Текст книги "Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса"
Автор книги: Маргарет Джордж
Жанр: Историческая литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 20 (всего у книги 83 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]
Королева оказалась приземистой и старой, и по толпе прокатился сдавленный вздох разочарования. Все ожидали увидеть прекрасную молодую особу, такую как Мария, родная сестра Генриха, а вместо этого увидели… некое подобие испанского военного галеона. Из-за стоящих колом парчовых юбок и странного, похожего на сундук головного убора (модного в Испании лет тридцать тому назад, во времена молодости Екатерины) невольно напрашивалось сравнение с тяжеловесным военным судном, да и двигалась она с такой же настороженной медлительностью и неповоротливостью. Казалось, что порыв лихого ветра вздует ее юбки, как паруса, и унесет за собой их обладательницу.
Встав рядом с супругом, королева не повернулась к нему, не удостоила его даже приветливым взглядом. Зато величественно подняла руку (рассчитывая, видимо, что в ответ народ разразится восторженными криками) и обратила свое лицо к солнцу.
Это было ошибкой. Ее немолодое лицо, которое отнюдь не красил уродливый головной убор, осветили яркие лучи. Зрители точно онемели. Все подумали лишь о том, какая же королева старая. (Позже до нас дошли слухи и о неодобрительном высказывании Франциска: «Король Англии молод и красив, но его супруга стара и безобразна», которое Генрих так и не простил «дорогому царственному собрату».) Но мы-то вполне разделяли изумление Франциска, поскольку всех нас поразила столь вопиющая разница. С одной стороны – красивый, сильный, пышущей здоровьем Генрих, а с другой – пожилая дама, вызывающая лишь раздражение и тревогу.
Генрих VIII:
Мы с Екатериной прогулялись по улицам, милостиво принимая радостные приветствия подданных. Наше шествие началось в ранних сумерках, когда дневной свет еще позволял различить в толпе отдельные лица, а закончилось уже при зажженных факелах.
Удалившись на отдых в городской дом, принадлежавший богатому торговцу шерстью и предоставленный на время в наше пользование, мы начали готовиться ко сну. Но внезапно прибыл Уолси. Я покинул Екатерину (безусловно, ей хотелось остаться в одиночестве, дабы благочестиво помолиться) и сошел вниз поговорить с кардиналом.
Он переоделся в более скромное и свободное облачение – в нем было удобнее двигаться. «В таком наряде он выглядит еще толще», – высокомерно подумал я. В то время я еще оставался стройным и мускулистым и не представлял, как люди могут позволить себе так растолстеть.
Кардинал едва не кипел от возбуждения. Еще бы, два короля собирались вступить на воздвигнутую им сцену, говорить придуманные им речи и подписывать составленные им договоры. И его горячность объяснялась тем, что достигнут первый этап тщательно разработанного сценария.
Странный у меня характер: если кому-то явно хочется произвести на меня впечатление, я намеренно остаюсь равнодушным, а вот если таковое желание завуалировано, зачастую меня самого охватывает волнение.
Уилл:
Вам редко удавалось разглядеть эту разницу, и вы в очередной раз ошиблись, приняв за правду фальшивую сдержанность Анны Болейн. Как же хорошо она постигла вашу истинную натуру и ухитрялась выгодно использовать ее.
Генрих VIII:
Уолси кивнул на раздувшийся от бумаг кожаный мешок.
– Все готово. Учтены все тонкости придворного этикета, вплоть до малейшего движения брови.
– По-моему, я уже выучил их наизусть, – небрежно бросил я, специально делая вид, что меня не интересует набитая бумагами сумка. – Завтра я проедусь до границы Кале, к тому месту, где срыли холм. Моя свита последует за мной. Прибудет Франциск; мы встретимся точно посередине между Гином и Ардром, обнимемся и засвидетельствуем должное по чинам уважение, после чего откроем череду празднеств.
Он явно пал духом.
– О, дорогой кардинал, – утешил я его, – вне всяких сомнений, нас ждут непредвиденные осложнения и задержки. Лишь на бумаге все происходит без сучка без задоринки. В общем, я всецело рассчитываю на вас.
