Текст книги "Польские земли под властью Петербурга. От Венского конгресса до Первой мировой"

Николай II, как некогда и его отец, использовал свое восхождение на престол, чтобы осуществить значительные кадровые перестановки в Царстве Польском. Замена Гурко на слывшего умеренным Павла Андреевича Шувалова была лишь одним из важных кадровых решений этих лет, а вторым был перевод Апухтина в 1897 году на другое место службы и назначение либерального профессора математики Валериана Николаевича Лигина попечителем Варшавского учебного округа.

Эти изменения способствовали тому, что на короткое время у польской общественности возникла надежда на «эру перемен» и началось действительно продуктивное сотрудничество части местного общества с царским административным аппаратом. Решающую роль здесь сыграл прежде всего Александр Константинович Багратион-Имеретинский – преемник Шувалова, освобожденного, по состоянию здоровья, от должности генерал-губернатора уже через два года. Хотя сам Имеретинский занимал этот пост только четыре года, на период его правления (1896–1900) все же выпал ряд решений, которые заметно изменили если и не принципиальную структуру, то стиль имперского господства в Привислинском крае236236
  Граф и генерал от инфантерии Павел Андреевич Шувалов (1830–1908) получил воспитание тоже в Пажеском корпусе, за время своей военной карьеры участвовал в Крымской и Русско-турецкой (1877–1878 годов) войнах, однако более всего отличился деятельностью в качестве дипломата в Берлине: будучи российским послом в Германской империи, в 90‐е годы способствовал прекращению «таможенной войны» и заключению германо-российского договора 1894 года. Император и его также назначил членом Государственного совета.


[Закрыть].

Имеретинский был грузинским князем и генералом царской армии, свой первый опыт службы в польских провинциях он приобрел еще во время разгрома Январского восстания. Подобно Гурко и Альбединскому, Имеретинский тоже получил воспитание в Пажеском корпусе, затем обучался в Николаевской академии Генерального штаба, а в 1850‐е годы участвовал в военных действиях на Кавказе. Во время подавления польского восстания 1863 года он завоевал доверие наместника Берга, который в 1867 году добился его назначения начальником штаба войск в Варшаве. В 1873 году Имеретинский стал начальником штаба всего Варшавского военного округа. Таким образом, он более десяти лет из своей военной карьеры провел в неспокойных краях на Висле. Во время Русско-турецкой войны, в 1877 году, Имеретинский участвовал в осаде Плевны. Наконец, в 1881 году Александр III назначил его главным военным прокурором и начальником Главного военно-судного управления, на каковых постах Имеретинский и прослужил до 1891 года. В 1892‐м император сделал его членом Государственного совета. В 1896 году состоялось назначение князя на пост варшавского генерал-губернатора.

Несмотря на участие в подавлении Январского восстания и в военном обеспечении петербургского владычества над польскими землями в 1860–1870‐е годы, Имеретинский уже на момент своего назначения генерал-губернатором считался сторонником российско-польского диалога. По словам историка Сергея Татищева, Имеретинский сформулировал свою миссию следующими словами:

[…] доказать полякам на деле, что русская власть печется и заботится об их нуждах и пользах и всегда готова, насколько это от нее зависит, споспешествовать не только их материальным интересам, но и духовным их потребностям, под одним непременным условием, чтобы они пребывали верными подданными Императора Всероссийского, сознавая себя гражданами единого и нераздельного русского царства237237
  Цит. по: Военная энциклопедия: В 18 т. / Под ред. К. И. Величко, В. Ф. Новицкого, А. В. фон-Шварца и др. СПб./Пг.; М.: Т-во И. Сытина, 1911–1915. Т. 10: Елисавета Петровна – Инициатива. С. 594–595.


[Закрыть].

Таковы были принципы, которыми руководствовался в своем исполнении должности генерал-губернатора Имеретинский. Он заботился об активизации сотрудничества с той частью польского общества, которая была готова принять факт окончательной инкорпорации Польши в Российскую империю. Имеретинский исходил из соображения, что долгосрочная стабилизация польских провинций возможна только в том случае, если по крайней мере весомые группы местного населения будут относиться к петербургской власти положительно. Инициированные генерал-губернатором реформы и уступки были направлены на восстановление «доверия» со стороны поляков. Цель была не в том, чтобы кардинально изменить структуру управления Привислинским краем, а в том, чтобы в символических полях, по поводу которых шла борьба, показать готовность к переговорам и компромиссам. Первый подробный рапорт Имеретинского из Царства Польского читается как манифест его реформаторских намерений238238
  ГАРФ. Ф. 215. Оп. 1. Д. 94. Л. 7–38.


