Текст книги "Прошу к столу. Первая нескучная книга о настольном теннисе"

Глава 2
Мое поколение

В 10 утра наш поезд Оренбург – Москва прибыл на Казанский вокзал, и мы сразу решили поехать в центр. Мы – это мой ровесник и лучший друг Дима Бобров и наш юный товарищ теннисист Вова Самсонов. Вечером Вова должен был возвращаться поездом в Минск, и мы как москвичи решили показать ему наш город. Домой не торопились и, закинув на плечи любимые баттерфляевские сумки, сразу отправились на улицу Горького (ныне Тверская) в популярное кафе-мороженое «Космос».

О сумках необходимо рассказать отдельно. Яркие, зеленые с синим, длинные квадратные баулы с фирменными бабочками по краям, они были предметом нашей гордости и в конце 80-х ценились на вес золота. Таких не было ни у кого, кроме игроков сборных, или людей, имевших доступ к государственной выдаче спортивной экипировки. Даже в Москве сумки Butterfly бросались в глаза, и по ним можно было сразу определить спортсменов.

Почему кафе «Космос»? Во-первых, потому что в Москве было три замечательных кафе-мороженых и два из них – на улице Горького. Во-вторых, в юности я мог есть мороженое килограммами. Особым шиком считалось смешать его с фантой или пепси. И хотя о вреде фанты или пепси говорили все тренеры, на сборах в гостинице «Спорт» на Ленинском проспекте они постоянно были у нас на столах. Ноэми Семеновна Роберт, наш многолетний надежный и строгий врач юношеской сборной СССР и мама известного актера Дмитрия Певцова контролировала наше питание на сборах и пить их не запрещала. А питание было шикарное – на 20 рублей в день на человека, что в те времена было огромной суммой. В рационе сборников регулярно появлялась даже черная икра!

Но вот мы в «Космосе». Поели мороженого и, довольные, выходим. Вдруг на выходе какой-то мужик в дорогой дубленке и бобровой шапке, которые по тем временам считались предметами роскоши, опознал в нас спортсменов-теннисистов. У входа в кафе стоял «Мерседес», как оказалось, этого мужика. На улице Советский Союз, кругом «Волги» и «Жигули», а тут «Мерседес»! Такая машина явно была признаком богатства. А мужик говорит: «Привет, теннисисты! Я в спорткомитете работаю. Это я выдаю вам сумки и экипировку».

Мы переглянулись – странно как-то. Его мы не знали, но все пароли и явки сходились. Нас трое, и пусть Вове 12 лет, но нам-то с Димой – уже по 17 лет. Чего бояться? Мужик представился Славиком. «Вчера отправил сборную на чемпионат во Францию, – сказал он. – Вы же с соревнований? Проголодались, наверное? Давайте сейчас заедем в хорошее место, пообедаем. Заодно расскажете, как сыграли». Предположить, что с нами может произойти что-то плохое, даже в голову не приходило. Все-таки в советское время было относительно безопасно. Нам стало весело, а предложение выглядело заманчивым. И мы поехали – интересно же на «мерсе» прокатиться! Решили: в случае чего постоять за себя сможем. Прокатились по Москве, заехали на стадион «Динамо» в спортивный ресторанчик, но он оказался закрыт. Пообедали в роскошном кафе-ресторане «Мастер и Маргарита» на углу у Патриарших. Заведение еще не открылось, но хозяева узнали Славу и пустили нас. Помню, как мы втроем уплетали чудесные домашние пирожные. Впоследствии с Димкой Бобровым мы часто приходили в этот уютный ресторанчик.

Потом новый знакомый отвез нас в Сокольники: мы с Бобровым жили рядом, а Вова пошел ко мне в гости. На прощание Славик достал из багажника модную меховую шапку-пирожок, надел ее Вове на голову и сказал: «Носи! Царем будешь!» От неожиданности мы рассмеялись. Никто из нас тогда и не думал, что слова окажутся пророческими и Вова скоро станет «царем» настольного тенниса.

