Текст книги "Глубина: Прыгун"

Марцин Подлевский
Глубина: Прыгун

Marcin Podlewski

Głębia: Skokowiec

© Marcin Podlewski, 2015

© Кирилл Плешков, перевод, 2020

© Валерий Петелин, иллюстрация, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

 
Мы в тридцати тысячах световых лет от центра галактики.
Мы совершаем круг каждые двести миллионов лет.
И наша галактика – лишь одна из миллионов миллиардов.
В этой удивительной расширяющейся Вселенной.
Вселенная продолжает все расширяться и расширяться.
Во все стороны она может разлетаться со свистом,
Так быстро, как только возможно, – скорость света, знаете ли.
Двенадцать миллионов миль в минуту, и это самое быстрое.
Так что помни, когда чувствуешь себя маленьким и уязвимым.
Сколь удивительно маловероятно твое рождение.
И молись, чтобы где-то в космосе была разумная жизнь.
Потому что тут на Земле – сплошное дерьмо.
 

Монти Пайтон, «Galaxy Song», слова и музыка: Эрик Айдл и Джон Дю През

I. «Черная лента»

1. Сборище

Целью каждой Программы является реализация.

Машинный кодекс, параграф первый

Корабль был старый, серо-голубого цвета и явно чересчур большой. Не хватало всего нескольких тонн, чтобы считать его полноценным фрегатом. Наверняка он прекрасно смотрелся в полете сквозь космическую бездну, поблескивая желтыми огоньками позиционных огней и голубым выхлопом энергии реактора из грушевидных дюз. Миртон Грюнвальд, уже успевший слегка набраться, осматривал корабль со всех сторон, но не замечал никаких серьезных дефектов. Разве что корпус чуть поцарапан, компьютеры стоило бы обновить, а в одной из кают чем-то воняло.

– Что так дорого? – поинтересовался он у нервного коротышки-торговца, который ходил за ним как приклеенный, потирая маленькие шершавые лапки. Дорого как раз особо не было, но торговля – в своем роде танец, и имело смысл наступить партнеру на мозоль. – Это правда, что про него болтают? – выпалил Миртон в порыве пьяного вдохновения. Он понятия не имел, что говорили про корабль и говорили ли вообще, но попытаться не мешало.

– Да все это неправда, чушь полная, – разволновался коротышка. – Никаких привидений там нет!

Привидения! То, что надо. Миртон присел возле стазис-кресел в рубке управления и с наигранным отвращением потянул за одну из трубок, по которым подавался наркотик.

– Внутри кораблей всегда шумит, – продолжал гнуть свое торговец. – Сами знаете – энергосистемы старые, да и в гальюне порой булькает. Ну и начинают болтать всякие глупости: один по пьяни увидит, как из сральника выходит его покойная мамочка, а другой верит, будто управляющая консоль передает ему некие сигналы. И начинается – «на корабле завелись привидения», «духи переставляют стулья в кают-компании»… Всё от скуки.

Миртон его не слушал. В духов он не верил, но, если это помогало сбить цену, он готов был поверить в целую их стаю, перемазанную эктоплазмой. Торговец просил два миллиона юнитов – кредитных единиц Альянса – в том числе десять процентов в качестве первого взноса. У Миртона имелось пятьсот тысяч с мелочью – все его накопления, последние заработки и то, что он получил за оставшиеся от «Драконихи» запчасти. Должно было хватить на взнос, переделки и запись программного обеспечения. Быстро посчитав в уме, он понял, что у него остается около ста тысяч, то есть минимальная сумма, которая должна поступать на счет продавца каждый стандартный лазурный месяц, вплоть до внесения полной оплаты с двенадцатью процентами комиссионных.

Кошмар.

Корабль стоил как эксклюзивные апартаменты на Лазури – планете-столице Альянса.

– Оружие? – спросил Миртон, почесывая подбородок.

