Текст книги "Аниськин и шантажист"

Глава 6
Религиозное мракобесие

Бесу не было скучно в доме престарелых, Бес всегда мог найти себе развлечение покруче, чем рубка дров и вязание варежек. Нет, он, конечно, выполнял все обязанности, которые возложила на его плечи Инесса Васильевна, но исключительно мышечная работа угнетала его психику, поэтому приходилось развлекать себя чем есть: уже на второй день ему не было равных в бильярде и «лото», а еще он совершенно банальным образом подслушивал, выведывал, подсматривал. И, надо сказать, плоды подслушивания, выведывания, подсматривания были гораздо крупнее и слаще, чем он ожидал.

Уже в первый день он без особых усилий много узнал о новом участковом Но-Пасарана. Отношение к юноше было противоречивым. С одной стороны, местные жители относились к нему немного снисходительно, как относятся к молодому и резвому пополнению в волчьей стае старые опытные волки. С другой, не могли не признать, что за серой шкуркой молодого и резвого волчонка скрывается проницательность, ответственность, острый ум, великодушное и храброе сердце будущего вожака стаи.

Бес остался доволен характером добытой информации. Играть с сильным соперником было гораздо интереснее, чем с размазней и лентяем. Гораздо интереснее.

* * *

– Костя! – ворвался в дом Кирилл, – ты можешь объяснить мне, что происходит, или нет? У меня создалось впечатление, что я не в России, а в Папуа-Новой Гвинее, как минимум. Хорошо еще, что меня не слопали заживо, увернулся.

– А что случилось? – заинтересованно спросил Костя со снохоубежища.

– Чего-чего? Облысел. Кто меня теперь в мужья такого возьмет?

– Ты чего-то путаешь, – засомневался Костик, – с радиацией у нас все нормально, до Семипалатинска как до Китая. Нет, ты явно чего-то путаешь.

– При чем здесь Китай, когда я вообще про папуасов кричу? Что у вас сегодня? Духов день? Вальпургиева ночь? День Нетопыря? Почему у меня волосы выдергивают?

– Волосы выдергивают? – Костя спрыгнул с печи.

– Не повторяй, как будто ничего не понимаешь! Специально с дедом сговорились зеленкой вымазаться, чтобы дома отсидеться, а меня не предупредили. И чего ты вообще на печи делаешь? От людей прячешься?

– Совершенно верно, – еще не понимая толком в чем дело, наслаждался бешенством брата Комаров. – Ходят тут всякие: то Анна Васильевна покушать принесет, то бабулька какая заглянет, то пионеры шефствовать придут – они над всеми одинокими шефствуют, вот я и скрываюсь.

– А чего дверь не запрешь?

– Здесь не принято. Можно, конечно, изнутри крючок набросить, но тогда всем станет ясно, что я дома, и они будут колотить в дверь, пока ее не вышибут. Можно было бы навесить замок снаружи, а потом вернуться через форточку, но я уже пробовал: форточка маленькая, не пролезаю. А тебя правда кто-то за волосы дернул?

– Не кто-то, в все встречные.

– Колдуют, никак, сердешные, – подал свою версию дед.

– Как колдуют? На что? – испугался Кирилл.

– Привораживают, кажись, – после мучительной паузы решил дед. – Глянулся ты кому, вот и привораживают. А может установка какая по селу пошла, чтобы тебя здесь придержать навеки. Кто у тебя волоски-то дергал?

– Вахтерша рыжая, секретарша, еще зубастая такая тетка, Зоя Ивановна и Митропия.

Про Калерию Кирилл не упомянул. В конце-концов, она не дергала у него волосы, а спасала его от жевательной резинки. И вообще, ему почему-то не хотелось обсуждать с кем бы то ни было встречу с этой девушкой. Ему хотелось оставить ее при себе.

– Эхма, угораздило тебя как! – отреагировал тем временем на список невест дед. – Ить что самое страшное-то? Самое страшное то, что супротив заговоров бабских никакой мужской здравый смысл силы не имеет. Хорошо ишо, если какая одна тебя сильнее приворожит. А ежели все равномерно? Что делать-то будешь? А?

– Да вы их видели, приворожительниц этих? – храбрился Кирилл, – на них не то, что запасть трудно, а ночью встретишь – испугаешься.

– А уж это, милок, значения не имеет, как говорится, любовь зла, полюбишь и крокодила, – развел руками Печной. – Приворот он такой, неконвертируемый.

