Текст книги "Верхом на атомной бомбе"

«Я смотрю, борьба с пиратством у немцев хорошо поставлена. Так можно и у берегов Сомали круизничать», – подумал Сергей. Он продолжал внимательно наблюдать за морской баталией, пока сражение не пошло на убыль. То ли горючее у нападавших заканчивалось, то ли они сами осознали бесплодность своих попыток, а может, посчитали свою благородную миссию выполненной до конца, но постепенно все боевые единицы армады стали оттягиваться к руководящей и направляющей барже. Та, в свою очередь, тоже развернулась и неспешно порулила к берегу. Сзади, догоняя ее, как утиный выводок на первом купании, следовали потрепанные бойцы. В бинокль Редин видел, как, сблизившись вплотную с «маткой», они исчезали в ее объемистом чреве.

Только теперь капитан 2-го ранга спокойно добрался до своей каюты, прилег на узкую деревянную койку и задумался, прикрыв глаза. Что-то было не так во всем этом происшествии. Зачем? Этот четвертый, самый главный вопрос неминуемо всплывал после любой попытки оценить случившееся. Почему широкая «зеленая» общественность не собралась высказать свое фи транспортировке урановых стержней еще, скажем, месяц или два назад прямо в Ахаусе, когда, хотя бы теоретически, еще можно было предотвратить опасную и вредную, с их точки зрения, перевозку? Даже простенькая демонстрация у ворот Центра вызвала бы гораздо больший общественный резонанс, чем разыгранное водное шоу! А какие затраты на техническое обеспечение, транспортные расходы, привлечение специалистов… Ну, допустим, кто-то снимал весь спектакль. И что? Ведь живых зрителей нет! А без этого какой смысл «артистам» выступать? Для истории или для самовыражения? Тьфу!

Значит, смысл был совсем в другом. И преследовались такие цели, о которых Редин пока даже догадываться не мог. Вот это-то и тревожило его больше всего. Зачем? Ответа у капитана 2-го ранга не было. А вдруг это и есть тот самый последний звоночек, которого Сергей подсознательно ждал и к которому по мере своих сил готовился, припасая свой таинственный груз, заботливо доставленный строго по списку администрацией хранилища? Может, пришло время действовать?

Эх, Талеев, Талеев, где же ты?!

Германия, земля Северный Рейн – Вестфалия, г. Мюнстер

Полицейский участок, куда доставили Талеева, располагался на территории так называемого Старого города. Именно здесь были сконцентрированы все основные мюнстерские достопримечательности: кафедральный собор Святого Павла, готическая церковь Ламбертикирхе, ратушная площадь…

Здание самого участка, хоть и было вполне современным, вовсе не диссонировало с окружающими его архитектурными древностями. Наверное, потому, что было очень умело отделено от них небольшим парком с высокими густыми деревьями и целой сетью небольших прудов и протоков, через которые в самых неожиданных местах были перекинуты бесчисленные мостики. Широкие и узкие, горбатые и подвесные, причудливо разукрашенные и стилизованно простые, они так и манили пройтись по ним из конца в конец, а потом снова вернуться к началу. Здесь любили неторопливо гулять пожилые семейные пары.

Из окна комнаты, куда его проводили, Гера как раз видел наименее лесистый восточный участок этого парка и высокие острые шпили Старой ратуши на улице Принципальмаркт, где и сегодня заседает бургомистр и городской совет Мюнстера. Именно комнаты, потому что назвать камерой помещение, где находился журналист, просто язык не поворачивался. Только что закрылась дверь за очень вежливым полицейским, который внимательно выслушал все требования Талеева, делая короткие записи в своем блокноте. Вот только и он так и не ответил прямо, за что же все-таки задержали российского гражданина. Опять Гера услышал какие-то маловразумительные ссылки то ли на отсутствие нужной печати в визовом документе, то ли на устаревшую ее форму, то ли на подозрение, что все его бумаги – грубая липа… «Ладно-ладно, хорошо хоть наркотики не нашли. Наши бы давно килограмма полтора «отыскали» в каждом кармане!»

