Текст книги "Смерть пришельцам. Южный фронт"

Максим Хорсун
Смерть пришельцам. Южный фронт

СМЕРПШ (сокращение от «Смерть пришельцам!») – общее название ряда независимых друг от друга контрразведывательных и научно-исследовательских организаций в Советском Союзе во времена Опустошения. Главное управление контрразведки СМЕРПШ подчинялось непосредственно Верховному главнокомандующему Василию Сталину.

Пролог

Москва, Кремль

Февраль 1957 г.

– Взорвать на Луне термоядерную бомбу большой мощности? – переспросил генсек, нахмурив брови. Страницы документа захрустели в напряженно стиснутых пальцах. – Я правильно вас понимаю?

– Так точно, Никита Сергеевич, – кивнул Малиновский. – Королев предложил три программы, нацеленные на Луну. Наши эксперты уверены, что вариант с бомбой – самый многообещающий.

Генсек положил бумаги Малиновского на стол перед собой, расправил страницы влажной ладонью. В горле же, наоборот, царила необычная сухость, и слова давались с трудом.

– А есть другие предложения?

Малиновский с готовностью вынул из папки еще два листа с четким, без единой помарки, отпечатанным текстом.

– Доставка на Луну вымпела с символикой СССР – эксперты считают предложение малоэффективным. И облет Луны с фотографированием обратной стороны – признан технически трудноосуществимым.

– Но что нам даст бомба… кроме предсказуемой негативной реакции мирового сообщества?

– Мощность заряда рассчитают таким образом, чтобы вспышка взрыва была видна с Земли невооруженным глазом. Эксперты выделяют три благоприятных окна возможностей. Политическая целесообразность: каждый человек, будь он гражданином нашей страны или жителем другого государства, сможет лично убедиться – советский космический аппарат достиг Луны. Для этого нужно будет всего лишь в указанный час посмотреть на небо. Наглядно, убедительно и, так сказать, предельно просто для понимания. Научная целесообразность: проанализировав спектр, можно узнать химический состав лунной поверхности. Причем доступ к данным получат одновременно исследователи всего мира. Без сомнения, ученые отблагодарят нас за такую возможность. Военная же целесообразность программы очевидна.

– А к какому варианту склоняется Королев? – поинтересовался генсек, перекладывая бумаги из стопки в стопку.

Малиновский желчно улыбнулся:

– Королев за облет и фотографирование. Все бы этим академикам, Никита Сергеевич, загадки мироздания разгадывать… У Минобороны и у Министерства оборонной промышленности свои резоны, и, как нам кажется, они более соответствуют укреплению позиций нашей страны на международной арене.

– Этот план кажется мне чересчур дерзким, – признал генсек. – Но в этом его плюс. Мы многого добились только потому, что каждый раз брали смелость прыгать выше собственной головы. – Он положил ладонь на страницы с обоснованием лунных программ. – Я поручаю экспертам еще раз изучить все возможные риски. Пусть Академия наук и военные специалисты детально проработают каждый пункт, и если после этого не останется ни одного сомнительного момента, то я дам свою резолюцию.

– Есть, – коротко ответил Малиновский.

Заметка без названия и подписи автора в «Таймс» от 2 августа 1959 г.

«Сегодня чрезвычайный и полномочный посол СССР в Объединенном Королевстве г-н Симонов был вызван в Министерство иностранных дел для дачи объяснений в связи с так называемым «лунным взрывом», запланированным советскими учеными на конец этого месяца. Г-н Симонов заверил, что эксперимент носит научный характер и что Земле «взрыв» угрозы не представляет. Также посол отметил, что международное право не накладывает каких-либо ограничений на исследования Луны и других небесных тел, в том числе – методом «взрывов».

Напомним, что анонс предстоящего «лунного взрыва» вызвал ажиотаж во всем мире, а сам эксперимент, согласно опросу нашего издания, является одним из наиболее ожидаемых событий месяца.

Остается только задаться вопросами: может ли в принципе Красный Атом быть мирным и куда смотрит Совет Безопасности ООН?»

