Текст книги "Искусство под градусом. Полный анализ роли алкоголя в искусстве"

Неолит

Нет на земле ничего естественнее, чем пиво. Конечно, есть, но мне нравится громкость этой фразы. И хочется поспорить.

Итак, примерно десять тысяч лет назад произошла неолитическая революция. Людям надоело шманяться из стороны в сторону, надоело есть коренья и унижаться перед матушкой-природой. Они решили остановиться, взять себя в руки, заняться земледелием и скотоводством.

Логики особой в этом не было: охотники-собиратели были вполне себе сыты и довольны. Так могло продолжаться дальше и дальше, но люди почему-то решили остановиться. Из-за чего здоровье их ухудшилось, они стали зависимы от погоды, от урожая, от условий конкретной местности. Даже состояние зубов стало хуже, о чем говорят многочисленные исследования. Но что же заставило их вот так вот взять и осесть?

Каменная зернотерка – один из символов неолитической революции. Эта штука предназначалась для того, чтобы растирать зерна в муку, если вы еще не поняли из названия. Нам это приспособление кажется логичным и очевидным, но для человека каменного века, который понятия не имел о том, что такое хлеб, идея перемолоть зерно в муку и потом уже испечь первобытную булку – нонсенс. Если есть зерно – можно просто его съесть. Чувство голода не могло заставить человечество заняться земледелием. Тут же надо сажать, окучивать, ждать – взойдет не взойдет, молиться о дожде. Любая охота или сбор упавших плодов – менее затратен, но более безопасен и выгоден.

Ну ладно, собрали, допустим, зерно. Но сделать из него муку, муку разбавить водой и все это поставить на огонь – за гранью моего каменного мозга. Гораздо проще и очевиднее сделать из зерна пиво! Тут даже и стараться не надо. Разбавил водой – подождал.

Ведь и сегодня пивоваренная промышленность работает на солоде, который получают при проращивании, например, ячменя.

Это я все к тому, что пиво получается естественным путем, а вот до хлеба надо еще додуматься.

То есть можно предположить, что пиво появилось раньше, жидкий хлеб был предком твердого, человек совершил великую революцию и начал заниматься земледелием ради алкоголя.

Вот даже дикари-папуасы, племена которых изредка встречали путешественники, любят пьянствовать. Николай Николаевич Миклухо-Маклай, российский путешественник и этнограф из XIX века, в своих заметках описал процесс приготовления сильно опьяняющего напитка в одном папусском племени:

«Перед началом пира приготавливают напиток «кеу». Свежие листья и молодые ветки просто жуют, старые, твердые корни разбивают и разрыхляют камнем; все юноши в это время представляют собой жевательные машины. Набрав полный рот, они работают зубами, как настоящими жерновами, с сильным напряжением жевательных мышц. Если кто-нибудь устанет раньше, чем масса достаточно размягчена, он выплевывает ее себе в руку, скатывает из нее комок и передает другому, чтобы тот довел жевание до конца. Часто для жевания используют мальчишек; юноши идут в деревню, заставляют мальчиков нажевать «кеу» и приносят нажеванное обратно на место пира. Один тамо (человек) делает тем временем аппарат для фильтрования «кеу», состоящий из двух скорлуп кокосового ореха, из которых верхняя образует воронку, а нижняя, большая, служит резервуаром. Вместо фильтра кладут над отверстием немного мелко истертой травы. Юноши – «жевательные машины» подают один за другим комки разжеванного «кеу», смоченные как можно обильнее слюной; тамо отжимает эти комья рукой в воронку. Часто тамо отдает юноше обратно выжатую массу для повторного смачивания слюной или смачивает сухую массу водой, чтобы затем еще раз ее выжать. К фильтрату, представляющему серо-зеленоватую массу, приливают немного воды и потом дают постоять. ………

Напиток этот не особенно вкусен, о чем свидетельствуют и лица папуасов, проделывающих при питье различные гримасы, но он сильно опьяняет: достаточно маленькой рюмки, чтобы в полчаса сделать человека нетвердо стоящим на ногах».

До сих пор похожим образом готовят «чичу» – изобретение древних инков. Женщины долго жуют зерна кукурузы, сплевывают массу в чан, доливают воды и убирают надолго в темное место. Примерно так же неприятно японцы делали свое саке.

И вот я думаю, может быть, зернотерка использовалась вовсе не для получения муки, а как «жевательная машинка»?

