Текст книги "Её голос"

Забрал это. Он забрал её голос. Дьявольский огонь – нечистое пламя.

Олеся жила в тихом квартале около больницы для людей с отягощенной душой. Но сколько подруги не уговаривали, ей ни в какую не хотелось туда сходить. Ни на один часовой приём врача. Ведь она не считала себя душевнобольной. Она такой и не была. Просто не могла с ним разговаривать. Со своим сожителем.

Часам к восьми Андрей возвращался из привилегированного района, где работал плотником и травокосом по совместительству. Достаточно успешные люди не станут расходовать драгоценное время, которое дарует им их положение, на нужды и заботы о своем участке. Поэтому неугодными боярам делами занимается молодой мастер, за скромные труды которого те готовы платить. Немного в одном дворе, чуть более в другом и, собирая всю работу с одной не совсем длинной улицы, на не худую жизнь обывателя хватает с избытком. Хватило даже чтобы снять хорошую двухкомнатную квартиру в городе в минутах пятнадцати езды до места работы. И если он раньше экономил, ссылая большую часть денег ради небедной жизни сестры студентки, и проживал в сарайчике в одном из дворов. Хозяева позволили ему обустроить его под маленький удобный гостевой домик и поселиться там, поскольку сараем они совсем не пользовались, а к плотнику привыкли, как к своему личному. Позволяли даже обедать с ними за одним столом. Таким образом, он экономил и на еде. В то время, как его сестра, уже почти доктор, позволяла себе излишние вольности и роскошь.

Хозяева коттеджа, во дворе которого проживал Андрей, были обычными людьми с достатком чуть более среднего. Илья Масхутович был химиком в компании, неважно какой. Он отличался чутким взглядом, хитрым умом и незаурядном внешностью. Красавцем его назвать было сложно, но было в нём нечто необычное, излучающее харизму. Но одновременно это выглядело немного дьявольски, несмотря на его доброту и простоту. Малодушием он не страдал. Его же женушка была чисто русская, насколько это вообще возможно в наше время. Василиса Михайловна работала хирургом до того, как у неё родилась дочь, после этого ударилась в письмо лёгких поэм и кулинарию. Именно она помогла сестре Андрея не вылететь из медицинского, когда та из-за дел своих сердечных пропустила весь семестр, исчезнув в неизвестном направлении. Ректор в свое время был профессором Василисы, поэтому выслушал её, приехавшую в его кабинет, чтобы поручиться за нерадивую студентку. С тех пор за Алиной, сестрой Андрея, был более серьезный контроль. Ей даже приходилось отчитываться раз в неделю перед самим ректором. Что кстати помогло ей изучать материал настолько, что иногда удавалось затыкать своих преподавателей. Но даже утяжеленный учебный процесс не поубавил у неё сил на веселую жизнь. С такой энергетикой, ей предвещали удачное будущее.

Олеся – дочь Ильи Масхутовича и Василисы Михайловны. Ей передалось дьявольская харизма и душа в глазах от отца, а красота, острый ум, любовь жизни, всему живому и цветущему от матери. Также досталась мамина фамилия – Кирина. Спокойная и увлеченная музыкой девушка вольготна жила под патронажем родителей. Свободный образ жизни, отсутствие проблем трудно решаемых сделали из неё человека тонкого, душевного и хрупкого. Она посещала по будням город, где утром занималась инструментальной музыкой в филармонии, особенно скрипкой и фоно, вечером тренировалась вокалу с местной певицей в баре. Это занятие приносило ей интересные знакомства, веселую подругу пение и свободные от счета родителей деньги. А между утром и вечером, она проводила время со своими подружками, которые люди были более простого склада. И на невинные дневные увлечения уходили с карты деньги подотчетные. А вырученные вечером наличные Олеся выгодно для своей души тратила по выходным на своё тайное увлечение звучаниями металлов. Ведь именно холодная дрожь металлов вызывает мелодии, которые мы все слышим. Получается почти вся музыка металлическая. В этом хитром деле ей подручным помогал как раз Андрей, как человек сильный, чтобы быть подручным, и чуть разбирающийся в поведении разных металлов. По её указаниям, чертежам, выдумкам он выливал, выковывал и стачивал невиданные доселе инструменты и вариации их. На закоулках старого дешевого складского помещения, которое ей удавалось снимать за копейки, и были разложены произведения её неугомонной фантазии. И весь этот оркестр выглядел настолько неестественно, что будто секта собиралась в этом помещении для проведения своих неугодных богу ритуалов. Но Олеся умела заставить этот склад звучать так, будто в её руках был пульт от настроения всех в округе. Манипулятор, состоящий из множества, кажется нелепых, железяк, мог заставить людей, что жили в пределах досягаемости звука, то плакать, то смеяться, расслаблял после тяжелого дня или же способен был нагнать панику с самого раннего солнечного утра. И было в этой силе что-то мистическое. Дьявольское, как харизма её отца. И только Андрей знал об этом. Только он мог быть непосредственным свидетелем этой игры.