Ростовская область, с. Каменка

28 августа 1959 г.19.40

Языки пламени весело плясали по сваленной в кучу сухой картофельной ботве. Белесый дым стелился тяжелыми клубами над огородом, затем утекал на межу – заросший бурьяном вытянутый пустырь между участком Стариковых и Щербин.

Солнце только-только опустилось за горизонт, на западе висело роскошное багровое зарево, предвещая ветреную погоду. На фиолетовом небе блистали похожие на росинки первые звезды. Полупрозрачная луна неспешно восходила над двускатной крышей дома. В сенях работало радио, из открытых окон доносился голос Левитана. Речь диктора текла размеренно, каждое слово произносилось весомо, чтобы все слушатели от мала до велика могли проникнуться смыслом.

«Космический аппарат «Мечта-1» в эти минуты преодолевает последний отрезок пути. Траектория аппарата расчетная. Скорость составляет восемнадцать с половиной километров в секунду. Параметры конструкции аппарата в норме. Уточненное время контакта с лунной поверхностью – ноль часов тридцать четыре минуты».

После сообщения «Информбюро» начался концерт фортепьянной музыки.

Степка шел по огороду босиком, перед собой он нес охапку пересушенной на солнце ломкой ботвы. Земля приятно холодила горячие пятки. Новая порция топлива отправилась в костер, пламя радостно загудело. Столб дыма, точно живой, двинулся на Степку, и тому пришлось отступить под стену дома.

Заливисто свистнули. Степка, прищурив саднящие от раздражения глаза, уставился в сторону соседского огорода.

– Щербина? – спросил он, глядя на пузатый силуэт, едва просматривающийся из-за дымовой завесы.

– Стариков! – прозвучал в ответ звонкий голос, а затем силуэт перемахнул через штакетник и оказался на участке Степкиных родителей.

– Принес? – с ходу поинтересовался Степка.

Вовик Щербина, низко опустив голову, промчался сквозь дым. Приблизившись к приятелю, он показал на раскрытой ладони несколько обрезков стекла, раздобытых, надо полагать, в колхозной стекольной мастерской, где работал старший брат Вовика. Обрезки были прямоугольными, ровными, без сколов и острых граней.

– Ух ты! Щербина, да ты молоток! – одобрил Степка.

Вовик гордо шмыгнул носом, затем пихнул приятеля в плечо:

– Айда коптить, Стариков!

– Айда!

Степка сбегал в курятник, извлек из задрапированного паутиной угла припрятанный отцовский сапог с полуоторванной подошвой. Мамка гремела посудой в летней кухне, бабуля дремала на скамейке у крыльца. Вечер шел привычным чередом, взрослые занимались своими делами, и им вроде было не до скрытных приготовлений подростков, равно как и не до какой-то там ракеты, преодолевающей последние десятки тысяч километров для встречи с Луной.

– Батя говорит, что сиять будет, как электросварка… – мечтательно проговорил Вовик. Луна как раз висела над сложенной из красного кирпича дымовой трубой дома Стариковых.

Степка стоял, молча глядя на рдеющие в костре угли. Затем торжественно, будто совершая священнодействие, бросил сапог на жар. Взметнулось красно-черное пламя, ударил в нос тяжелый запах горелого. Белесый дым моментально стал темным и густым, как смола.

– Ого-го горит! – Вовик воздел над костром руки, в каждой ладони он сжимал по стеклышку. Но держать руки над огнем оказалось невыносимо горячо, и мальчишка, ойкнув, отпрыгнул. Степка было засмеялся, но тут и его, и Вовика обдало вонючим дымом.

В глаза будто мыльной водой плеснуло. Тщетно пытаясь проморгаться и обливаясь слезами, мальчишки отбежали под стену дома, куда клубы не доставали. На щеках и носах обоих появились грязные пятна.

Степкина мать выглянула из окна и сварливо осведомилась:

– Что вы там жжете?

– Ничего! – соврал Степка. – Сырая трава попалась!

– Не нужно жечь сырую, остолоп! – прозвучало напутствие.

– Хорошо, мам!