Ну ладно, чего думать-гадать. Ради пьянства ли, ради еды, или просто от усталости, но человечество сделало огромный шаг, остановившись. У людей наконец-то появилось свободное время, они стали задумываться: а кто мы такие, а куда мы идем. Ученые утверждали, что религия появилась после того, как человек перешел к оседлому образу жизни. Но одна археологическая находка шатнула научные скрепы.

Двадцать лет археологи копали землю на юго-востоке современной Турции. И откопали храмовый комплекс Гебекле-Тепе, построенный задолго до пирамиды Хеопса и Стоунхенджа, задолго до древнейшего города Иерихона и неолитической революции, примерно 12 тысяч лет назад.

Сооружение грандиозное: прямоугольные и округлые помещения, перекладины, колонны и шесть каменных сосудов, напоминающих бочки. Товарищи ученые предполагают, что древние охотники и собиратели приезжали сюда с разных концов земли совершать обряды и богослужения, а позже осели неподалеку, чтобы почаще молиться.

Так вот, шесть каменных сосудов были спрятаны в стены храма. Каждый сосуд вмещал до 160 литров жидкости. Внутри посудин обнаружили белый налет, который образуется, если смешать зерно и воду.

Археологи округлили глаза и ахнули: возможно, древние люди варили здесь пиво! И правильно, надо же им было как-то изменять сознание и расслабляться перед мистическим трансом.

Многие шаманы до сих пор используют галлюциногенные травы, так что пиво – еще цветочки. В одном чане даже нашли плечевую кость дикого осла, которой очень удобно размешивать зелье.

Костями газелей и туров был усыпан вообще весь холм. Возможно, это несчастные жертвы богам. Возможно, здесь проводились пиры: пиво и мясо, веселье и экстаз. Возможно, выпивкой и едой награждали строителей храма, пришедших сюда непонятно откуда и непонятно зачем.

Но в любом случае Гебекле-Тепе был построен до неолитической революции, а значит, религия – это не роскошь, ставшая доступной только после перехода к земледелию и скотоводству. А первобытное пиво – может быть, именно оно заставило неугомонных предков расселиться поближе и начать планомерное и муторное выращивание ячменя.

А то что бы мы иначе делали, по каким прериям сейчас скакали, какие коренья ели на обед – неизвестно.

Китай

Моя первая заграница – Китай. Я был совершенно глуп и несмышлен, а Китай – страна большая и загадочная. Чтобы выдержать эту поездку и не чокнуться от торжественности момента и страха перед неизвестным, решено было пить, мы говорили «бухать». Первую бутылку рома открыли еще в самолете, а чем еще заниматься восемь часов над облаками. Приземлились уже как стеклышки, встали под китайским ноябрьским солнцем, у меня в кармане бутылочка ягермайстера, у приятеля в сумке литр виски, вообще нас тридцать человек, мы на гастролях.

Пять дней мы спали ровно столько, сколько нужно для того, чтобы из состояния «как свинья» прийти к состоянию «издали напоминает человека». Все остальное время – репетиции, спектакли, музеи, много странной еды и банального алкоголя. Нет, конечно, мы купили бутылку местной водки. Цвет – прозрачный, запах – отталкивающе одеколонный, вкус – я так и не решился попробовать. Но все остальное время мы пили пресловутое, затертое до дыр, купленное в аэропорту: виски, ром, джин. Рашен туристен. Кто-то даже привез с собой литровую бутылку стандартной русской водки как напоминание о Родине.

Как мы тогда выжили – не знаю. Китай меня удивил. Но что такое пять дней, не успеешь протрезветь – уже обратно. Только одним глазком и посмотрели, ничего не поняли про великую Поднебесную, где за семь тысяч лет до нашей эры уже готовили рисовое вино.

На месте неолитического поселения Цзяху археологи нашли на глиняных чашах остатки древнейшего алкоголя: перебродившая смесь из риса, винограда, меда и ягод боярышника. Тогдашние китайские фермеры умели готовить довольно сложные коктейли. Кто это пил и не помыл за собой чашку?

Какой желтолицый предок? Ау! – кричим мы в вечность.

