Текст книги "Русская песня в изгнании"

Глава II
Дети первых эмигрантов

 
Куда попали вы? В Галлиполи, в Афины?
Где вы теперь? В Париже иль в Баку?
А может быть, в равнинах Аргентины
В Европу грузите маис или муку?
 

А. И. Димитриевич,«Эмигрантское танго»

За первой волной эмиграции по всем правилам должна идти вторая», но с ней история непростая. Новые имена, ставшие популярными после войны, эмигрантами можно назвать довольно условно, ведь большинство из них никогда даже не были в России.

Татьяна Иванова

Это дети первых послереволюционных беженцев. Борис Рубашкин, Виктор Клименко, Иван Ребров, Саша Зелкин, семья Димитриевичей, Теодор Биккель, Юл Бриннер, братья Ивановичи, Татьяна Иванова, Людмила Лопато, Андрей Радзиевич, Дэнни Кей (Каминский) – все звездные имена 50–70-х годов к эмигрантам в прямом смысле слова не относятся. Но для своих слушателей в СССР они, безусловно, представляли собой яркий образец именно такой музыки, что только усиливал присутствовавший повсеместно акцент. Исключением из этого яркого списка можно назвать только Юлию Запольскую, Женю Файерман и Женю Шевченко.

Братья Ивановичи

Первыми в СССР попали диски Бориса Рубашкина и Ивана Реброва. Случилось это в конце 60-х годов. Кто был первым? Кто больше запомнился слушателю? Мне кажется, все же Рубашкин.

Засланный «казачок»

И нисколько мы с тобой не постарели,

Только волосы немного побелели,

Отшумят и отпоют свое метели,

Снова будет, будет звон капели…

«Ностальгия», цыганская песня

Судьба этого артиста закручена похлеще иного детектива. Я вспоминаю далекий теперь 1989 год, когда Борис Рубашкин первым из запрещенных певцов приехал с гастролями в Москву. Столпотворение у Театра эстрады на Берсеневской набережной, тысячи людей в очереди за билетами, но при этом все как-то предпразднично возбуждены, нет ни криков, ни ругани, и это несмотря на зимние холода. Я простоял в стройных рядах его поклонников часов восемь и попал на концерт. Конечно, был аншлаг, и даже репертуар, слегка сглаженный еще советской цензурой, принимался «на ура». Главное – на сцене стоял Рубашкин, а аккомпанировал ему оркестр под управлением Петра Худякова, тоже легендарного музыканта второй волны, ныне живущего в Австрии и возглавляющего один из осколков великого хора донских казаков Сергея Жарова. После концерта толпа поменьше ждала маэстро у служебного входа, и я был среди них. Борис Семенович, в богатой шубе, с седой бородой, с удовольствием подписывал программки и фотографировался с нами. Через несколько месяцев фирма «Мелодия» выпустила виниловый диск «Борис Рубашкин в Москве», который в столице я так и не нашел, а купил где-то в провинции под удивленный взгляд продавщицы. Она не знала, кто это!

Борис Рубашкин

В конце 80-х про «первого певца-эмигранта» много писали в прессе, он снялся в нескольких фильмах, были гастрольные планы, но что-то не понравилось маэстро в организации, кто-то где-то нарушил его права, и с тех пор с большими гастролями он к нам не приезжал. Теперь певец живет в Зальцбурге, в роскошном доме, с русской женой и юной дочкой. Или пишет мемуары в своем итальянском особняке с видом на море. Мог ли предполагать молодой инкассатор из Болгарии, как сложится его жизнь? Вряд ли.

С Борисом Рубашкиным после концерта в Театре эстрады.

