Текст книги "Трещина во времени"

– Она просто развлекалась, – не сдавался Чарльз Уоллес. – Я уверен, что ей ничего не стоило превратиться в нормального человека, как ты или Мэг.

– Я бы на это не поставил, – покачал головой Кельвин. – А кроме того, эти люди только похожи на людей, если ты понимаешь, о чем я толкую. Готов поспорить на что угодно: они не такие, как мы, что-то из них напрочь выбили! Хотя на вид они, конечно, гораздо больше похожи на людей, чем те, кого мы видели на Уриэле.

– По-твоему, это роботы? – спросила Мэг.

– Нет, – качнул головой Чарльз Уоллес. – Тот мальчишка, который уронил мяч, вовсе не был роботом. Да и остальные тоже. Погодите, дайте послушать.

И они замерли, не двигаясь, в тени высокого офисного здания. Шесть двустворчатых дверей постоянно хлопали, открываясь и закрываясь, пока люди входили и выходили, входили и выходили, глядя прямо перед собой и не обращая на детей ни малейшего внимания. Чарльз Уоллес все еще прислушивался.

– Нет, они не роботы, – наконец решительно произнес он. – Я пока не уверен, что они такое, но только не роботы. Я могу расслышать их мысли. Правда, прочесть их невозможно, это просто какое-то пульсирование. Погодите, дайте еще попробую.

И снова вся троица замерла неподвижно. Двери так же размеренно открывались и закрывались, а напряженные люди спешили внутрь и наружу, внутрь и наружу, двигаясь какими-то рваными движениями, как персонажи старых немых фильмов. И вдруг неожиданно улица как-то разом обезлюдела. Снаружи осталось лишь несколько человек, и они заспешили, словно кинопленку запустили на большой скорости. Очень бледный мужчина в темном костюме внезапно посмотрел прямо на детей и воскликнул:

– Ай-яй-яй, я опаздываю! – и скрылся в дверях.

– Прямо как белый кролик! – нервно хихикнула Мэг.

– Я боюсь, – признался Чарльз Уоллес. – Я их совершенно не чувствую. Меня как будто от них закрыли.

– Нам надо найти папу… – завела свое Мэг.

– Мэг! – глаза Чарльза Уоллеса широко распахнулись от испуга. – Я даже не уверен, смогу ли его узнать! Он пропал так давно, я был совсем маленьким…

– Ты непременно его узнаешь! – горячо возразила ему Мэг. – А как же иначе? Точно так же, как тебе не надо на меня смотреть, чтобы узнать: ты ведь всегда можешь прислушаться, почувствовать меня…

– Да, – и Чарльз Уоллес с отчаянной решимостью стукнул маленьким кулачком по ладошке. – Тогда идем, навестим этот ЦЕНТРАЛЬНЫЙ Мыслительный Центр.

Кельвин схватил за руки обоих: Чарльза Уоллеса и Мэг.

– Помните, когда мы повстречались, вы спрашивали меня, как я попал в лес? И я сказал, что у меня было побуждение, предчувствие чего-то важного, которое должно случиться именно тогда и там?

– Да, конечно.

– Сейчас у меня опять появилось предчувствие. Оно не такое, как тогда, но все равно сильное. И оно говорит мне, что если мы войдем в это здание, то окажемся в смертельной опасности!

Глава 7
Человек с красными глазами

Мы и так знаем, что это опасно, – отмахнулся Чарльз Уоллес. – Миссис Что-такое нас предупреждала.

– Вот именно, предупреждала. А еще предупреждала о том, что тебе придется труднее, чем Мэг или мне, и нужно быть осторожным. Ты останешься здесь вдвоем с Мэг, приятель, а уж я сам пойду, все разнюхаю и расскажу вам.

– Нет, – твердо возразил Чарльз Уоллес. – Она велела нам держаться вместе. Ни в коем случае не ходить поодиночке.

– Это тебе она не велела ходить одному! Я здесь самый старший, а значит, это моя обязанность – идти первым.

– Нет, – вяло вымолвила Мэг. – Чарльз правильно говорит, Кел. Будем держаться вместе.

Представляешь, если ты не вернешься? Нам же все равно придется войти внутрь! Эх, да что там! Пойдем уже! Только давайте держаться за руки, если ты не против.

