Текст книги "Крым 1917–1920. Революция и Гражданская война"

Выход из тупика автор находит в том, что «нужно обмен мнений, нужно объединение опыта, взаимное обогащение дорогими уроками жизни. Но необходимо не только коллективное обсуждение (разрядка автора) острых вопросов дня: момент диктует потребность в коллективных действиях (то же).

Однако и сам автор не верит в выполнение его пожеланий. В той же статье он заявляет: «мы знали, что и при самых благих намерениях и самом энергичном напряжении воли и сил многие трудности могут оказаться неодолимыми».

8 декабря та же газета становится уже более решительной. Если в апреле газета считала возможным «сделать заявление тем, от кого зависит принятие общих мер», то в декабре в статье «Продовольственный вопрос и политика» пишется уже о том, что «надо только отказаться от старых путей, приведших к современным затруднениям, и тогда мы с нашими ресурсами сумеем организовать тыл для обороны страны. Это путь – раскрепощение общественных сил и уничтожение пропасти между властью и обществом» (разрядка моя. – М.Б.).

В цитированном выше донесении жандармского полковника 18 декабря имеются уже более прямые, хотя и старательно им вуалируемые указания на то, что «среди населения Таврической губернии раздается ропот по адресу Центрального правительства и обвинение такового в якобы полной бездеятельности»…

Война, вскрыв язвы бюрократического аппарата, обострив противоречия самодержавного капиталистического строя, заставила отдельные группы более активно выступать, требуя «раскрепощения общественных сил».

Оживление нужно отнести не только за счет кадетов – буржуазии, недовольной тем, что затянулось время получения прибылей от войны для одних и желающих еще больше нажиться от войны для других.

В июле отмечавшее, что «мирное и спокойное по характеру» население Крыма «занято исключительно насущными вопросами», что «вопросы политики общей массе чужды», жандармское управление в октябре с некоторой тревогой заявляет о далеко не спокойном, не мирном характере населения. Прежде всего жандармское управление констатирует, «что утомление последнего (общества. – М.Б.) безусловно чувствуется, и общество нервирует не столько сама война и ее ужасы, сколько с каждым днем развивающиеся неурядицы и беспорядки внутренней жизни, причем даже раздаются голоса, что дальнейшее успешное движение войны возможно лишь при условии немедленного устранения существующих непорядков тыла»[11]11
  Дело Тавр. губ. жанд. упр. за 1916 год, № 34 (по описи 258). Крымцентроархив.


[Закрыть]. Однако оно не может скрыть, что «с остановкой общего нашего наступления оно (т. е. настроение) несколько понизилось». Узость мышления не позволяет жандарму указать настоящие причины упадка настроения; он, не связав концов, объясняет это так, как присуще бюрократу, скудостью «официальных сообщений, получаемых с театра военных действий».

Одновременно указывается на «мародерство торгового класса», которое «с каждым днем интенсивнее». Оказывается, что «общество самостоятельно бороться с этим злом не в состоянии», а администрация «многого сделать и устранить не в силах, без общей планомерной работы в империи». Вероятно, под влиянием растущего голода, особенно в неурожайных в этом году районах Крыма, или под влиянием потухшего электричества и вставшего за недостатком топлива трамвая, под влиянием растущего недовольства во всех слоях общества жандарм, верный хранитель монархического строя, вынужден был признать бессилие бюрократической администрации в решении кардинальных вопросов и, даже больше, сам того не желая, признал неизбежность и необходимость серьезных реформ или «планомерной работы в империи».

Крестьянство, придавленное безземельем, нуждой, быстро в войне разоряющееся, ждет от правительства решения двух, по заключению н-ка жандармского управления, вопросов: 1) отмену ограничений сословного порядка и 2) наделения землей «хотя бы за плату», добавляет он. Последнее, конечно, неверно, ибо крестьянство в первые же дни революции, начав отбирать пахотную землю и сенокосы у крупных землевладельцев, доказало, что его идеалом является взять землю без всякой платы; на разговорчики агитаторов, доказывающих на основании «политической экономии» необходимость уплаты за землю, крестьяне отвечали, что этого не будет. Но безусловно правильно отмечено то, чего ждут крестьяне. Верно и то, что «неудовлетворительное разрешение этого вопроса может грозить большими осложнениями, без всякого участия революционных партий». Вероятно, не представляя себе точно, к чему может прийти крестьянство под руководством самой революционной партии, начальник жандармского управления, однако, правильно указал вековое стремление крестьянства к земле наряду с выросшим в условиях товарного хозяйства стремлением к уничтожению пережитков крепостного строя, заключающихся в различных сословных ограничениях для крестьян.

