Текст книги "Верхом на атомной бомбе"

– Уважаемый Карл, вы просто отвратительно выглядите. Надо больше заботиться о своем здоровье. Вы еще человек не старый, а впереди предстоит изнурительная созидательная работа. Поверьте моему опыту. Наши связи будут крепнуть день ото дня. Вы обязаны быть полны сил и желаний! Я понимаю, что на вас сильно сказывается неимоверное напряжение последнего времени. Но теперь все позади. Вы сможете великолепно отдохнуть в этом благословенном месте… несколько дней.

Ахмад вновь позвонил в колокольчик, и в комнату вошел высокий плечистый человек в длинных белых одеждах и чалме.

– Вот он, – даже не поворачивая головы в сторону вошедшего, сказал Джебриль, – будет вашим гидом. Думаю, он сможет удовлетворить любое ваше желание. Не стесняйтесь!

Карл почувствовал, что оказался в стальном капкане. Он был достаточно опытен, чтобы не возражать, но все-таки заикнулся:

– А завтра…

Хозяин неторопливо поднялся и важно проследовал к выходу. На пороге комнаты он обернулся:

– А завтра непременно наступит, если будет на то воля Аллаха. И принесет вам славу и… деньги!

Дверь закрылась. Клетка захлопнулась.

Германия, земля Северный Рейн – Вестфалия, аэропорт г. Мюнстера

В аэропорту немецкого города Мюнстера царило обычное оживление, связанное с только что совершившим посадку транзитным рейсом из России. У недолго пустовавших стоек и заградительных турникетов появились сотрудники визовой и таможенной служб, а сам зал прибытия начал заполняться пассажирами этого рейса. Журналист Герман Талеев оказался в середине очереди, неторопливо продвигавшейся к одному из пунктов досмотра.

С открытой балюстрады второго этажа, опершись руками на тонкие алюминиевые перила, вниз внимательно смотрела высокого роста черноволосая девушка с красивым гордым профилем и грациозной фигурой. Это была Галина Алексеева – Гюльчатай, которая, лишь ненамного опередив своего шефа, прилетела в Мюнстер из Финляндии. Она сразу же узнала Талеева по густой шапке слегка вьющихся волос, небрежно закрывавших воротник модной замшевой куртки. «Повезло командиру, что здесь нет никого из Общества охраны дикой природы! А то не избежать бы скандала за натуральную кожу его одежды».

Журналист тоже давно заметил встречавшую его девушку и даже обменялся с ней приветственным взглядом и чуть заметным кивком: «Все в порядке!» Весь его багаж состоял из небольшого плоского чемоданчика, своими размерами больше подходящего под определение «кейс». Никаких проблем с досмотром не ожидалось. Тем более удивительной оказалась внезапно возникшая заминка у проверочной стойки, когда к ней подошел Талеев.

Из-за значительного расстояния Галя не могла слышать начавшегося там разговора, но ясно увидела, как один из служащих, держа в руках паспорт журналиста, скрылся за находившейся рядом со стойкой дверью какого-то помещения безо всяких табличек. Талеев что-то спокойно объяснял стоявшим перед ним контролерам. Девушка знала, что Герман в совершенстве владеет немецким языком и поэтому не сомневалась, что недоразумение вот-вот благополучно разрешится.

Однако из-за безымянной двери служащий аэропорта появился в сопровождении двух полицейских в форме и представительного строгого мужчины средних лет в костюме мышиного цвета с узким галстуком. «Ого! События принимают неожиданный и неприятный оборот. Такими костюмами в свое время бесперебойно снабжали руководящих сотрудников «штази», а их теперь много в объединенной немецкой госбезопасности», – подумала Гюльчатай и начала быстро спускаться вниз по широкой лестнице. Подойдя к огражденной территории досмотра, она уже хотела привлечь внимание немецких должностных лиц, когда глазами натолкнулась на предостерегающий взгляд журналиста. Ошибиться было невозможно: он приказывал не вмешиваться.

