Текст книги "Глубина: Прыгун"

2. Слежка

Человека ограничивает сам человек.

Книга элохимов

Отверженный.

Натрий Ибессен Гатларк из рода Гатларков сидел на террасе старинного родового замка Гатларк, недовольно глядя через выщербленное ограждение.

Веселье только начиналось. О празднестве в честь помолвки Исы Анемотрии Ибессен Гатларк с принцем Рунхоффом Казаром из рода Исеминов, транслировавшемся вживую с помощью тысяч летающих голокамер, было объявлено больше лазурного месяца назад, и оно должно было продолжаться еще по крайней мере месяц. Торжество по случаю будущего замужества глуповатой Исы с якобы слегка психически ненормальным Рунхоффом все же не относилось к разряду обычных. Союзу двух молодых людей предстояло завершить старый конфликт между системами Гатларк и Исемин. «Собственно, даже не конфликт, – подумал Натрий, – а бессмысленную грызню. Грызню, которая ни к чему не приводила и вполне могла длиться еще несколько столетий».

Гатларк, Исемин и полтора десятка других близлежащих систем официально входили в состав Альянса, который – по великой своей милости – позволял частично сохранять структуры Старой Империи. Чем ближе система находилась к ядру Выжженной Галактики и Лазури – планеты-столицы Альянса, – тем меньшую терпимость к ней проявляли. Кого, однако, волновали Пограничные герцогства? Внешние системы на краях Выжженной Галактики, может, и объединялись в коалиции или вели между собой романтические войны, но – что важнее всего – регулярно платили причитающиеся налоги и выделяли часть своих флотов пограничникам для их патрулей, охраняющих Галактическую границу. Соответственно, им позволяли существовать в прежнем виде – как из сентиментальных чувств и удобства, так и из-за невозможности полностью их контролировать.

«Что ж… интересно, позволят ли нам существовать так и дальше, когда мы заключим союз с соседней системой, – с усмешкой подумал Нат. – Пока что ничего особо интересного. Бывшие генералы крутятся внизу, подобно сломанным каруселям, вспоминая былые дни космической славы и борьбы с Исемином. С точки зрения нашего нового союзника, дело вполне выгодное. Системы Гатларков – Гадес, Эзоон или Дохлый Пес – основательно обогатят их галактический портфель. Но – мир? Застой? Генералы наверняка напьются, – решил он. – Я бы тоже напился, если бы отец пустил вниз сына-калеку, страдающего психофизией. Отверженный, – снова пробормотал он себе под нос. – Отверженный».

Обреченно вздохнув, он нажал клавишу на пульте своей антигравитационной коляски, приблизив фрагменты показывавшей торжество голограммы. Подвыпившие дамы, молодые щеголи, чиновники… Где-то там и отец. Интересно, он…

Погоди-ка.

По изображению что-то промелькнуло – лишь на мгновение, но нечто такое, что сразу же должно было вызвать у Натрия некие ассоциации. Что-то, внушавшее тревогу.

Он провел пальцами по клавишам. Картинка замерцала и стабилизировалась, сосредоточившись на одной конкретной личности в серой чиновничьей форме. Форме, характерной лишь для одной группы, прекрасно известной во всей Выжженной Галактике.

Контролер Альянса.

Не может быть.

«Вальтер Динге», – услужливо проинформировал Поток. Контролер Альянса без выделенного ему сектора для контроля.

Нат почти сразу же нажал кнопку вызова. Встроенный в кресло голопроектор зашумел и выплюнул небольшую сферу, в которой появилось заспанное лицо коротко подстриженной Керк Блум. На заднем фоне виднелась захламленная деталями генокомпьютеров комната и немилосердно измятая постель.

– Нат… – Керк потерла глаза. Он заметил шедший от ее плеча кабель – похоже, она снова подключилась. – Чего тебе? Ты что там, не развлекаешься?

– Канал закодирован? Никто нас не слышит?

– Сейчас… – лицо Блум на мгновение исчезло из сферы. – Уже нет, – сказала она, появляясь снова. – Стопроцентное экранирование. Спать хочу, – зевнула она. – Сегодня чинила клиенту личную систему… повреждение персоналя с отключением функции эпифиза. Нат, знаешь, до чего же это напастно больно? А ты что, просто потрепаться захотел?

