Текст книги "Десять"

– Да… – протянул Саня. – Вот технологии… пока один другого по башке не стукнет, закон не примут… – Он пытался улыбнуться, – времена-а-а.

– А что ты удивляешься, весь мир так живёт. Вон, они тоже небось дали бабок в мэрии, – Паша показал головой куда-то в сторону, чтобы новый храм строить, – такую землю отхапали. Центр какой-то духовный… кому он нужен… – он в очередной раз с хрустом разорвал обертку конфеты и положил её в рот. – Весь мир так живёт. Чтобы в одном месте стало тихо, нужно в другом бомбу кинуть, тогда все туда повернут свои взгляды… а тут тихо станет… можно дела делать… – Паша снова облизал конфету.

– Ну одно дело… там в Америке, а мы-то что? У них Югославия, Ирак, Ливия… а мы?

– А что мы? Мы ещё лет двадцать назад хотели жить как в Америке, вот и получили… – хитро прищуривался Паша.

– Да ну, – Саша устало отвернулся и задумался.

Помолчали с минуту. Паша закрыл глаза и молча катал конфету во рту.

– Чего-то там неспокойно, иди посмотри, – Саша смотрел в лобовое стекло.

– Уфф. Вместе пошли! Надо уже заканчивать эту богадельню! – Паша открыл дверь и посмотрел на друга. Саша выключил двигатель, вынул ключ и поспешил за ним.

На площадке, где догорала бочка с дровами уже слышалась весёлая, местами бессвязная речь.

– Так, чего стоим? Кого ждём? – Паша с размаху влился в толпу «общественных деятелей», словно полководец на коне. – Давай забор снимать! Чего стоять? Нужно, чтобы они вышли к нам! – Паша придвинулся к забору, взял лопату, которая стояла рядом с бочкой и начал поддевать забор снизу вверх, там, где был небольшой просвет. Забор не поддавался. Через минуту уже около десяти человек помогало Паше в этой тяжёлой «физкультурной» акции. Металл забора сминался, но снять его с креплений не получалось.

Лица парней и молодых мужчин, окружавших в это время Пашу напоминали знаменитых на весь мир бурлаков на русской реке, мышцы их напрягались, лица краснели и местами каменели, руки жёстко сжимали лопаты и железо забора, на лбах выступали капли пота и напрягались жилы. Они всей своей силой и мощью как будто пытались взломать некую защиту, которую поставил тут кто-то очень сильный и могущественный.

Через несколько минут калитка в заборе щёлкнула замком и на звуки потасовки у забора вышли двое охранников.

– Вот они! – крикнул кто-то в толпе.

Толпа остановилась на секунду, не зная, что делать дальше – парни-охранники вышли без оружия, даже без резиновых дубинок, которые почему-то ожидали увидеть у них те, кто стоял по «эту сторону баррикад». Охранники удивленно окинули толпу глазами, словно мысленно спрашивая этих многочисленных пришедших о причине их столь внезапного появления.

Тут же, как по мановению «дирижерской палочки» вперёд выступили как из-под земли выросшие активисты от переселенцев.

– Верните нам жильё! – тонким голосом завопил кто-то из толпы.

– Верните жильё! – вторил тонкому голосу какой-то густой бас.

Из машины журналистов высыпался народ: включались камеры, настраивались микрофоны, готовилась выйти «своим красивым лицом» в эфир телевизионная ведущая Настя, возился с телевизионной треногой раздражённый по какому-то поводу Коля.

Всё работало, буднично, так, как будто они каждый день снимали акции, манифестации и потасовки.

Паша повернулся, выискивая в загудевшей толпе Сашу, и сделал ему знак, подняв руку без телефона к уху, что означало: мол, звони, вызывай ОМОН, надо начинать.

Саша без труда набрал заранее приготовленный номер и сообщил внимательному собеседнику о том, что мероприятие подходит к своему заключительному циклу. На том конце провода ответили, что понимают и выезжают.

