Текст книги "Марафон жизней. Сборник рассказов"

Марафон жизней
Сборник рассказов

Составитель Максим Геннадьевич Александров

ISBN 978-5-4485-6741-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Роман Ташлыков

Сонное море

Сколько себя помню, мы вдвоем с отцом жили на маяке. Старая башня из серого кирпича на скале у берега Сонного моря. Ночами мы зажигали огонь, встречали и провожали взглядом корабли. Я не видел людей на палубах, но отец говорил, что корабли всегда забиты до отказа. Иногда корабли шли нескончаемым потоком, в основном это были военные суда с тяжелыми пушками на борту. Такие ночи отец называл «плохими», хоть и не объяснял почему.

Когда я спрашивал о матери, отец всегда отвечал одинаково – «Она была чудесной женщиной» и сразу менял тему. На шее у меня, в память о маме, висел маленький медальон с выгравированным именем «Макс», моим именем. На обратной стороне медальона были выгравированы цифры, но они были затерты так, что невозможно было прочесть. «Последний подарок», говорил отец о медальоне и грустно улыбался. В тот день отец отправился на шлюпке на берег. Спустя час после его отбытия на горизонте замаячили черные, как смоль, тучи. Подул резкий ветер и поднялись высокие волны. Отца все не было.

«Маяк!» Мысль стукнула мне в голову, когда полил ливень. Мы гасили лампы днем, чтобы не тратить драгоценное масло. Но из-за черных туч, закрывающих солнце, вокруг уже царила тьма. Я взбежал по винтовой лестнице на вершину маяка к чаше с лампами и заглянул по очереди во все масляные лампы, ни в одной не осталось ни капли масла. Отец не сможет вернуться, пока шторм не утихнет, его шлюпку просто разнесет в щепки. Я взглянул на горизонт. Стена шторма двигалась прямо на маяк, и маленький огонек раскачивался на волнах перед ней. Корабль!

Каждая секунду была на счету, огонек корабля шел неправильным курсом, прямо навстречу смерти. Я сбежал вниз и ринулся в подвальное помещение, здесь царила тьма и холодная влага. Бочка с маслом стояла в дальнем углу. Я обхватил ее двумя руками и попытался поднять, раздирая ладони. Она была слишком тяжелой. Я осторожно опрокинул бочку на бок так, чтобы её можно было выкатить наружу. С крышки бочки что-то со звоном упало на пол к моим ногам. У меня не было времени разбираться в темноте, я просто сгреб оброненный предмет и сунул в карман. Там, снаружи, корабль мчался на скалы со скоростью ветра. Ценой немыслимых усилий я выкатил бочку в жилое помещение. Теперь передо мной лежала длинная винтовая лестница. Каждые десять ступеней я опирался на стену, чтобы отдышаться и слушал раскаты грома. Кажется, прошла вечность, пока бочка вместе со мной не оказалась на вершине. Я бросил взгляд на горизонт и облегченно выдохнул, корабль был уже чертовски близко, но если он развернется прямо сейчас, то успеет уйти от столкновения.

Я выдернул пробку и, собрав все свои силы, обхватил бочку руками. Я сжал зубы, каждая мышца моего тела отозвалась тупой болью, но я смог поднять ее на уровень чаши. С великим наслаждением я смотрел, как масло заливается в первую лампу. Но затем подул штормовой ветер. Бочка выскочила из рук, покатилась по скользкому полу, подпрыгнула на выступающем кирпиче и сорвалась с вершины маяка. Я услышал только треск, с которым она разбилась о скалы. Корабль подошел совсем близко. Я негнущимися пальцами щелкал огнивом. Одна лампа наполнилась полностью, есть хоть какая-то надежда. Спустя секунду масло вспыхнуло, окатив меня жаром. Маяк слабо загорелся во тьме.

– Нет! Сюда нельзя! Разворачивайтесь! – я кричал, но ветер срывал мои слова с губ и уносил их в море. Я махал руками, я умолял корабль свернуть. И все таки когда они увидели огонь было слишком поздно.

