Текст книги "Кто первый встал, того и тапки"

Глава девятая

Есть у меня знакомый полицейский, можно сказать, даже друг – капитан Дубченко. Сергей Александрович работает следователем в одном из районных отделений внутренних дел Москвы. Познакомились мы совсем недавно, когда под подозрением в убийстве оказалась моя подруга Юлька Луконина. Я была уверена, что она невиновна, и начала собственное расследование.

С первого взгляда капитан Дубченко мне активно не понравился, я его даже возненавидела. Унылый сорокалетний толстяк, он постоянно что-то жевал на ходу, то пирожок, то пиццу, а его мешковатая одежда вечно была в пятнах от еды. Я считала, что свою работу Дубченко выполняет спустя рукава и только мешает мне. Но в итоге настоящий преступник был найден, капитан его арестовал. Мы с Сергеем Александровичем на радостях поговорили по душам, и я поняла, что он не такой уж плохой человек. Я узнала, что Дубченко холост, много работает, живёт в служебном общежитии, где нет возможности готовить, и поэтому питается всухомятку.

С тех пор началась наша с капитаном дружба. Заключалась она в основном в том, что мы обменивались прикольными роликами в мессенджерах. Но вот сегодня мне понадобилась помощь, я позвонила, и Дубченко сразу ответил:

– Приезжай, я на работе.

В отделении полиции всё было по-прежнему, и в кабинете капитана ничего не изменилось. Сергей Александрович сидел за столом, заваленным кучей бумаг, и вбивал данные в компьютер.

– Серёжа, привет! – сказала я. – Давно не виделись. Ты не женился еще? Надо, чтобы кто-то о тебе заботился, вон, смотри, опять кетчуп на рукаве засох…

– Не женился, но есть одна женщина, которую я хотел бы повести под венец… – загадочно ответил капитан.

Я вгляделась в его лицо.

– А ты изменился, кажется, даже похудел. Начал ходить в «качалку», что ли?

Капитан смутился.

– Просто упражняюсь с гантелями по утрам.

– Молодец, уже есть результат, продолжай в том же духе. Дай бог, я у тебя еще на свадьбе погуляю. Пригласишь?

– Да не будет никакой свадьбы, – помрачнел Дубченко. – Она меня даже не замечает, как мужчину, я имею в виду. Мы просто друзья.

– По крайней мере, вы общаетесь, значит, у тебя есть шанс. А кто она? Я ее видела?

– Она особенная, – сказал капитан голосом, полным обожания.

– И чем же?

– Когда она рядом, я улыбаюсь.

Он и правда теперь постоянно улыбался, даже похорошел.

– Тогда действуй. Возьми ее напором и личным обаянием.

Дубченко вздохнул.

– Зачем я ей? У меня маленькая зарплата, нет своей квартиры и никаких перспектив получить майора.

– Отставить нытье! Кому же становиться майором, как не тебе? Ты умничка! Просто повторяй себе каждый день, что ты умничка, понял?

– Так точно. Ладно, Люся, хватит о моей личной жизни. Какое у тебя ко мне дело?

– Надо узнать информацию про одного человека: адрес, место работы, любые сведения, какие удастся найти. Поможешь?

– Сделаю что смогу. Что за человек?

Я поостереглась говорить правду. Дубченко мне друг, но, возможно, профессиональный долг окажется ему дороже, поэтому я принялась вдохновенно врать.

– Есть у меня подруга, мы давно не виделись и, если честно, нехорошо расстались, после ссоры по моей вине. Она заблокировала меня везде в соцсетях, а я очень хочу помириться. Чувствую себя виноватой перед ней, хочу выйти на контакт.

– Как зовут подругу?

– Айхнер Александра Ефимовна. И у нее есть дочка, Айхнер Ева Валерьевна.

Капитан застучал двумя пальцами по клавиатуре.

– Близкая подруга?

– Не очень, говорю же, давно не виделись.

– Хорошо, что ты сидишь. Может, водички налить? На всякий случай.