Всё было готово для окончания этого заранее поставленного мероприятия. Лишь только стоявшие около калитки охранники молча и медленно соображали, почему тут, рядом с пустой строительной площадкой, на которой еще позавчера установили лишь один бревенчатый домик для охраны стройки, собралось столько озабоченных чем-то людей.

И что им всем было нужно?

Толпе было ясно, что охранников было на стройке немного, это придавало уверенности тем, кто стоял во вторых рядах. Потому что первые ряды немного скромничали и не выступали вперёд. В лицах ожидающих разгоряченных молодых мужчин уже была сосредоточена какая-то уверенность, и в глазах яркими «блёстками» засветился весёлый азарт.

Было ощущение, что залезли в сад нарвать яблоки, и уже бегут назад с уверенностью, что ничего им за это не будет. Поймают, максимум поругают, дадут по одному месту… и отпустят. Именно эта уверенность придавала силы, а силы, словно квашеная капуста, созревали, зрели и были готовы в любую минуту вырваться наружу.

Ещё через минуту Паша уже проходил сквозь толпу, расталкивая своих подопечных и проводя за руку журналистов. Они шли, водрузив свои аппараты, камеры и микрофоны, словно иностранные гости, – и так многозначительно молчали, что казалось, что они молчат на иностранном языке. Да и в глазах их было «налито» явное пренебрежение и к самому событию и к его участникам.

Шли они, словно герои, впечатывая каждый шаг и трогая свою аппаратуру за разные кнопки. Толпа глядела на них с пониманием, и ждала чего-то. Паша выпустил журналистов в сторону охраны, за ними двинулись активисты, с громкими обвинительными речами, ежеминутно поднимая свои транспаранты и вывески, талантливо и высокохудожественно заготовленные Сашей.

Ещё через минуту сзади, к толпе начали подъезжать какие-то серые автомобили, из них начали выходить парни ещё более строгого и серьёзного вида, некоторые из них несли пакеты и сумки. Они быстро смешались с толпой, состояние которой уже было накалено до предела – все переговаривались между собой о причинах столь долгого стояния. В бочку снова полетели дрова, куски железа и мусор, – огонь снова вспыхнул, словно обозначая отправную точку к кульминации сегодняшней общественной «симфонии противостояния».

И действительно, как только журналисты включили камеры и микрофоны, часть толпы подалась вперёд, отодвинув в сторону удивлённых активистов, и началось какое-то движение внутри неё.

Это трудно было понять, – Саша смотрел на этих серых, по-простому одетых молодых мужчин с возбуждёнными лицами и видел, как наливаются их глаза, которые ещё минуту назад не излучали совершенно ничего. Было видно и слышно, как сжимаются в ожидании кулаки и трещат сведённые скулы, – пронеслась какая-то нелепая секундная тихая пауза, как раздался чей-то отчаянный крик:

– Менты!

Видимо, это был сигнал. Как в симфонии, резкое звучание какого-то инструмента означает переход музыкального темпа из состояния «анданте» к состоянию «аллегро»…

Первые ряды расступились. Из толпы быстро выдвинулись несколько человек, подлетели к охранникам, которые до сих пор не могли их ничего понять и осмыслить, и начали наносить удары. В самой толпе неожиданно произошёл некий разворот: часть мужчин вдруг начала лупить другую часть, причём настолько дружно и активно, словно каждый знал свою роль и даже предполагаемое место для удара. Со стороны это было похоже на репетицию боевых групп или показательные выступления каких-то полувоенных формирований. Мелькали кулаки, трещали удары за ударами, кто-то падал и снова вставал, а со стороны с двух камер шла видеозапись всего этого «мероприятия».

Лишь только Саше, смотревшему на происходящее со стороны, всё это казалось страшным сном: вся эта «общественная деятельность», в которую «зазывал» его Павел, почему-то показалась ему настолько грязной и неприятной, что ему как будто бы захотелось выплюнуть всё это ощущение, сесть в машину и отправиться домой. Он лишь краем глаза видел, как Паша, инструктирует журналистов и показывает рукой «направление кадра», словно военачальник показывает направление предстоящего «удара». Паша в это время уже махал рукой кому-то и смотрел прямо на него, – у Саши содрогнулось что-то внутри, так ему не хотелось видеть, слышать и тем более идти внутрь.