Так, держась за руки, они и пересекли площадь. Здание ЦЕНТРАЛЬНОГО Мыслительного Центра имело только одну гулкую бронзовую дверь, зато такую огромную, что она занимала не меньше двух этажей в высоту и целой комнаты в ширину.

– Нам что, просто надо постучаться и войти? – нервно хихикнула Мэг.

– На ней нет ни молотка, ни звонка, ни даже намека на ручку, – задумчиво рассуждал Кельвин, разглядывая полированную поверхность. – Может, есть другой способ туда попасть.

– Ну, постучать в любом случае не помешает, – заметил Чарльз Уоллес.

Он уже поднял руку, но не успел прикоснуться к двери, как та бесшумно отворилась: центральная часть ушла вверх, а две боковые – в стороны. Перед детьми зияло огромное фойе, отделанное полированным зеленым мрамором. Вдоль трех его стен тянулись мраморные скамьи. Люди сидели на них, как статуи. Зеленый оттенок мрамора переливался на их лицах, придавая им тошнотворный желчный вид. При звуке открывающейся двери все повернули головы, посмотрели на детей и равнодушно отвернулись.

– Идем, – сказал Чарльз, и они сделали шаг вперед, не размыкая рук. Стоило им оказаться внутри, и двери так же бесшумно закрылись у них за спиной. Мэг покосилась на Чарльза и Кельвина: теперь у них, как и у сидевших на скамьях, лица стали зелеными.

Дети подошли к четвертой, пустой стене. Мрамор был отполирован так гладко, что казался прозрачным: шагни в него, и пройдешь на ту сторону. Чарльз пощупал ее свободной рукой:

– Она твердая и холодная, как лед.

– Ух, – невольно вырвалось у Кельвина, тоже прикоснувшегося к стене.

У Мэг одна рука была занята рукой Чарльза, другая – Кельвина, и у нее даже мысли не возникло повторить их опыт.

– Давайте попробуем кого-нибудь расспросить, – и Чарльз повел всех к одной из скамеек. – Хм… Вы не могли бы нам объяснить, какая здесь принята процедура? – обратился он к ближнему мужчине. Все мужчины в фойе были одеты в неразличимые деловые костюмы, и хотя лица у них были такие же разные, как у людей на Земле, все же в них угадывалась какая-то ненормальная одинаковость.

Мэг подумала, что это напоминает то похожее выражение на лицах, которое появляется у людей, едущих в метро. Только в метро оно временное, а здесь, судя по всему, нет.

– Какую процедуру ты имеешь в виду? – уточнил мужчина, сверля Чарльза Уоллеса настороженным взглядом.

– Как нам попасть к кому-то из начальства? – спросил Чарльз Уоллес.

– Вы должны показать документы машине А. Вам следует самим это знать, – строго ответил мужчина.

– А где эта машина А? – тут же спросил Кельвин.

Мужчина показал на пустую стену.

– Но там же нет ни двери, ни окошка, – удивился Кельвин. – Как нам попасть внутрь?

– Вам нужно поместить бумаги С в гнездо В, – мужчина рассердился еще больше. – Послушайте, что за глупые вопросы? Или вы вообразили, что я не смогу ответить? Не вздумайте со мной играть, не то вас снова пропустят через Процессор, чтобы неповадно было!

– Мы нездешние, – ответил Кельвин. – И поэтому не знаем ваших порядков. Окажите любезность, сэр, расскажите нам, кто вы и что здесь делаете?

– Я управляю гипнотической машиной номер один для второго класса общеобразовательного процесса.

– Но тогда что вы делаете здесь сейчас? – спросил Чарльз.

– Я здесь с докладом о том, что одна из букв на моей машине западает и, пока ее как следует не смажет мастер F-класса, остается опасность дефектов в мозгах.

– А почему бы сразу не смазать им мозги? – пробормотал Чарльз Уоллес. Кельвин с тревогой посмотрел на малыша, Мэг лишь молча сжала ему руку, стараясь предупредить. Она была совершенно уверена, что Чарльз Уоллес и не думал грубить: просто он иногда рассуждает вслух, своими странными способами пытаясь разобраться в проблеме.

