Текст книги "Бог калибра 58"

Переход. На стене красная стрелка. Тихо. Обычно я неплохо чую опасность, не как Папа, конечно, но все-таки. А здесь…

Ничего. Просто туннель. Чистый, никакой травы. Пол…

Под ботинками захрустело. Как горох сухой. Я остановился и поглядел вниз. Сначала так и подумал – горох, потом пригляделся.

Зубы. Человеческие. И передние, и коренные. Много, весь пол усыпан. Блестят. И не пройти никак, только по зубам.

Плешак всхлипнул.

– Эй, Дэв, – позвал он. – Дэв, оглянись!

Я не оглянулся. Оглядываться в таких местах нельзя, это же известно.

– Кто тебе имя такое придумал, а? Дурацкое… Знаешь, что оно означает? Злой дух, вот что. Повелитель огня. Ты вот взял бы…

Я шагал дальше, зубы продолжали хрустеть. Смотрел вперед. До выхода оставалось совсем недолго, ко мне по полу уже тянулись солнечные лучи. Плешак дышал хрипло.

Перестал.

И зубами хрустеть перестал.

Очень, очень захотелось оглянуться, но я знал, что оглядываться не стоит. Я спокойно дошел до конца перехода, порадовался свету и все-таки оглянулся.

Никого. Пусто.

Лягушатник исчез. Вот только что дышал за спиной, и нет больше. Тихо совсем.

А я остался. Я не боялся, и это меня, наверное, спасло, вот я как думаю. Вся погань чувствует страх, они его любят, они его жрут. Гомер ничего про это не говорил, но я думаю, что страх – это тоже грех. Страх открывает двери. Бесам. Лягушатник боялся – и стал пищей нечистого.

Тварь насытилась и закрыла глаза на всех остальных.

Я оказался по другую сторону Пути Птиц. Ничего тут не было, то же самое, что и с другой стороны. Такой же лес, такие же дома, только, пожалуй, выше. А так… никаких различий. Пока не видно различий. Отродий сатанинских тоже не видать, хотя нет, видать – из прохода показались рейдеры. Четверо. Все целые. С оружием.

Мои вещи тоже были с ними, у одного на плечах мой рюкзак, у другого на боку клетка с Папой. Папа жив, сидит, шерстью взъершился.

– Знал, что ты не убежишь, – ухмыльнулся Рябой. – Куда бежать? Без оружия, без жратвы. Молодец. Держись нас.

Ну да, подумал я, держись. Вам ведь еще назад возвращаться. Тварь в переходе проголодается.

– Так уж получается, – Рябой кивнул на переход. – Пытались собак запускать, так оно собак не жрет. А ты ничего, смелый. Держишься.

Похвалил меня Рябой, тошно мне стало от этой похвалы.

– Тут народ тоже встречается, – сказал он. – Ты какого-нибудь захвати. И его вместо себя в дыру сунь. Слышь, щенок?

– Слышу, – ответил я. – Вполне.

Глава 5
Бодяга

Это был третий дом. Два предыдущих разграбили уже до нас. То есть до них. А может, и они сами.

Высокий, я посчитал, сорок уровней. При строительстве такие дома обделывали красным кирпичом, теперь он совершенно осыпался и дома выглядели ободранно и сиротливо. Первый уровень оказался занесен густым илом, видимо, с Воды, пробиться к дверям не получилось, мы добрались до третьего. Там Молодой принялся вышибать кувалдой замки, после чего меня заталкивали внутрь жилища и смотрели, сожрут или нет.

На меня никто не нападал, дом был пуст. Сначала я думал как-то освободиться – Гомер учил нас избавляться от наручников и веревок, но наручники у рейдеров оказались хорошие, двухзамочные. Я не мог ни сбежать, ни защитить себя, я устал, но духом не пал. Читал про себя тропарь Выдержки и ждал. Я не верил, что со мной случится что-то нехорошее, час мой не пробил. Гомер всегда говорил, у всех людей есть Предназначение. И Владыка забирает в Облачный Полк лишь тех, кто готов к этому, кто достоин.

Вот Гомер погиб, выручая нас. Меня и Ноя. А до этого он нас научил выживать, истреблять мречь и погань, приближать Свет, бранить тьму. Видимо, его Предназначение заключалось в этом. Я же в жизни не совершил еще ничего великого, не выучил никого, никого не спас, то есть встать в ряды Облачного Полка я пока был недостоин.