Паша звал его.

Ноги не шли, но обещание быть с Павлом до конца на первом «мероприятии» давало о себе знать, – Саша не хотел начинать совместную работу с безответственных поступков, и поэтому, оглядываясь на подъезжающие машины с полицейскими номерами и мигалками, он начал протискиваться сквозь уже слегка «подрумяненную» толпу.

Охранники вырвались из импровизированного оцепления, получив по нескольку ударов, и скрылись в калитке. Шум и движение толпы уже начали успокаиваться, журналисты довольные отснятым материалом начали отодвигаться от места действия, когда в толпу со всего размаху залетели полицейские в форме, в бронежилетах и с дубинками. Саша, только успев добежать до Павла, уже чувствовал, что сзади его догоняет более разрушительная сила – некая финальная часть это «нечеловеческой симфонии». Приятель успел потянуть Сашу за рукав, и они оба, присев, начали практически «отползать» от начавшейся настоящей «заварухи»: удары дубинками летели направо и налево, «раздавая» всем без определения виновных.

Отойдя на несколько шагов от забора, Паша потянул его ближе к отрытой калитке, сжимая в руках какую-то сумку.

– Чо делать-то, Паш?

– Молчи, сейчас увидишь.

Они запрыгнули в незапертую калитку в заборе, и увидели невдалеке небольшой деревянный домик с единственным светящимся окном, в котором двигались какие-то тени. К домику вела невидимая, ещё не протоптанная как следует, заснеженная тропинка.

Приятели нащупали какие-то плиты, на которых можно было присесть, прижавшись к забору с внутренней стороны. Снаружи были слышны шлепки, удары, откровенная брань, хотя чувствовалось, что «движения» стало меньше. Толпа, оставшаяся без «дирижёра» и «полководца», видимо таяла, выполнив свою миссию.

Паша открыв сумку, вытащил… пакет молока и протянул другу. Пакет молока был открыт и весил при этом, как пакет с кирпичом, а не молочным продуктом. Сверху из пакета торчал какой-то шнурок.

– Пригнись, а то они нас увидят, – Паша повалил приятеля на землю.

Падать, а тем более лежать в грязной, холодной ноябрьской земле, вечером, рядом с забором, держа в руках какой-то кирпич в пакете молока совсем не входило в Сашины планы, он злобно выругался и почувствовал, что так не ругался очень давно.

Словно какая-то сила пригнула его к земле, – он в этот момент чувствовал себя каким-то земноводным, звероподобным, ползающим по земле, животным. «Измазал хорошую куртку, порвал джинсы, лежу на земле, в грязи», – словно подытоживал он свою первую операцию в пашиной компании.

Паша тоже ругался, особенно на какого-то Рустама, который должен был делать это вместо него.

– Что делать-то? – выдохнул и сплюнул грязным плевком Саша.

– Что, что… палить. Палить гадов, – Паша был в этот момент не похож на себя, в не менее грязной куртке, с оторванным рукавом, грязными руками он рылся в какой-то сумке, которую еще минуту назад прижимал к себе.

– Где они…., ….., …… – матерился он беспощадно.

Саша ещё раз посмотрел на него и не узнал его лица. Перед ним светились глаза отчаянного волка, который готовился последним прыжком броситься на шею противника, чтобы вцепиться зубами и загрызть своего врага. Такое нечеловеческое лицо своего друга он видел впервые. И тут Саше стало по-настоящему страшно. Это был не сон, не рассказ или кино, – это была реальность.

Паша искал спички, чтобы запалить шнур самодельной бомбы.

– А это-то зачем? – судорожно за секунду понял замысел своего лежания в грязи Саша. – Зачем? – повторил он свой вопрос.

– Молчи. Сейчас всё узнаешь, – шипел Павел.

– Паш, зачем поджигать-то, там же люди? – у Саши задрожали руки.