Но мужчина явно был иного мнения.

– Думаю, мне следует о тебе доложить. Хотя я люблю детей, иначе мне не доверили бы такую работу, но во избежание собственных неприятностей я лучше доложу о тебе.

– Может быть, вы правы, – согласился Чарльз Уоллес. – А куда вы доложите?

– Не куда! А кому!

– Ну, ладно, кому. Видите ли, я еще не учусь во втором классе.

Мэг все больше тревожила та самоуверенность, которую демонстрировал Чарльз Уоллес, и она все сильнее и сильнее стискивала его руку, пока он не вырвался, не желая терпеть боль. Но ведь именно об этом и говорила миссис Что-такое: не давать воли гордости. Она мысленно молила Чарльза Уоллеса тоже вспомнить об этом. Она гадала, замечает ли Кельвин эту напускную браваду.

Мужчина встал со скамьи: он двигался так неловко, как будто его конечности затекли от долгой неподвижности.

– Надеюсь, наказание не будет слишком суровым, – буркнул он, увлекая детей к четвертой стене. – Но мне однажды пришлось повторно пройти через Процессор, и этого более чем достаточно. И уж тем паче я не хочу быть отосланным к самому Предмету. Меня никогда не отсылали к Предмету, и я не собираюсь рисковать, чтобы это случилось.

Опять они говорят о Предмете. И что это за Предмет такой?

Из кармана мужчина вытащил папку с бумагами всех цветов радуги. Он внимательно просмотрел всю пачку, пока не извлек одну бумагу.

– У меня накопилось еще несколько докладов, но они могут подождать. Например, запрос на дополнительные формы А-21, – он приложил бумагу к стене. Она проскользнула сквозь мрамор, как будто ее всосало внутрь, и пропала. – Возможно, тебя заберут на несколько дней, – сказал мужчина. – Но я уверен, что ввиду твоей молодости к тебе будут снисходительны. Ты просто расслабься и как можно меньше сопротивляйся, и тогда все пройдет совсем гладко, – и он вернулся на свое место на скамье, а дети остались стоять перед стеной.

И вдруг стена оказалась вовсе не стеной: они увидели просторную комнату, загроможденную машинами. Они ничем не походили на вычислительные машины-компьютеры, о которых Мэг читала в книгах о науке и с которыми – как знала девочка – часто приходилось работать ее папе. Одни машины вроде бы были выключены, другие мигали многочисленными лампочками, третьи поглощали длинные бумажные ленты, а четвертые, наоборот, выплевывали карточки, пробитые дырочками. За машинами присматривали многочисленные служащие в белых халатах. Если они и заметили детей, то не подали виду.

Кельвин что-то пробормотал.

– Что? – переспросила Мэг.

– «Нам нечего бояться, кроме самого страха», – повторил он. – Я цитирую, как миссис Кто. Это из речи Рузвельта. Мэг, мне очень страшно.

– Мне тоже, – Мэг крепче сжала его пальцы. – Идем.

Они вошли в комнату с машинами. Несмотря на немалую ширину, в длину она была еще больше. Ряды машин уходили так далеко, что как будто сходились вместе в перспективе. Дети отправились дальше, стараясь держаться как можно дальше от машин.

– Не думаю, что они излучают радиацию или еще что-то вредное, – сказал Чарльз Уоллес, – и не похоже, чтобы они собирались наброситься на нас и проглотить.

Кажется, они прошли не одну милю, пока не увидели, что у комнаты все-таки есть конец и что там что-то есть.

– Не выпускайте мои руки! – вдруг испуганно вскричал Чарльз Уоллес. – Держите меня! Он хочет меня захватить!

– Кто? – пискнула Мэг.

– Не знаю. Но он старается проникнуть в меня! Я его чувствую!

– Все, уходим! – и Кельвин попытался их развернуть.

– Нет, – возразил Чарльз Уоллес, – я должен понять. Нам надо что-то решать, и мы не можем принимать решения только из страха! – его голос звучал как-то странно и отстраненно, как у старика. Мэг, не выпускавшая его маленькую ладошку, почувствовала, что она повлажнела от пота.

Они замедлили шаги, оказавшись в самом конце комнаты. Перед ними находилась платформа. На платформе стояло кресло, а в кресле сидел человек.