– Мне на все это наплевать, Блум. Нам сел на хвост контролер Альянса, – процедил Натрий. – Шпион с Лазури!

– Контролер? Здесь? В этой заднице? – Керк протянула руку и отсоединила кабель. Видно было, как по ее телу пробежала дрожь – отключение от системы приятных ощущений отнюдь не вызывало. – Что он тут делает?!

– Это ты мне расскажи. Я его только… – он поколебался. Блум, может, и знала о психофизии, но ей вовсе не обязательно было знать, что эта болезнь означает для него лично. – Я его только случайно увидел и понял, что что-то тут не так, – уже увереннее закончил он. – Может, Альянс интересуется союзом с Исемином? Может, это первые шаги перед тем, как впихнуть нас под полную юрисдикцию Лазури? А может, он узнал что-то о Ложе? – Нат понизил голос. – Мне нужно выяснить, зачем его сюда прислали. Ты подключишься к нему. Полный отчет с непрерывной голотрансляцией. Мне нужно видеть и слышать, о чем он говорит и с кем, где болтается, где спит, с кем спит… в общем, все.

– Ладно, – Керк уже не выглядела полусонной. – Будет сделано, Нат.

– Я бы предпочел «Так точно, ваше высочество».

– Так точно, ваше долбаное высочество.

– За работу, – приказал Нат и выключил голопроектор.

У него были дурные предчувствия. Собственно говоря, ему вовсе не хотелось знать, до чего докопается Керк Блум.

Весь Гатларк вонял.

Запах был раздражающим и липким – странная мешанина пота, мокрых камней и чего-то неуловимого, но весьма мерзкого. Старость, решил Динге. Все дело в старости. Старая планета, старые камни, старые люди. Старость и ползучая планетарная смерть. Особенно его раздражали гости на торжестве по случаю помолвки идиотки и психопата. Прежде всего, они не отличались чистотой – естественно, не в физическом смысле, хотя он мог бы поклясться, что тела их кишат невидимыми невооруженным глазом паразитами и местными бактериями. Чистота в понимании Вальтера Динге являлась чем-то трансцендентным, независимым от тела. Чистота – это состояние души. Скажем так, им не хватало благовоспитанности.

Проклятая деревенщина.

Естественно, его пытались задержать.

Сперва к нему прицепилась некая дама, чересчур часто пользовавшаяся запрещенными Альянсом генотрансформаторами, что видно было по бледной, почти прозрачной коже, пережившей множество генетических перегрузок. Еще немного, подумал он, и ее примут за элохима. Дама была явно пьяна, и Динге едва удержался от желания ее оттолкнуть. Следующим оказался какой-то толстяк, пытавшийся представиться бароном Генхоффеном, хотя Вальтер сомневался, что точно расслышал произнесенную слюнявыми губами фамилию. Потом снова какой-то неестественно щеголеватый офицер и очередная дама, на этот раз годившаяся Вальтеру в матери. Динге улыбался каждому и издавал культурные звуки, но взгляд его был полон отвращения, которого, к счастью, никто не замечал.

Проклятый, похотливый, вонючий муравейник! Но выхода у Динге не было – только здесь он мог добыть эти проклятые данные с поверхности планеты.

Он ускорил шаг, уже не заботясь о приличиях, и почти ввалился в свою комнату, оборудованную простым магнитным полем, которое защищало от голокамер. Гостям бала требовалась некоторая интимность. Тщательно заперев дверь, он достал контрольный модуль персоналя, включив опцию голоконтакта. Устройство тихо запищало, соединяясь с расположенным над Гатларком спутником, после чего Динге включил встроенный в персональ глушитель. С этого момента все приемники и передатчики поблизости могли уловить лишь исходящий из его комнаты белый шум. Выбрав контакт и подтвердив его зеленой иконкой вызова, Вальтер улыбнулся про себя.

Наконец-то, пусть и ненадолго, он оказался в полном одиночестве.

Керк Блум пришла в ярость, потеряв связь с Вальтером Динге.