Конечно, все мы тогда мечтали о больших победах. Помню, как гордился, выполнив норматив мастера спорта СССР! А началось все в мои неполные семь лет, когда отец повел записывать моего старшего брата Алексея в секцию тенниса спортклуба «Шахтер». Меня взяли за компанию. Пока брата проверяли тренеры, папа завел меня в зал настольного тенниса. Там шло занятие. Евгений Олегович Эдель, который позже стал моим наставником, дал мне мяч для большого тенниса и задание его ловить, выпуская из рук. Он спросил: «Ну что, придешь заниматься?» После этого, как утверждает мой тренер, два месяца я ловил этот мячик, мешая всем тренироваться. Он вспоминал, как я пробегал насквозь под столами и ему советовали меня выгнать. Но Эделя привлекло мое упорство, и вскоре мне разрешили подойти к столу.

На прощание Славик достал из багажника модную меховую шапку-пирожок, надел ее Вове на голову и сказал: «Носи! Царем будешь!»

Первая ракетка эстонского производства, жесткая, с наполовину отлетевшими шипами мне досталась по наследству. Потом у меня недолго была зеленая вьетнамская ракетка, которую мне выдал тренер спустя полгода. На них училось несколько поколений советских теннисистов. Вскоре я получил уже настоящую ракетку с накладками, сделанными из обрезков. Сегодня такое трудно представить, а тогда накладок не хватало, купить их было трудно, и каждая «резина» стоила огромных денег – 70 рублей. Но даже из обрезков эта ракетка была уже инвентарем другого уровня. Потом несколько лет я играл слева накладкой Sriver, а справа Mark V. Это было стандартное спартаковское сочетание – Эдель был учеником самого знаменитого тренера СССР Сергея Давидовича Шпраха, работавшего в «Спартаке» в Сокольниках.

Игроком я начал себя осознавать в 8–9 лет. Первыми соперниками на чемпионатах Москвы стали техничный и эксцентричный Саша Соколов, цепкий и компанейский Сергей Носков, умный и тактичный Дима Бобров. Помню, как всей секцией на электричке добирались до станции НАТИ, где регулярно проводил юношеские соревнования Виктор Харлампиевич Чахуриди. Сам Чахуриди воспитал плеяду интересных спортсменов, выступавших за сборную Москвы.

Первую яркую детскую победу я одержал в двенадцать с половиной лет над 19-летним защитником, мастером спорта Олегом Матыциным, который в 2019 году занял должность министра спорта России. Эта победа стала возможной благодаря регулярным тренировкам с защитником Володей Голиковым, двухметровым лысым верзилой с непростой судьбой. Он играл, потом отсидел в тюрьме, но вернулся в настольный теннис. Володя был левшой, играл технично в защите и отлично атаковал ракеткой-доской «за 1 рубль 25 копеек».

По четвергам в родном «Шахтере» был день ветеранов, которые тренировались и бились на счет. В эти дни часто приходил игрок сборной СССР Валера Шевченко и играл с Голиковым на деньги. Все ветераны вокруг боялись вздохнуть. Когда Володя эффектным ударом слева выигрывал очко, он зычным басом на весь зал в воодушевлении кричал «Макинрой!», а после затяжных проигранных очков «Эээх, краешки-ребрышки!». Опаснее же всего было, когда он, проиграв очередную громадную сумму, со злости через весь зал в дальнюю стену бросал свою ракетку.

Первую яркую детскую победу я одержал в двенадцать с половиной лет над 19-летним защитником, Мастером спорта Олегом Матыциным.

Когда мне исполнилось 12 лет, Эдель начал натаскивать меня по игре против защиты. Я так набил руку, что в 14 лет на взрослом Кубке СССР обыграл легендарного защитника Игоря Солопова. Это было нереально, потому что сильное вращение и подрезки Игоря порой не могли «поднять» взрослые игроки во всем мире, не говоря уже про юношей, не обладавших для этого необходимой физической силой. Неподъемный «запил» Солопова я пробивал плоским ударом, который натренировал с Голиковым. Мне этот удар потом пригодился в пинг-понге. На том Кубке СССР я навел шороху, обыграв еще и лидера сборной СССР, 15-ю ракетку мира и 2-ю Европы Андрея Мазунова.