Богатая девочка не любила своего подельника, плотника и газонокоса, но по своей прихоти смогла привязать его к себе. Хорошо с ним обращаясь, обличая себя в таинственную ауру, чтобы ему нравиться, играя иногда специально то, что считала ему необходимо слышать. Звонкая веселая скрипка, когда он косит газон под её окном, чтобы пробиться сквозь шум газонокосилки и наушников. Мягкое душевное пианино на веранде, когда он работал во дворе у них или соседних. И таинственные мистифицированные мелодии, когда они вдвоем оставались на её складе. Конечно, делать эти вещи всё время она не могла, но в те нечастые моменты, когда ей удавалось поймать нужное время, у неё получалось превосходно. Своей цели они добилась не очень быстро, но зато наверняка. Оставалось только удерживать его на поводке, до конца не осознавая зачем. При этом она с ним практически не общалась. Ни слова в редкие моменты, когда к обеду она была за столом. Ни разу не поприветствовала его, пересекаясь с ним во дворе, дома, на улице. И даже просьбы в основном передавала ему подробно описанными на листочках мягкой бежевой бумаги. Красивым почерком исписанные. Мило улыбаясь. Только в случаях крайней, по её мнению, необходимости Олеся позволяла себе нашептать ему. И делала так тихо, что он был способен только услышать суть, не улавливая звучания голоса.

– Олеся, я вернулся.

Андрей в привычные восемь часов переступил порог арендованной на его деньги квартиры.

Одинокий деревянный стук из дальней комнаты, что была за поворотом слева по коридору, обходя зал. Что интересно, зал находился правее по коридору и начинался практически с прихожей. Сразу налево после входа кухня, а за залом напротив спальни разделённый сан-узел. Вся квартира представляла собой слишком вытянутый параллелепипед.

Из дальней комнаты вновь донеслись звуки. Металлические на этот раз. И перезвоном.

Фа ти-до-тонь-ти-та ти-донь-би-он ту

– Динь-донь ту. Понятно, спасибо.

Он зашел на кухню. Там на столе была аккуратная маленькая записка красивым почерком на мягкой бежевой бумаге.

ТО ЛИ СУП, ТО ЛИ РАГУ. ВООБЩЕМ СМОТРИ САМ. ПРИЯТНОГО АППЕТИТА.

– Хм. Спасибо, милая мне девушка.

Она не слышала этого. Андрей поднял накрытую крышкой тарелку с густым супом и переставил её на стол. Чуть не уронил крышку, когда вдруг услышал громкие звуки пианино. Все началось стяжелой«Фа», а потом пошло нарывами по низким звукам. Но не печально, а постепенно завораживающе. Как стихотворение. И, казалось, проиграло четверостишие, когда Андрей приступил к еде. Суп рагу оказался прекрасным. С хорошо проваренным мясом теленка.С хрустящими кубиками овощей. Готовить Олеся отлично научилась у своей матери. Фоно утихло, стук закрывающейся крышки клавиш, и буквально через несколько мгновений Олеся сама стояла перед кухней. Руками девушка упиралась в проём входа на кухню.

Она положила перед ним развернутый сборник стихов. Сама села напротив.

– Прекрасный суп.

