Текст книги "Саур-Могила. Военные дневники (сборник)"

Максим Музыка
Андрей Пальваль
Саур-Могила
Военные дневники

© А. Н. Музыка, М. И. Пальваль, 2016

© Н. Величко, художественное оформление, 2016

Фото из архива М. Музыки.

А. Пальваль благодарит побратимов за предоставленные фотографии

Максим Музыка
Воспоминания о Саур-Могиле

Предисловие

Никогда бы не подумал, что процесс перепросмотра тех жарких августовских дней будет подобен рвоте. Тебя выворачивает наизнанку, хочешь ты того или нет. Попытки сдерживать эти позывы не приводят ни к чему хорошему.

Чем глубже ты погружаешься в эмоции, переживания, тем сильнее тебя мутит. Дерёт горло. Наворачиваются слёзы.

Череда лиц. Родных и малознакомых. Некоторые не вернулись с той Шайтан-Горы. Другие нашли свою смерть в иных квадратах под другими координатами. О судьбе остальных можно лишь догадываться, надеяться что всё у них сложилось хорошо. Номера поменялись, телефоны сгорели, люди канули в реку войны. Вынырнут ли они однажды из неё – никто не знает. Берегов пока не видно.

Вид на Саур-Могилу с нижней площадки

30 июля 2014 г., г. Киев

Она не пришла. За ночь просыпался несколько раз, мерещился жар её кожи с лёгким ароматом молока, который майской ночью свёл меня с ума. Казалось, будто щёлкает замок. Она единственная знает код на двери моей квартиры. Но она не пришла.

«Как ты мог? Как ты мог решить это без меня??» – её слова до сих пор отдавались эхом в голове, хотя это были лишь буквы в безголосом мессенджере.

Мог бы иначе – решил бы иначе. Почти три месяца волонтёрских поездок в зону не могли не сказаться. Когда за 25–30 часов успеваешь проехать 1700–2000 километров «туда и обратно», в голове всё меняется. Маршрут простой: «мир – война – мир». Самовлюблённый и ванильно-вальяжный мир. Отрезвляющая и ошеломляющая война с привкусом серы и железа. Тут – ухоженные гламурные мальчики с подкачанными бицепсиками. Там – уставшие, пыльные и обожжённые пацаны. И мужики. И деды. Как я мог не решить? Как после этого смотреть в зеркало?

Без пяти минут будильник. Во сколько бы не лёг, просыпаюсь за пять минут до сигнала. Боязнь побеспокоить спящих рядом приучила вставать заблаговременно. Даже когда уже давно спишь один.

Дорога к залу от квартиры как для утра вторника весьма малолюдна. У ворот стоит машина Серёги. Тренировку он проведёт. Прохожу мимо, даже не замедляя шага. Мне совсем не хочется туда идти. Слышать «плач Ярославны» и ловить сочувствующе-непонимающие взгляды ещё и сегодня – выше моих сил. Хватит. Время тренировок прошло. Пора воевать.

Хоть ехать и завтра, но попрощаться со всеми лучше сегодня. Завтра военкомат, база «Милитарист», последние сборы и ночная дорога. Фейсбук – лучшая доска объявлений:

«Кто хотел обняться, приходите сегодня на 19–00 на Жилянскую, 68. Посидим. Поговорим. Помолчим. Недолго. Часок».

Но вначале нужно съездить к малышам. Хочется провести на час-другой больше времени с ними. Вызываю такси. Приедет чёрный «лансер» с донецкими номерами. Уже привычно для Киева. Сказать «понаехали» рот не открывается. Никому и никогда не пожелаю быть беженцем. Уставший таксист. Ещё плохо знает город. «Поверните налево» – будничным тоном подсказывает ему всезнающая тётенька из навигатора.

Богдан, как всегда, спокоен:

– Тато, а ти скоро повернешся?

– Не знаю, малий. Може, через пару тижнів.

– А чого ти туди їдеш?

– Бо туди прийшли злі дяді і хочуть забрати нашу країну.