Важно также указать факт, способствующий на почве экономической заинтересованности разжиганию национальной вражды и патриотизма. Факт заключается в том, что правительство выдвинуло закон о ликвидации немецкого землевладения в Крыму. Почему немецкий крестьянин должен пострадать за грехи якобы германского императора, на самом деле за желание империалистов поделить колонии, уничтожить друг друга с тем, чтобы уменьшить количество конкурентов? Об этом меньше всего думало правительство. Оно, чувствуя, как почва ускользает из-под его ног, искало случая доказать искреннее желание обогатить свою доморощенную буржуазию и, кроме того, оно этим поступком разжигало враждебность между национальными группами, населяющими Крым, поддерживая быстро угасающий патриотический огонек.

Внимание крестьян отвлекалось от решения земельного вопроса в целом надеждой на получение освободившихся от немцев участков земли «хотя бы за плату».

Рабочее движение, как указано выше, не было развитым вследствие слабости рабочего класса при неразвитой промышленности с господством кустарно-ремесленного производства.

Подготовляемое на заре нового подъема в рабочем движении после годов жестокой реакции восстание матросов в Черноморском флоте в 1912 году не имело связи с рабочими массами Крыма. Подготовка закончилась расстрелами, ссылкой на каторгу, что понятно расстроило флотские организации. После 1905 года севастопольские предприятия (военпорт, морзавод) комплектовались таким составом, который был вполне «благонадежен». Все так или иначе замешанные в революционном рабочем движении увольнялись, и их место занимали бывшие сверхсрочные служаки и подобные им элементы.

Кроме того, необходимо иметь в виду, что Крым во время войны являлся пограничной полосой со всеми вытекающими из этого последствиями. Строжайшие приказы военного начальства, некоторая угроза со стороны турецкого флота, а иногда и обстрел прибрежных городов, законы военной полосы, распространяемые на гражданское население, – все это создавало условия, затрудняющие, делающие зачастую невозможной революционную пропагандистскую массовую работу. Флот со специально подобранным командным составом, выполняющий военную работу, которая сводилась к нескольким неудачным погоням за «Гебен» и «Бреслау», нападениям на турецкое побережье и к минированию выхода из Босфора, – жил своей жизнью. Не связанный с населением при вышеуказанных условиях, флот отставал, революционная работа в нем была весьма слаба.

При учете всей суммы условий станет понятным заявление жандармского управления, в котором указывается:

«Самое левое течение общественной жизни, основывающее свою политическую платформу на социалистических началах, как социалисты-революционеры и социал-демократы, никогда не было сильно распространено в районе моего наблюдения», и дальнейшее более ясное: «В районе губернии нет в данное время объединенных антиправительственными идеями рабочих масс и лиц, всецело занятых развитием и укреплением в среде последних духа социальных учений и противоправительственных воззрений, в силу чего рабочее движение в общей массе не может пока получить правильного организационного основания и развития на политических началах»[12]12
  Дело Таврич. губ. жандарм, упр. за 1916 год, № 34-II (по описи 258). Крымархив.


[Закрыть].

Жандармское управление на опыте своих собратьев и своем собственном знало, что движению нужны руководители. Недаром же всегда жандармы и полиция старались взять в организации ее головку. А вот головки, организованного ядра, вообще организации, в Крыму не было у социалистических групп. Одиночки социал-демократы, социалисты-революционеры и др., проживающие в Крыму, вели работу каждый отдельно.

Несмотря на отсутствие сколько-нибудь сильных организаций, под дамокловым мечом законов прифронтовой полосы отдельные группы рабочих, выведенные из терпения большим вздутием цен, общим ухудшением экономической жизни края, выступали с рядом экономических требований, иногда подкрепляя их забастовками. Забастовки имели место в Симферополе, где наиболее активной и революционной группой были рабочие завода Анатра, а также в Феодосии, Севастополе.

О росте цен дает представление следующая таблица:

Нужно отметить, что на ряде предприятий в Крыму, как и в других районах, было очень много военнопленных и укрывшихся от мобилизации на фронт русских. На Керченском заводе военнопленных было больше 200 человек. Рабочие, укрывающиеся на предприятиях от мобилизации, были весьма нереволюционным элементом, они не шли даже на экономические забастовки, так как участие в забастовке в условиях «особого», «военного», «прифронтового» и всяких иных положений вело к увольнению с предприятия, отправке на фронт, а от этого последнего они и скрывались.