Вовик критически осмотрел пару потемневших стекол.

– Слышь, Стариков, а тебя-то на взрыв посмотреть пустят? – спросил он, понизив голос.

– А я через окно сбегу, – ответил, словно само собой разумеющееся, Степка.

– И я, – сказал Вовик. – Ты только не проспи, час-то будет поздний.

– Сам не проспи, Щербина, – парировал Степка. – Идем еще коптить?

– Идем!

Москва, Ленинские горы

29 августа 1959 г. 00.41

Луна находилась в трех четвертях. Взрыв должен был произойти на границе дня и ночи – в сумеречной области, за которой удобнее всего наблюдать в телескопы, поскольку освещенная солнцем поверхность чересчур контрастна, а на ночной стороне вообще ничего не разглядеть.

Южное полушарие, чуть ниже экватора… Жаль, но под рукой нет телескопа. Есть только простейший театральный бинокль, но наблюдать за историческим событием через такой – чистейшей воды профанация.

Людмила, точно завороженная, смотрела на нависающий над Москвой шар теплого желтого цвета. «Мечта-1» должна была попасть в цель с секунды на секунду. Гордость за державу, за трудовой подвиг ученых и инженеров переполняла девичье сердце. Ее поколение оставит след на древней безжизненной поверхности другого небесного тела! Пусть это первое прикосновение к иному миру получится грубым, нахрапистым, но это только начало. За «Мечтой-1», несущей взрывное устройство, обязательно будет «Мечта-2», «Мечта-3» и так далее. Космические аппараты станут сложнее и совершеннее, их оснастят лучшим научным оборудованием, а затем, после дистанционного зондирования при помощи автоматических станций, на Луну отправится человек – простой советский парень, а может быть – девушка. И даже, может быть, это будет она – Людмила, студентка МГУ, биолог, член ДОСААФ, комсомолка с отменным здоровьем и прекрасной идеологической подготовкой.

– Ну, поцелуй… – Виктор наклонил к ней голову, козырек его фуражки коснулся девичьей челки.

– Потом, – рассеянно пообещала Людмила, не отводя взгляда от спелой луны.

Виктор шумно вздохнул, отступил на шаг, ощупал карманы пиджака в поисках папирос.

– Так долго ждем… – пожаловался он и зачиркал спичкой.

– Подождешь, – буркнула в ответ Людмила. Виктор досаждал ей с каждой минутой все сильнее. Зачем она вообще дала согласие, чтоб он сопровождал ее этой ночью?.. На Ленинских горах – яблоку негде упасть. На смотровой площадке – толпа, все ждут вспышку, которая станет сигналом всем людям Земли, что Луна больше не находится вне их досягаемости.

В нос ударил запах крепкого табака. Людмила торопливо замахала перед лицом ладошкой. Появился соблазн прогнать Виктора к чертовой матери, не нужен он здесь: и сам мается, не получая желаемого, и ее отвлекает. Вокруг много людей, тут все свои, никто не обидит, а до общежития она доберется и без провожатых, не маленькая.

Луна вспыхнула, как лампа, которая долгое время светила вполнакала и вдруг включилась на полную мощность. Белый свет ударил по глазам, но Людмила не отвела взгляда. Москву осветило неестественное бледное зарево, от сталинских высоток протянулись длинные, словно щупальца, тени. Над смотровой площадкой зашумел ветер, заметались сбитые с толку ночные птицы и летучие мыши. Виктор закрыл глаза рукой и выругался, а плазменное пламя продолжало сиять… казалось, что, зародившись, оно уже не померкнет никогда, и что вспыхнет пожарами Земля, а люди, наблюдающие за светопреставлением, рассыплются прахом под действием испепеляющей энергии.

Кто-то крикнул: «Ура!», – и в следующий миг каждый на смотровой площадке подхватил этот клич.

Дикое сияние сошло на нет. Луна вернулась в свою прежнюю безмятежную ипостась. «Лампа» снова лучилась вполнакала, роняя на столицу матовый желтый свет.

Какой-то парень подбежал к Виктору и горячо пожал ему руку.

