Текст книги "Под южным солнцем"

Фишер кивнул с побелевшим лицом. Ведь это было покушение на Франца-Фердинанда, и это его могли ранить. Если бы эрцгерцог скончался, он, Фишер, вошел бы в историю как человек, который не смог его спасти.

К месту происшествия устремились люди. Австрийский генерал, которого Алексий раньше никогда не видел, осведомленно заявил:

– Карета «скорой помощи» уже в пути. Я позвонил в гарнизонный госпиталь, и сюда едут все хирурги, которых удалось найти.

– Слава Богу, – сказал Алексий, начиная успокаиваться. – Есть ли убитые среди населения?

– Не думаю, – ответил генерал.

Мериззи был предоставлен заботам доктора Фишера, а автомобиль эрцгерцога уже покинул место происшествия.

Алексий нетвердой походкой пошел к своему «даймлеру».

Катерина тоже уже вернулась. Подол ее розового шелкового платья был сильно испачкан, на юбке виднелись пятна крови от того, что она опускалась на колени перед ранеными.

– Есть там убитые? – спросил Алексий через некоторое время, усевшись в автомобиль.

Катерина покачала головой, ее глаза потемнели от горя и потрясения.

– Нет, но более десятка человек тяжело ранены.

«Даймлер» медленно тронулся, следуя за неповрежденными машинами.

– Алексий… – Голос Зиты сделался глухим от страха. – Алексий… что будет, если…

Их глаза встретились.

– Если убийцей окажется серб? – закончил он за нее. – Одному Богу известно, дорогая. Одному Богу…

Наталья молчала. Она чувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Вид раненых ее потряс. Раньше она никогда не видела столько крови. К тому же родители предполагают, что она пролита сербом.

– Они его поймали? – спросил Алексий.

Зита кивнула:

– Он очень молод. Мы не разглядели его как следует, потому что, как только парня схватили, его сразу окружила толпа.

На вид он почти мальчик.

– Будь он проклят! – злобно сказал Алексий, не сомневаясь, что убийца-серб был фанатиком-националистом. – Слава Богу, что его попытка не удалась. Если бы это случилось…

Он не закончил. Если бы эрцгерцога убили, не осталось бы никакой надежды на благополучное будущее славян внутри империи и мирную жизнь вне ее.

– Слава Богу, – повторил он, внезапно ощутив себя гораздо старше своих сорока восьми лет. – Чем скорее Франц-Фердинанд уедет в Вену, тем лучше.

* * *

Когда «даймлер» Василовича подъехал к ратуше, Франц-Фердинанд уже стоял на ступеньках, произнося заранее заготовленную речь, в которой благодарил город за теплый прием.

– Мне особенно приятно слышать заверения в вашей непоколебимой преданности, – обратился он к мэру, стоящему рядом с ним, – и любви к его величеству, нашему милостивейшему императору и королю…

Когда Наталья увидела рядом с ним улыбающуюся герцогиню, она почувствовала к ней необычайную симпатию. Ей не приходилось видеть женщину, которая держалась бы так достойно, только что пережив покушение террориста, чья бомба могла разорвать ее на куски. Герцогиня в белом кружевном платье и в большой белой шляпе была очень женственной и величественной, как всегда, и только легкая бледность выдавала ее потрясение.

–..Я сердечно благодарю вас, господин мэр, за громкие овации, которыми население приветствовало меня и мою жену.

В них я вижу выражение удовлетворения тем, что попытка покушения потерпела неудачу.

Несмотря на то что эрцгерцог принадлежал к семейству Габсбургов, Наталья им восхищалась. В своей голубой, плотно застегнутой фельдмаршальской форме, с зелеными павлиньими перьями на тирольской шляпе он выглядел великолепно.

Франц-Фердинанд закончил свою речь, и маленькая девочка, приблизившись к герцогине, протянула ей розы. Герцогиня немного наклонилась, чтобы принять букет, и Наталья с ужасом увидела на ее шее свежую царапину. Неужели это след от осколка бомбы? Значит, София была близка к смерти?

