Текст книги "Пионеры Кремниевой долины. История первого стартапа из России, покорившего мир"

Именно там, на Рождественском бульваре, многие московские мальчишки 1980-х впервые познали радость управления маленькими человечками, которые двигались влево-вправо по экрану, стоило только нажать соответствующую клавишу. Двумерные лабиринты, в которые забрасывала компьютерных человечков злая судьбина, всегда изобиловали препятствиями. На каждом шагу можно было провалиться в пропасть. Или встретиться с опасным обитателем подземелья – другим человечком, роботом или монстром.

Спасало то, что эти существа не обладали большим интеллектом – обычно они просто ходили туда-сюда по заданному маршруту. Вовремя нажав нужную клавишу, всегда можно было просто перепрыгнуть противника – и оказаться у двери, ведущей на следующий уровень. А там ждало еще больше двухмерных опасностей – пропастей, роботов и монстров.

Появление клуба не осталось незамеченным моралистами, обеспокоенными тлетворным влиянием Запада на подрастающее поколение. Журнал «Клуб и художественная самодеятельность» опубликовал разгромную статью о Пачикове под названием «Дисплейбой».

Начиналась она историей о двух подростках «из каспаровского клуба», которые так увлеклись играми, что якобы попытались украсть джойстик на выставке «Информатика в жизни США» на ВДНХ и только по великодушию милиционеров смогли избежать уголовного наказания.

Основной гнев автора, разумеется, оказался направлен на организатора клуба: негодование вызвало и отсутствие педагогического образования у коллектива «Компьютера», и любовь к западной технике в ущерб отечественной, и полуформальный статус учреждения. «Все “хакеры” (компьютерные фанатики) в принципе асоциальные элементы, люди без дисциплины труда и дисциплины жизни», – резюмировал журналист.

Несмотря на критику в авторитетном журнале «Клуб и художественная самодеятельность», популярность клуба и у детей, и у взрослых быстро росла. В 1986 году в СССР мало кто мог достать персональный компьютер. А тут, в «Компьютере», стояло полсотни машин.

Условия для взрослых были необременительные: учи детей – преимущественно мальчишек, раз-два в неделю, а в остальное время делай что хочешь. Набирай на компьютере тексты, пиши программы, общайся с единомышленниками, участвуй в научных семинарах, которые регулярно проводили гостеприимные хозяева.

Среда обитания большинства интеллектуалов в 1980-е ограничивалась работой и домом. В столице, как и везде в СССР, общественные пространства, в которых бы дышалось легко и свободно, оставались в остром дефиците.

В то время москвичи не начинали день с чашки капучино в кофейне за углом и после работы не встречались с друзьями в ирландском пабе рядом с офисом, чтобы обменяться новостями за кружкой пива. Ведь в Советском Союзе просто не было ни кофеен, ни пабов.

Пачиков же старался сделать так, чтобы для его участников «Компьютер» был чем-то большим, чем просто учебно-досуговое заведение. В клубе сложилась свободная, неформальная атмосфера, нехарактерная для официальных советских учреждений. И он быстро стал своеобразным «третьим местом» – помимо работы и дома – для тех взрослых, которые всерьез интересовались компьютерными технологиями.

Вот так благодаря увлечению персональными компьютерами, своей готовности работать на одну голую идею за просто так, завидному дару убеждения и упорству, а также отчасти, конечно, и чистой удаче Степан Пачиков получил все, что требуется человеку для организации своей фирмы – и что в рыночной экономике достается обычно за счет вложений собственного капитала.

У него был офис в самом центре столицы. У него были «средства производства» – компьютеры. И, главное, с каждым днем он обзаводился все новыми и новыми полезными знакомствами.

Каждый, кто занимался компьютерами в 1980-х в Москве, рано или поздно появлялся на пороге «Компьютера». А значит, инициативному организатору клуба было из кого составить команду будущего стартапа.

Недоставало только одного – законной возможности запустить какой бы то ни было стартап.

Глава 4. Бета

Денег выдали так много, что оставаться на улице одному было страшно.

Антон Чижов зашел в ближайшую телефонную будку, позвонил сестре и попросил ее приехать – чтобы она проводила его до дома.