Гера трезво оценил обстановку и решил ее пока не нагнетать, потребовав лишь как можно быстрее проинформировать о происшествии российского посла и вызвать в участок представителя дипмиссии. Он резонно не рассчитывал на торопливость и оборотистость местной полиции, зато не сомневался, что реальные действия предпримет встречавшая его в аэропорту Гюльчатай.

Журналист внимательно осмотрел свои апартаменты. Две небольшие чистые и по своему даже уютные комнатки. В одной главным предметом мебели была широкая деревянная кровать, в другой – письменный стол, два кресла и торшер. В углу стоял приличный телевизор. Еще была ванная комната, совмещенная с санузлом. «Гораздо лучше, чем во многих наших гостиницах, особенно эпохи развитого социализма. Ну, стекло на окне явно бронированное, а дверь…»

Он подергал ручку – заперто. Справа от двери находилась еле заметная кнопка – ее показал вежливый полицейский, для вызова по необходимости дежурного сотрудника. Талеев вернулся в комнату, сел в кресло и надолго задумался.

К вечеру следующего дня подчеркнутая вежливость и форменный саботаж полицейских чинов довели Геру до белого каления. В течение целых суток они так и не связались напрямую с российским посольством! Звонили куда угодно – своему региональному начальству и федеральному руководству, городским властям и в Управление внешних сношений, только не туда, где этот контакт мог принести реальную пользу для задержанного. Тьфу! А потом придумали новую отмазку. Несмотря на свободное владение Талеевым немецким языком, отказывались беседовать с ним на любые темы без официального переводчика. Вдруг герр журналист выразится как-то неясно или они что-то неправильно поймут? Может ведь международный скандал случиться! Присланный утром из мэрии переводчик покрутился минут десять по участку и сгинул – срочно потребовался на совещании у бургомистра. Но пусть герр Талеев не волнуется – уже извещены все ответственные службы, и с часу на час… Цум тойфель! Мать вашу!!!

Свое дальнейшее развитие события получили совершенно неожиданно, когда терпение Талеева уже окончательно иссякло и он почувствовал себя морально готовым к опрометчивым и неадекватным действиям. В середине дня на площади у Старой ратуши бюргерский покой достославного города Мюнстера оказался безжалостно нарушен самым возмутительным и непотребным образом.

В начале улицы Принципальмаркт остановились два автобуса. Высадившиеся из них люди, человек пятьдесят-шестьдесят, быстро построились в колонну, которая тут же целеустремленно двинулась вверх по улице к зданию ратуши. В руках демонстранты держали наспех оформленные плакаты и лозунги: «Долой уроки религии на немецком языке», «Германия – родина нового ислама», «Руки прочь от национальной культуры». Когда до ратуши оставалось не более одного квартала, во всю мощь взвыли зурны и волынки, к ним присоединилась нагара – подмышечный барабан, задавая четкий ритм и скорость движения всей процессии.

Почтенные обитатели домов на Принципальмаркт и еще полудюжине близлежащих улиц были не просто разбужены и удивлены. Никакие толстые средневековые стены, и уж тем более современные окна, не защитили их от безумной какофонии. Большинство жителей в жизни ничего подобного не слышали, а некоторые, наиболее почтенные, тут же вспомнили ночные факельные шествия времен фашистского рейха. Хотя на улице был день и факелами и не пахло.

Редкие велосипедисты, которым посчастливилось не упасть со своих двухколесных машин при первых звуках «сводного оркестра», останавливались сами, сползали с седел и прижимались к каменным стенам, отгораживаясь рамами и колесами своих велосипедов. Их никто не трогал. Колонна споро подошла к площади и рассредоточилась перед ступенями парадного входа в Старую ратушу. Одна группа с плакатами организовала круговое шествие прямо под окнами бургомистра, другая выкрикивала в ту же сторону нескончаемые лозунги на немецком и турецком языках, используя для большей доходчивости невесть откуда взявшиеся мегафоны. К сильному и звонкому завыванию зурны добавились волынки, бегламы, флейты, бубны и даже одна черноморская кеманча!