– Герцогиня сейчас пойдет наверх, чтобы принять делегацию городских женщин-мусульманок, – прошептала Зита. – Нам же надлежит оставаться в вестибюле ратуши. Может быть, нас даже угостят чаем. Никогда в жизни я не хотела так пить.

Когда герцогиню проводили наверх, эрцгерцог и его окружение, включая Алексия, исчезли в одной из нижних комнат.

– Я все думаю: как себя чувствует подполковник Мериззи? – спросила встревоженная Катерина, когда принесли стулья и напитки. – И всем ли раненым оказана надлежащая помощь?

На эти вопросы невозможно было ответить. Зита молчала, сознавая, как усложнится политическая ситуация, если покушавшийся на эрцгерцога действительно окажется сербом. Наталья также хранила молчание, стараясь не думать о случившемся.

Мысль о том, что покушение явилось проявлением славянского национализма, вселяла в нее безотчетный ужас. Была ли та страшная сцена, свидетельницей которой она стала, отвратительной реальностью, стоявшей за ее встречами с друзьями Гаврило в «Золотом осетре»? А если так, значит, Гаврило, Неджелко и Трифко причастны к покушению? А она сама?

– Это не мог быть серб, – прошептала она. – Должно быть, это какой-то сумасшедший. Наверняка сумасшедший.

– Звонили из госпиталя, – сказал отец час спустя, присоединившись к ним. – Рана у Мериззи несерьезная. Эрцгерцог намеревается его навестить в госпитале перед поездкой в музей.

– Боже милостивый! – Зита испуганно посмотрела на мужа. – Он все-таки решил не менять программу пребывания?

Алексий устало кивнул:

– Да. Единственным изменением будет маршрут. Вместо того чтобы двигаться по узким улочкам старого города, мы поедем по центральному проспекту.

Зита глубоко вздохнула. В это время на лестнице появилась герцогиня и начала спускаться вниз, а эрц-герцог, закончив совещание, тоже вышел из комнаты со своим окружением, так что Зита не успела выразить свои мрачные сомнения. Поджав губы, она ждала, когда эрцгерцог и герцогиня со своей свитой выйдут из ратуши, а затем последовала за Алексием к ожидавшему их «даймлеру».

Автомобили, за исключением поврежденного, отъехали от ратуши в том же порядке, в каком прибыли: автомобиль мэра возглавлял процессию, а «даймлер» Василовича замыкал ее.

Невероятно, но улицы были все еще полны народу, и когда появилась процессия, раздались бурные аплодисменты.

;., – Мне сообщили, что террорист пытался прыгнуть в реку, прежде чем его схватили, – мрачно сказал Алексий, когда они подъехали к месту, где была брошена бомба. – Для него было бы лучше покончить с собой.

Автомобиль мэра выехал на самую оживленную улицу Франца-Иосифа, где располагались многочисленные магазины.

Автомобиль эрцгерцога тоже начал сворачивать и притормозил.

В тот момент, когда машина эрцгерцога почти не двигалась, а следующие за ней автомобили замедлили ход, чтобы дать ей возможность развернуться, прозвучали выстрелы.

Эта минута навсегда осталась в памяти всех присутствующих.

Когда Алексий и приближенные выскочили из своих автомобилей, генерал Потиорек крикнул шоферу эрцгерцога, чтобы тот скорее гнал машину к резиденции губернатора.

Среди криков и возни людей, пытающихся задержать террориста, Катерина неподвижно застыла на заднем сиденье «даймлера», ошеломленно наблюдая, как герцогиня припала головой к мужу и ее роскошная белая шляпа скатилась на пыльную мостовую.

– Этот ублюдок от нас не уйдет! – услышала Наталья чей-то крик.

– У него пистолет!

Слышались и другие крики, в то время как яростная борьба продолжалась.

Террорист, в безупречной одежде, неуместной при данных обстоятельствах, сопротивлялся как дьявол. С того места, где сидела Наталья, можно было видеть его темный костюм, белую рубашку с круглым стоячим воротничком и высокие ботинки. Она также заметила пистолет в его руке. Он приложил его к своему виску, но какой-то человек бросился к убийце и вцепился в его руку. Еще кто-то схватил его за ворот.