Мои успехи не оставались незамеченными, и все же до 16 лет меня не брали на сборы юношеской национальной команды СССР. Ее главный тренер Владимир Александрович Воробьев вообще не понимал стиля игры, которого я придерживался. А я уже в 12 лет избрал очень рискованную, но перспективную игру близко у стола, постоянно используя эффективные и модные перекрутки со стола как справа (этим уже пользовались многие за рубежом), так и слева.

Техникой игры у стола тогда не владел никто в мире, поэтому научить меня этому никто не мог, и до многого мне приходилось доходить самому. Я понимал, что такая манера очень неприятна для соперников. По сути, моя быстрая игра не оставляла им времени на подготовку к удару и заставляла их дергаться и играть в неудобном быстром темпе. Недостатками моей игры были суета у стола, обилие простых ошибок и ударов ребрами ракетки. Впоследствии такую манеру игры даже стали называть «шмыревщиной», что сначала меня раздражало, а потом я понял, что это уже термин для обозначения направления суперскоростной игры в современном теннисе.

В 13 лет я выиграл в Могилеве престижный международный мемориал Тани Карпинской, а вот на первенстве СССР среди кадетов стал лишь четвертым. И хотя за год это был мой единственный срыв, на юношескую Европу взяли не меня, а спартаковца Сергея Носкова.

Мой возраст – это сумасшедше талантливый Дмитрий Гусев, мой друг-конкурент целеустремленный Сергей Тяпкин, трудяга и упорный «вращальщик» Виктор Зубарев, вальяжный «художник» Паата Пирцхалава и еще несколько интересных игроков со всей страны. В тот год кадетское первенство СССР выиграл Тяпкин, а Гусев занял второе место, хотя и был фаворитом. Горьковчанин (сейчас сказали бы нижегородец) Дима Гусев был интересным рассказчиком и балагуром, который постоянно вставлял в свою речь нижегородские словечки и заковыристые выражения. Помню, как впервые на сбор пригласили деликатного и корректного харьковчанина Виктора Кальянова. Он носил старомодную кепку и очень стеснялся. За обеденным столом Гусев громко просит Кальянова: «Передай хлеб, Толик». Сначала тишина, но потом весь стол начинает хохотать. Витя сконфузился. «Диман! Почему Толик? Он же Витя!» Гусев совершенно серьезно: «А у меня есть друг-таксист в Горьком, носит такую же кепку. Толиком звать. Витя – ну вылитый Толик». С тех пор у Кальянова появилось второе имя – Толик.

Впервые в состав сборной СССР я попал только в 1988-м. И сразу на юношеское первенство Европы для игроков 1970 года рождения, прошедшее в сербском городе Нови-Сад. Целый год меня не вызывали на сборы, однако за месяц до их начала мне удалось занять 3-е место на престижных Юношеских играх СССР. Мой личный тренер пообещал пожаловаться в ВЦСПС, высший советский профсоюзный орган, если меня не возьмут в сборную. Угроза эта или что-то другое возымело действие, не знаю, но сначала меня позвали на первый сбор, а потом в виде исключения взяли шестым (запасным) в команду СССР в Нови-Сад.

Все командные соревнования я отсидел на скамейке. А команда была боевая: непобедимый лидер Дима Мазунов, играющий во взрослый теннис Самвел Варданян, выносливый Дима Самсонов, комсорг команды Алексей Мурзов, талантливый Дима Гусев и я в запасе. Кто же меня поставит?! Мы заняли первое место, но я не сыграл ни встречи. Зато в личной Европе сенсационно стал третьим. Обидно, что за выход в финал тогда уступил Гусеву, который проводил уже пятый чемпионат Европы. Гусев был одним из немногих соперников в моей карьере, чья игра мне была ясна, но победить его удавалось не всегда. В досье на него (а у меня были досье на десятки соперников) было расписано, как и куда играть, в какой момент какую подачу подавать, как он отвечает и на что реагирует. И все равно иногда он продолжал ставить меня в ступор, потому что он был и настоящим бойцом, и одним из самых талантливых игроков из всех, кого я встречал в жизни. Гусев вырос вместе с братьями Мазуновыми в Нижнем Новгороде, тренируясь у корифея местной школы настольного тенниса Михаила Носова.

