Текст книги "Гвардия президента"

Рукопожатий не было. Прощайте, генерал!

Вторым пунктом Толиного плана значилась милиция.

В Управлении МВД по Мурманску и области визитера из Москвы встретили настороженно. Кто же любит, когда из Центра приезжают проверяющие, чтобы покопаться в делах полугодовой давности? А если такой приезд-наезд еще и предваряет телефонный звонок на уровне начальника Управления…

Но гость оказался вполне доброжелательным, ничего копать против сотрудников не собирался, лишь очень вежливо попросил оказать посильную помощь в уточнении кое-каких спорных вопросов и улик в недавно запрошенном Москвой деле. И был искренне доволен, когда ему разрешили поработать в архиве с любыми документами.

С делом Симакова Анатолий досконально ознакомился еще в Москве. Никаких зацепок, ни одного контакта. «Что же ты привез с собой, Симочка, а главное, куда пошел?» Гадать было бесполезно. Оставался рабский труд: поднять в архиве как можно больше дел за последний период, не особо вдаваясь в их суть и подробности, и попытаться отыскать какие-нибудь знаковые закономерности. Но такую работу лучше сразу начинать вдвоем с Вадимом, а пока можно наведаться к криминалистам, покопаться в фотографиях: к делу, отправляемому в Москву, наверняка прилагались только самые удачные из них. Лишь бы не уничтожили остальные негативы!

На Толино счастье, негативы удалось отыскать, и ребята тут же сделали для него все необходимые распечатки. Анатолий отобрал себе три фотографии: один снимок запечатлел только верхнюю часть тела трупа, да и то без головы, а два других были, вероятно, сделаны слишком поспешно, когда сотрудники переворачивали тело, и потому вряд ли способствовали воссозданию реальной картины. Несмотря на это, Толя удовлетворенно улыбнулся и спрятал фотографии в карман.

Было уже поздно. Оставалось лишь побеспокоиться о собственном ужине и вернуться в гостиницу на ночлег.

Около восьми часов утра его разбудил звонок мобильного телефона. Вадим.

– Привет, Анатоль! Минут через двадцать я буду в Мурманске на вокзальной площади. Где мы с тобой встретимся? – Голос был раздраженный и недовольный.

Толя объяснил, как добраться до гостиницы:

– И пива прихвати по пути, под него лучше думается.

– И…

– А вот этого не надо! Лучше потом сами выберемся куда, по обстановке.

– Пока!

Анатолий вытащил из дорожной сумки бритву и отправился в ванную.

Идея с «ля фамами» с треском провалилась. Вадик быстро отыскал людей, хорошо помнящих своего сослуживца Симакова. Но ничего к уже имеющимся сведениям никто из них не добавил. Зато в один голос все утверждали, что никакой женщины у него здесь не было. Жил в холостяцком общежитии, ночевал всегда в номере. А случайные связи… Если они имели место, то во время поездок по служебным делам в Североморск или Мурманск. Там и женщину на ночь легче найти.

– Что мне теперь, пройтись по всем проституткам портового города? Ты же понимаешь…

Анатолий не перебивал друга. Он просто расслабленно отдыхал в удобном кресле, потягивая легкий хмельной напиток финского производства. Очень недурной, кстати. И лишь краешком уха следил за безрезультатной эпопеей хождения по штабам и канцеляриям, складам и каптеркам, которая закончилась бессонной ночью в форменном клоповнике, гордо именуемом местной гостиницей, на пружинной койке с продавленным матрасом.

– Да еще первый автобус был только в шесть утра!

– Ты не забыл, о чем еще я просил тебя узнать? Тогда выступи по второму вопросу.