Иероглиф «цзю» переводится как «вино» и встречается на гадательных надписях, которые наносили на панцири черепах. Это, между прочим, памятники китайской письменности. Правители гадали и спрашивали у мироздания: молодое или старое вино использовать при жертвоприношении. Что отвечало мироздание – неизвестно, но вино перед ритуалом тщательно фильтровали. Для этого использовали стебли специального тростника цзин-мао, который доставляли вассальные князья – это было их обязанностью. Сохранился даже выговор одному оплошавшему князю:

«Вы не представляете в свертках тростник мао, входящий в число ваших подношений, из-за чего жертвы [духам] ванов не приносятся, так как нечем очищать вино…»

Мне вот иногда нравится думать о том, как древние люди изобретали слова и названия, как они объясняли природу, откуда брали звуки, имена-фамилии и легенды. Вот что мешало просто сидеть и пить рисовую брагу, нет – надо было все оправдать, объяснить, придумать.

По одной версии, записанной в сочинении «Чжаньго цэ» (Стратегии сражающихся царств), вино изобрел некий И-ди, мифический министр мифического императора Юя. Юю вино понравилось, но он холодно произнес: «Между последующими поколениями непременно явятся люди, которые благодаря вину потеряют их царства». И больше пить не стал.

По другой легенде, придумал вино человек с именем Ду Кан, про которого ничего не известно. Но предполагают, что Ду Кан это император Шао Кан – тоже мифический. Просто вот взял и придумал. Без особой мистики.

Ну, понятно, что вино здесь в кавычках. Какое «вино» – просто слабенькое пойло, больше похожее на пиво. Чуть поведет – и то хорошо, и то – чудо.

Но на то китайцы и великий народ, чтобы изобретать небывалое. Вот они и придумали, как свое рисовое недовино сделать крепче. Для этого стали к зерну добавлять плесневый грибок, вырабатывающий особый фермент амилаза.

Амилаза прекрасно взаимодействовала с крахмалом, и напиток в итоге становился по-настоящему опьяняющим.

Этот способ «укрепления» до сих пор используют в азиатских странах. И Китай гордится изобретением плесневой ферментации. И правильно. Заслужили.

Даже когда уже весь мир благополучно напивался вином виноградным, китайцы все равно предпочитали рисовое. Добавляли туда, например, цветы османтуса душистого, а иногда и сульфид мышьяка для разнообразия. Путешественник Марко Поло писал вот так:

«Весь почти народ в области Катай пьет вот какое вино: приготовляют его из риса с другими хорошими пряностями, и питье выходит лучше всякого другого вина: и чисто, и вкусно; вино горячее, и пьянеешь от него скорее, нежели от другого».

(«Книга о разнообразии мира», II, C. Перевод И.М. Минаева.)

Как же я жалею, что был в Китае, почти как Марко Поло, и не попробовал рисового вина. А ведь его до сих пор там производят. И местной фруктовой водки не попробовал. И водку с настоящей коброй в медицинских целях не выпил. Всю мою голову занимала банальщина, огоньки и ветер. Так грустно. Вот поэтому и закончу стихотворением китайского поэта Ду Фу, которому в далеком VIII веке нашей эры тоже было невесело.

 
Седой старик —
Варю вино из проса.
Стучится дождь
У моего окна.
Я на судьбу
Не взглядываю косо:
В уединенье
Слава не нужна.
 

(Перевод А. Гитовича)

Древний Египет

Нет, все-таки я не алкоголик. Забираю свои слова обратно. И среди вас, уважаемые читатели, алкоголиков тоже нет. Даже если вы каждый вечер выпиваете баклаху пива – ничего. Даже если две баклахи.

Все меркнет по сравнению с древними египтянами, вот там была настоящая жажда, жара и веселье. Если однажды изобретут машину времени, я соберу чемодан и отправлюсь прямиком на берега Нила, за несколько тысяч лет до нашей эры.

Пива здесь – залейся. И никто не станет осуждать тебя, отговаривать, косо смотреть – пей, сколько влезет. Ведь напиток этот божественного происхождения, его подарил людям мудрый Осирис. Махнул небесной рукой, сделал знаки жрецам – и потекли неиссякаемые реки.

Но мы, страждущие XXI века, знаем, что никакого Осириса не было. А пиво везли в Египет из Вавилона длинным верблюжьим караваном. Качество во время перевозки понижалось, египтяне же себя уважали и гадость пить отказывались. Так и пришлось им устраивать производство самостоятельно, вот этими самыми руками. Осирис ли нашептал рецепт или сами покумекали, но начали варить пиво из ячменного солода (рецепт отличался от вавилонского), из пшеницы и других прекрасных злаков.