В расположенном поблизости полицейском участке одинокий узник пограничного произвола подошел к окну, внимательно осмотрел внутренний двор и лесистый парк, а потом задумчиво уставился на устремившиеся в ясное безоблачное небо острые шпили готической ратуши. Тут до него донесся истошный вой внутреннего сигнала тревоги, и во двор участка один за другим начали выбегать полицейские в пластиковых шлемах с длинными дубинками и большими щитами в руках. Они молниеносно разместились в огромной черной автомашине, напоминающей бронепоезд, которая, включив прожектора и запустив вопящую сирену, лихо вырулила за массивные металлические ворота.

Талеев проводил ее отрешенным взглядом. Потом, не торопясь, прошел в ванную комнату и приступил к ответственной процедуре бритья. Все говорило ему о скорой и неизбежной встрече с дорогими сердцу сослуживцами.

В это время события на ратушной площади подошли к своей кульминации. Напрасно бургомистр и городские чиновники, опасливо выглядывавшие из-за плотных занавесей узких высоких окон, надеялись, что инцидент будет исчерпан с прибытием полицейского спецотряда и разгоном этой наглой, несанкционированной демонстрации.

Опережая приезд «бронепоезда», из узеньких боковых улочек на площадь неожиданно выбежали несколько групп спортивного вида молодых людей, которые, громко крича и ругаясь, набросились на демонстрантов. В ход пошли заранее припасенные велосипедные цепи и деревянные палицы. Первый натиск был ошеломляющим и смел со ступеней всю группу музыкальной поддержки. Но атакованные быстро сообразили, что зурна и нагара не менее действенны в ближнем бою, чем палица и щит. Потасовка разгорелась не на шутку. К тому же несколько булыжников, брошенных умелой рукой, вдребезги разбили стеклянный оконный фасад двух этажей Старой ратуши, чем навели панический ужас на ее обитателей и распластали их по полу, невзирая на чины, ранги и половую принадлежность, в самых непрезентабельных позах.

Около небольшого, похожего на бойницу окошка, прикрытого художественной решеткой, стояли Галя и Анатолий. Маленький торговый зал антикварного магазина, расположенного точно напротив ратуши, был пуст: с момента начала свистопляски хозяин опустил дверные жалюзи, а сам перебрался во внутреннее подсобное помещение.

– Ну, артисты! Как играют! По ним городской театр просто плачет, – восторгался Толя.

– Действительно, впечатляюще, – подтвердила девушка, – только ведь никто не играет.

– ?

– Вот эти музыкальные демонстранты – члены одного исламистского центра, на три четверти состоящего из этнических турок. Они всерьез рады возможности публично провозгласить свои лозунги перед городскими властями… за небольшую плату. Центр действует в Мюнстере вполне легально. А спортивного вида молодые люди – боевики из подпольной террористической ячейки РПК – Рабочей партии Курдистана, их непримиримые враги.

– Знаю, знаю, проходили. Так они ж поубивают друг друга!

– Я приказала курдам под страхом смерти ограничиться только впечатляющей дракой. Понарошку здесь нельзя: полиция тогда просто разгонит всех, а не заберет в участок для серьезного разбора. Потому и ратушную площадь выбрали, чтобы в дело вмешался сам бургомистр… Кажется, все сработало, смотри!