Вадим легко усмехнулся:

– Не дай бог когда-нибудь заполучить тебя в начальники! Да я в этой медицине прокопался до глубокого вечера. В части, где Симаков срочную службу проходил, никаких медицинских воспоминаний о нем не осталось. В поликлинике мне его медкарту с горем пополам нашли, но там всего три записи оказалось: простудное заболевание, лечение грибка стопы и удаление вросшего ногтя. Тебя интересует состояние ног нашего клиента? Понял, не взбрыкивай. Нашел я все-таки кое-что в местном госпитале. Даже не кое-что, а вполне квалифицированный дубликат его медицинской книжки в архиве. Вот где добросовестные люди работают! Симаков, уже перейдя на службу по контракту, пожаловался на повышенную утомляемость, сердцебиение. Его положили в госпиталь на обследование. Что-то там у него обнаружили и даже не поленились сделать запрос по месту его рождения, в Чернигов. Оказалось, что наш Симочка уже родился с незначительным пороком сердца! Называется… – Вадим вытащил из кармана бумажку и зачитал, – «дефект межпредсердной перегородки». Это не то что не смертельно, а вообще может не давать о себе знать всю жизнь. У таких людей появляется запись о самопроизвольном устранении дефекта и – все: здоров, годен без ограничений. У других с возрастом может развиваться сердечная аритмия. За такими наблюдают, но и здесь операционное вмешательство не всегда требуется. Вот как раз такой случай мы наблюдаем у Симакова. Его обследовали, прописали что-то успокаивающее, режим дня, диета, физкультура, установили ограничение к плавсоставу и выписали годным к дальнейшей службе в береговых частях ВМФ. На свободу с чистой совестью!

Анатолий взял из руки Вадима бумажку и внимательно вчитался в написанные корявым, докторским почерком строки. Потом достал из кармана конверт и выложил на стол несколько фотографий.

– Смотри, Вадик, – это были фото трупа Симакова, которые Толя раздобыл в криминальном отделе, – видишь вот эти темные точки на груди жертвы? Они есть и в других местах, но не так хорошо заметны. Не догадываешься, что это?

Вадим долго вглядывался в фотографии, вертел их под разными углами, даже включил настольную лампу.

– Точки вижу. Может, это дефект пленки?

– Ага. На всех кадрах на одном и том же месте.

– Ну, тогда не томи!

– Это хорошо, что не узнаешь. Значит, не сталкивался вплотную. А мне приходилось. Такие следы остаются на теле от электродов. Здесь на них не обратили внимания, а на фото в Москве их просто не видно.

– Пытка электротоком?

Вадим утвердительно кивнул:

– Помимо дробления кое-каких суставов и виртуозной работы ножичком, был еще и электростимулятор.

– Серьезно ребятки подготовились.

– Да-да, и опять же, сразу ощущается рука специалиста: электроды прикладывали к самым чувствительным местам организма…

Вадим изобразил указательное движение куда-то в область паха.

– …И туда обязательно. Только в фотосессию это не вошло. Зато область груди, соски – все видно.

Толя снова уселся в кресло и отхлебнул большой глоток из бутылки.

– А здесь, – он потряс в воздухе медицинской справкой, – стопроцентное подтверждение окончательного диагноза. Он звучит так: ВСС – внезапная сердечная смерть, наступает в связи с нарушением электрических процессов в сердце. Резко уменьшается снабжение кровью головного мозга, наступает потеря сознания и смерть. Проще говоря, сердце не выдержало. Нельзя ему было электротоком прямо в область сердца! Тебе – можно, мне – тоже, а вот ему категорически противопоказано. Синдром мгновенной смерти.

– Умный ты, как Гиппократ.

– Не-а, книжечек специальных начитался по этой части. Вот и вы…делываюсь перед тобой.

– Лишь бы делу на пользу.

– Вадька! Еще как «на пользу»! При таком интересе к его багажу они просто права не имели лишать жизни Симакова.

– Мало ли исполнительных идиотов в любых структурах.

– Это правда лишь отчасти. Они не собирались его убивать. Ни одно из причиненных повреждений не было смертельным. Здесь вмешался Его Величество случай.

– А как же великая доктрина нашего друга Редина?