– Какие люди… Люди, люди… выбегут твои люди, домик пока зайдется, никого не тронем, если что…

– Паша! – приятель попытался ещё раз посмотреть ему в глаза. – Паша, ты что делаешь?

– Уйди, не мешай, спичек не могу найти…. – уже почти хрипел его друг.

Саша пытался выдернуть из пашиных рук белый молочный пакет, но тот держал его крепко одной рукой, другой при этом шлёпал себя по карманам, в поисках огня.

– Обалдел что ли? Люди тут говорю, отдай.

– Сашка! Не лезь! Уйди, говорю!

– Люди тут!

– Какие, на хрен, люди?

– Обычные, они-то чем виноваты?

– Да говорю тебе, подпалим слегка и всё… Не лезь… да где же спички?

– Дай сюда!

– Не дам.

– Дай.

– Во! – Паша вытащил одной рукой на свет серый коробок и зубами приоткрыл его, вытаскивая спичку.

– Мы с тобой об этом не говорили, Паша! Не вздумай, там люди!

– Мы ещё много о чём не говорили с тобой, Сашенька… не бойся, это не больно. Зато картинка будет в телевизоре… Гореть будет… Хорошо гореть… – беззвучно хрипел Паша, роняя коробок. – Вот, е-моё, рассыпались.

Оставшаяся в его руках единственная спичка была тут же зажжена о коробок, и огонь потянулся к шнуру, который выглядывал из импровизированного молочного пакета. Кто-то выбежал из домика с единственным светлым окном и бежал навстречу тому месту, где они лежали вдвоём, распихивая друг друга, выбежал, словно чувствуя опасность, которая исходила от этих двух людей, лежащих на мокрой и грязной земле строительной площадки.

Саша привстал на руках, потянулся из всех сил, и шумным, громким выдохом погасил зажженную спичку в пашиных руках. Тонкой струйкой взвился серенький дымок и погас. Саша откинулся назад, замечая рвущуюся руку, заготовленную для удара. Для удара, по нему, по Саше.

Подбежавший охранник в наступившей темноте, практически не заметил их, лежащих под забором и толкавших друг друга с отборным матом. Один из них встал, попытался отряхнуться, поднял с земли пакет из-под молока и направился обратно к калитке.

Хлопнув калиткой, Саша увидел полицейских, которые тащили некоторых наиболее несогласных участников акции к машинам. Саша инстинктивно поднял руки вверх, но через несколько секунд понял, что никому тут уже не нужен, ни толпе, ни полицейским, ни своему бывшему другу.

Павел прошёл мимо его машины, злобно сплюнул, исподлобья посмотрев на него, и двинулся к микроавтобусу с журналистами. Мероприятие было закончено, и он, видимо, поехал подводить итоги.

6.

Дома, раздевшись и сняв с себя всё грязное, Саша залез в горячую ванну и долго смотрел на струю чистой воды из крана, вспоминая по минутам события сегодняшнего дня. За дверью громко работал телевизор, где передавали точь-в-точь слова вечернего репортажа о событиях в Краснореченском районе.

Саша слушал, лицо его краснело, – то ли от слишком горячей воды, то ли от стыда за то, что происходило там, около забора…

«Ведь ещё секунда, и могло бы случиться непоправимое», – думал он.

Выйдя из ванны и обернувшись полотенцем, он лёг на диван и почти час молча смотрел в потолок, потом закрыл глаза. Неожиданный звонок мобильного телефона практически разбудил Александра:

– Алло.

– Александр, это отец Роман по поводу художественной школы. Вы подумали, сможете ли помочь нам, вести уроки рисования у детей? Они ждут вас… Что вы решили?

В голове у Саши ещё раз промелькнула сегодняшняя сцена со спичками, быстро, словно молния; ему показалось, что Паша не остановится, что может вернуться туда, может случиться что-то ужасное, непоправимое…

Он переложил трубку в другую руку:

– Да. Я согласен, отец Роман. Когда мы сможем увидеться с вами?