– Поздравляю, товарищ! – выпалил он в адрес опешившего ухажера, затем переместился к Людмиле, беспардонно сжал ее в объятьях, выкрикнул: «Поздравляю!» – и тут же исчез в толпе. Кто-то открыл шампанское, выстрелив пробкой в сторону невозмутимой луны. Вдали загрохотало, над Кремлем заполыхали разноцветные шары салюта.

Людмила закрыла глаза. Видение пятна раскаленной белизны въелось в сетчатку; она полагала, что это надолго.

Королевская обсерватория Бельгии, г. Уккел

29 августа 1959 г. 00.43 (по Мск)

Профессор Жан Жак Сокаль распорядился убрать с рефрактора светофильтр. Вспышка длилась пять с половиной секунд – всего-то! – но эти мгновения непостижимым образом в субъективном восприятии времени растянулись на минуты. На полные страха и тревоги минуты. Профессора посетила уверенность, что само мироздание покарает возомнившее о себе человечество за столь вызывающий поступок. Не одних только коммунаров, в своей гордыне и жажде познания покусившихся на молчаливую спутницу Земли, но на всех людей разом, ибо слишком далеко они сегодня зашли… Однако этот иррациональный страшок сошел на нет, как только атомное пламя, охватившее Вселенную, погасло и вокруг профессора сгустился привычный для позднего часа мрак.

Поль Гарнье, аспирант и правая рука Сокаля, рапортовал, что фильтр убран. Профессор протер глаза и жадно приник к окуляру.

– Наблюдаю, как на низкой окололунной орбите формируется облако обломков, – проговорил он в воцарившейся тишине. – Очевидно, это фрагменты коры, которые из-за низкой гравитации взрывом выбросило в космическое пространство. У нашего спутника теперь есть спутники, господа! – обратился Сокаль к паре сотрудников обсерватории, обслуживающих рефрактор, и десятку своих студентов, которых он пригласил вместе с ним понаблюдать за светопреставлением, устроенным русскими. Молодые люди отреагировали сдержанно, пока было непонятно, что делать: радоваться ли уникальным научным данным или хвататься за головы, ведь то, что произошло этой ночью, – необратимо. Свежий уродливый шрам на Луне, обломки в околоземном пространстве, чреватые метеоритными дождями… о каких еще последствиях они пока не знают?

– Связаться с другими обсерваториями и запросить подтверждение? – Гарнье шагнул к висящему на стене телефону. – Профессор?

Сокаль унюхал горьковатый травянистый запах: кто-то из присутствующих откупорил бутылку абсента. И пес с ними…

– Связаться… – задумчиво протянул он. – Свяжитесь с Медоном и Ниццей… – Внимание профессора привлекала некая неправильность в хороводе выстраивающихся в кольцо обломков, эту неправильность было тяжело зафиксировать глазом, тем не менее она имелась.

Поль Гарнье замер в ожидании. Зная своего учителя, он догадывался, что последуют еще указания.

– Свяжитесь с британцами, Поль, – попросил профессор озадаченным голосом. – Мне нужен радиотелескоп. Самый большой. Мне нужен «Лавелл», Поль.

Облако обломков выглядело словно шлейф серебристой пыли. Некоторые частицы мерцали, меняя светимость от шестой до второй или даже первой звездной величины. Что это? Продолжается выделение энергии? А еще движение обломков становилось с каждым мгновением все отчетливей. С какой скоростью они перемещались? Любопытно, что ответит на это «Лавелл»… У Сокаля возникло ощущение, что глыбы ускоряются. Возможно, причиной тому была неизвестная аномалия гравитационного поля луны, возможно – так действовал некий еще не открытый закон физики, ведь космос, по сути, – терра инкогнита. Одно дело – смотреть на звезды в телескоп, другое – прямое зондирование небесных тел при помощи автоматических станций. Как откликнется на вмешательство людей внеземное пространство? Кажется, ответ зрел на глазах.