Особого внимания заслуживает промышленная Керчь, где имелись крупные предприятия (табачная фабрика, металлургический завод). Интересна Керчь не революционным движением рабочих, а ярко выраженным влиянием торгово-промышленной буржуазии на рабочих. Вот что пишет тов. Е. Полуян-Верецкая в № 64 газеты «Красная Керчь» 21 марта 1927 года: «Если социалисты не вели подпольной революционной работы среди керченского пролетариата, то торгово-промышленная буржуазия вела и подпольную и открытую работу по одурманиванию демократических слоев местного населения. Особенно деятельными и яркими фигурами на этом поприще являлись фабриканты-табачники Месаксуди.

Промышленники американской складки, они ловким подходом к рабочим своей табачной фабрики разлагали и убивали в них всякое человеческое достоинство и пролетарское самосознание. Давая подачки в виде наградных, крестя у них детей, устраивая кооператив, они добились того, что рабочие поверили в искренность их «доброты», пошли на удочку и, работая не за страх, а за совесть 10–11 часов в сутки, создавая предпринимателям громадные прибыли, считали их своими «благодетелями».

Таким образом, эти хищники со спрятанными когтями, добились максимальной производительности на своей фабрике. И в то же время сделали из своих рабочих не сознательных пролетариев, а «барских людей».

Эта совершенно правильная характеристика подтверждается телеграммой керченского градоначальника, адресованной командующему Черноморским флотом в первые дни февраля. В ней сообщается следующее: «Рабочие пытались устроить манифестацию, но отказались, не желая нарушить покойного течения жизни».

Одурманивание зашло настолько далеко, что уже после революции Месаксуди был избран городским головой.

Обработка масс перед революцией шла не только по линии рабочих, но и по линии флота. В материалах Крымцентрархива есть указания на то, что Колчак практиковал своеобразные «инструктивные» собрания офицеров и духовенства по вопросам борьбы с «вредными» влияниями в среде матросов.

Наиболее активной военной группой, в которой были брожения, нужно признать запасных различных полков. Их настроения перед Февралем начинают беспокоить местную власть.

В Крыму к 1917 году было очень много беженцев из местностей, занятых австро-германскими военными частями. Беженцы эти в большинстве буквально голодали. Оторванные от родного крова, разоренные, они не могли найти здесь работы, пособие же, выдаваемое им, было настолько мизерным, что не позволяло быть сытым. Пособие равнялось 20 коп. в день. Выдача пособия затягивалась иногда на месяц, а то и больше. В Симферопольском уезде беженцев насчитывалось до 2706 человек, в Феодосии 1770 чел. Своим присутствием, голодовками они лишний раз говорили населению о тех ужасах, которые несет с собой война, заставляли некоторых задумываться над вопросом о целях войны. Играть субъективно революционную роль в незнакомом для них до этого крае они, конечно, не могли.

Все сказанное выше позволяет сделать выводы о том, что к февралю 1917 года в Крыму при отсутствии рабочего-класса, большом влиянии буржуазии, при отсутствии сколько-нибудь крепко организованной партии, с крестьянством совершенно неорганизованным, а в отдельных частях национально враждебным – серьезного движения в пользу Февральской революции не было. Исключение составляют кадеты и близкие им группы. Остальное население выражало свое недовольство войной в формах, при которых власти надеялись на мирный исход. Революционизирующим фактором был земельный вопрос для крестьянства, но и тут, как указано выше, подготовкой ликвидации немецкого землевладения удавалось временно отвлечь внимание от главного врага – царизма и буржуазии, направив его в другую сторону – разжигания национализма и патриотизма, натравливания против «немцев-шпионов, захвативших землю».