[Закрыть].

Центральным поприщем его деятельности была политика в сфере образования. Был ли Имеретинский инициатором отзыва Апухтина, неизвестно. Но отъезд последнего в 1897 году из Варшавы Имеретинский использовал, чтобы подвести сокрушительные итоги деятельности бывшего попечителя: в результате ошибочной школьной политики последних восемнадцати лет, писал он в Петербург, существует множество недостатков в низших и средних образовательных учреждениях. Прежде всего необходимо срочно изменить общую антипольскую направленность школ. Целью является создание новой государственной школы, которая будет оказывать влияние за счет своей внутренней моральной силы, а не за счет угнетения беззащитных детей и их родителей. Только такая школа, подчеркивал генерал-губернатор, сможет в будущем служить истинным связующим звеном между польской окраиной и основным ядром российской государственности239239
  Там же. Л. 34 об.


[Закрыть]. Поэтому школьное воспитание должно быть одной из главных забот правительства, писал Имеретинский, ведь это такой элемент слияния окраины с центром, который заключается не в системе запретов и не в чисто материальной связи экономических интересов, а во внутреннем воздействии на сознание, на душу польского юноши240240
  Там же. Л. 11.


[Закрыть]. Генерал-губернатор надеялся таким образом, относясь с принципиальным уважением к некоторым «польским особенностям» и учитывая их в работе школы, одновременно обеспечить более тесную связь польских подданных с внутренней Россией.

Исходя из этих принципиальных соображений, Имеретинский стремился прежде всего повысить статус польского языка в начальных и средних школах. Вместе с тем он планировал контролируемую государством образовательную инициативу и для более широких кругов местного населения: выступал за создание «народных библиотек», которые были бы нацелены, помимо прочего, на то, чтобы вытеснить нелегальные и иностранные печатные издания, ходившие по рукам грамотных польских подданных царя. В области высших учебных заведений Имеретинский тоже выступал за изменение прежней политики. Так, он поддержал требование поляков открыть в Варшаве политехнический институт.

Гораздо меньше ощутимых результатов последовало за заявлением Имеретинского, что он поддержит в Петербурге введение в Царстве Польском городского самоуправления в соответствии с уставом 1892 года, предусматривавшим выборные городские думы и выборных городских голов, которым подчинялись бы важные секторы городского самоуправления. Cторонники этого проекта, в том числе и для городов Привислинского края, приветствовали заявление Имеретинского с энтузиазмом241241
  См.: Сулиговский А. Городское управление в губерниях Царства Польского // Вестник Европы. 1902. № 37/6. С. 675–697, здесь с. 697.


[Закрыть]. Однако дело тем и ограничилось – принципиальной поддержкой проекта со стороны генерал-губернатора. В отличие от своего предшественника, Альбединского, Имеретинский не предпринял никаких попыток, преодолевая сопротивление петербургских инстанций, претворить конкретный проект в жизнь.

Самую большую сенсацию Имеретинский спровоцировал актом символической политики: никакая другая административная мера этого генерал-губернатора не привлекла к себе столько внимания польской общественности, как разрешение на установку памятника Адаму Мицкевичу в Варшаве. Изготовленный в 1897–1898 годах монумент было дозволено разместить и торжественно открыть прямо в центре Варшавы, на улице Краковское Предместье. Статуя оказалась настолько объемной, что ее установка означала полное переустройство этого важного участка улицы242242
  APW. T. 151. Cz. 3 (KGW). Sygn. 543. Kart. 24–29v.


[Закрыть]. Выдача генерал-губернатором разрешения на памятник была задумана как символический акт примирения, который должен способствовать большему доверию поляков к имперским властям. О том, насколько трудное это было предприятие, свидетельствует тот факт, что представители элиты польского общества в знак протеста против предварительной цензуры своих речей открыли памятник в коллективном молчании. И все же данный монумент наглядно показывал, что теперь в Привислинском крае польские притязания могут иметь успех – хотя бы в том, что касается репрезентативных объектов в публичном пространстве.