– А що, в них своєї країни нема?

– … Є.. Але…

Как же трудно ответить пятилетнему сыну на, казалось бы, простые вопросы. Хорошо хоть двухлетняя Соля пока не задаёт вопросов, а лишь жмётся и обнимает. Подумалось: «По крайней мере, у меня уже есть дети, в отличие от многих пацанов, что сейчас там».

30 июля 2014 г., г. Киев, Жилянская, 68, Центр боевых искусств

На утренний пост в фейсбуке откликнулись и старые друзья, пришли развиртуализироваться и новые знакомые по сети. Таня, от лица учеников, подарила мне часы «с правильной подсветкой… я советовалась». Спасибо же. Приятно же. Приносят обереги, амулеты, детские рисунки. Женя подарил «смертник» – так ласково называют бойцы именные жетоны.

Меня собирают как терминатора. Друзья-волонтёры передают полезности. Юрко Мавпа, легенда Майдана, комплектует аптечку, приговаривая волшебную мантру: «дай-бог-не-пригодится-но-запомни-сука-проверю». Его чёрная псина терпеливо лежит под столом и ждёт заслуженной ласки.

Фейсбук не унимается. Меня фрэндят и фолловят девушки и женщины. Часто с красивыми аватарками. Хочется лайкнуть, да грузятся фотографии тааак медленно, что невмоготу. Как сказала когда-то старший лейтенант велосипедных войск Марина – «это твои болельщики». Задумался. «Болельщик» – не от слова ли «боль»?

Представил себя на поле стадиона «Динамо», где тренировался в туманном детстве. Примерно та же вместимость, что и подписчиков у меня. Всем нужно хлеба и зрелищ. Для кого-то ты – хлеб. Для кого-то – зрелище? Хе-хе. Тогда уж, читалище.

Пришло сообщение от хорошей знакомой:

«Макс, позвонили те, кому ты помог с брониками. Ребята в Торезе попали в засаду. Один „двухсотый“. Серёжа, с которым я общаюсь, – средней тяжести, ещё тяжело говорить, но оооочень благодарил за бронежилеты. Выдержал броник два попадания из РПГ. От меня тебе огромное спасибо».

Мне-то не за что. Собрал – купил – передал. Неужто пластины выдержали РПГ? Хмм. Не особо верится как-то. Может, из подствольника попали. Или имелось в виду, что два осколка пластины остановили. Впрочем, какая разница.

«Передала слово в слово. Они мне цветы собрались дарить, черти. Часть из них должны в Киев в госпиталь перевезти. Обязательно проведаю. Их 15 часов доставляли в Харьков, поэтому раненый умер».

Да уж. К смертям привыкаешь. Но к тому, что не успел сам, – не привыкнуть. «Встретимся завтра» – печальный самообман. Во время войны понимаешь это особенно остро. Недосказал, недослушал, недообнял, недогрел. А человека уже нет. Сжимается время. Чувства уплотняются, и всё ускоряется. Чего ждать, если сейчас уже сейчас. Завтра нас уже не будет.

31 июля 2014 г., г. Киев

С момента выпуска из университета прошло тринадцать лет, но за это время не удосужился поменять приписное свидетельство на военный билет офицера запаса. Вначале у них не было бланков, затем у меня не было желания к ним переться в самую глубь Лесного массива. Прописки не менял – ну и слава Богу. Теперь же пришлось напрячь и жопу, и знакомых. Без военника на войне никак.

На переднем сиденье троллейбуса сидела девушка с книгой в руках. Длинные волосы цвета осени. Нежная розовая кожа. Услышав, как я спрашиваю кондуктора, доеду ли до военкомата, вздрогнула, посмотрела мне в глаза. Перевела испуганный взгляд на мою футболку с надписью STOP PUTIN. Опять посмотрела в глаза и задумчиво отвернулась. Кондуктор посоветовал пересесть в автобус № 81. Когда я проходил мимо её окна, она всё ещё сидела в болезненном оцепенении, погружённая в видимо нелёгкие мысли.