Олеся кивнула и указала пальцем на книгу.

– Читала стихи?

Она кивнула и перебоем постучала пальцами по столу.

Ту-тыту-туту-ту-ту

Туту-ту-ты-туту-ту

Дыщ-туду-ту-ты-ту тудыщ-ту-ту-тыщ-ту

– Красиво!

Олеся скромно улыбнулась.Не так уж ей было важно, понял ли он, что она настукивала, если даже не заглянул в книгу. Ей было важно, что он вообще её слушал. А она выстучалась.

– Ходила сегодня куда-нибудь?

Она кивнула.

Олеся с самого утра, как только проснулась, собралась идти в город. Дела на день заготовила еще с вечера. Провести одно занятие с детьми в филармонии, в которой заканчивала обучение. Встретить подружку из аэропорта и подготовить её к появлению перед парнем. И навестить скандально известную певицу из ночных баров.

– Утречка! – звонко выкрикнула она, приподнявшись с мягкого матраса.

Услышав, как ярко зазвучало её приветствие, поняла, что её сожитель уже уехал в район, где прежде она жила с родителями.

«Ну, хоть попеть в душе будет можно» – весело подумала она. Также как и каждое её утро. Редки те случаи, что она просыпалась раньше его.

Олеся быстрой резвой походкой выскочила из подъезда и запрыгнула в машину такси, уже ждавшую её. Водитель усмехнулся ей, сверкнув своим глазом, отражая солнечный зайчик от бокового зеркала заднего вида слева. Машина тронулась и понеслась к аэропорту.

– Эх!

Специально заготовленная и совершенно бесполезная встречающая табличка с именем прибывшей совсем была позабыта в спальне. Хоть и все равно не нужна для встречи знакомого человека, вернувшегося домой. Но готические буквы имени были выведены зря. И готический стиль был сделан совершенно не халтурно. Атмосферненько.

У аэропорта сломалась система массового оповещения. Те столбы с мегафонами, что делают объявления не работали, а всего лишь противно гудели в то время, как их пытались настраивать.

– Да выключите их уже наконец! – Жаловались люди. Посетители аэропорта.

Но для Олеси это был очередной металлический звук, который давил на людей, усугубляя их суету. Подавляя спокойствие и наводя неприятные мысли. Звучание провожало Олесю вплоть до свободной зоны, где она и собиралась ожидать подругу. Она ходила вдоль скамеек, начиная нервничать, что опоздает на занятие. Подменить бывшую её преподавательницу было делом для неё интересным и особенно важным. Но подруга задерживалась с рейса. Рейса, который неожиданно оказался раньше, чем она предполагала вчера. Всё из разницы в часовых поясах. Это сложно для не путешественника.

Поглядывая на светодиодные цифры на стене, она замечала, что гудение будто коверкает перед ней изображение, заставляя её думать, что время бежит быстрее. Иногда напоминая глаза ужаса Сатаны, что ворвался в её дом. Такие ярко красные, запрещающие даже кричать. Так в усмерть напугана она не была никогда. И Олеся, не будучи умалишенной, начали считать, стоя перед часами, те мысли, которые приводили её к лечебнице для нездоровых головой.

– Один.

Полосы людей стали будто ровными потоками. Как солдаты идущие в строю.

– Два.

Тест проверки системы громкого оповещения – похоронный марш. Или Имперский.

– Три.

На детях лица угрюмых взрослых.

– Четыре.

Её подруга вышла из свободной зоны. Олеся с радостью отвлеклась от просмотра перебегающего тока в мелких лампочках цифровых часов на стене.

– Ты извини меня, пожалуйста, но почему так долго. Мне сейчас надо спешить на занятие.

– Ты учишься? Все еще?

– Ан. Нет! Уже веду сама.

– Да ладно! И оно хоть того стоит?

– Стерва!

– Что я такого сказала?

– Не столько важно, что ты сказала, важно как ты это сказала. Стерва.

– Ой, кто бы говорил, молчунья.

Олеся шикнула на неё. Слова для неё не значат многого. Многое можно передать и без слов.