– Да что случилось? Говори, не тяни.

– Опоздала ты немного мириться. Айхнер Александра Ефимовна умерла три дня назад. Сгорела при пожаре вместе с дочерью Евой Валерьевной в СНТ «Энтузиаст» под Жуковским. Они у нас по оперативной сводке проходили.

Я испытала настоящий шок.

– Подожди-ка, ты ничего не путаешь? Ошибки быть не может?

Дубченко сочувственно покачал головой.

– Но ведь еще пять дней назад она… – Я вовремя осеклась.

– Что пять дней назад?

– Снилась она мне пять дней назад, вот что. Как живая во сне стояла. Я поэтому и решила ее искать.

У меня голова разрывалась от мыслей. Что происходит? Если Александра Айхнер и ее дочка погибли три дня назад, кто эта девочка, которая живёт сейчас с нами?

– Слушай, Серёжа, я тебя все-таки попрошу найти всю информацию о моей подруге, какую возможно. Где она проживала, где работала, адреса родственников. Сможешь?

– Зачем тебе теперь?

– Я ей денег была должна, надо вернуть долг. Да и вообще – почтить память. Для меня это очень важно, понимаешь? Я спать спокойно не смогу.

– Хорошо, только дай мне немного времени… Люся, я тут подумал о том, как быстротечна жизнь, вот твоей подруги внезапно не стало, а ты не успела с ней помириться. Как часто важные вещи мы откладываем на потом, но это «потом» никогда не наступает.

– Что это тебя на философию потянуло?

– Я решил признаться той женщине в своих чувствах. Правда, я никогда этого не делал и понятия не имею, с чего начать… – капитан смущённо кашлянул. – Что ты по этому поводу думаешь?

– Конечно, признавайся, – рассеянно ответила я, размышляя о своём. – Можешь потренироваться на мне, если хочешь.

Сергей Александрович изумлённо на меня уставился.

– Давай-давай, приступай, – ободрила я.

А вот еще интересный вопрос. Сейчас у нас живёт девочка Ева, кем бы она ни была. В записке обещали, что ее отправляют к нам только на неделю. Этот срок истекает через два дня. Еву заберут или она останется у нас навсегда?

– Дорогая Людмила! С первой минуты, как я вас увидел, вы произвели на меня неизгладимое впечатление… – начал Дубченко.

– Стоп, – прервала я. – Ты что, с ней на «вы» общаешься?

– Нет, на «ты», – захлопал глазами следователь.

– Ну так и говори. С чего вдруг эта высокопарность? Это ее отпугнёт. Давай еще раз с начала.

– С первой встречи ты поразила меня до глубины души. Я мог думать только о тебе, иногда это даже мешало работе. Я вижу в тебе родственную душу и хочу связать с тобой свою жизнь…

И пока капитан упражнялся в любовных признаниях, я размышляла о собственных проблемах. Допустим, Еву никто не заберёт, но тогда надо как-то утрясать вопрос с документами. Получается, что свидетельство о рождении теперь уже недействительно. И потом, кто эта девочка? А вдруг ее украли и родители ее ищут? Значит, придётся все-таки сдать Еву в полицию, но с условием, чтобы она жила у нас, пока не найдут родственников. Можно так сделать? Необходимо проконсультироваться с опытным юристом, сходить в органы опеки…

– Что ты на это скажешь? – вернул меня к действительности Сергей Александрович.

– Тренируйся еще. Побольше уверенности! И не растекайся мыслью по древу, будь краток. У тебя всё получится! А мне, извини, надо бежать. Скинешь всю информацию, которую найдёшь об Александре Айхнер, ладно? – Я пошла к выходу, около двери обернулась: – И, кстати, она что, тоже Людмила? Вот это совпадение.

Дубченко глупо улыбался и молчал. «Если мужчина влюблён по-настоящему, он похож на овцу», – сказала как-то Агата Кристи. Бедный толстячок следователь! Амур действительно попал ему в самое сердце.