– В любое время, я ведь, знаете, пока без места службы… храм ведь ещё только строится… знаете, у нас там… сегодня была какая-то драка, вот только что передавали по местному каналу репортаж. Вы слышали?

– Да, нет… Не слышал…

– А… А мне показалось, что вас там показывали… Наверное, обознался, это были не вы.

– Нет… Это был… не я.

– Ну хорошо, значит договорились?

– Хорошо, договорились.

– Ну и с Богом!

– М-м, – промычал в ответ Сашин голос.

За окном продолжал падать снег, накрывая Землю чистым белым и теплым одеялом.

Зима была уже совсем близко.

История четвертая

КРАСНАЯ РЕЧКА

«Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай, и делай всякие дела твои; а день седьмый – суббота Господу Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя… Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них; а в день седьмый почил. Посему благословил Господь день субботний и освятил его».

(Исход 20:8-11)

1.

В городе Н. строились новые жилые районы, торговые центры, расширялись улицы и дороги, открывались магазины, словом, город жил и развивался. Здесь жили простые люди, ходили на работу, возвращались домой, ели-пили-спали и опять шли на работу.

Порой в семьях людей тоже происходили какие-то изменения: рождались дети, дети шли в школы, в институты, и, уже повзрослевшими пополняли тот контингент, который изо дня в день шёл на работу и с работы.

Дни шли за днями, лето сменялось осенью, день сменялся ночью, а жизнь людей практически не менялась. Интересно, почему города развиваются, а жизнь людей, населяющих эти города, так уныла и скучна? Может быть, потому что они не умеют «открывать», «расширять» и «развивать» именно себя самих?

Однако, жили в этом городе люди, которые «развивались» и «расширялись» – они регулярно открывали какие-то фирмы, выигрывали тендеры, брали и сдавали что-то «в аренду», чем-то торговали и владели, – словом, они тоже ходили на работу. Правда, их деятельность была немного иной – они, как правило, работали недалеко от администрации города.

Некоторые работали прямо в администрации.

Именно там, в этом невысоком сером здании на центральной площади, и был сосредоточен весь «потенциал развития». Люди, работавшие здесь, не только расширялись и укрупнялись (в обоих смыслах), – они ездили отдыхать в совсем далёкие страны и города, которые «расширились» уже много лет назад. Некоторые даже жили в тех далёких городах. Зарабатывали и получали здесь, а жили и тратили – там. Наверное, им так было удобнее.

Некоторые говорили о них, что «они неплохо устроились». Хотя «они» так не считали. «Они» «пахали». «Пахали» по двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю.

Глагол «пахать» был любимым словом Игоря Сергеевича Рублёва. Он употреблял его всегда и везде, когда речь шла о работе. А так как он практически круглосуточно говорил только о работе, то постоянно повторял этот глагол, словно пытаясь как-то повлиять на повышение производительности своих подчинённых. Сотрудники его компаний лишь горько вздыхали, услышав в очередной раз это слово, и кивали головами, соглашаясь с боссом. «Пахать» не хотел никто, потому что зарплату платили всего лишь раз в месяц, а пахать нужно было каждый день.

Сам Игорь Сергеевич пахал за десятерых. Он верил только в собственную работоспособность и считал, что таких как он, – трудоголиков, рано или поздно, ждёт обязательный успех. За пятнадцать лет такой работы практически без выходных в его бизнес-арсенале уже были несколько успешных предприятий, многомиллионных кредитов и парочка непродуманных проектов, которые тянули всю «группу компаний» назад. Вместе с этой группой компаний Игорь Рублёв имел к сорока годам «группу» хронических заболеваний, но в больницы и поликлиники ходить не любил и запивал свои болезни некоторым количеством таблеток, – а когда и они не помогали, – алкоголем, считая, что это средство лечит всё и всех. Оно и действительно помогало, но ровно до утра.

А утром начиналось всё сначала.