Это контрастировало с лишь недавно завершившимся «двоевластием» Гурко и Апухтина и заставило некоторых видных представителей польского общества поверить, что наступила новая эпоха примирения и эра перемен. По сравнению с польскими землями, отошедшими после раздела к соседним государствам, ситуация в Царстве Польском при Имеретинском также выглядела более многообещающей: в Пруссии, казалось, все больше усиливалась политика германизации, в северо-западных же районах становились все более жесткими антипольские меры243243
  См., в частности: Nawroczyński B. Nasza walka o szkolę polską, 1901–1917. Warszawa, 1932. S. 222.


[Закрыть]. Известия, поступавшие в то время из прибалтийских провинций и Финляндии, тоже вряд ли действовали на читателей польских газет успокаивающе: в то время как в Гельсингфорсе в 1899 году новый генерал-губернатор Николай Бобриков, наделенный чрезвычайными полномочиями, отменил финляндскую Конституцию, в Лифляндии, Курляндии и Эстляндии форсировались унификация и насаждение русского языка в сфере образования244244
  См.: Джаксон Т. Н., Комаров А. А., Михайлова Ю. Л., Назарова Е. Л. (ред.). Россия и Прибалтийский регион в XIX–XX вв.: проблемы взаимоотношений в меняющемся мире. M., 2013; Thaden E. C. Russia’s Western Borderlands, 1710–1870. Princeton, 1984.


[Закрыть].

С учетом таких процессов в других, сопоставимых периферийных районах империи, осторожные реформаторские усилия варшавского генерал-губернатора действительно смогли на какое-то время убедить часть польской общественности, что по крайней мере в Царстве Польском наступили времена перемен. Это была последняя фаза доминирования «угодовцев» – консервативных представителей политики примирения, – а также пропагандистов варшавского позитивизма; свое почти эйфорическое выражение она нашла при визите царя летом 1897 года. Четырехдневное пребывание Николая II в Варшаве и его доброжелательные высказывания по отношению к представителям польского общества были истолкованы некоторыми комментаторами как «переломный момент» в российско-польских отношениях245245
  См.: Пильц Э. И. Приезд Государя Императора в Варшаву // Пильц Э. И. Поворотный момент в русско-польских отношениях. С. 13–14. Такое восприятие, между прочим, резко контрастирует с теми характеристиками, которые обычно дают правлению Николая II, называя его временем упадка, а самого царя – неспособным к принятию решений и управлению страной, реакционным монархом. Такие оценки определялись телеологической перспективой, направленной на революции 1905 и 1917 годов. Об этих негативных оценках Николая II и его (без)деятельности см., например: Miliukov P., Seignobos C., Eisenmann L. (eds). History of Russia. Reforms, Reaction, Revolutions (1855–1932). New York, 1969. P. 160–163.


[Закрыть].

Однако такой диалог между поляками и российской властью был очень хрупким – это стало очевидно хотя бы по тому, что подрастающее поколение активистов и критиков режима уже не довольствовалось столь смутными обещаниями и актами символической политики. Те акторы, которые в 1890‐е годы участвовали в формировании многочисленных подпольных организаций и партий, стремились к принципиальному противостоянию с царскими властями и требовали такого переустройства общества, которое предусматривало уничтожение империи и, более того, монархии вообще246246
  Существовал широкий спектр подобных движений, которые в 90‐е годы XIX века институционально оформились в виде партий, – например, Польская социалистическая партия (PPS) с ее Парижской программой 1893 года; Социал-демократия Царства Польского (с 1893 года – SDKP, с 1900-го – Социал-демократия Царства Польского и Литвы, SDKPiL); с 1897 года – еврейский Бунд, и только в 1899 году официально стала называть себя «партией» национал-демократия.


[Закрыть].

Но и в лагере бескомпромиссных сторонников «угоды» вера в реформаторские намерения Имеретинского быстро иссякла. Когда в 1899 году выдержки из рапортов Имеретинского и переговоров по их поводу в Санкт-Петербурге были контрабандой вывезены за границу и опубликованы в Лондоне, они потрясли даже консервативную часть общественности247247
  Тайны нашей государственной политики в Польше: Сборник секретных документов. Лондон: Russian Free Press Fund, 1899.