Алексеева не могла ослушаться и лишь молча смотрела, как двое полицейских уводят ее командира в сторону того же безымянного кабинета, а мужчина в костюме что-то негромко говорит по сотовому телефону. Вот за Талеевым закрылась дверь, и тогда девушка громко воскликнула:

– Эй, послушайте! – до безупречного произношения Геры ей было, конечно, далеко, но ее разговорную речь мог понять каждый немец.

Головы всех сотрудников тут же повернулись в сторону Галины, включая и немца с галстуком. Не прекращая телефонного разговора, он внимательно посмотрел на источник нарушения порядка, тишины и спокойствия в аэропорту.

– Да-да, именно вы! – Гюльчатай даже указала на мужчину пальцем и начала рыться в своей сумочке, отыскивая необходимый документ.

Строгий мужчина оказался вполне вежливым. Спрятав телефон в карман, он пересек границу охраняемой зоны и подошел к Алексеевой.

– Вы что-то хотели, фройляйн?

К этому времени Галя вытащила требуемую бумажку и, показывая ее немцу, зачастила:

– Послушайте, герр начальник! Ведь вы здесь самый главный, да? Я пресс-атташе российской делегации на международном медицинском симпозиуме в вашем городе. А в аэропорт приехала специально, чтобы встретить известного российского журналиста Талеева. Он будет освещать для всей нашей страны ход симпозиума. Что происходит? Откуда здесь полицейские и куда они увели господина Талеева? Я требую, чтобы меня немедленно пропустили к нему! Он известнейший журналист, и подобный инцидент может иметь большие международные последствия. Да-да, в том числе и политические…

Немец был просто ошарашен натиском красивой пресс-секретарши. Он даже отступил на шаг и, казалось, не вникал в смысл сыпавшихся на него объяснений, требований и угроз. Его глаза против воли гипнотически следили за красной книжицей-удостоверением, которой Гюльчатай в такт своим словам размахивала перед его носом. Он даже не пытался взять документ в руки.

– Видите ли, фройляйн, у господина… э…

– Талеева!

– Да, да! Возникли небольшие… э… затруднения с оформлением визы…

«Кто же ты такой? – Алексеева быстро просчитывала в уме возможные варианты. – Не сотрудник аэропорта, не таможенник, не полицейский – это точно! Костюм, спокойствие, манеры… Безусловно – государственная безопасность. Судя по возрасту, «из бывших». Опытен. Наверняка немалый чин в иерархии. Скорее всего, работает в одном из департаментов федерального Бюро защиты Конституции. Штаб-квартира в Кельне. Это не так далеко. Что же так могло заинтересовать немецкую госбезопасность? Какая-то виза простого, пусть даже известного журналиста? Чушь! И ведь ты уже заранее был здесь, в аэропорту. А совпадений, как безапелляционно утверждает наш друг Редин, не бывает. Вот из этого и будем исходить… Стоп, стоп! Вспомнила: в Мюнстере находится одно из крупных подразделений MAD – военной службы безопасности… Круто!»

– Так устраните эти затруднения! Или, может быть, вам нужна моя помощь или помощь руководителя российской делегации? Сейчас я свяжусь с ним по телефону. Жаль будить столь занятого человека в такой ранний час, но…

Галина начала перебирать сумочку в поисках мобильника.

– Нет-нет, уважаемая госпожа! Ничего этого не потребуется…

– Тогда дайте мне пройти к Талееву! Я хочу лично удостовериться, что весь визит российской группы не окажется под угрозой срыва.

– Могу заверить вас, что это небольшое недоразумение никак не повлияет на работу всего конгресса и на участие в нем русской делегации. К сожалению, я не имею полномочий пропустить вас в охраняемую пограничную зону, но обещаю лично прямо сейчас во всем разобраться. А вам позвольте предложить чашечку кофе в нашем уютном баре.

Мужчина небрежно махнул рукой, и тут же, как по волшебству, откуда-то рядом появился рослый полицейский в форме.