Торговец явно оживился:

– Лазер с камнережущим режимом, две турбинные пушки, плазма и луч захвата. Плазма повреждена, как и одна из турбопушек, но можно починить. Луч захвата работает отлично, как и лазер. Прекрасное оружие! Предыдущий владелец несколько его… модифицировал, как и стазис-навигаторскую, но все законно!

– Предыдущий владелец… А как этот красавец назывался до перерегистрации? – спросил Миртон, бросая бдительный взгляд туда, где должна была располагаться стальная табличка с выгравированным названием. Таблички не было. Торговец замахал лапками.

– Думаете, я помню? Откуда мне…

– Не важно. – Миртон небрежно взмахнул бутылкой, до половины наполненной миндальным виски. – Сейчас он сам нам скажет. Немного похимичить в реестре бортжурнала – и готово, – он хлопнул по кнопке включения главного компьютера и пробежался пальцами по запыленной клавиатуре. Система зашумела, а затем застрекотала.

– Что вы делаете? – пискнул торговец, но было уже поздно.

– Ну вот и все, – Миртон нажал клавишу, и на слегка выпуклом экране появился логотип корабля: волнистая черная линия на фоне холодных звезд и название жирным белым шрифтом:

ЧЕРНАЯ ЛЕНТА

– «Черная лента», – прошептал Грюнвальд. – Прелестно.

О «Черной ленте» ходили легенды. Корабль-неудачник, корабль-призрак, корабль-убийца. Якобы он затерялся в Глубине – загадочном псевдопространстве, через которое летали, чтобы преодолеть гигантские космические расстояния, – а когда вернулся, оказалось, что вся его команда отключена от трубок, подающих стазис. Естественно, все погибли. Сквозь Глубину необходимо было лететь, находясь под воздействием стазиса, – иначе человек впадал в безумие, необратимо разрушавшее мозговые связи, что неизбежно заканчивалось смертью. Глубинный прыжок никому не удалось пережить находясь в сознании – слишком чудовищными оказывались последствия. Но история «Черной ленты» на этом не заканчивалась.

В том, что корабль затерялся в Глубине, не было ничего из ряда вон выходящего. Подобное случалось часто – либо из-за аварии глубинного привода, либо из-за ошибочно введенных астролокатором координат. Но «Черная лента» вернулась из Глубины лишь наполовину – корабль появлялся и исчезал с плененной на его борту командой, получив прозвище одного из «призраков», не вполне материальных невольников Глубины.

Так происходило до тех пор, пока «Черная лента» не вышла из Глубины в последний раз, где-то в Рукаве Персея, теперь уже полностью материальная и бесповоротно мертвая.

Чудом найденный корабль подвергли очистке, обновили программы и обследовали до последнего винтика в соответствии с применявшимися во всем Альянсе процедурами, а затем, не найдя ничего подозрительного, выбросили на свободный рынок. Там его купил некий Проклис или Моклис – Миртон точно не помнил – и вбил себе в башку, что займется контрабандой оружия для мелких герцогств во Внешних системах, у самой Галактической границы. Проклис-Моклис установил на корабле тысячи систем безопасности и нелегальное оружие – ходили слухи о чем-то биологическом, подпадавшем под Эстафорскую конвенцию, касающуюся вирусного терроризма, – а затем, как это часто бывает, поссорился с собственной командой из-за прибыли. Кто-то из особо энергичных подчиненных воткнул ему в горло нож для сыра, а поскольку торговец-параноик поставил блокировку на компьютерные системы, вскоре оказалось, что его убийство – не самая лучшая идея. В итоге корабль нашли во второй раз – по прошествии примерно лазурного года, с другим набором трупов на борту. Альянс, нисколько не обеспокоенный дурной славой «Черной ленты», в очередной раз очистил корабль и выбросил его на рынок, где им завладели элохимы.

В Выжженной Галактике, где уже много тысячелетий не существовало иных рас, элохимы воспринимались как некая странная группировка, болезненно тосковавшая по легендарной «иности». Сперва они функционировали как обычная человеческая секта, возведшая в культ историю «отвергнутых ксенобратьев», но затем сумели добраться до незаконных генотрансформаторов, изменив себя с их помощью как телесно, так и психически.