Парусник резко развернулся, весла вгрызлись в воду, стараясь избежать столкновения. Острые камни врезались в бок корабля, разодрав обшивку в щепки. Я стоял и глядел на это сверху, застыв от накатившего ужаса. Я видел каждую секунду конца, как вода поглощала корабль, как люди пытаются отплыть, хватаясь за куски дерева. Но Сонное море было беспощадно, волны достигали человеческого роста и разбивали все, к чему прикасались. Я сел, опустил голову на колени, и заплакал.

Шторм стих только под утро. К маяку прибило обломки и куски. Я двигался как во сне мимо берега. У самой кромки воды что-то блестело. В песке лежал медальон, который прибило к берегу. «Луиза» было выгравировано на одной стороне, «1840—1872 гг.» гласила надпись на обратной. Медальоны лежали на песке, десятки, сотни медальонов.

Дрожащими руками я коснулся кармана. Там все еще покоился предмет, подобранный в подвале. Я вытащил его на свет. Такой же, только ржавый и потертый медальон. «Оливер», «1790—1840 гг.» Имя моего отца.

Тяжелая рука опустилась на плечо.

– Я давно хотел рассказать тебе, Макс… – по лицу отца бежали слезы.

И он рассказал.

«Все эти люди», – Оливер с тоской глянул на горизонт, – «Они плывут на этих кораблях обрести покой в землях Сна, потому что их срок на Земле подошел к концу».

Я никогда не задумывался, почему море называется Сонным и почему отец расстраивается, когда приходит слишком много кораблей.

«Мы с тобой не живы и не мертвы», – сказал он – «ты выпал за борт во время шторма и тебя прибило к маяку. Как и меня когда-то. Маяк сам выбирает себе нового смотрителя.»

Пока он говорил, я трясся, как лист на ветру. Он нагнулся ко мне, взял за плечи и сказал, глядя в глаза: «Может сейчас в тебе нет ни силы, ни мудрости, чтобы принять это. Но ты был избран, а значит тебе придется стать сильным и мудрым, Макс».

Его срок пришел пятнадцать лет назад. Пускай он не был мне настоящим отцом, но я любил его как родного. Однажды Оливер не проснулся утром, я положил его тело в шлюпку и отправил её дрейфовать в Сонное море. Я просто знал, что она найдет, где причалить в землях Сна.

А вчера вечером снова был шторм. К берегу прибило юного мальчика, на медальоне выгравировано имя «Стивен». Маяк выбрал нового смотрителя.

Белка

«Ты, Лак’Тайли, прозванный Смерть-с-небес, первое копье Беличьего народа, позорно бежишь, поджав рыжий хвост, как какой-то паршивый кролик!».

Беличий гвардеец мчался по лесу быстрее ветра и на ходу проклинал сам себя. Цепкие лапы перескакивали с ветки на ветку, с дерева на дерево, но совиный патруль не отставал. Все звуки леса превратились в оглушающее хлопанье крыльев.

«Проглядел патруль, Лак’Тайли, прозванный Глаза-под-хвостом!»

Он несся по окраине совиных владений, раздирая шерстку о кору, еловые иглы и шишки. Куда бы он ни удирал, беличий запах стелился за ним, подсказывая совам дорогу.

«Люди!»

Смерть-с-небес чуть не споткнулся от неожиданной мысли.

«Люди так боятся перемен, что строят неприступные деревянные норы и живут в них всю свою жизнь», – говорила ему матушка, родившаяся в человеческой норе и сбежавшая в лес, когда её захотели продать другому человеку.

Гвардеец резко взял вправо и помчался по елям в сторону деревянных нор.

«Да, Лак’Тайли прозванный Голова-на-плечах, ты заберешься в Деревянную Нору, где человеческие детёныши кормили тебя орехами в прошлом году!».

От светлой мысли у гвардейца открылось второе дыхание, и он припустил с двойной скоростью.