Анатолий сначала уважительным взглядом окинул Гюльчатай, а уже потом посмотрел в оконце. Стройными сплоченными рядами на «бунтовщиков» надвигались сразу три отряда полицейских. К тому же на крыше «бронепоезда» расчехлили странного вида пушку, то ли водомет, то ли газовую, но пока не запускали. А зря! Нарушители городского спокойствия оказались расторопнее и сплоченнее. Мгновенно прекратив «зубодробильный междусобойчик», они дружно кинулись на стражей порядка! Ряды дерущихся смешались. В такой обстановке применить устрашающее оружие было уже невозможно.

– Все равно, Галчонок, ты здорово постаралась: без единой репетиции и такая слаженность!

– Вот тут я как раз и вовсе ни при чем. Похоже, что это проснувшееся глубинное национальное сознание бросило их против единого западного супостата. Как бы нам этот религиозный экстремизм планы не нарушил… Ничего, сейчас подкорректируем.

Девушка сделала звонок по мобильному телефону и минуты две говорила с кем-то резким, приказным, не терпящим возражений голосом. По-турецки.

– Вот и все. – Она победоносно посмотрела на Толю.

– Да-а-а… Впечатляет! Теперь то, что надо.

Потасовка явно пошла на убыль. Полицейские побеждали; они медленно, но неотвратимо выдавливали демонстрантов с площади. То тут, то там силам правопорядка удавалось даже арестовывать наиболее рьяных участников уличного дебоша. Все арестованные, как на подбор, были молодыми людьми атлетического сложения. Их с трудом доволакивали до черной машины и запирали в ее кузове. А «обиженные» демонстранты, побросав плакаты и растяжки, организованно и без потерь отступали к доставившим их автобусам.

– Ну что, мать-командирша, теперь мой выход?

– Пора. – Галя придирчивым взглядом окинула высокую и мощную Толину фигуру. – Да ты этим «качкам» сто очков вперед дашь. Волосы темные, усы растут… Для полицейских – вылитый турок! Не геройствуй там понапрасну. Главное – береги руку, она еще для главных дел всем нам пригодится. – Толя послушно кивал головой в ответ. – Своего «контактера» запомнил? Я тебе его показала. И не забудь: ты – это Революционный фронт Белого Ислама – РФБИ.

– А такой действительно существует?

– А как же! Ты его руководитель и… один из двух представителей. А второй, главный идеолог, – сидит в полицейском участке Мюнстера.

Анатолий изобразил гордую осанку и строгий взгляд.

– Отлично. Дорогу через парк хорошо запомнил? Там я встречу. Беги! – Алексеева легонько и нежно чмокнула его в щеку.

Как и предполагал Талеев, его встреча состоялась, но вовсе не с «горячо любимыми сослуживцами», а вроде как совсем наоборот. Когда свежевыбритый и аккуратно одетый журналист вновь приблизился к окну, дверь в комнату неожиданно со щелчком распахнулась, и в помещение вошел уже знакомый Гере по мюнстерскому аэропорту представительный мужчина в мышиного цвета костюме. Он вежливо поздоровался и предложил журналисту проследовать в кабинет начальника участка, где его ожидает встреча с появившимися наконец представителями российского посольства.

У дверей мужчина отступил в сторону, пропуская Талеева вперед. Но, когда последний только шагнул за порог, молниеносным движением прижал к его шее небольшой предмет, спрятанный до этого в левой руке. Послышалось характерное потрескивание электрического разряда, и в воздухе запахло озоном. Тело журналиста резко изогнулось назад, потом по нему пробежали конвульсивные судороги, и наконец стало медленно оседать на пол коридора. Тут же его подхватили руки двух крепких молодых людей, спрятавшихся по обеим сторонам двери, и потащили к ведущей на первый этаж лестнице.

К «мышиному» немцу приблизился третий человек, обменялся с ним парой коротких реплик и протянул небольшой, но пухлый конверт. Затем развернулся и быстрым шагом направился вслед за удаляющимися по лестнице подельниками, обремененными не слишком легкой ношей. Немец в коридоре приоткрыл конверт, пошелестел внутри двумя пальцами и, удовлетворенно хмыкнув, опустил его в карман пиджака.