Террорист попытался вывернуться, но снова был схвачен. Двое из приближенных эрцгерцога обнажили свои сабли. Десятки рук пытались дотянуться до негодяя. Наталья увидела, как какой-то человек, по виду чиновник, устремился к месту действия и бросился в общую свалку. Он попытался схватить сопротивлявшегося, но получил удар кулаком и упал на колени. Террорист попытался приставить к его голове пистолет.

Но это была его последняя попытка. Слишком много рук вцепилось в него, чтобы он мог продолжать сопротивление. Убийцу обезоружили и повели куда-то, хотя он продолжал брыкаться и вырываться.

Наталья оставалась неподвижной, не слыша, что ей говорили мать и Катерина. Она видела все происшедшее словно в кошмарном сне, но очень отчетливо. Она видела вооруженного человека, выступившего из толпы на тротуаре, когда автомобиль эрцгерцога разворачивался. Она видела, как этот человек прицелился и спустил курок, затем еще и еще раз, а потом отвернулся, словно не мог вынести того, что натворил. Но прежде чем он отвернулся, Наталья успела увидеть лицо стрелявшего и узнала его. Она не могла ошибиться. Это было хорошо знакомое ей лицо. Она видела его совсем недавно. Это было лицо ее друга Гаврило Принципа.

Глава 6

– Немедленно отвезите мою жену и дочерей назад в Илидцу, – приказал Алексий шоферу. Его лицо было напряжено, кожа стала пергаментной. Он повернулся к Зите:

– Я еду в резиденцию губернатора. Мне надо узнать, серьезно ли ранен эрцгерцог.

– И герцогиня, – добавила Катерина с мертвенным лицом. – Я видела, как она упала прямо на эрцгерцога, а ее шляпа скатилась на землю.

– Черт побери! – Впервые в жизни Алексий богохульствовал в присутствии жены и дочерей, но никто из них не обратил на это внимания.

– Не приведи Господи, чтобы покушавшийся оказался сербом, – сказала Зита.

Алексий уже ее не слышал. Он быстро шел к ближайшему свободному автомобилю.

* * *

Ни Зита, ни Катерина не подозревали о почти обморочном состоянии Натальи, когда автомобиль мчал их из Сараево в Илидцу. Они испытали глубокое потрясение и потому не находили ничего необычного в ее поведении.

Наталья чувствовала себя так, что, казалось, она вот-вот умрет. Ее спокойный, благополучный и упорядоченный мир перевернулся и опрокинулся в бездну. Никогда больше она не будет наивно верить, что славянский национализм олицетворяет возвышенные, благородные чувства и что никто не пострадает, никто не будет убит его приверженцами. Теперь она увидела обратную сторону их деятельности и поняла, какой глупой и по-детски легковерной была.

Наталья себе представила, что теперь будет с Гаврило, и тотчас выбросила мысль об этом из головы. Она не хотела думать о последствиях происшедшего, боясь потерять контроль над собой и сойти с ума.

Девушка неподвижно сидела, глядя невидящими глазами на лесистые склоны холмов, которые находила такими чудесными всего несколько часов назад. Может быть, Гаврило промахнулся, стреляя в эрцгерцога; может, выстрелы были холостыми и Гаврило намеревался только его попугать, а не убивать; может, как и после взрыва бомбы, все обстоит не так плохо, как могло показаться.

* * *

– Подайте чаю, – сказала Зита, как только они вошли в отель, – и сливовицы. – Она посмотрела на измученные, бледные лица своих дочерей. – Три рюмки, – добавила Зита, решив, что это хоть немного поможет ее девочкам.

– Я хочу лечь, – сказала Наталья впервые после длительного молчания. Ей очень хотелось побыть одной. Надо было как-то пережить эти томительные часы, пока не позвонит отец или не вернется с вестью о состоянии эрцгерцога и герцогини. Надо заставить себя не думать о происшедшем и успокоиться.

Она с облегчением услышала, как Катерина сказала:

– Я посижу с мамой. Надо, чтобы кто-то был с ней Радом, если позвонит папа.

Наталья поднялась в их спальню и закрыла за собой дверь.