Рано мне еще помирать. Мало я еще территории зачистил.

Поэтому я не боялся особо. Другое дело, что такое положение меня весьма и весьма угнетало, да и неприятно, честно говоря, ходить вот так – с руками за спиной.

Но я терпел, не хотел радовать этих негодяев видом своей слабости.

Жилища, которые мы осматривали, выглядели достаточно одинаково. Высохшая кривая мебель, будто в один страшный миг она ожила, затем так и застыла в искалеченных образах. Плесень, проросшая через стены, ковры, съеденные молью. В некоторых жилищах моли встречалось так много, что туда было опасно даже заходить. В некоторых мы встречали людей. То есть скелеты, конечно. Где много скелетов, там есть чем поживиться. Потому что люди делали запасы. Судя по тому, что многие запасы были не израсходованы, людей погубил совсем не голод. Видимо, болезнь. А многие не дожидались, когда их пережует тогдашняя древняя сыть, и сами решали это дело, некоторые скелеты висели под потолком в толстых веревках и при прикосновении рассыпались в легкий белый прах, другие лежали в постелях и за многие годы в эти постели прорастали, так что отличить, где кончается человек и начинается одеяло, не представлялось возможным.

Интересно. В нашем мире скелетов не остается никогда, а тут… Изнутри человек выглядел очень хрупко. Тонкие косточки, никаких защитных приспособлений. Что неудивительно – лучшее защитное приспособление человека – это мозг. С помощью головы человек может сделать все.

А другие стрелялись, и тогда рядом лежало оружие. Впрочем, оружие это все было обычно неподходящее – либо двуствольные охотничьи ружья, либо сгнившие дешевые пистолеты. Но где оружие, там и патроны. Молодой расшвыривал шкафчики, искал боеприпасы. Иногда находил, а чаще из шкафов вываливались совершенно непонятные предметы, в современной жизни совсем не применимые. Я думал, что люди раньше очень любили вещи, окружали себя ими в ненормальном изобилии, видимо, это их как-то успокаивало, что ли.

Иногда, впрочем, попадалось и полезное. В маленьких помещениях, которые назывались кухнями. Там хранились ножи и припасы. В большинстве своем ножи встречались дрянные, гнулись при первом же ударе, но некоторые клинки были хорошие, толстые и закаленные. Топоры еще. Короткие топорики с широкими прямоугольными лезвиями, такие наверняка хорошо метать. Я тоже хотел бы такой, возможно, позже.

Кроме ножей, в кухнях хранились запасы. Не все запасы после многолетнего хранения годились к использованию, но кое-что еще сохранялось. Масло в пластиковых бутылках, спирт в стеклянных, сахар в пакетах. Все это собиралось рейдерами в мешки. Наверняка награбленная подобным образом снедь составляла основу их питания. Да еще на других людей нападали, отбирали запасы, вряд ли возделывали что или охотой жили.

Сахара им много попалось, кажется, на седьмом уровне. Разодрали пакет и прямо из дырки сыпали в рот, жевали, запивали водой, смеялись. Мне тоже хотелось, я сахар всего один раз пробовал, нашли в перевернутом грузовике целую пачку, и каждому из нашей станицы досталось по ложке.

Сахар – самое вкусное вещество в мире.

Мне и сейчас хотелось сахара, с удовольствием сахаром бы похрустел.

Но мне ничего не перепало.

Так мы добрались до одиннадцатого уровня. Устали все. Молодой, тащивший кувалду, наверное, больше других. Он шагнул в коридор первым, с руганью выбил все двери, затолкнул меня в номер сто сорок восемь.

От других он мало отличался. Сначала я увидел зеркало, а в нем себя. Себе я не понравился, слишком старый. Это от усталости. Пыль свисала с потолка страшными полотнищами, я разорвал ее и вошел в большую комнату.

Ничего особенного я там не встретил, диван и на нем два скелета. В углу непонятный предмет, похожий на пень, только с гладкой поверхностью, я подумал, что стул.