– Сержант, проводите фройляйн в кафе!

Полицейский кивнул и сделал вежливый приглашающий жест рукой.

«Вот ты и под конвоем, Галка! Берем тайм-аут».

– Надеюсь, что мне не придется опустошить все запасы кофе в баре, пока вы там появитесь! – Это было грубовато, но зато четко давало понять, что настырная «пресс-атташе» не отступится.

Немец чопорно склонил голову, а Гюльчатай в сопровождении полисмена отправилась к расположенной неподалеку барной стойке.

Алексеева успела, не торопясь, выпить две чашечки эспрессо и съесть микроскопическое пирожное, когда в баре появился «мышиный» немец. Его лицо выражало неподдельное смущение и искреннее сочувствие:

– Мне очень жаль огорчать вас, уважаемая фройляйн! Но визовое недоразумение у вашего соотечественника оказалось несколько… э… более сложным, чтобы успешно быть разрешенным на месте. Нашим соответствующим службам понадобится какое-то время, чтобы провести необходимую проверку и согласовать полученные данные с уже имеющимися сведениями…

Алексеева возмущенно фыркнула:

– Мне казалось, что такие бюрократы существуют только у нас, в России… Я сейчас же буду звонить в наше посольство!

– Я бы посоветовал вам немного подождать, чтобы господин посол имел время проснуться и совершить свой утренний туалет.

Галина пристально посмотрела на немца: это была с его стороны уже явная издевка. «Значит, чувствует за собой надежную поддержку. Не стоит тебе, Галка, мозолить тут глаза, а то, глядишь, и у тебя появятся визовые недоразумения. Хотя, думаю, «хвост» за мной и так пустят. Или, по меньшей мере, пробьют по базе. Впрочем, это им ничего не даст. А на наше посольство у меня есть другие выходы».

– Я этого так не оставлю! Какая беспринципность! Неужели вы будете держать утомленного длительным перелетом человека в этих, – девушка повела по сторонам рукой, – совершенно неприспособленных условиях?!

– Ну что вы, фройляйн! – на губах немца появилась даже чуть заметная усмешка. – На время проверки ему будут предоставлены самые комфортабельные… э… апартаменты.

Состроив презрительную гримаску и своенравно тряхнув короткими волосами, Алексеева, не прощаясь, покинула бар. Даже в дробном стуке ее высоких тонких каблучков по мраморным ступеням лестницы слышалось негодование.

Впрочем, покидать здание мюнстерского аэропорта девушка вовсе не собиралась. После недолгого обхода и беглого осмотра всего комплекса она заняла удобную и тактически правильную позицию: чуть в стороне от главного входа за парапетом въездного пандуса. Здесь Галя была практически незаметна, но могла постоянно держать в поле зрения оба основных въезда-выезда в аэропорт.

Вот чего она не заметила, так это того, как внимательно прислушивался к ее разговору с немцем молодой человек, расположившийся за ближайшим столиком кафе. А до этого он стоял совсем недалеко от выхода из зоны таможенного досмотра – то ли сам только что прошел эту процедуру, то ли встречал кого-то. В момент ухода девушки он тоже поднялся и скрылся в одном из многочисленных переходов аэровокзала…

Гюльчатай все-таки дождалась своего. Через полчаса из бокового выхода показалась группа людей. В центре шел Герман Талеев, а по бокам и сзади – трое полицейских в форме. Немца в «мышином» костюме рядом не было. Вся четверка разместилась в стоящей рядом легковой автомашине полицейской раскраски, которая, не торопясь, спустилась вниз по пандусу и покатила по направлению к городу. Девушка тут же поймала такси и отправилась следом.

«Они не делают никакого секрета из задержания Геры, – размышляла она по дороге. – Ни тайных торопливых перемещений, ни малоприметного средства доставки… Я начинаю подозревать, что и едут они не на какую-то секретную базу спецслужб, а в местное городское полицейское управление».