– Все будет хорошо, – пробормотала она, садясь на край кровати и с такой силой сжав кулаки, что побелели суставы. – Эрцгерцог не пострадал. Сегодня он вернется в Вену, а мы уедем в Белград. На самом деле ничего не случилось. Просто я очень испугалась. Все будет хорошо!

* * *

Уже прошло время обеда, но телефонного звонка от Алексия все не было. Зита, сидя в гостиной своего номера, то и дело поглядывала на французские позолоченные часы и беспокойно крутила кольца на своих тонких пальцах. Было около одиннадцати утра, когда террорист открыл огонь, а сейчас почти два часа дня.

В начале третьего Наталья услышала звук приближающегося автомобиля. Она вскочила, подбежала к окну и увидела, как машина, проехав по обсаженной деревьями дорожке, остановилась перед отелем. Задняя дверца резко открылась, и появился отец с напряженным выражением лица и со сгорбленными плечами. Наталья не стала дожидаться, когда он войдет в отель, и поспешила к матери и Катерине.

– Он скончался! – Алексий вошел к ним с этими словами. – Он мертв и герцогиня тоже!

– Нет! Это невозможно! – Зита, вставая, пошатнулась. – Вероятно, это ошибка, Алексий! Они не могли оба умереть!

Алексий на мгновение прикрыл глаза рукой, стараясь взять себя в руки.

– Они умерли друг за другом с интервалом в несколько минут, – сказал он, как только обрел способность снова говорить. – Не было никакой надежды их спасти. Ни малейшего шанса.

Алексий нетвердой походкой подошел к буфету и налил себе стакан воды. По возвращении в Белград ему будет необходимо сделать подробный и точный доклад о случившемся королю, премьер-министру и членам правительства.

– Франц-Фердинанд был ранен в шею, – сказал он, сожалея, что при его рассказе присутствуют дочери. – Несколько секунд эрцгерцог продолжал сидеть, и генерал Потиорек сначала подумал, что тот не получил серьезного ранения, а затем увидел кровь, сочащуюся из его рта, и несколько минут спустя эрцгерцог потерял сознание.

– И больше не приходил в себя? – Зита широко раскрыла глаза от ужаса.

Алексий покачал головой:

– Нет. Потиорек говорит, что, когда герцогиня припала к мужу, тот сказал: «София, дорогая! Не умирай! Ты должна жить ради наших детей», а затем, когда граф Гаррак попытался его поддержать и спросил, испытывает ли он боль, эрцгерцог произнес слабым голосом: «Ничего. Ничего».

Все молчали. Никто не мог говорить. Наконец Зита спросила – А герцогиня? Что с ней?

Алексий побелел. Пересказывать подробности смерти эрцгерцога было достаточно тяжело, но говорить о том, как умерла герцогиня, – еще более тяжкое испытание. Стараясь по возможности сохранить самообладание, он сказал:

– Должно быть, она повернулась к эрцгерцогу, пытаясь защитить его, и пуля, пробив дверцу автомобиля и обшивку сиденья, угодила ей в крестец. Она умерла от потери крови. Врачи не сказали, но, вероятно, она умерла еще до того, как ее привезли в мэрию.

Зита опустилась на ближайший стул.

– Несчастные дети, – прошептала она. – Кто нам расскажет? Кто сообщит эту ужасную новость?

– Их наставнику послана телеграмма.

Алексий напрягся, и Зита, увидев выражение его лица, со страхом спросила:

– В чем дело? Почему ты молчишь? Есть еще убитые?..

– Убийца – серб. Боснийский серб, как и тот, что бросил бомбу. Я уже телеграфировал об этом в Белград. Одному Богу известно, что будет, когда случившееся станет общеизвестно.

Ни один серб в Сараево не избежит возмездия австрийцев, в том числе и мы.

– Но ведь мы должны уехать в Белград сегодня, как и собирались?

* * *

– Мы уезжаем немедленно. Чем скорее я доложу правительству о Гаврило Принципе, тем лучше.

– Принцип? – Катерина ухватилась за спинку стула, чтобы удержаться на ногах. – Ты сказал, что имя убийцы Принцип?

Алексий кивнул, его ноздри сжались и побелели.

– Полиция сразу установила его имя, но больше ничего.