Военник выдали без особых проблем и очередей. Социальные связи всё же помогают. Экономят время. Но пришлось и сказать, что уже сегодня я уезжаю в АТО и мне очччень надо.

– Так вы же у нас на учёте стоите. Вас же нет в мобилизационных списках. Как это так, что вы туда едете? Зачем?

– Там при ГУР добровольческую разведроту формируют, звонил им, меня берут. Там уже они сами как-то оформят. А в вашей бюрократии я ничего не понимаю. Мне просто военник надо.

Объяснять, какое отношение я имею к Главному управлению разведки со своей военно-учётной специальностью «Военные финансы», доставшейся мне вместе с офицерским званием от военной кафедры «политеха», у меня не было ни времени, ни желания. Военкомат, работавший во время фактической войны три часа в неделю по четвергам, не вызывал у меня ни малейшего уважения, ни уж тем более пиетета.

Склады «Милитариста» оказались весьма людным местом. Набрав всё, что нужно, заехал в квартиру упаковываться. Единственное, чего не смог найти за всю неделю, – это кевларовой каски. Ирония судьбы, что волонтёр, отвёзший на фронт пару сотен касок, себе каску так и не смог найти.

Приехала попрощаться и она. Подарила оберег – привезённую из Черногории куклу-мотанку в виде маленького розового автоматчика. Обещал с ним не расставаться ни на секунду. Все остальные подаренные обереги решил оставить дома. Их было столько, что понадобился бы ещё один рюкзак. «Прости. Провожать тебя не буду. Плохо чувствую себя. Поеду домой».

Мой оберег – маленький розовый автоматчик на фоне рисунка 8-летнего Ильи. Рисунок мне вручила его мама, прекрасная женщина-волонтёр, которая рассказала трогательную историю: «Сын спрашивает меня: „А этот дядя тоже воюет?“ Я ему говорю: „Он занимается помощью армии и бойцам“. Илья подумал и говорит: „Я понял, он ангел-хранитель, только крылья спрятал“».

* * *

Напакованный волонтёрским товаром бронированный пикап «мицубиши» выкатывался почти в полночь из родных бежевых ворот. Пикап очень ждали «котики» – бойцы 73-го морского центра специальных операций. Мы им помогали с начала июня. Во время штурма Дзержинска их подаренный нами «уазик» сгорел. И сейчас им крайне нужен был транспорт. Утром надо было ехать на «работу».

Поэтому я торопился и безбожно гнал старенькую «эльку» по ставшему родным за последние три месяца маршруту: Киев – Полтава – Харьков – Изюм – Славянск – Краматорск. Впрочем, в последних двух городах я был лишь дважды после освобождения. А в Краматорске был в мае ещё и до освобождения, тогда нашим был лишь аэродром, на который я сейчас и направлялся.

В Полтаве среди ночи у Макдональдса меня ждал мой старый ученик Дима. Хотел обязательно подарить сине-жёлтый атласный флаг, освящённый патриархом. Обнялись. Постояли пять минут и разъехались.

На этом автомобиле я приехал в Краматорск. Момент его передачи 2-му отряду 73 МЦСО.

1 августа 2014 г., г. Краматорск, аэродром, штаб сил АТО

К 10 утра я уже был на месте у ворот Краматорского аэродрома, на котором распологались как и группа, к которой мне предстояло присоединиться, так и бойцы второго отряда морского центра спецназа. Очень переживал, что «котики» будут ждать из-за меня, но оказалось, что они планировали ехать на «работу» лишь после обеда, поэтому я приехал как раз удачно. У них оставалось достаточно времени, чтобы дозаправить «эльку» и подготовить её к боевому выходу.

Сделав фотографии для отчёта и выгрузив свои рюкзаки и три огромные коробки с экипировкой, брониками, медикаментами, которые предназначались уже моей будущей группе, набрал своего командира – Костю «Вихря». Он приехал довольно быстро вместе с офицером ГУР, который представился Толиком.