Когда-то, будучи ребенком, Сокаль додумался швырнуть камень в улей диких пчел. И сейчас, глядя в окуляр рефрактора на процессы, происходящие возле Луны, он испытывал примерно те же ощущения, как тогда, в босоногом детстве.

Это недоумение, когда потревоженный рой поднялся в воздух и сбился в плотную тучу, готовясь к нападению. Это поздно проснувшийся глубинный страх, парализующий волю, когда гул тысяч слюдянистых крылышек заглушил все остальные звуки мира. Это отчаяние, когда он понял, что ему не сбежать…

Ростовская область, с. Степное в/ч 11569 (18-я отдельная гвардейская бригада специального назначения)

31 августа 1959 г.

Капитан Стариков закрыл окно, поплотнее задвинул тугие шпингалеты. Осточертевшее завывание сирены стало чуть тише.

Прежде чем задернуть практически непроницаемые для света шторы, капитан окинул кабинет хозяйским взглядом. Спартанская обстановка, чистота и порядок. Ну, даст бог, – он сюда еще вернется.

Стоп! Одна маленькая, но важная деталь: Стариков поднял стоящую на краю стола рамку, вытащил пожелтевшую карточку, на которой был он с женой и сыном, вложил фотографию в бумажник. Степке на том снимке – годиков пять, сейчас ему уже четырнадцать. Вымахал здоровенный увалень, не боязно на такого оставлять Галю… Хотя, если честно, – немного тревожно, конечно. Тем более что сроки эвакуации повсеместно срываются. Но ничего, – Степка не пропадет, он парень крепкий. Лишь бы обошлось без обмена ядерными «батонами»… а остальное они переживут. В Великую Отечественную победили, и новое испытание они осилят тоже.

Вещмешок, автомат, каска.

Лица солдат и офицеров.

Стариков на ходу отдавал честь, пожимал руки, похлопывал по плечу, отвечал на шутку шуткой, благодарил за добрые пожелания и желал удачи в ответ. Но мыслями он то и дело возвращался к семье.

Слишком поздно была объявлена эвакуация, слишком. Ученые, партийное руководство, высокие чины из Генштаба, всевозможные эксперты – долго они сомневались, чесали плеши, перекладывали ответственность друг на друга. Конечно, оставался шанс, что беда пройдет стороной, но после того, как «ракеты с Луны» заняли позиции над самыми крупными городами Земли, в благополучное разрешение ситуации мало верилось. В конце концов, это люди нанесли первый удар.

А Степка завтра должен был пойти в школу… Восьмой класс, как-никак…

Над растрескавшимся бетоном плаца колыхалось жаркое марево. В боксах рычали двигатели БТРов, сизая гарь висела у распахнутых ворот, словно туман. Над частью прошло звено вертолетов «Ми-1», и от их рева содрогнулась земля. А еще выше карабкался с эшелона на эшелон тяжелогруженый боевыми машинами «Ан-8». Строй солдат бежал в одну сторону, строй – в другую, бряцало оружие, гремели по бетону каблуки сапог. И сирена боевой тревоги не умолкала ни на миг.

Стариков поспешил к штабному БТРу, отдал честь разговаривающему по рации командиру. Тот в ответ жестом приказал забираться в отсек. «Так точно, готовы выдвигаться к точке переброски! – звонким голосом, словно дело было на торжественном построении, докладывал командир. – Так точно, личный состав к выполнению задания готов!» Капитан, придерживая автомат, нырнул в пахнущее горячим железом нутро БТРа через верхний люк.

Сейчас – на аэродром, до которого три километра, потом загрузиться на транспортный самолет, а куда дальше – неизвестно. Ну, ладно, посмотрим, что представляют собой эти пришлые. Если те, конечно, рискнут начать наземную операцию.

– По машинам! По машинам!

Створки ворот, украшенные красными звездами, открылись в сторону продуваемой горячим ветром степи. Колонна тронулась, выползла серой бронированной змеей на ухабистую грунтовку. Вдали висела грозовая туча иссиня-черного цвета, беззвучно сверкали молнии. Еще два «Ил-8», взяв на крыло, грузно поднимались друг за другом в небо.