Когда же нарушилось это равновесие и он начал вести себя иначе? Когда перестал нуждаться в моем одобрении, прекратил добиваться моего расположения и резко изменился по отношению ко мне?
– Мы выступим завтра на рассвете. К сожалению, наше общество собралось не полностью, – признал я. – Половина придворных не соизволили покинуть Англию.
– Они до мозга костей пропитаны недоверием к Франции. – Уолси беспомощно развел руками и укоризненно покачал головой. – Послушать их, так они готовы вскрыть себе вены, если узнают, что в их жилах течет хоть капля французской крови, чтобы навеки избавиться от нее…
– Драматичное заявление, – заметил я.
Неужели он не оценил моих слов?
– Мы с королевой будем готовы к восходу солнца, – уточнил я, вернее, подвел итог нашему совещанию.
Кардинал неохотно удалился. Ему хотелось обсудить что-то еще, это было очевидно. А я не желал говорить с ним. Поэтому ему пришлось уйти. С улицы донесся звук его шагов, он пытался отыскать своего украшенного серебряной упряжью осла. Осел – символ смирения. Это заставило меня усмехнуться.
Однако улыбка растаяла, когда я прошелся по опустевшей гостиной. В угловом камине еще горели язычки пламени. Я сильно устал и мог бы пойти в спальные покои и присоединиться к Екатерине. Но вместо этого остался сидеть в одиночестве перед угасающим огнем. Его отблески населяли комнату зловещими тенями, не слишком приятно было смотреть и на собственную мечущуюся тень. В приступе странного смущения я вдруг позавидовал хозяину дома, торговцу шерстью. Мне представилось, какая у него тут счастливая жизнь: его радуют дела, супруга, семеро детей по лавкам. Ему куда лучше, чем королю с бесполезной женой. Нарастало отчаяние… Но отчего? Что могло повергнуть меня в такое уныние? Нет, хватит расстраиваться, оборвал я себя, покинул гостиную и поднялся по длинной лестнице в приготовленную для меня спальню.
Уилл:
Ему незачем было завидовать этому торговцу, которого я успел хорошо узнать. Он вечно пребывал в долгах, а жена ему изменяла. (Только трое из семерых детей родились при его участии!) Однако нам постоянно кажется, что наше беспросветное существование куда хуже чужой жизни, несомненно озаренной радужным весельем.
Генрих VIII:
В ту ночь мне не спалось. Я перечитал и мысленно повторил план нашей с Франциском встречи. Затем меня одолело легкое забытье – странный полусон, который порой нападает к рассвету в незнакомом месте. Он почему-то на удивление ослабляет силы, и после него чувствуешь себя хуже, чем если бы вовсе не спал. Так я и встретил тот день. В голове моей все мутилось.
Я со своей свитой выехал на встречу с французами в местечко, которое впоследствии получило грандиозное название Camp du Drap D’or[48]48
Лагерь золотой парчи (фр.). Место мирных переговоров двух королей чаще называют «Поле золотой парчи».
[Закрыть]. Еще с римских времен эта долина была известна как Vallis Aurea[49]49
Золотая долина (лат.).
[Закрыть]. Давненько она, видимо, ждала какого-нибудь нового великого события, будучи названной в честь предыдущего, происшедшего в глубокой древности. Теперь нам предстояло оправдать величие столь громкого имени.
Когда утреннее солнце вознесло свой лучезарный лик над крышами Кале, которые лепились друг к дружке, плотный людской поток уже заполнил улицы. Наша пятитысячная свита пребывала в радостном расположении духа. Все принарядились в меха, надели золото и драгоценности: ведь мы прибыли не с воинственными планами, а для демонстрации нашего благополучия и богатства. По моему сигналу сопровождающая колонна двинулась вперед, и копыта лошадей громко зацокали по булыжным мостовым.
К полудню мы обогнули небольшую возвышенность, которая загораживала нам вид на Гин. Теперь перед нами расстилался палаточный лагерь, превосходивший размерами любой из городов Англии, за исключением Лондона, Бристоля или Йорка. Там даже просматривались кварталы, обитатели которых должны были занять их согласно родству и статусу. Палаточный город прорезало пять улиц – они лучами сходились к огромной круглой площади с фонтаном.