Затем он заглянул ненадолго в кабинет начальника полиции, где содержимое конверта уменьшилось ровно на треть. Только после этого «мышиный» покинул здание полиции через ворота и, не торопясь, направился к припаркованному снаружи неприметному автомобилю.

Почти в это же время от пустыря, примыкавшего к тыльной стороне полицейского участка, не привлекая ничьего внимания, медленно отъехала мусоросборочная машина, увозя в неизвестном направлении не только четыре полупустых контейнера, но и продолжавшего находиться в состоянии глубокого электрического шока российского журналиста.

Последний очаг яростного сопротивления уличных хулиганов сместился к стене дома с антикварной лавкой. Никем не замеченный в пылу потасовки, Толя встал в сильно поредевшие шеренги обороняющихся за полминуты до того, как все было закончено. Разбежаться по узким улочкам не успели еще человек семь-восемь. Они-то и были захвачены торжествующими стражами порядка и водворены в ненасытное чрево «колесного бронепоезда». Разумеется, включая Анатолия.

Пока ехали до полицейского участка, он успел перекинуться парой фраз на английском языке со своим «контактером». Вблизи этот мужчина выглядел старше своих «подельников» – ему можно было смело дать лет тридцать пять. Собственно, договариваться было не о чем – мужчина лишь подтвердил, что они будут неукоснительно следовать плану Лейлы, а с ним-то Толя был прекрасно знаком.

Во дворе участка бо́льшая часть полицейских прямо из машины направилась в отдельное помещение, чтобы переодеться и оставить в специальных шкафчиках свое вооружение и средства защиты – дубинки, шлемы, щиты, жилеты. Оставшиеся конвойные начали попарно выводить задержанных из машины. Их провели внутрь здания и разместили в просторном приемнике, чтобы после установления личности каждого распределить по свободным камерам. Оценить воочию несомненный успех своих подчиненных из личного кабинета спустился сам начальник полиции. Да, это был триумф: без малейших потерь со своей стороны задержали почти тридцать смутьянов! Он прикидывал в уме, какими словами будет сейчас докладывать самому бургомистру…

Но внезапно стало происходить что-то непонятное, недопустимое и катастрофичное. Почему-то руки всех задержанных оказались свободными, хотя каждому при аресте на площади добросовестно защелкнули на запястьях наручники. С поразительной быстротой освободившиеся загадочным образом бандиты разоружили конвойных и, угрожая их же оружием, затолкали в приемник. Одновременно из-за полукруглой стойки вытащили двух безоружных дежурных и присоединили к остальным. В первую же секунду нападения подскочивший откуда-то сбоку амбал нокаутирующим ударом кулака отправил на пол самого господина начальника, когда тот лишь попытался открыть рот. Не церемонились и с остальными: при малейшем неподчинении или попытке позвать на помощь следовал удар кулаком или прикладом автомата в голову, надолго отключавший строптивца.

Вооруженный пост у въездных ворот нейтрализовали так же быстро и эффективно, а потом застопорили механизм управления створками. Целую группу полицейских, которые ушли переодеваться, взяли голыми в душе и, прогнав в таком виде по внутреннему двору, закрыли в приемнике. Нападавшие действовали четко, слаженно, без малейшей суеты и… молча. Они ничего не забывали: ни вывернуть все карманы полицейских, прежде чем надеть наручники, ни растоптать личные сотовые телефоны, ни разгромить до винтика весь пункт связи, ни тщательно обыскать каждое помещение участка, выволакивая оттуда не ожидавших нападения сотрудников. Первый выстрел раздался на восьмой минуте захвата, когда двое «героев», закрывшись в самом дальнем кабинете нижнего этажа, открыли пистолетную стрельбу через дверь. В ответ они получили такой ураганный шквал выстрелов от захватчиков, которым теперь нечего было таиться, что непрочная дверь была ими просто снесена, а опрометчивые полицейские убиты. Еще несколько стражей порядка на втором этаже, услышав выстрелы, попытались уйти через окно на задний двор, но были захвачены поджидавшими их снаружи боевиками. В общем, зачистка здания проводилась по всем правилам военно-партизанской науки.