Напиток назывался хек, был сладким и крепким. В него добавляли мандрагору, анис, шафран. Хек считался чуть ли не лекарством, да и пить его было безопаснее, чем сырую воду.

Одной пивоварней владела царица Нефертити. От пивоварни остались только стены, а на стенах – фрески. Нефертити процеживает напиток и раздает его другим красавицам, за спиной царицы – кувшины, чаны, котлы.

Для очистки использовали специальные корзинные сита, которые ставили на высокий сосуд из красной глины. Оставшаяся после процеживания пивная гуща считалась целебной, ее принимали внутрь, использовали в качестве припарок.

Египтяне научились хранить пиво долго, разливая его в тонкостенные сосуды, изнутри обмазанные битумом. Битум закрывал поры, и кислород не проникал внутрь, скисания не происходило. Сосуды закупоривали глиной, пробки опечатывали. В таком виде пиво продавали, раздавали, использовали в качестве платежа.

Царица ежедневно получала два кувшина пива и десять буханок хлеба. Фараон при женитьбе обязывался обеспечивать невесту этим «прожиточным минимумом» – вынь да положь. Принцесса тоже получала десять буханок, а вот пива – только один кувшин. Даже строителям пирамид полагалось три буханки и пара кувшинов в день.

Рацион египтян был предельно прост: пиво, хлеб, лук, изредка – рыба. Алкоголь пили и дети, и женщины, и старики. Приятного аппетита желали фразой «Хлеб-пиво».

Хлеб, пиво клали мертвым – на дорожку, чтобы душа питалась по пути в загробное царство. Хорошо жили египтяне, да и после смерти чувствовали себя прекрасно.

А вот примерный рецепт египетского хека, найденный на стенах одной гробницы:

«Чтобы сварить пиво, возьми ячмень или другой вид зерна, замочи его или зарой, чтобы началось прорастание. После этого зерно нужно смолоть и сформировать хлеба с добавлением опары. Хлеба немного поджарить, так, чтобы образовалась только наружная хлебовидная корочка. Внутренность должна остаться сырой. После этого нарежь хлеба на куски, сложи в большой чан и залей водой. Так их оставь стоять на один день. На следующий день жидкость перелей через сито в другой чан, где размягченные куски хлеба перетри руками через сито. Белопенящийся напиток, образующийся при этом, имеет горький вкус».

Однако и Древнего Египта не минула чаша сухого закона. Фараон Рамзес II, правивший в XIII веке до нашей эры, хек не любил и призывал всех отказаться от привычки пьянствовать. Закрывались пивоварни и лавки, нельзя было изготавливать напиток в домашних условиях. Через две тысячи лет, в IX веке, арабы захватят страну и захотят вообще запретить весь алкоголь. Но египтян так просто не возьмешь. Все всё равно продолжали пить, а профессия пивовара считалась почетной. Фигурки, изображавшие этих ремесленников за работой, даже клали в захоронения. Чтобы и мертвые без пива не остались.

Кстати, несмотря на популярность хека, обложить напиток налогом додумалась только Клеопатра. Конечно, официальной версией была забота о здоровье народа, но все знали, что царице нужны были дополнительные средства, ведь она собиралась возобновить строительство пирамид. Налог на хек – первый в истории человечества налог на алкоголь.

Эхма. Чего мы только не насмотрелись про Древний Египет: и ожившие мумии, и проклятья фараонов, тайные ходы и песчаные бури. Но разве кто думал, что на протяжении нескольких тысячелетий все египтяне, от мала до велика, были пьяны.

Но алкашей не уважали и там, на одной каменной плите было высечено:

«Не погуби себя, когда сидишь в пивной, не теряй разума и не забывай своих клятв. Когда упадешь и схватишься за край одежды рядом сидящего, никто не подаст тебе руки помощи. Даже приятели отвернутся и скажут с возмущением: “Пошел вон, пьяница!»

И правильно. Нечего перебарщивать. Знай меру. «Пей, пей, но дело разумей» – как говорится в одной русской поговорке. Но в Древний Египет я все-таки съездил бы.

Виноград

Зевс разозлился и наслал на людей потоп. Все грешники утонули, спаслась только семья фессалийского царя Девкалиона. Отец Девкалиона титан Прометей помог сыну построить надежный корабль, на этом корабле семейство добралось до вершины Парнаса, там и переждали наводнение. Очень похоже на историю ветхозаветного Ноя. Но ведь все мы из одной глины, и сказки наши повторяются.