В противоположном углу у стены располагался высокий железный ящик, в котором обычно прятали оружие. Я этим ящиком заинтересовался, в постели лежали наверняка самоубийцы, а в железном ящике хранилось оружие. Конечно, со скованными руками я ничем воспользоваться не сумел бы…

Краем глаза заметил слева движение, обернулся. Ничего. Комната продолжала оставаться в недвижимости, видимо, морок. Морок. Бывает, если глаза переутомляются. Или…

Комната как комната. Я снова повернулся к ящику, и тут воздух колыхнулся. Я повернулся резко, как только мог. Ничего.

Но два раза мне не кажется. В этой комнате было что-то не так. Я быстренько оглядел ее еще раз и обнаружил, что именно. У обоих скелетов, лежащих на диване, сломаны ребра. Их грудные клетки вообще были сплющены. Я представил, каким образом они совершили такое странное самоубийство, и понял, что никакого самоубийства тут не произошло. Поздно только понял – странный предмет в углу уже менял очертания.

Не пень, а…

Существо. Лобастое, с костистой головной костью. С низкими плечами и длинными до пола руками. Серовато-синего цвета. Мерзкий уродливый карлик. Поганый – по морде видно – никакого лица у него не наблюдалось, да и морда тоже не блистала правильностью – пасть стекла вниз, к самому подбородку, вместо носа три дырки, уши книзу.

Все это пошевелилось, сначала с некоторой вялостью, затем подняло голову и взглянуло на меня. Глаза у него тоже ползли к подбородку, широко поставленные, мутные и гниловатые.

– Эй… – позвал я.

Существо вдруг резко выпрямилось и с силой метнуло себя через комнату. Головой вперед. Сшибло. Причем с такой мощью, что я пролетел через всю комнату и ударился в мебель.

Рассыпалась. Я сам едва не рассыпался, ударился всеми костями, руки едва не вывернул, почти сломал.

Подниматься на ноги со скованными за спиной руками – занятие неудобное, и я не стал этого делать. Потому что этот карлик уже приближался ко мне, набычившись. Я отползал вдоль стенки. Тварь прыгнула еще. В этот раз она целилась мне в голову, собиралась ее расплющить, я оттолкнулся ногами, и поганец ударил в стену. Стена не выдержала, наверное, она была построена из сыпучих материалов, рассыпалась, лобастая тварь проперла почти насквозь.

Я перекатился на спину, напрягся, притянул ноги к груди, продел ноги в руки. Руки освободились, то есть теперь они у меня не за спиной были, а как положено.

Поднялся.

Рейдеры не спешили. Этот лобач пытался пробиться с той стороны, долбил башкой, а рейдеры не торопились.

Стена треснула, развалилась, показалась синяя лысина.

Эта самая лысина навела на мысль. Своей гладкостью.

Я кинулся на кухню, там должны быть ножи. И топоры. Почти везде.

На этой кухне топора не оказалось, серьезных ножей тоже, какие-то бесполезные только, с закругленными лезвиями, такими не зарежешь. Принялся искать, выдергивать ящики, в них ничего убойного не находилось, посуда вся легкая, некоторая даже из пластика. Судя по шуму в соседней комнате, погань туда уже почти прорвалась.

В углу кухни возвышался серый грязный шкаф, тоже железный. Я дернул за ручку. Посыпались разноцветные цилиндрические банки…

Оружие. Весьма странное. Лезвия длиной в метр, узкие, острые, закручивающиеся спиралями, с кольцами на конце, шесть штук. Сталь на вид выглядела мягко, но другого я не нашел.

Я вернулся в комнату. Лобач стоял напротив, выставив вперед тяжелую голову. Интересные повадки – забадывать врага, не слыхал о таких. Вполне, кстати, убойная техника, крепко бодается, бодяга.

Бодяга прыгнул. Я успел выставить перед собой лезвие. Оно воткнулось в башку, однако серьезного ущерба не причинило, как я и предполагал, согнулось пополам. Успел отодвинуться влево, лобач снес косяк, развернулся. Лезвие торчало в его башке загогулиной, бодяга, не теряя времени, скаканул снова.

Тут я действовал уже осмотрительнее. Удар такой башкой мог не только ребра поломать, но и позвоночник. Он бросился. Снова в тишине. Бодает молча. Молчун.

Я увернулся и всадил шпагу в туловище. И снова бодяга не издал никакого звука, развернулся и кинулся на меня. Как заводная игрушка, как-то раз видел такую, прыгает, пока пружина не распрямится. В этом тоже наверняка скрывалась пружина, адская пружина зла.