Автору 15 лет. Москва, 1989

Отец будущей звезды бежал от советской власти семнадцатилетним юношей после убийства большевиками старшего брата. Оказался в Турции, потом в Болгарии, где женился на местной девушке Теодоре Лиловой. В 1932 году в семье Семена Чернорубашкина родился сын Борис. Мальчик с детства увлекался музыкой, танцами, посещал хореографический кружок. В семье не забывали про русские корни: говорили на родном языке, пели песни. «Моим коллективным учителем стала белогвардейская эмиграция», – будет позже вспоминать певец. Первой взрослой работой юноши было ходить по магазинам и собирать дневную выручку – проще говоря, он стал инкассатором. В один из дней, возвращаясь с работы, Боря Чернорубашкин увидел объявление о конкурсе для работы в танцевальном ансамбле МВД Болгарии. Конечно, он был принят и уже два года спустя стал солистом. Параллельно началась учеба в экономическом институте.

И тут мы встречаем чисто «совковое» проявление зависти: в ансамбле не нравилось, что он готовит себе иную карьеру, а в вузе танцора упрекали в чрезмерных заработках. Борис плюнул на все и поехал доучиваться в Прагу.

В 1962 году он окончил институт, срок учебной визы истекал, в Болгарию возвращаться не хотелось, и тогда он вместе со своей первой женой осмеливается на крайне опасное предприятие: бежать на Запад, в Австрию.

Борис Рубашкин. Фото с первой официальной советской пластинки

В Праге, помимо танцев, Чернорубашкин зарабатывал на жизнь мойкой машин в болгарском представительстве. Многие посольские в те годы ездили в Западную Европу, покупали там ширпотреб и перепродавали его в странах соцлагеря. Один из них предложил Борису сопровождать его в Вену в качестве водителя и выправил документ, по которому тот являлся шофером посольства, а также помог через свои связи в Югославии сделать визу жене. В Австрии супруги сразу пришли в полицию и заявили о побеге из советской Болгарии.

Первое время будущий певец был простым рабочим на заводе, а в свободное время приходил в кафе поиграть в шахматы.

Однажды, проигрывая, Борис выругался по-болгарски. Оказалось, что его партнер тоже болгарин, выгодно женившийся на богатой австрийской даме. Новый знакомый пригласил в шикарный ресторан «Жар-птица» выпить водки и показать, как он поет. Борис стал подпевать ему, потом сам спел песню с ресторанным оркестром. Публика зааплодировала, вышел хозяин ресторана, послушал и… предложил контракт.

Во время работы в «Жар-птице» у исполнителя произошло несколько счастливых встреч, сыгравших важную роль в будущей жизни. Здесь на него обратила внимание дама-профессор из консерватории, и он стал у нее учиться, здесь же он встретил человека, предложившего ему заключить договор на четыре первых диска.

В 1967 году артист выиграл конкурс на должность баритона в Зальцбургской опере и закончил выступления в ресторане.

Во время работы в Вене Бориса Чернорубашкина завербовали американские спецслужбы. Впрочем, «завербовали» не то слово, он и сам был готов бороться с коммунистическим режимом, а потому и рассказал все, что узнал за время работы в болгарском посольстве в Праге. Толку для разведки от певца было немного, и вскоре его оставили в покое. Однако после переезда в Зальцбург контактов с оперной звездой стали искать уже советские спецслужбы. В одном из интервью Борис Семенович описывал эти события так: «Обо мне в Советском Союзе уже знали, хотя сам я о том, что мои песни в России слушают и переписывают “на ребра”, ничего долго не подозревал. И, конечно, удивлялся, что люди из советского консульства так ищут со мной контактов. Они приглашали меня на все свои праздники. Звали: “Пойдем, Борис, выпьем пива”. Я сразу – две тысячи шиллингов в карман, потому что знал: они поужинают, выпьют, и – Борис, плати! И я им говорил: “Я так рад, что ради меня в Зальцбурге открыли советское консульство!”[10]10
  Д. Пронина, «Американский шпион с русской душой». «Московский комсомолец», 21.10.2000.


[Закрыть]

Профессор Петр Александрович Худяков

С началом сольной карьеры фамилия Чернорубашкин сократилась до Рубашкин – так было выгоднее с коммерческой точки зрения, ведь для западного уха его настоящая фамилия слишком сложная. В 70-е годы по заказу одного французского издателя Рубашкин написал музыку и поставил на сцене знаменитый танец «Казачок», сделавший его миллионером. Пластинки с различными варианта «Казачка» были и «золотыми», и «платиновыми», и, наверное, «бриллиантовыми».

