Текст книги "Слуги зла"

Корову успели уже ободрать наполовину, костер горел ярко и высоко, и бойцы вовсю угощались, когда в пещеру вошел Красавчик, а вместе с ним – едкий, приторный и довольно неприятный для большинства аршей запах.

– Мясо жарите? – сказал Красавчик весело. – Здорово, я с вами.

Он положил у входа в пещеру большой лопух, на котором красовался здоровенный кусок…

– О тень Барлога! – фыркнула Шпилька. – Ты что, это есть будешь?!

– А что это вообще? – спросил Хорек, сморщившись. – Гадость какая-то…

– Это мед, – сказал Клык. – Он бывает от пчел, они собирают его в гнездо. И не есть, сопляки, а прекрасная вещь для сложных ран. Дырки от эльфийских стрел, к примеру, латает на раз и всякую дрянь вытягивает. Молодец, что принес, пригодится. Иди сюда. Пчелы не зажалили?

Красавчик самодовольно ухмыльнулся, уселся рядом с коровьей тушей, отрезал кусочек мяса, съел его сырым и отрезал другой, побольше, чтобы обжарить. Держа мясо над огнем, сообщил:

– Мать говорила, пчелы не любят дыма. Они разлетаются или сонные делаются – не трогают, короче. Мать мне как-то дырку как раз от эльфийской стрелы залечила медом. Правда, горит, когда намажешь – жуткое дело… но потом быстро легчает. Слышь, Мелкий, тебе тоже хватит.

– Как-то неохота мазаться этой дрянью, – пробормотал Мелкий с набитым ртом. – Потом посмотрим…

– Твоя мать была крутая, да? – спросил Паук, жуя.

– Моя мать была Зеленая Змея, – сказал Красавчик гордо. – Второй клинок клана. Круче скальной стены. Ты бы видел, как рубилась. А выглядела… статую Госпожи Боя в Холодных Пещерах знаешь?

– Я не оттуда, – сказал Паук. – Я из Полуночных Нор. Чеснока хочешь?

Красавчик кивнул, облизнул окровавленную ладонь и потянулся за чесноком. Когда много еды, поговорить можно и потом.

Бойцы ели весь остаток дня. Они наполнили фляги водой из ручья, но пить все равно ходили к проточной воде и пили, лежа на берегу, пока не захватит дыхание. Вечером сделали перерыв для развлечения самого веселого и полезного свойства: поймали Мелкого и намазали его рану медом. Судя по его реакции и словам, которыми он комментировал происходящее, Красавчик не соврал. Процедура действительно не доставляла удовольствия, не бальзам использовался – но, судя по тому, как моментально пропала зловещая чернота, мед сработал замечательно, поэтому брань Мелкого вызывала только дружный хохот.

Свою рану Красавчик намазал медом сам, поэтому над ним не смеялись, Шпилька даже лизнула его в здоровую щеку, чтобы скрасить жизнь. Красавчик притянул ее к себе с печальной ухмылкой, спросил:

– Будешь греть одноглазого, а?

В ответ Шпилька укусила его за подбородок и сказала, что боец – не древняя статуя в Холодных Пещерах, а потому красота у него не главное достоинство. А потом тронула языком то место, где когда-то рос клык, и расстроилась вопреки собственному аргументу:

– Будем греться, Красавчик, кому мы еще нужны-то? Ты одноглазый, а я беззубая…

Паук и Мелкий принялись возражать, устроили возню. Крыса и Пырей, ощущая себя в безопасности среди своих, наконец, нашли момент для забав и были так милы, что невозможно оказалось не смотреть в их сторону. Клык вырезал боевым ножом из случайной деревяшки уморительную перекошенную харю, зевал и слушал болтовню оттаявшего и наевшегося Хорька, своего последнего уцелевшего товарища из тех, с кем пришел сюда, на юго-запад, со своей далекой родины, берегов Серого Озера. Всем в тот вечер казалось, что они уже дома, что пещера – часть какой-нибудь разветвленной подземной системы, принадлежащей клану Каменного Рога или Полуночных Нор, дозорные выставлены, и во всем мире покой…

