Текст книги "Ошибка Марии Стюарт"

X

Мария вернулась в Эдинбург после нескольких дней, проведенных с Эрскинами в Стирлинге, убедившись в том, что принц Джеймс устроен хорошо. Потом она медленно поехала в столицу. Она пыталась думать о крещении, составлять план церемонии. Она должна быть величественной и открыть Шотландию для остального мира. На несколько коротких дней приедут французы и увидят, какой стала их бывшая королева после отъезда из Франции. Она будет горда приветствовать их. А Елизавета? Приедет ли она?

Но планирование торжества, даже такого грандиозного, не могло успокоить ее сердце. События в Тракуэре разрушили фундамент, на котором покоилось все остальное: ее брак с Дарнли, вынужденная необходимость простить его, терпеть его присутствие и считать себя мертвой для всех остальных мужчин. Неожиданное увлечение Босуэллом так глубоко смутило ее, что она думала о нем как о проблеме, которую нужно решить. Она постоянно анализировала это увлечение в поисках какого-либо объяснения. Логических вариантов было несколько. Например, из-за отвращения к мужу она наделила Босуэлла воображаемыми качествами, чтобы отвлечь себя от ужасной истины, что она боится открытой конфронтации с Дарнли. Или же она просто обратилась к воспоминаниям о своем дяде Франциске, герцоге Гизе, великом воине, тоже носившем шрам на лице. Девочкой она считала его идеальным мужчиной – теперь она увидела его тень в Босуэлле. Или же, поскольку он спас ее из Холируда после убийства Риччио, она перепутала благодарность с влечением. Она не сомневалась, что существует простое объяснение, после которого проблема исчезнет сама собой.

Как только она вернулась в Холируд, Дарнли покинул Тракуэр-Хаус и отправился на большую соколиную охоту. Она была рада, что ей не придется видеть его, и знала, что в конце концов его потянет обратно. Ох, неужели это никогда не закончится?

Настало время вернуть лордов, которых она наказала отлучением от двора, особенно Мейтленда. В государстве должно быть спокойно перед проведением великой церемонии. Кроме того, когда приедут высокопоставленные зарубежные гости, они не должны обнаружить, что половина ее придворных находится в изгнании.

Мейтленд вернулся вместе с Аргайлом и лордом Джеймсом, и все они примирились с Марией.

«Все почти как раньше, – думала она. – По крайней мере на первый взгляд».

Джон Нокс укрылся в Эйршире в западной Шотландии и больше не досаждал ей своими проповедями или угрозами по поводу крещения, которое она надеялась провести по католическому обряду. Ей нужно было решить этот вопрос с лордами Конгрегации.

На одном из заседаний Тайного совета в сокращенном составе Мария раскрыла свои намерения лорду Джеймсу, когда он поинтересовался, кто будет совершать богослужение.

– Я думала об архиепископе Гамильтоне, – тихо сказала она.

Наступила глубокая тишина.

– Католик? – наконец спросил лорд Джеймс.

– Да.

– Люди не позволят… – начал Мейтленд.

– Люди должны ожидать этого! Его мать – католичка, а отец… – мучительная тема для нее, – … происходит из католической семьи.

– Но он наследник трона в протестантской стране, – заметил лорд Джеймс.

– Вы ожидаете, что я приглашу Джона Нокса совершить обряд крещения?! – воскликнула она. – Я понимаю, что страна остается протестантской. Как вы думаете, почему я отдала его на воспитание лорду Эрскину, доброму протестанту? Я хочу, чтобы мой сын понимал эту веру. А что касается крещения, это в любом случае не повредит ему и успокоит мою совесть. Несмотря на то что он будет крещен как католик, это не помешает ему стать протестантом, когда вырастет, что может засвидетельствовать каждый из вас, как и Джон Нокс!

– Вы действительно считаете, что он сможет свободно выбрать протестантскую веру, когда достигнет сознательного возраста? – осторожно спросил лорд Джеймс.

– Да, разумеется. Никто из нас не может иметь веру, выбранную нашими родителями; если наша вера чего-то стоит, мы должны выбирать ее для себя сами. Человек должен что-то знать, чтобы иметь свободу выбрать или отвергнуть это.