Сестра едва ли могла стать идеальным исполнителем роли телохранителя, возложенной на нее братом. Но больше позвать было некого, а вдвоем все же не так страшно. Стукнуть по голове одинокого прохожего – плевое дело. Напасть сразу на двоих – предприятие, требующее куда большей наглости.

Впрочем, эти размышления имели мало отношения к реальности. Никто ведь не знал, что у Чижова в мешке. С чего бы кому-то на него нападать? Однако все равно идти домой в одиночку почему-то совсем не хотелось.

Ожидая подкрепления, Чижов пытался осмыслить то, что с ним произошло.

А произошло вот что: в одно мгновение, сам того совершенно не ожидая, программист Антон Чижов стал сказочно богат.

Создавая программу, которая позволяла печатать на компьютерах на русском языке, он и не предполагал, что сможет заработать на ней целое состояние. Все вышло почти случайно.

Антон был научным сотрудником в Вычислительном центре Академии наук и, как и другие участники компьютерного движения в Москве, посещал семинары Велихова. Там академик и познакомил молодого программиста – Чижову не было еще и тридцати – с Артемом Тарасовым.

Тарасов не был ни программистом, ни ученым, он был кооператором. Так называли представителей первого поколения советских предпринимателей, которые получили возможность заниматься частной коммерческой деятельностью благодаря приходу к власти Михаила Горбачева и объявлению перестройки.

Прежде за частную коммерческую деятельность в СССР сажали в тюрьму, а когда-то могли и расстрелять. Теперь же, открыв кооператив, любой советский гражданин мог вполне легально оказывать услуги или продавать товары.

Простой советский гражданин Артем Тарасов воспользовался новыми возможностями одним из первых. Он наладил торговлю импортными компьютерами под вывеской кооператива «Техника».

Тотальный дефицит, вызванный запретом на поставку техники в СССР, создавал немало возможностей для заработка. Покупали ЭВМ организации, для которых стоимость товара практически не имела значения. Цены на компьютеры в Союзе могли превышать западные в десять, двадцать, а иногда и тридцать раз. Даже скупая компьютеры через артистов и спортсменов, которые регулярно ездили за границу, люди сколачивали состояния.

Однако заграничные машины не умели работать с русским алфавитом. А без него на IBM просто нельзя было печатать русскими буквами – да и понять, как этими штуками управлять, оказывалось затруднительно.

Тут-то кооператору и пригодилось знакомство с Антоном Чижовым. Ведь тому удалось создать программу, которая решала проблему русских букв на импортных компьютерах.

Тарасов договорился с программистом, что будет поставлять своим покупателям машины с уже установленным на них драйвером, а за это обещал платить гонорар с каждой проданной копии. Двигала им не только забота о клиенте: благодаря дополнительному программному обеспечению было легче оправдать завышенную цену.

Сколько он планирует продать этих компьютеров, предприниматель не уточнил. Через несколько месяцев Тарасов пригласил Чижова к себе домой, чтобы расплатиться за драйвер. Поднимаясь по лестнице типовой хрущевки, Антон думал, что хорошо было бы получить сотню-другую рублей.

Тарасов выложил две плотные пачки сторублевых бумажек – двадцать тысяч.

Двести рублей в конце 1980-х считались хорошей месячной зарплатой для человека с образованием. Перед программистом лежала сумма, которой хватило бы примерно на восемь лет жизни. В современном эквиваленте – около полумиллиона долларов.

Чижов уходил от Тарасова, пошатываясь, и смог перевести дух только в телефонной будке, поговорив с сестрой. Сестра в конце концов приехала, и вдвоем они благополучно довезли полученное богатство до дома.

Антон и прежде понимал, что в стране наступают новые времена. Подержав в руках две пачки сторублевых бумажек, он это прочувствовал.

…

Историки до сих пор спорят о том, какую цель на самом деле преследовала советская власть, разрешив людям открывать кооперативы и заниматься коммерческой деятельностью. Сложно поверить, что она начала сознательный демонтаж плановой экономики, на словах сохраняя верность социалистическому курсу. Возможно, просто пыталась выправить уродливую бытовую жизнь советского человека, отдав на откуп частникам мелкие, незначительные для государства услуги: рестораны, такси и прачечные.