Когда голокамеры отрезал от комнаты контролера магнитный барьер, она особо не беспокоилась – замок был нашпигован жучками, которые в изобилии имелись даже в якобы отдельном от всех прочих помещении для гостей. Часть их уже работала, часть нет, а часть ей удалось активировать заново. Вскоре этот смешной щеголеватый человечек оказался перед ней как на ладони, и Керк весело смотрела, как он достает модуль персоналя и кладет его на стол. Соединение со спутником! Наверняка все тот же напастный Альянс, с мстительным удовлетворением подумала она, почти машинально записывая данные спутника и номер канала связи. Ни для кого не было тайной, что в каждой из обитаемых систем на орбите болтался по крайней мере один шпион Лазури.

«Ты у меня в руках», – улыбнувшись, подумала Керк.

Увы, в это самое мгновение сукин сын включил потоковый глушитель.

Устройства для глушения сигналов были столь же стары, как и первые передатчики данных. И точно так же столь же стары были способы их обхода. До Керк, однако, доходили слухи о новой интересной технологии, которую можно было – естественно, неофициально – встраивать в уже несколько веков составлявшие часть человеческих организмов персонали: хитросплетение введенных в тело проводов, нанитов и микрочипов, без которых в Выжженной Галактике человеческий организм попросту не мог нормально функционировать.

«Это конец», – решила Керк. Никто и ничто не могло пробиться через подобный белый шум. Существовали фильтрующие программы, якобы позволявшие выделить из сигнала заглушаемую передачу, но Блум знала, что пока что это лишь пустые мечты. Из качественно заглушенного Потока можно было получить самое большее хаос, перемежающийся немногочисленными фрагментами данных.

«Нат придет в бешенство», – подумала она. Что ж, это не ее проблема – ничего больше поделать она все равно не могла. Нату она была обязана многим, в том числе жизнью, но через глушитель не пробиться никому. Это было попросту невозможно. Тот напастный контролер экранировал всю комнату так, будто находился в пузыре информационного вакуума.

Разве что…

Керк включила нейроконнектор. Полностью подключаться она не стала – лишь вызвала интерфейс компьютерного управления и быстро просмотрела записи за последние несколько минут. Данные спутника и контактный номер все еще оставались там, поблескивая зелеными циферками на черном фоне. Блум машинально проверила каналы связи. Спутник заливал участок планеты сканирующим полем с возможностью отправки и приема данных. Он принимал белый шум из комнаты Вальтера, но внутри его хранилась незакодированная передача, наверняка шифровавшаяся лишь с помощью внешней программы и передававшаяся на Лазурь с помощью глубинного передатчика.

Динге мог заглушить комнату, но не мог заглушить спутник. Зато у Блум имелся доступ к спутнику Альянса – если ей удастся его взломать… или скорее подслушать, о чем шепчутся в Потоке.

Ей никогда еще не приходилось идти на подобный риск. Если Альянс ее обнаружит, ей придется убираться с Гатларка – а может, и из всей Выжженной Галактики.

Поколебавшись лишь мгновение, Керк Блум вновь влилась в систему, превратившись в поток компьютерных данных. Всплыв вместе с ними наверх, она притаилась в потрохах спутника, прогуливаясь, словно муха из нулей и единиц, по пузырю сетевых экранов. Ей хватило нескольких секунд, чтобы понять, что в спутнике установлены стандартные программные преграды, не представлявшие особых проблем для генохакера. Однако пробиваться сквозь них она не стала, копируя все данные – вместе с разговорами Вальтера Динге – в свою собственную систему. Сам процесс копирования в принципе поддавался обнаружению, но Блум прекрасно знала свое дело. Она запустила хакерскую подпрограмму, имитировавшую стирание копии в реальном времени и притворявшуюся внутренним программным обеспечением спутника. Благодаря этой операции все выглядело так, будто сам спутник сбрасывал данные во вспомогательную память с целью их защиты и дефрагментации. Система эта, однако, имела один недостаток: длившийся долю секунды импульс в памяти спутника, с помощью которого ее могли обнаружить. Этого импульса Керк боялась больше всего, но выбора у нее не оставалось.

По прошествии нескольких лазурных минут она убедилась, что контролер закончил свою передачу. Динге переслал свои данные и получил ответную информацию, наверняка отправленную раньше и ожидавшую приема в памяти спутника. Проверив, что скачано действительно все, Керк завершила процесс и покинула спутник, по возможности затирая все свидетельствовавшие о ее присутствии следы. Отключилась она и от нейроконнектора, пробудившись из генокомпьютерного транса.