Погрузив вещи в машину, мы поехали в свой лагерь на аэродроме. Лагерь располагался в двадцати-тридцати метрах от взлётки. Пока там была лишь одна палатка, в которой стояли всего несколько коек и два стола с компьютерами. Коробки с экипировкой и медикаментами мы в ней и сложили. Самое ценное, а именно два тепловизора, я отдал Косте в руки, чтобы случайно по армейской традиции они не про…бались.

Кровати для нашей палатки. Матрасов пока нет.

– Ребята только собираются в Харькове, должны через несколько дней приехать. Ты один из первых. Там их Саша «Сокол» собирает, с которым ты разговаривал по телефону.

Помимо меня и Кости, в лагере из нашей группы было трое харьковчан: Сергей «Быстрый», Ваня «Ганс» и Олег «Леший». Сергей – подтянутый боец примерно моего возраста с острым взглядом, громким голосом и заразительным хохотом. Ваня – очень высокий, со светлыми волосами, с открытым лицом ребёнка. Олег – задумчивый и временами излишне серьёзный шатен. Сразу бросалось в глаза, что Олег с Ваней – давние друзья, это было видно по манере общения. Они и тренировались вместе, Ваня увлекался айкидо и показывал Олегу простые техники. Когда я достал привезённые для тренировок резиновые ножи, то ребята довольно долго развлекались, мягко спаррингуя с ножами.

День был жаркий. После бессонной ночи за рулём моё состояние можно было назвать лишь условно бодрым, но эмоциональное и ментальное возбуждение от новой обстановки, от новых знакомств было слишком сильным, чтобы заснуть. Максимум, что удалось, – немного подремать. Поэтому я сидел и лежал в тени, наблюдая за своими новыми товарищами. Они мне несомненно нравились.

Помимо нашей группы, в лагере были три офицера ГУР, которые имели к нам отношение. Главным был полковник Игорь Владимирович Гордийчук который, собственно, и был нашим куратором и главным идеологом создания добровольческой группы. Владимирыч с первого взгляда показался дружелюбным и открытым. Он заглядывал в лагерь лишь на пару минут, а затем нёсся по своим делам. Владимирычу, в меру сил и свободного времени, помогали два офицера – Альберт и Толик; с последним я познакомился ещё у ворот аэродрома, когда он с Костей приехали забирать меня с пожитками. Ко мне все относились с заметным уважением, и скорее всего главную роль в этом сыграл статус волонтёра и офицерское звание, чем мои личностные качества и черты характера.

Ваня «Ганс» удерживает опорный шест палатки, пока остальные расправляют полотно и устанавливают боковые опоры.

Утро после установки палатки.

В офицерской палатке Толик под диктовку Кости «Вихря» набирал на компьютере списки нашей группы. По словам Кости, уже больше сорока человек записалось, но соберутся все только через неделю-две. Этот момент я понимал очень хорошо, ведь перед уходом на войну людям нужно было уволиться с работы, уладить свои семейные и бытовые проблемы. Отец не знал, что я уехал. Маме сказал, что я буду в штабе. А дети – слишком маленькие, чтобы глубоко вникать в эти вопросы.

Мои данные тоже переписали и внесли в список на компьютере. Что дальше будет с этими данными, меня особо не интересовало. Разбираться в армейской бюрократии мне хотелось меньше всего. Впрочем, офицеры и сами не знали о дальнейшей судьбе нашего подразделения. Вначале говорили, что мы будем отдельной добровольческой разведротой при самом Главном управлении разведки. Затем сказали, что при ГУР такой структуры быть не может, поэтому нас скорее всего припишут к одному из полков спецназа, но оперативно мы всё равно будем при ГУР.

Для нас тогда это не имело особого значения, поэтому мы и не вникали. Вопрос оформления нас интересовал лишь потому, что оружие нам должны были дать только после него. А бытовые условия были как у всех: питались мы в общей столовой на аэродроме, мылись в душе у соседей, ходили в общую отхожую яму.