Навязчивая идея об изменении тела, свойственная некоторым группам людей, не представляла ничего нового. Секта элохимов, так же как Собрание или стрипсы, тосковала о настоящих Иных. Однако лишь элохимы сумели достичь столь высокого уровня иности. Им удалось настолько изменить собственный разум, что их образ мыслей и действий выглядел по-настоящему иным. И именно они окончательно испоганили «Черную ленту», ибо мало кого интересовал бывший «призрак», принадлежащий полусумасшедшим элохимам, которые устанавливали на своих кораблях артефакты, оставшиеся после Иных, вроде инзедримов или прочих ксено из легенд времен еще до Машинной войны.

– Откуда она у тебя? – спросил Грюнвальд. Торговец захлопал глазками.

– Не понимаю…

– Прекрасно ты все понимаешь. Этот корабль воняет. Мне плевать на духов, но этот прыгун принадлежал элохимам, – Миртон постучал по клавиатуре, – семь с лишним лазурных лет. Каким чудом он оказался на этой захолустной планете?

– Можете не покупать, – ощетинился торговец.

– Вот только тебе очень хочется, чтобы я его купил, и притом недорого, – спокойно ответил Миртон, отхлебывая виски и бесцеремонно протягивая бутылку торговцу. Коротышка с отвращением покачал головой и словно ушел в себя, с явным испугом глядя на Грюнвальда. – Ибо я намерен рассказать всем, какое сокровище ты пытался мне впихнуть, и тогда тебе нескоро удастся прилично заработать. Большинство оставшихся от элохимов кораблей оборудованы артефактами ксено, которые мало кто сумеет починить, если те сдохнут. Будь я настолько сумасшедшим, чтобы купить бывший корабль-«призрак», меня рано или поздно ждет путешествие к элохимам. А может, не стоит? – Миртон театрально пожал плечами и с притворной задумчивостью поскреб плохо выбритый подбородок. – Просто вброшу информацию о том, что ты тут у себя держишь, в Поток, и тогда ты прославишься в каждом уголке Выжженной Галактики. Разве что, – он сделал драматическую паузу, – мы договоримся о скидке.

– Да вы что?! Это большой прекрасный корабль! Космическая яхта! Отлично оборудованные каюты! Да это в принципе фрегат! У него тоннаж почти как у фрегата!

– Половина цены. Девятьсот тысяч юнитов.

– Это цена за хороший транспортник, не за такой грузовик!

– Никакой это не грузовик – грузовики больше. Собственно, они могут быть какой угодно величины. А это что? Напасть знает что это такое. Здоровенный прыгун, не более того.

– И девятьсот – вовсе не половина!

– С математикой у меня всегда были проблемы, – согласился Миртон.

Именно так он и купил «Ленточку».

Порт на Бурой Элси мало чем отличался от остальной планеты – грязный, обветшалый и коричневый. Кораблей, стоявших на стартовых полосах, было три: бочкообразный транспортник с гербом Великого герцогства Плиц, изящный «Логан-9», скорее всего, истребитель дальнего радиуса действия некоей военной касты, и, наконец, сама внушительная «Черная лента», которой совсем скоро предстояло сменить имя на «Ленточку». Над ней как раз завершали работу портовые механики – последние три дня шла запись проходившего очередные этапы тестирования нового программного обеспечения, частично скопированного с «Драконихи», предыдущего корабля Миртона, и модифицированного специалистами Научного клана за немаленькую сумму в двести тысяч юнитов. Передвижной портовый кран под управлением одного из механиков загружал в открытые люки трюма большие черные ящики, набитые богатыми белком лишайниками.

Миртон встретил свою команду возле корабля, опираясь об одну из подставленных под него лесенок.