Блум села на постели, ощущая холод, как обычно бывало после чересчур напряженного пребывания в системе, и машинально почесала плечо возле контактного интерфейса – порта доступа персоналя, позволявшего подключаться к Потоку через нейроконнектор.

– Ладно, – хрипло проговорила Керк, вновь включая нейроконнектор и консоль. Теперь она уже могла беспрепятственно пробиться через скопированные сетевые экраны. – Посмотрим, что тут у нас.

Передача Вальтера Динге и передача с Лазури длились около трех стандартных лазурных минут. Керк Блум включила воспроизведение, чтобы первой услышать то, что хотел получить Нат.

По мере того как она слушала, ее прекрасные миндалевидные глаза становились все шире.

3. Сюрприз

Неизбежен вопрос: что я могу сделать для Плана? Ничего. Ты не можешь быть лишь препятствием для его реализации. Необходимо обретение технологического спасения.

Выдержки из «Плана стрипсов»

Глубина.

Ученый конца ХХ века доимперской эпохи, некий Ален Аспект, обнаружил, что субатомные частицы взаимодействуют между собой не только мгновенным образом, но и вне зависимости от разделяющих их расстояний. Каждая электронная частичка тотчас же знает, что происходит с другой частичкой на другом конце Вселенной. Вселенная оказалась Великой Одновременностью, которую благодаря глубинному приводу Гарольда Крэмптона можно было пересечь, оказавшись в предварительно занесенной в каталог точке Галактики. Если, конечно, удавалось рассчитать параметры такой точки.

Экстраполяция данных прыжка была не единственным ограничением. В зависимости от массы корабля и мощности глубинного привода, а также таких данных, как параметры переменных векторов или гистерезис, использовавший прыжковую экстраполяцию корабль мог позволить себе прыжок в радиусе всего лишь нескольких световых лет, не рискуя исчезнуть в космической бездне. Любая малейшая ошибка в расчетах могла отбросить его за миллионы или триллионы километров от цели, тем самым обрекая на гибель во вселенской пустоте. Поэтому в имперскую эпоху, когда Галактикой правила Старая Империя (называвшаяся тогда не Старой, а Галактической Империей), беспилотные зонды с глубинным микроприводом засевали межзвездное пространство семенами локационных буев, оборудованных глубинными передатчиками, которые позволяли более дальние прыжки, хотя и не превосходившие пятнадцати световых лет. Соответственно, чтобы пролететь через всю Галактику, имевшую в поперечнике около ста двадцати тысяч световых лет, теоретически требовалось совершить восемь тысяч прыжков по пятнадцать световых лет каждый, хотя физически – учитывая материальные ограничения и необходимость заряжать реактор – это было невозможно.

Так или иначе, Галактика постепенно каталогизировалась – хотя разумнее было бы говорить, что ее покрыла сеть соединенных между собой точек. Вряд ли стоило считать ее точной картой – настолько огромным было разделявшее точки расстояние. Но чтобы создать даже такую сеть, человечеству пришлось дожидаться рождения Крэмптона, который показал, как совершить прыжок через таинственное пространство, находившееся одновременно во Вселенной и за ее пределами.

Прыжок через Глубину.

На «Ленточке» не было ни единой живой души.

Выдернув корабль из Глубины, глубинный привод медленно угасал, уступая место остальным навигационным системам, получавшим питание от реактора. Символ глубинного привода – двойной круг – все слабее мигал в уголках экранов, пока наконец не исчез полностью. Корабль разгонялся до половины скорости света, постоянно отслеживая перегрузку, которую уравновешивали антигравитоны.

Компьютерное Сердце «Ленточки» с тихим жужжанием перерабатывало данные, считывая их с модулей и кристаллов памяти. Мозг Сердца – небольшой нейронный генокомпьютер предпоследнего поколения – двукратно тестировал все системы корабля. Лишь проведя все необходимые расчеты, он принял решение о подаче на борт кислородно-азотной смеси и воскрешении экипажа.

Слово «воскрешение» заменило «пробуждение» после того, как человечество уже поняло, что Глубину можно безопасно преодолеть лишь благодаря стазису. В отличие от использовавшегося ранее анабиоза стазис не замораживал организм, но вводил его в воистину шредингеровское подвешенное состояние, когда, подобно знаменитому запертому в ящике коту жившего в доимперские времена физика, человек в состоянии стазиса не был ни жив, ни мертв, пребывая в итоге в полной безопасности. И, хотя иногда все же употреблялись слова вроде «пробуждение» или «выход из стазиса», все прекрасно понимали, что речь идет о чем-то значительно более глубоком.