К сожалению, в высшем спорте Гусев не задержался. Он вел свободный образ жизни, курил, выпивал. Дима не страдал звездной болезнью, он был компанейским парнем, шебутным и разгульным. Уже в 25 лет, когда он играл в Испании, часто нарушал режим и скоро закончил профессиональную карьеру. Жаль, потому что Гусев был одним из немногих, кто играл в теннис на кураже, в котором он был неподражаем.

Техникой игры у стола тогда не владел никто в мире, поэтому научить меня этому никто не мог.

А вот другой горьковчанин Дима Мазунов в юношах был непобедим – за 6 лет проиграл соперникам своего возраста, наверное, всего одну-две встречи. Помню, как на тех Юношеских играх в Горьком он вырвал победу в финале у Варданяна, проигрывая ему 14:20 в решающем сете. Какие потрясающие результаты он показывал! В 17 лет занимал первые места на трех крупнейших международных турнирах, причем на одном из них обыграл Вальднера, который был тогда на пике карьеры. Дима считался звездой, которую можно сравнить с нынешним японским вундеркиндом Харимото. Мне искренне жаль, что из-за ряда объективных причин Дима не смог реализовать потенциал и не стал звездой мирового тенниса уровня Самсонова, Вальднера или хотя бы Креанги.

До 16 лет моя спортивная жизнь проходила под опекой личного тренера Эделя. Коронкой Евгения Олеговича было умение стравливать своих учеников-конкурентов, что, конечно, не могло меня не расстраивать. С первого класса и лет до 25 мы с моим одноклассником и другом Сергеем Тяпкиным вместе шли по жизни, деля комнаты на сборах и соревнованиях. Эдель любил в тренировках и в жизни сталкивать нас лбами. Позже, на примерах других его воспитанников, я понял, что он считал, будто мотивация за счет конкуренции и ненависти позволяет достигать более высоких результатов. Мне повезло, что в юношеские годы я особо не задумывался о таких методах подготовки спортсменов.

А еще в нашу «шахтерскую» группу входил друг-одноклассник и отличный спортсмен Алексей Сорокин. Он был всегда настолько корректен и безупречен, что даже на тренировках, когда ему удавалось обыгрывать нас с Сергеем, говорил, что мы ему сами поддались. С Алексеем мы ни разу не поругались, и никакие ухищрения Эделя не могли нас рассорить за почти 40 лет общения.

Коронкой Евгения Олеговича было умение стравливать своих учеников-конкурентов.

Период с 16 до 22 лет, когда я здорово прибавил в спортивном мастерстве, мне запомнился сборами под руководством Владимира Александровича Воробьева. Бывало, за год мы участвовали в 6–8 тренировочных сборах по всей стране. В качестве спарринг-партнеров на них приглашали более взрослых и сильных спортсменов. Со многими участниками сборов тех лет я сохранил добрые и дружеские отношения. Например, с бывшим спаррингом женской сборной, а ныне тренером национальной команды Белоруссии, мягким и сердечным Андреем Воробьевым мы дружим семьями и побывали друг у друга на свадьбах. С импульсивным и достойным питерцем Евгением Брайниным мы в каждый мой приезд в Санкт-Петербург созваниваемся и встречаемся либо у Исаакиевского собора, либо в стильном заведении «Мы Же На Ты» на улице Марата.

Припоминаю выступление на Открытом чемпионате Румынии в 1990 году, куда мы прилетели в составе взрослой сборной СССР. В парном турнире у меня не было напарника, и организаторы поставили меня с тогда еще никому не известным китайцем – левшой толстячком Ван Тао. С ним мы сенсационно попадаем в четверку и в полуфинале проигрываем бельгийцам братьям Жан-Мишелю и Филиппу Сэвам, ведя 19:16 в решающем сете. Конечно, с китайцем Ван Тао любой попадет в призы! Но дальше еще интереснее. В смешанном парном разряде мы с нашей Армине Макинян обыгрываем за выход к медалям китайскую пару с самим Ван Тао! Так что мне удалось однажды победить своего напарника, великого и могучего Ван Тао, и доказать всем, что мой успех был не случаен.