Стрелявшего зовут Гаврило Принцип, а того, кто неудачно бросил бомбу, – Неджелко Кабринович…

Раздался мучительный крик, и все повернулись к Наталье, которая без сознания медленно сползала на пол.

– Воды! Быстро! – крикнула Зита, бросившись к дочери.

Алексий поспешно наполнил стакан, забрызгав полированную поверхность буфета. Катерина оставалась на месте, продолжая держаться за стул. Ее мысли путались.

– Она приходит в себя, – облегченно всхлипнула Зита, когда веки Натальи затрепетали и она открыла глаза.

Алексий опустился перед ней на колено, просунул руку ей под плечи и поднял, прижав к себе.

– Выпей воды, дорогая, – взволнованно настаивала Зита, когда Алексий поднес стакан к губам дочери. – Тебе сразу станет лучше.

Наталья послушалась мать.

– Положи ее на диван, Алексий. – Зита начала понемногу успокаиваться. – Через несколько минут все будет в порядке.

Она потрясена этими ужасными подробностями…

– Нет, – неожиданно сказала Катерина, и родители удивленно посмотрели на нее. – Нет, – повторила Катерина, в то время как Наталья смотрела на нее широко раскрытыми глазами, умоляя не говорить больше ни слова. – Ее потрясли не только подробности смерти эрцгерцога и герцогини. Есть еще кое-что. – Катерина не сводила глаз с Натальи. – Ты сама должна рассказать об этом папе, – сказала она, зная, что у сестры нет выбора. Даже если Наталья не будет с ней потом разговаривать, она заставит ее признаться в дружбе с Принципом. – Ты обязана рассказать папе, – повторила Катерина. – Он должен знать.

Алексий пересек комнату с Натальей на руках и положил дочь на диван.

– Что именно я должен знать? – отрывисто спросил он. – Если вы собираетесь понапрасну тратить драгоценное время на пустяки, мне это очень не нравится. Сейчас для меня главное – как можно скорее составить доклад королю и премьер-министру…

– Это не пустяки, папа. – Катерина продолжала смотреть на Наталью, которая взглядом молила ее простить и поддержать. – Наталья знакома с молодым человеком по имени Гаврило Принцип. Он боснийский серб и…

Алексий посмотрел на охваченную ужасом Наталью, и кровь отхлынула от его лица.

– Боже правый! – прошептал он. Казалось, Алексий внезапно состарился. – Боже правый!

– Как? – энергично вмешалась Зита. – Как Наталья могла знать этого негодяя?

Наступила тишина. Катерина не спускала глаз с сестры. Наконец, поняв, в какое ужасное положение она поставила отца, Наталья сказала дрожащим голосом:

– Он учился в Белграде, мама. Я встретилась с ним в Консерватории и…

– Ты видела, как он стрелял в эрцгерцога? – резко прервал ее отец. – Ты его узнала?

Она кивнула:

– Да, я…

– Ни слова больше! – Алексий с ужасом осознал, какие последствия возможны для его жены и дочерей, но тут же снова взял себя в руки. – Ни слова больше, пока есть хоть малейшая вероятность того, что нас могут подслушать. Я уже распорядился, чтобы наш багаж погрузили в автомобиль. Никаких разговоров на эту тему, пока мы не окажемся в безопасности в Сербии.

Понятно?

* * *

Они покинули отель фактически незамеченными. Поезд Василовичей, готовый отправиться уже час назад, стоял под парами на вокзале Илидцы со спущенными шторками на окнах.

До тех пор пока они не пересекли границу и не оказались в Сербии, Алексий не касался волнующей всех темы. И вот теперь, сидя в салон-вагоне, он обратился к Наталье:

– Расскажи все, что ты знаешь о Гаврило Принципе, и все до мельчайших подробностей о твоем знакомстве с ним.

Наталья сложила руки на коленях.

– Я познакомилась с Гаврило и Неджелко в Консерватории, – начала она с несчастным видом.

– С Неджелко? – Алексий думал, что уже пережил все потрясения, однако оказалось, что это еще не конец ожидавших его ударов. – С Неджелко Кабриновичем?