Но как можно было не видеть, что новые законы противоречили самим основам официальной идеологии? Ведь она считала частную собственность причиной всех земных бед, а «эксплуатацию трудящихся» теми, кто этой собственностью обладал, – главным грехом враждебного капитализма.

Впрочем, поначалу кооператорам запрещалось нанимать сотрудников – дозволялось только делить доход между участниками кооператива. А значит, авторы новаций могли сказать, что кооператоры никого не эксплуатировали.

Однако было ясно, что это ограничение – пустая формальность. Обойти его не составляло труда. Видимо, поэтому уже в мае 1988 года – меньше чем через год после легализации частной инициативы – кооперативам официально разрешили использовать наемный труд.

Законодатели к тому же «проглядели» серьезную угрозу для сложившейся системы: появление кооперативов вело к потере контроля над всей плановой экономикой – и над деньгами государства.

Прежде директор госпредприятия не мог потратить лишние рубли на счету на премии или просто даже зарплаты сотрудникам. Деньги для расчетов между организациями являлись по сути отдельной валютой. Их нельзя было ни зачислить на счет работника, ни тем более выдать ему наличными.

Кроме того, в плановой экономике деньги играли второстепенную роль и имели довольно эфемерную ценность. Даже обладая лишними средствами на счету, предприятие не могло закупить нужную ему технику – например, несколько грузовиков, потому что у производителя грузовиков такой сделки в планах не значилось.

Но все изменилось. Теперь кооператор мог заключить договор с госпредприятием, оказать услуги и получить оплату за них на свой счет, а потом выдать участникам кооператива заработанные деньги кэшем.

Тем самым кооперативы открыли для советских людей невиданные прежде возможности по организации масштабных и при этом весьма элементарных коррупционных схем. Зачастую часть наличных, полученных кооператорами от госпредприятия за услуги или товары, просто возвращалась его директору в конверте или в чемодане.

Даже те кооператоры, которые стремились работать честно, оказывались волей-неволей вовлечены в нелегальные схемы.

Чтобы наладить даже небольшое кустарное производство, предпринимателям требовалось сырье – но при плановой экономике не существовало открытого рынка, на котором можно было бы его приобрести. Приходилось его «доставать» – зачастую опять же незаконными способами.

В этой мутной воде в кооперативное течение оказались вовлечены люди, преследовавшие самые разные цели. Многие гнались за наживой и не сильно задумывались о средствах достижения цели. Но некоторые увидели в новых противоречивых законах возможность создать настоящий бизнес по западному образцу – насколько вообще было возможно его представить себе людям, рожденным в СССР.

Одним из таких людей оказался другой знакомый Чижова по семинару Велихова – основатель детского клуба «Компьютер» Степан Пачиков.

…

Читая западные IT-журналы и штудируя спецификации новейших компьютеров, Степан Пачиков волей-неволей познакомился с историей западного инновационного бизнеса.

Конечно, для ученого, который никогда не был в Америке, основатель Microsoft Билл Гейтс или создатель Lotus Митч Капор должны были казаться такими же мифическими персонажами, как Шерлок Холмс или Индиана Джонс. Однако результат работы Гейтса или Капора можно было купить и использовать – даже в советской Москве. А значит, они не могли не быть реальными.

Где-то там, за пограничными кордонами, за океаном, в тысячах миль к западу от советской Москвы, все эти истории о стартапах и революционных компьютерных технологиях, о которых Степан читал в журналах, продираясь через джунгли незнакомых английских слов, происходили на самом деле. Каждый человек с головой на плечах мог у себя в гараже придумать революционный продукт, создать собственную фирму, построить большой бизнес и изменить жизнь людей к лучшему, а еще по ходу дела заработать пару-другую миллионов.

Эта концепция не выглядела для Пачикова совсем уж фантастической – в отличие от большинства советских граждан.