Так вот, Девкалион и его жена Пирра начали бросать камни на землю, камни превращались в мужчин и женщин, так человеческий род возродился.

На этой праздничной ноте история не заканчивается, едем дальше. У Девкалиона и Пирры был сын Орестей, а у Орестея была собачка.

Собачка однажды родила кусок дерева (не спрашивайте). Деревяшку закопали в землю, и из нее вырос виноградный куст. Сын Орестея Фитий вырастил из куста первую виноградную лозу. А сын Фития Инеас изготовил первое вино, чему его научил бог виноделия, всем известный Дионис.

(Если вы вдруг захотите блеснуть знаниями, скажите, что в древнегреческом языке правильно было говорить Диóнис, с ударением на второй слог. А в современном русском можно сказать и Диони́с. Оба варианта возможны.)

Инеас, в общем, приготовил вино, и вино древние греки называли «инос», в честь создателя.

Вот такая легенда. Вообще легенд о происхождении вина десятки, но мы в них не верим, а считаем, что виноградная лоза – загадка. Что существовала она всегда и была изначальной, как бог, как мысль о боге, как пространство и время. Тут думай не думай, все равно рано или поздно упрешься в бесконечность.

Примерно так же считал Платон. В шестой книге «Законов» он спрашивает у критянина Клиния: «Следует ли давать веру преданию, что некогда было время, когда неизвестная дотоле виноградная лоза появилась на свет?» Платон преданию не доверяет, а думает, что виноградная лоза росла уже в самые ранние, самые отдаленные времена. Не может такого быть, что когда-то не было винограда.

Ну, если Платон так рассуждал, то мы, мелкие мошки, тоже сомневаться не будем. Будем лучше воспевать вино, награждать его эпитетами, как Гомер: черное, красное, сверкающее, приятное для мозга, сладкое, как мед.

Будем собирать виноград по совету писателя Гезиода: когда Орион и Сириус находятся посередине небесного свода, а Арктур восходит. Грозди будем держать десять дней на солнце и семь – в тени, чтобы получить настоящее, крепкое вино и опоить им циклопа, как это сделал Одиссей.

Чего туда только не добавляли: оливковое масло, золу виноградной лозы, глину, миндаль, изюм, кедровые орехи, укроп, молоко, морскую воду.

Вино получалось сладким, почти приторным, густым. Благодаря высокой концентрации полезных веществ его успешно применяли в медицинских целях, но пить эту мешанину неразбавленной было сложно. Да греки и не любили напиваться, в отличие от скифов и фракийцев. Те пили неразбавленное вино, пьянствовали – одним словом – варвары. Геродот даже использовал глагол – пить по-скифски.

Нам бы немного древнегреческой мудрости, совсем чуток – скольких недоразумений можно было бы избежать. Не знали бы мы тогда, что такое пьяная драка, не блевали бы мимо унитаза, не просыпались в состоянии ужаса и беспамятства. Если бы все наши вечеринки, корпоративы, междусобойчики, попойки – все организовывать так, как греки организовывали свои симпозиумы, какая жизнь настала бы тогда.

«Симпосий» переводится как «пир». Пир – осознанная, хорошо продуманная, важная часть жизни древнего грека. Простите греков, дорогие женщины, но участвовать в симпозиумах могли только мужчины, да и то – высокого социального класса. Женщины присутствовали на этих собраниях лишь в качестве гетер, но гетеры были хорошо образованы, умели танцевать, играть на музыкальных инструментах и петь.

На фреске в «Гробнице ныряльщика», найденной в городе Пестум в 1968 году, запечатлены пирующие. Все как с обложки: полураздетые, мускулистые, с аккуратно постриженными бородками. Они лежат, а точнее, возлежат, на специальных креслах – апоклинтрах. Апоклинтры так удобно устроены, что никаких лишних движений делать не нужно: расслабься и думай о великом. В комнате – от семи до пятнадцати лож, рядом с каждой – маленький столик. На головах мужчин – венцы, под локтями – подушечки.