Глава десятая

Что известно об Александре Айхнер? Пока Влад ничего не вспомнил, а капитан Дубченко на нашёл информацию, единственным связующим с ней звеном остаётся сбежавшая няня Любовь Максимовна. Она может поведать многое: и адрес, где проживала мамочка с Евой, и кем Александра работала, и распорядок дня, и привычки, и многое другое, что наблюдательный домашний персонал знает о своих хозяевах.

Вот только захочет ли няня откровенничать? Я могла попытаться ее шантажировать, подкупить, в конце концов просто по-человечески попросить. Но сначала женщину надо было найти.

Я ругала себя на все корки, что не взяла у няни номер мобильника. По крайней мере, у меня осталась копия ее паспорта, а там указано, что гражданка Напалкова Любовь Максимовна постоянно зарегистрирована по адресу: Москва, Мячковский бульвар. Я сверилась с картой, обнаружила, что это в районе Марьино, и поехала на станцию метро «Братиславская».

Я позвонила в домофон подъезда, ответил женский голос.

– Здравствуйте, я ищу Любовь Максимовну, – зачастила я.

– Она здесь не проживает, – резко ответила женщина.

– Но у нее постоянная регистрация по этому адресу…

– Она здесь не проживает, – повторила дама и бросила трубку.

Я опять набрала номер квартиры.

– Извините за настойчивость, но, боюсь, дело серьёзное. Не хотелось бы обращаться в полицию, думаю, ни вам, ни мне это не нужно. Мы можем поговорить с глазу на глаз?

После секундного замешательства женщина впустила меня в подъезд.

Меня долго изучали в глазок, прежде чем дверь квартиры открылась. Миловидная дама лет сорока пяти смотрела настороженным взглядом, судя по всему, разговаривать она собиралась через порог.

– Видите ли, Любовь Максимовна работала у нас няней…

– Она что-то украла? – быстро перебила собеседница.

– Нет, но однажды ночью она просто исчезла со своими вещами.

– Она точно ничего у вас не украла, вы хорошо смотрели?

Довольно странная реакция для родственницы.

– Я боюсь, что с Любовью Максимовной случилось что-то плохое. Не просто же так человек пропал. Наверное, ее надо искать? От меня в полиции заявление не примут, я ей чужой человек, а вы родственники.

– Вы зачем пришли? – Женщина потеряла терпение. – Сообщить, что она пропала? Спасибо, сообщили, примем к сведению. До свидания!

И она уже почти захлопнула дверь перед моим носом.

– Стойте! Если честно, я хочу ее найти, мне надо с ней поговорить.

Дверь снова открылась.

– Ага, значит, она все-таки вас обворовала! – победоносно воскликнула дама. Видимо, она ждала от меня доказательств своей правоты.

– Можно и так сказать. Любовь Максимовна попросила зарплату за три месяца вперёд. Слёзно умоляла, рассказывала про операцию для ребёнка. А, получив деньги, на следующий день исчезла.

– Нет у нее никаких детей, – буркнула женщина, – ни больных, ни здоровых. А вы сами виноваты. Зачем дали деньги, разве не видели, с кем имеете дело?

– У нее хорошие рекомендации, опыт работы, московская регистрация, я и подумать не могла ничего плохого.

– Ну да, Любка умеет прикинуться приличным человеком, – усмехнулась собеседница.

– Понимаете, на самом деле мы живём небогато, и няня нам не по карману. Но я обязательно должна была после декрета выйти на работу, иначе совсем выпаду из профессии. Я и так еле-еле устроилась по специальности. По сути, я всю свою зарплату отдавала Любови Максимовне. А мой муж, он категорически против, чтобы я работала. Дескать, скинула ребёнка на постороннюю тётку, чтобы ходить на работу бесплатно. Я с огромным трудом уговорила его взять няню, он не переносит посторонних людей в доме.