Я услышал, как изумленно ахнули окружавшие меня придворные. Никто не ожидал увидеть такое великолепное зрелище. Даже Екатерина улыбнулась. А потом с порывом ветра до меня донеслось: «Все это дело рук кардинала».
Рядом с палаточным лагерем возвышался прекрасный дворец, правда небольшой. Ряды его окон, словно великолепные зеркала, отражали солнечные лучи.
– Взгляните, где нам предстоит жить, – сказал я Екатерине.
Королева обернулась. Она мастерски, в испанском стиле, держалась в седле. Солнце освещало ее сзади, поэтому я видел только темный силуэт. Лишь зубы блеснули, когда она заговорила.
– В городе Уолси, – вот все, что сказала Екатерина, качнув головой.
Рассерженный, я натянул поводья и отъехал в сторону.
Королевские апартаменты в так называемом сказочном дворце производили удивительное впечатление. Арабские ковры устилали полы, очень удобной была дубовая мебель с затейливой резьбой. По соседству находился большой пиршественный зал с обустроенной кухней и всеми прочими подсобными помещениями, необходимыми для достойного проведения празднеств.
Мы вошли в нашу резиденцию, дабы подготовиться к встрече с Франциском. Пришлось претерпеть длительную церемонию переодевания: при первой встрече хотелось превзойти французский двор тщательно продуманным великолепием и благородством вида.
Хотя Франция считалась законодательницей моды, мы с моими портными решили, что не будем подражать заморским новинкам (тут Франциск, безусловно, дал бы фору любому, по крайней мере в витиеватости стиля), а воспользуемся нашими исконными английскими фасонами. Поверх пурпурного камзола на меня надели золотистый, отделанный мехом плащ, в котором я превосходно смотрелся на белой лошади. Парадную сбрую украшали фестоны из парчи.
– Такой наряд выглядит просто, ваша милость, – сказал мой главный портной. – Но изысканная простота – самая потрясающая вещь на земле.
Уилл:
Так оно и оказалось, и вы можете убедиться в этом, рассмотрев ту большую картину, что заказали для увековечивания исторической встречи. Фигура облаченного в золото и пурпур Генриха бросается в глаза на фоне всех остальных.
Генрих VIII:
Вскочив в седла, мы ждали сигнала труб с французской стороны, который должен был повторить наш герольд. После чего две огромные армии придворных двинутся навстречу друг другу под размеренный бой барабанов. Никаких приказов – и даже намека на них! Пусть со стороны кажется, что строевые маневры происходят сами по себе.
И вот в двух милях от нас проблеяла труба, и, услышав ее, наш королевский трубач дал ответный сигнал. Мы тронулись вперед. Под седоками заскрипели тысячи седел.
Довольно долго мы ехали по совершенно безлюдной на вид местности. Где же французы? Перед нами расстилалась бесконечная пустынная зеленая равнина. Рядом со мной в испанском седле гордо восседала Екатерина. Она не оглядывалась по сторонам и смотрела прямо перед собой. Мои попытки привлечь ее внимание оказались тщетными. Королева погрузилась в свои мысли и страхи, предоставив меня моим собственным переживаниям…
Наконец вдалеке что-то блеснуло – солнце отразилось от французского щита? Точно! Вот полыхнуло еще и еще раз, и почти мгновенно горизонт озарился светом. Сияющая кайма скатывалась в нашу долину, словно расстегнутое ожерелье, каждая бусина которого переливалась в солнечных лучах.
Впереди шествовала стройная и идеально ровная шеренга придворных. Но вот они расступились, оставив в центре изрядную брешь. И в глубине этого зеленого просвета появилась сверкающая фигура – словно Моисей, проходящий по дну Красного моря.
К нам приближался Франциск, его великолепный жеребец вышагивал с крайней важностью и осмотрительностью, а самого седока, казалось, совершенно не волновало, куда везет его лошадь. Разок она остановилась, приняв угощение из рук ребенка, а всадник, непринужденно подавшись вперед, похлопал ее по шее. Хорошенькое поведение перед встречей с другим королем! Я почувствовал, как во мне нарастают гнев и… обида.