Мне кажется, я не был похож на теннисистов моего поколения. Многие не понимали и спрашивали, в какую игру я играю. Говорили, что много суечусь за столом, что у меня нет чувства мяча. Я не был первым, кто перекручивал со стола, но я старался каждый удар не отходить от него и играть очень агрессивно каждый мяч. Отходить от стола запретил себе сам. С годами научился не играть ребрами и не пропускать мячик, и тогда пришла эффективность. Пусть я не стал мировой суперзвездой, и все же в 21 год мне удалось обыграть всех своих кумиров, игроков сборной СССР: лучшего теннисиста страны Андрея Мазунова, интеллектуала Бориса Розенберга, человека-стену Владимира Дворака, настоящего мужика Игоря Подносова, непробиваемого бойца Игоряшу Солопова, изобретательного технаря Ваню Минкевича и других.

Мне нравилось много тренироваться. Думаю, тренировался даже чаще и дольше большинства остальных. Что удивительно, почти не уставал от тренировок. Были амбиции, были травмы, и все же желание стать лучшим оставалось моим двигателем. Помню, как наш известный игрок и тренер сборной России Игорь Подносов рассказал мне историю, о которой я подзабыл. В 16-летнем возрасте я впервые выехал со старшими товарищами в Финляндию в составе профсоюзной команды. «А помнишь, Максим, как мы пошли в магазин, и я тебя спросил, что ты мечтаешь купить?» – сказал Игорь. «Нет, не помню». – «Ты ответил, что мечтаешь о видеокамере, чтобы снимать свои матчи, тренировки и улучшить игру. Тогда твой ответ поразил меня». Стремление совершенствоваться было моим внутренним состоянием. На видеокамеру денег у меня тогда не хватило, купил ее позже.

Многие не понимали и спрашивали, в какую игру я играю.

Или другой случай. Приезжаю однажды в Минск и без предупреждения появляюсь в зале, где работает Александр Петкевич. «О, Максим! Я только что ставил тебя в пример, как одного из самых увлеченных настольным теннисом людей, которых я знаю». Приятно было это услышать от тренера великого Владимира Самсонова.

Выходит, среди теннисистов моего поколения мне удалось оставить след. Хотя сегодня, вспоминая себя молодого, понимаю, что был отчаянным раздолбаем. Получал в школе «двойки» по поведению, в 3-м классе закурил (через неделю бросил), а однажды попался в магазине на краже… шахмат. Юность и глупость безвозвратно ушли, любимый настольный теннис остался. Счастлив, что он по-прежнему объединяет меня с людьми моего поколения, и думаю, что наша связь не прервется никогда. Как не прерывается она с Вовой Самсоновым, самым ярким игроком этого поколения.

Глава 3
Безупречный Самсонов

Как-то возвращаюсь после очередных соревнований домой. Поднимаюсь на лифте на 6-й этаж, звоню. Дверь открывает Виктор Владимирович Самсонов, отец моего друга минчанина Володи Самсонова. Когда удивление прошло и мы поздоровались, я узнал, что он проездом в Москве и решил остановиться у нас. За годы нашей дружбы с Вовой можно вспомнить десятки историй, которые нас объединяли. Поэтому и Виктор Владимирович точно знал, что в нашем доме он всегда желанный гость.

В моем доме побывало пол-СССР, и мои самые лучшие на свете мама Светлана Петровна и папа Виталий Павлович всегда были готовы принять, накормить и окружить вниманием моих, часто даже им незнакомых гостей. Родители с большой симпатией относились к большинству моих друзей, но особенно любили Диму Боброва и Вову Самсонова. Когда я уезжал на сборы, мама по их просьбе посылала им вместе со мной свои фирменные угощения – орешки, вафельные трубочки и шоколадные колбаски. Назад я привозил родителям приветы и благодарность.