Наталья кивнула, и Зита, застонав, прикрыла лицо руками.

– Они мне понравились, – продолжила Наталья с искренним простодушием. – Они с таким воодушевлением говорили о борьбе за объединение южных славян и…

– Они обыкновенные террористы! – воскликнул Алексий. – Подрывные элементы! Подонки!

Лицо Натальи сделалось непроницаемым. Несмотря на случившееся, она не считала своих друзей подонками. Она напряглась, подыскивая подходящие слова, чтобы правильнее их описать.

– Гаврило и Неджелко идеалисты, папа Они образованные люди. – Затем она вспомнила, что Неджелко не был студентом, а работал в типографии. – По крайней мере Гаврило и Трифко студенты и…

– Трифко?

У Натальи внутри все сжалось. Неужели она сказала больше, чем следует? Поможет ли разговор с отцом ее друзьям или им будет от этого еще хуже? Но после кровавого преступления, которое они совершили, надо ли им помогать? Она не знала. У нее ужасно разболелась голова, и она чувствовала себя совсем разбитой.

– Гаврило и Трифко дружат с самого детства. Они одного возраста и…

– И оба боснийцы? Граждане Австро-Венгрии?

Наталья вспомнила, как ее друзья всегда говорили о себе, и сказала с прежней пылкостью:

– Формально они граждане Австро-Венгрии, но они славяне и преданы делу объединения всех южных славян в единое государство.

Зная теперь, откуда у Натальи такая страсть к объединению славян, Алексий мрачно спросил:

– Вы встречались только в Консерватории или, может быть, где-то еще?

– В «Золотом осетре», – неохотно призналась Наталья. – Это кофейня в старой части города. – Она наклонилась вперед. – Они никогда не говорили ни о каком убийстве, папа! Я уверена, Гаврило не знал, что его пистолет заряжен. Он по натуре очень мягкий. Спокойный, с приятными манерами и, несмотря на то что у него самого мало денег, он всегда давал друзьям взаймы…

– Не смей его хвалить! – Лицо Алексия от ярости до неузнаваемости исказилось. – Он убийца, чьи действия, вполне вероятно, поставили нашу страну на грань войны!

Наталья съежилась, напуганная гневом отца.

– Я не знала, что он замышлял. Я даже не знала, что он в Боснии…

Последовала длительная, гнетущая пауза, затем Алексий спросил голосом, пугающим своей отрешенностью:

– Ты знала, что он уехал из Сербии в Боснию? Ты знала о его планах?

Наталья так крепко сжала руки, что ногти впились в кожу.

– Он сказал, что это связано с какой-то подготовкой…

Жена еще никогда не слышала, чтобы Алексий говорил подобным тоном.

Наконец он снова взял себя в руки.

– Слава Богу, – сказал он. – Слава Богу, что ты не знала о его пребывании в Сараево.

Наталья вспомнила Восточный базар, австрийского офицера, пробирающегося к ней сквозь толпу, выражение облегчения, а затем досады в его глазах; вспомнила, как Гаврило держал ее за руку и взволнованно говорил с ней.

– Я виделась с ним, папа, – произнесла она побелевшими губами. – Я случайно встретила его на Восточном базаре. Один из офицеров эрцгерцога пошел меня искать, чтобы помочь выбраться из толпы, и увидел, как я разговаривала с Гаврило.

Алексий утратил дар речи. Положение гораздо хуже, чем он предполагал. Как только офицер узнает Принципа и вспомнит, что тот разговаривал на базаре с Натальей, австрийское правительство выдаст ордер на ее арест. Он понял, чем это грозит не только Наталье, но и Сербии, и ему стало плохо.

По материнской линии Наталья из семьи Карагеоргиевичей. Австрийцы могут сделать вывод, что заговор с целью убийства наследника габсбургского трона был задуман в Сербии, причем в самых высших кругах. У них появится предлог для нападения на Сербию, а Сербия, которую вся Европа будет рассматривать как злостного нарушителя мира, лишится поддержки. Даже Россия не станет ей помогать, поверив, что правящий дом потворствовал убийству эрцгерцога и герцогини.