Я следила за реакцией собеседницы, мне не очень-то удалось ее разжалобить. Пришлось добавить пару драматичных штрихов.

– В общем, ради няни я опустошила весь лимит по кредитке, мужу ни слова не сказала. Если муж узнает – он меня убьёт. По крайней мере, разведётся, обмана он не простит. Пожалуйста, спасите меня! Помогите найти Любовь Максимовну!

– Надеетесь, что она вернёт деньги? – скептически хмыкнула дама. – Как я догадываюсь, договор займа вы не составляли? Никаких бумаг Любка не подписывала?

– Нет.

– Тогда шансы нулевые.

– Надо же хотя бы попытаться, – скорбно вздохнула я.

– Вы ей звонили? – спросила женщина. – Что она говорит?

Я развела руками:

– Номер, который она мне дала, не отвечает. Должно быть, сменила. У вас есть ее актуальный номер?

– Есть, но он тоже не отвечает. Вот, убедитесь сами.

Женщина достала телефон из кармана, набрала абонента и включила громкую связь. «Номер не обслуживается», – донеслось из динамика.

– Как же вы общаетесь? – удивилась я. – Вы же родственники.

– А мы не общаемся. И никакие мы не родственники.

– Но у Любови Максимовны постоянная регистрация, она собственница квартиры…

– Нет-нет-нет! – слишком эмоционально отреагировала дама. – Она не собственница! Еще чего не хватало! Она абсолютно посторонний нам человек. Мы просто зарегистрировали ее в квартире. На свою голову. А она у нас деньги украла и обвинила нашего сына. Как будто я своего ребёнка не знаю! Больше мы ее на порог не пускаем.

– Сочувствую…

– Я бы и хотела вам помочь, но не знаю чем. С Любкой мы не общаемся.

– Может быть, вы в курсе, где она живёт?

– Она родом из Тамбова, поэтому специально устраивается няней с проживанием, чтобы не снимать квартиру в Москве. Она очень жадная.

– Она замужем?

– Ни мужа, ни детей.

Я вспомнила, что попугай Кирюша разговаривал мужским голосом.

– А мужчина у нее есть?

Собеседница покачала головой.

– Я же говорю, что она очень жадная. А мужику, если ты не писаная красавица, надо готовить, тратить на него время и силы. Не будет она это всё делать.

– Неужели нет никакой зацепки?! – Отчаяние в моем голосе было неподдельным.

– Ну… не знаю, поможет вам это или нет… Не так давно Любка сама позвонила, хотела похвастаться, утереть нам нос. Сказала, что устроилась няней к ректору Университета культуры. Дескать, там такая культурная семья, не нам чета. Зря, мол, мы испортили с ней отношения, у нее теперь блат в университете, она помогла бы нашему сыну туда поступить, а то ведь так и останется без образования. Врала, конечно. Какой блат сегодня? Деньги плати – и учись в любом университете, хоть в Москве, хоть в Англии… Только ведь получается, что ректор ее уже уволил, раз она к вам перешла на работу. Где ее теперь искать, я понятия не имею.

Я поблагодарила женщину и собиралась уйти. Но напоследок не смогла удержаться от вопроса:

– Извините мое любопытство, зачем вы сделали Любови Максимовне постоянную регистрацию в квартире? Что за благотворительность? Ведь она вам даже не родственница. И почему после кражи денег не сняли с регистрации?

Женщина вздохнула:

– Ох, это давняя история. Про долги, которые надо отдавать.

– Понятно, тут замешаны деньги.