– Не путай ты божий дар с яичницей. Таких совпадений не бывает, а от случайности никто не застрахован. Спасти Симакова не удалось бы даже бригаде реаниматоров.

Два следующих дня друзья провели в милицейском архиве. Им даже выделили отдельный стол в углу длинного, как паровозный вагон, помещения с единственным окном в торце. Дневной свет из него проникал не далее чем на полметра в комнату.

– Господи! А ведь совсем недавно у меня было стопроцентное зрение! На что похожи теперь мои красивые глаза? Нет, ты посмотри! Красные, слезятся, на ресницах «уголовная» пыль, которая тоннами сыплется из этих доисторических папок.

Толя лишь изредка ухмылялся на все тирады друга. Главное, что тот ни на минуту не прекращал основную работу: бегло пролистывая «дела», впитывал массу информации, выискивая закономерности, чтобы потом сделать (если удастся) выводы о реальном положении дел в преступном мире города и получить надежную ниточку.

Сотрудники архива быстро сообразили, что, пока эти два серьезных товарища с огромными полномочиями из самой Москвы будут завалены бумажной работой, всему Управлению не грозят никакие ожидаемые проверки. Поэтому живой конвейер по перетаскиванию залежалых папок из самых дальних уголков самых пыльных полок на стол, четыре стула и широкий подоконник функционировал бесперебойно.

«Кофе хотите?» Пожалуйста! «А может, чайку?» Это мигом! «Ах, еще одну настольную лампу?» Только свистнуть! «Нет-нет! Не вставайте! Горячую еду, бутерброды, закуски вам прямо сюда принесут». «Не за что! Это вам спасибо. Туалет тоже прине… Ох, простите! Два шага по коридору».

В свой гостиничный номер Толя и Вадим выбрались часа на четыре. Помыться, побриться и забыться коротким неглубоким сном без сновидений. Они даже почти не разговаривали друг с другом, не обменивались личными достижениями. Покинув стены Управления, они продолжали жить кровавыми событиями годичной, месячной, недельной давности, запечатленными строками милицейских протоколов и теперь надолго отпечатавшимися в их головах.

К вечеру второго дня сумасшедшей работы, когда папочный поток, с утра превратившийся в ручей, потом в ручеек и, наконец, в «комариную струю» – по образному определению Вадика, – иссяк окончательно, друзья поняли, что долгожданный прорыв наступил. Это не было простой удачей, это был закономерный результат.

Право на итоговое озвучивание Вадим щедро подарил другу, оставив за собой возможность корректировать немногие спорные моменты. По принципиальным вопросам расхождений между ними не было. Картина вырисовывалась такая…

В последнее время, год или полтора, нити расследований все большего числа преступлений стали притягиваться к городскому рынку. Если раньше существовал определенный паритет между лидерами преступных группировок – Центральной, Северной, Кольской, – то теперь три четверти всех преступлений организовывались именно там. Планировались, направлялись и осуществлялись оттуда. Мурманск не был исключением среди большинства городов России: рынок там держали выходцы из кавказского региона, «черные». Как раз в тот период на рынке всплыла фигура Азера. Никто раньше этого имени не слышал, хотя он и работал там какое-то время в экспертной лаборатории. Производил анализы продуктов и давал заключения о годности. Говорили, что он бывший офицер российского флота, заканчивал химический факультет Бакинского училища и служил где-то здесь, на Севере. Может быть, азербайджанец. Но с таким же успехом мог быть турком или еще кем. С ним пришли большие деньги и был спровоцирован бандитский передел. Не желающие продаваться безжалостно уничтожались. Сам Азер держится в тени. Никто в городе не может точно сказать, что конкретно принадлежит его людям, но все остальные, безусловно, платят им дань. Ни одно крупное дело не осуществляется без согласия Азера, ни один вопрос не решается без его одобрения. Наказание за ослушание жестоко и неотвратимо.