Гюльчатай оказалась права – машина затормозила у входа в полицейский участок, а «группа товарищей» в таком же порядке, как и в аэропорту, проследовала внутрь. Галя успела заметить, что наручников на Талееве не было.

«А может, я сама навыдумывала черт знает что? Сейчас созвонятся с посольством или консульством, разберутся и отпустят командира». Она не сомневалась, что все документы и справки у журналиста подлинные. Все-таки, подумав, Алексеева решила сделать один упреждающий звонок.

Ей было прекрасно известно, что некоторые работники посольств и консульств являются штатными сотрудниками разведки и органов безопасности. Чаще всего подобные функции совмещал третий секретарь или атташе по вопросам двустороннего культурного сотрудничества – проще, атташе по культуре. Именно с этим представителем российского посольства в Германии Гюльчатай лично контактировала не более года тому назад. Правда, тогда она выступала в качестве глубоко законспирированного агента российской внешней разведки. А кто сказал, что ее миссия завершена? Секретные телефонные номера и личные пароли навсегда остались в памяти, а сложившаяся ситуация вполне оправдывает неожиданный звонок – медицинский симпозиум в Мюнстере проходит как раз по ведомству культурного сотрудничества.

После обмена кодовыми фразами и технической экспресс-проверки чистоты телефонной линии девушка услышала:

– Что вы хотите, Лейла? – Здесь ее помнили под таким именем.

– В аэропорту Мюнстера сегодня рано утром задержан российский журналист Талеев. И доставлен в местный полицейский участок. Официальная версия – нарушение визового режима. Вероятно, в ближайшее время эта информация поступит к вам по соответствующим каналам, так как Талеев потребует присутствия представителя российского посольства. Визит Талеева в Мюнстер связан с открывающимся там медицинским конгрессом, который, естественно, курируется именно вами. Этот человек должен быть освобожден под любые гарантии как можно быстрее! Я прошу лично вас незамедлительно вылететь в Мюнстер, даже если обращение германских властей последует не напрямую к вам, а в наши генеральные консульства в Гамбурге или Лейпциге.

Вместо ответа последовала пауза. Настолько длительная, что Галя даже переспросила:

– Алло, вы меня хорошо слышите?

– Да, Лейла, я слышу вас. Однако ни с моей стороны лично, ни со стороны посольства, а также любого нашего генконсульства на территории Германии в ближайшее время не будет совершено никаких действий по такому запросу. По крайней мере до получения соответствующего указания из Центра.

Вот это удар! Алексеева даже опешила, но все-таки решилась спросить:

– Чье это решение?

Она уже не надеялась на ответ, когда после продолжительной заминки услышала:

– Рано утром я получил конкретное указание из Москвы. Простите. Конец связи.

Ситуация изменилась коренным образом. Эта последняя фраза «культурного атташе» многого стоила. Определенно, он не имел права ее произносить, но, вероятно, сыграли свою роль неожиданность ее звонка и память о чрезвычайно высоких полномочиях, которыми обладала «Лейла» год назад.

Получается, что Москва знала о задержании журналиста уже как минимум сразу после его прилета в Мюнстер. Гюльчатай подосадовала на саму себя: сосредоточившись на встрече с Талеевым, она совершенно выпустила из виду вариант, что Германа вели еще с момента вылета из столицы, либо здесь его встречал местный «наблюдатель», который и сообщил в Центр. Но почему в их дела впервые вмешивается ФСБ? А именно такая подчиненность была у ее абонента из посольства. Да еще с категоричным приказом не способствовать освобождению журналиста?! А вдруг не ФСБ? «Москва» – это очень емкое понятие. Как вообще могла произойти утечка информации о даже еще не начавшейся операции? Помочь найти ответы на все эти вопросы мог только сам Талеев.