И вот вальяжный француз лениво повернул коня (будто раздумывал, не пора ли спешиться и перекусить на травке!) и с величественным видом продолжил путь оговоренным курсом, устремив взор в мою сторону. Я поступил так же. Сопровождающие замерли за нашими спинами.
Мы с Франциском медленно ехали навстречу друг другу под пристальным наблюдением тысяч глаз. Я напряженно следил за приближением французского короля. Между нами оставалось каких-то десять шагов, и я уже отлично видел все детали его чертовски замысловатого наряда – король явно переусердствовал с кружевами и драгоценностями. Мы обменялись церемонными взглядами. Потом он вдруг на редкость изящно соскочил с лошади. Только что он восседал в седле, а через мгновение уже решительно шагал ко мне, радушно раскинув руки. Я тоже, спешившись, направился к нему и обнял его со всей сердечностью, какая только может быть между незнакомцами. Я ощутил, как силен мой визави. Затем мы отступили на шаг друг от друга. Так я впервые встретился с Франциском лицом к лицу.
«Да он вовсе не красив» – таково было мое первое впечатление. Я сразу заметил множество изъянов в его внешности и порадовавших меня, признаюсь, недостатков. Массивный длинный нос придавал Франциску сходство с хорьком. Но он был высок… вероятно, одного со мной роста.
– Брат! – произнес он, запечатлев поцелуй на моей щеке.
– Frère! – повторил я по-французски, тоже поцеловав его.
Мы разошлись на расстояние вытянутой руки. Франциск улыбнулся.
– Я счастлив приветствовать вас! – произнес он, сильно искажая английские слова, и внезапно вскричал: – Давайте же все обнимемся! Устроим грандиозное торжество любви!
Придворные спешились, и вскоре англичане перемешались с французами – хотя едва ли кто решился подтвердить взаиморасположение жаркими объятиями. Но между ними завязались разговоры, что само по себе уже было поразительным.
– Сегодня вечером вы будете ужинать у меня! – понизив голос, сказал Франциск на родном языке.
Его французский звучал гораздо приятнее английского. Он развернулся и, с гордостью обведя рукой разряженную толпу, воскликнул:
– Ах, если бы наши предки могли созерцать такую картину… и нашу дружескую встречу!
После этих напыщенных слов он сжал мою руку своими холодными пальцами, усыпанными перстнями.
Вечер я встретил в великолепном парчовом пиршественном зале в Ардре, сидя на королевском возвышении и снисходительно поглядывая на Франциска. Он был мальчишкой, слишком нетерпеливым и страстным. Что-то в его натуре совершенно не вязалось с королевским достоинством. Очень жаль, что Людовик не подарил Марии сына. Ведь царственность проявляется в ребенке с его первым вздохом, а Франциск подлинным величием не обладал.
И тем не менее он носил французскую корону.
Вновь и вновь я, невольно наблюдая за ним, отмечал нелепые, на мой взгляд, чулки, головной убор, выражение лица.
Король Франции.
Его христианнейшее величество.
Неужели именно он сражался при Мариньяно, завоевал Милан и уничтожил двадцать тысяч швейцарских наемников?
Рядом с ним сидела королева Клотильда, под ее платьем круглился живот. Она была на восьмом месяце. И уже родила Франциску двоих сыновей.
Я повернул голову направо и взглянул на жену. Екатерина закусила губу, – видно, ее мучила боль в суставах. Однако она мужественно терпела ее.
– Ах! Вот и сюрприз! – воскликнул Франциск, увидев, что слуги внесли блюда, на которых высились желтовато-зеленые пирамиды.
К нам приближался чопорный дворецкий с золотым подносом, полном искусно выложенных фруктов. Почтительно преклонив колено, он предложил нам угощение.
– La Reine Claude![50]50
Королева Клотильда (фр.).
[Закрыть] – объявил Франциск, взяв плод с вершины пирамиды и церемонно положив его на мою тарелку. – Сей королевский фрукт, выведенный садовниками во дворце Блуа, навеки прославит мою возлюбленную королеву, – провозгласил он.