– Вот и начали срастаться первые концы. Нет никаких сомнений, куда мог направиться Симаков. Даже если он попытался обзвонить из гостиницы своих старых знакомых, путь ему указали только один: на рынок к Азеру. Он и есть главный покупатель.

– А какой замечательный нюанс: его знание химии! Даже если не подтвердится факт учебы в Бакинском училище и службы в каких-то химчастях Северного флота, в экспертной-то лаборатории рынка он определенно работал. А это – государственная структура, туда без химического диплома не возьмут. Значит, именно его могли сразу заинтересовать золотые пластинки. Знаешь, – Толя хмыкнул с невеселой улыбкой, – а наш генерал из ФСБ в чем-то прав: несомненно, что интерес террористов к этому региону зародился уже давно. Вероятно, после нескольких неудачных попыток внедрения они изменили тактику. Был найден или создан Азер с немереной финансовой поддержкой извне, и «покатилось по накатанной…».

– Ну, этим пусть занимаются ребята из «Антитеррора». Только не местные. Одним из обязательных условий успешного захвата «бандитской власти» является «крышевание» силовыми структурами. Это же аксиома. Но – не наше дело. Мы и через Куратора им пинка дадим.

Усталость была настолько сильной, что спорить с другом Толе не хотелось.

– …А ошибся генерал в определении причинно-следственных связей. Визит эмиссара из заграничного центра, – теперь Толя ни секунды не сомневался, что тот здесь побывал, – не случайно совпал с появлением в Мурманске Симакова. Салаха сюда вызвал Азер. Уже после того, как понял, что попало в его руки. И по достоинству оценил. Только так!

– Значит, я резюмирую: сокровища, привезенные Симаковым, и он сам попали в руки местному рыночному авторитету кавказских кровей Азеру, связанному с террористами на юге и за границей. Этот Азер, бывший химик, сумел понять необычность золотых пластин. Ну, в самом деле, не из-за нескольких же килограммов золота он потревожил своих боссов за рубежом. Оттуда спешно прислали эмиссара Салаха, чтобы разобраться на месте и, вероятно, увезти с собой образцы пластин.

– Я бы сказал, что события развиваются по наихудшему сценарию.

– Да, Вадик. Нам с тобой здесь больше делать нечего, мы и так отстаем от террористов на полгода. Эпицентр нежелательных событий перемещается на мировые просторы.

– Ага. И первым в этом списке стоит Шпицберген.

– Да-да, именно Остров.

– Так что, теперь – в Москву?

– Возможно. Но не уверен. До Шпицбергена отсюда соблазнительно близко. Сейчас будем связываться непосредственно с Талеевым и решим.

– Ты замечаешь, Толя, всегда вот так несправедливо: мы здесь, за полярным кругом, в сложных погодно-климатических условиях, в поте лица добываем улики, можно сказать, все дело раскручиваем, а шеф в заграничном вояже с шикарной девушкой развлекается чуть не на Бермудах!

– Ну, во-первых, он развлекается гораздо заполярнее нас, можешь по карте убедиться. А во-вторых, его там могут поджидать весьма нежелательные встречи. Даже спустя полгода. Кстати, ты не можешь пояснить, в какой именно момент расследования у тебя пот на лице выступил?

В голову Анатолия тут же полетела пустая баночка из-под пива, которую тот без труда парировал одним взмахом руки.

Ночью состоялся разговор по спутниковой связи с Талеевым, а уже утром они улетали в Москву.

ГЛАВА 5

Его ребята в Мурманске здорово поработали. Однозначно закрыт вопрос о несуразном убийстве Симакова. В деле о найденных драгоценностях пусть косвенно, но подтвердился и другой след – явная заинтересованность террористов в практическом использовании в собственных интересах случайно обнаруженных неизвестных разработок радиоактивного оружия. Разработки эти, скорее всего, принадлежат немецким ученым и относятся к периоду Второй мировой. Сам «клад» находится на Шпицбергене. И не так важно, хотя и интересно, каким образом он туда попал. Пусть этими историческими расследованиями тоже занимаются в Москве.