Камеры для заключенных и временно задержанных располагались в полуподвальном этаже. Туда первыми спустились Анатолий с контактером и несколько вооруженных бойцов-курдов. Однако среди немногочисленных задержанных журналиста Талеева не оказалось. Двери всех камер широко распахнули, а их обитателей отпустили на все четыре стороны. Оставались еще несколько не осмотренных кабинетов на втором этаже. Толя «со свитой» ринулся туда.

По коридору продвигались медленно и осторожно, соблюдая полную тишину: а вдруг еще в каком-нибудь кабинете засели «герои»? Однако этаж оказался абсолютно пуст. Толя недоуменно огляделся, еще раз быстренько пробежался вдоль распахнутых дверей и, не обнаружив никого, рванул вниз по лестнице.

Арестованные полицейские безропотно сидели за решеткой приемника. Начальник полиции уже пришел в себя после мощного удара, но на ноги не поднялся, а лишь привалился спиной к одной из стен. К нему-то и подскочил разъяренный Анатолий.

– Где журналист?! – по-английски прорычал он в лицо офицеру.

Тот молчал и лишь ошарашенно хлопал глазами.

– Я спрашиваю, – медленно и отчетливо повторил Толя, стараясь максимально правильно произносить английские слова, – где находится русский журналист, которого к вам доставили больше суток назад?

Ответом ему было еще более глубокое молчание и выкатившиеся в недоумении глаза. Анатолий негромко свистнул, и тут же рядом с ним оказался контактер.

– Спроси у этого борова, где русский журналист. Похоже, он не понимает моего английского.

– Да все он понимает! – уверенно заявил курд. – Просто говорить не хочет.

После такого вступления мужчина, недолго раздумывая, носком сапога ударил начальника по ребрам и проговорил несколько фраз по-немецки. Утробно хрюкнув от удара, полицейский разразился целой тирадой.

– Говорит, что не знает, – перевел курд. – Его якобы сразу же забрали неизвестные ему люди по приказу вышестоящего начальства. Врет, гад! – добавил он от себя и нанес еще один удар ногой. На этот раз в голову.

Начальник завалился на пол, закрываясь руками, и залепетал что-то скороговоркой.

– Ну? – нетерпеливо поинтересовался Анатолий.

– Все то же: ничего не знаю, русского даже допросить не успел.

– Хорошо. Спроси тогда, кто были забравшие журналиста люди.

Контактер по привычке предварил вопрос двумя сильными ударами в область почек. Начальник полиции выгнулся дугой. Такой великолепный шанс курд упустить никак не мог и от души приложился тяжелым ботинком по животу своей жертвы. Вместе с выворачивающим кашлем и соплями немец выдавил несколько маловразумительных слов.

– Говорит, что не знает. И никогда их раньше не видел. Но был приказ. Врет, гад!

И мужчина замахнулся для очередного удара. Толя легко, одной рукой отстранил курда, а второй забрал пистолет из его ладони. Потом стволом этого пистолета он сильно придавил ладонь полицейского к полу. Тот скривился от боли и попытался отдернуть руку. И тут Анатолий нажал на курок. Грохот выстрела чуть не заглушил дикий вопль начальника. Кровь из простреленной ладони брызнула во все стороны. Ее капли попали даже на одежду и лица запертых в «обезьяннике» полицейских, заставив их дружно отшатнуться от решетки и испуганно вжаться в дальнюю стену.

«Ладно, – подумал Анатолий, – издержки производства. Будем считать, что это – моя личная месть за узников Бухенвальда!»

Не отпуская пистолета, он посмотрел прямо в глаза начальнику. И тот наконец заговорил по-английски.