«Любовь их безгранична, у меня всегда были лучшие орехи и чистая подстилка», – шептала ему матушка перед сном.

Солнце совсем село, гвардеец вымотался и с трудом различал дорогу в темноте, он чувствовал, как за спиной смыкаются острые когти патруля.

«Еще немного, Лак’Тайли, прозванный Скачущий-без-устали». Впереди замаячил спасительный свет.

Смерть-с-небес выпрыгнул из чащи и резко остановился, лес обрывался и дальше стелился карьер. Там, где росли Деревянные Норы теперь сновали Стальные Медведи, разрывая, сгребая и выравнивая землю.

«Но запомни главное, что я поняла о людях. Люди действительно готовы продать все, если цена их устроит».

Лак’Тайли запыхался, боль в груди стала невыносимой. Бежать больше некуда. Он развернулся в сторону леса и в этот момент над ним распахнулись десятки совиных крыльев.

История Дэна

Брошь в форме звездочки – это все, что мне осталось от матери. После её смерти отец собрал все фотографии в доме и отнес в подвал, в котором не горел свет. Бывало, отец спускался вниз со свечой и всю ночь рыдал там, думая, что я не слышу. На следующее утро он накидывал старое пальто и уходил в город, прихватив с собой пару домашних вещей, что можно было легко продать. После несчастного случая с матерью он нездорово беспокоился, что я могу навредить себе или убежать. И запирал меня в единственной комнате с замком. В подвале, в полной темноте, исключая тонкий лучик света, проходившего сквозь наглухо заколоченное окно. «Я скоро вернусь», говорил он и оставлял мне с собой несколько одеял. Но один раз забыл.

Стояла середина ноября, и ударили первые заморозки. В тот день снова хлопнула дверь и вокруг сомкнулась привычная тьма. Мысль о забытых одеялах пришла только тогда, когда наступили сумерки и земля стала промерзать. Я поджал ноги, спрятал кисти рук в карманы и нащупал онемевшими пальцами знакомое тепло. Звездочка. Мамина брошь словно сияла во мраке. Жалкий свет из окошка собирался вокруг нее, танцуя и извиваясь. Завораживающее зрелище. Искорки на поверхности серебра собирались в картины. Нет, в целые истории. Далекие глубины космоса, холодные объятия Арктики, нечто страшное, холодное и… Прекрасное.

В тот раз отец вернулся только под утро. Я часто обращаюсь к этим воспоминаниям. Распахивается дверь и в лучах яркого света он, шатаясь, спускается по ступеням. Обнимает меня, неподвижного, и рыдает. А я засыпаю, не в силах пошевелиться.

С того случая отец перестал пить. Но я все равно тайком спускался в подвал с маминой брошкой и разглядывал игру света на серебряной поверхности. Так и собирались истории, которые выросли со временем в целые книги. Мне трудно сказать, злюсь ли я на отца. Жизнь наказала его за каждый из грехов. Но иначе, я бы никогда не открыл для себя этот мир. И еще ужаснее, не открыл бы его вам.

Георгий Эристави

Ящик папиного стола

Эмиль Яковлевич увидел направленное на него дуло пистолета и побледнел. Он представил себе, как вылетающая из этого ствола пуля пронзает его тело, и совсем не рассчитывал, что его жизнь может закончиться так бездарно и быстро. Он сделал пару шагов назад, к двери, нащупал дрожащей рукой ручку и потянул на себя. Но дверь не поддалась. Подлые мысли завертелись в голове Эмиля Яковлевича, пальцы судорожно дергали ручку в разные стороны, дверь наконец открылась и выпустила его в спасительный коридор.

В графе «имя» ее свидетельства было записано «Жеральдина», а в качестве места рождения значилась Германия. Дина росла обычным ребенком. По утрам она съедала завтрак, брала портфель и шла в школу – мимо забора военного городка, дворничихи у входа, здоровалась – сначала по-немецки, потом по-русски, отсиживала в классе положенные часы и шла домой. Затем она съедала обед и выходила во двор, где чаще всего играла с мальчишками в войну. Она носила платье, но это была неподходящая одежда для таких игр. С девчонками она тоже играла, но они были скучны.