От себя Талеев мог добавить: «клад» террористами обнаружен. А насчет вывезен или нет, ему еще предстоит разобраться. С одной стороны, шестимесячная фора – это достаточно серьезный фактор. Но с другой – поиски, раскопки или разработка льдов, временное сохранение, и все это в глубокой тайне, – отнюдь не краткосрочная операция, требующая к тому же хорошей технической оснащенности. Да и на более длительном этапе всегда вероятны непредвиденные обстоятельства. Такие, например, как Васян.

А ведь вовсе не глупый мужик был. Очень складную отмазку придумал для Арнольда, когда заметил повышенный интерес последнего к своим частым и продолжительным отлучкам в тундру. Даже для достоверности отвез бородача к пещерам и показал наглядные следы «инопланетной деятельности». Может, не столько для него одного, как для любых других, каким-либо образом прознавших о внезапно возникшей страсти Васяна к прогулкам в береговые ледяные катакомбы. Но не помогли ему «зеленые человечки из НЛО», противник оперативно подсуетился. Как-то не верилось журналисту в медвежью агрессивность на ровном месте.

Зачем Васян сам неоднократно наведывался в пещеры? Да на свой страх и риск! Вряд ли Симаков мог поручить ему какие-то ответственные действия с кладом во время своего отсутствия. Скорее всего, он и не собирался делиться барышами со своим закадычным корешем. Такой вывод напрашивался бы у любого, изучившего биографию непоседливого Симочки. А Васян, всерьез обеспокоенный длительным отсутствием преданного друга, к тому же подстегиваемый изнутри хронической «жаждой» законченного алкоголика, попытался заняться индивидуальными поисками. А нашли его самого. Да…

Гера поплескался минут пятнадцать под прохладным душем, прогоняя остатки вчерашнего «симпозиума». Ох, и горазды пить местные ребята! Как они после такого еще в шахту лезут и чего-то добывают?! Уж на что организм журналиста был приучен к разного рода ночным «посиделкам» в прокуренных малогабаритных кухнях и «постоялкам» на великосветских раутах, но и для него задушевные беседы в шахтерской общаге оказались серьезным испытанием. Это при том, что вчера Талеев всеми доступными способами лишь изображал питейную неумеренность, недоливая, недопивая, а под конец откровенно сливая в чужие стаканы доброкачественный импортный продукт.

И все-таки количество попавшего внутрь явно превзошло очистительно-восстановительные возможности его многострадальной печени. Слава богу, не настолько, чтобы применять какие-то совсем радикальные методы восстановления. Опохмеляться Талеев не любил, как, впрочем, и пользоваться всякими медикаментозными препаратами без крайней нужды. Предпочитал мужественно, с подобающим его статусу достоинством перетерпеть и стук молоточков где-то в потаенной глубине височных костей, и ломоту в затылке, и раздражающее жжение под набрякшими веками, и странную раздвоенность сознания вместе с замедленным и подозрительно искаженным восприятием окружающей действительности через посредство всех оставшихся одного-двух чувств. Причем главным из них было чувство вины перед самим собой. Ладно, проехали.

Душ был не холоднее комнатной температуры и оттого приятен «на ощупь». Никаких ледяных экстримов типа «освежающего моржевания». Победа над похмельным синдромом должна быть такой же приятной и неторопливой, как и сама алкогольная фаза его приобретения.

Бережно растеревшись большим купальным полотенцем, Гера позвонил по внутреннему телефону в соседние апартаменты и пригласил Гюльчатай зайти к нему в номер. Ну, не вчера же глубокой ночью было обмениваться добытой информацией, в самом деле!