Для вкушения сего деликатеса подали изящные приборы – вилку и нож с перламутровыми ручками, – а также вазочку взбитых сливок.
Плод оказался сочным, спелым и сладким, с легкой пикантной кислинкой.
– Он подобен моей супруге, – заметил Франциск, когда я похвалил вкус лакомства.
Английский Франциска никуда не годился, поэтому мы беседовали исключительно по-французски.
– Вам надо вывести особый фрукт или цветок в честь вашей прекрасной королевы, – добавил он.
Сплошная фальшь, как ясно показало его последнее, далекое от галантности замечание о Екатерине!
Вокруг нас за длинными, поставленными на козлы столами сидели французы и англичане вперемежку. Таков был приказ. На балу дамы и кавалеры также будут танцевать смешанными парами. Разговоры в зале велись с видимым оживлением.
– Насколько я понял, вы непревзойденный танцор, – сказал Франциск. – Это, должно быть, английский талант. Ибо прекрасные дамы, оставшиеся при моем дворе после спешного отъезда овдовевшей королевы… ах, танцуют так искусно, словно всю жизнь только этим и занимались!
После тайного бегства Марии с Брэндоном малая часть ее свиты действительно осталась во Франции. Но какое нам, королям, дело до ничтожных слуг!
– Какие мелодии вы предпочитаете? – настойчиво спросил он. – Я отдам распоряжения моим музыкантам.
– Я танцую все, что угодно. Совершенно не важно, с чего мы начнем.
– Монарх, позволяющий себе все, что угодно! – воскликнул Франциск. – Как это удивительно и приятно!
Когда столы опустели, в дальнем конце зала начали собираться музыканты. Их было не так много, как в английском ансамбле, но я надеялся, что они умеют прилично играть.
Первый танец в испанских ритмах Альгамбры предстояло вести нам с Екатериной. Она по-прежнему легко танцевала под те мелодии, что помнила с детства.
Общество почтительно встретило наше исполнение аплодисментами. В свою очередь, Франциск и его королева исполнили медленную величавую павану.
После чего Клотильда и Екатерина могли отдохнуть, а мы с Франциском, отдав дань уважения нашим женам, продолжали танцевать с другими дамами.
Франциск подвел ко мне одну красотку. Я уже раньше заметил ее и обратился к ней по-французски, но он остановил меня.
– Mon frère, она же ваша подданная. – Он легко коснулся ее обнаженной руки. – Натуральная англичанка. Мария Болейн.
Леди отвесила мне поклон. Мне помнится платье цвета майской зелени, которое подчеркивало изящные очертания ее плеч и груди. А волосы отливали тем золотисто-медовым оттенком, что всегда приводил меня в восторг, – ткань ли то была, локоны красавицы или льющийся в комнату поток солнечного света. Откуда, интересно, узнал о моей слабости Франциск?
– Англичанка, добровольно заплывшая в сети французского двора? – пробормотал я себе под нос и пригласил Марию на танец.
В отличие от наших придворных дам она следила за каждым моим движением. Столь пристальное внимание раздражало и одновременно очаровывало меня.
– Много ли английских подданных осталось здесь? – спросил я.
– Не много, – ответила она. – Одна из них – моя сестра Анна.
Я огляделся, изображая заинтересованность. Здесь, во Франции, как я уже понял, не задавали прямых вопросов и уклонялись от однозначных ответов.
– Анна слишком юна для такого бала. Она еще не научилась делать прически. Маленькая дикарка, как говорит наш отец.
– Может, Франция укротит ее нрав.
– На это он и надеется. По правде говоря, Франция не укрощает, но придает дерзкой смелости своеобразную утонченность.
Какой прозрачный намек!
– Что ж, вернувшись в Англию, мы найдем утешение в вашем обществе.
Я произнес всего одно предложение. Все вышло намного проще, чем с неискушенной в романах Бесси.
– Как вам угодно, – ответила Мария, спокойно взглянув на меня.
Она не пыталась заинтересовать меня.