Его друг со школьной скамьи – Павел Николаевич Крестовский отчасти разделял мнение друга, о том, что нужно «много пахать», однако ему некому было каждый день твердить эти прописные истины – у него была небольшая фирма, которая тоже располагалась недалеко от администрации города. В фирме работали всего три человека – сам Павел, его друг, – Григорий, дизайнер-архитектор и чертежница Катенька. Совещание у Павла Николаевича проходило очень коротко: оно, как правило, состояло из одного вопроса к Катеньке «Ну, начертила?» и её отрицательного ответа.

И так повторялось каждый день.

Павел с детства мечтал стать архитектором, много рисовал, закончил художественную школу, но в архитектурный институт поступил только с третьего раза, отслужив три года на флоте. Его увлечения поездками, походами, туристическими клубами по молодости лет не позволили ему к тридцати девяти годам догнать своих школьных приятелей по «бизнес-классу» – его бизнес был самым скромным среди друзей, и Павел чувствовал себе немного моложе своих приятелей, хотя все они учились в одном классе Н-ской школы.

Но был среди школьных друзей и самый настоящий «воротила бизнеса». Так называли его друзья. Президент строительного холдинга «Эн-Строй» Владимир Борисович Хитрик. В школе он был первый хулиган среди мальчишек, и многие одноклассники недолюбливали его и даже боялись. А потому придумывали ему клички и прозвища, от которых теперь осталось только одно, которое лично его вполне устраивало.

Друзья звали его просто: Борисыч.

Вот где была сосредоточена вся мощь строительного бизнеса города! Владимир Борисович работал «очень близко» к администрации города, как говорят, «в тесном контакте». Поэтому очень часто на информационных стендах строительных заборов вокруг городских строек красовался логотип именно его компании. За несколько лет такого «тесного контакта» с администрацией он уже успел построить в городе несколько небольших торговых центров-павильонов, из которых самый большой – торговый центр «Пирамида». Об этом центре знал в городе практически каждый житель, и когда кто-то хотел сравнить цены на продукты, то как правило сравнивал цены на местном дешёвом рынке и в этой самой «Пирамиде». Разница выходила существенная.

В его офис ходили на работу ежедневно более тысячи человек – строители, монтажники, водители, маляры и плотники, и конечно, менеджеры, проектировщики и секретари. Борисыч не проводил пустых совещаний, не пытался заставить «пахать» всех своих сотрудников. Он считал, что успеха в бизнесе можно добиться только двумя известными путями. И оба пути, по его мнению, вели в администрацию города.

Были в городе и другие строительные холдинги и компании, но Владимир Борисович их делами интересовался мало, и всегда находил недочёты в их работе. Откровенно говоря, это были его конкуренты. А ведь конкуренция, как известно, развивает рынок.

Больше всех в «конкуренции» в этом городе понимал только один человек – руководитель департамента строительства в городской администрации Сергей Сергеевич Коробченко. Он был опытным руководителем департамента, развивал город согласно подготовленной им самим стратегической программе, которая была составлена в двенадцати томах и принята на очередной сессии городского совета. Причём, принята программа была без особенного обсуждения и все остались довольны.

Больше всего остался доволен сам Сергей Сергеевич и его ближайшие помощники. Также остались довольны руководители всех городских предприятий строительного сектора, каждому из которых поручили кусок работы по развитию города. Поэтому о конкуренции Сергей Сергеевич мог говорить долго и красиво. Он к каждому относился внимательно, каждого принимал тепло и радушно, и мог долго слушать, не перебивая. Никто не выходил от него раздраженным или обиженным. Каждый входил и выходил в хорошем расположении духа.

Работы хватало всем: город рос.

И Сергей Сергеевич рос вместе с ним.

2.

Борисыч спешил. Он начертил на бумажке какие-то линии, похожие на здание и показывал Павлу.

– Представь себе, Паша, – это высоченная башня.

– Ну.

– Что ну. Ну, ты на каком этаже живёшь?

– На третьем.

– Я на пятом. А это будет тридцатиэтажная башня. Прикинь, тридцатиэтажная…. У «Стройкомплекта» двадцать два этажа, у нас будет тридцать.

– А ну да… Нам нужно круче, да?