Первые несколько минут Талеев слушал рассказ девушки о ее вчерашнем знакомстве с российской экспедицией не то чтобы вполуха, а просто продолжая обычные хлопоты гостеприимного хозяина. Вскипятил воду в электрическом чайнике, расставил на низком стеклянном столике все принадлежности кофейного сервиза, порезал лимон и распечатал огромную коробку шоколадных конфет, заботливо приготовленную администрацией для особо важных персон. Потом, расположившись в светлом велюровом кресле напротив Галины, сделал приглашающий жест рукой в сторону непочатой банки с растворимой «Арабикой». Девушка кивнула, не прерывая своего повествования, а журналист вдруг почувствовал, как заинтересовался ее словами:

– …такой вот разношерстный получился состав.

– Постой-постой, ты хочешь сказать, что сами руководители экспедиции не знают всех своих сотрудников?

– Да, командир, именно так.

– Нонсенс, однако, – недоверчиво пробормотал Гера.

– Мне тоже показалось это несколько странным, и я навела кое-какие справки по нашим каналам в Москве. И странности, как непременно сказал бы Вадька, «поперли косяком».

Галя положила в миниатюрную чашечку две внушительные ложки кофе, налила кипятка и вопросительно взглянула на Талеева. Тот отрицательно покачал головой и вытащил из кармана тонкую ароматную сигару.

– Позволь мне начать с маленького экскурса в историю Шпицбергена.

– Смотри, Галка, чтобы действительно маленький!

– Клянусь, что не стану ворошить мамонтовое прошлое, а начну сразу с 1932 года. – Талеев картинно вздохнул, смиряясь. – Когда на архипелаге начал действовать государственный трест «Арктикуголь». То есть Россия, а точнее, Советский Союз, как участник Договора о Шпицбергене 1920 года, приступил к осуществлению хозяйственной и научной деятельности. Хотя сам Договор подписал лишь в 1935 году.

– Складно излагаешь!

Девушка игнорировала замечание и продолжала:

– Трест «Арктикуголь» получил в наследство уже работавший в 20-е годы рудник «Грумант», и сам начал разработку еще двух новых рудников – «Пирамида» и «Баренцбург». Так вот, этот самый «Грумант» был законсервирован в 1961 году. Красивое слово «законсервирован». А по-нашему заброшен. Устарел, нерентабелен и пр. Кстати, в начале 1998 года была прекращена добыча угля и на руднике «Пирамида». Дороговато стал обходиться шпицбергенский уголек стране возрождающегося волчьего капитализма! Однако в последние годы появились планы запустить заново эти объекты. Планы планами, но где взять деньги на все это? Ни один наш крупный предприниматель ни о каком Шпицбергене и слушать не захочет. – Девушка быстро приготовила кофе в обеих чашках, не прекращая говорить. – И здесь начинаются совпадения, которых…

– …не бывает! – хором закончили оба, а Гюльчатай продолжила:

– Около полугода назад, – она подчеркнула эти слова, – правительство России объявило тендер на разведывательно-поисковые работы в российской зоне Шпицбергена. Это уже удивительно, потому что соискателей-конкурентов не было вообще! А тут вдруг сразу появился некто – и, естественно, выиграл тендер с блеском. Какое-то ООО «Уголь-нефте-газ-разведка», всех промышленных, экономических и финансовых мощностей которого едва хватало на рытье артезианского колодца на участке бабы Мани, и то не чаще одного раза в год. А на тендере были представлены финансовые документы, полностью покрывающие даже явно завышенную смету расходов, выдвинутую правительством.

– Погоди-погоди. Ведь существует комиссия, которая проверяет…

– Она и проверила, а как же. Все соответствует действительности: наличность, активы, счета в банках.

– А откуда взялось?

Галя с деланым сочувствием посмотрела на журналиста:

– Ох, Талеев! У нас ведь неэтично задавать такие вопросы. А то ты не знаешь, что финансовое невмешательство в частный бизнес – основа нашей государственной политики, с одним только дополнением: если это напрямую выгодно самому государству. Или небольшой группе его граждан. Не надо объяснять, какой?