И это распалило меня еще больше. Пожалуй, здесь она стала искусной куртизанкой.
И я не ошибался, ибо хорошо изучил этот тип женщин. А искусство моей партнерши Франциск, очевидно, отшлифовал до идеального блеска. Неужели он наслаждался с ней любовными играми? Чему, интересно, он научил ее?
После случая с Бесси я решил не увлекаться женщинами. Но каковы могут быть отношения с опытной куртизанкой? Наверняка это нечто иное.
Право, воздержание утомительно. Послушное исполнение супружеского долга ничего не меняло и уж точно не избавляло от беспокойства. Поскольку совершенно не утоляло моей страсти. И в этом Мария как раз могла помочь мне.
В палаточном городе, окружавшем мой дворец в Гине, давно наступила ночь. Некоторые палатки, словно светлячки, озарялись таинственным сиянием: пламя свечей просвечивало сквозь золотистые парчовые полотнища. Постепенно огоньки угасали и растворялись во мраке.
Поддавшись внезапному порыву, я спешился и отпустил камергера, который ждал меня, чтобы проводить в спальные покои. Мне захотелось прогуляться в одиночестве и подышать ночной прохладой.
Как нежна июньская ночь во Франции! В пряном воздухе разлита чувственная истома, легкий ветерок напоминает свежее дыхание девственницы, уже вошедшей в возраст и оттого особенно манящей. Так спелый плод, который слишком долго провисел на ветке, источает аромат, привлекающий ос. Я глубоко вздохнул; приходится признать, что у нас в Англии не бывает таких чудных ночей.
Факелы горели только вокруг дворца. Я прошел по краю освещенной площадки и углубился в полосу мрака, отделявшую дворец от палаток придворных. Теплый ветерок сбросил шляпу с моей головы. Я направился за ней, но ее уносило все дальше во тьму, по прихоти ветра она кружилась и переворачивалась. Белый плюмаж мелькал, словно игривый блуждающий огонек. Этот черный призрак с белой каймой навеял смутные воспоминания, не слишком неприятные… но какие? Я перебрал памятные образы, но не нашел среди них ничего тревожного.
Ветер заметно усилился и начал срывать с меня плащ, точно нетерпеливая любовница. Я задумался о Франциске и нашей сегодняшней встрече. Внешность этого француза оправдала мои ожидания, чего нельзя сказать о его манерах. Казалось, он высмеивал все подряд и наслаждался, поражая окружающих своими выходками, не подобающими королю. Он был напрочь лишен монаршего достоинства, несмотря на все его титулы и военные победы.
Военные победы… война. Когда-то я сражался здесь против Франции. Нашего исконного врага. Французские бризы веяли нежностью, а яблоки радовали сочностью, особенно в этой местности. А ведь их наливной спелости могли радоваться сами французы…
Я провалился в сон, словно одурманенный вином, может, и впрямь опьянел от ночного воздуха. Или туманные образы, которые я силился, но не мог воскресить в памяти, стали причиной тяжелого забытья… На следующее утро я проснулся поздно, солнце заливало лежавший возле кровати яркий шелковый ковер с красно-синими узорами. Вдруг раздалось тихое металлическое постукивание, и из-за откинутого бархатного балдахина на меня уставился король Франции. По губам его блуждала сардоническая усмешка.
– Я пришел сыграть роль вашего камердинера. Мне хочется послужить вам, – заявил он, отвесив низкий поклон.
Где же камергеры? Как удалось Франциску проникнуть в мою спальню? Как он посмел ворваться сюда? Франциск застал меня в самом уязвимом положении, и с этого момента я решительно невзлюбил его, впрочем он и раньше не вызывал у меня симпатии.
Я спустился с высокой кровати и смерил взглядом незваного гостя. Разряженный в пух и перья, он стоял подбоченившись и улыбался. Франциск наверняка догадывался, что мне захочется воспользоваться ночной вазой, однако не двигался с места. Я же был не намерен облегчаться в его присутствии.
– Как вы сюда попали? Мои гвардейцы… – сухо начал я.
– …обрадовались возможности пропустить к вам короля Франции, – закончил он.