Он бросался и бросался, с каждым разом все медленнее, каждый раз уворачиваться мне было все проще и проще, и все пять оставшихся лезвий я вогнал в его туловище.

После пятого он закачался. Тогда я снова кинулся на кухню, схватил тяжелую сковородку.

Бодяга сидел на полу. Бормотал что-то, шевелил ручками, всхлипывал. Но я его не пожалел. Погань ведь.

Показались рейдеры.

– Это что тут? – спросил Рябой.

– Дедушку своего встретил, – ответил Молодой. – Рыбу не поделили.

Они все принялись гоготать.

– Я такого не видал еще. – Рябой указал пальцем. – Это что ж получается? Ты ему что, башку сковородкой разделал?

– Он его еще шампурами истыкал!

– Может, он луком его еще истыкал?

И снова гоготать.

– Что за дрянь вообще? – Рябой отсмеялся и ткнул стволом винтовки бодягу. – Никогда такой гадости не видел…

– В маленькой комнате окно разбито, – пояснил один из рейдеров. – Стекла обычные, не пластиковые. Стекло разбилось, а его ветром закинуло. Забодал здешнее семейство и в спячку впал, вот и все.

– А этот… – Рябой кивнул. – Герой, однако.

– Уходить пора, – сказал Молодой. – Мало ли тут таких… Как напрыгнут, никаких сковородок не хватит. Да и поздно уже, пора на лежку.

– Пить хочу, – сказал я.

– Потом попьешь.

Они поволокли меня вниз, два раза падал. На улице нагрузили добычей. Пошагали быстро. Ругались между собой. Рябой был недоволен, он намечал побольше домов осмотреть, а осмотрели всего ничего. Молодой предлагал остаться еще на ночь, Рябой сквернословил и скрипел зубами, что он дольше одной ночи тут никогда не оставался и оставаться не намерен. Они спорили и вели себя громко. Я все ожидал, что вот-вот откуда-нибудь вылетят поганцы в большом количестве, поскольку Гомер говорил, что здесь ими пропитан каждый километр, так что в некоторых местах даже воздух кровью пропитан, но тут их что-то не наблюдалось, наверное, они вглубь откочевали. А может, ночи ожидали.

Ночь тем временем приближалась. Свет стал разжижаться, солнце терялось за домами, а тени приобрели неприятный бордовый оттенок. Местность оживала. Движение, отмеченное краем глаза, шорох, обвалившиеся камни, звуки.

Неприятные звуки, дикие. Поганые.

Остальные тоже волновались. Винтовки то и дело поглаживали, озирались.

Потом Рябой, шагавший первым, остановился, и я увидел домик. Из красного кирпича, без крыши, два уровня, даже не домик, а строение, вряд ли в нем раньше кто-то жил, наверное, просто для всяких нужд старинных. Подвал с торца, под железной лестницей. Справа высокий дом, завалился, лежит на другом.

– Ну вот, – усмехнулся Рябой. – Успели…

– Еле успели, – поправил Молодой.

– Но успели.

Рябой поглядел на меня.

– Давай, лезь туда, – указал на подвал.

– Зачем? – глупо спросил я, будто не знал, зачем.

– Затем. Надо ночевать, посмотришь, все ли там тихо. Как обычно.

– А что там может быть?

– Да хоть что! – рявкнул Рябой. – Может, там големы. Или залива натекла. Давай, иди. Пошуруй там везде и нам крикнешь потом. На втором уровне погляди повнимательнее, там часто…

– Что часто? – спросил я.

– Ничего. Шагай, ночь скоро.

– Руки освободите, – напомнил я. – Без рук не пойду…

Рябой и Молодой переглянулись, Рябой кивнул.

Ко мне приблизился Молодой, снял наручники. Я потер кисти, посжимал кулаки – восстановить кровообращение.

– Торопись, – Рябой ткнул мне стволом, и снова в шею, что за вредная у него привычка.

Когда тебя тычут в шею, по всему телу пробегают колючки.

Я огляделся. Рябой направлял на меня штурмовую винтовку, Молодой тоже целился, остальные с удовольствием наблюдали, стоя чуть поодаль, они, наверное, садисты.

Молодые люди, садисты.