– Да не круче. Нам нужно просто… выше.

– Зачем?

– Это маркетинг, Паша, если ты помнишь, что означает это слово.

– Я знаю, Борисыч, в маркетинге нет понятия понты.

– Ладно тебе, не придуривайся. Какие тут понты? Это всего лишь желание ставку аренды поднять хотя бы на пять процентов и всё. Никаких понтов тут нет.

– Ладно, поехали.

– Поехали… – Павел внимательно посмотрел на Борисыча. – На чём поедем, на моём старом Опеле или на твоём новеньком Мерседесе?

– Ну, на моем.

– Вот видишь… а ты говоришь, что я не знаю, что такое маркетинг?

– Причем тут-то маркетинг?

– Ну… как – у тебя же «Мерседес»?

– Ну, мерседес…

– Ну вот. Поехали, маркетолог.

В субботу утром в ресторане было немноголюдно. Борисыч и Павел сразу увидели Рублёва и, пройдя в дальний угол, сели за стол.

– Привет, мужики. Что за спешка? Почему в субботу? Я по субботам обычно на объектах совещания провожу…

– После, после… Игорь… свои совещания будешь проводить. Тут… дело, – Борисыч открыл папку с надписью «Дело».

Павел придвинул третий стул и все уселись.

– Господа, я собрал вас… – Борисыч широко улыбнулся.

– К нам едет ревизор, да? – Рублёв уже приготовился смеяться.

– Нам только ревизора не хватает. У меня и так налоговая сидела две недели в офисе, всё перекопала.

– Ну… и нашли?

– Чего нашли-то?

– Ну… то что искали?

– Иди ты, Гарик! – Борисыч называл Рублёва так, когда сердился. – Они искали прибыль! А её разве найдешь, если даже я её найти не могу? Вся прибыль ушла в инвестиции на строительство нового бизнес-центра.

– Как, ты ещё один задумал строить?

– Конечно, задумал. Я вас за этим и собрал. Смотрите, мужики, какие расклады, – в глазах Борисыча задвигались цифры и зашелестели невидимые банкноты, – ставка аренды растёт, – раз! Спрос на офисы и торговые площади растет – два! «Стройкомплект» уже третий центр закладывает, Коробченко суетится, – это три! Ещё пару-тройку лет и все площадки в городе будут заняты. Нужно вкладываться серьёзно. Брать землю, привлекать инвестиции и строить, строить…

– Где эти инвестиции взять? Я тут полмиллиона рублей найти не могу… – Рублёв небрежно взял со стола меню.

– Гарик, ты не там ищешь… – Борисыч отобрал у него меню, захлопнул его и положил на стол. – Когда ты поймешь, сколько у тебя бизнесов, и какой доход приносит каждый из них, тогда и найдёшь полмиллиона и даже больше. Сейчас Борисыч больше смахивал на преподавателя, который отчитывает студента. – Тут речь идёт о другом. Я хочу построить не просто бизнес-центр, я хочу построить жемчужину города – это будет самая высокая башня в городе! Самые большие площади, самое крутое здание, это не просто понты, ребята! Это самые понтовые понты! Мы сможем забрать весь крупный бизнес к себе, – в такую башню не пойдёт только ленивый. Каждый захочет посмотреть с тридцатого этажа на любимых конкурентов, – и Борисыч загадочно улыбнулся.

– Ты даёшь… – Рублёв с уважением посмотрел на Борисыча. – Я всегда знал, что у тебя большие амбиции… А деньги? Где такие бабки взять?

– Ну, кое-что уже вложено. Уже идут согласования по земле. Коробченко уже в курсе наших планов. Дальше, – под залог моей «Пирамиды» мы берём кредит по хорошей ставке, привлекаем Андреева из Екатеринбурга, он тоже хочет войти в долю. Ну и мы с вами. С тебя, Гарик – отделка всех внутренних помещений, твою долю определим по смете, а с тебя, Паш, – проект, защита и рабочие чертежи. Так, втроём-вчетвером и потащим.