После обеда нам подвезли большую армейскую палатку и штук двадцать ржавых кроватей. Устанавливать огромную палатку вчетвером в жару, не особо умея этого делать, – удовольствие редкое. Но коллектив подобрался хороший, и мы наржались вволю. Мы с Ваней крутились на опорных шестах как профессиональные танцовщицы, пытаясь удержать их вертикально, пока Олег и Серёга ставили боковые стойки и натягивали углы. Было жарко, но весело.

Приняв душ и переодевшись, мы успели на ужин в столовую. Вечерняя прохлада немного развеяла жару, и несмотря на бессонную ночь спать не хотелось. Ночлег был организован в новой палатке. Каждый из нас четверых мог занять любое место. Поскольку кровати нам привезли без матрасов, то спали мы всё равно на карематах и в спальниках на земле.

Перед выездом на встречу генерала.

Закат на Краматорском аэродроме.

2 августа 2014 г., г. Краматорск, аэродром, штаб сил АТО

После утреннего кофе Костя поехал в Харьков, чтобы забрать остальных бойцов нашей группы. Там якобы у некоторых были нюансы с военкоматами, нужна была помощь. Да и нужно было у волонтёров забрать машину и что-то из экипировки для группы. Меня Костя оставил за старшего среди нас четверых. Других офицеров как бы и не было.

Через какое-то время приехал Владимирыч. «Ребятки, нужны двое человек – встретить генерала в Изюме. Там один из замов начальника Генштаба приезжает. Нужно сопроводить его сюда. Только если будет у вас что-то спрашивать, скажите, что вам запрещено разговаривать, приказ, мол. Вы ж ни хрена не оформлены ещё».

Ехать решили мы с Серёгой. А Олега с Ваней оставили в лагере. Ко времени выезда мы уже были похожи на боевиков из фильмов: бронежилеты, тактические перчатки, очки. Владимирыч вручил нам два автомата, и мы сели в «уазик», в котором уже были двое: водитель и майор. На фоне одетых в старенький «дубок» военных мы выглядели весьма и весьма колоритно.

Дорога из Краматорска в Изюм была привычной, только теперь я ехал с оружием и в совершенно иной роли. Приехав на окраину Изюма, мы остановились на месте, где располагался первый блокпост. Было очень жарко. Поставили машину в тени, а сами спрятались у кустарников.

Так уж получилось, что единственная тень была как раз возле открытого шлагбаума, у которого совсем недавно располагался блокпост. Водители при виде вооружённых бойцов останавливались по привычке, и приходилось им постоянно махать рукой, чтобы проезжали дальше. Это немного раздражало, но движение было не особо интенсивным, поэтому можно было терпеть такое мелкое неудобство, отвлекавшее от праздного ожидания генерала в тени.

И тут я не поверил своим глазам. Сине-зелёный «рено кангу» с днепропетровскими номерами остановился передо мной. В этой самой машине я раз пять катался на фронт как волонтёр. Это был автомобиль «Народного тыла», который дала нам Марианна, я ласково называл его «кенгурёнышом». Помню, как после одной из первых поездок на «кенгурёныше» я в шутку сказал Марианне, что если мы оба – машина и я – доживём до конца войны, то я его у неё выкуплю. На что она лишь грустно улыбнулась и сказала: «Главное доживите, а там посмотрим».

За рулём «моего» бывшего и будущего автомобиля сидел парень, которого я знал лишь по фейсбуку, – Родион, или, как его все звали, «Рой». Именно он меня и сосватал в нашу добровольческую разведроту. После моего решения идти добровольцем «Рой» отговорил меня идти в «Айдар» и дал телефон Саши «Сокола»:.

Наша палатка с флагом от полтавских друзей.