Мне их всех было жалко. Действительно жалко, потому что я знал, что они скоро умрут. Они погрязли в грехах и беззакониях, и терпение Его подошло к концу, и руки мои уже налились праведным гневом. Для них не оставалось уже никакой надежды, а отсутствие надежды – это ужасно, даже для таких.

С другой стороны, заслуживали ли они надежды? Подкарауливали путников, захватывали их в плен, использовали в смертельном деле безо всякой жалости. Они были виноваты, они упорствовали до конца. Падшие, одно им слово.

– Я просто так туда не пойду, – сказал я.

– Почему это? – спросил Молодой.

– Там совсем опасно, – я кивнул на домик.

– С чего ты решил?

– Тут везде, – я обвел пространство рукой, – тут везде большие, высокие дома, они все разрушены, а этот уцелел. Только стекла вылетели.

– И что?

– Мне нужен карабин.

Они засмеялись, но Рябой вдруг сказал:

– Он прав. Там может быть опасно. Это опасный дом ужасов, дом сорока трупов, Молодой, дай пушку.

Молодой поднял карабин и сунул его Рябому.

– Ого! – Рябой взвесил оружие. – Вот это штука…

Он поднял оружие и выстрелил в стену. Кирпичи разлетелись мелкими брызгами, в стене осталась дыра величиной с кулак.

– Да… – Рябой потер плечо. – Безусловно, это смертельная вещь.

После чего он кинул карабин мне.

И я убедился окончательно – это было явным подтверждением того, что терпение Его истощено, как земля, забывшая про дождь.

– Вперед! – приказал Рябой. – Давай, иди!

– Если кого увидишь – стреляй! – велел мне Молодой.

Остальные двое засмеялись. Я вдруг понял, что не знаю, как их зовут. Я повернулся.

– Как тебя зовут? – спросил я и указал на парня, у которого был пулемет.

– А тебе что? – усмехнулся пулеметчик.

– Он Хирург, – ответил Рябой. – А тот, – указал Рябой, – тот Болт.

– Меня зовут Дэв, – сказал я.

– Здорово, – сказал Рябой. – Вот и познакомились. У нас уже был один Дэв, сейчас его, наверное, мухи доедают.

– Рожок дайте, – попросил я. – Рожок, пули, топор хотя бы…

– Может, сразу застрелиться? – усмехнулся Молодой.

– Или зарубиться? – заржал Рябой.

Я повесил карабин на плечо и двинулся внутрь дома.

Я не очень люблю невысокие здания, в них пахнет крысами. Двери не было, я вошел в холл, свернул во вторую комнату налево, сел на пол. Напротив меня было окно с весьма удачными осколками стекла. Надо подождать. Такие, как они, нетерпеливы, терпение подразумевает спокойный дух, а дух падших не спокоен. Руки у них чешутся.

Я ждал. Сидел, размышляя о разном. О том, что далеко дом, место, где я жил, в такие минуты лучше думать о простых вещах.

Потом Молодой не выдержал, крикнул:

– Эй, выходи!

Он кричал еще и еще кричал, а потом они начали кидать камни в окна. Наверное, на самом деле нуждались в этом доме, в подвале у них было убежище.

Когда они перестали швыряться камнями, я понял, что пора.

Освободил пружину на прикладе, сдвинул в сторону серебряную накладную планку. Последний вдох. Тайничок, специально для такого случая. Гомер велел сделать. Пользоваться мне им пока еще не приходилось, вот пришлось.

Три заряда. Противников четверо, но меня это не очень волновало, я примерно представлял, как все произойдет. Зарядился. Услышал шаги. Молодой. Он чуть приволакивает ноги, это от легкого плоскостопия.

– Эй! – позвал Молодой. – Ты где?

Я выглянул в коридор, прицелился, выстрелил.

Попал в бедро, как и хотел. Больно, но не смертельно, заживет через месяц.

Молодой заорал и вылетел на улицу, и дальше он орал уже не умолкая. Остальные тут же принялись вопить и стрелять, но почти сразу перестали, я услышал, как Рябой кричит, призывая не тратить патроны, а бить прицельно.

Продолжал выть Молодой, уже как-то хрипло. Просил помочь, но никто, видимо, ему не помогал.

Я перезарядил карабин. Не спеша, тщательно.