В августе 1988 года руководитель клуба «Компьютер» через статью, опубликованную в газете, призвал руководство страны отказаться от попыток наладить производство своих компьютеров. Он убеждал, что поезд ушел – нагнать Запад уже не получится. Целесообразнее сосредоточиться на разработке программного обеспечения. Это будет куда лучшим применением математических талантов советских ученых.

Кооперативное движение давало возможность внести свой посильный вклад в реализацию замысла, не дожидаясь решений на верхах.

И первым делом он, конечно, обратился к автору русификатора – самой популярной компьютерной программы, созданной в СССР. Степан предложил Антону Чижову объединить усилия. Открыть свой кооператив. Продавать драйвер самостоятельно – вместо того чтобы обращаться к таким дельцам, как Тарасов.

Вдвоем Пачиков и Чижов могли бы собрать других программистов, уже создавших популярные продукты, заняться разработкой нового революционного софта и со временем построить первый софтверный кооператив. А там, чем черт не шутит, выйти как-нибудь на мировой рынок. Почему нет?

Еще несколько лет назад эти дерзкие мечты граничили бы с полным безумием. Но теперь, после объявления курса на либерализацию строгих советских законов под флагом перестройки, дела приняли совсем другой оборот.

Если раньше за хранение книги «Архипелаг ГУЛАГ» отправляли в тюрьму, то теперь карты сталинских лагерей печатали в газетах.

Если раньше религиозность осуждали, то теперь тысячелетие Крещения Руси отмечали на государственном уровне, а Библию издавали стотысячным тиражом.

Если раньше делали вид, что секса не существует, то теперь в кинотеатрах крутили советские фильмы с постельными сценами, а комсомол – официальная молодежная организация коммунистов, с участия в которой для многих в СССР начинался путь партийной карьеры, – организовывал конкурсы красоты, где девушки расхаживали по сцене в купальниках.

Если раньше неофициальных художников и музыкантов преследовали как тунеядцев и отправляли в психиатрические лечебницы, то теперь рок-звезды собирали стадионы, а советский авангард за десятки тысяч фунтов продавали на Sotheby’s – и не за границей, а прямо в Москве.

Жизнь менялась так быстро, что уже все казалось возможным.

Правда, многие люди в СССР считали, памятуя об оттепели 1960-х, что все эти перестроечные вольности скоро закончатся, а самые активные адепты этой самой перестройки окажутся за решеткой. Но Пачиков был готов рискнуть и поставить на то, что в этот раз перемены – навсегда.

Взвесив все за и против, Антон в итоге согласился объединить усилия со Степаном и пожертвовать часть новых доходов в пользу совместной фирмы. Ведь из всех знакомых Чижову ученых и компьютерщиков Пачиков казался наиболее подходящим на роль предпринимателя – и не только из-за того, что сумел организовать компьютерный клуб. Степан имел репутацию энергичного человека, который мог уболтать любого и добиться своего.

Пожертвовать своими доходами Антону Чижову было легче еще и потому, что программист не знал, куда эти деньги девать. Даже несмотря на развитие кооперативного движения и перестройку, в Советском Союзе богатство само по себе не могло как-то существенно изменить жизнь человека. Связи, влияние, партийный статус играли куда большую роль.

Полки магазинов пустовали. Поехать в путешествие за границу – целая история, и еще не факт, что выпустят. Купить автомобиль или кооперативную квартиру? Чижову было где жить, а за машиной пришлось бы стоять в очереди на право ее купить. К тому же в отсутствие нормального сервиса возиться с автомобилем в случае поломки пришлось бы самому.

В итоге значительную часть полученного от Тарасова гонорара Чижов потратил на покупку двух видеомагнитофонов – они стоили по несколько тысяч каждый. Один остался дома, другой был подарен школе, в которой учился ребенок.

Иными словами, заработав двадцать тысяч рублей, Чижов остался тем, кем он и был, – программистом. И, как многие программисты, он не задумываясь мог пожертвовать доходами ради создания собственного софтверного стартапа.

…

Двойственная природа частного предприятия в стране, отрицавшей частную собственность, создавала в 1988 году немало препятствий на пути первых кооператоров.

Например, Артему Тарасову, чтобы зарегистрировать свою «Технику» годом ранее, пришлось брать чиновника Моссовета буквально измором.