О дозорных и впрямь пришлось позаботиться. Впрочем, те, кто караулил спящих, отлично развлекались едой, а свободные просыпались, чтобы еще поесть и попить или выскочить из пещеры по нужде. Ночь пришла холодная, но сытым бойцам, спящим у тлеющего костра, казалось, что возвращается настоящее лето…

Следующим утром дождь лил как из ведра; пещера отсырела и пахла водой, но казалась удивительно уютной. В костре еле тлели со вчерашнего вечера два полена, сложенные концами, чтобы чуть-чуть просушить воздух, Шпилька и Крыса набросали на них остатки хвороста. Бойцы лениво валялись на песке около костра и вели неторопливые утренние разговоры. Уходить из пещеры в сильный дождь не хотелось; самые вкусные части коровы, вроде печени, сердца, мозга, вымени и окороков, разумеется, закончились еще вчера, но осталось еще немало мяса и мозговые кости.

Все бойцы понимали, что их ждет непростое и непредсказуемое будущее. Здесь, в этой юго-западной горной стране людей, теперь совершенно невозможно не только найти работу, но и просто открыто путешествовать – смугло-зеленая кожа арша и его коренастая длиннорукая фигура действовали на местных жителей как красная тряпка на быка. Появление бойцов вблизи любого поселка чревато стычкой; кроме местных поселян, из которых солдаты не лучше, чем из дерьма железо, всюду рыскают отряды королевских стрелков – не слишком опасные, но все-таки довольно умелые вояки. Но хуже всего мирный договор, заключенный местным королем с эльфами. Теперь рыцари королевы Маб шляются по всей стране безнаказанно и не прячась, действуя с королевскими стрелками заодно.

Если нарваться на эльфийский патруль, будет бойня. Обоюдная. Насмерть. Этих надо признать достойными противниками: неплохи в рукопашной, а лучники вообще непревзойденные. И даже сравнительно легкие раны от эльфийских стрел могут быть смертельны от заражения крови, будто неистовая ненависть убивает не хуже яда.

Учитывая все это, никто не рвался покидать пещеру – сравнительно безопасное, сравнительно комфортное убежище. Как-то не сговариваясь, бойцы приняли общее решение: денек посидеть в тепле, дать отдохнуть ногам, спокойно доесть мясо, поболтать, может, еще и дождь переждать, а уж завтра двинуться в путь. Прежде чем красться по лесам, кишащим мерзкой магией, или пробиваться с боями на северо-восток, на родину или, по крайней мере, в те места, где люди настроены к аршам нейтрально, надо дать хорошую передышку напряженным нервам и перегруженным мышцам. И мясо переварить, кстати.

Дремали, просыпались пообгрызать хрящи с костей и выпить водички, снова погружались в полудрему. Клык по давней привычке вырезал из сучка носатую рожицу с коровьими рогами и хамской беззубой ухмылкой. Мелкий несколько наладил отношения со Шпилькой: сидел рядом, обнюхивал ее волосы и шею, покусывал за уши – и она его не гнала, хоть и не отвечала особенно. Пырей с Крысой, утомленные забавами и едой, спали в темном уголке. Красавчик и Паук слушали Хорька.

Мало кто с ходу принимал Хорька всерьез. Этот боец был старым другом и почти ровесником Клыка, но рядом с ним казался много моложе и выглядел уморительным задохликом – худой и маленького росточка, плечи узкие, какой-то нелепый хохолок над физиономией, непонятно, безобразной или трогательной. Нос острый, скулы острые, подбородок острый, глаза слишком большие и почти бесцветные, а клыков из-под нижней губы почти не видно – не смешно ли, действительно… Если бы такое лицо не было выразительным и подвижным, любой бы прямо сказал – урод и ничего больше. Но именно Хорек имел на удивление обманчивую наружность.

Вместе с Клыком, Вьюгой и такими прославленными бойцами, как Шершень и Тень, маленький задохлик участвовал в девяти кампаниях. Потрясающий лучник, он, бывало, выбивал стрелой оружие из рук врагов, убивал в глаз или в переносицу, а в мирные минуты на спор всаживал четыре стрелы одну в другую. Никто не понимал, откуда у Хорька берутся силы на отчаянные фехтовальные поединки, но все, рубившиеся рядом с ним, признавали, что дерется он лихо: маленький рост, вероятно, увеличивал его маневр и скорость. После первого же боя в любом отряде над Хорьком обычно переставали подтрунивать. Как-то он рассказал старым друзьям, что его первое имя было Заморыш; пришлось драться втройне отчаянно и приложить очень много сил, чтобы получить новое имя, достойное. Хорек – это достойно: маленький, гибкий и очень отважный хищник, уважаемый зверь.