Один опять заходил с тыла. Я не видел этого, но прекрасно знал, что так оно и есть, у них подлые повадки. Такие типы всегда действуют по принципу стаи, окружают и дерут с разных сторон. Один, скорее всего Хирург, попробует запрыгнуть в окно, застать врасплох. Поэтому я прислонился спиной к стене, сел покрепче и стал ждать. В окне должна была появиться гнусная морда негодяя, я готовился в нее выстрелить, но так не случилось – из-за окна послышался крик. Очень неприятный. Судя по всему, тот, кто хотел зайти ко мне с тыла, вляпался в хлябь. Или в хмарь. Вляпался во что-то. Во всяком случае, кричал он больно, когда сломают ногу или еще что, так не орут.

Сейчас эти побегут его выручать.

Так оно и оказалось, я услышал, как под окном страшно заругался Рябой, тот, другой, стал кричать громче и страшнее, будто его стали выдавливать из кожи, затем послышался выстрел и крик стих. И теперь слышались только стоны Молодого.

– Молодец! – крикнул Рябой. – Как ты нас…

Это он, видимо, мне.

И тут же в окно влетела граната. Я вскочил, рванул в соседнюю комнату и успел – в стену ударило, сбило с ног. Видимо, Рябой очень разозлился, если потратил на меня гранату.

С потолка осыпалась мелкая белая взвесь, стало тяжело дышать.

Выстрел. Молодой замолчал.

Этих осталось двое. Я один. Наверняка они стояли возле стены, в мертвой зоне. Ждали. Что я выйду. А я ждал, что они войдут, ситуация тупиковая. Хотя…

Они могли и рискнуть. Рябой знает, что на перезарядку мне требуется время. То есть, если они ворвутся вдвоем, у одного будет неплохой шанс. Только вот вряд ли Рябой захочет рисковать.

У него не будет выбора. Скоро, уже совсем скоро стемнеет, и тогда им придется искать новое место. Значит, он пошлет Хирурга. Или Болта, я не определил, кто там погиб под окном, пошлет дурака, а сам следом. Я в дурака пальну…

Так, в общем-то, и оказалось. Показался Болт. Я осторожно глядел из-за угла, лежал на полу и глядел. Шагал Болт медленно, на цыпочках, зыркал туда-сюда, поводил дробовиком, винтовку оставил. Дробовик помповый, полезное оружие, особенно если куча мрецов прорвется. Дробовик как раз подходил, ведь большинство гладкостволов звучит одинаково. И Болт мне подходил. Дурак, трус и негодяй, такие невыдержанны и любят стрелять.

Когда он приблизился на должное расстояние, я выставился, скривил злобную рожу, заорал. Этого оказалось достаточно, Болт выстрелил. Один раз и почти сразу же второй, вдогонку. Промазал – первый заряд в стену, второй почти что в потолок.

Рябой клюнул. После второго выстрела он влетел наперевес со своим автоматом, мне ничего не оставалось, я выстрелил ему в плечо. Рябого швырнуло на стену, он стукнулся головой, сполз на пол. Болт несколько секунд стоял с открытым ртом, смотрел на меня. Карабин у меня был разряжен, но Болт про это забыл.

– Беги! – рявкнул я.

Болт ойкнул и побежал.

Я победил.

Вышел на воздух. Болта уже не было, скрылся. Первым делом поднял Папу. Последние два дня его совсем не кормили, Папа не сильно отощал, но набрался злобы и кровожадности, я поднял клетку, и Папа тут же попытался меня цапнуть своей хищной лапой.

Я взял рюкзак, он валялся у крыльца, отряхнул его от их вони, достал карася, разломал вдоль и вставил в прутья. Папа с мурчанием набросился на пищу. Рюкзак надел, сразу стало как-то теплее и веселее. Перезарядил карабин, стало еще веселее. Стал разбирать трофеи.

Если честно, мне не хотелось брать ничего у этих, противно. С другой стороны, я вполне имел право, ведь если бы они меня завалили, то все бы срезали, даже шкуру – для барабана. Поэтому я рассудил, что щепетильность стоит оставить на обочине.

К тому же я их предупреждал. Еще сразу, с начала, что их образ жизни их до добра не доведет.

Осмотрел Молодого.

