рассуждать прямо как Тигги.

Но если даже и так, то что в этом плохого? Все, что я понимаю про саму себя, так это то, что я отчаянно несчастлива и потому страшно завидую всем своим старшим сестрам, у каждой из которых уже началась своя новая и счастливая жизнь. Когда Ма рассказывала мне о том, как девочки собираются приехать в Атлантис вместе со своими вновь обретенными родственниками, друзьями, возлюбленными, я еще острее почувствовала собственное одиночество: ведь мне даже некого привезти с собой.

Я поднялась со своего места, понимая, что пора спускаться, хотя бы потому что меня уже замучила жажда, а бутылку с водой я забыла прихватить. Я встала во весь рост и в последний раз окинула взором раскинувшуюся внизу картину.

– Как так получилось, что, имея все, я чувствую себя самым нищим и обездоленным человеком на свете? – обратилась я к окружающим меня скалам.

Потом спрыгнула с выступа и неожиданно подумала о том, что пора и мне возвращаться в реальную жизнь. Возможно, именно реальности мне и не хватает… А еще немного любви… Вот только где мне отыскать эту самую любовь? Об этом известно лишь небесам и еще, наверное, папе… Ведь он же наверняка там.