Производством позволявшего войти в это состояние наркотика, который называли гасителем, стазисом или «белой плесенью» по цвету планеты, откуда его доставляли, занимался исключительно Научный клан. Естественно, пытались искать и другие решения – в конце концов, бессознательного состояния можно достичь множеством способов. Однако еще во времена Старой Империи стало ясно, что усыпленный или замороженный мозг может воспринимать данные даже вопреки собственной воле, а данные эти могут рано или поздно привести к безумию и смерти, ибо пребывание в Глубине в сознании вызывало не до конца объясненный прогрессирующий распад нейронных связей. Итогом становилась неизбежная смерть мозга, а предшествовавшему ей состоянию могли бы позавидовать продвинутые шизофреники и психопаты.

Судя по историческим сведениям, лишь Машины, как до этого часть Иных, могли беспрепятственно преодолевать Глубину – что в конце Машинной войны едва не привело к вымиранию человечества. Многие заплатили смертью за знание о том, что корабли Машин способны реагировать сразу же после появления из Глубины. Человечеству же требовался стазис, так что было решено, что расстояние и время, необходимые для полета сквозь Глубину, определяются не только объемом энергии, поставляемой реактором глубинному приводу, или тоннажем самого корабля, но и количеством требовавшегося для этого наркотика, дозы которого, рассчитанные Сердцем, позволяли совершить полет без послеглубинных осложнений.

Пинслип ожила первой.

Так было всегда – насколько она себя помнила, ей требовались самые маленькие дозы гасителя, а процесс воскрешения происходил у нее почти мгновенно. Когда-то, еще во времена учебы, кто-то угостил ее нелегально добытой дозой разведенного стазиса, после чего она тут же свалилась, и пришлось вызывать реанимационную бригаду. Случившееся нисколько не способствовало ее будущей карьере астролокатора и обошлось в немало дополнительно оплаченных сессий ПСП, или Подготовительной стазис-программы, которую ей пришлось пройти, чтобы попасть хоть на какой-нибудь корабль с глубинным приводом. Время показало, что расходы окупились с лихвой.

Она лежала на разложенном в стазис-навигаторской кресле не шевелясь – единственным ее движением стало поднятие век. Далеко не каждому капитану было по нраву, когда кто-то из команды воскресал раньше него. Она мысленно отсчитывала секунды – одну, вторую, третью… а дойдя до пятой, услышала кашель первого пилота Эрин Хакль.

– Никак не привыкну к этому дерьму, – заявила Эрин, хлопая по кнопке, переводившей кресло в сидячее положение. – Кто-нибудь уже тут?

– Да, – прошептала Вайз, тоже поднимая спинку кресла.

– Отлично. Найди мне локационный буй.

– Так точно.

– Я пошел к Сердцу, – хрипло проговорил только что воскресший Хаб. – Что с капитаном?

– Пока как кот в ящике.

– Хм, вы даже шутить способны? – удивился Месье, слезая с кресла. Толстый механик потянулся и судорожно закашлялся. – Как очнется, скажите ему, что я пошел взглянуть на реактор.

– Погодите, – возразил доктор Гарпаго, выбираясь из кресла и подходя к Миртону. – Капитан уже с нами. Еще немного… и все, – он нажал кнопку пробуждения на панели управления стазисом сбоку капитанского кресла.

– Буй 736В, пограничная зона системы Гадес, – начала зачитывать Вайз. – Три возможных пути подхода к станции Гадес-Сигма.

– Каков уровень безопасности корабля? – хрипло спросил Грюнвальд. Эрин машинально бросила взгляд через плечо. Миртон в самом деле уже неуклюже сидел в кресле, словно воскрес не после них, а до.

– Желтый, – ответила Пинслип. – Редкие системные патрули, возможна преступная активность.

– Пираты? – поинтересовался Месье, подходя к ведущей на нижнюю палубу лесенке.

– Гадес – шахтерская планета в первой зоне Внешних систем, – объяснил Грюнвальд. – А там, где есть шанс на добычу, появляются и пираты – особенно если речь идет о каком-нибудь мелком герцогстве. Месье, разрешаю спуститься в машинное отделение. Глянь, что там с реактором.