– Действительно, русский был здесь… Но я ничего о нем не знаю! Им занимались люди из военной безопасности, а здесь только временно содержали. Они увезли его не более часа назад… А я даже не посадил его в камеру! Ему выделили отдельный кабинет на втором этаже, кормили…

Толя напряженно размышлял: «Зачем военной безопасности держать своего арестанта в обычном полицейском участке полтора дня? Наверняка здесь есть свои подвалы Лубянки. Спрятать его могли только в одном случае: когда это сделала не вообще военная безопасность, а какой-то отдельный ее представитель. И он не хочет, чтобы об этом знали коллеги!»

– Ну-ка! – грозно перебил Анатолий словоизлияния полицейского. – Сколько денег ты получил за свою услугу от этих людей из военной безопасности? Не вздумай врать!

Начальник назвал сумму, и Толя даже присвистнул:

– Неплохо! Вот это приказ… Сколько было этих людей?

– Один командовал.

– Так. Назови мне имя этого человека, опиши его приметы, сообщи место, где его можно найти. – Свободной рукой Анатолий зажал рот полицейского, когда тот попытался сразу же о чем-то сказать: – Подумай! Не говори ничего, о чем тут же сможешь пожалеть! – Пистолет впервые оторвался от ладони и переместился куда-то в область паха, сопровождаемый панически испуганным взглядом начальника полиции. – Ты веришь, что я, не раздумывая, нажму на курок? – Полицейский часто закивал головой. – Это хорошо. Значит, ты все понял. – Вновь усиленное кивание. – Говори так, чтобы только я тебя слышал!

Через несколько минут Толя знал все, что могло пригодиться в поисках немецкого «чекиста». Теперь он повернулся к своему контактеру, который на протяжении всего допроса не проронил ни слова, а лишь с нескрываемым восторгом наблюдал за действиями Анатолия, и протянул ему пистолет:

– Спасибо. Лейла будет вам благодарна. Ты можешь обеспечить молчание этого индюка по крайней мере до вечера?

– Мы заберем его с собой! – Курд плотоядно посмотрел на свою жертву и тут же осекся под строгим взглядом Толи. – И выпустим утром.

Анатолий кивнул. Больше здесь нечего было делать. Он изобразил замысловатый жест, напоминавший испанское приветствие «Но пасаран!», и направился к выходу. Надо было торопиться к Гюльчатай и вместе с ней обдумать план дальнейших поисков.

В своих разговорах с Анатолием Галя не акцентировала внимание на подробностях событий в аэропорту – задержали, арестовали, препроводили и все, – но для себя сразу же решила при первой возможности разобраться в их подоплеке. Мысль о «потустороннем» вмешательстве не давала ей покоя. Но прежде всего девушка хотела обезопасить всю их группу от возможных неожиданностей.

«Я была недопустимо небрежной в аэропорту! – самокритично признавала она. – Утратила элементарную осторожность, расслабилась, перестала контролировать внешний периметр. В итоге проморгала наблюдателя. – А что он существовал, Галя теперь не сомневалась. – Кто бы он ни был, его миссия никак не могла закончиться простой констатацией факта задержания Талеева. И что тогда? Ну-ка, включай логику», – приказала она себе.

Кому-то жизненно необходимо не допустить журналиста к событиям, которые здесь, в Германии, происходят или будут в скором времени происходить. Жаль, что Гюльчатай не имела пока о них ни малейшего представления, но это неважно! Замысел этого кого-то блестяще сработал в мюнстерском аэропорту. Дальше агент, безусловно, проследил путь журналиста до полицейского участка и… установил постоянное наружное наблюдение! Ему необходимо убедиться, что Талеев изолирован надежно. А тут вдруг он появится освобожденным в обнимку с Толей…

В таких случаях, когда срывается не просто задуманная, а уже практически осуществленная комбинация, времени на доскональную разработку второго варианта нет. В девяти случаях из десяти спецслужбы (и бандиты) всего мира тут же переходят к простым, но эффективным способам нейтрализации. Самым элементарным, безусловно, является физическое устранение. И чем меньше временной интервал между первым провалом и ликвидацией, тем больше у кого-то шансов на ее успешное исполнение. Это аксиома.