Ее вдруг обожгла совсем уж крамольная мысль. А вдруг в Москве все знали заранее? Или даже не просто знали, а спланировали! И предупредили посольство и консульства. Значит, кому-то их операция, мягко говоря, не по душе. Это что же за могущественный враг объявился у самого Куратора, помощника президента России?! Ответ был на поверхности. Только ФСБ! Сразу вспомнился немец в характерном костюме мышиного цвета, его издевательское высокомерие…

Господи! А она, Галина Алексеева, сама-то ничего толком не знает о задании, к которому ее привлек Талеев!

Мысль о попавшем в ловушку командире была просто невыносимой, но заставила сосредоточиться на попытках решить самый насущный вопрос: как его освободить. Гюльчатай нуждалась в помощи.

Девушка вытащила мобильник и набрала номер.

– Фу! Хоть в чем-то повезло. Привет, Толик!

– Судя по такому началу, я могу сделать два вывода. – Голос Анатолия был размерен и спокоен, и это остудило разгоравшиеся в душе девушки страсти. – Первый: в твоей жизни началась полоса черного невезения. И второй: дело чрезвычайно важное и имеет отношение не к какому-то твоему заданию, а ко всем нам. В обоих случаях я полностью в твоем распоряжении.

– Понимаешь, я даже не знаю, что это за дело… – Гюльчатай коротко рассказала о событиях последних дней и часов, начиная с телефонного звонка Талеева. – И они отказались помочь!

– Так. – Толя, как всегда, соображал быстро и логично. – Все очень просто. Отбрасываем в сторону то, о чем никак не можем судить из-за недостатка информации. Оставшаяся картина проста и незатейлива. Наш командир арестован и посажен в иноземную кутузку, а официальные российские представительства в Германии отказываются что-либо предпринимать для его освобождения. Наши действия должны быть столь же просты и эффективны: освободить командира, а уже потом разбираться и с заданием, и с последствиями.

– С какими еще последствиями?

– Которые непременно появятся в ходе освобождения.

– Здесь дело не решить кавалерийским наскоком!

– А кто говорит о кавалерии? Есть танки, самолеты, ракеты, наконец…

– Ну, с таким подходом к освобождению командира последствия будут непременно!

– А я что говорил? Будут! Вообще, со мной тебе несказанно повезло. Редчайший случай, когда я на отдыхе и открыто могу пользоваться телефоном. Жаль, конечно, но о Вадике такого не скажешь… Он сейчас полностью вне зоны досягаемости. Черт, его будет очень не хватать. Ладно, разберемся.

– Ой, я даже не поинтересовалась, что у тебя за отдых и где.

– Да тут недалеко, в одном ограниченно открытом и полурежимном заведении. Не бери в голову. Мне понадобится несколько часов, чтобы привести в порядок… дела, и уже завтра утром я вылечу в Мюнстер.

Они быстро договорились о встрече и закончили разговор.

Глава четвертая

Германия, земля Северный Рейн – Вестфалия

В двух кварталах от здания городской ратуши Мюнстера на узкой средневековой улице располагалось незаметное кафе. У него даже не было названия. Просто «Cafe». В темноватом зальчике с низкими сводами стояли несколько столиков, а в воздухе витал неистребимый запах свежесваренного кофе и пухлых домашних булочек с изюмом. Расторопный хозяин, воспользовавшись не частым в этих краях солнечным днем, вынес три складных столика наружу и поставил их вдоль тротуара. Полное отсутствие на улочке какого-либо транспорта, разве что велосипедного, позволяло с комфортом выпить чашечку крепкого черного напитка, не заходя внутрь помещения.

За одним из этих столиков сидели Галя Алексеева и только что прилетевший в город Анатолий. Правая рука последнего удерживалась на груди черной широкой повязкой, перекинутой через шею.

– Ну ладно, Гюльчатай, хватит тебе! Сколько можно об этой руке, – Толя пошевелил пальцами. – «Наврал, наврал…» – передразнил он девушку. – Ничего я не наврал. Сказал ведь, что заведение режимное…

– Это я, дура, не обратила сразу внимание на твое словоблудие! Небось, чтобы вырваться, перебил всю секретную охрану, приковал главврача к койке, а бедных медсестер закопал в саду, да?