Что-то в его облике вдруг напомнило детям холод и темноту, которые терзали их в те мгновения, когда их тащили через Темное Нечто по пути на эту планету.

– А я уже заждался вас, мои милые! – произнес человек. Его голос был добрым и ласковым – вовсе не холодный и не устрашающий, как ожидала Мэг. Она не сразу заметила, что хотя голос исходил от человека, он не открывал рта и не шевелил губами, что ни одного звука не достигло ее ушей, что он каким-то образом посылает свои слова прямо ей в мозг!

– Но почему вы оказались здесь втроем? – спросил человек.

Несмотря на все усилия сохранять невозмутимость, Чарльз Уоллес явно трясся от страха:

– Вы, наверное, имеете в виду Кельвина? Он присоединился к нам уже в пути.

– Ах, ну конечно, по чистой случайности! – на миг голос незнакомца приобрел остроту бритвенного лезвия, кромсавшего их мысли. Но тут же это ощущение схлынуло, и снова он заговорил мягко и учтиво: – Надеюсь, ему понравилось это путешествие.

– Да, очень познавательное, – ответил Чарльз Уоллес.

– Пусть Кельвин сам ответит за себя, – велел человек.

Кельвин долго откашливался, явно чувствуя себя скованно и неловко:

– Мне нечего добавить.

Мэг не спускала с человека взгляда, на нее накатывала новая волна страха. Так и есть: его глаза ярко светились красноватым светом. Над его головой тоже разливалось сияние, и оно имело такой же кровавый оттенок, как блеск его глаз, и при этом медленно, ритмично пульсировало.

Чарльз Уоллес крепко-накрепко зажмурился.

– Закройте глаза! – крикнул он Мэг и Кельвину. – Не смотрите на него! Не смотрите на свет! Вас гипнотизируют!

– А ты очень умный мальчик, не так ли? Конечно, самый простой путь – использовать зрение, – продолжал мурлыкающий голос, – но есть и другие способы, мой малыш. О да, есть много других способов!

– Только попробуй – и получишь от меня пинка! – воскликнул Чарльз Уоллес. Впервые в жизни Мэг услышала, чтобы ее брат грозил кому-то физической расправой.

– Ну конечно, ты запросто вышвырнешь меня вон, верно, малыш? – само предположение о такой возможности было смешным и нелепым, однако дети увидели, как четверо охранников, до этого державшихся в тени, немедленно выдвинулось ближе к ним.

– Полно, милые крошки, – голос продолжал убаюкивать, – я даже представить не могу, что мне придется прибегнуть к физической силе, но вам несомненно пойдет на пользу, если вы заранее поймете, к чему приводит сопротивление. Видите ли, вам очень скоро станет ясно, что и спорить со мной не о чем. У вас не просто не останется повода сопротивляться, вы вообще не захотите ни о чем спорить! Потому что глупо спорить с очевидным и пытаться противиться помощи того, чье сокровенное желание – спасти вас от любых тревог и неприятностей! И не только вас, но и всех остальных жизнелюбивых и деятельных граждан, населяющих эту планету! Ибо я со всей решимостью и присущей мне силой готов взять на себя всю тяжесть душевной боли, ответственности и необходимости принимать решения.

– Большое вам спасибо, но мы как-нибудь сами примем решения за себя, – ответил Чарльз Уоллес.

– А как же иначе? Но наши решения будут общими – ваши и мои. Неужели вам все еще невдомек, насколько проще и легче станет их принимать? Давайте посмотрим. Возьмем хотя бы таблицу умножения.

– Нет, – воспротивился Чарльз Уоллес.

– Одиножды один равно один. Одиножды два равно двум. Одиножды три равно трем.

– У нашей Мэри был баран! – выкрикнул Чарльз Уоллес. – Собаки он верней!

– Одиножды четыре равно четырем. Одиножды пять равно пяти. Одиножды шесть равно шести.

– В грозу, и в бурю, и в туман баран бредет за ней!

– Одиножды семь равно семи. Одиножды восемь равно восьми. Одиножды девять равно девяти.