Мейтленд улыбнулся:

– Хорошо сказано, и весьма разумно. С моей точки зрения, если королева так хочет, пусть церемония пройдет по католическому обряду.

– Ну, хорошо, – неохотно произнес лорд Джеймс. – Теперь о цене: каков ваш план? Я ничего не знаю о таких церемониях – теперь мы не проводим их в Шотландии.

– Поскольку крестные родители принца происходят из трех стран, каждый пришлет посольство как минимум в пятьдесят человек. Кроме того, будут банкеты, фейерверки – я не могу точно сказать, во сколько это обойдется. Но я загляну в расходные книги, которые хранятся в казначействе, и посмотрю, сколько может выделить казна. Я немедленно займусь этим, поэтому если возникнет необходимость ввести новый налог…

– Люди не потерпят новых налогов, – быстро возразил лорд Джеймс.

– Если это будет необходимо, – ровным голосом продолжила Мария, – я готова пойти на уступки, которые люди сочтут приемлемыми.

Через неделю она фактически переселилась в здание казначейства, расположенное на Коугейт-стрит, которая шла параллельно Хай-стрит. Внешне она сделала это для подробного изучения бухгалтерских книг и документов, а на самом деле – чтобы получить уединенное место для размышлений. Мария обнаружила, что ей лучше думается в маленьких комнатах, чем во дворцовых покоях, не говоря уже о бдительных глазах и ушах при дворе.

Она взяла своего секретаря Клода Нау, который хорошо разбирался в цифрах и имел представление о расходах, необходимых для проведения такого празднества, а также мадам Райе. Через несколько дней к ней присоединилась леди Ререс, которую заменила новая сиделка в Стирлинге. Она принесла новости о принце Джеймсе и обустройстве его детской.

Вскоре Мария обнаружила, что ей нравится изучать расходные книги как правительства, так и своего двора. Она нашла старые книги, относившиеся ко временам правления ее матери, и с радостью увидела первую запись, посвященную ей самой: «Белая тафта для крещения принцессы». Иногда она вызывала лорда Джеймса или Мейтленда для консультации и объяснения некоторых аббревиатур, но в основном сама любила разгадывать их, оставляя книги открытыми на нужном месте. Так она могла постоянно работать с ними, не опасаясь что-то пропустить или искать снова.

Увы, ее первоначальная догадка оказалась верной: в казне было очень мало денег, явно недостаточно для финансирования торжеств такого масштаба, как ей бы хотелось. Что ж, придется ввести новый налог или повысить существующие.

– Мы живем в бедном королевстве, сестра, – сказал лорд Джеймс. – Вам стоит лишь сравнить вашу коронацию с коронацией королевы Елизаветы, чтобы понять это. Налог – единственный выход.

Он явно считал крещение принца глупой причудой.

– Если мир признает нас бедной страной, это сослужит нам плохую службу, – возразила она. – Если мы скроем это и устроим хорошее представление, впоследствии это принесет нам пользу.

– Как быть с королем? – спросил лорд Джеймс. – Будет ли он присутствовать на торжествах и вести себя достойно? Не имеет смысла занимать деньги и устраивать представление, чтобы показать миру, кого мы называем королем. Мне известно, что он возражал против приглашения королевы Елизаветы.

– Он приедет, – с уверенностью пообещала Мария, которую на самом деле не чувствовала.

Погода стала отвратительной: холодной, пасмурной и дождливой. Марии не хотелось покидать здание казначейства, которое стало для нее надежным убежищем, и теперь она оказалась запертой в нем. Она удалилась в свою личную комнату и стала читать, устроившись в удобном кресле перед огнем, наслаждаясь полным уединением и отсутствием дел, требующих немедленного внимания. Дождь стучал в закрытые окна.

Она выглянула в окно и увидела женщин, поспешно заносивших постельное белье, которое они проветривали в соседнем дворе. Когда слуга принес новые дрова для камина, она указала на дом, выходивший во двор, и спросила:

– Чей это дом?

– Дэвида Чалмерса, мадам, – ответил он. – Это слуга лорда Босуэлла.