В 2002 году Борис Семенович отпраздновал 70-летний юбилей. Президенты

Австрии и Болгарии наградили его орденами за огромный вклад в культуру, а российский министр культуры прислал… почетную грамоту.

Уникальная судьба: начать карьеру певца в тридцать пять лет, выступать в лучших театрах, объехать с гастролями весь мир, записать десятки альбомов…

После смерти легендарного руководителя казачьего хора Сергея Жарова Рубашкину предлагали возглавить знаменитый коллектив. Но он отказался: не сошлись в цене контракта, да и годы уже не те.

«Мне никогда и не снилось, что я проживу такую жизнь», – любит повторять почетный гражданин Зальцбурга, сын русского казака и звезда мировой сцены Борис Рубашкин.

Немецкий Шаляпин

Вдоль по улице метелица метет,

За метелицей мой миленький идет…

Русская народная песня

В одно время с Рубашкиным в этом же жанре работал да и продолжает выступать поныне еще один блестящий певец – Иван Ребров.

Иван Ребров, самый русский немец

Наверное, была какая-то конкуренция между ними. Утверждать не берусь. В газетных публикациях Ребров, напротив, говорит, что хорошие артисты должны быть друзьями. Здорово, если так. Иван Ребров, которого многие сравнивают по вокальным данным с самим Шаляпиным, родился в поезде Париж – Варшава в 1931 году. Мать его была русской, а отец – немцем. Настоящее имя певца – Ганс Риппер. С приходом к власти нацистов семья Рипперов покинула Германию, долго скиталась по разным странам Европы. Эмиграция закончилась в 1953 году. Получая гражданство ФРГ, сын русской матери записал в новый паспорт: Иван Ребров. Он начинал в казачьем хоре Сергея Жарова. Первое время молодой артист цокал языком, имитируя скачущую лошадь. За каждое выступление получал 15 марок. А популярность пришла к нему случайно. Из-за травмы ноги Иван оказался в больнице. За время вынужденного безделья он записал мини-пластинку с русскими песнями: «Полюшко-поле» и «12 разбойников». Материал попал в руки редактора музыкальной программы французской радиостанции и прозвучал в эфире. В студию тут же обрушилась лавина звонков от слушателей, сгорающих от любопытства узнать, чей могучий голос они услышали.

За долгие годы «второй Шаляпин» записал около полусотни альбомов, большинство с русским репертуаром. После гастролей в СССР был даже диск «Перестройка.

Гласность» с композициями типа «Перестройка-матушка». Несмотря на почтенный возраст, Ребров активно выступает, делая упор на исполнение церковной музыки. А для себя, наедине с душой, он, бывает, берет в руки скрипку, с которой когда-то начинал. Живет великий певец в роскошных домах, один из которых в Германии, а другой вроде на греческих островах. Он никогда не был женат и не имеет детей, что порождает массу слухов о его предпочтениях в любви. Но нам-то какая разница? Главное – великий голос артиста. В брежневские времена Иван Ребров бывал в СССР туристом, выступать ему не разрешали, хотя в Германии у него как-то состоялась встреча с тогдашним министром культуры Екатериной Фурцевой, где он попытался обсудить этот вопрос. Она отнеслась к идее более чем прохладно. «Эмигранты» были не в чести у официальной власти, до сих пор в архивах можно найти список пластинок, запрещенных к ввозу на территорию Страны Советов, а там: «Ребров, Рубашкин, Токарев, Шульман…»

Вот отрывок из книги Людмилы Зыкиной «Песня», где она описывает свои гастроли в Западной Германии в марте 1968 года:

«…Во время гастролей в Западной Германии, где живет Ребров, мне пришлось часто его слушать… Многих интересует, что я о нем думаю, как оцениваю этого певца. А кроме всего прочего, в последние годы пошла мода на Ивана Реброва и других “эмигрантов”, – обладание их записями, подобно увлечению стариной, стало для некоторых чуть ли не правилом хорошего тона. На коктейле после премьеры доктор Кеплехнер говорил о том, что наш приезд и полмиллиона разошедшихся пластинок с русскими песнями пробили поначалу маленькую брешь в ознакомлении Запада и других стран мира с русской музыкой и песней. Монопольным правом в этой области завладели эмигранты, осевшие на Западе, русского, полурусского и совсем не русского происхождения типа Биккеля, Бриннера, Рубашкина и др. Особое место в этом ряду занимает Иван Ребров, который поражает своим действительно незаурядным голосом почти что в три октавы[11]11
  Здесь Зыкина лукавит. На самом деле голос у Реброва четыре с половиной октавы.