Двое девушек сели в такси, счетчик за простой которого уже был немалым. Олеся назвала адрес, расплатилась заранее наличкой и попросила отвести её подруга в ближайшую баню. Просто с дороги всегда желательно умыться. Но Олеся проговорила что-то про её запах. Ведь обязательно надо подколоть.

В класс фортепиано Олеся вошла, будто в летела. Её волосы чуть взъерошены, но не потеряна домашняя укладка. Дети, ученики филармонии, уже сидели за своими местами, спокойно дожидаясь заместителя своего учителя. Кто из детей постарше в группе узнали девушку, влетевшую в кабинет. Они успели повидать её в последний год её обучения. Когда она приобщилась к более медленной и спокойной музыке пианино.

– Привет, малышня.

Хотя в группе сидели уже подростки.

– Сегодня пройдемся немного по Рахманинову.

Она завела детей на новое занятие. После недолгого оживленного диалога молодого непрофессионального преподавателя и учениками, наконец, в музыкальном классе заиграла музыка. Переборы клавиш на пианино выводили лёгкие и тяжелые ноты. То быстро, то медленно. Она даже позволила одной девочке подыграть на скрипке. Непрофессиональный урок. Веселое занятие.

Под конец, когда они прошлись по нескольким произведениям русского композитора и вскользь разобрали верхушку его стиля, она начала играть сама. Занятие не могло закончиться так рано. Нужно было играть. На веселом конце занятия она сначала взяла задорный ритм. Но постепенно превращала мелодию в окутывающее покрывало.

«Фальшивишь»

Мрачный голос из тихих глубин. Чего? Может она сама себе это сказала.

– Фальшивите! – сказал один из учеников

Олеся перестала играть.

– А?!

– Вы фальшивите! – повторила за мальчиком его соседка.

– Да. Возможно. Возможно, ты так могла подумать, но я никогда не фальшивлю, мелкая.

– А я говорю, фальшивите. Да и помимо того берете не те октавы.

– Да! Кто так мёртво играет мазурку.

Олеся встала и отошла от пианино.

– Во-первых, это была не мазурка.

– Вы что не слышите, что играете?

– Все я слышу, это была не мазурка. Это вы не слышите, что говорите. Всё! Свободны! Кыш из класса.

Занятие окончилось, и дети разбежались по своим делам. Домой. В школу. Неизвестно куда. Олеся подошла к пианино, нажала на несколько клавиш всеми пятью пальцами одной руки. Пианино послушно издало положенный звук. И она закрыла клавиши. Взяла ключи со стола и вышла из кабинета, закрыв его.

– Ключи на вахту. Ключи на вахту.

– Да. Да. Да.

Олеся раскрутила ключи на пальце. Чуть не забыла и не унесла их с собой. Она надеялась, что Евелина, педагог фортепиано, будет не разочарована проведенным Олесей уроком. Она протянула ключ вахтерше.Выйдя из здания филармонии, Олеся уже должна была спешить к подруге, что оставила одну. Та, уже посетив баню и спа, ждала Олесю в торговом центре за бокалом молочно-шоколадного коктейля.

Более медленная и спокойная музыка. Будто звучит у неё в голове успокаивающая, обволакивающая мелодия. Евелина потихоньку всплывает в её воспоминаниях. На последних занятиях преподаватель фортепиано упрекала её за излишнюю импульсивность в музыке.

– Олеся. Олеся будь спокойнее. Ты сильно уходишь от написанного в нотах. Я не говорю, что это плохо. Если это неофициальный концерт, где должно всё быть ровно в секунду. Но нужно быть сдержаннее, ведь это не ты изливаешь свои эмоции, а эмоции разрывают тебя.

– Но я не чувствую ничего такого, о чём Вы говорите.

– Ты просто не хочешь замечать этого, поэтому клавиши под тобой плавятся. Смотри! Смотри, от твоих скачков края клавиш коптятся и изгибаются.

– Не вижу.

– На самых уголках. Это то, что изливается из тебя. Тебе тяжело, но осознай это. Музыка тебя поможет, но начни управлять ею и замечать её, иначе тебя унесет на ней, как по скоростному шоссе к безумию.