Потом семья уехала в Россию, их замотало по стране, и к восьмому классу Дина оказалась в небольшом городе, где-то между Казанью и Пермью. Родители удачно, как они полагали, устроили ее в школу для умственных спортсменов повышенного уровня. В классе все сидели парами, и только одно место за задней партой было свободно, туда Дина и села. Учителя были к ней равнодушны, соседкой оказалась болтливая толстушка Марта, с остальными отношения так и не заладились.

Благодаря Марте Дина быстро узнала все самые тусовочные места в городе, но везде скучала, пока не оказалась на репетиции группы «Девелоперз». На полу полутемной каморки, расположенной в пристрое мебельного склада, лежал облезлый ковер, в центре ковра стоял микрофон, стену подпирал высокий худой парень и что-то бубнил на бас-гитаре, далее высилась барабанная установка, в которой сидел толстый лысый малый и показывал чудеса, но главное чудо свершилось, когда к микрофону вышел он – длинноволосый, татуированный и веселый – Джокер. И полетели искры. Дина впервые в жизни почувствовала, как по коже бежит электричество.

После репетиции вся компания зашла в кафе, заказали пиццу и коктейли, разговор зашел о кино, Джокер оказался на стуле напротив, он продолжал искриться и веселиться, размахивал руками, изображая актеров из разных фильмов, а Дина сидела, смотрела ему в рот и глупо улыбалась.

Днем, на уроках – Дина глупо улыбалась, Марта задавала дурацкие вопросы, учителя были равнодушны, родители ничего не подозревали, вечером Дина бросала сумку и убегала туда, где однажды Джокер как бы невзначай сказал, что сегодня дома у него никого нет, они пошли к нему домой, поднялись на 5-й этаж и оказались в маленькой квартире, на диване, и им уже никто не мог помешать.

Дина жила в раю. Но как-то раз задержалась после уроков и пошла на репетицию позже обычного. В каморке было тихо и пусто, она осторожно заглянула и увидела это. Он сидел и обнимал на диване какую-то незнакомую блондиночку, и Дина сразу же вышла, чтобы не унижаться.

Отец Дины работал ночью, а днем спал. В ящике стола он хранил пистолет.

На следующее утро Дина встала, оделась, съела завтрак, взяла школьную сумку, и именно в этот момент ее голову посетила мысль, которая заставила вернуться и открыть ящик папиного стола.

Учитель физики, Эмиль Яковлевич, словно фигурист-виртуоз, выводил на доске тонкости применения закона Бойля-Мариотта. Ему нравилась его работа, он пользовался уважением и успехом, он нес свет в массы, но ему все время мешали разговорчики, доносящиеся с задней парты. Марта спрашивала Дину, что она теперь собирается делать, а Дина говорила, что не знает, вернее, знает, но ей страшно, но все же надо пойти и выяснить все до конца, и для этого она кое-что захватила из папиного стола, и даже показала именно что. В этот момент Эмилю Яковлевичу окончательно надоели разговорчики, он обернулся и увидел, как на задней парте девушки друг другу показывают какой-то гаджет, он не выдержал и заголосил «Дайте это мне сю-да, сей-час-же!». Дине вдруг стало его жалко. Она встала, вытащила это из сумки, но Эмиль Яковлевич как следует разглядел, что она держит в руке, вспомнил, что читал в интернете про такие случаи, и мудро выскочил в коридор.

Дина поняла, что ее учеба на этом закончилась, и началась взрослая жизнь, и все одноклассники это поняли, они смотрели на нее со страхом и восхищением, но ей было уже все равно, ноги уже выносили ее вон из класса и из школы.

Эмиль Яковлевич забежал в учительскую и дозвонился, но голос из полиции поинтересовался, есть ли убитые или, на худой конец, заложники, Эмиль Яковлевич попытался все объяснить, но голос из полиции резонно рассудил, что, поскольку убитых и заложников нет, то незачем тратить время и государственный бензин.