– Любит наш Питер тыкву поесть, а еще у Питера женушка есть…

– Одиножды десять равно десяти. Одиножды одиннадцать равно одиннадцати. Одиножды двенадцать равно двенадцати.

Мэг почувствовала, как последовательность чисел затуманивает ее мысли. Они как будто стягивали цепью отупевший мозг.

– Дважды один равно двум. Дважды два равно четырем. Дважды три равно шести.

Голос Кельвина сорвался на отчаянный крик:

– «Восемь десятков и семь лет назад наши отцы образовали на этом континенте новую нацию, зачатую в свободе и верящую в то, что все люди рождены равными!»

– Дважды четыре равно восьми. Дважды пять равно десяти. Дважды шесть равно двенадцати.

– Папа! – завизжала Мэг. – Папа!!! – этот наполовину бессознательный вопль вырвал ее разум из пелены гипноза.

И тут же монотонное чтение таблицы умножения сменилось разнузданным хохотом.

– Превосходно! Чудесно! Вы расцветили свои первичные тесты самыми неожиданными оттенками!

– А вы что же, решили, что мы, как и все прочие, поддадимся на ваши шутки? – сердито спросил Чарльз Уоллес.

– Ах, я искренне надеялся, что этого не случится. Но с другой стороны, вы все еще так молоды, а чем человек моложе, тем легче поддается внушению, мой малыш. Чем моложе – тем легче!

Мэг опасливо глянула на его красные глаза, на пульсирующий под потолком свет, и снова потупилась. Она попыталась сосредоточиться на губах, на двух почти бесцветных узких полосках, и это показалось ей более простой задачей, хотя она по-прежнему не смогла бы сказать, какое у него лицо: молодое или старое, жестокое или злое, да и вообще похож ли он на человека.

– С вашего позволения, – вмешалась она, отчаянно стараясь сдержать дрожь в голосе, – хочу уточнить, что мы решили заглянуть сюда исключительно в надежде найти нашего папу. Вы не могли бы подсказать, где он?

– Ну конечно, ваш папа! – голос словно взорвался восторгом. – Еще бы, ваш папа! Тут, видите ли, точнее будет сказать, не смогу ли я – но скажу ли я?

– Так вы скажете?

– Это зависит от множества обстоятельств. Зачем вообще вам нужен ваш папа?

– А у вас самого разве не было папы? – удивилась Мэг. – Папа не нужен зачем-то. Он нужен вам просто потому, что он ваш папа!

– Ах-ах, но что-то в последнее время он вел себя не совсем так, как полагается настоящему папе, верно? Оставил на произвол судьбы жену с четырьмя малютками, а сам пустился во все тяжкие, на поиски приключений!

– Он выполнял задание правительства. Иначе он ни за что бы нас не оставил. И мы очень хотим его увидеть. Пожалуйста, покажите нам его! Прямо сейчас!

– Ах, ну до чего нетерпелива эта юная дама! Терпение, терпение, девушка!

Мэг было не до того, чтобы объяснять этому человеку в кресле, что терпение не входит в список ее достоинств.

– Да, кстати, – как бы невзначай добавил тот, – я совсем забыл предупредить вас, детки, что вам нет нужды объясняться со мной словами. Я отлично понимаю вас без слов точно так же, как и вы меня!

Но Чарльз Уоллес сердито подбоченился и возразил:

– Слово, произнесенное вслух, стало главной победой человека! И я не собираюсь отказываться от этого преимущества, особенно когда речь идет о тех, кто не заслуживает доверия! – однако его голос дрожал. Чарльз Уоллес, мальчик, которого до сих пор никому не удавалось расстроить всерьез, был явно на грани слез.

– А мне ты, стало быть, не доверяешь?

– А с какой стати мы должны вам доверять?

– Но разве я давал вам повод мне не доверять? – тонкие губы едва заметно изогнулись в ухмылке.

Неожиданно Чарльз Уоллес ринулся вперед и врезался в человека в кресле что было сил – наверное, это был неплохой удар благодаря тренировкам, которыми он занимался с близнецами.

– Чарльз! – запоздало вырвалось у Мэг.

Люди в черных смокингах плавно, но стремительно ринулись к Чарльзу. Однако повиновались небрежному мановению пальца человека в кресле и снова отодвинулись в тень.