[Закрыть], потому что ясно показали, насколько глубоко генерал-губернатор не доверяет польскому обществу и насколько он одержим идеей полного контроля. В то же время эти документы показали, что Имеретинский принципиально придерживался проекта дальнейшего «объединения» польских провинций с основной российской территорией и рассматривал свои реформы в конечном счете как средство для ускорения такой интеграции.

Можно лишь гадать, стали бы отношения между Имеретинским и поляками вновь более спокойными, если бы он дольше прослужил в Привислинском крае, – уже в 1900 году генерал-губернатор скончался. Но предположение, что пафос «эры перемен» был бы возрожден, кажется малоправдоподобным, ведь в последующие годы кризис в Царстве Польском стремительно обострялся. Преемники Имеретинского в XX веке прежде всего старались реагировать на быструю эрозию государственной власти, а не размышлять о возможных проектах реформ.

Непосредственный преемник Имеретинского, Михаил Иванович Чертков, занимал руководящую должность в Царстве Польском всего пять лет – до своей смерти в 1905 году248248
  Михаил Иванович Чертков (1829–1905) был генералом от кавалерии и тоже членом Государственного совета.


[Закрыть]. Его правление прошло под знаком попыток справиться с нарастающими конфликтами между социальными и этническими группами в крае и с обострением противостояния между государственной властью и значительной частью населения. Кроме того, ввиду обострения межэтнической напряженности Чертков с 1903 года проводил политику русификации взрывоопасных и приграничных административных районов, где намеревался заменить всех католических чиновников русскими православными. Ни в одной из этих областей деятельности Черткову не суждено было добиться успехов. Менее всего он оказался способен что-либо противопоставить быстрому падению авторитета государственной власти, расширению протестного движения и вооруженным конфликтам. Еще до того, как в 1905 году, после петербургского Кровавого воскресенья, произошла эскалация революционных событий по всей империи, в Привислинском крае кризис уже достиг революционных масштабов, и некоторые сигналы царского режима о готовности к компромиссу уже не могли его остановить. Ни императорский указ от 12 декабря 1904 года об отмене дискриминационных норм, действовавших в Царстве Польском, ни указ о свободе вероисповедания и о пересмотре других антипольских распоряжений в апреле 1905 года не успокоили население края249249
  См.: По применению 7‐го пункта Высочайшего Указа от 12‐го декабря 1904 г. к жителям губерний Царства Польского. По ограничениям в праве пользоваться родным языком. Ограничения по обучению и воспитанию юношества. Ограничения по военной и гражданской службе. СПб., 1905.


[Закрыть]. Наоборот, новый генерал-губернатор – Константин Клавдиевич Максимович, назначенный в марте 1905 года, столкнулся с волной революционных выступлений, которые периодически приводили к потере государством контроля над значительной частью Царства Польского. Только после того, как Максимович, сочтенный недостаточно решительным, был летом 1905 года отозван, а новым генерал-губернатором был назначен Георгий Антонович Скалон и в Привислинском крае было объявлено военное положение, царский режим вернул себе инициативу.

Скалон оставался в должности генерал-губернатора Привислинского края до своей смерти в 1914 году250250
  Георгий Антонович Скалон (1847–1914) был генералом от кавалерии. В ходе своей военной карьеры участвовал в Русско-турецкой войне и занимал в 1893–1897 годах различные руководящие должности в Царстве Польском. В частности, исполнял обязанности «генерала для особых поручений» при командующем войсками Варшавского военного округа и командовал лейб-гвардии Уланским Его Величества полком в Варшаве. После четырех лет службы под началом Шувалова и Имеретинского Скалон был вызван в Петербург и там несколько лет спустя – послужив еще недолго в Гродненской губернии – стал советником при дворе императора Николая II.


[Закрыть]. Его правление, особенно на ранней стадии, было отмечено жесткими репрессиями против участников революции по всему краю. Вместе с тем он проводил, однако, политику ограниченного сотрудничества с теми частями польского общества, которые после 1905 года дистанцировались от стремления к насильственному свержению монархии. Таким образом, все девять лет своего пребывания в должности Скалон совмещал перманентное чрезвычайное положение с постепенной «нормализацией» общественной жизни. Особые условия военного положения и развитие политической публичной сферы соседствовали друг с другом – точно так же, как и многочисленные новые антипольские меры и контакты между генерал-губернатором и ранее враждебным «национальным лагерем». Эта фаза неоднозначности проходила под знаком националистического поворота в российской политике, начавшегося при Столыпине, после 1907 года; но вместе с тем она была отмечена и сдерживающим влиянием генерал-губернатора Скалона, который заботился о поддержании общественного порядка и потому был заинтересован в жизнеспособном modus vivendi в Царстве Польском. Тот факт, что между премьер-министром и генерал-губернатором имели место открытые разногласия и споры, значительно способствовал более позитивному имиджу Скалона, по крайней мере в глазах части польской общественности.