Глава II. Февральская революция

Первые дни. Февральская революция для значительного числа населения Крыма явилась неожиданностью. Первые сведения о революции были получены из отрывочных сообщений газет и слухов о «каких-то событиях в Петрограде». События в Петрограде генерал-губернатор Эбелов, вице-губернатор Горчаков и командующий флотом Колчак старались представить простыми беспорядками. Эбелов в своем приказе сообщал, что «беспорядки последних дней в Петрограде прекращены вмешательством председателя Государственной думы Родзянко»… Приказы Эбелова и Колчака заканчиваются призывом «твердо и непоколебимо выполнять свой долг перед государем императором и родиной». Подробные сообщения о революции газеты первые дни не печатали. Только 5 марта вице-губернатор Горчаков принимает у себя депутацию «общественных» деятелей, которые благодарят его за гуманное отношение к населению и постоянную готовность помогать общественным организациям. С 6 марта власть от него перешла к председателю губернской земской управы Харченко. В других городах Крыма события шли тем же путем. Так, в Севастополе 5 марта по требованию огромнейшей толпы народа Колчак должен был выступить с сообщением о революции; до этого он собирал командный состав, которому дал указания о поддержании порядка и боевой готовности флота.

В Феодосии еще 5 марта в местном суде слушаются дела «за оскорбление его величества» и в этот же день испрашивается разрешение губернатора на созыв собрания, где бы можно было сообщить о революции, «событиях в Петрограде», как официально называли разразившуюся революцию.

4, 5, 6 марта по городам Крыма быстро создаются общественные комитеты. Руководящая роль в общественных комитетах достается буржуазии. Советы, начавшие организовываться, в эти же дни заполняются меньшевиками, эсерами, вернее, депутаты совета попадают под влияние нескольких представителей указанных партий. Буржуазия, взявши власть, не думала о многом: она считала, что «события скоро получат твердое правовое обоснование», революция «развяжет руки общественности, которая получит полную возможность служить родине и борющимся братьям» (из речи Налбандова в Симф. гор. думе)[13]13
  См. газету «Южные ведомости».


[Закрыть]. Дальше стремлений, высказанных в ноябре – декабре 1916 года о том, чтобы уничтожить разрыв между властью и обществом, буржуазия не шла. Наиболее откровенной в своих помыслах оказалась керченская буржуазия. 6 марта там было опубликовано такое воззвание городской думы: «Городская дума считает долгом разъяснить, что опубликованная местной газетой «Южная почта» телеграмма под заголовком «Отречение великого князя Михаила Александровича от престола» по своему заглавию не соответствует истине, так как великий князь Михаил Александрович в действительности согласился вступить на царский престол, поставив условием, чтобы его избрал весь русский народ»[14]14
  Дело обществ. комитета. Керченский райархив.


[Закрыть]. Уничтожив для вида полицию, начальником милиции назначили бывшего полицеймейстера Смирнова И. Революция по отношению к жандармам в первые дни выразилась в замене синего цвета нашивок белым.

Не допускать глубоких изменений, свести революцию к куцым и выгодным для буржуазии реформам, затормозить развитие массового движения – такова была линия буржуазии в этот момент. Большую услугу в этом отношении оказывали капиталистам меньшевики: не разъясняя населению сути происшедшего, они явно тормозили самое движение. Классическими документами, характеризующими предательство меньшевиков, служат обращения Феодосийского и Керченского сов. раб. деп. Первый, Феодосийский, указав на серьезность переживаемого момента, призывает население к тому, чтобы «ни в каких демонстрациях участия не принимать». Керченский совет обратился к рабочим с таким призывом: «10 марта в Петрограде устраиваются гражданские похороны героев великой борьбы за освобождение. В этот день вся свободная Россия должна увековечить память положивших жизнь свою за всенародное дело. Народное правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов в Петрограде объявили день 10 марта днем всенародного почитания. 10 марта день весны, который должен праздноваться ежегодно всей Россией.

Товарищи и граждане!

Впервые этот день празднуется в момент, когда идет организация нового строя. Теперь от всех нас требуется работа, дело.

Товарищи и граждане!

Помните, что каждый день, каждый час нам дорог. Каждый миг праздничного промедления задерживает нашу работу, которая так необходима сейчас для дела свободы и мощи армии.

Об этом Керченский совет счел священным своим долгом подумать. Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов признал, что в переживаемый нами момент мы должны всенародный праздник провести за работой, за делом. Мы считаем, что теперь это будет лучшая почесть, которую мы окажем памяти тех, кто жизнью своей заплатил за наше освобождение. Они не пожалели своей жизни, мы не должны жалеть своего труда, чтобы закрепить новый государственный строй.

Исполнительный комитет считает, что теперь работы в мастерских, фабриках и заводах не должны прекращаться ни на минуту. Работа должна идти с удвоенной энергией, усиленным напряжением.