– Держи! – громко шепнул Кельвин, и они с Мэг вместе прыгнули вперед, схватили Чарльза Уоллеса за руки и оттащили от края платформы с креслом.

Незнакомец скривился, а его голос прозвучал как-то сдавленно, словно кулачки Чарльза Уоллеса вышибли из него дух.

– Скажи, пожалуйста, почему ты это сделал?

– Потому что ты – это не ты! – отвечал Чарльз Уоллес. – И хотя я пока не знаю, что ты такое, но ты… – он ткнул пальцем в человека в кресле, – не тот, что вроде бы разговаривает с нами! Прости, что я тебя ударил. Я просто не думал, что ты настоящий. Я решил, что ты какой-то робот, потому что не поймал ни одной мысли прямо от тебя. И хотя я не понял пока, откуда идут эти слова и мысли, они не твои, они просто проходят через тебя. Но посылаешь их не ты!

– Очень умно, не так ли? – отдалось в мозгу, и у Мэг возникло странное и неприятное чувство, будто она уловила злорадную усмешку.

– Я вовсе не так уж умен, – сказал Чарльз Уоллес, и Мэг снова ощутила, как потеет от страха его ладошка.

– Ну что ж, тогда попробуй угадать, кто я такой, – игриво предложил голос.

– Я и так пытаюсь это сделать! – голос Чарльза Уоллеса звенел от натуги.

– А ты посмотри прямо мне в глаза. Посмотри в них поглубже, и тогда я все тебе расскажу!

Чарльз Уоллес нерешительно оглянулся на Мэг и Кельвина, но буркнул себе под нос:

– Я должен.

С этими словами он устремил взгляд своих чистых голубых глаз на человека в кресле. Мэг не было до него дела: она следила за младшим братом. И моментально заметила, каким рассеянным стал его взгляд. Зрачки делались все уже и уже, как будто он смотрел на яркий свет, пока не уменьшились настолько, что пропали совсем. И теперь его глаза превратились в две бледно-голубые лужицы. Он высвободил руки из ладоней Мэг и Кельвина и на негнущихся ногах потащился к платформе с креслом.

– Нет! – закричала Мэг. – Нет!!!

Но Чарльз Уоллес продолжал медленно шагать вперед, и она понимала, что брат ее не слышит.

– Нет! – упрямо закричала она и ринулась следом.

Девочка не рассчитала и врезалась в малыша что было сил. Он был намного легче и рухнул ничком, жестоко ударившись головой о мраморный пол. Рыдая, она опустилась рядом с ним на колени. Через минуту Чарльз Уоллес, словно придя в себя после потери сознания, покачал головой и сел.

Медленно его зрачки снова расширились до нормального состояния, и даже кровь прилила к побледневшим щекам.

– Мне это не нравится! – теперь голос человека в кресле был направлен только на Мэг, и в нем звучала холодная угроза. – Да будет вам известно, девушка, что если я рассержусь, то от этого не поздоровится вашему отцу! Советовал бы вам быть более покладистой, если вы вообще хотите его увидеть!

Мэг прибегла к тому приему, который обычно срабатывал, когда ей нужно было отвлечь своего классного наставника, мистера Дженкинса, от мыслей о наказании. Она потупилась и заговорила совершенно невпопад жалобным голосом:

– Я стану лучше соображать, если поем. Мы все умираем от голода! Уж если вы все равно собираетесь нас наказать, может, хотя бы покормите сначала?

И снова в ответ на ее слова голос в мозгу взорвался холодным смехом.

– Какая же ты нелепая! Ну что ж, тебе повезло, милочка: ты сумела меня рассмешить, а не то тебе несдобровать! Судя по всему, мальчишки гораздо более покладистые, чем ты. Ах, да! Значит, милая девушка, ты обещаешь не перечить мне, если я тебя накормлю?

– Да, – отвечала Мэг.

– Ну еще бы, кому хочется пухнуть от голода! – отвечал незнакомец. – Но как бы ни был неприятен для меня такой метод воздействия, ты же понимаешь, что сама вынудила меня прибегнуть к нему своей дерзостью!

– Да я и сама бы не прикоснулась к вашей протухшей жратве! – Мэг все еще полыхала от ярости – точно, как в кабинете у мистера Дженкинса. – Только отравиться мне не хватало!