Умер Скалон в феврале 1914 года, когда уже шла непосредственная подготовка к скорому военному конфликту с Германской империей. Планы эвакуации были давно разработаны. Теперь генерал-губернатором в Привислинский край, на самые западные оборонительные рубежи империи, был направлен генерал Яков Григорьевич Жилинский – начальник Генерального штаба русской армии. Вскоре, когда опасения сбылись и война началась, Жилинский принял на себя и командование Северо-Западным фронтом. Он руководил наступлением 1-й и 2-й армий в Восточно-Прусской операции, и, таким образом, на нем лежала часть ответственности за разгром российских войск в битве при Танненберге в августе 1914 года. Когда скандальные подробности катастрофы и роли Жилинского в ней дошли до Петербурга, он был снят с должности главнокомандующего и направлен осенью 1914 года во Францию – представлять российское командование в Совете союза251251
  Яков Григорьевич Жилинский (1853–1918?) также был генералом от кавалерии. Военное образование он получил в Академии Генерального штаба, во время Русско-японской войны был назначен начальником полевого штаба наместника на Дальнем Востоке, адмирала Е. И. Алексеева. Должность начальника Генерального штаба русской армии занимал с 1909 по 1914 год. Жизнь Жилинского оборвалась во время Гражданской войны – вероятно, он был казнен большевиками.


[Закрыть]. В Царстве Польском его место занял генерал Павел Николаевич Енгалычев, задачей которого стала эвакуация Варшавы в следующем году. Летом 1915 года российские ведомства и многие русские православные жители покинули столицу Польши – перед тем, как в августе отступающие российские войска ушли из города, а вскоре после этого и из большей части Привислинского края252252
  Князь Павел Николаевич Енгалычев (1864–1944) на рубеже XIX–XX веков несколько лет был российским военным атташе в Германии. Исход православного населения города был почти поголовным: если в 1914 году в Варшаве еще было 40 тыс. жителей православного вероисповедания, то в 1917‐м – всего лишь 3961 человек.


[Закрыть].

Такой портрет представителей императора в Царстве Польском – девяти генерал-губернаторов и одного наместника – позволит не только дать сжатый обзор истории петербургского правления в Польше, но и выявить некоторые основные черты, общие для этих «imperial men» [англ. «имперские люди». – Примеч. ред.] при всех разногласиях между ними. Одинаковой для всех была модель образования и приобретения служебного опыта – характерная для того правящего слоя, который монополизировал высшие должности в царской административной иерархии. Все десятеро культивировали свой имидж представителей элиты, рассматривали себя как опору функционирующей государственности и одновременно как хранителей и распространителей европейской цивилизации в России. Их объединяло не только равенство сословного положения, но и сходство имперских биографий и профессиональных карьер, и благодаря этому сходству у всех десятерых, при всех расхождениях между ними, были аналогичные базовые представления о том, как функционирует хорошо устроенное государство. Этими-то представлениями они и руководствовались во время службы в Царстве Польском253253
  Соображения об эвристической ценности таких «имперских биографий» для изучения многонациональных империй XIX века см. в работах: Rolf M. Imperiale Biographien. Lebenswege imperialer Akteure in Groß– und Kolonialreichen (1850–1918) – zur Einleitung // Geschichte und Gesellschaft. 2014. Bd. 40. No. 1. S. 5–21; Buchen T., Rolf M. Elites and Their Imperial Biographies. Introduction // Buchen T., Rolf M. (Hg.). Eliten im Vielvölkerreich. S. 33–37.


[Закрыть].