– Не стройте из себя психиатра, Евелина! Вы не он! Мне он не нужен! Да Вы сговорились все.

Андрей чинил сцепку на крыше беседки на одном из доверенных ему участков. Беседка была немалая. Вполне бы сошла за двухкомнатный домик, если поставить перегородки внутри. Метров квадратных сорок пять или пятьдесят.

– Да. Сильный ветрища был.

Хозяин участка стоял рядом с беседкой, пока Андрей работал наверху. Заехав на обед на три часа домой, он решил, почему не посмотреть за работой плотника. Заняться больше было нечем.

– Сильный. Мне последствия до сих пор приходится разбирать. Через дом, у ваших соседей покосило оранжерею. Там осталось еще немало работы. Осталось дождаться, пока привезут материалы.

– Ветров в последнее время стало многовато.

– Ага!

– Это какое-то стихийное бедствие? Или кара за нашу разгульную жизнь? Вы верите в справедливость высших сил, мистику или проделки дьявола? Замечали чего-то такого.

Андрей не успел ничего ответить.

– У меня сын завел демагогию, что за всё будет кара. Будто мы во всем виноваты, и по любому что-то нас да накажет.

– За что это?

– Ну, наверное, за чрезмерное богатство. Это якобы несправедливо перед более бедными слоями населения. Он и раньше читал всю это социалистическую литературу. Экономикой и политикой увлекался.

– И говорит, что будет революция?

– Если бы! Вот он чём-то грёзит. Говорит, что слышит странные звуки, те о которых местные из соседнего посёлка трындят. Только он слышит «брённые, смущённые и взывающие», так описал. Говорит, что и ветра оттуда пошли. Или кто-то плачет о ветрах. И говорит, что это все только начало.

– Ну, сам факт, что он слышит звуки из соседнего посёлка, означает, у него отменный слух.

– Он серьезно расстраивается по этому поводу. Да и люди вокруг стали удручённее. Ну это в принципе объяснить можно. Тот дом еще стоит. Хотя уже несколько лет прошло. Неужели расследование может идти так долго.

– Расследование может идти так же долго, как и бренные размышления вашего сына.

– Да? И разве тебе нет до этого дела? Ты даже следствию отказался помогать. Будто ничего не видел и не слышал. Не, тебя понять можно, какое тебе дело до еще одного двора, чтобы там разбираться. Ты ведь просто снимал у них сарай. Но мне всё равно не понятно, что с сыном делать?

– Это подростковое. Депрессия. Сводите его к психологу. Или займите чем-нибудь. А тут я закончил.

Андрей слез с крыши беседки по лестнице, забрал плату и пошёл дальше по дворам. Последствия после разрушительных ветров сами не починятся. Веранда. Оранжерея. Окна. И что-то в саду. Проблема на каждый участок в прямой последовательности. Кроме того дома, где нечему уже ломаться.

Олеся настигла подругу гуляющей от одного бутика к другому. Та нервно тыкала пальцем в экран своего телефона. Зачем? От скуки.

– Я тебя уже заждалась. Как я должна примерять одежду одна? Мне всерьез нужно твое мнение.

– Успокойся, я уже здесь.

– Тогда пойдём и подберём мне нормальный прикид.

Бутик. Скидки на одежду доходят до семидесяти. Но даже это не делает их дешевле, и даже приближенно к цене веще из масс-шопа. Вернуться из европейского отпуска, где можно было дешевле купить эти же вещи и лучше, но не сделать этого. Это было похоже на глупость.

– Боже мой!

Олеси подруга подбирала под себя уже седьмой сет одежды.

– Серьезно! Ты не могла сходить по магазинам в Европе? Такой тур по модным странам и вернуться с пустыми руками.

– Да, но я не заезжала в крупные города. И у меня совершенно не было времени на магазины.

– А нажираться дорогими напитками время было.

– Эй. Дегустировать. Это ведь и была цель моей поездки. Вина. Хорошее пиво. Шампанское и ликеры. Делать качественные напитки – это искусство. А за искусством, о боже, как приятно наблюдать. А еще сыры, национальные блюда и всяческие закуски.