– Благодарствую.

– Хакль, выбираем путь В. Час управляемого полета, затем пилотирование возьмет на себя наш кастрированный искин. Вайз, тщательно проверь системную карту. Не хочу никаких сюрпризов, кроме… ожидаемого.

– Ожидаемого? – переспросила Хакль. Миртон пожал плечами.

– Возможно, нас ждет скромная встреча. – Он повернулся в кресле. – В окрестностях станции. Хаб, слышишь меня?

– Четко и ясно, – протрещало в динамике.

– Что говорит Сердце?

– Подтверждает удачный прыжок и готовность всех систем. Отчетливо ощущается послеглубинная волна.

– Пусть так и остается. Проверь автоматику верхней палубы, особенно связь с боевой рубкой. В случае каких-либо неприятностей будем обороняться тем, что есть, пока не найду специалиста по оружию. Доктор Гарпаго?

– Да?

– Кофе.

Проверяя запорные вентили с фонариком в зубах, Месье думал о Пинслип Вайз.

К женщинам он относился достаточно просто – он их покупал. Изображавших из себя дам девиц-андрогинов, черных полногрудых злюк и худых как щепки бывших любительниц генотрансформаторов, обычных ленивых шлюх с захолустных шахтерских верфей и странно напуганных сисястых обитательниц немногочисленных сельскохозяйственных планет Альянса, вонявших скотиной, сеном и страхом.

Но ни одна из них не подействовала на него так, как миниатюрная, похожая на девочку-подростка Вайз.

Эрин Хакль он не удостоил даже взглядом – за парсек было видно, что она из бывших военных, а подобные бабы обычно лежали в постели как бревно. Да, симпатичная, с небольшой, хоть и торчащей, грудью, но один лишь вид военной формы отбивал у него всякую охоту. Плюс еще ее светлые волосы, завязанные в какой-то солдатский конский хвост… Хакль наверняка даже спала в форме, для надежности засунув себе между ног снятые с мундира нашивки. В этом он не сомневался.

Пинслип – совсем другое дело.

Она выглядела столь слабой и эфемерной, что ее хотелось просто придушить. В отличие от светловолосой Эрин, у нее были длинные, черные с фиолетовым отливом волосы. Отчего-то она вызывала у Месье ассоциации с неким талисманом, дающим немедленное и беспроблемное наслаждение. От нее исходил свежий, не вполне понятного происхождения запах, вызывавший у него болезненную, мучительную эрекцию. К тому же она носила короткое, обтягивающее изящный задик платье. Платье! Последнее он видел, пожалуй, разве что в каком-то засранном музее. Средневековое одеяние доимперских времен вызывало у него еще большее желание.

Именно из-за нее он решился на этот контракт. В запасе у него имелось еще три варианта – окрестные системы не предлагали особого выбора. Но когда он пришел на встречу с доктором и увидел Вайз, его перестала интересовать плата или возможность устроиться на фрегат герцогства Хьюстон. Автоматически подписав контракт, он позволил внести свои данные в потоковую Торговую систему Альянса. Капкан захлопнулся, и теперь каждый потенциальный работодатель будет смотреть на историю его трудоустройства через призму корабля, на который он нанялся из-за зудевшего члена.

«Я должен ее заполучить, – подумал он тогда. – И заполучу». Пинслип Вайз предстояло близко познакомиться с Месье – намного ближе, чем она могла предположить. Можно даже сказать – познать его во всех смыслах, и притом неоднократно. Но с данным конкретным мотыльком вряд ли все получилось бы легко и просто. Он видел, как она на него смотрит – словно на пустое место, видя лишь жирный грубоватый силуэт закопченного бортмеханика.

Но все наверняка должно было стать иначе, и, может быть, уже скоро. Корабль был не слишком велик, но вполне достаточно, чтобы почувствовать себя одиноким. А он, Месье, позаботится о том, чтобы раз и навсегда покончить с одиночеством. Как следует ее придушить, овладеть ею, а потом…

Он вынул изо рта фонарик. Мысли мешали ему работать, и он немного подождал, пока видение ослабнет, сменившись монотонным шумом машинного отделения корабля.

«Главное – спокойствие», – решил он и снова сунул фонарик в зубы.