В Белоруссии и Минске побывал несметное количество раз на соревнованиях и в гостях у друзей. До сих пор в восхищении от белорусов, от их спокойствия, рассудительности и добродушия. Никогда не забуду, как гулял в Минске на свадьбах моих друзей-теннисистов Андрея Воробьева (тренера сборной Белоруссии), Жени Щетинина (одного из лучших защитников мира) и Вовы Самсонова. После одной из свадеб меня не отпускали домой, и пришлось зависнуть на пару дней в Минске.

Мы с Вовой познакомились на юношеском турнире ТОП-24 в Караганде лет 35 назад. Помню дикие ветра на улице, снежную поземку и нудную дорогу между домами-коробками из гостиницы в зал и обратно. Вове – лет 9–10. Моя память рисует маленького, худенького мальчика в мешковатой синей майке с эмблемой «Динамо» с длинненькими ручками и ножками, упорно цепляющегося за каждый мяч. Не мог тогда и предположить, что скоро и надолго станем друзьями. Ведь пять лет в юношеском возрасте – огромная разница. Дружба завязалась позже, когда начали вместе выезжать на сборы и соревнования. Вряд ли кто-то мог предположить, что из щуплого и скромного паренька вырастет почти двухметровый герой настольного тенниса. Хотя уже тогда в Караганде его личный тренер Александр Петкевич создал вокруг Вовы серьезный ажиотаж. Уверенно говорил всем, что Вова – очень одаренный мальчик и из него вырастет сильный спортсмен. В настольном теннисе, как и в других видах спорта, всегда хватает подающих надежды, однако мало кому из них удается стать настоящей звездой, как удалось Самсонову. И в этом большая заслуга Петкевича, который вложил в него весь свой тренерский талант. Позже я тысячи раз слышал разговоры, что Петкевич слабый тренер и только организатор. Мол, Вове надо было только не мешать, все остальное он сделает сам. Считаю, сила тренерского таланта Петкевича как раз в том, что он создал условия, когда Вова захотел заниматься и совершенствоваться. Не надломил его морально, а научил приходить в зал и хотеть стать лучшим. И на протяжении всей спортивной жизни чуткий Вова продолжает взаимодействовать с Петкевичем.

Вряд ли кто-то мог предположить, что из щуплого и скромного паренька вырастет почти двухметровый герой настольного тенниса.

На юношеских сборах мы с Вовой проводили вместе до пяти месяцев в году. Чаще всего это были сборы юношеской команды СССР под руководством Воробьева. Многие игроки и тренеры с благодарностью их вспоминают, считают его систему подготовки эффективной и всеобъемлющей и до сих пор пользуются наработками, дидактическими материалами, дневниками и записями его тренировок.

Сборы проходили в течение года по всей стране, однако чаще всего игроков собирали в Москве в легендарной гостинице «Спорт». А тренировались по 3–4 раза в день на зеленых столах Buttterfly 81 в 7-м и 8-м залах знаменитого стадиона «Лужники».

Вова с юношеских лет поражал меня взрослым отношением к тренировкам и соревнованиями. Это был разумный мальчик, трезво оценивающий игру и эффективно использующий свои качества для победы. Поначалу ему явно не хватало силенок. Шутили, что Вову может сдуть любой сквозняк. Вспоминается забавный случай на сложных сборах по физической подготовке, которые Воробьев проводил ежегодно в августе на базе в Сухуми. В свободное время мы собирались в номерах, рубились в теннис на тумбочках, проводили целые турниры по мини-футболу, играли в шахматы и домино. В нашей компании был еще однофамилец Вовы крепкий и жилистый Дима Самсонов, хороший спортсмен и наш друг. Как-то Вова зазевался у окна, от внезапного порыва ветра потерял равновесие. Получилось, что его сдуло. Кажется, кто-то даже успел его поддержать. Тут у всех начался истерический смех, и мы еще долго напоминали Вове, как спасли его от полетов через окно.