Я огляделся. Где моя одежда? Гардеробмейстера, очевидно, отпустили вместе с остальными слугами. Что за наглость! Я решительно прошел в туалетную комнату, где хранились мои вещи. По большей части они лежали в сундуках, но часть гардероба оставалась на вешалках.
– Раз уж вы пожелали быть моим камердинером, – сказал я Франциску, – то выбирайте мне наряд.
Пусть уж болван исполнит эту нелепую миссию!
Франциск направился к длинной вешалке с крючками. На каждом висела одежда. Он задумчиво прошелся вдоль пестрого ряда и наконец выбрал бордовый камзол и подходящий к нему плащ.
– Такой наряд подчеркнет завидный цвет вашего лица, – заявил он, усмехнувшись так, будто выдал остроумное замечание.
Я поспешно застегнулся и даже накинул плащ, с неудовольствием отметив, какое редкостное преимущество получает одетый человек перед голым, особенно когда застает его со сна врасплох. Франциск продолжал бесцеремонно наблюдать за моим туалетом, и глупая ухмылка, казалось, навечно прилипла к его хитрой носатой физиономии. Он безостановочно щебетал обо всем на свете, опуская лишь одно: причину его небывалого визита.
Не удержавшись, я все-таки спросил:
– Зачем вы навестили меня?
– Чтобы узнать вас получше, mon frère. Посмотреть, как вы выглядите в натуре.
Какой же он лжец! Я уже собирался высказаться откровенно, когда в дверях появился брадобрей Пенни, который ежедневно подравнивал и мыл мою бороду. Он принес чашу с ароматной горячей водой, полотенца, гребни, ножницы и бритву. Я опустился в кресло и отдал себя в его распоряжение.
На плечи мне легло большое белое полотенце, и Пенни, взмахнув серебряными ножницами, принялся колдовать надо мной. Франциск продолжал наблюдать, не сходя с места. Уйдет он наконец или нет? Мой гнев нарастал с каждой минутой.
– Как странно, что вы пользуетесь такими грубыми ножницами, – с притворным удивлением заявил Франциск. – Во Франции давно перешли на более изящные и удобные. Уверен, они и вам понравятся, когда у вас появится возможность сравнить их.
Я действительно возненавидел этого лицемера. Однако я не так ловок и скор на остроумные ответы, как Уолси и мой шут Уилл.
Уилл:
Ну вот, попал в одну компанию с Уолси! Комплимент или оскорбление?
Генрих VIII:
– Меня вполне устраивают привычные инструменты, – выдавил я. – Они отлично знакомы с моей бородой.
– Однако слишком старые знакомства порой приедаются… Так бывает, к примеру, в супружеской жизни!
Ножницы Пенни порхали возле моей шеи. Я не смел даже пошевелиться.
– Вашей собственной? – решил уточнить я.
– Я женат едва ли пять лет, – пожав плечами, бросил он. – И уже трое детей…
– Третий еще не родился, – резко возразил я.
– Это скоро произойдет, – мечтательно произнес Франциск. – Надеюсь, будет девочка. Я хотел бы дочку, ведь у меня уже есть двое сыновей…
– Тогда вам придется быть преданным вашей дочери так же, как вашей матери. Дочерняя любовь – высшая награда, благословенная Господом.
Весь свет знал, что Франциска с матерью связывали отношения, противные человеческой природе. Говорили, что он и шага не может сделать без материнского совета и ежедневно запирается с ней до полудня для «совещаний». Она, в свою очередь, называла его «mon roi, mon seigneur, mon César et mon fils»[51]51
Мой король, мой повелитель, мой Цезарь и мой сын (фр.).
[Закрыть].
На мгновение самодовольное выражение исчезло с его физиономии.
– И правда, – опять улыбнувшись, продолжил он. – Я назову ее именем моей любимой матушки. Разве мыслима более великая честь?
«Очевидно, немыслима, – подумал я. – Жаль, что вы не смогли сами жениться на вашей mère»[52]52
Матушке (фр.).
[Закрыть].
Он был поистине отвратителен.