«Не иди в „Айдар“. Там мутно всё. Сформировалось отдельное подразделение спецназначения прикомандированное к какой-то ВЧ спецназа при ГУР. Пока точного названия не знаю. Будет подготовка на базе и по готовности на „работу“. Командир надёжный – Костя „Вихрь“. Он партизанил плотно под Славянском. Он меня и пригласил. Тоже иду. Хвосты подтягиваю, с работами да кредитами разбираюсь. С „Вихрем“ пересекусь, доки отдам, оформлюсь. Потом груз завезу – последняя моя волонтёрская поездка. Думаю, ещё максимум неделька тут. Да и снаряги чуть подкупить надо».

Теперь «Рой» сидел передо мной в машине в одних шортах и со словами «Бери! Подарок!» протягивал мне через открытое окно сигареты и брелок «Путин – Ху…ло!» На секунду я почувствовал себя аборигеном, которому дают стеклянные бусы, но сдержав смех, я серьёзным тоном сказал: «Это моя машина». «Рой» на мгновение опешил. Его можно было понять. Перед ним в броне и с автоматом стоял сурового вида бородач и утверждал, что это его машина.

Дабы разрядить обстановку, я снял тёмные очки и сказал: «Ты Родион. А я Макс Музыка. Мне Марианна обещала после войны эту машину». Весело посмеялись. «Рой» как раз ехал в свою последнюю волонтёрскую поездку и примерно через неделю должен был присоединиться к нам.

Вскоре на тёмно-зелёной «шкоде» с чёрными номерами приехал генерал. Просто и искренне пожал руки и, отпустив свою машину, сел между нами с Серёгой в наш пыльный раскалённый «уазик». Это сразу вызвало уважение. Час езды в «уазике» по такой погоде – особая радость. Когда встаёшь с сиденья, пот ощутимыми струйками течёт с задницы в берцы.

«Це ви самі себе екіпірували?» – мой крутой наряд вкупе с тактической неуставной бородой вызывает у привыкшего к порядку генерала закономерные вопросы. Киваю. Но молчу, помня о приказе Гордийчука. А вот с Серёгой этот номер не прошёл. Мой напарник, как всегда, прямолинеен: «Хочешь воевать – одевай себя сам!» Генерал морщится: «Насправді армія екіпірована державою повністю. Лише на 30 % не вистачає бронежилетів».

Тут меня и переклинило. Вспомнил все три месяца своих поездок на фронт. Вспомнил всех голых, босых и голодных бойцов. От уважения не осталось и следа. Кусаю язык. Молчу. Обещал же Владимирычу молчать.

Проезжая каждый перекрёсток, где стоят уже снятые блокпосты, генерал спрашивает: «А це був сепарський?» Отвечаю: «Ні. Це наш був. Тут поворот на Довгеньке, де був наш штаб до звільнення Слов’янська та Краматорська». Сразу было видно, что человек приехал в первый раз и ничего не знает.

«Давно у війську?» – генерал пытается понять всё же, кто мы. «Присягу принял в две тысячи первом» – говорю чистую правду, хотя умалчиваю, что это был выпускной военной кафедры при киевском «политехе». «Народу України, сподіваюсь?» – шутит генерал. «Лише йому єдиному!» – улыбаюсь, довольный тем, что удалось и не соврать, и не раскрыть всей правди.

Возле третьего блокпоста «уазик» закипел, и пришлось полчаса ждать, пока можно будет ехать снова. Вот тут уж я не удержался. Подошёл к генералу и показываю ему на бойца с автоматом в замызганной майке, спортивных шортах и шлёпанцах на грязную босую ногу. Говорю: «Вот так на самом деле экипирована армия, а вовсе не так, как у вас в генштабовских и министерских отчётах пишут». Генерал аж сглотнул: «То, мабуть, не наші. То, мабуть, Нацгвардія». Но видно было, что его мои слова серьёзно зацепили. До самого аэродрома генерал больше не проронил ни слова.

Вечерняя прохлада успокаивала, но до самой ночи слышны были песни и выкрики. Десантники и их соседи праздновали день ВДВ. Но когда десантники запели под гитару песню группы «Любэ» со словами: «Я влюблён в тебя, Россия, влюблён…» Я не смог сдержать смех. Нацисты, такие нацисты. Ага.