Все десятеро – один наместник и девять генерал-губернаторов – за период с 1863 по 1915 год были дворянского, частично даже весьма знатного происхождения, все они имели за плечами многолетнюю военную карьеру. Во внутренних районах России в администрации губернского уровня тоже было много людей, получивших хотя бы часть своего образования в военных учебных заведениях, но в Царстве Польском все высшие должностные лица были генералами от инфантерии или кавалерии (Берг даже носил звание генерал-фельдмаршала). Это было связано с тем, что варшавский генерал-губернатор одновременно занимал пост и главнокомандующего Варшавским военным округом, одним из стратегически наиболее важных в Российской империи. В то же время имперская концепция политики в отношении неспокойного Польского края требовала военного руководства этими губерниями.

Сходство в военных карьерах начиналось уже в раннем возрасте будущих генерал-губернаторов. Для детей их положения обязательным считалось получение образования в одной из двух главных кузниц кадров в Санкт-Петербурге – в Пажеском корпусе или Николаевском кавалерийском училище. Из варшавских генерал-губернаторов четверо – Альбединский, Гурко, Шувалов и Имеретинский – окончили Пажеский корпус. Иногда, как в случае Имеретинского и Жилинского, к полученному диплому добавлялось дальнейшее образование в Николаевской академии Генерального штаба. Служба в гвардейском полку тоже являлась одним из центральных элементов успешной офицерской карьеры.

Неотъемлемой составляющей военной карьеры было участие в боях на театре военных действий. Логика империи с беспокойными окраинами была такова, что варшавские генерал-губернаторы приобретали опыт не только во время Крымской или Русско-турецкой войн, но и во время командировок во внутренние районы страны для участия в «замирении» и подавлении местных волнений. Некоторые из них участвовали в боях на Кавказе, но прежде всего – в самой Польше. Вплоть до Имеретинского, срок полномочий которого закончился только в 1900 году, большинство генерал-губернаторов Привислинского края обладали личным опытом подавления восстаний в периферийных регионах России.

Однако этим их знания об окраинах империи отнюдь не исчерпывались. Тесное переплетение гражданской и военной администрации, которое было особенно ярко выражено в периферийных провинциях, вело к тому, что, как правило, должности там занимали офицеры. В свою очередь, система ротации, существовавшая в царской администрации, обеспечивала государственному чиновнику биографию, весьма разнообразную в географическом отношении. Окраинные области империи играли очень заметную роль в curriculum vitae [лат. «путь жизни». – Примеч. ред.] варшавских генерал-губернаторов: они служили на Кавказе, в Финляндии, в прибалтийских губерниях, а также в северных и юго-западных приграничных областях. Хотя петербургская кадровая политика определялась множеством факторов, мало связанных с профессиональной пригодностью кандидатов, все же на ответственные посты в важные и неспокойные периферийные районы империи назначались только лица, имевшие определенный опыт службы на окраинах254254
  См.: Lieven D. Russia’s Rulers Under the Old Regime. New Haven, 1989. P. 133–136. О провинциальной администрации см.: Vladimirov K. The World of Provincial Bureaucracy. P. 72–73.


[Закрыть].

Карьерные траектории варшавских генерал-губернаторов дают, кроме прочего, представление о том, какое значение в картине мира российской государственной бюрократии имел пост главного чиновника в администрации Царства Польского, или Привислинского края. Пост этот располагался, несомненно, в самой верхней части административной иерархии. То была должность, годность к которой нужно было сначала продемонстрировать – во время многолетней службы в других губерниях. Свидетельством тому – высокий средний возраст наших героев: на момент своего вселения в варшавский Королевский замок они были в среднем старше 62 лет. Петр Альбединский, назначенный генерал-губернатором в 54 года, и Павел Коцебу, которому уже исполнилось 73, когда он встал во главе имперской администрации Царства Польского, образуют крайние точки возрастного спектра. В геронтократической системе царской администрации такой возраст был свидетельством высокого статуса, которым обладала данная должность. В пользу этого же говорит и то, что большинство главных чиновников Царства Польского завершили ею свою служебную карьеру и прослужили в Варшаве необычайно долго. Среднее время пребывания на посту генерал-губернатора в Привислинском крае – 5,2 года – было выше, чем у губернаторов внутри России: для тех было характерно в среднем менее 3 лет пребывания в должности. Особенно длительным был период службы в Варшаве у наместника Берга, а также у генерал-губернаторов Коцебу, Гурко и Скалона. С другой стороны, нельзя не заметить, что в годы революции и мировой войны варшавские генерал-губернаторы могли и очень быстро потерять свой пост255255
  Так, Максимович и Жилинский смогли удержаться на своих постах лишь менее года. Понижает среднее значение и недолгое пребывание в должности Альбединского, оборвавшееся уже через три года – с его преждевременной смертью. Генерал-губернаторы Имеретинский и Чертков пробыли в должности по пять лет.