– Рад всех приветствовать. Если кто-то меня еще не знает, меня зовут Миртон Грюнвальд, и я алкоголик, – чуть хрипло произнес он. Выглядел он довольно неряшливо, словно плохо выбритый актеришка из средневекового черно-белого плоскофильма. В уголках глаз пролегли морщинки, не давая точно определить возраст. Общую картину дополняли черные растрепанные волосы. – Нет, погодите… у нас тут встреча по другому поводу. Меня зовут Миртон Грюнвальд, и я ваш капитан. А это, – он показал на корабль и небрежно плеснул на него пенящимся шампанским, – «Ленточка». Добро пожаловать на борт.

«Это „Ленточка“, а это какой-то клоун, – подумала первый пилот Эрин Хакль. – Вид у него такой, будто он только что проснулся. Только что оттаял после того, как его вытащили из холодильника. А впрочем… какая разница?»

Эрин смертельно устала. Последний день перед запланированным выходом на орбиту она провела в обществе приятелей, с которыми познакомилась на Бурой Элси, и те накачали ее литрами дешевой местной водки. Бурая Элси славилась производством водки, зерна, открытых некоей Элси Нимхоффен бурых лишайников, комплектующих для недорогих электронных гаджетов и воняющей мочой шерсти.

– Это он? – со странным испугом спросила астролокатор Пинслип Вайз. – Тот самый корабль?

– Да, – кивнул Хаб Тански, одетый в потрепанный компьютерный комбинезон со множеством заштопанных карманов, шлейфов и микроразъемов, в котором он выглядел еще более тощим, чем обычно. Эрин успела дать ему прозвище Дракула, которое и впрямь подходило ему как нельзя лучше. – Модифицированный транспортник, но, как вижу, тоннаж у него побольше, – пояснил компьютерщик. – Наверняка на артефактных модулях, а компьютроника третьего поколения. Такие кораблики называли семейными прыгунами, поскольку, в отличие от обычных одноместных и по большей части автоматизированных прыгунов, они были крупнее и вполне могли заменить дом для какой-нибудь сумасшедшей звездной семейки.

– Что-то он мне не нравится. Какой-то… холодный.

– Ничего, мы его еще разогреем, красавица, – бросил тучный бортмеханик Месье, возившийся с сумкой на транспортной платформе, куда они свалили весь багаж, а если точнее, всю свою жизнь. – Так же, как и твою…

– Цыц, Месье. – Хакль уже успела понравиться миниатюрная Вайз, хотя, по ее мнению, не вылезавшей из астрокарт девушке и впрямь не помешал бы крепкий шлепок по перепуганной заднице. – Осторожнее, там модули памяти с дорогими симуляциями. Если разобьешь – придется платить.

– Как прикажешь, принцесса.

На борт они входили не спеша, передав часть вещей нанятым Грюнвальдом носильщикам. Соединенный со шлюзом трап привел их в глубь средней палубы, где находилась кают-компания и небольшие каюты с микротуалетами. Из девяти кают были открыты лишь шесть поменьше, ожидая прибытия команды. Запертая средняя каюта должна была играть роль гостевого помещения для перевозки туристов, а две побольше предназначались капитану и доктору Гарпаго, который по поручению Миртона разыскал их контракты в Потоке с помощью подсаженного в его личный персональ «ПсихоЦифра».

– Он и впрямь величиной с фрегат, – пробормотала Эрин, с интересом разглядывая размещенные возле кают спасательные капсулы, один вид которых вызывал приступ клаустрофобии. – Неплохую кто-то провернул комбинацию.

– Корабль был переделан, – заявил Месье, зевая во весь рот. Он никому не рассказывал, как он провел последнюю ночь, но ясно было, что он не спал. – И, похоже, неоднократно. Предыдущий судовладелец наверняка дал на лапу контролерам из Альянса. Тоннаж действительно почти как у фрегата, так что и оплата требуется больше. Его еще и перекрасили. Здесь и здесь, – он показал на фрагменты борта, – видна черная краска.

– Черная? – удивилась Хакль. – Как у кораблей пограничников? Вроде есть какой-то указ, по которому это запрещено?

– А Сердце? – спросил Тански.

– На главной палубе, – рядом возник Миртон Грюнвальд, распространяя вокруг слабый запах алкоголя. – Господин Хаб, – обратился он к Тански, задумчиво облизывавшему обветренные губы, – вам ведь наверняка хотелось бы взглянуть на Сердце?