– Как-как? – переспросил Кирилл, еще не привыкший к заковыристым словечкам деда.

– Ну это в смысле, когда никто ничего супротив него поделать не могет. То есть живет этот приворот, как хочет и никто ему не указ.

– Неконтролируемый, – догадался Костик.

– Это ты неконтролируемый, а приворот – как я в первый раз сказал, – не повернул головы в его сторону дед. – Так вот, чего я присоветовать хотел. Пока не поздно, выбери из них ту, что покраше и незлобливее, и просватай. Может, успеешь до того, как они приворот зачнут и отстанут.

– Из кого же выбирать-то? – расстроился Кирилл, – между зубастой и Митропией?

– Робенка и не думай, – строго пригрозил дед, – рано ишо Митропии.

– А зубастой – поздно, – не успокаивался Кирилл.

– Ты говорил, там секретарша еще была? – подкинул предложение Костик.

– Во-во, самое оно, – обрадовался дед. – Не медли. Иди завоевывать. А я чего-то устал с вами. Замучили: «присоветуй, да присоветуй». А я вам не оправочное бюро. И мозги у меня не казенные.

Дед еще чего-то бормотал, но Комаровы его не слушали. Они смотрели, как тот привычно и довольно ловко для своего возраста карабкался на печь и пытались сдержать смех. Братья Комаровы были деликатные ребята.

Чего нельзя было сказать о коренных жителях Но-Пасарана. Несмотря на то, что обычно все новости в совхозе распространялись с неимоверной скоростью, слухи о том, что волосы участкового для снятия порчи уже добыты, как-то притормозили. С Митропией все понятно: она никак не могла решить, за какую цену выставить на аукцион комок жевательной резинки с клочком волос, а вот почему затаились другие, было непонятно. Может, желали объявить о своем триумфе при как можно большем скоплении народа, может, решили приберечь столь ценные трофеи для себя, может еще по каким причинам.

Более того – одна плохая на уши старушенция не так услышала клич о добыче волос и принялась рьяно убеждать народ, что волосы нужны не самого Комарова, а замечательного козла его, Мухтара.

Нет, чтобы явиться к Пензяку и спросить точно – но-пасаранцы не могли себе позволить поступить так пошло и примитивно – они решили надрать и тех, и этих, а уж Пензяк пусть разбирается, какие ему пригоднее.

И ни бедный Мухтар, ни несчастный Кирилл еще не подозревали, какая угроза нависла над их волосами, шерстью и психикой.

* * *

На следующее утро зеленка не побледнела, а даже стала еще ярче. И мазни, вроде, прибавилось.

– Я же сказал, трофейная, – глумился на печи дед.

Костя расстроено разглядывал себя в зеркале, но еще больше расстроился Кирилл. Уж он-то рассчитывал, что сегодня они отправятся на поиск анонимщика вдвоем. Уж больно неуютно ему было вчера ходить по Но-Пасарану под прицелом алчных охотников за волосами.

– Может, правда какой день вчера был? – пытался успокоить его Костик, – у них тут что ни день – то приметы всякие. Одно делать нельзя, другое – необходимо. Но ты не дрейфь. Обычно на всякие приметы только один день отводится. Так что сегодня у тебя волосы дергать не будут.

– Сегодня только за уши потаскают, – схохмил с печи дед.

– Тяпун тебе на язык! – немного струхнул Кирилл.

– Сегодня иди на почту, – подсказал ему Костик, – народу там обычно мало, а образцы почерка чуть ли не всей деревни есть. Забьешься в уголок, никто тебя не тронет.

– Да не боюсь я твоих но-пасаранцев! – взорвался наконец Кирилл, – просто не могу же я драться со старухами и детьми! Вот если бы кто равный по силе посмел ко мне прикоснуться – тогда другое дело. И дай мне, в конце концов, свои перчатки! Все равно дома сидишь.

– Сходи к Савской, – спровоцировал его Костя, – наверняка рукавица у нее.

– Схожу, – опрометчиво пообещал Кирилл, натягивая перчатки брата.

Кирилл так и не понял, что старушка, требовавшая ее немедленного пленения, и была та самая Савская, а Костя не успел рассказать Кириллу, что представляет из себя бывшая актриса Ариадна Федоровна Савская, выбравшая местом своего добровольного изгнания совхоз имени Но-Пасарана.