Дина шла по улице, навстречу шло много людей, которым было абсолютно все равно – куда она идет, зачем, и что у нее в сумке. Она вошла в разгар репетиции, и тут получилось еще хуже. Блондиночка с визгом заметалась по комнате и наконец убежала, а Джокер долго стоял на коленях, размазывал сопли и просил прощения, Дина держала в руках трясущийся пистолет, смотрела на него и тоже плакала. От отчаяния ей даже захотелось пострелять, и она даже нажала на спуск, но пистолет не выстрелил, потому что стрелять она не умела, а может потому, что она его случайно не зарядила. Джокер понял, что сегодня его не убьют, что Госпожа Смерть не обняла его, а лишь слегка погладила, и это настолько его развеселило, что он рассмеялся, захохотал, и хохотал потом еще несколько месяцев подряд.

Дина посмотрела на него, вытерла слезы, вернулась домой и положила пистолет обратно, в ящик папиного стола.

3 рубля

Гастрольный тур «Ботаников» подходил к концу. Музыканты сидели в сумрачном вагоне-ресторане. За барным столиком храпел пьяный Ильшат. В такт движению поезда позвякивала посуда. Мимо проплыла официантка. Телевизор транслировал боевик «Патриот».

В конце вагона расположилась шумная компания. Аборигены солнечных республик что-то весело отмечали. Подошел жизнерадостный кавказец:

– Ребята! А ви кто такие?

– Мы – музыканты. Едем на концерт, в Екатеринбург.

– О! Я сам тоже музыкант! И мой брат тоже музыкант! А что ви играете?

– Да так, разное. Рок в-основном.

– Рок? Я люблю рок! А ви любите шансон? Давайте знакомиться! Меня завут Артур!

Появилась официантка.

– Дэвушка! Минэ две бутылки водки, пожалуйста!

Получив заказ, Артур протянул крупную купюру.

– Сдачу принесу чуть позже, – объявила официантка.

Артур с бутылками отправился к себе. Через пару минут официантка принесла сдачу. Не дождавшись клиента, положила на блюдце. Которое поставила на столе к Ильшату. Услышав звон монет, Ильшат открыл глаза. Оглянулся. И сгреб сдачу в карман.

К барной стойке подошел Артур. Позвал официантку.

– Где сдача?

– Здесь только что была.

Официантка показала на пустое блюдце. Артур растормошил сонного Ильшата.

– Эй ты, проснись! Это ты взял деньги отсюда?

– Какие деньги?

– Здэсь только что лежали мои деньги! 3 рубля! Это ты из взял?

– Не брал я ничего. Нужны мне ваши несчастные 3 рубля. Я вам сам могу денег дать.

– Давай посмотрим твои карманы!

Артур приподнял Ильшата и стал обшаривать.

– Убери руки, обезьяна черномазая!

– Как ти меня назвал? А это что такое?

В руке Артура блеснули монеты.

– Ти – позорный крыса! Я из тюрьмы только что вышел! Ти знаешь, что я сейчас сделаю?

Артур размахнулся и ударил. Ильшат перелетел через столик. Из носа брызнула кровь. Ильшат медленно поднялся и бросился вперед.

– Прекратите сейчас же! Я вызываю полицию! – закричала официантка.

В утреннем окне показался Екатеринбург.

– А куда девался Ильшат?

– Видели мы этого кадра ночью. Полиция его с поезда ссаживала.

– И все из-за каких-то 3-х рублей.

Дед и кот

Вместе со старостью пришла бедность. Сил у деда едва хватало на поддержание ветхого хозяйства, и с наступлением холодов в избе было ненамного теплее, чем снаружи.

Васька появился в тот самый день, когда выпал снег. Он прибежал откуда-то со стороны леса, худой и облезлый, запрыгнул на крыльцо и потерся о валенок деда. Михалыч достал миску, накрошил туда хлеба, залил остатками похлебки – и кот принялся жадно есть. Насытившись, запрыгнул на полати и свернулся у деда на животе – так и перезимовали.