– Компьютерное помещение?

– Именно. Стандартная система, соединенная с глубинным приводом и самим реактором. Его запустят, когда Научный клан закончит записывать программное обеспечение. Доступ туда будете иметь вы, я и доктор Гарпаго. Пока что, – улыбнулся Миртон, демонстрируя набор на удивление белых зубов. «Будто жемчужины, – подумала Хакль. – Хоть сейчас для голорекламы». – Что касается остальных… кто хочет, может выбрать себе каюту. Моя и докторская, естественно, уже заняты. – Грюнвальд махнул рукой в неопределенном направлении. – И в завершение нашей экскурсии: на уровне средней палубы имеется как бы вырастающая из нее главная палуба, то есть рубка управления со стазис-креслами. Стандартная СН, или стазис-навигаторская, может, слегка доработанная… прежними владельцами. К находящемуся поблизости Сердцу ведет небольшой коридорчик с лесенкой, в данный момент заваленный кабелями наших чудотворцев-интерфейсников, которые закончат, – он бросил взгляд на часы, – где-то через лазурных полчасика. Все соединено с компьютроникой корабля, нейроконнекторами, а также осязательным голоинтерфейсом. Можете взглянуть на прекрасную, обновленную навигационную консоль в СН. Над главной палубой и над частью средней есть еще маленькая верхняя палуба, или модифицированная бронированная боевая рубка, которой пока некому заведовать, – естественно, соединенная с СН. Ниже главной и средней палуб вдоль всего корабля тянется нижняя палуба, то есть трюмы с люками, машинное отделение и реактор. Глубинный привод, как и на любом корабле, находится снаружи, как и антигравитоны. Насколько я помню, у господина Месье, как и у госпожи Вайз, есть права глубинника… так ведь?

– Крейсерский класс, – подтвердил механик, почесывая плохо выбритый подбородок.

– Прекрасно, – улыбнулся Миртон. – Если вдруг что-нибудь накроется, до привода вы сможете добраться через такой… довольно неприятный канал. Ими покрыта вся «Ленточка». Как они называются?.. Забыл.

– Служебные ходы.

– Ну да. В крайнем случае можно прыгнуть в скафандр и приклепать отваливающуюся деталь молотком. Пока достаточно, – объявил Грюнвальд. – Занимайте каюты. Инструктажа не будет, но приглашаю всех в СН через… два часа. Старт в восемнадцать по планетарному времени, то есть в двадцать два часа по стандартному времени Лазури. Прыжок еще через час. Летим в сторону Ядра, к более цивилизованным системам, которые дрожат от предвкушения купить наши лишайники. Стороной обойдем только… гм… Рукав Персея. Так или иначе, чтобы туда долететь, придется еще немного покрутиться по Внешним системам, а точнее, по Пограничным герцогствам. Первая остановка: шахтерская станция в системе Гадес, то есть во внешнесистемной заднице. Доктор, – бросил он только что появившемуся Гарпаго, – попрошу вас на минутку в стазис-навигаторскую. А вас всех благодарю за внимание, – закончил он и неожиданно подмигнул смутившейся Вайз.

«Вот Напасть! – подумала Эрин. – Да он еще и бабник. Великолепно».

Всоответствии с поручением Миртона они начали занимать каюты – не спеша, может, за исключением Хаба, который целеустремленно направился к каюте, расположенной ближе всего к главной палубе. Никто не возражал – Тански требовался как можно более быстрый доступ к Сердцу.

Пинслип Вайз выбрала каюту последней.

– Пинслип Вайз, – прошептала она, кладя ладонь на осязательный интерфейс. С этого момента каюта должна была принадлежать только ей, и никто не мог попасть внутрь без ее разрешения. Овальная дверь с тихим гидравлическим свистом ушла вверх, и астролокатор вошла в каюту.