– Это ж сколько, на первый взгляд? Сколько денег-то нужно? – Рублёв вопросительно посмотрел на Борисыча.

– По моей оценке около пяти миллионов долларов выходит. Но нужно сделать грамотный проект, я хочу, чтобы это был тридцатиэтажный комплекс на минимальной площади. Паша, это по твоей части. Два-три этажа торговые, остальное – офисы. А при наших возможностях обойдёмся дешевле – экономим на проекте и отделке. А главное – смотрите, какое я место нашёл, – Борисыч раскрыл большую карту района – Краснореченский район, тут через год снесут старые бараки, и закладывают два элитных жилых квартала, а новая дорога пройдет к центру именно здесь, рядом будет инновационный парк от Мельниченко, а вот тут – как раз посередине мы и построим башню. Коробченко уже одобрил идею, но пока, кроме него в администрации об этом никто не знает. Через пару недель нужно прикидывать первый бюджет, а в конце месяца нужны все подробные раскладки по ценам – что, чего и сколько. Проект серьёзный, я сам выдергиваю всё, что смогу – Борисыч почему-то полез в карманы. – Проект серьёзный, – повторил он ещё раз, делая ударение на слове «серьёзный», – я не знаю, сколько и чего удастся ещё построить, времена идут сложные, но этот проект нужно вытянуть. Год на разработку проекта с согласованием, поиск средств, юридические вопросы, подряды и прочее, год на фундамент и монолит, год на отделку – в три года нужно уложиться. Затем, мужики, пойдёт аренда и тут уже… – Он зажмурился, видимо представляя себе графу «доходы» в своих отчётах… – тут уже ребята, заживём нормально, как люди. Я в Европу хочу перебраться, Гарик вон, хоть квартиру купит, ну и тебя, Паша, женить давно пора… – он потрепал его по плечу. – Как Вам проект?

– Борисыч, ты это реально? То «Пирамида», то «Башня»? Прямо фараон… Как ты потянешь пять миллионов долларов? – Павел отодвинул наброски проекта.

– Почему я потяну?… Мы потянем. Три, ну три с половиной возьмём в кредит под «Пирамиду», остальное… – он помолчал. – Остальное своими ручками! Вот этими, – Борисыч поднял вверх правую руку с красивой золотой печаткой. – Не боги горшки обжигают!

Через две недели они сидели в загородном доме у Борисыча и обсуждали возможные детали будущего проекта. После трехчасового обсуждения, бывшие школьные друзья разлили по рюмкам коньяк и выпили за успех. И только спустя час как-то сам собой зашёл разговор о распределении долей в будущей компании, которая станет собственником здания. Определить точные доли сразу не могли, нужно было видеть точные сметы всех работ, а объёмы работ были ещё не подсчитаны. Однако обсуждение своих будущих доходов от сдачи в аренду почти трёх тысяч квадратных метров затянулось глубоко за полночь, и коньяк быстро кончился. Окончательные цифры и суммы решено было отложить до встречи Борисыча в администрации города. Требовалось окончательно утвердить проект башни в изменениях генплана и договориться о помощи города в строительстве. Заснули все под утро в хорошем настроении, уставшие, но довольные.

Мечты о новой жизни плавно перетекали в приятные сны…

3.

Кабинет Коробченко в администрации города был обставлен с шиком. Угол кабинета занимал огромный аквариум с тремя большими рыбами, одна из которых напоминала маленькую акулу. В другом углу располагался длинный деревянный стол со стульями, для больших совещаний, хотя Сергей Сергеевич долгих разговоров не любил и решал всё быстро, по-деловому.

Утром он заботливо вешал пиджак на спинку своего высокого кресла, ходил по кабинету в ослепительно белой рубашке с ярким галстуком, и всегда и всем улыбался. Его улыбка была каким-то символом успеха администрации в любом мероприятии и поэтому мэр города часто звал Сергея Сергеевича на все открытия и торжественные акции: улыбка Коробченко часто украшала трибуну администрации, и фотографии в газетах выходили не столь унылые.