Стариков не сразу различил сквозь гул моторов колонны частые хлопки. А потом он до хруста сжал пальцы на цевье автомата: стало ясно, что впереди работает артиллерия ПВО, прикрывающая аэродром.

Командир крякнул, с чувством хлопнул себя по голенищу сапога.

– Пошла потеха, братцы! – бросил он таким тоном, что каждый понял – точка невозврата пройдена. – На взлетке будет жарковато!

Колонна двигалась полным ходом через степь навстречу разгорающемуся пламени новой войны.

Глава 1

Ростовская область, территория Каменской общины

Октябрь, 1962 г.

Одинокий всадник на понурой, измученной лошади походил на саму Смерть.

На нем был армейский пыльник с низко натянутым на голову, полностью скрывающим лицо широким капюшоном. Камуфляжные брюки потемнели от потеков давно запекшейся крови. Правый сапог выскочил из стремени, нога безвольно болталась. Вместо косы за ссутуленной спиной висел автомат.

Степан давно заметил чужака. Спрятавшись за обломками «блюдца», он почти полчаса наблюдал, как конь неторопливым шагом несет пугающего безликого наездника по осенней степи. От подернутого легким туманом горизонта – в глубь общинной территории.

Всадник проехал мимо танка, заросшего пожухлой травой по самую башню. Лошадь споткнулась об растянувшийся по земле сбитый трак, Степан подумал, что сейчас она рухнет. Но животное устояло и продолжило упрямо идти вперед, выпучив глаза и оскалив желтые зубы в неимоверном напряжении. Отчетливо слышалось натужное хриплое дыхание, лошадь боролась за каждый шаг.

У Степана было боевое оружие и охотничье. То и другое выдала община полгода назад – когда ему исполнилось восемнадцать лет. По закону общины он стал защитником и добытчиком со всеми правами и обязанностями. Сейчас с собой у Степана имелась двустволка да полтора десятка патронов с мелкой дробью. Он собирался подстрелить к ужину пару-тройку зайцев, но не сделал за сегодня еще ни одного выстрела. Охоте помешало появление чужака.

Этот человек в пыльнике мог быть кем угодно. Советскую военную форму носили и бандиты-анархисты, и милиционеры «Светлого пути», и еще много кто. Поэтому вооруженного автоматом незнакомца следовало держать на прицеле до тех пор, пока не станет ясно, друг он или враг. Земли общины считались условно безопасными территориями, к тому же всем известно, что бандиты поодиночке не ездят, но излишняя бдительность никогда не повредит.

Всадник был метрах в десяти, еще немного – и проедет мимо. Застыл в седле, как истукан, как огородное пугало, даже по сторонам не глядит. Хотя посмотреть было на что: там подбитая «тридцатьчетверка» задрала к небу свернутый вбок ствол пушки; тут обломки «блюдца» льдисто серебрятся на солнце, а здесь на проплешинах, выжженных разлитым топливом летающего аппарата пришлых, выросли бледно-розовые друзы ядовитых кристаллов.

А если бы за покореженной кабиной «блюдца» вместо Степана притаился бандит с ружьем? Такой пристрелил бы путника, глазом не моргнув: лошадь, седло, сбруя, автомат, пыльник, сапоги – богатая добыча. Может, и в карманах нашлось бы что-нибудь полезное.

Впрочем, если всадник продолжит следовать тем же путем, то далеко он не уедет. Километра через три начинались земли Старого Режима. Тамошние казаки в добрососедских отношениях с Каменской общиной, но людей в советской военной форме они встречали как врагов.

Степан покрепче прижал приклад к плечу, тихонько свистнул. Всадник не шелохнулся, лошадь сделала несколько шагов, точно по инерции, затем остановилась на трясущихся от усталости ногах, повернула к Степану голову и едва слышно заржала. Степан вздрогнул: столько муки и замогильной тоски читалось в этом звуке.

– Тпру, приехали! – сказал он, выходя из укрытия, хотя было ясно, что лошадь и так не собирается срываться с места в карьер. – Братуха, ты живой? – обратился Степан к всаднику, держа ружье наготове.