А представляла она из себя нечто среднее между женой людоеда из сказки про мальчика-с-пальчика и самоуверенной болотной жительницей из «Лягушки-путешественницы».

Когда Мальвинка, единственное создание на свете, которое Савская любила безмерно, принесла в дом свою добычу, хозяйка сначала похвалила ее, потом попыталась отнять, потом, отчаявшись добыть то, что сжимала в зубах ее любимица мирным путем, швырнула прожорливой псине обгрызанный кусочек сыру, который приберегла себе на ленч и, довольная своей находчивостью, поднесла к подслеповатым глазам брошенный любимицей предмет.

– О! Перчатка! – обрадовано воскликнула она. Раззява какой-нибудь потерял. И подкладка ничего, с буковками.

Дело в том, что мама Кирилла и Кости никак не могла избавиться от привычки метить одежду своих сыновей. Косте она ставила синюю метку К.К., а Кириллу – красную. Синяя метка обозначала – Костя Комаров, а красная – Кирилл Комаров. Но Савская, естественно, этого не знала. Как и не догадывалась о существовании самого Кирилла. Зато она прекрасно знала, что в Но-Пасаране нет человека с инициалами

К.К., кроме обожаемого ею не меньше, чем Мальвинка, молоденького и хорошенького участкового.

– О! Кажется, он бросил мне вызов. А что еще может обозначать перчатка! Значит, от согласен заточить меня в темницу и подвергнуть пыткам. Поздно! Теперь я не согласна. Вызов, так вызов. Будем биться. Прелестненько! Давно не точила я свои перламутровые коготки о шкурку этого молодого вепря. Где тут моя шпага?

И Савская принялась искать шпагу из театрального реквизита, которая затерялась у нее где-то в интерьере. Интерьер представлял собой груды мятых шляпных картонок, самих шляп, махров смутного происхождения, остатков еды и прочего хлама, в живописном беспорядке наваленных вдоль стен ее дома. Центр комнаты Ариадна Федоровна обычно оставляла пустым, чтобы можно было заниматься танцами.

Шпагу она не нашла, зато нашла огромных размеров рогатку, с которой можно было ходить и на медведя.

– Ну, что же. Шпаги нет постреляем из арбалета, – ничуть не расстроилась она, – это даже современнее и отдает амазонством.

Потом она долго сомневалась, идти на охоту сейчас или потренироваться на Мальвинке. Решив, что промазав по

Комарову может потерять репутацию роковой женщины, остановилась на втором, насобирала по углам сырых луковиц и картофелин и начала тренироваться на движущейся звуковой мишени под кодовым названием «Мальвинка». Мальвинка при этом злобно рычала и жалобно повизгивала.

* * *

Из отделения связи Кирилл вышел несколько понурый. Подумать только! Ему пришлось перерыть столько бумажного хлама, и все напрасно. Он так надеялся, что быстро найдет анонимщика, ворвется к нему в дом, прижмет к стене и заставит рассказать все, что тот знает о столичном деле. Кирилл так и видел глаза своего московского куратора, наполненные восхищением, плохо скрываемой завистью и гордостью за подопечного!

Правда, все эти чувства плескались бы в глазах куратора в том случае, если бы Кирилл принес ему в зубах нить к распутыванию всего клубка преступления. А эта нить никак не хотела появляться в поле его зрения. Ускользала, терялась, маскировалась под окружающую среду.

И все-таки юноша не терял надежды. Виктор Августинович учил братьев не брезговать никакой информацией, и Кирилл был с ним совершенно согласен. Как ни странно, но жизнь, как правило, изобиловала столь яркими и неправдоподобными сюжетами, каких не мог выдумать самый изощренный мозг именитого фантаста. Кто знает, может и правда не случайно забросила его в Но-Пасаран судьба на переломе зимы? Может, и не зря.

Следующим объектом пристального внимания Кирилл была школа.

В личных делах учащихся хранились заявления их родителей, да и почерки самих школьников и их учителей было бы неплохо просмотреть. В школе десять классов, в каждом около пятнадцати учеников. Если обратиться к учителям русского языка, то можно просмотреть тетради для контрольных работ, которые обычно хранятся в кабинете. Не так уж и много работы! Юноша поморщился при виде глумливого по отношению к учащимся транспаранта с надписью «Добро пожаловать» и смело распахнул дверь но-пасаранской школы. Тихая, сонная обстановка почты подло усыпила его бдительность, и он действительно поверил в то, что день дерганья волос благополучно завершился вчера. Он совсем не предполагал, что не только маленькая славная девочка Митропия захочет расстараться для родного совхоза.