Собрания начинались вечером. Чем там занимались, как коротали время: шутили, читали стихи, обсуждали политические и философские вопросы. В общем-то, алкоголики у метро занимаются тем же самым, но они не играют «коттаб». Специальное блюдо «коттабий» ставили на подставку или пускали плавать по воде. Задача играющих – выплеснуть недопитое вино на блюдо по максимально круглой траектории, с максимально громким всплеском.

Пропорции, по которым вино разбавляли водой, определял организатор симпозиума, он же – симпосиарх. Также его задачей было придумывать темы для бесед, приглашать гетер и следить за тем, чтобы никто не напился. Вино из большого сосуда – кратера черпали сначала кувшинами, процеживали, добавляли гвоздику для пущего аромата и далее уже разливали по персональным чашам.

В дым никто не напивался, но и уйти с пира трезвым – не очень хорошо. В пьесе «Дионис» греческого поэта Эбулоса выведено, можно сказать, золотое правило проведения симпозиума:

«Для разумных мужчин я готовлю только три кратера: один для здоровья (который они пьют сначала), второй для любви и удовольствия и третий для сна. После того как третий истощен, мудрецы идут домой. Четвертый кратер не является моим – он принадлежит плохому поведению; пятый для крика; шестой для грубости и оскорблений; седьмой для поединков; восьмой для ломки мебели; девятый для депрессии; десятый для безумия и бессознательного состояния».

Вот какие молодцы! Выпили три кратера на всех – и по домам. Дома поцелуют свою Ариадну или Персефону и завалятся спать. Все довольны.

Кстати, греки так боялись опьянения, что на дно кратера иногда клали аметист и украшали этим камнем чаши. Считалось, что аметист изгоняет винные пары, ограждает от алкогольных излишеств. Тут даже есть трагическая легенда:

Дионис полюбил нимфу Аметист, а та была влюблена в пастушка-музыканта Сприкоса. В отчаянии Дионис решил навеки заключить нимфу в своих объятиях, та попросила помощи у Артемиды. Богиня не придумала ничего лучше, как превратить несчастную в статую лилового камня. Вот такая несправедливость.

Ладно, нечего грустить по Аметисте. Лучше устыдитесь! Вы живете в XXI веке, ходите на работу, считаетесь приличными людьми и даже не знаете, что философ Диоген жил вовсе не в бочке! Бочку придумали гораздо позже, а Диоген устроил себе домик в «пифосе». Эти глиняные сосуды с толстыми стенками обмазывали изнутри смолой и пчелиным воском, обкуривали ладаном, зарывали в землю. В пифосах бродило вино, и были они такими большими, что там с относительным комфортом поместились бы три Диогена.

Александр Македонский пришел к философу и спросил, что тот хотел бы получить в дар. На что философ ответил: «Не загораживай мне солнце». Эта история хорошо известна и запечатлена на многих античных изображениях. Мудрец выглядывает именно из пифоса.

В этот же сосуд прятался Эврисфей, когда Геракл привел к нему во дворец Эриманфского вепря.

До сих пор у греков сохранилась пословица: «Начиная пифос и кончая, насыщайся, середину же береги». Суть такова: на поверхности вино соприкасается с воздухом и теряет качество, внизу находится винный отстой, лучший напиток – в середине, его нужно беречь.

В пифосе вино выдерживали около двух лет, потом разливали в двуручные амфоры. Узкое горлышко этого сосуда не позволяло вину окисляться и испаряться, в заостренном дне собирался осадок, удлиненная форма с округлыми боками позволяла легко сливать напиток. Амфоры вместимостью 20–30 литров подписывали, затыкали паклей и запечатывали смолой. В таком виде греческое вино шло на экспорт.

В обмен на алкоголь греки получали золото и слоновую кость из Египта, медь из Сирии, зерно из Причерноморья. Критские амфоры найдены на территории современной Франции и даже Швейцарии. Те же римляне переняли у греков традиции виноградарства и виноделия.

Может быть, первую лозу вырастили не в Греции, первое вино сбродило не здесь, другой народ придумал закапывать сосуды в землю. Но факт в том, что вся метафизика, вся магия и культура этого напитка родилась под Олимпом, и, мне кажется, без помощи богов здесь не обошлось.

Ведь если бы не вино, пусть и сильно разбавленное, грекам было бы тоскливо. Мысли их были бы заняты мелким, темным, бытовым. Некому было бы думать о свободе и красоте.

Не было бы никакого Возрождения, классицизма и демократии. Да и вообще – мир был бы грубее, а мы – без праздничка.