– О, безусловно, наша пища, приготовленная из синтетических материалов, не может сравниться с той кашей из бобов, бекона и прочей дряни, которой вы привыкли набивать свои желудки! Но хотя она сама по себе не имеет вкуса, благодаря минимуму приправ вы получаете все ощущения, как от той же жареной индейки.

– Да что бы я сейчас ни съела, меня все равно вывернет! – заверила Мэг.

Чарльз Уоллес, все еще держась за руки Кельвина и Мэг, шагнул вперед и спросил:

– Ладно, что дальше? Вступление слишком затянулось. Не пора ли заняться делом?

– А мы именно этим и занимались, пока твоя сестра не устроила тебе сотрясение мозгов в самом буквальном смысле! Хочешь попробовать снова?

– Нет! – закричала Мэг. – Нет, Чарльз! Прошу тебя! Позволь, это сделаю я! Или Кельвин!

– Но это единственный в мире маленький мальчик, чья нервная система достаточно развита для таких опытов! Если ты попытаешься связаться со мной, твои нервные клетки взорвутся от перегрузки.

– А у Чарльза нет?

– Надеюсь.

– Но все равно не уверены?

– Я никогда ни в чем не уверен.

– Значит, не стоит и пытаться.

– Полагаю, ты должна уважать его право принимать решения самостоятельно.

Но Мэг с привычным упрямством, которое так часто приносило ей новые неприятности, продолжала докапываться до сути:

– Вы хотите сказать, что ни я, ни Кельвин не в состоянии постичь, кто вы такой?

– Вовсе нет! Я этого и не утверждал! Просто вы не постигнете этого таким образом, как я бы хотел – не то чтобы мне вообще этого хотелось. Ага, вот и вы! – откуда-то из тени четверо мужчин в черных смокингах вынесли на свет стол. Он был застелен белой скатертью, как обычно накрывают сервировочные столы для обслуживания номеров в отелях. Из металлической посудины на этом столе поднимался ароматный пар: пахло и правда жареной индейкой.

Мэг снова поразило ощущение какой-то фальши при виде смены обстановки. Да, на этом Камазоце дела явно шли не лучшим образом.

И снова голос в ее мозгу взорвался холодным смехом.

– Конечно, это не настоящий запах! Но разве хуже настоящего?

– А я вообще его не чувствую, – сказал Чарльз Уоллес.

– Знаю, молодой человек, и теперь ты представляешь, чего лишился. Вся наша еда покажется тебе не вкуснее песка. Но я бы предложил тебе пересилить себя. Будет мало проку, если твои решения будет диктовать чувство голода.

Тем временем стол оказался прямо перед детьми, и служители в черном наполнили их тарелки политой соусом индейкой с гарниром из картофельного пюре с молодым горошком и кубиками янтарного масла, на глазах расплывающегося от тепла. Соус поражал своим сложным букетом: здесь чувствовался вкус оливок и чеснока, и розмарина, и…

Мэг ничего не могла с собой поделать: рот наполнился слюной, а в животе громко забурчало.

– Господи… – вырвалось у Кельвина.

Напоследок поставив перед столом стулья, четверка служителей снова скрылась в тени.

Чарльз Уоллес с силой вырвал руки у Мэг и Кельвина и плюхнулся на ближний стул.

– Налетай! – предложил он. – Уж если оно отравлено, тут ничего не поделаешь. Но я не думаю, что там есть яд.

Кельвин присоединился к нему. Мэг все еще стояла, не зная, на что решиться.

Кельвин откусил первый кусок. Старательно разжевал. Проглотил. И посмотрел на Мэг:

– Если даже она синтетическая, ничего более похожего на настоящее я никогда не пробовал.

Чарльз Уоллес тоже сунул кусок индейки в рот, но скривился от отвращения и выплюнул.

– Это нечестно! – закричал он на человека в кресле.

– Не сдавайся, малыш! – и снова зазвучал холодный и неприятный смех. – Кушай!

Мэг с расстроенным вздохом все-таки присела к столу.