Гера с грустью отрицательно помотал головой:

– Прости, Галчонок, за дурацкий вопрос! Само вырвалось. Наверно, от обиды за родимое государство.

– Ну, тогда хоть «порадуйся» за частный бизнес, потому что дальше последовало просто феерическое действо воплощения в жизнь грандиозных планов. Судя по датам на документах, приказ о формировании состава экспедиции и оснащении ее всем необходимым имуществом был подписан уже на следующий день!

Талеев даже присвистнул:

– Я не первый год вращаюсь в «тех» сферах, но такого еще не наблюдал. На это уходят долгие месяцы и годы, плюс миллионные взятки…

Алексеева строго отчеканила:

– Я сказала: на следующий день! Еще через три дня спецгруз убыл на Шпицберген, где уже были арендованы приличный офис, два склада и представительский коттедж.

– Радуюсь. Снимаю шляпу. Чувствую себя букашкой у подножья Эвереста. Но… – Гера предостерегающе и назидательно поднял вверх указательный палец, заметив, что девушка явно хочет его пожалеть, – одновременно у меня очень зачесались руки. А еще проснулся дух незабвенного Верещагина: «Мне за державу обидно!! Решено: займемся вплотную этой экспедицией. Немедленно вызываем сюда наших ребят, а то с таким объемом работ нам с тобой просто не справиться. Ты с этими «экспедиторами» познакомишься завтра. Не сосредотачивайся на финансовой подоплеке: нам хватает уже полученных тобой сведений, а полный аудит мы им организуем через Куратора. Твоя цель – люди, руководящая верхушка, внутренняя организация. Действуй! А я пока попытаюсь отыскать кое-какие вещественные фактики, которые можно потрогать руками, сфотографировать, чтобы однозначно подтвердить правильность наших предположений. Займусь спелеологией. Без тебя! – Заметив погрустневший взгляд девушки, Талеев смилостивился: – Но связь по рации у нас будет. Хотя, думаю, эти ледяные катакомбы серьезно мешают радиосигналу. Впрочем, не уверен, надо будет попробовать.

– Тогда «маячок» возьми обязательно. У него сигнал посильнее.

Журналист кивнул.

– До места меня будет сопровождать один серьезный мужчина с грозным именем Арнольд. Кстати, приготовь «маячок» и для него.

Галина подозрительно взглянула на журналиста:

– Так это и есть твой главный вчерашний собутыльник? Представляю, что ты обо мне наплел, что посторонний мужчина разом лишился основного человеческого достоинства.

– Как это? – не сразу понял Талеев.

– Основное человеческое достоинство, – голос девушки был полон торжества, – это способность замечать рядом с собой прекрасное.

– Ах во-о-т оно как! Ни за что бы сам не догадался.

– Это потому, что понятие «человеческое» ты самодовольно перепутал с «мужским». Причем наверняка в самом примитивном, физиологическом смысле.

– Ох, ты и язва! – Талеев, однако, улыбнулся легко, даже с каким-то восхищением.

Однако воплотить свой план журналисту в ближайшее время так и не удалось. Причиной тому стало сообщение, поступившее на их ноутбук. Впрочем, назвать его простым сообщением язык не поворачивался. Это была поистине груда информации: выписки из архивов времен Второй мировой войны, рассекреченные материалы, относящиеся к тому же периоду, но увидевшие свет значительно позже, какие-то мемуары отставных военных… Короткие и четкие строки телеграфных донесений соседствовали с пространными излияниями нацистских преступников, важные деловые сообщения тайных агентов разных разведок – с научными выкладками из засекреченных центров и лабораторий, занимавшихся созданием ядерного оружия как на территории Германии, так и в США и СССР. Была даже самая настоящая мистика: что-то о не найденных до сих пор сокровищах средневекового ордена тамплиеров и изыскания алхимиков, одержимых погоней за «философским камнем», получением золота из разных металлов… Бр-р-р!