– Неплохой дом для слуги! – удивленно заметила она.

– Он больше, чем просто слуга, – он друг и компаньон лорда, который служит ему. Чалмерс живет здесь большую часть года.

Мария стояла и смотрела на дом. Может быть, Босуэлл купил его? В таком случае он очень щедр со своими друзьями. Дом был четырехэтажным. За окнами горели свечи, и это позволяло ей видеть комнаты, которые казались хорошо обставленными.

Босуэлл. Она не имела новых известий о нем, кроме того, что он занят делами на границе, как она и приказала.

Мария со вздохом вернулась к книге. Свеча оплыла на сквозняке из щели в подоконнике. Скоро она ляжет в постель. Одним из приятных аспектов ее пребывания здесь была возможность ложиться в любое время, не сообразуясь ни с кем и ни с чем, кроме себя.

Она зевнула. Наверное, и впрямь пора ложиться. Да, она позовет мадам Райе, наденет ночную рубашку…

В дверь негромко постучали.

– Войдите, – сказала она.

В комнату вошел Босуэлл.

Мария была слишком изумлена, чтобы изображать удивление. Это невозможно. Он не мог быть здесь, но стоял перед ней. Она смотрела на него.

– Это не Джедбург, – констатировала она.

– Да.

Лишь тогда она оглянулась по сторонам. С ним никого не было. Никто не провожал его до ее комнаты.

– Как вы…

– Боюсь, мне пришлось тайно приехать в Эдинбург, – сказал он. – Никто не знает, что я здесь. Я остановился рядом, у Чалмерса. Леди Ререс любезно впустила меня через заднюю дверь. Наши дворы примыкают друг к другу.

– Леди Ререс! – произнесла она. – Почему… ах да, конечно, вы же старые друзья.

Должно быть, точно так же она впускала Босуэлла для тайных встреч с ее сестрой Джанет. Внезапно Мария была уже не рада видеть его. Она хотела, чтобы он уехал, вернулся в Приграничье, где ему следовало быть, или хотя бы ограничился ее снами.

– Чего вы хотите? – спросила она.

– Поговорить с вами, – ответил он. – Можно сесть?

Лишь тогда она увидела, что он промок от дождя.

– Разумеется. О чем вы хотите поговорить со мной? У вас возникла какая-то проблема с заключенными или с назначенной датой моего приезда для суда над ними?

– Нет, там все в порядке. Но…

– Прошу вас, сядьте ближе к огню. Итак, что? – только теперь она начала привыкать к нему и убедилась, что он не призрак.

– Боюсь, назревают неприятности. Где Дарнли?

– Где-то на соколиной охоте, точно не знаю.

– Вы должны постоянно следить за ним. До меня дошли известия, что он интригует, посылает и получает письма из Европы, даже от самого Папы Римского! И он собирается бежать из Шотландии. Для него подготовлено судно…

– Хорошо, пусть бежит! – воскликнула она. – Пусть плывет хоть в Мексику и живет на вершине пирамиды. Мне все равно!

– Возможно, вы не заботитесь о нем как о человеке, – сказал Босуэлл, тщательно подбирая слова. – Но он больше, чем просто человек. Он символ, который другие люди могут использовать в своих целях. Он может быть «католиком», или «последним мужчиной из династии Тюдоров», или «возможным наследником»… всем, чем угодно. Но главное, существуют причины, по которым вы решили выйти за него. За то, что он символизировал. Разве это не так? – его тон прозвучал необычно мягко.

Мария с несчастным видом кивнула:

– Отчасти это было мое глупое желание порадовать Елизавету и стать первой наследницей английского трона. Елизавета сказала, что хочет, чтобы я вышла замуж за английского подданного, а не иностранного принца. И тут рядом оказался Дарнли, в котором есть частица крови английских королей. И он был милым, очень добивался моего расположения… и я подумала, что люблю его. Тогда он был другим, или казался другим…

Мария чувствовала, что к глазам подступили слезы. Откровенность не смущала ее: Босуэлл уже многое видел своими глазами.

– Бедная королева, – сказал он. – Вы всего лишь хотели порадовать всех.