– А вот и нет! Охрана спала после трудового дня, а благодарные медсестрички долго махали белыми марлевыми платочками вслед удаляющемуся лимузину… Правда, главврач действительно оказался прикован к больничной койке, но только фигурально выражаясь: просто ему не хватило сил победить двух прославленных соперников – «Арманьяк» и «Курвуазье».

– Это, надо понимать, названия элитных французских коньяков?

– Вы правы, фройляйн, по ноль семь литра каждый. А какая выдержка!

– А охрану-то чем травил?

– Фи, как вы грубы! Там обошлось ящиком водки. Нет-нет, самой высококачественной, «Абсолют».

– Это ты меня обвиняешь в грубости?! Да я даже не уточняю, почему медсестры махали марлечками и утирали крокодиловы слезы!

Толя легкомысленно пожал плечами:

– Печалились, наверно.

– Ладно бы еще это Вадик был! Но ты-то, степенный мужчина, солидный и законопослушный…

– Просто не было времени этот закон соблюсти. Сама же торопила.

– Да разве я могла знать, что тревожу инвалида, только что пострадавшего за веру, царя и Отечество?

– Это я-то инвалид?!

– А какой из тебя боец без правой руки?

Анатолий просто задохнулся от возмущения, даже не обратив внимания на легкую улыбку, блуждавшую по губам девушки. Потом отхлебнул большой глоток кофе, улыбнулся уже спокойно и открыто и легко снял с шеи поддерживавшую руку повязку.

– Вот видишь? Меня всего три дня попросили удерживать руку на перевязи. И то оттого, что пуля какой-то нервный узел задела. Где только они там нервы отыскали – я же железобетонный… Да к тому же тебе ли не знать, что я одинаково свободно владею обеими руками? Хоть сейчас заявляй меня на турнир этого… Вильгельма ихнего, Телля. Хочешь, прямо здесь одним выстрелом выбью ложечку из кофейной чашки, поставленной тебе на голову? Хочешь?!

– Из чего стрелять-то будешь, а? Из рогатки?

– Да, это ты по самому больному месту ударила… Я не мог рисковать, провозя в самолете оружие. А подготовить какие-нибудь дипломатические документы для груза времени не было. Ну, ничего, как стемнеет, грабанем местную оружейную лавку. Кстати, такой пункт значится в каждом из разработанных мною трех планах.

– Даже трех?! Когда только успел?

– Я такой! – солидно кивнул Толя.

– Ох, Толечка, Толечка! Как же многому ты набрался от своего друга Вадима… Так и слышу знакомые интонации.

– Полная психологическая совместимость и взаимопроникновение интеллектов.

– Ладно, у нас, как обычно, слишком мало времени, поэтому предлагаю тебе внимательно выслушать мой план. Дело в том, что не так давно я несколько месяцев проработала в Германии. Надо было урегулировать взаимоотношения между турецким подпольем и Рабочей партией Курдистана.

…Галя прекрасно знала турецкий язык, да и внешне была просто образцом красивой восточной девушки. Поэтому для нее не составило труда проникнуть в ряды нелегалов под видом эмиссара из сирийского центра. «Крупной террористке», ярой приверженке зороастризма – такую религию на тот момент исповедовала Лейла (курдистанский псевдоним Алексеевой), с блеском удалось разрулить ситуацию и погасить разгоравшийся кровавый конфликт.

– Кажется, я начинаю понимать, куда ты клонишь. А не опасно тебе снова лезть в пасть к этим «серым волкам»?

– «Серые волки» разгромлены после покушения Агджи на Иоанна Павла II еще в 80-х годах прошлого века! Но «волчат», ты прав, повырастало достаточно. Однако пока ты не прилетел, я успела позвонить по нескольким тайным номерам и даже лично встретиться с главой одной из ячеек РПК. Рада сообщить, что мой «противозаконный» имидж абсолютно не пострадал за истекшее время. Скорее даже оброс явно преувеличенными слухами о чуть ли не божественном предназначении, дарованной свыше удачливости и… кровожадности.