Рюкзака у него не нашлось, небольшая сумка. В ней патроны, их я выкидывать не стал – распотрошу на порох. Бинты оставил. Длинные куски вяленого мяса выкинул, неизвестно, что за мясо. Запасные ботинки, тоже выкинул, размер не мой. Огниво, часы на проволоке, механические, штук десять – не меньше. Часы взять хотел, были и хорошие – с толстым стеклом-нецарапкой, затертого цвета, как раз. Завел, послушал. Тикали слишком громко. Если я слышу – то погань всякая и подавно услышит. Пришлось выкинуть, хотя в другой обстановке я, наверное, часы бы взял. Там, за Кольцом. Выменял бы. А здесь их вряд ли на что-то поменяешь. Книга еще, без обложек, одно нутро. Словарь. Один наш язык, другой нет. Забавно. Молодой изучал язык… Впрочем, возможно, что книжка ему понадобилась совсем для другого, папиросы, может, крутил или на пыжи расстегивал. Больше в сумке не нашлось ничего, а сама сумка мне понравилась – она чрезвычайно удобно вешалась на шею и болталась под рукой.

Осмотрел Рябого.

Рябой был предводителем, обычно у предводителя водился более богатый скарб. Я не прогадал. Инвентарь у него на самом деле оказался серьезный. Длинная хорошая веревка и к ней набор приспособлений – крюков, петель и штырей, для чего все это предназначалось, я не понял, веревку взял. Патронов много, причем разных калибров, на всякий случай я все эти патроны оставил. Лекарства, желтенькие и синенькие, выкинул.

Сахар. Какой-то подозрительно розовый, выкинул.

Нашлась бутылка, зеленого стекла, с этикеткой, на которой был изображен дядька в дурацкой красной шапке. Открыл. Спирт. Оставил.

Кроме этого в ранце и в карманах Рябого встретились портянки, носовые платки, ножи разные, в том числе и метательные, карты и россыпь мелких предметов, в которых мне совершенно не хотелось разбираться.

Нашлись ключи. Много ключей, нанизанных на шнурок. Ключей маленьких, кривых, медных и вообще разных. Я пожалел, что успокоил Рябого совсем, было бы интересно спросить – зачем ему?

Липкая лента. Старая, но в хорошем состоянии, липнет, целых два кругляка.

Шарик еще.

На первый взгляд, синяя стекляшка, но какая-то подозрительно тяжелая, из-за тяжести хотел выкинуть, но потом подумал, что шарик не простой. Сунул его в пустой пластиковый пузырек, спрятал в рюкзак.

Надо было осмотреть еще Хирурга, но потом я решил, что не стоит. С ним что-то нехорошее произошло, наверняка… Видеть не хотелось. Да и опасно. И темнело слишком быстро, и я стал готовить ночлег. Закапываться поздно, да и не закопаться здесь, вокруг асфальт, пусть и проросший. Можно устроиться на втором уровне, но сейчас останавливаться там просто глупо – слишком много вокруг крови и на эту кровь кто-то обязательно явится. Уходить тоже поздно.

Подвал.

Я вынул из рюкзака венчик, намотал на него промасленную дерюгу, сделал медленный факел. Дверь в подвал оказалась железной. Я подергал за ручку, дверь не открывалась. Замок навесной, большой и тяжелый, попытался вскрыть его ножом, бесполезно.

И вдруг я услышал свист. Вернее, присвист, возможно сопение. Кто-то сопел. Я не люблю всяких сопел, как-то раз у нас завелось такое сопело. Сопело – сопело, Гомеру это надоело, он снарядил четырехстволку и одним вечером выстрелил. На следующее утро мы нашли то, что от этого сопела осталось, и мне эти останки совсем не понравились. Существо передвигалось на двух ногах, но человеком не было. Короткие лапы, тяжелая голова с квадратной зубастой пастью, Гомер долго смотрел на него и весь день думал.

А потом, уже весной, мы нашли в лесу гнездо с костями. Такие же твари, только маленькие.

Сейчас сопело примерно так же.

Я снова попытался раскусить замок ножом, лезвие слишком широкое, не пролезало. Когда засопело еще в одном месте, я несколько заволновался. Зубы у тех сопел были что надо…

Порох. В рюкзаке у меня хранился порох, вынести эту дверь легко, но дверь мне нужна невредимая. И вдруг я вспомнил про ключи у Рябого. Вернулся за связкой. Темнело уже не быстро, стремительно. Солнце почти спряталось за развалины, наступила почти уже настоящая ночь, хотя небо еще немного шевелилось красным. Я вернулся к двери и стал перебирать ключи, один за другим, исключая самые мелкие.