– Замечательный отпуск для начинающего ресторатора.

Девушка-ресторатор покрутилась в новом подобранном виде. Шляпка, похожая на лёгкую шляпу трилби, тёмно-розовое платье до колен с вырезом до бедра, туфли и сумка-портфель. Олеся сначала одобрительно кивнула головой, а после неуверенно покрутила кистью. Пренасыщенно для лёгкого образа.

– Если ты любишь свою работу, то отпуск должен быть профессиональным. Это как твоя жизнь. Я живу рестораном, людьми, которые его посещают, блюдами, что там подают и персоналом.

– Боже, какая привязанность к своему стартапу.

– Это уже полноценное заведение.

– Почти.

– Да. Я сделаю его клубным. Не для всех. Только для своих. Это повысит качество ресторана и моей жизни.

– Ты закроешь двери для посетителей?

– Только для тех кого не хочу в нем видеть. Ты же не впускаешь в свою жизнь кого попало.

– Нет!

– Тогда зачем я должна пускать в свою?

Она в очередной раз отодвинула ширму примерочной.

– Вот так я думаю хорошо.

– С этим шарфом. Замечательно!

Позже они сидели за столиком шоколадного и кофейного кафе на территории того же торгового комплекса. Шоколадный пай и трюфельный тортик. Маленькие десерты вместе с горячим кофе. Это можно даже считать за встряхивающий голову коктейль с кусочками бисквита. Кусочки бисквита медленно таяли во рту Олеси.

– Сколько еще у нас времени?

– Я думаю часа два. Тогда он уже должен будет освободиться.

– Ты вернулась раньше срока, вдруг не освободится?

– Я позвоню ему, узнаю, освободиться или нет. А там посмотрим насколько он честен со мной.

– Он может быть с тобой нечестен?

– Он человек! Конечно, он время от времени лжет. Вот твой тебе ведь тоже лжёт.

– В смысле мой?! Мы сожители.

Девушка напротив Олеси засмеялась.

– Ага! А вот ответь мне тогда! Если он тебе сожитель, почему не съедешь с его квартиры? А?!

– Это наша квартира!

– Он ведь её на свои деньги снимает, в то время как свои ты со мной тратишь.

– Цыц! Он не лжёт мне! Потому что мы друзья.

– Даже друзья лгут друг другу. Вот моя лучшая подруга в наглую мне врёт. Не стала бы так долго жить с одним человеком только из-за того, что он вызвался помочь тебе после трагедии. Так много времени прошло.

– Он мне жизнь спас.

Страшным огнём горящие глаза.

– И потом заботился обо мне более года, пока я в себя не пришла. Он даже за всё это время ни разу ничего плохого не сделал. Даже взгляда кривого не было.

Как же вокруг тогда было жарко.

«Бедная девочка! Ну, зови же на помощь»

Некрасивый смех. Прямая издёвка. Но никого не видно. Будто всё в голове. Жар зажимает воздух в глотке.

«Он близко, но тебя не услышит. Ты же не хочешь, чтобы он тебя когда-либо слышал»

– Хочу!

Олеся почувствовала, как возбудилась, её немного затрясло, а рассудок был готов впасть в истерику.

– Что хочешь?

– Хочу, чтобы он хоть раз меня упрекнул. Даже из-за того, что я вечно молчу. Сколько людей советовало пойти мне к психиатру. А он снял квартиру рядом с лечебницей, будто специально, а сам ни разу не заикнулся по поводу моего пропавшего голоса. Ни слова. Он ведь так и не знает, как по-настоящему звучит мой голос. Уже более пяти лет не знает. И ничего! Все, как будто, так и должно быть.

– О, я смотрю тебя это прям сильно волнует. Куда так разогналась? То есть он тебе не парень, но ты за него сильно переживаешь и не хочешь съезжать. А также до сих пор не можешь обмолвиться с ним ни словом. Я правильно поняла?

– Ну, да.

– Пока ничего не изменилось. А что дальше будешь с этим делать?

Олеся невольно пожала плечами. Серая матовость на глазах

– Ну а так с тобой хоть все в порядке? Ты счастлива?