Алексий, подняв шторку на окне, смотрел на горы и долины, на деревушку с церковными куполами, на отдаленные фигурки людей, работающих в поле, и на ярко одетых женщин, стирающих белье на берегу реки. Это была сцена мирной крестьянской жизни, такую можно увидеть в любом уголке Сербии, но через несколько дней опустошительная война может положить конец этому безмятежному существованию. И все из-за того, что его простодушная, взбалмошная дочь свела знакомство с двумя фанатиками-националистами и виделась с одним из них в канун преступления.

– Что же нам делать? – спросила Зита, полностью полагаясь на мужа, уверенная, что тот не допустит ареста Натальи.

Алексий оторвал свой взгляд от окна. Он размышлял и отбрасывал один вариант за другим, придя наконец к единственному решению. Ему не хотелось его высказывать, но в конце концов он с большой неохотой заговорил:

– Наталья должна покинуть Сербию, пока Принцип не рассказал на допросе о своем знакомстве с ней. А ты, Зита, будешь ее сопровождать…

– Покинуть Сербию? – Наталья была потрясена, она не могла поверить в то, что сказал отец.

–..и вы немедленно отправитесь в Швейцарию, – продолжил Алексий, не обращая внимания на взволнованную дочь. – Вы сядете на ночной поезд до Будапешта, затем на Восточный экспресс до Мюнхена, а потом…

– Покинуть Сербию? – Наталья смотрела на отца так, словно тот потерял рассудок. – Я не могу уехать из Сербии, папа! Я никогда ее не покину!

До сих пор Алексий говорил, обращаясь непосредственно к жене. Теперь же он все внимание сосредоточил на Наталье.

– У тебя нет выбора, – мрачно сказал он. – Тебя видел с Принципом австрийский офицер. Австрийцы сделают вывод, что ты знала, зачем Принцип прибыл в Сараево, и выдвинут против тебя обвинение в сообщничестве, а по боснийским законам сообщник считается виновным в совершении преступления.

– Ты хочешь сказать, что Наталью могут обвинить в убийстве эрцгерцога и герцогини? – спросила Катерина с явным сомнением. – Но это невозможно, папа! Этого не может быть!

– Очень даже может, – сказал Алексий. Сейчас он выглядел лет на десять старше, чем утром этого злополучного дня.

– Дядя Петр не допустит этого! – Глаза Натальи чернели точками на белом как мел лице. – Он никогда не согласится на то, чтобы я предстала перед австрийским судом!

Пейзаж за окном вагона изменился. Теперь уже не было видно лесистых холмов и бурных горных речек. Вместо них появились крытые оранжевой черепицей дома с террасами и грязные улицы.

– Петр вполне может это сделать, – сказала Зита с черными кругами под глазами. – Если австрийцы сочтут, что заговор с целью убийства эрцгерцога замышлялся в Сербии, они могут объявить нам войну. Ради ее предотвращения Петр сделает все от него зависящее, чтобы убедить австрийцев, что ни он, ни его правительство ничего не знали о заговоре, и для пущей убедительности позволит арестовать подозреваемых.

– Даже если среди подозреваемых член его семьи? – спросила Катерина, едва веря своим ушам.

– Особенно если это член его семьи, – сказал Алексий. – Для него защита кого-то из Карагеоргиевичей будет равносильна признанию, что убийство готовилось при поддержке королевского дома. В этом случае война неизбежна. Петр никогда на это не пойдет. Даже ради Натальи.

– На какое время я должна буду уехать? – спросила Наталья, с трудом выговаривая слова.

– Если тот офицер не признает в Принципе молодого человека, с которым ты разговаривала на базаре, если не найдется других свидетелей общения Принципа с молодой женщиной из свиты эрцгерцога и если Принцип на допросе ничего о тебе не расскажет, тогда, возможно, всего на несколько месяцев.

Их поезд прибыл на белградский вокзал.

– А в противном случае?

– Тогда, возможно, на несколько лет. – Его голос так изменился от боли, что стал почти неузнаваемым. – Или навсегда.

* * *

Вечером Катерина постучалась в кабинет отца и, когда он открыл дверь, сказала с несчастным видом:

– Мне надо с тобой поговорить, папа. Ты должен знать еще кое-что.