Чужак не отвечал. Он сидел, понурив голову: то ли спал, то ли был без сознания, а может – вообще давно мертв. Вблизи особенно сильно бросалась в глаза запекшаяся кровь на брюках. Похоже, всадник был ранен в живот, а потом с горем пополам перевязан: под пыльником виднелись бинты.

Степан тронул незнакомца за плечо, рукав оказался мокрым от осевших на нем капель тумана. Всадник пошатнулся, резко завалился набок. Степан едва успел подхватить его под мышки, прежде чем тот рухнул бы на землю.

Капюшон соскользнул на спину, открылось лицо. Степан невольно отшатнулся: выпирающие наружу кости, провалившийся нос, сморщенные сухие губы, почти не прикрывающие зубы. Незнакомец был на последней стадии костянки!

Вроде бы – мертв… Степан попятился от лежащего навзничь тела. От покойников заразиться костянкой почти невозможно, вызывающий болезнь грибок погибает следом за переносчиком. Говорят, что особенно опасен предсмертный кашель больного: тогда из его легких выбрасывается столько перезрелых спор возбудителя, что над умирающим образуется аэрозольное облако охряного цвета. Вдохнешь хотя бы одну спору – и хана тебе, костянка – болезнь, придуманная пришлыми для уничтожения людей, лекарства от нее нет.

Едва Степан успел об этом подумать, как пергаментные веки незнакомца с отчетливым шелестом распахнулись. Затуманенный взгляд желтых глаз сфокусировался на юноше.

– Солдат… – просипел чужак.

Солдат? Отец Степана был военным – кадровым офицером. Пропал он в первых боях с пришлыми. А теперь и армии-то нет, лишь ополчение – у каждой общины оно свое. Каждый мужчина в степи волей-неволей – боец. Хочешь жить – будь готов убивать, словно в седую старину. Увы, не солдат он, нет. Ни выправки, ни специальных умений, ни командира, ни клятвы, ни отечества.

– Солдат… – упорно звал его умирающий человек.

И тут Степан, немея от ужаса, увидел, что павшего всадника начинает бить дрожь. Страшный зубастый рот распахнулся от уха до уха, в подергивающемся морщинистом горле засвистело, забулькало… А потом незнакомец разразился мокрым, трескучим кашлем. Тотчас же наружу хлынули споры: если бы не гнойный цвет, то их струи были бы похожи на сигаретный дым.

– Вот ч-черт! – Степан закрыл рукавом нижнюю часть лица.

Споры подхватил степной ветер, закружил их, мгновенно развеял на все четыре стороны.

– Слушай! – почти выкрикнул чужак. – Четыре-семь-три-один! Четыре-четыре-четыре-пять! – отрывисто зачастил он, не переставая перхать и сеять вокруг себя заразу. – Передай! Четыре-семь-три-один, солдат! Запомнил? Четыре-четыре-четыре-пять!

Но Степан уже бежал со всех ног с этого гиблого места. Вслед ему жалобно заржала лошадь, словно теряя последнюю надежду на еду, питье и стойло в общинной конюшне. Умирающий продолжал надсадно кашлять и выкрикивать цифры, но уже, кажется, вразнобой.

Степан не знал, что делать. Заразился он или нет – станет ясно примерно через неделю, грибку нужно время, чтоб укорениться – пронизать организм носителя тончайшими петлями гифов.

Если поразмыслить, отбросив естественный страх и другие чувства, то возвращаться домой было нельзя. И вообще – к людям нельзя. Он сейчас – точно бомба с подожженным фитилем, которая рванет, сея смерть, когда настанет момент. Степан не хотел становиться слепым орудием пришлых.

Бежать? В степь? Быть может, отсидеться где-нибудь, выждав для уверенности дней десять? Если он не заразился, то можно будет с чистой совестью вернуться в общину. Если же мягкие ткани тела начнут усыхать, а кости проступать наружу, то на этот случай он прибережет пару патронов, чтоб сделать все наверняка – долбануть дуплетом себе под подбородок, и дело с концом.