[Закрыть].

Тот, кто был направлен в Варшаву в качестве генерал-губернатора, как правило, оставался на этой должности до своей кончины. Петербург явно был заинтересован в минимальной текучести кадров на данном посту. Вместе с тем возможности дальнейшего восхождения бывшего варшавского генерал-губернатора по служебной лестнице были ограниченны. Одним из возможных шагов, который мог последовать за столь высоким административным постом и который в бюрократической логике того времени не воспринимался как понижение по службе, было назначение членом Государственного совета. До 1905 года все варшавские генерал-губернаторы были кооптированы в него императором, но не после службы в Царстве Польском, а параллельно с ней. То есть они не были таким образом «убраны с повышением» со своей должности на почетное, но лишенное всякого влияния место в этом органе, как то часто случалось среди великовозрастных служащих царского административного аппарата, где не существовало регулярного порядка выхода на пенсию. Назначение членом Государственного совета при одновременном сохранении в должности являлось символическим отличием, которого император лично удостаивал чиновника, занимавшего главный пост в Царстве Польском. Благодаря принятию варшавского генерал-губернатора в этот элитный круг одновременно и сама его должность символически получала более высокий статус. Постепенно сложилась – и просуществовала до преобразования Государственного совета по Манифесту 17 октября – традиция, в соответствии с которой варшавский генерал-губернатор как бы «по должности» одновременно становился и членом Государственного совета256256
  После 1906 года, когда была созвана Дума, функция Государственного совета изменилась: он превратился в верхнюю палату парламента с законодательными компетенциями. Отныне лишь половину его членов назначал император, другая же половина избиралась. См.: Демин В. A. Верхняя палата Российской империи. 1906–1917. M., 2006. С. 86–112.


[Закрыть].

О том, что генерал-губернаторы Привислинского края общались с центральными министерствами, проявляя полное сознание того, что занимают одну из высших должностей в региональной администрации империи, выше уже говорилось. Престиж поста и достоинство лица, занимающего его, усиливали друг друга. Пост варшавского генерал-губернатора был для князя Имеретинского местом службы, соответствующим его сословному статусу, и одновременно высокородное происхождение этого генерал-губернатора и его предшественников способствовало повышению символического достоинства той должности, которую они занимали. Всякий раз, когда тому или иному варшавскому генерал-губернатору нужно было преодолеть сопротивление центральных министерств его планам, он охотно ссылался на то, какого высокого ранга люди были его предшественники. Тем самым он старался подчеркнуть особый, более высокий ранг своей должности в иерархии царского административного аппарата и этим придать больший вес своим проектам257257
  ГАРФ. Ф. 215. Оп. 1. Д. 277. Л. 25–26.


[Закрыть].

Таким образом, стратегическое мышление способствовало формированию своего рода должностной генеалогии, в которую вписывали себя генерал-губернаторы Царства Польского. Кроме того, вопреки всем содержательным разногласиям, которые – по крайней мере, во внутриведомственной переписке – формулировались вполне ясно, большинство из этих десяти должностных лиц обладали сознанием того, что они – продолжатели давней и славной традиции варшавских генерал-губернаторов. Это было связано, с одной стороны, с логикой их службы: должностные задачи чиновника, занимавшего данный пост, почти не менялись на протяжении полувека. А с другой стороны, играли свою роль и сословная солидарность высокородных государевых слуг, и родственность образа мыслей, формировавшаяся в пространствах опыта, заданных очень похожими карьерами. Консерватизм, идущий от неизменности должностных обязанностей, от сословных традиций, от профессиональной социализации и, не в последнюю очередь, от пожилого возраста при вступлении в должность, приводил к тому, что формировался устойчивый, общий для всех генерал-губернаторов набор как представлений об империи, категорий мышления и способов восприятия проблем, так и соответствующих принципов административной деятельности. Данный набор определял и формируемые этими имперскими чиновниками представления о самих себе, о характере и функции своей должности. Конкретное их поведение в рамках имперской практики власти, их контакты с местным населением, общение с центральными инстанциями – все это осуществлялось в пределах одного, общего ментального горизонта.