Слабостью Хорька были всевозможные слухи и байки. Его болтовня частенько выходила из ряда вон; только он из всей команды Клыка мог запомнить какую-нибудь отменную глупость и выдать ее с более или менее серьезным видом. Набор диких шуточек в его репертуаре все время пополнялся, и новинки коллекции просто-таки не давали бойцу спокойно жить, тем более что команда относилась к этой его особенности, как к невинному чудачеству и отчасти забавному развлечению в свободные минуты. Поэтому никого не удивило, что, едва отдышавшись после марша, стоившего ему не меньше года жизни, Хорек уже не мог дремать, не выложив товарищам охапку свежих сплетен, которые пришлось тащить в себе от самой затопленной крепости.

– Я от одного вельможи слышал, – говорил он, вылизывая мозг из осколков кости, – что некоторые человеческие авторитеты считают, будто арши – это изуродованные эльфы.

Слушатели расхохотались.

– Ну да, – сказал Клык. – А буйволы – это изуродованные тощие козы.

К общему смеху присоединился и Хорек.

– Глупость, конечно, – сказал он, хихикнув, – насчет того, кто из нас изуродованный, но вообще какой-то смысл виднеется. Вот скажите, почему на аршей эльфийские чары не действуют? Людей они могут морочить, а нас – нет, может, мы точно родичи? Как ты думаешь, а, Шпилька?

Тут Шпилька, которая слушала вполуха, не выдержала, прыснула и ядовито заявила:

– Ага, Хорек, ты у нас вылитый эльф! Теперь найди себе подругу из эльфов – и будете целую вечность забавляться!

– Дура! – буркнул Хорек обиженно. – Сама ты эльф, змеища…

– Сам дурак! – тут же перебила Шпилька. – Нечего придумывать какие-то дурацкие объяснения. Я так считаю: тот, кто выдумал эту чушь, – просто идиот, и не идиотничай с ним заодно.

Красавчик еле проговорил сквозь смех:

– Да не дуйся ты, Хорек. Это она так заигрывает, она нежненькая…

Шпилька в ответ на этот выпад стремительно ткнула Красавчика кулаком под ребра, а когда он на секунду задохнулся, ущипнула пятерней за колено так, что он, дернув ногой, пнул Хорька – совершенно неумышленно.

– Ну вы сволочи! – возмутился Хорек под общий хохот. – Ты, Шпилька, точно эльфа в глубине души – язва язвой!

– Ах так?! Ну спасибо, друг. Я тебе это еще припомню. Попроси у меня что-нибудь…

Хорек сообразил, что перебранка зашла далековато:

– Да ладно тебе, я ж не всерьез…

Но Шпилька уже сменила гнев на милость – ей самой стало смешно и захотелось подурачиться.

– Я – эльфийская принцесса, – сказала она, выпрямилась, потянула себя вверх за кончики ушей, выпятила верхнюю губу хоботком, задрала нос и вытаращила глаза, соорудив выражение, глупое и спесивое одновременно. Паук шлепнул ее по заду:

– Смерть эльфам! – и отскочил в сторону.

Шпилька швырнула в него обглоданной костью, Паук ловко перехватил кость на лету, бросил обратно и попал Шпильке по макушке:

– Убита!

Шпилька повалилась на песок, ткнулась лицом в колени Клыка, всхлипывала от смеха:

– Придурки! Какие же вы придурки…

– А вот еще! – закричал Хорек, хихикая. – Вот еще! Слыхали историю, как одному приспичило позабавляться и он пленной эльфе впялил?!

– Врешь! – возмутились в один голос Мелкий и Красавчик. Клык в этот момент пил из фляги и выплюнул воду на Шпильку.

– Да Барлог меня забери! – возразил Хорек. – Мне в крепости его приятель рассказывал.