Кирилл шел по пустому, гулкому коридору школы и теплое чувство наполняло его душу. Как, все-таки, давно это было! Уроки, переменки, ехидные девчонки и не менее ехидные учителя. В гирлянду его ностальгических воспоминаний гармонично вплелся оглушительно-звонкий школьный звонок. Перемена! Сейчас побегут.

Кирилл предполагал, что побегут, но чтобы так… Первой распахнулась дверь кабинета рисования. Она оглушительно хлопнула по стене, привычно отбила очередной кусок штукатурки, ненадолго задергалась в конвульсиях и удовлетворенно затихла до следующего урока. Того, кто вылетел первым, Кирилл даже не успел рассмотреть, так быстро он пробежал. Так, мелькнуло нечто джинсовое и вихрастое и растворилось в зыбком школьном воздухе. За первым повалили остальные. Их бег сопровождали пушечные выстрелы других дверей, оповещающие о выпуске в окружающую среду очередной партии юнцов разных оттенков возрастов.

Сначала на Кирилла никто не обращал внимания. Все пребывали в упоении от маленького счастья под названием «перемена» и торопились за этот ничтожный временной отрезок воплотить в жизнь неимоверное количество маленьких подвигов и преступлений.

Но вскоре первый приступ эйфории немного отпустил, и к отрокам вернулся дар видеть, слышать и анализировать то, что их окружает. В поле их зрения и анализа и попал Кирилл, вкупе с облезлой финиковой пальмой, стендом «Сделаем Но-Пасаран районным центром» и свежевыбитым на прошлой перемене стеклом на фрамуге.

Нельзя сказать, что вид Кирилла Комарова парализовал броуновское движение школьников, но все они в той или иной степени насторожились, подобрались, в глазах их забегали огоньки алчности и азарта.

Кирилл похолодел. Ему вдруг представилось, что вся эта орава сейчас заулюлюкает и начнет биться не на жизнь, а на смерть в опасной близости от Кирилла за право единоличного обладания его же скальпом. Если бы он знал, как близко его страхи находятся от реальности, он бы похолодел еще больше – разбитое стекло на фрамуге здесь не при чем.

И тут тоненькое, нежное меканье раздалось в наступившей тишине. Все бросились к окну.

«Какие странные дети, – подумал Кирилл, – ладно бы еще козел замекал в городе, а то – деревня! Козла не видели!»

– Уйдет, – крикнул какой-то старшеклассник басом.

И вся орава молча ломанулась к выходу, виртуозно обходя на своем пути редко стоящих преподавателей. Когда коридор очистился от детей, Кирилл несколько опасливо приблизился к окну и с глубоким прискорбием увидел, как школьные двери выплюнули первую партию школьников. С прискорбием, потому что вся агрессия маленьких и не очень монстров направилась на того самого козла, который неосторожным меканием так некстати себя выдал. На Мухтара.

– Окружай, – донесся до Кирилла бас все того же старшеклассника.

Орава, сверху напоминающая рой пчел, стала вытягиваться в линию, линия изогнулась и стала смыкаться полукольцом, пытаясь заключить в это полукольцо Мухтара.

Но недаром Мухтар был не просто козлом, а напарником самого Комарова! Он интуитивно почуял опасность и задом попятился к узкой калиточке в заборе вокруг школы. Не успели преследователи и сообразить, что произошло, как козел выскочил из калитки и припустил по улице. А бегают козлы быстро.

Вся толпа охотников за козлиной шерстью рванулась к калитке. И все было бы ничего, если бы рванулась она не так организовано и одновременно. Первые ряды плотной пробкой закупорили выход, и сколько последние не нажимали, ничего, кроме толчеи, не получилось. Некоторые умники сиганули за забор и попытались припустить за беглецом, но Мухтар успел отбежать на безопасное расстояние.

– Вам пора уходить.

Кирилл обернулся. За его спиной стояла тоненькая высокая девочка в короткой джинсовой юбке с бахромой и в пионерском галстуке.

– Пойдемте, пойдемте, я вас выведу через заднее крыльцо.