Пока Степан ломал голову и терзался сомнениями, ноги сами несли его в сторону дома.

Каменская община, в которой осталась всего-навсего сотня человек, перебралась из села поближе к бывшему колхозному саду. Фруктовые деревья давали пищу. Разбросанные то тут, то здесь производственные здания – весовая, склады, гаражи, ремонтные мастерские – были перестроены для нужд общины. Кое-что сохранило былое назначение – например, кузница, в которой раньше ремонтировали плуги. В других строениях теперь жили люди или их скотина.

Недалеко журчала тихая речка с берегами, густо заросшими ивами, крапивой и дикой мятой, за стеной растительности пряталась действующая мельница. Река брала начало от десятка родников в яру с известняковыми склонами; там же можно было отыскать сеть неглубоких, скрытых от посторонних глаз карстовых пещер, которые община планировала использовать в качестве убежищ, если возникнет такая необходимость. Но до сих пор в яр отступать не доводилось: пришлые общину не замечали, соседи войной не угрожали, а банды разворачивали коней и убирались восвояси, напоровшись на кинжальный огонь пулемета «максим», позаимствованного старостой Иваном в арсенале брошенного райотдела милиции.

Старая Каменка, которую пришлось покинуть, сейчас тоже была относительно безопасна. За два с половиной года пришлые появлялись в селе лишь один раз и на единственном «полублюдце». Степан хорошо помнил тот день: голубой, как ясное небо, почти незаметный в вышине летательный аппарат сделал над крышами круг, походя расстреляв трансформаторную будку, брошенный перед амбаром тракторный прицеп без колес, а заодно – и пару домов на околице. Все это было сделано скорее, чтоб напугать местных, нежели с целью кого-то убить. Даже в сельской глуши пришлые дотошно выискивали то, что могло представлять для них маломальскую угрозу. Они сжигали с воздуха каждую машину, которую им удавалось заметить, будто не видели разницы между случайно уцелевшей после первых дней войны боевой техникой и самыми безобидными тракторами и легковыми автомобилями. Они рушили инфраструктуру, промышленные объекты, ЛЭП – все то, что могла создать лишь технически развитая цивилизация. На прячущиеся среди деревьев почти первобытные общины, выживающие за счет натурального хозяйства, пришлые смотрели сквозь пальцы, если такие, конечно, у них были. Возможно, агрессорам просто не хватало ресурсов, чтобы искоренить человечество раз и навсегда. А возможно, на людей у них имелись другие планы.

После налета на Каменку местные ушли, оставив дома. Кто-то подался в «Светлый путь» – коммуну, которую возглавил бывший председатель колхоза Трофимов, опираясь на свою администрацию, специалистов и передовиков. Кто-то присоединился к Старому Режиму – многолюдному образованию, куда охотно шли те, кто до сих пор с ностальгией вспоминал жизнь при царе или имел обиду на советскую власть. Те же, кому любой порядок был словно кость в горле, присоединились к бандам, которых развелось в степи видимо-невидимо.

Бывший мясник Иван Жмых смекнул, что группе людей было бы выгодно сохранить нейтралитет и со «Светлым путем», и со Старым Режимом. Так образовалась независимая Каменская община, выступающая посредником при Обмене между враждующими сторонами.

Степан бы с большей охотой примкнул к коммуне председателя колхоза, поскольку считал, что отец – член партии и офицер – на его месте сделал бы так. Вот только мать захотела остаться в независимой общине, а почему – понял, когда застукал старосту Ивана, выходящего на цыпочках из их новой «квартиры» в общинном доме. И хоть Степан был тогда незрел, не стал он упрекать мать. Отца ведь больше нет… Староста Иван тогда вызвал Степана на разговор и сказал, мол, сынок, скоро тебе восемнадцать, и ты сам решишь, останешься ли с нами или присоединишься к тем, кто больше тебе по душе, но помни, что за землями общины до самого Азова – дикая степь с бандитами и пришлыми, и мы – вроде как на передовой, а на передовой каждый боец – на вес золота. Степан подумал-подумал и остался. С тех пор немало воды утекло…