– У него ничего не отсохло? – спросил Красавчик насмешливо. – Как до такого вообще можно додуматься, он что, перед этим с людьми пил их отраву?

– Может, и пил, я не в курсе, – сказал Хорек. – Но отсохнуть не отсохло, только покрылось такой коростой, что лучше бы совсем отсохло. Эльфы ядовитые, всем известно.

– Да все это вранье, – заявил Клык. – Не может быть, потому что не может быть никогда. Если ты не врешь, значит, тебе соврали. Говорят, что до эльфа вообще нельзя дотронуться, чтобы от гадливости не передернуло, пусть даже до дохлого.

– Мало ли что говорят, – не сдавался Хорек. – Кому как. Тот был чокнутый…

– Да ладно тебе, – сморщилась Шпилька. – Поймали на вранье – лучше признайся, а не ври дальше.

– Ну да, – подтвердил Мелкий. – Какой бы арш ни был чокнутый, не станет он ни башку в улей совать для развлечения, ни что другое – в эльфу. Чокнутый – это же сумасшедший, а не деревянный…

– Мало я встречала наших бойцов, чокнутых на этой почве, – сказала Шпилька. – Это, слышно, люди готовы на что угодно… я, правда, настоящих эльфов не видела…

– А я видел, – вдруг сказал Паук. – Саму королеву. Правда, издали. Но понял кое-что.

На него обернулись. Непроницаемая мина Паука не подходила для шутки.

– И как? – спросил Красавчик, по инерции ухмыльнувшись.

– Как-как… Долго рассказывать. – Паук обхватил колени руками, став лицом неожиданно мрачным. – И не особенно веселая история. Просто Хорек говорит, будто кто-то там с эльфами грелся… бред собачий, я знаю точно.

Бойцы уставились на Паука, будто на невесть какую невидаль. Даже Крыса с Пыреем, разбуженные смехом и возней, подобрались поближе. Никто из команды не знал Паука хорошо; он присоединился к отряду в последнем бою, его видели в деле и приняли, но кто он и откуда – не успели расспросить. Молодой боец, симпатичная физиономия, длинные клыки, темные волосы, зеленые глаза, невысокий, но отличные мускулы – кажется почти квадратным, элегантная фигура. Предпочитает мечу аркан и хлыст, в задумчивости крутит между пальцами плетеный шнурок, вяжет сложные узлы или какие-то ажурные конструкции, как в игре «кошачья колыбелька», наверное, из-за любви к веревкам его и прозвали Пауком. И вдруг выясняется, что побывал в странных переделках, которые даже представить себе трудно.

– Времени много, – сказал Клык. – До вечера все равно делать нечего. Расскажи, интересно.

Паук пожал плечами:

– Если хотите. Вообще-то, я неважно рассказываю. Даже не знаю, с чего начать… ну, вроде того, дело вышло лет пять назад. Я тогда был в личной охране лорда Фирна, наверное, все слыхали. Ничего такой господин, кое-что соображал. Ненормальный на почве власти, как все люди при деньгах, но не совсем безмозглый. По мне, мог бы в своих угодьях заниматься своими делами, но он был какой-то там родней королю и вроде как сам хотел стать королем, в общем, ему никак спокойно не жилось.

– Это про него потом говорили, что он – ведьмак? – спросил Красавчик.

– Говорили, – кивнул Паук, размотал шнурок с запястья и растянул его между пальцами. – А про кого не говорили? Про нашего с вами последнего лорда тоже все говорили. Ну, Карадрас был, положим, просто слегка тронутый чуток на почве разных механических штучек, но люди такого все равно не любят. Для них все в этом роде – если не эльфийские чары, то ведьмовство, потому они и уломали эльфов устроить наводнение и разрушить ту плотину. А закончи наши инженеры генератор – всем этим суеверным кирдык бы пришел…

– Ты про Фирна начал, – напомнил Клык.