Вот он, логичный вывод.

Работать наверняка будет снайпер. Жилых домов с подворотнями, окнами и крышами поблизости от участка нет. Сколь-нибудь длительное время припаркованный на улице автомобиль неминуемо вызовет подозрение: в обычном режиме движение перед участком практически отсутствует, потому что тупиковая улица спускается к парковой ограде. Остается единственное место для засады – парк.

Еще накануне, прогуливаясь по его аллеям с Анатолием и выбирая путь для отхода после освобождения журналиста из-под стражи, Галя внимательно приглядывалась к любым объектам, хоть немного подходящим для наблюдательно-снайперского укрытия. Учитывая, конечно, возможность визуального наблюдения за всеми выходами из полицейского участка. Казалось, сама структура лесистого парка давала для этого максимум возможностей, однако высокие деревья с пышными кронами создавали и непреодолимый заслон. У неизвестного противника вряд ли хватило времени на сооружение прицельной просеки в густой листве. Значит… Да, лишь второй ряд высоких деревьев с толстыми стволами отвечал всем требованиям. Ну, еще, может, одна-две точки в третьем ряду.

Тогда же Гюльчатай решила, что пока Толя, внедренный к демонстрантам, будет «работать» в участке, она вблизи осмотрит все подозрительные объекты и при необходимости… На случай такой необходимости Галя позаимствовала у своих давних турецких друзей суперсовременный автоматический «Парабеллум» калибра 9 мм с глушителем. С таким мощным оружием она не сомневалась в точности поражения цели на расстоянии пятидесяти-семидесяти метров. Хватит, чтобы снять стрелка с высоты любого дерева.

Сейчас девушка медленно двигалась по неширокой парковой аллее, больше похожей на лесную тропинку. На ней были надеты защитного цвета брючный костюм и в тон ему широкополая шляпа. Она то и дело сходила с тропы, неторопливо бродила по довольно высокой траве между деревьями, наклонялась, разглядывая неброские цветы, а между тем из-под полей шляпы внимательно изучала подходы к наиболее удобным деревьям – не примята ли подозрительно трава вокруг, не поломаны ли тонкие веточки на низком кустарнике, нет ли свежих повреждений на коре самих деревьев, которые неминуемо остались бы при попытке человека забраться наверх, прихватив с собой даже небольшой скарб. Вела она себя вполне непринужденно и очень естественно, так что вряд ли притаившийся наверху наблюдатель воспринял бы ее как угрозу.

Вокруг нее стало заметно светлее, когда солнечные лучи начали пробиваться сквозь поредевшие кроны. До последних перед небольшим прудом деревьев оставалось метров тридцать. И тут рядом с чахлым желтым цветком, к которому Галя протянула руку, она заметила сигаретный окурок. Точнее, один желтый фильтр от полностью сгоревшей сигареты. Это, безусловно, был след. До пешеходной тропинки отсюда метров десять, не говоря уже о том, что здесь, в Мюнстере, встретить в городском парке человека с сигаретой – такой же нонсенс, как, например, с бутылкой водки на улице Тегерана.

Гюльчатай спокойно проследовала дальше, к расположенному поблизости высокому дереву. Укрывшись за его толстым стволом, она достала из внутреннего кармана еще один подарок курдского подполья – суперсовременный высокочувствительный тепловизионный бинокль. Он позволял в инфракрасных лучах видеть человека или любой теплокровный объект в условиях полной темноты или, например, задымленности. В общем, как раз то, что надо, если хочется рассмотреть наблюдателя в густой кроне деревьев.