Получив сначала отказ ответственного лица, предприниматель стал часами дежурить у его кабинета. Мозолил ему глаза. Тот сжалился – и позволил Артему подвозить себя до дома. Затем стал давать мелкие поручения, которые Тарасов беспрекословно выполнял. По сути он превратился в личного ассистента чиновника на общественных началах. Наконец тот дал разрешение на регистрацию кооператива. На всю операцию ушло три месяца.

Чтобы избежать подобных развлечений, начинающие советские предприниматели нередко предпочитали присоединиться к уже работающему кооперативу. Пачиков и Чижов решили пойти тем же путем.

Тут Степану помогла тусовка, сложившаяся вокруг клуба. Эдуард Миньковский, один из участников «Компьютера», познакомил его со своим дядей, учредителем строительного кооператива «Контур».

Пачиков убедил кооператора взять их под свое крыло – и дать открыть при «Контуре» более-менее автономное подразделение для развития компьютерных проектов. Назвали его «Микроконтур». Была тут и аллюзия на микрокомпьютеры (так назывались тогда персональные ЭВМ), и скрытая самоирония: замыслы у микрокооператива уже с ходу были хоть и смутные, но вполне грандиозные.

Предприятие начало работу 3 октября 1988 года. Первым официально устроенным сотрудником «Микроконтура» стал Георгий Пачиков, младший брат Степана.

На заре кооперативного движения он трудился программистом во МХАТе, одном из ведущих столичных театров. Георгий отвечал там за работу сценического оборудования, но по большей части просто валял дурака, наслаждаясь артистической атмосферой.

Зато он активно помогал в организации компьютерного клуба. Когда Степан попросил подсобить и с кооперативом, Георгий долго раздумывать не стал.

Сначала коллектив «Микроконтура» сидел в помещении «Компьютера» на Рождественском бульваре. Но вскоре стало ясно, что фирма мешает клубной деятельности. Для кооператива сняли отдельное помещение на Петровском бульваре – в десяти минутах ходьбы.

Мало кто верил тогда, что на продаже компьютерных программ можно что-то заработать, – ведь никто в стране не понимал, зачем за них платить, если можно просто скопировать с диска на диск. В государстве, в котором все было общим, интеллектуальная собственность считалась буржуазным излишеством. Авторское право, сложившееся в странах потенциального противника, в СССР не признавали на государственном уровне, копируя все западные наработки, какие только было возможно, – от песен и воспроизводящих их магнитофонов до автомобилей.

Впрочем, сложившаяся в стране система отношений с авторским правом для создателей первых советских программ для персональных компьютеров давала и свои преимущества. И «Альфу», и «Бету» – обе версии своего драйвера, названные по буквам греческого алфавита, – Антон Чижов создавал на работе, в Вычислительном центре Академии наук, на компьютерах, принадлежащих государству.

Если бы дело происходило в XXI веке – или хотя бы в капиталистической стране, – его работодатель считал бы русификатор своей собственностью и претендовал бы на все полученные программистом деньги.

Однако Вычислительный центр работал по законам социалистической плановой экономики. Никаких дополнительных доходов от продажи русификатора в его планах не значилось. Как объяснить происхождение прибыли от продажи софта на языке советской экономической науки? Никто этого не знал. Поэтому непосредственное начальство Чижова, зная о том, что он зарабатывает на драйвере, предпочитало закрывать глаза на его «нетрудовые» доходы.

Впрочем, Пачиков понимал, что на одном творении Чижова далеко не уедешь. И он сразу стал собирать под крышей «Микроконтура» других программистов.

…

На первом этапе у кооператива не было ничего, чем должна была обладать торговая компания: ни налаженных каналов продаж, ни обученных сейлзов, ни внятной коммерческой стратегии.

Но у «Микроконтура» была печать, возможность заключать договоры с другими организациями, получать деньги на свой расчетный счет, а потом выплачивать авторам гонорары. А тогда уже этого было достаточно, чтобы привлечь создателей лучших программ.