– Вот я и говорю. Фирн, правда, увлекался алхимией, но и все, с Барлогом дела не имел, по-моему, и с человеческой бесовщиной – тоже. Нельзя сказать, что бойцов-аршей так уж особенно сильно любил, но понимал, куда они годятся, а оттого платил достойно и о жратве не забывал для ребят… Мы как-то в одном городишке так королевскую кавалерию пощипали – шик, а когда город жгли, конину жарили прямо на факелах, отборную… у меня тогда еще роскошная куртка была из лошадиной шкуры, из черной…

– Ну и зануда же ты! – с сердцем произнес Мелкий. – Пока доберешься до сути, я уже засну. Кому есть дело до твоих нарядов, пижон несчастный?

– Ладно, ладно. В общем, я как раз был с лордом в последней битве. Если б люди не сходили с ума на почве лошадей, он бы до сих пор был жив, точно. Но он же бросил своих телохранов – кто из нас полезет на такую животину ради прихоти лорда, нет дураков, а сам взобрался на эту кобылу и давай выпендриваться со своими рыцарями-людьми. Всадников прикрывать тяжело, все знают. Ну их и покрошили в мелкий фарш.

– И вас? – спросила Шпилька.

– Нас было десять, а людей, врагов его – армия. Нам было велено его шатер защищать, где лежали всякие его бумаги, насчет родословной, насчет прав на престол там… Ну мы и защищали. Попробуй защити вдесятером от трех тысяч. Люди-то его, верные вассалы, как жареным запахло, все побросали и слились, даже трупы господ не стали подбирать, а мы за горную честь… все наши там и подохли.

– Кроме тебя, – кивнул Клык понимающе.

– Ну да. – Паук скинул с пальца петельку. – Так и вышло. Меня тогда чем-то треснули по кумполу. Если б не шлем, разбили бы башку, как яйцо, точно говорю, а так я будто провалился куда-то. А соображать начал, когда бой уже кончился, но слышно было слабенько, словно издалека, а в глаза какая-то муть лезла. Я только сообразил, что в шатре уже чужие хозяйничают в полный рост, а на поле человеческие солдаты собирают трупы, чтобы сжечь… Ну, я дернулся, если честно, что меня сейчас в костер закинут как есть, не приколют даже, но тут кто-то вдалеке затрубил в рожок. Люди все бросили – и туда опрометью… – он вдруг умолк и насторожился. – Тише. Что-то стукнуло в горах. Гром?

Бойцы прислушались. Клык, Паук и Красавчик выскочили из пещеры, за ними – и все остальные. Дослушать любопытную историю не вышло.

До вечера было еще далеко, но стояла сумеречная темень; низкие тучи, сизо-серые, почти черные, заволокли небосвод до горизонта. Весь мир наполнял мерный шум дождевых капель и сырой свежий запах воды. Гора густо поросла кустарником; дождь шуршал в листьях, и маленькие шустрые ручьи стекали по песку склона, пробираясь между трав.

– Погода – самое оно для любого шпионства, – пробормотал Хорек. – Никто не увидит, никто не услышит, следы смоет…

– Тихо, – перебил Клык, и все навострили подвижные уши.

Странный звук, похожий на далекий громовой раскат, снова донесся откуда-то с запада, из-за перевала; горы отозвались смутным тающим эхом.

– Грозой не пахнет, – прошептал Красавчик, принюхиваясь.

– Это не гром, – сказал Паук. – Что бы это ни было – оно стукнуло снизу.

– Обвал? – В тоне Клыка особой уверенности не слышалось. – Как-то не очень похоже.

– Да нет, – подал голос Пырей. – Не обвал, это специально.

К нему обернулись.

– Что? – спросил Паук.

– Гремучий студень, – сказал Пырей. – Точно. Да, Крыс?

Крыса кивнула. Тем временем третий удар, тише и глуше, окончательно определил направление: север, на перевале. Земля, а не небо.

– Он, точно, – сказал Пырей уверенно. – Наш клан, в Красногорах, этим делом часто пользовался, там естественных пещер немного. Мне случалось помогать инженерам, я даже знаю, как он делается. Три части Серебряного Льва, одна часть Масла Луны…

– Погоди с этой алхимией, – сказал Клык. – Гремучий студень… это ты про ту штуку, вроде мыла, которой пробивают тоннели? Я не видел, но слышать приходилось. У нас ее зовут трындец-камень…

– Ну да.