Помещение было небольшим, но нетесным – пристегивающаяся к стене койка, столик, встроенные в стену шкафчики, несколько похожих на мыльницы полок, голониша и, наконец, туалет с душем. Вайз закрыла за собой дверь и, уверенная, что никто ее больше не видит, повалилась на разложенную койку.

Собственная каюта. Последний корабль, на котором она служила, был не только тесным, но на нем еще и негде было уединиться. Каюту ей приходилось делить с монашкой, последовательницей культа ксено, готовившейся ко вступлению в секту элохимов. Монахиня была до ужаса худой, у нее воняло изо рта, и полностью отсутствовало чувство юмора. Когда капитана – некую Содео Матака – задержали за контрабанду, а корабль конфисковали, Вайз с облегчением восприняла долгие допросы, которым подверг ее Контроль Альянса. Все лучше, чем не вполне нормальная монашка, без конца твердившая заученные фразы об Ушедших и бившаяся головой о пол в приступе религиозного умопомрачения. Впрочем, теперь это было уже неважно. Вайз не волновали ни Альянс, ни Матака, ни тем более Дурдом. Она была свободна, и ей наконец ничто не угрожало.

Лишь бы только выбросить из головы ту неприятную холодную дрожь, которую она ощутила еще сильнее, едва ступив на трап! Но пока что Вайз решила об этом не думать. Она не спеша начала доставать свое имущество – книги по астролокации, модули памяти, сувенирные брелки за литературные абонементы в библиотеках Потока, проигрыватель «КеноЗеро» и – что самое важное – черный куб Кристалла с записанной в нем картой всей известной Выжженной Галактики, от Ядра в Рукаве Трех Килопарсеков до самых Внешних систем, забитых не входящими ни в какие объединения планетами и Пограничными герцогствами.

У Эрин Хакль, в отличие от Вайз, не имелось практически ничего.

Окинув критическим взглядом свою каюту, она почти сразу же схватилась за висевший перед входом в микротуалет турник. Раз подтянувшись, она решила, что снаряд не помешает усовершенствовать, воплотив в жизнь ряд собственных идей. Она также обратила внимание на то, на что едва взглянула Пинслип, – черную коробочку кофемашины с простым программатором. Выглядело это как нетипичное расточительство энергии – насколько знала Эрин, в кают-компании уже имелась кофемашина, но вид собственной доставил ей немалое удовольствие. Может, она была и не столь хороша, как на камбузе в кают-компании, но, к счастью, в ней имелась опция приготовления самого обычного, веками известного человечеству кофе – черного, подобно ночи, и сладкого, подобно греху. Хакль признавала молоко только у беременных.

– Думаю, мы друг другу понравимся, – сказала она кофемашине и начала извлекать самое большое свое сокровище – модули памяти с симуляторами, которые можно было подсоединять через нейроконнектор. Часть из них, о чем она прекрасно знала, были нелегальными, подключенными к пиратским серверам, где хранились симуляторы истребителей не только Альянса (те были ей прекрасно знакомы), но и Старой Империи, а также, по крайней мере, три – времен легендарной Машинной войны, которая после Ксеновойны и таинственной Напасти в буквальном смысле выжгла всю Галактику, оставив в живых лишь горстку пригодных для заселения систем.

Если симуляции были в самом деле настоящими, то за обладание одним таким модулем грозила полугодовая ссылка на тюремную планету. За обладание тремя… Что ж, мало кто пробовал рискнуть и сам убедиться, какие санкции грозят за установку в нейроконнекторе глубоких симуляций запрещенных древних боевых кораблей. Наверняка весьма суровые, поскольку подробные данные о каждом из смертоносных истребителей, фрегатов и крейсеров вполне годились для постройки их реальных версий.

То, что хранилось в модулях памяти Хакль, наверняка заинтересовало бы Хаба.

Изголодавшийся, пожелтевший от неоникотина Тански вплыл в свою каюту, словно худая водоросль, распространяя вокруг слабый запашок пота и тлеющих окурков. Его бритую, слегка морщинистую макушку залило компьютерное свечение от экрана голониши, которую он включил сразу же, едва успев войти. Свет лазеров падал на сморщенное лицо и свободно болтающийся комбинезон компьютерщика.