– Да! – воскликнула Мария. – Меня учили, что если я буду думать о других и стараться радовать их, то буду вознаграждена за это. И когда я приехала в Шотландию, я изо всех сил пыталась угодить своим подданным! Но чем больше я старалась, тем больше раздражала людей! – она всплеснула руками и сдавленно рассмеялась. – Помните тот день на болоте, когда мы говорили о месте, где человек чувствует себя как дома? С тех пор как я приехала сюда, я никогда по-настоящему не чувствовала этого. Вам повезло: у вас есть дом в Приграничье, и в море вы тоже чувствуете себя как дома. Мне нравятся корабли.

– Да, я знаю, что вы любите ходить под парусами. Я слышал, что по пути во Францию вы оказались единственной, кто не страдал морской болезнью и не боялся шторма. Море стало родиной для многих людей, лишенных своей родины на суше. Вам следовало стать моряком.

– Где вы плавали? – спросила она. – Вы были на дальнем севере? Вам приходилось бывать на Гебридах, маленьких островах на западе?

– Да, я плавал туда. Там неспокойные воды, и когда вы приплываете на место, то чувствуете, что совершили настоящее паломничество. Эти острова действительно не от мира сего – они принадлежат миру, о котором мы не знаем. Абсолютное одиночество… что заставляло монахов отправляться туда, что держало их в крошечных каменных кельях?

– Ах, как бы мне хотелось совершить плавание! Если бы только вы взяли меня с собой!

Босуэлл откинулся на спинку стула и улыбнулся.

– Не вижу препятствий для этого. Когда-нибудь, – он помедлил и серьезно посмотрел на нее. – Если вы переживете интриги вашего мужа и его измены.

– Я уже сделала это.

Измена. Она ненавидела это слово.

– С ним еще не покончено. Прошу вас, следите за ним. Пошлите шпионов присматривать за ним. Не нужно его недооценивать.

Босуэлл не слышал угроз Дарнли в Тракуэре, а если бы слышал, то встревожился бы еще больше.

– Хорошо, – поспешила успокоить она. – Я должна доверять вам и прислушиваться к вашим советам.

– Нельзя недооценивать такого человека, – повторил Босуэлл.

– И вы проделали такой долгий путь, чтобы предупредить меня об этом?

– Да. Разве вы не считаете это важным? Вы как будто совсем не беспокоитесь о своей безопасности. Позвольте напомнить вам солдатский афоризм: никогда не снимай стражу и не думай, что спрятавшаяся змея не может ужалить тебя.

Постепенно влечение к нему стало возвращаться. Сначала, пораженная его приходом, Мария не чувствовала этого. Она испытала облегчение от мысли, что оно прошло, как у человека, который находит сокровище со сложным набором инструкций по его использованию. Ее чувство к Босуэллу в лучшем случае было обременительным, а в худшем – разрушительным. Лучше обнаружить, что оно исчезло само по себе, прежде чем успело причинить вред.

Но оно снова шевельнулось в ней и оказалось таким же сильным, как и присутствовавший здесь человек. Оно было настолько ощутимым, что она не сомневалась: он может заметить его. В то же время Мария молилась, чтобы он ушел без долгих разговоров.

Мария встала. Он последовал ее примеру. Словно со стороны она услышала, как что-то говорит о том, как любезно с его стороны было приехать к ней и как она это ценит. Не хочет ли он подкрепиться? Боже, уже так поздно, доброй вам ночи, мне не терпится приехать в Джедбург… Последовал ли он за ней к двери, куда она направилась, чтобы проводить его? Она не смела оглянуться.

Его рука коснулась ее плеча, и она моментально повернулась, так что его рука теперь легла ей на плечи. Они стояли лишь в шести дюймах друг от друга, практически лицом к лицу. Он не стал опускать руку, а заложил другую ей за плечо. Потом он мягко привлек ее чуть ближе. В его прикосновении не было ничего, кроме доброты и дружеского участия.