– Мне хорошо, но я не совсем счастливо.

– Нет. Так не пойдёт. Что-то ты сейчас совсем приуныла. Тебе точно нужно что-то делать с жизнью. Съезжать ты не собираешься. Найти нормального парня для тебя не вариант. Тогда давай веселиться. Сможем отвлечься от всего этого?

– Почему бы и нет?

Следующие полчаса в Олесе всеми силами, правдами и неправдами удачно воскрешали наивную жизнерадостную и немного напыщенную девочку. Обычные девчачьи штучки, что вызывают эйфорию даже у взрослых женщин. Так просто, но работает. Даже сидя на маникюре, ей с подругой удалось вновь сыграть в безобидную, но немного лицемерную игру. Суть игры заключалось в том, чтобы провожать взглядом проходящих мимо людей и, пока те в поле зрения, придумывать ужасные поступки, которые тот или иной человек мог совершить. От мелкого обмана и шантажа до сделок со самим дьяволом и выступлениями на вселенском суде. Они придумывали страшные вещи про людей, которых не знали, которые просто возвращались в свои домики.

Она частенько могла наблюдать, как плотник возвращался в свой домик. А он смотрел на размеренную или не очень жизнь соседей. Замечал, как резвятся местные мажористые дети. Тем вообще много сходило с рук и позволялось столько, сколько бы один обычный паренек не унес зараз. Разбалованные. И вот однажды он заметил, уходя в свой маленький гостевой домик, как у напиленного им бруса маленькие соседские бесы сжигали желтые осенние листья, усыпая их свежей стружкой. Запах жженого дерева очень приятен. Запах костра и детства. Это была первая мысль, которая пришла ему в голову. Потом он переключился на размышления о том, как бы хорошо было сидеть рядом с таким же костром вместе с Олесей. Вдыхать приятные запахи свежего костра и её волос, что собирались бы, закрывая или обнажая чудную шею. Где был еще один приятный аромат духов юной девушки. Аромат, который он чувствует в ней так редко, в отличие от её металлического запаха.

Ему казалось, что была бы кстати возможность, при которой он на законных основаниях сможет добиться такой близости. Например, как если бы вынести на руках её из горящего здания. Такая близость. Такая эмоциональность. Такое единение их состояний. Отличное бы подспорье в делах его сердечных. И как приятна эта нехорошая фантазия. Желанная дрёма об огне, словно договор с Сатаной.

Но все равно у него были замечательные воспоминания с ней вместе. Это её необычный музыкальный оркестр на складе в соседнем поселке. Необычайные металлические мелодии, которые играли для её души, для его сердца, для ума жителей в округе. С таким инструментарием легко можно было провести социальное и психологическое исследование на тему, как влияет музыка на людей разных возрастов, возможностей и половой принадлежности. Но кому это было надо. Чувство, что человек напротив тебя способен ввести в панику не только тебя, но и весь окружающий район, сильно мешало непосредственной связью с этим человеком.

Играя чудную раззадоривающую композицию из сочетаний звуков, она заставила его возбудиться, загореться пламенем, но так, что всё вокруг окрасилось в нежно-бирюзовые и оранжевые тона. Возбуждение страсти, не похоти. Желания, чувства близости. Доброты, добросердечности. Благоразумная счастливая радость, чистая, как воспоминания о первом снеге, как вечная в памяти ночь в апреле. И как мелодия уносит из его головы то воспоминание о её кротком шепотке минуты полторы назад. То, что хотелось сохранить. И как мелодия уносит от него идею. Распространяя влечение к доброй близости в зону досягаемости склада. Череда романтичных примирений тех людей, которых вчера неизвестная музыка вгоняла в ссоры, раздражения и обиды. Таинственные звуки, таинственные смены настроения. И как так звук расходится в холмистой местности, что ровно одинаков, не зависимо оттого двадцать метров от оркестра или тысяча. Таинственный район, неустойчивые цены на недвижимость.