Наступила весна. Кот выправился, шерсть заблестела. А когда сошел снег, Васька стал пропадать по ночам. Как-то днем, когда кот грелся на солнце, в окно избы постучали. Во дворе стояла соседка Клава и трясла окровавленной курицей.

– Может, лиса? – предположил Михалыч.

– Какая лиса! Это твой ирод Васька сделал. Больше некому!

Васька мурлыкал и умывал наглую морду.

Через день Клава появилась снова – на этот раз с придушенным кроликом.

– Михалыч! Угомони кота. Не то давай, я его сама.

Дед отнес кота в лес и оставил. На следующий день Васька прибежал обратно, а ночью принялся за старое.

К деду ходили со всей деревни, счет кур перевалил за десяток.

Михалыч дождался вечера, поймал кота и посадил в мешок. Взял веревку, камень и вышел с мешком за ворота, к реке. Столкнул лодку в воду и стал яростно грести. Когда деревня скрылась за поворотом, Михалыч бросил весла, привязал камень, сделал петлю, достал кота и затянул петлю на его шее. Васька лез на колени, мурлыкал и терся.

Дед вернулся домой, забросил пустой мешок под крыльцо и лег спать.

На рассвете его разбудил какой-то неясный, странный стук, доносящийся со двора. Михалыч слез с полатей, открыл дверь и выглянул. Прямо к нему полз мокрый и грязный Васька. За ним волочился на веревке булыжник. Веревка перетерла шкуру на шее, сочилась кровь. Васька подполз и попытался потереться о ногу деда. Михалыч схватился за сердце и сел, прислонившись к двери.

Через пару дней деда похоронили. Про кота так никто и не вспомнил, не до него было.

Eleanor Oz (Елена Сорока)

Когда наступит утро

В здании вокзала людно. Кто-то уезжает, кто-то возвращается. Всем есть куда стремиться. А мне некуда. Я, пожалуй, посижу в зале ожидания. Жизнь стала предсказуема и скучна. У меня создаётся ощущение, что я бегу по кругу: одни и те же лица, одинаковые дни. Наверное, стоило бы уехать, хоть на некоторое время, вдруг я смогу вернуть свою музу? А то, похоже, что она оставила меня одного. Я снимаю фильмы. За моими плечами пара шедевров и с десяток ещё довольно добротных работ. И – тишина. Я не знаю, о чём ещё бы мне хотелось сказать. Я потерял голос своего вдохновения.

Сидящая рядом девушка поворачивает ко мне голову:

– Добрый день, – и улыбается так ясно и солнечно, что у меня захватывает дух.

– Добрый день. Мы знакомы?

– Тебе виднее, – снова солнечная улыбка.

Я перебираю в памяти лица. Прихожу к выводу, что видел её на очередном сборище людей по поводу моего нового фильма.

– О, как всё запущено! Ты действительно меня не помнишь? – Она внимательно изучает меня.

– Вроде бы проскальзывает что-то в памяти, но, извини, практически нет. А это важно? – Я в лёгком недоумении: с чего бы мне помнить случайных девиц.

– Зачем ты здесь? – После этого вопроса у меня складывается ощущение, что она знает меня лучше, чем я предполагал. Начинаю обстоятельно рассказывать о своих планах, об ушедшем вдохновении, об отчаянии. Сам удивляюсь себе, что так откровенничаю с практически незнакомым человеком.

– Всё понятно с тобой, – она явно разочарована моим рассказом. – Смотри внимательно вокруг и ты увидишь вдохновение во всём, что тебя окружает. Не обязательно за ним куда-то ехать, искать. Мир рядом с тобой полон идей, нужно только их заметить.

Я недовольно скривился:

– Это банально. Ничего нового ты мне не рассказала.

– Давай тогда проверим, мой недоверчивый друг? – Она берёт меня за руку и показывает на людей.