Уже не раздумывая, Кирилл заспешил за девочкой. Она действительно успела вывести его на улицу незамеченным, а тут и звонок прозвенел. За окнами школы замелькали руки, головы и сумки школьников, и вскоре все стихло.

– Идите, вам надо на урок, – поторопил свою спасительницу Кирилл.

– У меня окно, – успокоила она его.

– Так вы что, работаете? – не поверил он.

– Работу пионервожатой я выполняю на общественных началах и по зову души, – строго сказала она, – а в свободное от работы время преподаю русский язык и литературу в старших классах.

– Вот удача! – не отпускал ее Кирилл, – мне надо посмотреть тетради для контрольных работ, и желательно всех школьников. Вы не проведете меня обратно, а то я заплутаюсь?

– Сейчас это опасно. Пока не окончится это религиозное мракобесие с вашими волосами, вам не стоит показываться на людях. Лучше я пришлю к вам своих пионеров. Они приберут в доме и принесут тетради.

– Посмотрите мои документы, – вспомнил Кирилл и полез в карман за студенческим билетом.

– Не надо этого, – протянула ему навстречу раскрытую ладонь пионервожатая.

– Лю-ю-юдка, Боло-о-отникова, – раздался из-за неприкрытой двери пронзительный женский голос, – опять, кажись, твой пионер с неформалом из-за коммунизьма сцепился.

– Бегу, теть Нюр, – звонким голосом крикнула пионервожатая. – Мне пора, будьте осторожны, всегда готов, – салютнула она Кириллу, – если что-то будет нужно, обращайтесь. Мои «Красные дьяволята» всегда помогут. После этих слов Болотникова скрылась за дверью. Только тонкие высокие каблучки стремительно зацокали по ступенькам.

– Эй, – закричал было ей вслед Кирилл, но Болотникова уже была так же далека от него, как Мухтар от учащихся. – Вот недотепа! Забыл сказать ей, где живу, куда приносить тетради.

Он хотел было вернуться в школу и поискать девушку, но вспомнил ее слова о религиозном мракобесии с волосами и передумал. Ни одно раскрытое преступление на свете не стоит заживо снятого скальпа с отдельно взятого студента юридической академии.

Посмотрев на часы он решил, что урчание у него в желудке ни что иное, как сигнал о обеденном времени и направился к дому брата. А по дороге зашел в отделение милиции и прихватил папку с документами, с которыми Костик хотел поработать дома.

Странный народ но-пасаранцы на протяжении всей дороги продолжали вести себя неадекватно. Половина шарахались при одном его приближении, а часть, плотоядно облизываясь, нацеливалась на его голову. Но голыми руками Комаровых не возьмешь! В этот раз он принял все средства предосторожности: а именно, распустил уши у ушанки и крепко-накрепко завязал тесемки под подбородком. Некрасиво, но зато безопасно. Челку он тоже затолкал пальцами под шапку. Челка ему тоже еще могла пригодиться. Мухтара он по дороге не встретил.

* * *

Мухтару довольно легко удалось ускользнуть от преследования учащихся средней школы. Бедная животина немного обиделась столь непочтительному отношению к своей персоне: с недавних пор никто не смел относиться к нему как к обычной сельской скотине. Пообижался, пообижался, и забыл. Козлы – они не такие злопамятные, как люди. Так и шел себе Мухтар по заснеженной сельской улице, наслаждаясь тишиной, покоем и сознанием собственной значимости. Еще бы! Часто ли кому приходилось видеть козлов зимой на улице? Лошади, собаки, кошки – это да, а вот заурядные коровы, поросята и овцы обычно сидят по домам, по своим стойлам, коровникам и поветкам.

Мухтар прекрасно сознавал, что он не заурядный козел, поэтому позволял себе маленькие променады по территории подшефного совхоза. К тому же его хозяин был так мил, что сроду не запирал дверцу сарая, где коротал холодные зимние ночи Мухтар и даже не ставил всяких дурацких перекладин и шлагбаумов. В данный момент Мухтар немного озяб и проголодался, к тому же ничего подозрительного, кроме взбесившихся школьников он не заметил, поэтому совесть его была чиста, а ноги сами двигались по направлению к дому.

В это время дня улицы Но-Пасарана были пустынны, что и явилось причиной относительно благополучного путешествия Мухтара. Но благополучие не бывает вечным. Как раз в тот момент, когда Мухтар проходил мимо клуба, рядом остановился ПАЗик, который привез с фермы доярок.