– Старая система, – определил Хаб. – Но стандарт выше среднего, – его худые пальцы заплясали по консоли с грацией пианиста. Голониша зашумела, демонстрируя структуру данных на фоне трехмерной мозаики. Тански, однако, не интересовали развлечения, которые тысячами – а может, миллионами – предлагала система корабля. Куда больше увлекал его вопрос аварийных ходов, дававших тот или иной доступ к Сердцу с уровня кают. Нажав комбинацию клавиш, отвечавших за перезагрузку системы, он быстро, еще до того как снова засветился экран, заблокировал автозапуск. Экран позеленел, покрывшись белыми, как кость, буковками.

Склонившись над клавиатурой и не глядя на комбинации букв, цифр и пиктограмм, Хаб начал строка за строкой вводить команды. Слышалось лишь его тихое дыхание и стук пластиковых клавиш.

Команда, команда, выполнить. Команда, команда, выполнить.

Ничего. Никакого доступа, никаких копий, никаких черных ходов. И проблема заключалась вовсе не в программном обеспечении – никакого физического соединения попросту не существовало, к тому же сеть была заблокирована столь мощной защитой, что та выглядела такой же огромной, как и сама сеть. Если абстрагироваться от факта, что программа еще не до конца была введена в Сердце и компьютеры корабля, защиту загрузили в самую первую очередь. Что ж, может, это был еще и не конец войны, но данное сражение Хаб проиграл в самом начале.

– Подождем Сердца, хитрый лис, – проговорил Хаб, доставая из-за уха окурок.

Из всех четверых, только что принятых на работу, только Месье не интересовали голониша, шкафчики, туалет или даже распаковка вещей. Закрыв дверь, механик рухнул на койку и почти сразу же заснул.

Корабль шумел.

Механики из Научного клана не спеша отсоединяли кабели и забирали инструменты. Системы со свежезаписанными программами ждали ввода кодов. На темных экранах компьютеров мигали белые черточки курсоров.

Сев в капитанское кресло, Миртон Грюнвальд хлопнул ладонью по кнопке, переводя сиденье в позицию полулежа. Стоявший рядом доктор Гарпаго проверял трубки-инъекторы. При соединении с импринтом стазис приходилось подавать аккуратно, чтобы отключить двигательные функции, но не мозг.

– Как ты их оцениваешь, доктор? – спросил Грюнвальд.

Гарпаго пожал плечами.

– Они в точности такие, как вы и хотели, капитан.

– Откуда ты знаешь, чего я хотел?

Джонс присел, нажимая кнопку введения наркотика. Находившийся над управляющими консолями счетчик показал двадцать секунд. Стазис действовал быстро, но для безопасности прыжок в Глубину происходил еще через десять секунд. Естественно, в случае настоящего ввода стазиса, а не его несколько разбавленной версии запас времени обычно устанавливали больше.

– Думаю, знаю, капитан.

– Джонс… – Миртон чувствовал, как начинают застывать мышцы лица. Может, стазис и был разбавлен, но дело свое делал. – Сжалься. Давай подробности.

– «ПсихоЦифр» подтвердил, что все ведут себя достаточно скрытно, – сказал доктор. – Скорее всего, они настолько отчаялись, что готовы закрыть глаза на ваше прошлое… насколько им это удалось. Заметно, что история с «Драконихой» больше всего беспокоит Хакль. Подписывая контракт, она несколько раз пыталась расспрашивать о… вашем бывшем корабле. Так или иначе, я мало что о них знаю, но «ПсихоЦифр» утверждает, что это лучшие из кандидатов. Может, для начала… вы меня слушаете?

– Да-а, – невнятно пробормотал Грюнвальд. Тело постепенно теряло структуру и очертания – Миртон уже почти плыл в кресле. – Ка-ак-нибудь на-адо будет повтори-ить…

– Сейчас будет немного больно, – предупредил доктор. – Возвращаясь к нашей теме… о механике мне ничего не известно. Какие-либо данные отсутствуют, не считая крайне высоких профессиональных оценок. Нет даже никаких спецификаций, только этот идиотский псевдоним. Но ко всем остальным бумагам не придраться. Так что, похоже, для нас он ценное приобретение. Внимание, включаю управление импринтингом.