– Видишь этих двоих? Они явно старые друзья и встретились после долгой разлуки. Кто знает, сколько лет они не могли обнять друг друга? А эта пара? Они расстаются. Неизвестно, когда увидятся и произойдёт ли это вообще. И это лишь пара моментов, из которых ты можешь создать чудесные истории. Грустные или весёлые, печальные или счастливые – это зависит лишь от тебя. Но нужно просто их заметить, твоих будущих героев. А там…

Она продолжала мне рассказывать об окружающих нас людях, а я улыбался и думал, как хорошо мне рядом с ней и уютно. Как-будто я вернулся в тёплый дом после тяжёлой дороги. И тут мой взгляд скользнул по мужчине и девушке. Что-то было не так. Они явно ссорились. Пытались сдерживать себя на людях, но у них это плохо получалось. Девушка резко оттолкнула мужчину и пошла к выходу. Я указал на неё:

– А какую историю можно создать из этой ситуации? – И улыбнулся, думая вновь услышать что-то нравоучительное. Она напряглась:

– Страшную…

Я не успел ничего сказать, как снаружи раздался громкий звук удара и жуткий крик. Мужчина, который был с девушкой, бросился на улицу. Я побежал следом. Машина с помятым капотом стояла на дороге. А впереди, на белом снегу, лежало изломанное тело девушки, которая вышла. Вокруг сновали люди, кто-то звонил по телефону, вызывая скорую помощь и полицию, а я лишь мог ошалело смотреть на то, что пару минут назад было таким полным жизни. В кармане противно пищал телефон и я всё пытался его нащупать…

…Я резко открыл глаза по звонку будильника, пытаясь понять, где нахожусь. Надо же, это всего лишь сон… Пора было подниматься, но я лежал, глядя в потолок и обдумывая то, что мне приснилось. И тут меня озарило. Давным-давно, мы с друзьями затеяли разговор о музах и решили нарисовать, как мы их видим. Это она, моя муза! Она вернулась ко мне во сне. И даже подала идею, которую стоит обдумать.

День закрутил меня в заботах и хлопотах, о приснившемся я и думать забыл. Домой вернулся затемно. Разделся, включил телевизор… С экрана на меня смотрела моя муза. «Несчастный случай возле здания вокзала, девушку в тяжёлом состоянии отвезли в больницу. Просьба всех, кто знает пострадавшую, обращаться по телефону…»

Не помню, как я добрался до больницы, как отвечал на вопросы медицинского персонала. Не знаю почему мне разрешили дождаться окончания операции, ведь я даже не знал, как её зовут. Незаметно для себя я задремал на неудобном стуле…

– Видишь, я снова дала тебе подсказку, а ты её проигнорировал, – сейчас она была печальна, как никогда.

– Я же не думал, что это всё взаправду случится, – я попытался оправдаться, но она не дала мне и слова сказать:

– Ты просто не веришь мне. Раньше верил и у тебя всё получалось, всё шло хорошо. потом ты стал заносчив, отвергал всё, что я тебе посылала. Вот мне и надоело. Сколько можно мной пренебрегать? Я решила дать тебе последний шанс. И даже вероятность того, что ты встретишь свою любимую. И что ты сделал? Ничего. Ты даже не принял всерьёз то, что увидел во сне.

– Но я же приехал сюда, – я почувствовал, как в горле застрял комок. – Я попытаюсь, нет я смогу всё исправить. Только пусть она выживет, пожалуйста.

– Ладно, тогда будем считать, что я предупредила тебя в последний раз…

…Я проснулся, словно от толчка в плечо. За окном просыпался новый день. Интересно как: сон во сне. Первый раз такое. Что ж, пора вставать и обдумать планы на день. Но в голове упрямо билась мысль: «Ты пообещал». Я решил, всё-таки, съездить в место, которое увидел во сне. Вдруг это действительно произойдёт? Я слишком долго игнорировал свой внутренний голос. Пусть же сейчас он поведёт меня.