– Нет, здесь долг моральный. Мой муж родился в Тамбове. Когда ему было четыре года, он пошёл один в лес, заблудился, упал в канаву и вывихнул ногу. Его крики услышала одиннадцатилетняя девочка, она пронесла его пять километров на спине и вышла к людям. В тамошних лесах водились волки, так что, скорее всего, без этой девочки муж бы погиб. Он ей обязан жизнью… С тех пор прошло много лет. Девочка, которая его спасла, – это мать Любки. Она попросила нас зарегистрировать дочь в Москве, чтобы Любке было легче устроиться тут на работу. И, конечно, мы Любку не выпишем. Потому что родители за детей не отвечают. Что выросло, то выросло…

Сидя в вагоне метро, я открыла сайт Университета культуры и узнала, что ректора зовут Моравский Евгений Вениаминович. Имелось фото: лысый мужчина лет шестидесяти, в стильных очках, бодрый и улыбающийся. Ниже был указан адрес электронной почты ректора, и я тут же написала ему короткое письмо. Дескать, я наняла няню Напалкову Любовь Максимовну, но ее поведение вызывает вопросы. Я случайно узнала, что раньше няня работала в семье ректора. Очень прошу уделить мне пару минут в вашем плотном графике, чтобы поговорить о госпоже Напалковой.

Я указала свои контакты и подписалась: «писательница Люся Лютикова». Вовсе не из-за тщеславия, а чтобы привлечь внимание к своему письму. Я знаю, что люди с уважением относятся к писателям, считают их особенными, чуть ли не элитой нации, даже если на счету писателя всего одна книга, как у меня. На самом деле это, конечно, не так. Грамотный окулист в районной поликлинике приносит стране куда больше пользы, чем иной графоман. Но такой стереотип существует, и он мне на руку.

Впрочем, я особо не надеялась на ответ. Ректор – человек занятой, его почтой занимается секретарь, скорее всего, моё странное письмо, не имеющее отношения к учебному процессу, отправится прямиком в «корзину».

Каково же было мое изумление, когда буквально через десять минут мне позвонили с незнакомого номера.

– Писательница Люся Лютикова? – пробился женский голос сквозь стук вагонных колёс. – Вы хотели поговорить с Евгением Вениаминовичем о бывшей няне, правильно? В течение часа сможете подъехать на Маросейку? Скину вам адрес.

– Конечно. – Я обрадовалась, что не успела выйти из метро. – Буду через полчаса.

Вскоре я уже стояла на улице Маросейке, напротив старинного особняка, построенного, как значилось на памятной доске на фасаде здания, в 1779 году. Тут до меня кое-что начало доходить. Это самое сердце Москвы, квартиры в этом районе не просто дорогие, а запредельно дорогие, их стоимость равна полёту на Луну или даже на Марс. То есть здесь живут люди фантастически богатые, а про них я кое-что успела узнать.

Раньше я была нищей журналисткой, которая снимала вонючие комнаты в самых дешёвых районах Москвы. Благодаря счастливому случаю мне удалось разбогатеть, обзавестись кое-какой ценной недвижимостью[3]3
  Эти события описаны в романе Люси Лютиковой «Сбылась мечта идиотки».


[Закрыть]. Я не достигла уровня Маросейки, а только сделала пару шагов по направлению к ней. Но даже на этом этапе я чётко уяснила: богатые люди никого не пускают в свою жизнь. Вообще никого и никогда. Я уже пять лет живу в четырёхкомнатной квартире около метро «Белорусская», но до сих пор понятия не имею, кто мои соседи по подъезду. Мы знаем друг друга в лицо, приветливо здороваемся в лифте или на лестничной площадке, перебрасываемся парой слов о погоде – и на этом всё. Я не знаю ни как их зовут, ни чем они занимаются – абсолютно ничего.

Если ректор Евгений Моравский хотел поговорить о своей бывшей няне, он мог сделать это по телефону. Если такой человек вдруг приглашает к себе домой – это означает только одно: ему что-то от меня нужно. Причём срочно, иначе бы мы встретились в стенах вверенного ему университета.

Ох, не нравится мне всё это! Я должна быть начеку!

Глава одиннадцатая

Преодолев высокие лестничные пролёты, я поднялась на второй, он же последний этаж и позвонила в квартиру. Дверь открыла женщина лет пятидесяти, чуть полноватая, но весьма энергичная. Она была одета в спортивный костюм леопардовой расцветки с розовыми вставками, в ее ушах болтались очень крупные золотистые серьги-кольца, украшенные разноцветными камнями. Это была чистой воды вульгарщина, но дама почему-то выглядела так роскошно, что мне немедленно захотелось себе и такой костюм, и такие серьги.