«Он жалеет меня, как жалел тех людей в лачуге… Его прикосновение такое же, как братское, только у моего брата холодные руки… Должно быть, он счастлив в браке и рассматривает меня – как он сказал? – как «бедную королеву». Его взгляд, его руки – все это лишь братское участие… Я знаю, какой взгляд у мужчины, охваченного желанием, и какие у него руки… Я достаточно видела и чувствовала это, когда не хотела этого… Шателяр, Гордон, Арран, а теперь и Дарнли…»

Никогда она не желала чего-то так сильно и никогда не чувствовала себя такой отвергнутой.

Она подняла голову, чтобы посмотреть на него, и он поцеловал ее.

Она ошиблась. В его глазах читалось желание, огромное желание. Его поцелуй оказался совсем не таким, как во сне. Он был долгим и чувственным. Мария чувствовала его ровное тихое дыхание, сливавшееся с ее дыханием. Казалось естественным оказаться в его объятиях, целовать его безо всяких мыслей или колебаний. Ей нравилось ощущать его губы: они были гладкими и обещали удовольствие на всех уровнях, из которых этот являлся лишь началом.

Она могла чувствовать лишь его губы и невысказанное обещание…

Босуэлл оторвался от нее.

– Нет! – воскликнул он. – Нет, простите меня!

Она хотела привлечь его обратно, но он не позволил это сделать. Он выглядел смущенным и пристыженным.

– Тут нечего прощать, – наконец сказала она.

– Больше этого не повторится, – произнес он и отступил достаточно далеко, чтобы она не могла дотянуться до него. – Обещаю вам это, если только вы простите мне эту оплошность, эту единственную дерзость.

– Тут нечего прощать! – настаивала она. – Пожалуйста, не убегайте. Дождь усилился… – они могли слышать барабанную дробь дождя, стучащего по крыше.

– Я должен идти! – сказал он и направился к двери. – Помните о том, что я говорил вам о лорде Дарнли!

Босуэлл стремительно вышел из комнаты и моментально исчез.

Дарнли! Его последние слова были о Дарнли!

Бурно разрыдавшись, Мария бросилась на кровать. Звук дождя приглушал ее рыдания, поэтому никто не пришел узнать, что случилось.

XI

После того как Босуэлл вернулся в Приграничье, он занялся атаками на своих кровных врагов из рода Керров. Кроме того, он захватил целую банду Армстронгов из Лиддсдейла: теперь они были заключены под стражу в огромной крепости замка Эрмитаж. Когда королева приедет в Джедбург, их будут судить и, возможно, казнят.

После трех недель солдатской жизни он вернулся в замок Крайтон, где его ждала леди Босуэлл. Странно, но он горел желанием рассказать ей о своих подвигах – быть может, потому, что хотел показать ей, что его часть Шотландии была такой же опасной и увлекательной, как и ее любимый Хайленд, и что в бою ее мужа следует бояться больше, чем любого Гордона.

Он обнаружил ее сидящей на огромной подушке перед камином в верхних покоях; она занималась шитьем и время от времени делала глоток вина из большого бокала. Она едва взглянула на него, когда он вошел, что рассердило его. Она всегда была такой спокойной, такой хладнокровной! Он хотел что-то сказать, хотя бы для того, чтобы посмотреть, обратит ли она внимание на него, но остановился. Развернувшись на каблуках, он вышел, пока она смотрела на него своими бледными выпученными глазами. Увидев, как он уходит, леди Босуэлл улыбнулась и вернулась к шитью.

Босуэлл стоял на верхней лестничной площадке, глядя на два нижних пролета. Он сердито спустился с намерением вернуться в конюшню, когда заметил Бесси Кроуфорд, одну из служанок леди Босуэлл, поднимавшуюся с подносом в руках. Она покачивала головой и как будто разговаривала сама с собой. Она почти поравнялась с Босуэллом, когда увидела его и смущенно замолчала.

– Продолжай, пожалуйста, – предложил он. – Я люблю подслушивать.

– О, сэр! Я… я не знала, что вы вернулись. П-почему об этом не объявили? – запинаясь спросила она.

– Последние три недели я шпионил за людьми. От этой привычки трудно отделаться.