Уилл:
Возможно, и самому Генриху захотелось бы уединиться с родной матушкой, кабы она еще была жива. Как тесно связаны ревность и отвращение? Почему никто из ученых мужей до сих пор не озадачился этим вопросом? Я лично нахожу его более увлекательным, чем унылые споры, которые нынче яростно ведутся об истинной сути евхаристии.
Генрих VIII:
Пенни закончил свою работу. Я встал с обтянутого кожей кресла, сбросил полотенце и выразительно заявил:
– Мне необходимо заняться делами.
Однако Франциск продолжал стоять передо мной с глупой улыбкой. Неужели мне надо взять флаг и помахать им перед его затуманенными глазами?
– Благодарю вас за помощь, – добавил я, – но сейчас меня призывают королевские обязанности, и нам следует разойтись.
– Вы правы, – кивнул он. – Однако мы еще встретимся… после полудня, на первом турнире.
По этикету мне полагалось проводить его к выходу. Неохотно я покинул вместе с ним спальню, пересек темную комнату и открыл дверь в большую гостиную. Добрая дюжина слуг с интересом уставились на нас.
– Bon jour[53]53
Добрый день (фр.).
[Закрыть], – приветствовал их Франциск, приподняв украшенную пером шляпу.
Приемная зала составляла шагов двадцать в ширину. Мы не прошли и половины, как Франциск вдруг резко остановился. Приложив палец к щеке, он игриво приподнял левую бровь. Потом, сдернув с головы шляпу, отбросил ее в угол.
– А давайте-ка поборемся, брат! – воодушевленно предложил французский король.
Он опять застал меня врасплох. Я не успел встать в стойку, когда Франциск, нарушая все правила, начал наступать на меня, нещадно нанося удары, и в итоге сразу опрокинул меня на спину.
Удивленные придворные смотрели сверху на мой позор. Теперь я понял, почему Франциск выбрал для меня столь тесный наряд – он буквально лишал меня свободы движений. Отступив назад, этот притворщик начал гримасничать, изображая ужас.
– О! О! Sacrebleu![54]54
Черт возьми! (фр.)
[Закрыть] – затараторил он.
Франциск сыпал глупыми ругательствами, однако даже не подумал протянуть мне руку и помочь встать. Он стоял столбом, всем своим видом изображая крайнее замешательство.
– Неужели у вас во Франции противнику не дают подготовиться к поединку? – спросил я, поднявшись с пола.
– Cher frère[55]55
Дорогой брат (фр.).
[Закрыть], всегда надо быть готовым к неожиданностям. – Он пожал плечами и закатил глаза. – Жизнь обычно наносит нам удары без предупреждения. Я лишь пытался уподобиться ей.
Я сорвал тесный плащ. Тогда уж следовало устроить бой подальше от любопытных глаз и отбросить все протоколы, запрещавшие драку между монархами!
– Тогда уподобьтесь атлету – если сможете! – и поборемся в честной схватке, – подначил его я.
– Я никогда не повторяю своих действий, – надменно сказал он, отступая назад. – Особенно успешные удары.
– Вы предпочитаете повторять ошибки? – спросил я, надвигаясь на него.
– Какая у вас тут грязь на полу.
Сдвинув брови, он с нарочитой старательностью разглядывал ковер.
– Да, французская грязь, – парировал я. – Она залетает даже сюда.
– Жаль, что вам не удалось по достоинству оценить все мое королевство. И как удачно, что вам не придется больше тут появляться. Судьба поистине благосклонна.
– Как удачно, что мы с вами «братья» и вы можете наслаждаться своими фальшивыми титулами в полнейшей безопасности.
Он вновь приподнял бровь.
– Младший брат Эдмунда де ла Поля Ричард мог бы сказать то же самое, – усмехнулся он. – К счастью, такие заявления совершенно безвредны и лишь развлекают нас обоих. – Он вновь поклонился. – À bientôt, mon frère![56]56
До скорого свидания, брат мой! (фр.)
[Закрыть]
Де ла Поль! Как посмел он упомянуть имя этого изменника, который по сей день скрывается во Франции, питая надежды, что его признают законным английским королем? А Франциск прикрывает его, держит про запас!
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?