– Вы Люся Лютикова? – строго уточнила женщина. Я кивнула. – Проходите. Хорошо вытирайте ноги, у нас паркет!

На полу действительно был выложен очень красивый штучный паркет, который начинался прямо с порога. Я зашла в квартиру и застыла на маленьком придверном коврике, боясь наступить мокрыми сапогами на такую красоту.

– Ну, что у вас? – Леопардовая дама нетерпеливо взмахнула рукой.

– В каком смысле?

– Что там бывшая няня?

– Извините, я писала ректору, я с ним хотела поговорить.

– Это неважно, – собеседница повторила тот же жест. – Ректор занятой человек, его перепиской занимаюсь я. Говорите со мной, я лучше знаю Любку.

– А, вы жена Евгения Вениаминовича? – догадалась я.

– Нет, я Ирма Игоревна, – сказала дама таким тоном, как будто это что-то объясняло.

В квартире была необычная акустика. Наши голоса поднимались вверх, отражались от высоких потолков с лепниной и исчезали где-то в конце коридора, за поворотом.

– Так какой у вас вопрос? – подстегнула Ирма Игоревна.

– Понимаете… – я не знала, с чего начать. – А сколько времени у вас проработала Любовь Максимовна?

– Три месяца.

– Так мало? Не выдержала испытательный срок?

– Нет, просто мы отказались от услуг няни.

– Почему?

– По семейным обстоятельствам.

– Любовь Максимовна хорошо выполняла свои обязанности?

– Вполне.

– У вас были к ней претензии?

– Никаких.

– Неужели совсем никаких замечаний? – не поверила я. Насколько я успела узнать госпожу Напалкову, трудовым рвением она не отличалась.

– Абсолютно, – так же бесстрастно ответила Ирма Игоревна.

В общем, чего и следовало ожидать: богатые люди не откровенничают, держат на расстоянии. Вот только непонятно, зачем меня тогда пригласили?

В коридоре послышались шаркающие шаги. Я увидела силуэт старика, который медленно приближался, держась за стеночку. Когда старик подошёл ближе, я ахнула: это был Евгений Вениаминович Моравский собственной персоной, но как же плохо он выглядел! Ректор совсем не был похож на свою фотографию на сайте университета. Улыбающийся энергичный мужчина превратился в старую развалину: кожа пожелтела, щеки ввалились, глубокие морщины избороздили лицо. И только глаза продолжали гореть неистовым огнём.

– Евгений Вениаминович, зачем же вы встали! – воскликнула леопардовая дама. – Вам надо отдыхать.

– Оставьте, Ирма Игоревна, – отозвался ректор. – Смерть человеку столь близка, что можно не бояться жизни.

Я мгновенно узнала его голос, такими интонациями разговаривал попугай Кирюша.

– Это ведь цитата Фридриха Ницше, правильно? – догадалась я.

Старик с интересом посмотрел на меня:

– Приятно слышать, что люди читают Ницше.

– Знаете, я в последнее время очень часто его слышу. Буквально как попугаи все повторяют.

Ирма Игоревна дёрнулась, словно от удара током, камни в ее серьгах ярко блеснули. Ректор тоже оживился.

– Забавно, что вы упомянули попугаев, – сказал он. – У нас жил попугай, я ему читал работы Ницше, и он, шельмец, научился так к месту цитировать философа, как будто на самом деле понимал, о чем говорит. Я его Фридрихом назвал, в честь самого Ницше. Умнейшая была птица, доложу я вам, породы жако.

– А-а, это такой крупный, серый, с красным хвостом?

– Да-да. Вы знакомы с этой породой?