– Я все еще считаю, что нам не следует пробовать эту дрянь, но раз уж вы так решили, я с вами, – и она попробовала то, что лежало у нее на тарелке. – Здесь все в порядке. Попробуй мое, Чарльз, – и она протянула брату кусок индейки на вилке.

Чарльз Уоллес попробовал, и снова его перекосило, но на этот раз он умудрился все же проглотить еду.

– Это тоже как песок, – пожаловался он и спросил у человека в кресле: – Почему так?

– Ты сам превосходно знаешь, почему. Ты наглухо закрыл для меня свой разум. А остальные двое так не могут. И я могу пробраться к ним сквозь маленькую щелочку. Не полностью, конечно, но достаточно для того, чтобы накормить жареной индейкой. Теперь ты и сам видишь, что я не более чем добрый старый весельчак.

– Ха! – только и ответил Чарльз Уоллес.

Человек поднял уголки губ, изображая улыбку, и ничего более жуткого Мэг не видела за всю свою жизнь.

– Почему ты не доверяешь мне, Чарльз? Почему ты не доверишься хотя бы настолько, чтобы войти и понять, что я такое? Я – полный покой и мир для всех. Я – освобождение от любой ответственности и вины. Придя ко мне, ты примешь последнее трудное решение в своей жизни!

– А я смогу выйти, если все же войду? – подозрительно спросил Чарльз Уоллес.

– Безусловно, если сам захочешь. Но я не думаю, что тебе этого захочется.

– Если я войду – не для того, чтобы остаться, а только чтобы узнать, что вы такое, вы скажете нам, где наш папа?

– Да. Даю тебе слово. А я никогда не бросаю слов на ветер.

– А можно мне посовещаться с Мэг и Кельвином втроем, чтобы вы нас не слышали?

– Нет.

– Ну как знаете, – Чарльз Уоллес пожал плечами и обратился к Мэг и Кельвину. – Поймите, мне обязательно нужно узнать, что он из себя представляет на самом деле! И вы сами это знаете. Я постараюсь вернуться. Я буду держать часть мозга закрытой от него. Но на этот раз ты не должна меня останавливать, Мэг.

– Чарльз Уоллес, у тебя ничего не получится! Он намного сильнее тебя! И ты тоже это знаешь!

– Я все равно должен попытаться.

– Но ведь миссис Что-такое предупреждала!

– Я должен. Ради папы, Мэг! Пожалуйста! Я хочу… я хочу узнать моего папу… – тут он едва не расплакался, но пересилил себя. – Но дело не только в папе, Мэг! И теперь ты тоже это знаешь! Ты видела Темное Нечто. И мы должны сделать то, ради чего нас доставила сюда миссис Которая!

– Кельвин… – взмолилась Мэг.

– Он прав, Мэг, – Кельвин грустно покачал головой. – И мы все время будем с ним, что бы ни случилось.

– Но что же тогда с нами будет?! – не выдержала Мэг.

– Ладно, – решительно произнес Чарльз Уоллес, поднимая взгляд на человека в кресле. – Начинаем.

На этот раз красные глаза и излучаемый ими свет так и ввинтились в Чарльза, и снова взгляд малыша стал рассеянным и бессмысленным. И когда последние остатки темных зрачков пропали, он отвернулся от красных глаз и безмятежно улыбнулся Мэг, но это уже не была улыбка Чарльза Уоллеса.

– Что же ты, Мэг! – воскликнул малыш. – Давай насладимся этим чудесным обедом, приготовленным специально для нас!

Мэг одним ударом смела со стола его тарелку, так что обед разлетелся по полу, а фарфор брызнул блестящими осколками.

– Нет! – закричала она, и ее голос сорвался на дикий визг. – Нет! Нет! Нет! Нет!

Из темноты тут же выступил служитель в черном и поставил перед Чарльзом Уоллесом полную тарелку. Малыш с энтузиазмом приступил к еде.

– Да что с тобой, Мэг? – наконец удивился Чарльз Уоллес. – Почему ты такая упрямая и несговорчивая? – да, это был вроде бы голос Чарльза Уоллеса и в то же время вроде бы не его: какой-то упрощенный или уплощенный, напомнивший Мэг двухмерную планету.

– Это не Чарльз Уоллес! – закричала Мэг, вцепившись в Кельвина. – Чарльз пропал!