[Закрыть]. Для западной публики он “кондовый славянин” с окладистой бородой и архирусским именем. Его концертный костюм непременно включает в себя соболью шапку и броский, яркий кафтан с расшитым золотом кушаком. Популярность Реброва складывается, на мой взгляд, из нескольких компонентов: хорошие вокальные данные (на Западе басы всегда в большом почете), экзотический внешний вид, сценический образ этакого кряжистого русского медведя, акцент на меланхоличные и грустные русские песни, находящие особый отклик среди сентиментальной западной публики. Интересно, что Ребров пытался исполнять и немецкие народные песни, но особого успеха не имел. Его репертуар – удивительная мешанина из старинных русских песен (кстати, в убогой собственной обработке), например, “Помню, я еще молодушкой была”, которая фигурирует у него под новым названием “Наташа”. Песен из репертуара Шаляпина: “Из-за острова на стрежень”, “Двенадцать разбойников”, махровой цыганщины (тут и “Две гитары”, и “Ухарь-купец”) и всего, что только душе угодно. Модно петь “Подмосковные вечера” – пожалуйста, мелодии из кинофильма “Доктор Живаго” – извольте! В песнях Реброва слышатся и отголоски белогвардейской обречённости, и интонации мелодий расплодившихся на Западе бывших донских казаков (ведь надо как-то зарабатывать на жизнь!). Своими записями Иван Ребров явно старается потрафить мещанскому вкусу обывателей, знающих, вернее, не желающих знать больше Россию, только по водке и икре. Показательны уже названия его песен: “В лесном трактире”, “В глубоком погребке”, “Рюмка водки”. И сама пластинка называется “На здоровье!” – Ребров поет о водке и вине. В общем, Ребров – типичный представитель коммерческого “массового искусства”, хозяев которого вполне устраивает, что не знающий ни родины, ни ее языка певец повествует о “русской душе” песнями “Бублики”, “Маруся”, “Журавли”. Любопытно, что Иван Ребров бывал в Москве как турист и при посещении ВДНХ даже пел – не удержался! – с ансамблем Мицкевича, выступавшим в ресторане “Колос”».

«И запоешь, как Жан Татлян, про “фонари, которые не светят”…»

Вот она, квинтэссенция советской идеологии! Это их публику устраивает, что «…не знающий ни родины, ни ее языка певец повествует о «русской душе…», а нашу, советскую не устраивает и не понятен какой-то отщепенец белогвардейский. И несмотря на уникальный голос и абсолютно, в общем, лояльный набор народных песен, был запрещен.

Ребров – настоящая немецкая звезда 70-х. Он и на театральных подмостках, и в шоу на ТВ, и на совместной пластинке с Татьяной Ивановой.

Иван Ребров весь в песне.

На красотку даже не глядит…

В послевоенной Европе западных звезд с русскими фамилиями немало. Пусть большей частью они лишь потомки первой эмиграции, но появляются и приезжие, уже из новой третьей волны. В их числе оказались бывшие отечественные эстрадные знаменитости: Лариса Мондрус в Германии, Бруно Оя в Финляндии, Жан Татлян во Франции, Аида Ведищева и Эмиль Горовец в Штатах, Леонид Бергер в Австралии. Более или менее они в эмиграции состоялись и даже сумели стать какой-то частью шоу-бизнеса новой родины, исполняя интернациональный репертуар. Но конкуренция была велика.