Никаких выступлений, никаких митингов, от всего этого нужно воздержаться, когда от работы, от нашей энергичности зависит окончательный успех революционного движения. Поэтому исполнительный комитет призывает всех товарищей и граждан в первый день весны, в день гражданских похорон героев оставаться на местах за своим обычным делом, за своей постоянной работой»…[15]15
  «Известия Совета», № 1, 10 марта 1917 г.


[Закрыть]

Симферопольские меньшевики не отстают от своих собратий по предательству. Они убеждают рабочих, задумавших объявить забастовку экономического и политического характера, не выступать, т. к. момент требует напряжения сил. Это имело место по отношению к рабочим ряда симферопольских и джанкойского заводов. В Севастополе совет рабочих депутатов порта, по свидетельству Колчака, заявил последнему, что рабочие «будут выполнять свои работы, как и раньше; даже вначале заявили мне (Колчаку. – М. Б.), что они не признают 8-часового рабочего дня и будут работать столько, сколько потребуется для военных надобностей флота. Такое заявление установило самое лучшее отношение с рабочими севастопольского порта…»[16]16
  Допрос Колчака. Под ред. К.Л. Попова, изд. ГИЗ, 1925 г., стр. 52.


[Закрыть]

Такое единение меньшевиков и с.-р. с буржуазией позволило капиталистам укрепиться у власти и начать бешеную агитацию против революционных методов разрешения отдельных вопросов. Буржуазная пресса до того в первые же дни обнаглела, что, откровенно высказывая сожаление по поводу революционного разоружения полиции, писала: «Картина обезоружения полиции производила тяжелое впечатление»[17]17
  Газета «Южные ведомости», 9 марта.


[Закрыть]. Однако губернский комиссар на другой день после обезоружения в Симферополе дал распоряжение провести это и в других городах. В лице организуемой милиции буржуазия надеялась создать себе опору. Привлечение в милицию явно враждебных революции лиц вызвало протест в массах и заставило Советы вынести решение о предварительном утверждении кандидатов Советами.

Первые дни революции приносят большое оживление в политической жизни. Уже к 12 марта создаются комитеты РСДРП меньшевиков, к.-д., с.-р. Кустарь, ремесленник, мелкий буржуа, интеллигент – поставляют человеческий материал для меньшевиков и с.-р. Последние также значительно росли за счет армии и флота. В июне м-це эсеров насчитывали в Севастополе и его районе, считая флот, огромнейшую армию больше 20 тысяч человек. Социалистические партии, не имея средств, не могли в первые дни думать о большой печатной агитации, тогда как буржуазная клика, собравшись у кресла власти, могла под флагом внепартийности развить бешеную агитацию.

С первых же дней начали возникать самые разнообразные по названию, но весьма тождественные по внутреннему существу организации. Организовались все с домовладельцев, торговцев до групп «активных деятелей Февральской революции», союза имени Минина и внепартийных групп республиканской демократии. В апреле месяце в Ялте на собрании граждан истеричный буржуазный интеллигент кричал: «Я дикий и вас призываю к этому. Организуйтесь в союз домовладельцев и квартиронанимателей, платящих налоги. Работники трех классов, объединяйтесь. Совет вставил палку и остановил государственную колесницу». Напрасные, незаслуженные обвинения бросали меньшевикам и с.-р. Они с первых же дней взяли твердый лакейский курс; не напрасно же керченские социалисты оказались отзывчивыми на призыв Месаксуди такого содержания: «Городское самоуправление решило отпраздновать великий день свободной России и постановило: пригласить всех граждан на Соборную площадь, где будет в соборе отслужена панихида по борцам, павшим за свободу, и благодарственный молебен. После молебна и слова пастыря будут произнесены речи городским головой и представителями от войск, рабочих и учащихся» (цитирую по материалам Керченского истпарта).

Услужливость и предательство меньшевиков в дальнейшем сказались еще ярче.

Общественные комитеты и городские думы. Общественные комитеты, созданные в первые дни после получения сообщений, превращаются в простые осведомительные, иначе агитационные, бюро. Власть распределяется между советами, городскими думами и комиссарами. Общественный комитет в Симферополе на одном из своих заседаний решает информацию населения вести «внепартийно», всякие партийные выступления от комитета не разрешались. На деле такое решение приводило к тому, что информация носила явно буржуазный характер.