Пока Хакль и Вайз занимались коррекцией траектории корабля, Хаб успел узнать много интересного.

Сердце, с которым он уже успел подружиться, напоминало формой срезанный у основания шар, внутри которого он сейчас находился. Вокруг мигали информировавшие о состоянии систем огоньки и теснились лесенки клавиатур. Тански сидел внутри сферы словно старый отощавший паук, высасывавший живительные соки из потоков данных. Он развернул свою паутину, цепляясь к черным шкафчикам компьютерных и генокомпьютерных подсистем, в большинстве своем исполнявших роль банков резервной памяти для самого Сердца, оборудованного блокировкой искусственного интеллекта, как того требовал Альянс, и скрывавшегося за простым кинескопным экраном, расположенным под изобиловавшей кнопками контактной консолью.

Хаб решил, что сердце корабля должно стать и его сердцем. Лишь тогда он сможет погрузиться в полную покоя и стабильности тишину. Тишину, полную свободы. Разве любым королевством не правили на самом деле маги? А он, Хаб Тански, был могущественным магом, вооруженным миллионами микроскопических магических книг. Да, это сравнение особенно ему нравилось. Маг за спиной короля. Человек за занавеской. Хаб, сотканный из тени.

Ему требовалось только знать.

Увы, знание было ему недоступно.

Сперва он не понял, что происходит. Да, у него имелся доступ ко всему… но, по сути, этот доступ на уровне пользователя ничего ему не давал, не позволяя войти в ключевые данные. Кубики были уже расставлены, и он мог прогуливаться по образованному ими лабиринту, но не мог ничего построить сам. Некоторые здания были заперты и даже забиты досками, а часть их украшали раздражающие надписи: «Информация только для капитана», «Свяжитесь с администратором», «Введите капитанский пароль доступа».

Подобным образом защитить систему никто не мог. Это было не только невозможно, но и оскорбительно. Как долго ему удастся шарить в аортах Сердца, оставаясь незамеченным? Пациент оказался весьма искушенным, но и он, Хаб Тански, был опытным хирургом. Что, однако, в состоянии сделать хирург без согласия больного? Что он может сделать, столкнувшись со столь печальным отсутствием доверия? Это пугало его и тревожило. Отсутствие доверия было для него чем-то новым – и весьма неприятным.

«Импринт», – вспомнил он. Гарпаго во время подписания контракта говорил что-то о том, что капитан будет находиться в состоянии импринта с кораблем. Не может быть – и тем не менее… Полное слияние с кораблем, побочный эффект попыток преобразовать человека, которые проделывали над людьми Машины. Но это было тысячелетия назад, в конце войны! Хабу доводилось читать самое большее о двух подтвержденных случаях за последние двести лет… да и те воспринимались скорее как легенда или диковинка. Как такое вообще возможно?! Удобнее устроившись в своем паучьем коконе, Тански начал нервно вводить очередные бесполезные команды.

Сигнал объявленной Миртоном «скромной встречи» появился на мониторах чуть меньше чем через тринадцать часов.

Его услышал доктор Гарпаго, сидевший в своей каюте после только что принятой дозы успокаивавшего тело и душу когнитика, запрещенного в большинстве цивилизованных систем.

Его услышала Пин, подумав, не очередной ли это симптом окутывавшего корабль странного холода.

Его услышали сидевшая за приборами прыгуна Эрин и трудившийся в машинном отделении Месье. Услышал его и стучавший по клавишам Хаб Тански.

Услышал сигнал и Миртон Грюнвальд.

Капитан «Ленточки» лежал на удобной кушетке, держа в руке стакан с выпивкой и нажимая кнопку голопульта. В центре каюты появлялся голубоватый светящийся силуэт женщины, которая произносила два слова, улыбалась и исчезала, после чего Грюнвальд снова нажимал кнопку, и представление повторялось сначала.

– Хватит, Миртон, – говорила голографическая женщина. – Хватит, Миртон.

– Сама знаешь – не могу, – отвечал он.

– Хватит, Миртон, – повторила она, но картинка уже дрожала, искаженная вибрацией сигнала о приближении «Ленточки» к некоему космическому объекту.

– Могу сказать одно, – заявил Миртон, выключая голо. – У тебя получается все лучше и лучше.

Женщина улыбнулась и пропала.