– Так это местные, – протянул Мелкий с тенью разочарования в голосе. – Нашли время строить! Я вообще-то слышал, что лорд Карадрас им обещал эти горы, но ведь в случае победы…

Красавчик ткнул его локтем:

– Вот дурак! Не строят, а попали в переделку! Какие-то местные ребята, с которыми оказался инженер, они отбиваться пытаются, все, что есть под руками, в ход пошло…

– Ну и куда мы? – спросила Крыса. – Туда или отсюда?

Все разом умолкли. Вопрос заставил бойцов здорово призадуматься.

Конечно, они, бродяги из далеких северных мест, уже успели хорошо познакомиться с аршами, живущими в здешних краях, – с официальной армией лорда Карадраса. Местные вояки не особенно нежно относились к пришлым. Считая, что война Карадраса – это в серьезной степени и их война, здешние жители воевали за право считать горы своей нераздельной собственностью, а к продажным чужакам относились с некоторым презрением… хотя такое отношение вообще-то привычно наемникам. Команда Клыка не лезла на рожон, старые бойцы не разменивались на дурные разборки и держались от местных в стороне; тем не менее местные, особенно местные офицеры, не церемонились с пришлыми, используя их для особо опасных дел. Уж во всяком случае, арши из этих мест – Горячего Хребта, по-орочьи, а официально – Синих гор, отчасти с подачи людей, считали, что наемники нужны для грязной работы, а после победы получат плату и уберутся восвояси, избавив хозяев от своего общества. До некоторого времени здесь слишком хорошо жилось.

Но судьба повернулась не тем боком. Местные жители и пришельцы после наводнения, затопившего оборонительные сооружения вместе с изрядной частью подгорных жилых секторов и погубившего множество жизней, оказались почти в одинаковом положении. Бродягам и в голову не пришло пытаться разыскивать уцелевшие форпосты хозяев и с ходу просить приюта; вряд ли можно рассчитывать на гостеприимство, если хозяева заняты отчаянными попытками защитить последнее. И вот…

Вот теперь: если хозяева за перевалом ведут бой, что надо сделать чужакам? Бойцы задумались, слизывая со щек дождевые капли.

– Наверное, отсюда, – сказал Пырей. – Это уже чужие дела, нам не заплатят, а у нас и так ни гроша… Вряд ли нас там станут угощать жареной кониной… и у нас с Крысой даже нормальных доспехов нет…

Крыса лизнула его в щеку в знак согласия.

– Согласна, – кивнула Шпилька. – Местные – те еще уроды, я еще помню, как этот гад Горбатый нас отправил под стены без прикрытия…

– Но они тоже арши… – тихо сказал Паук.

– Они чужие, – возразил Красавчик. – Мало ли кто арш. Если бы убивали нас, кто-то из них почесался бы?

– Урук-хай не отступают и не бросают своих, – заявил Хорек, схватившись за эфес. – Так всегда было.

– Не смеши меня, – фыркнул Пырей. – Урук-хай! Ты до урук-хай на две ладони не дорос. Между прочим, Клык и Красавчик, которые, по-моему, действительно урук-хай, вовсе не собираются туда ввязываться…

– Не знаю, – сказал Клык, нюхая воздух и безнадежно пытаясь учуять за запахами дождя и живой земли далекую вонь дыма. – Я еще не знаю. Я тому, кто за меня расписывается, задницу надеру и не спрошу, как звать…

– Клык, – произнес Паук со странной интонацией, – я пойду туда. Я никого не зову, если вы решите, что это не ваше дело, я пойду один. Вы правы, но мне надо…

И запнулся так, будто проглотил слово. «Мстить? – подумал Клык, морща нос. – Или помочь?» На лицах остальных было написано почти болезненное колебание. Вдруг Мелкий просиял, завопил: «Смерть эльфам!» – и смачно облизнул клинок ятагана.

Арши неуверенно рассмеялись.

– Ты что, со мной собрался? – спросил Паук.

– Пойдем! – заявил Мелкий. – Может, в смысле трофеев что-нибудь обломится.

– На твоем месте я бы особо на трофеи не рассчитывала, – заметила Шпилька. – Но… знаешь, Паук, а пойдем. Клык, я что подумала… может, если отряд будет больше, то мы легче пробьемся?

Эти слова вызвали уже настоящий хохот.