– Галка, да тебе же цены нет! Даже без оглашения забираю назад все свои корявые и никчемные наметки. Будем действовать…

– По вновь утвержденному плану! – хором заключили оба.

– Излагай полет своей террористической мысли подробно, – распорядился Анатолий.

Территориальные воды Германии, борт судна с радиоактивными отходами

Все три корабля, как и планировалось, покинули свои причалы рано утром практически одновременно. Погода была просто изумительной: чистое безоблачное небо и легкий морской бриз навевали мысли об удачном средиземноморском круизе, но уж никак не об ответственном морском переходе вдоль всей Балтики. Редин даже допускал мысль, что предупреждение синоптиков о грядущем шторме – не более чем простенькая уловка для оправдания изменения сроков отплытия.

Впрочем, такие мысли сейчас волновали его меньше всего. По просьбе Сергея его доставили на корабль еще накануне вечером. Он хотел спокойно, без суеты и качки, осмотреть подведомственный груз. Да и практически без свидетелей тоже. Бо́льшая часть команды и обслуживающего персонала прибудет на борт только рано утром, а у немногочисленной береговой вахты хватало своих забот, чтобы еще следить за перемещениями и действиями какого-то сухопутного инспектора. А свои морские навыки Сергей и не думал афишировать.

Сначала Редин даже несколько растерялся. Уж слишком новым, современным и неправдоподобно ухоженным показался ему корабль. Зато в транспортном хранилище радиоактивных отходов все выглядело гораздо привычнее: многотонные свинцовые контейнеры для переноски урановых стержней не сияли ослепительной, но никому не нужной чистотой, а небрежно стояли в темном углу у покрытой грязными разводами переборки в окружении кое-как разбросанных бухт рваных тросов и канатов. Сергей наткнулся и на груды металлолома, и на охапки использованной ветоши. Да что там перечислять! Сразу повеяло чем-то родным, до боли знакомым, своим, радиоактивным…

У этого немецкого плавающего красавца было еще одно неоспоримое преимущество: качеством подгонки отдельных деталей и конструкций он отличался от своих устаревших российских собратьев, как «Мерседес» от «Жигулей». А этот факт в продуманном плане Редина должен был сыграть весомую роль. Сергей отыскал несколько деревянных ящиков, которые по его просьбе погрузили прямо в хранилище, и, приоткрыв крышки, убедился, что лысый замдиректора из Ахауса пунктуально выполнил все его требования.

Главное, что теперь очень тревожило капитана 2-го ранга, – это отсутствие всякой связи с Талеевым. Капитан судна еще накануне предупредил Редина, что на протяжении плавания для всего экипажа будет невозможным осуществлять контакт с берегом по личным телефонам или через Интернет. Это являлось безусловным требованием службы безопасности, представителями которой на борту были установлены какие-то специальные системы, забивающие соответствующие импульсы в определенных диапазонах частот. Переговоры с берегом будут вестись лишь из служебной рубки по спецрации. Разрешение на такую связь может дать только лично он, капитан судна. Разумеется, господину русскому инспектору не о чем беспокоиться: ему всегда будет дозволено связаться со своим руководством. Но крайняя ограниченность во времени радиопередачи предполагает лишь короткий информативный доклад. «Прошу простить…»

Да ладно, чего уж там, секретность превыше всего!

«Пойду-ка я в каюту, поваляюсь», – решил Сергей.

Однако воплотить это намерение не удалось: пока Редин, не торопясь, по многочисленным переходам и палубам спускался к себе «домой», на корабле прозвучал сигнал тревоги. Сергей тут же ринулся обратно на мостик, в ходовую рубку.