Он поднял салфетку, закрывавшую поднос. Тушеная зайчатина. Ячменные лепешки. Сыр. Он сунул в рот кусок сыра и взял пшеничную лепешку, ожидая, что девушка будет протестовать, потому что еда предназначалась для ее госпожи.

– Иногда приятно быть вором, – заметил он. – Особенно если сильно проголодался.

– Боюсь, графиня будет недовольна, – сказала Бесси. – Теперь я должна вернуться на кухню и наполнить поднос.

– Хорошо, – Босуэлл последовал за ней. Она то и дело оглядывалась, чтобы взглянуть на него, и на ее лице появилась улыбка.

Они прошли по коридору на кухню, где только один повар лениво помешивал половником в кастрюле, а француз Парис, один из слуг Босуэлла, снаряжал мышеловки.

Бесси поставила поднос и попросила повара снова наполнить его, а Босуэлл прошептал некоторые распоряжения на ухо Парису. Потом он взял Бесси за руку и уверенно повел ее к двери башни, примыкавшей к кухне. Очень скоро они оказались в маленькой комнате, которая служила кладовкой. Босуэлл закрыл дверь, прислонился к ней и скрестил руки на груди.

– Парис проследит за тем, чтобы нас не беспокоили, – начал он.

Бесси смотрела на него с побледневшим лицом, но не отшатнулась, когда он потянулся к ней. Боже, ему нужна женщина! Он изнывал от желания, давно не находившего выход.

Он привлек к себе ее маленькое оцепеневшее тело. Она была костлявой, правда, с большими грудями. Босуэлл наклонился и стал целовать ее, почти ожидая, что она заскулит и будет издавать тихие протестующие звуки, которые вскоре прекратятся. Он знал, что она не девственница: Парис был с ней, и повар тоже.

Действительно, сначала она наклонила голову, позволив поцеловать себя в ухо и в шею, но потом повернулась к нему. Формальные требования были соблюдены: теперь она страстно поцеловала его и позволила ему ощупать себя. Даже не спрашивая, она расстегнула корсаж и промурлыкала: «Теперь можете делать, что хотите», выставив перед ним свои арбузные груди, словно на подносе.

Он не слишком хотел целовать ее землистое лицо или возиться с грудями; ему хотелось снять напряжение единственным способом. Она легла на пол и послушно задрала юбки. Теперь он знал, что истории, которые ему рассказывали повар и Парис, – правда. Он расстегнул штаны и взгромоздился на нее, немного стыдясь кратковременности предстоящего занятия, но желая сделать, что нужно, и покончить с этим. Чем скорее он возьмет ее, тем скорее удовлетворит горячий пульсирующий зов своей плоти, которая мучила его, – в том числе из-за его жены!

– Ах, – прошептала она, когда почувствовала его член, и издала ожидаемый вскрик, когда он вошел в нее. – О, милорд Босуэлл, милорд, милорд…

Ее голос становился все громче, и ему пришлось закрыть ей рот ладонью. Но он был слишком занят удовлетворением своей потребности и вскоре перестал обращать внимание на звуки; ему казалось, что он взорвется, если эта изысканная пытка, терзающая его тело, наконец не прекратится. Его движения становились все более сильными. Он чувствовал, что будто пронзает ее изнутри, а потом все-таки пришло долгожданное облегчение, и он застонал от радости.

Но все произошло так быстро, что его дыхание даже не сбилось. Как только волны удовольствия улеглись, он скатился с нее. Все закончилось.

– Это было хорошо, – весело сказал он и потянулся за своими штанами. Бесси по-прежнему лежала на месте и грустно смотрела на него. Он наклонился и одернул юбки, прикрыв ее.

– Вы захотите меня снова, сэр? – нежно спросила она.

Вопрос застиг его врасплох.

– Ну, возможно, – ответил он.

– Я буду рада снова побыть с вами, сэр, – сказала она.

– Почему? – ему стало интересно.

– Вы хорошо знаете, как это делается, – деловито ответила она. – Даже когда так торопитесь. Мне хотелось бы посмотреть, как вы занимаетесь этим, когда у вас больше времени.

Он откинул голову и рассмеялся:

– Я постараюсь удовлетворить твое любопытство.