– Смотрите-ка! – сказал Красавчик, смеясь. – Эта Госпожа Боя собирается по пути на север уничтожить все вражеские армии, которые встретит! Ну просто всех подряд будет резать – эльфов, людей, пока пощады не запросят!

– Дураки вы, – грустно проронил Паук. – Вы смеетесь, а убивают-то там не офицеров – они большей частью уже мертвые. Убивают уцелевших. И наша плата тут ни при чем. Просто таким, как мы, – боем больше, боем меньше… а им – жизнь…

Бойцы замолчали. Шпилька принялась затягивать шнуровку на панцире.

– Слушай, – сказала Крыса, бодая Пырея в грудь головой, – нам не годится оставаться вдвоем в таком месте и в такое время. Лучше куда угодно, но вместе. Пойдем с ними – доспехами разживемся после драки.

Пырей в ответ лизнул ее в нос. Все было решено. Клык встряхнул головой так, что полетели брызги с волос.

– Значит, так. Не думаю, что мы успеем ввязаться в драку, она, по-моему, уже кончилась… Но сходить и взглянуть может оказаться полезно. Просто проверим, как там дела… тем более что нам по дороге и есть у меня еще кое-какая мысль. Выходим сейчас. Остатки мяса – с собой, снаряжение проверить, на марше – ступать след в след, а сигналы – как всегда: карканье – «внимание», а крик перепела – «вперед». Мелкий, давай тебе еще разок плечо намажем бальзамом… на всякий случай.

Передышка закончилась.

Покидать пещеру было пронзительно грустно; никто не знал, будет ли впереди хоть одна такая тихая пристань. Полусознательно отметились – пещера не только пахла их запахом, но и хранила их следы. Хорек написал сажей на гладком камне: «Урук-хай с севера оставили тут товарища. Смерть тварям, месть, свобода!» Мелкий и Шпилька нарисовали три оперенные стрелы на удачу. Расколотые кости сгребли в угол. Паук бросил тут же разбитые башмаки, поменяв их на другие, унаследованные от Вьюги, и тоже думал о нем с тихой благодарностью, которую постеснялся бы высказать.

Рассовали оставшуюся еду по торбам. На всякий случай наполнили фляги водой, хотя воды вокруг хватало, тяжелый холодный дождь так и лил, не унимаясь. Проверили напоследок оружие, все затянули, попрыгали – вышли в дождь и день, уже сереющий ранними сумерками.

В первые же десять минут шаг превратился в размеренный бег обыкновенного марша. Ровный шум дождя сглаживал все звуки, его сырой запах царил над горами, уложив все прочие запахи, но арши все равно принюхивались и прислушивались, легко отодвигая ветки с листьями, уже подернутыми ранней ржавчиной осени.

Они сразу вымокли и перестали об этом думать. Теперь их грело быстрое движение, пища, съеденная накануне, и спокойная решимость. Надеялись быть на месте ранним утром. Надеялись, что это не будет совсем поздно.

Как всегда на марше, их мысли вошли в определенную и привычную колею. Никто не думал о том, что ждет отряд по прибытии на место. Все глаза читали мокрые заросли, каменные насыпи, уступы скал и жидкую грязь под ногами, как развернутый манускрипт, выискивая в неразборчивых, полусмытых дождем строчках опасные намеки; все уши нацеливались на малейший звук, несущий опасность и смерть, – скрип тетивы, стук копыт, покатившийся камень, лязг металла, дыхание, голос; дождь, как серый фон, оттенял и скрадывал собой все.

Тропинки в густых зарослях на склоне отыскивались с трудом, и размытая глина скользила под башмаками – на сложных местах арши хватались за ветки и каменные выступы, чтобы не скатиться вниз, а кое-где приходилось карабкаться едва ли не на четвереньках, но все вокруг было спокойно. Враги не рвались в эти горы, труднодоступные и, несмотря ни на что, больше принадлежащие побежденным, чем победителям, – пока было светло, бойцы видели внизу за пеленой дождя пестрые лоскутья возделанных полей, которые уже начали убирать, и далекие населенные пункты, но никто, кроме жаб, мокрых взъерошенных птиц и дождевых червей, не встретился им в пути.