К тому же большинство выдающихся советских программистов работали под одной крышей с Антоном Чижовым – в Вычислительном центре, старейшем компьютерном учреждении в структуре Академии наук, которое еще с 1955 года собирало специалистов по изучению и использованию ЭВМ для решения научных задач.

В начале 1980-х, когда на Западе появились персональные компьютеры, именно в Вычислительном центре открыли лабораторию по исследованию новой техники под руководством Виктора Брябрина. Все известные в СССР программисты, работавшие с домашними компьютерами, трудились либо в этой лаборатории, либо где-то по соседству. В том числе, например, Алексей Пажитнов, автор «Тетриса» – одной из самых популярных компьютерных игр своего времени.

Для сотрудников Вычислительного центра Степан Пачиков, в отличие от Артема Тарасова, был своим человеком: компьютерным энтузиастом, экспертом, ученым, организатором известных на всю Москву семинаров в клубе «Компьютер».

Помогало и то, что партнеры не жадничали, предлагая программистам крайне выгодные условия. А Степан, продавая софт, был готов оставлять себе весьма скромную комиссию в пятнадцать процентов, отдавая остальное создателю продукта.

Это была вполне практичная, меркантильная щедрость. Основатель «Микроконтура» не планировал сразу становиться миллионером – он хотел превратить свой кооператив в преуспевающую софтверную фирму. А для этого ему требовались лучшие разработчики. Чтобы привлечь их в «Микроконтур», Степан был готов пожертвовать сиюминутными заработками.

Стратегия вполне оправдала себя и тактически: программисты нередко приходили со своими покупателями. От кооператива требовалось просто провести деньги.

Благодаря такой лояльной политике вскоре «Микроконтур» Пачикова стал продавать все основные продукты, которые позволяли полноценно работать на компьютерах IBM с текстовыми документами на русском языке.

Евгений Веселов, еще один сотрудник Вычислительного центра Академии наук, отдал «Микроконтуру» на распространение свой текстовый редактор «Лексикон». А Андрей Скалдин – комплект русских шрифтов, которые адекватно отображались при печати на принтерах.

Вопреки предсказаниям скептиков, Пачикову удалось кое-как наладить реализацию софта, не прибегая к сомнительным схемам с перепродажей компьютеров и установкой программного обеспечения в довесок к ним. Разумеется, за российские программы, которые вполне можно было бы и скопировать даром, платили не индивидуальные пользователи, а организации – отчасти потому, что деньги девать им все равно было некуда. Заключать контракты помогало и то, что в кооперативе работали сплошь сотрудники Академии наук. Это добавляло предприятию веса.

Конечно, доходы «Микроконтура» не шли ни в какое сравнение с оборотами Артема Тарасова, который вскоре стал первым официальным советским миллионером. Но прибыли вполне хватало, чтобы держать фирму на плаву и приступить к реализации более амбициозных замыслов.

Степану Пачикову, конечно же, не хотелось ограничиваться распространением чужого софта – он мечтал придумывать и делать свои программы и не заниматься адаптацией западных разработок, а создавать действительно прорывные, инновационные решения. Чтобы менять к лучшему жизнь миллионов и в меру сил двигать вперед научно-технический прогресс. На меньшее ученый, воспитанный физиками-лириками Новосибирского Академгородка, тратить свою жизнь был не согласен.

Однако ни сам Степан, ни другие участники «Микроконтура» пока не представляли, за что можно было бы взяться и что могло бы, с одной стороны, приносить пользу людям, а с другой – обеспечивать хороший доход авторам софта. Однако они прекрасно знали, что в советских научно-исследовательских институтах работали сотни головастых ученых, которые часто не могли реализовать свои идеи из-за косной советской бюрократии.

Многие из них изнывали от тоски в своих НИИ, не понимая, что мир изменился. То, что немыслимо сделать в государственном учреждении, можно реализовать под крышей частного предприятия. К тому же далеко не все были на «ты» с компьютером – и не все до сих пор осознавали, какие возможности открывают перед человечеством домашние вычислительные машины.

Чтобы совершить прорыв, основателям «Микроконтура» следовало просто отыскать этих гениев – и раскрыть им глаза. К счастью, Степан Пачиков уже знал, где их найти.