Во времена экономического кризиса конца 80-х в «поисках лучшей доли» уехало немало популярных артистов. Среди них был и «супер-стар» советской эстрады Эдуард Хиль. Вот как он вспоминает свою работу в парижском кабаре: «Мадам Мартини (хозяйка заведения) позволяла исполнять все, кроме “Мурки” и вообще блатных песен. В “Распутин” заглядывали наши артисты, поэты. Были и Никита Михалков с Юрием Любимовым и Олегом Янковским. Михалков пел “Не велят Маше за реченьку” и был душой общества. А самыми богатыми посетителями кабаре были арабы из Эмиратов. Один играл там свадьбу дочери – на грузовике привезли пять тысяч белых роз. Погуляли на сто тысяч долларов, хотя по меркам “Распутина” сумма небольшая. Заходили и русские дворяне первой волны эмиграции – графы, князья. Как-то перед концертом я спросил у коллеги-артиста: “Почему сегодня у нас столько охраны? А этот месье за столиком похож на Миттерана”. – “А это и есть Миттеран! Романсы послушать пришел”. А Мирей Матье как-то пришла и попросила меня спеть “Подмосковные вечера”. Артистам в “Распутине” платили мало. На эти деньги прожить сложно. Я снимал квартиру у знакомых эмигрантов за полцены. Экономил на всем: пешком шел от дома до работы почти час. Мясо стоило слишком дорого, даже “ножки Буша”. Первое время покупал только картошку и крылышки. В кафе не обедал – это же целых 50 франков.

Полицейские в Париже ни разу не попросили меня предъявить паспорт. Иногда спрашивали: “Вы кто?” – “Шансонье”. – “Где?” – “Кабаре “Распутин”. – “О!” Это для них фирма, как Гранд-опера. Идешь ночью по негритянскому кварталу, французский мент остановит: “Не страшно?” – ”Я русский”. – “А! Тогда понятно”» (по материалам сайта www.blatata.com).

Мозаика второй волны

 
А где же теперь все друзья боевые,
Бойцы и сыны моей бедной Руси?
В харчевнях Стамбула берут чаевые
И крутят баранку в парижских такси.
 

А. Корабельников, «Андреевский флаг»

Помимо Бориса Рубашкина и Ивана Реброва, было и есть много интересных имен. Их биографии, репертуар и судьбы, в общем, схожи, но хотя бы несколько слов об этих людях надо сказать обязательно.

Саша Зелкин

Петр Худяков, музыкант из Австрии, записал несколько блестящих пластинок с жанровой песней, а теперь, подобно Реброву, говорят, ушел в исполнение церковной музыки. Занимается ею последние годы еще одна «легенда» – певец из Финляндии Виктор Клименко. А в лучшие годы, бывало, хлопнет перед концертом бутылку водки и «зажигает» «Гори, гори…» на кураже. По сей день Виктор собирает залы в стране тысячи озер.

Теодор Биккель

Давно ничего не слышно о Саше Зелкине – мастере русской песни из Франции. В 60-е в Америке было издано два виниловых диска артиста. Иногда на блошиных рынках Европы можно найти его французские песенные опыты. Где он сейчас? Жив ли? Он не намного моложе Реброва и Рубашкина. Кстати, биографии Саши Зелкина и Виктора Клименко в начале пути как две капли воды напоминают историю жизни Бориса Рубашкина: дети белогвардейцев, осевших в разных странах, но сохранивших корни. К сожалению, мне почти ничего неизвестно о замечательной певице из Германии Татьяне Ивановой. Недавно в России переиздали несколько ее пластинок. Она была звездой, да еще какой! В дискографии Ивана Реброва есть их совместный проект. Иванова умерла рано, по-моему, в начале 70-х.

А как забыть Теодора Биккеля, выпустившего одним из первых «Песни самиздата советской России»! Найди у вас в те годы эту пластинку органы, и срока не миновать. Биккель, правда, вообще к России никакого отношения не имеет, он лишь записал несколько проектов с уличными и цыганскими композициями, а большей частью он актер. В 2004-м справил 80-летие, но бодр и полон сил, много выступает, собрал горы всевозможных премий и наград. Жил в Израиле, теперь в США.