Самсонов уже с юных лет каким-то внутренним чутьем научился правильно распределять нагрузку и экономить силы. До сих пор слежу за его победами и восхищаюсь тем, как на протяжении стольких успешных лет Володе удается избегать серьезных травм. У меня же все всегда было по-другому. Считал, раз уж вышел к столу, должен выкладываться на полную катушку даже через усталость и боль. В процессе каждой тренировки я старался ставить себе маленькие задачи и учился их решать. Может быть, поэтому почти всегда тренировки были мне в радость. С другой стороны, часто перебирал с нагрузкой, не прислушиваясь к подсказкам тела и сигналам органов чувств. Такой подход, к сожалению, и приводил к многочисленным травмам. Пытался учиться у других вести себя иначе, но, честно сказать, это давалось мне с трудом.

На тренировках сборной к концу дня у большинства игроков заканчивались силы. Пару раз тренировался с таким уставшим Самсоновым. И мой внутренний максималист даже обижался на Вову. Думая, что он сачкует, я говорил: «Вова, давай, напрягись! Хотя бы из уважения ко мне». И только позже осознал: он просто больше не мог. Может, даже хотел бы, однако батарейки сели, и организм Вовы уже включил энергосберегающий режим.

Самсонов уже с юных лет каким-то внутренним чутьем научился правильно распределять нагрузку и экономить силы.

С годами Самсонов сильно подтянул физику, прибавил в игровой мощи, эффективно поработал над скоростно-силовой выносливостью. Уже в юношеском возрасте он достиг уникальных результатов: на юношеских первенствах Европы завоевал больше всех медалей, даже больше великого Яна-Уве Вальднера! И все вокруг начали признавать правоту Петкевича.

На мой взгляд, техника Самсонова не совершенна, однако абсолютно уникальна и идеально подстроена под его манеру игры. Сразу поясню: почти идеальную академичную технику мы видим у представителей китайской школы (мне еще нравится выражение «китайская матрица», и я буду его использовать в дальнейшем). Поэтому так тяжело обыграть любого игрока сборной Китая. Они умеют все: с обеих сторон агрессивно и мощно атакуют из всех зон, обладают сложнейшими подачами и создают максимально возможное давление на соперника каждым своим ударом, будь то укоротка, скидка, подрезка или перекрутка из дальней зоны. А вот в самобытной и зрелищной игре Самсонова многие выделяют следующие достоинства:

– рациональные и кажущиеся медлительными передвижения по площадке;

– гениальное игровое чутье и предвидение;

– филигранное владение мячом;

– потрясающую подачу с высоким подбросом (некоторые ее иногда называют старомодной), которую Вова оттачивает уже лет тридцать.

Сейчас для всех нас Владимир Самсонов – уникальный спортсмен, который выиграл 28 Протуров, трехкратный чемпион Европы, трехкратный победитель Кубка мира и многих других престижных турниров. А в 1993 году мы с Вовой были друзьями-теннисистами и конкурентами, сыгравшими на многих соревнованиях. Мы мало чем отличались от обычных юношей-мечтателей с разговорами о машинах, фильмах и несмелыми мыслями о романтике и любви, которые, впрочем, тоже были со светлым теннисным уклоном.

Я первым, как старший, по огромному секрету, поделился с товарищем своей неразделенной влюбленностью. Позже, под грифом строгой секретности на следующие 28 лет, меня попросили организовать встречу с красавицей теннисисткой. Однако, несмотря на мои выдающиеся посреднические усилия, был получен официальный отказ, что вызвало у меня праведное возмущение от вопиющей недальновидности гения светлой красоты. И в тот период наши романтические отношения с блондинками, которые мы с Вовой хотели завязать, закончились, даже не начавшись.

Зато осуществились наши самые главные спортивные мечты – вместе уехать в Германию. Мы очень хотели стать чемпионами, тренироваться в хороших условиях и играть за немецкий клуб в лучшей профессиональной лиге мира. Самсонов уже был 17-летней звездочкой, за которой следили многие профессиональные клубы. И уже в 1992–1993 годах Вова безупречно отыграл вторую половину сезона за мюнхенскую «Баварию», с которой договорился его спонсор компания Tibhar. У меня на тот момент все складывалось иначе из-за травмы, заставившей меня пропустить Олимпиаду 1992 года в Барселоне. У меня тогда уже был персональный контракт с компанией Butterfly, которая подыскивала мне клуб в Германии на сезон 1993/94.