– У меня живёт такой, – ответила я, – только его зовут Кирюша. Тоже любит иногда ввернуть что-нибудь умное. А куда делся ваш Фридрих?

– Увы, его съела собака, – вздохнул ректор.

– Ужас какой!

– Представьте, какой это был ужас для нас. Мы в один миг потеряли и попугая, и собаку.

– Неужели пристрелили псину? – изумилась я.

– Нет, там другое…

В этот момент послышался топот маленьких ножек. Из конца коридора во весь опор на нас мчалась какая-то пухлая бежевая сосиска. При ближайшем рассмотрении сосиска оказалась мопсом. Не снижая скорости, мопс врезался в меня и вцепился зубами в сапоги с явным намерением разорвать их в клочья. Прокусить натуральную кожу не удалось, поэтому собака в бессильной злобе царапала когтями пол и рычала.

– Фу, иди отсюда, – я безуспешно пыталась отпихнуть сосиску.

Обычно мопсы – милые плюшевые увальни, абсолютно не агрессивные, их можно бесконечно гладить, тискать и чесать им животик. Но этот был просто каким-то комком ненависти.

– Кажется, в вашего мопса вселился дьявол, – сказала я. – Экзорцисту показывали?

– Он был добрым псом, но недавно мы поставили ему клизму, с тех пор он изменился, – объяснил хозяин.

– Клизму? Съел что-то вредное? Целый торт?

– Он сожрал нашего попугая Фридриха.

Пока я приходила в себя от изумления, мопса яростно вытошнило чем-то оранжевым на ценный паркет.

– Я уберу, не беспокойтесь, Евгений Вениаминович, – сказала Ирма Игоревна, подхватила огрызающегося мопса под мышку и пошла за тряпкой.

Я сделала вывод, что она служит здесь домработницей. А гонору-то сколько у прислуги, мама дорогая!

Лицо ректора осталось бесстрастным, кажется, его уже мало что беспокоило в этой жизни, а испорченный паркет – в последнюю очередь.

– Как же Фридрих поместился внутрь такой маленькой собаки? Ведь попугаи жако размером в две ладони крупного мужчины… – задумчиво проговорила я.

– Я сам удивляюсь. Но нет никаких сомнений, няня видела собственными глазами, как мопс сожрал попугая.

– Наверное, он сначала обезумел, а потом сожрал, а не наоборот, – высказала я версию. – Безумие придало ему сил.

– Вполне возможно.

– А няня не могла что-то перепутать? Или солгать? – осторожно спросила я.

– Ни в коем случае. Любовь Максимовна исключительно ответственная и порядочная женщина. Да и зачем ей лгать?

Вот именно – зачем. Учитывая, что Фридрих, живой и невредимый, сидит сейчас в клетке у меня в квартире и, может быть, в данную минуту даже цитирует Ницше.

– Евгений Вениаминович, почему вы отказались от услуг няни?

– Катенька уехала рожать в Израиль. Она будет там жить с малышом и старшим сыном, уже нашла русскоговорящую няню. Скорей всего, обратно она не вернётся…

Я прикидывала: кто такая Катенька? Если она находится в детородном возрасте, то, должно быть, его дочь? А Любовь Максимовна, получается, была няней у старшего внука.

Ректор как будто смотрел сквозь меня, кажется, он понятия не имел, кто я и зачем пришла. Да и вряд ли его это интересовало, он был уже не здесь. Евгений Вениаминович умирал, это было очевидно, от жалости к нему у меня кольнуло сердце.

Прискакала запыхавшаяся Ирма Игоревна с тряпкой в руках. Она бросила тряпку на пол и ласково, но твёрдо сказала ректору:

– Евгений Вениаминович, пора принимать лекарство.

Домработница взяла старика под руку и повела вглубь квартиры, кинув мне через плечо:

– А вы подождите здесь, я скоро вернусь.

Меня в очередной раз поразило, как по-хозяйски она себя ведёт: читает почту ректора, отвечает на письма, приглашает в дом посторонних людей. Хозяин одной ногой в могиле, дочь уехала за границу, вот прислуга и распоясалась.