Там уже распоряжался сам капитан, который лишь окинул русского спеца мимолетным взглядом и продолжил отдавать какие-то распоряжения в моторное отделение. Не рассчитывая на пространные объяснения, Редин вышел на палубу и внимательно осмотрелся. Ему многое стало понятным и без лишних слов.

К их кораблю быстро приближалась целая армада маломерных судов и суденышек. В основном это были катера средних размеров, оснасткой и конфигурацией годившиеся на любой вкус. Среди них попадались и просто моторные лодки, и даже пластиковые и резиновые. А между ними на огромной скорости сновали разнокалиберные скутеры, водные мотоциклы или как их там, которые с избытком можно встретить на любом курорте, но удивительно наблюдать посередине судоходной трассы прохладного Балтийского моря.

Редин сбегал в свою каюту и вернулся на верхнюю палубу уже с биноклем в руках. Теперь на воде появились даже серфингисты под небольшими треугольными парусами! Взглянув через окуляры чуть вдаль, Сергей нашел ответ на первый естественный вопрос: откуда это все приплыло? Конечно, катера и лодки могли самостоятельно добраться до корабля с берега, но вот для скутеров это проблематично, а уж для серфингистов – и вовсе нереально. Теперь он разглядел в отдалении вполне приличное по размерам плавсредство, похожее на низко сидящую баржу, но явно самоходное. «Да это не только самоходное, но и грузопассажирское!» Наверняка баржа выполняла роль «матки», и именно оттуда стартовали все маломерки.

Присмотревшись еще внимательнее, Редин ответил и на второй свой вопрос: кто ж вы такие? Борта катеров и лодок, бока скутеров и паруса серфингов были разрисованы вполне определенной символикой. Чаще всего мелькал стилизованный треугольный березовый лист с сережками – символ движения «зеленых» в большинстве европейских стран. Иногда появлялся подсолнух – это уже чисто немецкая придумка того же движения. Практически все суда были раскрашены в разные оттенки зеленого цвета.

Тем временем, словно отвечая на третий вопрос – а зачем вы здесь? – разношерстная армада, почти вплотную приблизившись к их кораблю, дисциплинированно перегруппировалась. Перемещения всех ее участников больше не напоминали броуновское движение, а стали четко ориентированными вдоль бортов судна.

«Очень похоже, что вами кто-то грамотно управляет, – подумал Редин, – наверняка имеется радиосвязь с «маткой». Значит, надо ожидать и продолжения «марлезонского балета».

Точно так все и случилось. Сначала в руках нападавших появились мощные мегафоны, из которых нестройным хором понеслись какие-то лозунги-кричалки. Потом с катеров, лодок и скутеров в сторону их высокого борта полетели пакеты, то ли бумажные, то ли полиэтиленовые. Большинство из них, не долетая до цели, падало в воду, но некоторые, ударившись о твердую преграду, тут же лопались и поливали серый борт зеленой краской.

Однако на корабле отнюдь не дремали и к подобным неожиданностям заранее подготовились. Матросы выскочили на верхнюю палубу и быстро расчехлили стоявшие там четыре странного вида аппарата, по два на борт. Это оказались пушки-водометы, причем впечатляющих размеров и с мощным водяным выбросом. Струя из них летела метров на пятьдесят, и при прямом попадании опрокидывала скутер как картонную фигурку. Пятая пушка работала на носу судна, откуда и старались зайти на бомбометание доблестные защитники окружающей среды.

Очень быстро моряки пристрелялись, и сплоченные ряды «зеленых мыльниц» стали нести ощутимые потери. Тогда нападавшие подкорректировали тактику и применили другие приемы атаки. Несколько самых больших катеров приблизились к борту, а выскочившие из их рубок люди попытались забросить на борт судна металлические крючья с прикрепленными к ним тросами. Однако эта попытка провалилась еще быстрее: два или три зацепившихся за леер крюка мгновенно обрубили матросы швартовой команды специальными топорами на длинных ручках, а одна из пушек, развернувшись в сторону катеров, просто смела с их палуб опрометчивых метателей.