Темнота опустилась рано. Ночь пришла такая темная, что узкие щели орочьих зрачков расширились во весь глаз, но все равно с трудом ловили жалкие капли света. Едва различая дорогу глазами, бойцы положились на чутье и слух, выбирая направление по внутреннему, никогда и нигде не подводившему аршей, странному чувству, похожему на компас, встроенный в душу. Этот компас помогал существам их расы ориентироваться в кромешной тьме и лабиринтах любых пещер, безошибочно находя дорогу там, где человек или эльф безнадежно заблудились бы в течение пяти минут; вот и сейчас, в дождливом мраке, бойцы точно знали, куда следует бежать, чтобы на рассвете выйти точно к цели.

Дорога, показавшаяся бы страшным кошмаром любому другому двуногому обитателю мира, встряхнула аршей, заставила их собраться и сосредоточиться, заострила чувство партнерства, как всегда происходит в стае хищников, готовящихся напасть, но почти не утомила и уж точно не напугала. Звуки окружающей темноты не несли никакой угрозы; от обрывов веяло особым странным сквозняком, а неустойчивый камень под ногой компенсировался протянутой рукой товарища. Арши молчали, погруженные в наблюдение за всем окружающим, но это не мешало им моментально реагировать на звук изменившегося дыхания или сбившихся шагов бегущего рядом – как всегда в подобных случаях, отряд становился перед боем неким сплоченным целым.

Они бежали всю ночь; на рассвете под ногами появилась каменистая, но довольно ровная дорога, идущая вверх, – отряд вышел к перевалу. Светало. Дождь поредел и теперь еле моросил. Время от времени кто-нибудь из бойцов встряхивался, пытаясь чуть обсушить волосы, но это был скорее инстинктивный, чем по-настоящему полезный жест.

Когда белесый рассвет уже пробивался сквозь каменную стену облачности, дорога вильнула, и запах, который больше не отгораживала скальная гряда, обрушился на ноздри всех вместе со встречным ветром. Клык остановился, а за ним и остальные.

Запах не оставлял ни сомнений, ни надежд.

– Ну вот… пришли, – пробормотал Паук.

– Подойдем поближе, – сказал Клык, нагнулся и принялся рассматривать на мокрой дороге глубоко врезавшиеся в мелкий щебень следы подков. – Вот, видели это?

Арши занялись изучением следов. Шпилька и Мелкий нагнулись, чтобы их понюхать; дождь почти смыл запах, но чутким носам хватило его еле заметного остатка. Шпилька сморщилась и чихнула. Мелкий сплюнул сквозь зубы:

– Я думал – просто люди…

– Вот интересно, – протянул Красавчик, – этим-то что в горах надо?

– Этим везде надо, – сказал Клык. – Они расширяют владения. Думаете, они не интересуются пещерами, где есть рудники, лаборатории и все такое? Зря так думаете. Вспомните Черные Провалы.

– Оттуда… – задумчиво произнесла Крыса, присев на корточки и трогая следы пальцем. – Из леса. Лошадь тяжелая… Под кем-то лошадь убили… или труп везли… или…

– По-моему, просто люди с ними тоже были, – сказал Паук. – Великоват отряд… Хотя… кто знает, сколько их теперь!

– Пойдемте вперед, – сказал Клык. – Мне надо кое-что проверить.

Команда побежала дальше, в направлении, противоположном тому, куда вчера вечером умчались всадники на подкованных лошадях – к месту вчерашнего боя.

Когда-то вход в подземелье аршей был тщательно замаскирован, как всегда делали во избежание лишних неприятностей инженеры их расы. Сейчас любой догадался бы, где находился спуск в пещеры – прежде, до битвы.

Только теперь спуска не было.

Громадная насыпь щебня, в который рассыпались падавшие глыбы, обломков камня, искореженных кусков металла, из которого в свое время состояли ворота, выдранных с корнем и перемолотых взрывом деревьев, росших когда-то на горном склоне выше входа – все это вырастало из тела горы, как могильный холм. В ответ на сотрясение сверху сошла лавина; она содрала склон камнепадом, дорогу на перевале засыпало вывернутыми с привычных мест валунами. Пыль прибил дождь, свежие изломы камня влажно поблескивали вкусным красно-коричневым цветом…