Вернулась Ирма Игоревна с какой-то бумажкой в руках.

– Евгений Вениаминович умирает? – прямо спросила я.

– Да, поэтому попрошу больше ему не писать и не беспокоить. Вот, держите, это паспорт на попугая, – она протянула мне бумагу.

– На какого попугая? На моего Кирюшу или вашего Фридриха?

Леопардовая домработница раздражённо махнула рукой:

– На Кирюшу или на Фридриха – какая, в сущности, разница? Берите, пригодится.

– Зачем?

– С паспортом вы сможете продать попугая дороже. Он стоит не меньше пяти тысяч долларов.

Я ошарашенно пялилась на Ирму Игоревну. Кажется, я достаточно ясно дала понять, что Фридрих у меня. Почему же она так упорно хочет избавиться от птицы? Что это – ненависть к попугаям? Или неприязнь к немецкой философии вообще и лично к Ницше?

Мне надоело ходить вокруг да около:

– Может быть, хозяин предпочёл бы знать, что попугай жив? Не думали об этом?

– Ни в коем случае! Ему категорически нельзя волноваться. Он уже смирился с потерей птицы.

Мне вдруг стало дико смешно, словно смешинка в рот попала. Я пришла сюда узнать хоть какую-то информацию о няне, а выяснила, что Любовь Максимовна украла у хозяев ценного попугая и свалила вину на мопса. Этот случай, конечно, отлично характеризует госпожу Напалкову, однако я по-прежнему понятия не имею, где ее искать. Зато могу продать говорящего попугая и разжиться деньгами.

– Спасибо, – я взяла птичий паспорт. – Что-нибудь еще можете предложить?

– А вам еще что-то надо? – надменно вскинула брови дама.

– Если у вас есть что предложить… – загадочно промолвила я, борясь с приступом смеха.

После секундного колебания Ирма Игоревна вытащила из ушей серьги:

– Держите.

Я оторопела:

– Зачем мне дешёвая китайская бижутерия?

– Это золото! Натуральные камни! Рубины, цитрины, сапфиры! Это Картье!

– Ну да? Тот самый ювелирный дом Картье? В ушах у домработницы? Не смешите меня.

– Я не домработница, – отчеканила дама. – Я тёща Евгения Вениаминовича!

Упс, как неловко получилось.

– В каком месте я похожа на домработницу? Да на мне костюм от Гуччи! Туфли от Прада! Помада от Шанель! Что вы за писательница такая, если не разбираетесь в людях?! Принять меня за уборщицу! Меня?!

Она все никак не могла успокоиться, видимо, мои слова очень сильно задели за живое. Не удивлюсь, если Ирма Игоревна когда-то действительно драила полы в придорожном кафе и всеми силами пытается забыть об этом факте своей биографии.

– Извините, я просто прикинула цифры. Если вы тёща, то вашей дочери, жене ректора, должно быть, не больше тридцати лет?..

– Катеньке двадцать пять, – отчеканила Ирма Игоревна. – И что? Многие девушки любят мужчин в возрасте, они обладают особенным шармом, знаете ли.

Знаю. Шарм наследных квартир в центре Москвы и банковских счетов на круглую сумму. Абсолютно согласна, что обаяние молодости не идёт ни в какое сравнение, ведь молодость пройдёт, а недвижка вечна.

Я спускалась по лестнице, сжимая в руке паспорт на попугая и золотые серьги, когда в кармане зазвенел телефон. Поспешно убрав добычу в сумку, я вытащила мобильник и увидела, что звонит няня Хадижат.

– Людмила Анатольевна, – выпалила она, – опять приходила та преступница, которая вас усыпила!

У меня похолодело внутри.

– Она украла Еву?!

– Нет, я заперла ее в квартире, мы с Евой остались снаружи. Быстрей приезжайте. Или мне в полицию звонить?

– Ни в коем случае. Я бегу.