Дверцы автобуса с шипением и скрежетом распахнулись, и на морозный зимний воздух высыпалась стайка молодых, не очень, и откровенно немолодых женщин. Они увидели Мухтара, и желание, десять минут назад посетившее школьников, передалось им. Доярки тоже жаждали козлиной шерсти. Только женщины они были опытные, в отличии от учащихся, поэтому поступили умнее.

– Мухтарушка, – протянула одна, – у-тю-тю, на-ка хлебушка.

Вероломная протянула ничего не подозревающему козлу ломоть немного подсохшего хлеба, и он доверчиво потянулся к нему мягкими влажными губами. Мухтар любил хлеб почти так же сильно, как окурки. Он зажмурил от удовольствия глаза и втянул в ноздри божественный запах. И тут что-то неприятно кольнуло его в бок. Потом в другой, потом кольнуло не просто неприятно, но и больно, потом еще больнее. Мухтар попытался отпрянуть, но сильные руки доярок подобно пиявкам впились в его шерсть.

Мухтар пронзительно мекнул, попытался достать рогами ближайшую из женщин и рванулся из последних сил. Рывок принес положительный результат для всех: клочки Мухтаровой шерсти остались в руках у доярок, а сам он, не разбирая дороги, помчался прочь от вероломных женщин. Козлы бегают быстро, но так же быстро и устают. Мухтар устал. Глаза его налились кровью, с губ капала пена, бока под длинной, густой шерстью ходили ходуном. А самое страшное это то, что теперь он перестал доверять учащимся и дояркам. Козел затравленно оглянулся, убедился, что поблизости нет ни тех, ни других и остановился перевести дыхание. И вдруг, словно из-под земли он услышал ласковый голосок:

– Мухтарушка!

Козел вздрогнул и истерически подпрыгнул на всех четырех. За его спиной стоял Коля-Болеро. Как он подкрался незамеченным, Мухтар так и не понял, да и не хотел понимать. Он безраздельно верил местному дурачку, а это было главное.

– Дрожишь? – расстроился Коля, – замерз, наверное? Нет,

не замерз, обидели? Кто посмел обидеть Мухтарушку! Пойдем, мои подружки накормят тебя и обогреют. Они не будут обижать Мухтарушку, а то я сам на них обижусь. Пойдем!

Он взял козла за кожаный ошейник и провел в дом престарелых. Эту картину наблюдали два человека. Но им совсем не была нужна козлиная шерсть. Одна из этих двух только улыбнулась и с легким укором покачала головой. Другой удивленно проводил странную процессию взглядом и одними губами повторил кличку козла.

Вечером на фанерном щите возле клуба появилась афиша с названием нового фильма. Фильм назывался жутковато и интригующе: «Волосы больше не нужны», а в строке, где должна была стоять фамилия режиссера шариковой ручкой было приписано: Ванька-Пензяк.

* * *

По заснеженному зимнему лесу брел мужик. Мужик был большой, немолодой. Набрякшие веки тяжело свисали над узкими щелочками глаз, нижняя челюсть зловеще выступала вперед. В общем, вид у мужика был такой, что и неразумный комар не рискнул бы присосаться на какой-нибудь наиболее безобидной части его тела, даже если бы сейчас было лето. Это был тот самый мужик на санях, которого встретил Кирилл в свое первое утро в Но-Пасаране.

Занимался мужик делом странным, даже мистическим, и уж никак не характерным для своей внешности. Он подходил к дереву, озирался, доставал из заплечного рюкзака самодельную кормушку из пластиковой бутылки, крепко приматывал к ближайшему суку алюминиевой проволокой и высыпал в кормушку добрую горсть жирных подсолнечников. После, как молитва или заговор, следовала неизменная фраза:

– Жрите, гады!

Потом он еще раз оглядывался, выбирал другое дерево и направлялся к нему. В этот день в но-пасаранском лесу появилось десять новых кормушек. И каждая из них была полна черных сытных семечек. Мужик этот, как поговаривали, еще осенью исподтишка пинком убил курицу своего соседа и не сознался, так как с соседом они были в товарищах, а кулаки у соседа были потяжелее, чем у него. И вообще, если никто не видал, зачем признаваться-то? А не видал действительно никто, он специально оглянулся. Никто, кроме, как оказалось, Рыбьего Глаза.