И Вова, и я мечтали о лучшем клубе мира «Боруссии» (Дюссельдорф), куда задумали попасть вместе. Ведь жить и тренироваться в незнакомой стране вдвоем проще. К середине 1993 года у меня уже было пару вариантов, и в мае я даже съездил по приглашению Димы Мазунова в известный клуб «Оксенхаузен». Однако моей целью был все же Дюссельдорф.

Наконец в июне 1993 года нам с Вовой сообщили, что наша мечта близка к воплощению: обоих принимают в звездную тренировочную группу «Боруссии». Клуб предоставляет нам роскошную двухкомнатную квартиру по адресу Йозеф-Нойбергерштрассе, 36. Соседи по лестничной клетке – чемпионы мира Йорг Росскопф и Штефан Фетцнер, лучший тренер Европы Марио Амизич, чех Петр Корбел. Так начиналась немецкая страница нашей биографии.

Мы очень хотели стать чемпионами, тренироваться в хороших условиях и играть за немецкий клуб в лучшей профессиональной лиге мира.

В сезоне 1993/94 мы с Вовой стали частью «Боруссии». Жили и тренировались с командой, на матчах сидели вместе с игроками или со знакомыми фанатами на трибуне. Почти каждые выходные играли за свои клубы: Вова почти безупречно провел сезон во второй бундеслиге за клуб «Альтена», я же потерпел одно поражение в сезоне, выступая в региональной лиге за «Оберхаузен». По правилам бундеслиги за команду мог играть только один иностранец из Восточной Европы, так что с сезона 1994/95 Вова начал защищать цвета «Боруссии». Это сделало дюссельдорфскую команду почти непобедимой на несколько лет вперед. Самсонов прибавлял с каждым годом, очень быстро учился и впитывал информацию, необходимую для победы. Для меня Вова – это компьютер, самонастраивающийся на выигрыш. Меняются правила, соперники, мячи, а Вова продолжает побеждать.

С Самсоновым мы играли не только в настольный теннис. На сборах и соревнованиях, в номерах отелей и дома в Дюссельдорфе мы постоянно резались в шахматы, шашки, домино, точки, «быков и коров», теннис, мини-футбол и мини-теннис. Предпочитали интеллектуальные игры. Вова также очень любил компьютерные игры, даже купил нам новейшую приставку Nintendo. Вот тут я ему был не соперник. Помню, как к нам в гости на месячные сборы из России приехал Леша Смирнов. У него заболело плечо, тренироваться он не мог. Зато какие компьютерные баталии в футбол, хоккей и карате-бои у них с Вовой проходили каждый вечер!

Меня всегда восхищало количество информации в Вовиной голове и умение ею пользоваться. Он до сих пор помнит почти все свои матчи, вплоть до отдельного розыгрыша. А еще он был заядлым меломаном, и у нас дома была собрана огромная коллекция дисков. Любил Вова и кино – сюжеты фильмов знал наизусть, помнил всех актеров и мог воспроизвести любую сцену из картины. Меня удивляло, что, будучи мягким, тактичным и спокойным человеком, он обожал смотреть фильмы ужасов и кровавые боевики.

За годы в Дюссельдорфе в нашей спортивной жизни произошло множество интересных событий. Вова стал одним из лучших игроков бундеслиги, вошел в число десяти сильнейших теннисистов мира, получил от клуба спортивный автомобиль Opel Calibra. Я с завистью поглядывал на машину и просил Вову дать прокатиться. Поскольку немецких прав на тот момент у меня не было, Вова разумно не разрешал кататься. А руки у меня чесались! И однажды, когда Вова уехал на матч, я таки покатался 15 минут на роскошном спортивном авто. Поступил глупо и нахально и очень боялся, что место на парковке, где стоял «Опель», займут. Но оно осталось свободным, и Вова, вернувшись, как бы ничего не заметил. «Вовик, дружище! Прости меня за ту наглость. До сих пор мучаюсь, что мог тебя подвести из-за своей глупости. Думаю, ты тогда все понял, но из благородства ничего мне не сказал».