Нужный ключ был девятый, изнутри дверь закрывалась на засов.

В подвале стояла вода. По колено. Протухшая и еще что-то, в нос ударило тяжелой посторонней жижей. Я опустил факел пониже и обнаружил, что в воде плавают крысы. Дохлые, вверх лапами, довольно крупные. А в углу…

Крысиный король.

Однажды я встречал такое. Гомер вскрыл старую канализацию неподалеку от станицы – крысы стали одолевать, гадили в воду, кроликов воровали, и не вытравить никак. Гомер сделал крысу-убийцу и запустил ее в трубу, но все равно не получилось, тогда Гомер сказал, что в трубах завелся крысиный король, и никак его не выкурить – надо лезть.

Полезли. А потом я не спал долго, потому что снилось.

Сначала через трубы лезли, потом через водоток, и в самом низу нашли. Сорок восемь крыс, сросшихся хвостами, головами и лапами. Размером с корову. Тварь защищало целое крысиное воинство, наши карабины оказались там бесполезны, но у нас был газ и огнемет. Сначала пустили газ, затем выжигали огнеметом. Я никогда не слышал такого визга, король визжал, пока Гомер не кинул в него гранату. Я потом крыс не мог полгода есть, в горле этот запах стоял и стоял. А крысы ушли. Не то что их меньше стало, просто ушли, видимо, этот запах их отпугивал.

Здешние крысы покрупнее. И морды длинные. Король же…

Штук тридцать крыс, сбившихся в кучу, проросших друг в друга хвостами, лапами и кое-где уже спинками. Мерзкое зрелище. Покачивался на воде. Хорошо хоть дохлый. Но даже рядом с дохлым оставаться не хотелось.

В другом углу стопкой валялись матрасы, прогнившие и проеденные чернотой, кроме матрасов стул, и все, я обследовал подвал и нашел, что ничего, кроме крыс, матрасов и стула, в подвале и нет. Вода еще, это да. Спать над крысами мне вовсе не хотелось, один раз я спал сидя, и на следующий день у меня болела шея. Человек должен спать лежа, он не лошадь – так всегда говорил Гомер.

Я поглядел вверх. Под потолком тянулись толстые трубы, и я решил устроить висячую колыбель. Закрепил ремни, развернул в них спальник, рядом рюкзак повесил. Уже забрался, но вспомнил про крыс.

Спать над крысами я не мог, не знаю почему, что-то в этом присутствовало ненормальное, поэтому я закрепил факел под потолком и долго сгонял крыс к противоположной стене, где они собрались в гадский серый остров.

Папе, кстати, в подвале тоже не понравилось, он ворочался и сверкал глазами, я забрался в мешок и устроил Папу рядом с собой.

Факел догорал. Мне было не очень уютно, даже как-то грустно. Я вдруг понял, что очень хочу к себе, в леса. Пусть там никого и не осталось, но я туда хочу.

Потом факел, само собой, догорел.

Я застегнул спальник и спрятался в нем с макушкой, отгородился от подвального мира, попытался уснуть.

Обычно я хорошо засыпаю почти в любых условиях. Под землей, на дереве, если особо подготовиться, то можно даже под водой – шнорхель выпусти – и спи себе, только прохладно, и чтобы паразитов не залезло. Вообще, под водой и под землей хорошо – конечно, скунс отпугивает комаров, однако некоторые особенно упертые пробираются. Блохи изнутри, комары снаружи – не очень весело. Но вообще я могу спать и с комарами.

А здесь спать не получалось. Сначала мне представлялись крысы. Что они подбираются ко мне. Есть же мрецы, получаемые из человеков, почему же не быть крысиным мрецам? Конечно, раньше я таких вообще не встречал, но мало ли что тут заведется?

И сразу же я стал думать – а с чего это вдруг все эти крысы передохли? С какой такой причины? Собрались, значит, в отдельном месте и сдохли. Хотя, может, они тут объединились в этом самом подвале – и дружно совместно утопились. Да, утешил я себя, скорее всего, это крысы-самоубийцы, такое случается. Король им приказал – и они самоубились. Или вот года три как тому назад – эпидемия среди дятлов была. Собирались в стаи и с высоты о землю расшибались. Вокруг станицы все в перьях было – никогда не думал, что в нашем лесу изобилие дятла.