Миртона затрясло. Почти невыносимая боль пронзила тело, вызвав ряд непроизвольных судорог.

– Тански, в свою очередь, тот еще фрукт, – продолжал доктор, проверяя уровень загрузки. – Возможно, был как-то связан с Научным кланом. Эгоцентрист до мозга костей, как и все они. Данные о прежних местах работы он стер сам. Каким образом, понятия не имею. Может, и правда он раньше нигде не работал? Скорее всего, самоучка. По сути, мы знаем о нем ровно столько, сколько хотелось бы ему самому. Быстро идет… уже двадцать процентов. Выдержите?

Грюнвальд застонал.

– Эрин Хакль была военным пилотом. Эсминцем, правда, не командовала, но это вовсе не значит, что она не справлялась со своими задачами. Поскольку официальных данных нет, подозреваю тайные операции Альянса. Молниеносная карьера – а потом она вдруг исчезает, причем имея весьма хорошие рекомендации от начальства. Почему – неизвестно. Известно лишь о нескольких последних, не особо интересных контрактах, но трудно сказать, чем они закончились. Уже почти сорок процентов… еще немножко… – доктор поскреб плохо выбритый подбородок. – Больше всего мы знаем о Пинслип Вайз. Она – гений астролокации и высококлассный глубинник. Родом с Евромы-7, маленькой лесистой планеты. Увы, последние несколько лет она провела в Дурдоме – кажется, три года. Это мы знаем точно, поскольку такие документы не скроешь.

– В Ду-урдо-оме?!

– Именно. На Центральной психиатрической планете Альянса. Но прежде чем вы заявите, что сумасшедшая вам на корабле ни к чему, напомню, что хорошего астролокатора практически не найдешь, и уж точно не на то жалованье, которое позволяет ваш бюджет. А она весьма хороша… хотя и ведет себя… не знаю… как мимоза? Девяносто процентов. Уже почти всё.

Грюнвальд его не слушал, обмякнув в кресле. Внезапно, когда желтая полоска загрузки сменила цвет на зеленый, он ощутил корабль.

Вряд ли это чувство можно было описать словами. «Ленточка» вдруг попросту стала полностью принадлежать ему. Он ощущал потоки и пульсации в реакторе, размеренный шум Сердца, воспринимая нервными окончаниями щекотку компьютеров и генокомпьютеров, напряженные волны антигравитонов, а также сам глубинный привод, опутывавший корабль сетью соединений и магнитно-гравитационных наростов. Может, что-то еще, нечто почти неуловимое, но ощущение взаимосвязи уже исчезало, расходясь медленными волнами и ослабевая вместе с воспоминаниями о боли.

– Готово, – кивнул доктор Гарпаго. – Мне стоит говорить, что это вас убьет?

– Дай… – простонал Грюнвальд. Поморщившись, доктор протянул ему бутылку с энергетиком. – Не то… – скривился Миртон, но доктор был неумолим.

– Никакого алкоголя после импринта, – объявил он. – Предписание врача. Вам уже хватит.

– Эгоцентрики, говоришь?

– Все до единого.

– Ты разыграл все так, как я говорил?

– Да. Они думают, будто что-то выяснили, но на самом деле не знают ничего.

– Хорошо. А ты… как их оцениваешь? Поладят друг с другом?

– Насколько смогут. Похоже, Хакль понравилась Вайз, но могу поспорить, что лишь до поры до времени, – доктор Гарпаго отключил трубки со стазисом. – «ПсихоЦифр» никогда не ошибается. А, по его мнению, о вашей новой команде точно можно сказать одно.

– И что же?

– Сыгранной команды из них никогда не выйдет, даже если бы они сами захотели, – ответил доктор, а затем, наклонившись к капитану, прошептал: – И они никогда не узнают правды.