Можно было подумать, что какой-то шутник, случайно обнаружив исчезнувшие в веках сокровища знаменитой Александрийской библиотеки, потехи ради смешал древние манускрипты и папирусы с томами современных энциклопедий и справочников, добавил изрядную порцию сенсационного мусора из желтой прессы и предложил отведать этот сногсшибательный «интеллектуальный коктейль» рядовым посетителям читального зала публичной библиотеки.

Выше такого уровня Гера свои знания не оценивал, хотя без ложной скромности считал себя весьма продвинутым человеком. Он быстро сообразил, почему Куратор поступил именно так: дело было даже не в катастрофической нехватке времени на систематизирование и каталогизацию, Владимир Викторович давал ему возможность самому окунуться в этот разнородный малознакомый мир, взглянуть на события более полувековой (а то и многовековой!) давности с позиций проводимого ими расследования и сделать собственные выводы.

«Ну, спасибочки огромное, шеф! Упражнение для моих мозговых извилин будет покруче вчерашнего ночного противостояния с крепким алкогольным туманом. Кофейку надо заварить побольше, только не этого растворимого суррогата. Пусть Гюльчатай в очередной раз продемонстрирует непреодолимую силу своих женских чар, чтобы хоть на реактивном истребителе с материка доставили полноценный продукт благословенного кофейного дерева. А ведь какую работу надо было провернуть за пару дней, чтобы мы сейчас могли все это если не осмыслить, то, по крайней мере, переварить! Тут на шефа как минимум поработали не один институт, несколько посольств и дюжина архивов. Неудобно как-то людей подводить, будем вникать».

Процесс вникания затянулся до глубокой ночи. Был крепчайший венесуэльский контрабандный кофе из личных тайных запасов норвежского бургомистра и немного ароматного французского коньяка, немереное количество тонких сигар и горстка таблеток, восстанавливающих силы и активизирующих работу мозга, – это уже из личного НЗ расторопной Гюльчатай.

Чтобы не запутаться в потоке далеких друг от друга событий, не утонуть в море дат, имен и химических формул, Гера сначала делал пометки в своем блокноте, а потом стал просто наговаривать появляющиеся в голове мысли и замечания на миниатюрный диктофон. Галя расшифровывала записи с экрана монитора, кое-что тут же записывала летящим почерком, а что-то просто пересказывала Талееву, пока тот отдыхал, расслабившись и благоухая неизменной сигарой.

Эту утомительную работу они закончили далеко за полночь. А предстояло еще обобщить всю информацию, сделать окончательные выводы в максимально сжатой форме.

Девушка потянулась всем телом, сильно потерла ладонями лицо и покрасневшие от напряжения глаза, с которых давно была смыта вся косметика, выключила ноутбук и демонстративно засунула его под объемистую подушку на широченной кровати.

– О-о-х, все-таки мы одолели эту многоголовую бумажную гидру!

– Стоп, красавица! – Журналист заметил, как Галя направилась к мягкому велюровому дивану. – Не рановато ли на покой?

– Это размышление или предложение?

– Это приказ!

Гюльчатай грациозно повела бедром, сделала легкое танцевальное па буквально в полуметре от соблазнительного диванчика и оказалась перед Талеевым в позе дисциплинированного солдата-первогодка.

– Так точно, сэр!

Придирчивым взглядом въедливого старшины Гера оглядел изящную фигуру девушки.

– Да-а-а… Красота – это, конечно, страшная сила, но, во-первых, я – кремень. Во-вторых, у меня иммунитет. В-третьих… в-третьих… Ну, подскажи!

– Слушаюсь, сэр! В-третьих, вы – хронический женофоб, страдаете врожденным пороком зрения, а тактильные ощущения ввиду слишком частого использования затупились до уровня железнодорожной шпалы и утратили генетическую связь с такими важными участками коры головного мозга, как…

– Пре-кра-тить! Да, я тяжело и неизлечимо болен. Я почти при смерти и одной ногой в могиле. Только такой коматозник и способен всеми вами командовать!