В апреле 1917 года состоялось совещание общественных комитетов, где наряду с вопросами была заслушана информация о состоянии организаций в городах и просветительной работе в городе и уезде. Сообщения сводились к указанию на важность демократизации городских самоуправлений. Все общественные комитеты для создания большего доверия городским думам ввели туда своих представителей. Кстати нужно отметить, что сами общественные комитеты представляли из себя собрания, где большинство принадлежало буржуазным и соглашательским элементам. Так, в исполнительное бюро Симферопольского комитета было на первом заседании комитета дано рабочим 2 места. Рабочие на этом заседании не присутствовали потому, как сообщают «Южные ведомости», что «они были заняты делом организации совета рабочих депутатов». Буржуазия не могла, конечно, пойти на ломку старой машины управления, пополнение думы было в ее глазах уже большим шагом демократизации.

Характерную резолюцию по вопросу о думе вынесла группа организованных рабочих города Симферополя и его окрестностей. Приведем ее полностью:

«Группа организованных рабочих г. Симферополя и его окрестностей считает самой необходимой задачей настоящего великого момента организацию народных сил для укрепления власти нового правительства и устранения разрухи в политической и экономической жизни страны. Ближайшим образом такая организация на местах должна стать обязанностью городского самоуправления. Поэтому группа предлагает городской думе опереться в своей деятельности на организованные элементы местного населения и пополнить свой состав его представителями. Принимая во внимание, что рабочие и армия вынесли на своих плечах всю борьбу последних дней и что без организованной поддержки рабочих немыслимо положительное разрешение продовольственного вопроса, поддержание внутреннего порядка и промышленной деятельности города, группа предлагает думе привлечь к своей работе делегатов рабочих города Симферополя и его окрестностей, а также представителей армии. Для осуществления такого рабочего представительства группа предлагает городской думе взять на себя устройство собраний на фабриках и заводах для производства выборов уполномоченных, которые в свою очередь выберут представителей в думу. Считая городское самоуправление, пополненное представителями населения, единственной в настоящий момент организацией, общественной силой – группа организованных рабочих отдает в распоряжение городской думы все свои наличные силы для разрешения основных вопросов момента. Группа приветствует героическую армию, в решительный момент жизни родины ставшей на сторону народа, и призывает население г. Симферополя к гражданской выдержанности и мужественному спокойствию, столь необходимым для упрочения завоеванных народом прав».

Неспособность дум и управ старого состава справиться с работой в новых условиях очевидна большинству так же, как очевидна и их непопулярность в массах населения, однако в них стремятся влить новое вино. Одновременно с этим губернское совещание общественных комитетов ходатайствует о введении в продовольственные комитеты своих представителей, ибо они «являются выразителями воли масс населения». Избрание дум и управ происходит значительно позднее. На выборах побеждает социалистическая группа. О распределении мест в думе дает представление следующая таблица:

Несмотря на то что большинство в думах принадлежало социалистам, они и не думали о каких бы то ни было коренных реформах. Додумались некоторые до того, что во главе управы поставили представителей буржуазии, причем на этой почве разыгрался весьма поучительный инцидент в Керчи. Керченская дума избрала городским головой Месаксуди. На сообщение об избрании он ответил, что с неизвестными ему людьми, не знающими городского хозяйства и непопулярными у населения, он работать не будет.

Несмотря на такую звонкую оплеуху, социалисты вновь просили Месаксуди занять должность городского головы и только после второго отказа решили посадить на это место Могилевского (социалист). Программы социальных преобразований, после десятка звонких фраз ни к чему не обязывающих авторов, в своей конкретной части ограничивались пунктами о содействии «доблестной армии», реорганизации продовольственного снабжения через введение общественных представителей и двумя-тремя мелочами. Основную причину экономического расстройства, разрухи и надвигающегося для отдельных районов голода деятели, «облеченные доверием масс», видели в низком уровне культурного развития населения. В подтверждение и с целью углубления этого сказанного в Симферополе выступают в Керчи, заявляя следующее: «Не следует забывать, что первые дни великой русской революции были всенародным светлым праздником, но затем этот праздник стал омрачаться. Русский народ, воспитанный веками в пьянстве, грубости и невежестве, не понял полученной им свободы, оказалось, что революция опередила развитие нашего народа» (по материалам Керч. истпарта).