Юлия Запольская

Юлия Запольская и Женя Файерман – последние из той плеяды, о ком хочу поведать.

В чем-то их судьбы схожи: и Юля, и Женя оказались за кордоном благодаря бракам с иностранцами. Московский коллекционер Владимир Павлович Цетлин рассказывал, что в конце 40-х Юля пела в «Кинотеатре повторного фильма» у Никитских ворот, тогда было принято приглашать артистов выступать перед сеансами. Она оканчивала консерваторию и собиралась профессионально заниматься серьезной музыкой, но судьба свела ее с американским военным. Он влюбился в русскую красавицу и каким-то чудом увез ее в 1953 году в Америку! На Западе талантливая женщина записала девять виниловых пластинок: «Песни беспризорников», «Песни А. Вертинского», «Москва после темноты» и т. д. Выпускалась она на американских лейблах и была вполне успешна, однако счастье длилось недолго: в 1965 году, довольно молодой, она умерла от болезни. Недавно у нас издали небольшую пластинку Юлии Запольской, или просто Юли, как зовут ее коллекционеры. Одна из самых заметных певиц «второй эмиграции», она делала настоящую жанровую песню.

Женщина-огонь

 
По кругу пойдет и песню запоет,
Что напевала мать у колыбели,
Немой запоет, а мертвый оживет,
Больной забудет сразу о постели…
 

С. Кемельмахер, «Танец»

А Жене Файерман – Женьке-цыганке – повезло больше. Последние три десятилетия живет на Земле обетованной, часто выступает. Случается же, что реальный человек носит фамилию, как нельзя лучше соответствующую его характеру. Файерман в переводе с идиш – «человек-огонь».

Женя Файерман

Родом певица из Каменец-Подольского, что на Украине.

С концертами она объездила вдоль и поперек Северную и Южную Америку, Австралию, всю Европу. Четырежды совершила турне по странам бывшего СССР.

Однако «слава шла к ней долго, задерживаясь в пути». Жизнь поначалу была ох какой нелегкой.

«В семье я была девятым по счету ребенком. После меня появились на свет еще двое братьев. У нас была очень веселая, жизнерадостная семья. Отец, будучи религиозным человеком, любил, когда мы пели и танцевали. И я пропадала в Доме пионеров в танцевальном кружке. Схватив кусок хлеба, обмакнув его в подсолнечное масло и посыпав солью, я спешила на репетиции.

Родители, как сейчас принято говорить, вели семейный бизнес. Мама с папой варили дома леденцы, и отец продавал их на базаре. Старшие дети помогали.

С этого жила вся семья. Не самое сытое детство…

По субботам мама зажигала свечи, отец произносил молитву на не понятном мне тогда языке, а многочисленная детвора радовалась ароматной хале и праздничной обстановке.

А затем грянула война, разметавшая нашу большую семью. Во время эвакуации я и еще две сестры потерялись. Мы оказались в Казахстане, а родители с остальными детьми – в Узбекистане. Многое пришлось пережить, пока они не нашли нас.

Всех старших братьев забрали в армию – остались только девочки, маленькие мальчики, родившиеся после меня, и пожилой отец. Выжить нам помогло его умение варить карамельки. Советская власть посчитала это “большим бизнесом” и потребовала уплаты налогов. Семья и так еле сводила концы с концами – платить было нечем. Отца арестовали, судили. Последний раз я видела папу в зале суда. Печальные беспомощные глаза старого человека. Он передал нам записку. Главное, что его заботило: что будет с семьей? Больше мы его не видели. Не знаю даже, где его могила», – вспоминает Женя Файерман[12]12
  По материалам израильской прессы.


[Закрыть].

В эвакуации юная девушка познакомилась с выходцем из Польши по имени Абель.

Убежденный польский коммунист, Абель бежал в СССР в начале Второй мировой войны и попросил политического убежища, которое ему тут же предоставили, да еще с охраной – в одном из лагерей ГУЛАГа возле Полярного круга, но вскоре выпустили и отправили на поселение в Самарканд.