Алексий молча пропустил ее в комнату и закрыл дверь.

– О Наталье? – отрывисто спросил он.

Она кивнула:

– Кузен Макс тоже знает Гаврило Принципа. Он видел Наталью с ним в «Золотом осетре» и рассказал об этом Вице. А Вица передала мне.

– Боже милостивый! Значит, Вица тоже знает Гаврило!

– Нет. Ей известно только его имя, потому что Макс назвал ей его.

Алексий похолодел. Что, если Вица разболтала о дружбе Натальи с Принципом? Если она рассказала об этом своей бабушке? А то, что известно Евдохии, скоро станет известно всем.

– Больше никому об этом не рассказывай, – сказал Алексий, подходя к двери. – Я хочу сейчас же поговорить с Максом и Вицей.

Дверь продолжала качаться на петлях, когда отец вышел, и Наталья услышала, как он крикнул, чтобы подали коляску. Ослабев, она присела на ближайший стул, надеясь, что ни Макс, ни Вица пока не знают, что это Принцип стрелял в эрцгерцога и герцогиню, а когда им станет об этом известно, они ни словом не обмолвятся о дружбе с ним Натальи.

* * *

– Вас отзывают, – сказал советник Британской миссии Джулиану. – Мне очень хотелось бы быть на вашем месте Австрийцы не простят убийства Франца-Фердинанда. Одному Богу известно, какие возможны последствия. Уже поступают донесения о том, что в Сараево начались антисербские демонстрации.

Националистам следует над этим поразмыслить.

Джулиан уже не думал об этих чертовых националистах. Он был поглощен новостью о своем отзыве и о том, что вскоре он будет вынужден покинуть Белград.

– Когда я должен ехать? И почему меня отзывают?

– Что? Ехать? Ах да. – Советник оторвался от своих мыслей о тревожных донесениях, приходящих из Сараево, и сказал:

– В конце недели. Нет смысла тянуть время. А о причинах можете не беспокоиться. Вы блестяще выполняли здесь свою работу. Лондон об этом знает, и, вероятно, именно это явилось причиной вашего досрочного отзыва. Не сомневаюсь, что вы сразу получите более желанное назначение. Например, в Париж или в Петербург.

Полгода назад, до того как он влюбился в Наталью, Джулиан был бы безумно рад своему назначению в другую страну. Но сейчас он сказал:

– Если есть возможность изменить принятое решение, я был бы чрезвычайно вам благодарен, сэр. В настоящий момент мне очень хотелось бы остаться в Белграде и…

– Решение Лондона окончательное. – Советник встал, давая понять, что разговор закончен. – Если бы даже была такая возможность, нет смысла здесь оставаться. Балканы – пороховая бочка Европы, и это дурацкое убийство может стать искрой, которая ее подпалит. Если такое случится и в Европе снова разразится война, все члены дипломатической миссии со всех ног бросятся вслед за вами в Лондон.

Вам повезло, что вы по крайней мере поедете в поезде со всеми удобствами.

* * *

Джулиан не пошел в свой кабинет, а сразу направился в Калемегданские сады. Если он уедет из Белграда, до конца не объяснившись с Натальей, то, возможно, больше никогда ее не увидит. Это немыслимо. Он брел, ничего не видя вокруг. У него оставалось всего несколько дней, чтобы снова сделать ей предложение. А если она опять ему откажет?

Джулиан остановился на углу, где начинался крутой спуск к Саве, впадающей в Дунай. Если Наталья ему и откажет, то только потому, что второе предложение последовало слишком быстро после первого. Ей требуется время, чтобы свыкнуться с мыслью: в ее возрасте она Вполне может влюбиться и выйти замуж. Ей надо осознать, что она уже достаточно взрослая. Если бы он оставался в Белграде, то мог бы выбрать более подходящее время, чтобы еще раз сделать ей предложение и получить согласие. Однако он должен покинуть Сербию.

Джулиан смотрел на берег, заросший тамарисками, подступающими к самой воде, на быстрое течение Савы и на величественные сверкающие воды Дуная. Ему необходимо встретиться с Натальей. Но прежде надо получить разрешение Алексия Василовича.