Комментарий такое заявление не требует. К нему можно добавить только то, что страх перед возможностью развития массового движения преследует буржуазию, а за ней и социалистов. Все внимание направляется к тому, чтобы остановить дальнейшее движение, развитие революции и представить происшедший переворот как не имеющий никакого отношения к вопросам классовой борьбы. Несмотря на большую неорганизованность в управлении краем, буржуазия кричит: «Власть находится в твердых руках». Одновременно с этим губернский комиссар вынужден очень часто менять уездных комиссаров; дело дошло тут до того, что министерство внутренних дел вынуждено было обратить внимание на комиссарскую чехарду, предложив внимательнее подбирать лиц, «облеченных доверием общества».

Чтобы доказать ненужность, вредность самостоятельного выступления пролетариата, кадетский писака в «Южных Ведомостях» заявляет, что 1 мая не является пролетарским праздником, этот праздник «великой идеи социализма». Огромнейший переполох вносит в среду буржуазии и социалистических партий выступление в Петрограде возвратившегося в Россию В.И. Ленина. Лидер местных меньшевиков закричал о том, что Ленин дезорганизатор, он губит революцию, где бы он ни появлялся, там «распадается единение и начинается раскол». Мирное сожительство меньшевиков, социалистов-революционеров и буржуазии они никак не желали разрушить, а так как дух Ленина, несмотря на отсутствие организации большевиков (она начала складываться позднее, см. об этом ниже), начал витать над полуостровом, нарушая мирный сон буржуа и его лакеев, они нашли легкий, с их точки зрения, выход «считать деятельность Ленина пагубной для свободы России и провокационной в том виде, как она сейчас проводится, а потому удалить имя этой заразы из наших умов и сердец» (из резолюции, принятой собранием с.-р. агитаторов в Севастополе. Газета «Революционный Севастополь»).

Вероятно, слабо надеясь на удаление из «умов и сердец», было решено принять и более радикальные меры. Так, в Евпатории в апреле решено: «1) признать в принципе приезд Ленина в Евпаторию нежелательным, 2) просить начальника гарнизона выделить караул для ежедневной поездки в Саки для недопущения проезда Ленина в Евпаторию и 3) если бы Ленину удалось проскользнуть в Евпаторию, немедленно арестовать его и выслать обратно из Евпатории»[18]18
  Цитирую по газете «Южные ведомости».


[Закрыть].

Керчане оказались более любезными. Они не возражают против приезда Ленина, но при условии не выступать, а если выступит – арестовать. Севастопольцы приняли решение о недопуске Ленина 342 голосами при 20 против и 47 воздержавшихся. Феодосия искала у себя якобы приехавшего Ленина, но не нашла. Обыскивающий гостиницы начальник караула доложил, что приехавший и заподозренный как Ленин никакого отношения к «известному большевику не имеет».

Продовольственный вопрос. Между буржуазией и социалистами произошло молчаливое распределение обязанностей. Одни из них сели в городские думы, взяв роль уговаривающих и «организующих», вторые, т. е. буржуазия, являющаяся более реально мыслящей, захватили в свои руки руководящую роль в губернии и особенно в продовольственном деле. Так, например, Месаксуди, отказавшийся от должности городского головы, с удовольствием взял на себя обязанности председателя продовольственной управы. Он отлично понимал, что держать в своих руках массы мелкой буржуазии значительно лучше можно экономическими, в данном случае продовольственными мероприятиями, а затем правительственным давлением, поэтому-то Месаксуди и держал в своем распоряжении вначале и управление градоначальника, т. е. такой аппарат, который располагал реальной силой. Впоследствии обязанности градоначальника были переданы «в надежные руки» эсеров. О том, как пользовались своими правами «господа деятели продовольственные», дает представление следующее: «Приверженцы Месаксуди начали вести среди городского мещанства агитацию за необходимость возвращения нашего «благодетеля» обратно. И когда в конце августа гор. думой было опубликовано распоряжение Врем. правительства о повышении цен на муку и хлеб на 100 %, то результаты агитации резко выявились. Собралась толпа народа, преимущественно женщины, и прежде всего бросилась за защитой к «благодетелю» комиссару Врем. прав. П. Месаксуди. Он не мог отказаться от удобного случая развести демагогию и заявил толпе, что все останется по-старому, что никаких повышений цен на муку и хлеб он не допустит. Когда же на следующий день мука все же стала продаваться по повышенным ценам, то толпа собралась еще большая, вваливаясь в продовольственную управу и чуть не разгромила ее, затем захватила на улице Могилевского и с антисемитскими выкриками чуть его не избила.