Вокруг тишина. Как в гробу. Андрей еще не закончил разбирать последствия за ураганом. И было у него одно желание, только бы за эту неделю порывы ветра не достигли такой же силы. Почти доходило до семи. Работу свою он оканчивал. Машина, купленная за наличные, подаренная ему без повода. Объездная дорога из этих мест, ведь дом все еще стоит там. Но почему же сейчас так хорошо видно его даже по объездному пути? Спиленная пара сосёнок на широком участке на соседней линии. Поэтому теперь, если выезжать, видна брешь в заборе из деревьев. Видна крыша, то место, где кренился балкон, окно, где мог гореть свет. Автомобиль будто сам переключился на нейтральную скорость. Эфир вокруг, словно кисель, мягкое желе, нервно извиваясь, притормаживает машину, заставляя картинки в голове оживать.

Мерцание воздуха вокруг, как самый первый порыв ветра. Как дыхание чертей из царствия Люцифера. Детская шалость – изощренная казнь. Сонные пчёлы собрали в соты отравленный мёд. Волевое решение переключить на вторую. Автомобиль мчался подальше от шёпота треснувших черепиц на когда-то красивой крыше. И до сих пор так больно.

– Нет. Я все еще могу петь!

Женщина, полулежа на кровати. Одеяло скрывало её тело по пояс, но только по привычке. Ничего не видно под одеялом.

– Да ладно. Сидя?

Олеся усмехалась над проходящим горем певицы из бара.

– Даже сидя.

– Нет. Сидя петь нельзя. Дыхание будет неполным, сдавленным.

Женщина недовольно закатила гласа. Её учит ученица. И все только ради подколов. Чтобы укротить нахальную девчонку, она специально откинула с ног одеяло, и левая нога показалась во всей красе, со штырями по кругу. Кость раздробило, врачи собирали по частям.

– Стой, стой, стой!

Олеся сама подскочила со своего места. Но певица все-таки встала на обе ноги без костылей, лишь носком левой ноги касаясь пола. И она запела.

– Все равно у тебя дыхание уже не то. Да и легкий теперь поменьше будет, чем у меня. Гордилась, видите ли, она своей широкой грудью, как у пловчих.

– Молчи, тростник.

Певица от души, но негромко смеялась. Авария на время повредила её физическое состояние. Но морально её уже ничего не вылечит. Ко всему безответственна, ко всему безразлична. Всегда веселая. Человек Абсурда.

– Знаешь, я сегодня пересматривала «Бегущий по лезвию». Не такая уж и классика, как все говорят.

– Да брось, хороший фильм.

– А я сказала, что он плохой?

– Андрею он очень даже нравится. Он хочет сводить меня на продолжение в кино. Как думаешь, оно может удивить?

– Приятно удивить?

– Ну конечно. Неприятно удивить может каждые два сиквела через один. Один из трех может стать достойным оригинала. А вот прям удивить.

– Это как откопать бриллиант в куче обосранной кучи бумаг разных номиналов.

– Как «Терминатор 2».

– Ну да. Только это неинтересно. Знаешь, что интересно. У тебя когда последний раз родео то было?

– Боже, родео? Это ты серьезно?

– Ну да! На кожаном Урале. У меня то, как понимаешь с этим сейчас туго. Может хоть от тебя послушаю.

– А с чего ты решила, что у меня с этим фонтан.

– Тебя же водят на кино, а после ничего? За пять то лет? Или кто-то на стороне есть, но ты не сознаешься? А?

– Нет. Нет никого на стороне. Да и о каких сторонах ты говоришь? У тебя есть телефон, смарт-тв. Если не хватает, там всё есть.

– Там все мертвое. Тела. Тела. Тела. Ничего интересного. Эмоции – лишь актерская игра. Ощущения – работа монтажера. В твоем несуразном стеснительном рассказе больше нарратива будет, чем в этих заштампованных картинках. А ты тут хочешь мне сказать, что у вас за пять лет ничего не было. Ну, это нездоровое отношение к сожительству.

– Это у тебя нездоровый взгляд на вещи. Все через призму похоти.

– И так, ты поделишься вашей ненастоящей историей?

– Да нечем делиться. Было пару раз. Но так, несерьезно. От физиологической потребности, скорее всего.