В 1946 году они сыграли там свадьбу и уехали на родину мужа.

После долгих скитаний по Европе «молодые» оказались во Франции. Поселились на окраине Парижа в каморке, где не было даже электричества. Об отоплении, газе и воде и говорить не приходилось. Перебивались случайными заработками.

Порой голодали. Вскоре родился первенец Лео, затем дочь Сильвия и второй сын Жоэль. Сейчас Жоэль – известный в Париже композитор, пишет музыку к кинофильмам. Несколько песен на его музыку исполняет мама.

Был момент, когда Женя стояла с коляской на берегу Сены, не зная, кидаться в реку вместе с детьми или одной. Все ее родственники остались в России, и она чувствовала себя совсем потерянной среди роскошных витрин, но без средств к существованию.

Жизнь понемногу налаживалась, Абель начал работать портным. Почти все роскошные сценические туалеты жены сшиты его руками.

Женя стала учиться вокалу, пела в хоре, выступала с сольными номерами.

В это время во Франции оказался известный театральный деятель Герман Яблоков[13]13
  Герман Яблоков (1903–1981) – театральный режиссер, композитор.


[Закрыть].

Он искал молодую актрису, знающую идиш, для работы в его новом спектакле.

Выбор пал на нашу героиню.

Талантливый режиссер и актер, Яблоков также и автор многих еврейских песен, самая знаменитая из которых – «Папиросы». Он помнил, сколько беспризорников оказалось на улицах европейских городов после Первой мировой войны. Будучи мальчиком в те годы, сам торговал папиросами на улице. Наверное, поэтому у песни такая долгая жизнь! Помните, как она звучит в русском переводе:

 
Друзья, купите папиросы,
Подходи, пехота и матросы,
Подходите, не жалейте,
Сироту, меня согрейте
Посмотрите, ноги мои босы…
 

А первой исполнительницей шлягера стала именно Женя.

Способную девушку заметили, часто стали поступать предложения участвовать в различных постановках, но ей явно не хватало образования. Чтобы заработать на уроки актерского мастерства, Женя стала выступать в ресторане «Распутин».

В это время там уже блистали недавно возвратившиеся из эмиграции Димитриевичи.

Послушать Файерман приходили многие знаменитости, например, Жан Марэ, чьей любимой песней был романс «Отвори потихоньку калитку».

Отношения России и Франции особенные, это давно замечено, и то, что великий актер любил русскую музыку, лишнее тому подтверждение. А хотите удивиться еще больше?

В конце 70-х другая французская звезда, Ив Монтан, будет петь в концертах совсем другую нашу песню… «Окурочек» Юза Алешковского!!! Ни много ни мало! Сохранилась видеозапись этого исполнения. Где уж он ее услышал? Не иначе Дина Верни показала.

Но вернемся к Жене Файерман.

В 1991 году она впервые приехала на гастроли в СССР. С большим успехом пересекла всю страну. Она в дороге и сегодня. Репертуар, правда, изменился, теперь это только песни на идиш, а некогда она исполняла почти всё, что узнала от Димитриевичей в «Распутине». Женька-цыганка…

Время летит быстро, и уже рукой подать до «золотого века» русской эмигрантской песни – 80-х годов ХХ века. Наверное, читатель удивится, как я мог не рассказать о семье

Димитриевичей! История о ней будет чуть погодя. Дело в том, что первые сольные диски Алеши увидели свет только в середине 70-х благодаря великому русскому художнику Михаилу Шемякину. До этого «цыганская семья» несколько десятков лет просто выступала в «кабаре рюс» по всему земному шару. Впрочем, не буду забегать вперед. Три истории о русских певицах, чьи имена на долгое время были абсолютно потеряны для России, но пользовались широкой известностью во Франции и США. Благодаря книге А. Васильева и документальному фильму Н. Михалкова мы узнали о ярких судьбах наших талантливых соотечественниц: Людмилы Лопато и Анны Марли. Усилиями коллекционера Н. Овсянникова и его радиопрограммы услышали о тернистом жизненном пути звезды «трех континентов» Сары Горби.