Текст книги "Судьба Темного Меча"

ГЛАВА ВТОРАЯ
МИЛОСЕРДНОЕ ГОСУДАРСТВО

Тишина в тюремной камере воцарилась настолько глубокая, что на мгновение Сарьону показалось – он понадеялся, – что епископ прервал мысленную связь.

Но потом у него в голове снова зазвучали слова.

– И откуда же к тебе пришло это предполагаемое знание, отец Сарьон? – Каталист чувствовал, как осторожно, мягко епископ прощупывает неведомую почву. – Может быть, это Блалох...

– Ради Олмина, и он тоже знает? – От удивления Сарьон снова заговорил вслух. Потом, несколько растерянный, каталист продолжил: – Нет... Мне никто об этом не говорил. Да и не нужно было говорить. Я просто... понял. Как? – Он беспомощно пожал плечами. – Как я могу определить, сколько магии следует взять из мира и передать мастеру-столяру, чтобы он выплавил из этой магии кресло? Конечно, здесь нужны расчеты, нужно учитывать все факторы в совокупности... и рост человека, и вес, его возраст, степень сложности модели... Но разве я думаю обо всем этом сознательно? Нет! Я так часто это делал, что ответ приходит как будто сам собой. Мне не приходится задумываться, как я его получил... Точно так же получилось, ваше святейшество, и с тем, как я узнал истинное происхождение Джорама. – Сарьон покачал головой и закрыл глаза. – Боже мой, я ведь держал его на руках! Это дитя, рожденное Мертвым, обреченное умереть! Я был последним, кто держал его на руках! – На ресницах каталиста заблестели слезы. – В тот ужасный день я отнес ребенка в детскую, присел возле колыбели и много часов укачивал его на руках. Я знал, что стоит мне выпустить младенца из рук, и больше никому не позволят к нему прикоснуться, до тех пор, пока вы не заберете малютку, чтобы отнести к Источнику.

Взволнованный каталист встал с койки и начал расхаживать по тесной, маленькой комнатке.

– Может быть, это лишь моя причуда, но... Я верю, что за эти несколько часов между нами словно протянулась невидимая нить, которая связала наши судьбы. Когда я снова увидел Джорама, моя душа узнала его, хотя глаза и не узнали. И когда я начал прислушиваться к своей душе, я понял, что знаю правду.

– Ты так уверен, что это правда? – Голос епископа прозвучал напряженно.

– А вы это отрицаете? – мрачно вопросил Сарьон. Он остановился посреди тюремной камеры и посмотрел вверх, на деревянные балки, как будто епископ висел в воздухе под потолком. – Вы отрицаете, что направили меня сюда намеренно, надеясь, что я открою правду?

Епископ долго молчал, словно не решаясь ответить. Сарьон ясно представил себе человека, который рассматривает выпавшие ему карты, не зная, с какой пойти.

– Ты рассказал Джораму?

В голосе епископа звучал страх. Сарьон чувствовал этот страх и мог его понять.

– Нет, конечно нет, – ответил каталист. – Как я мог рассказать ему столь неправдоподобную историю? Он бы мне не поверил – без веских доказательств. А доказательств у меня нет.

– Но ты говорил, что учел все факторы? – не унимался Ванье.

Сарьон нетерпеливо покачал головой. Он снова начал мерить шагами камеру, но, подойдя к окну, остановился. За окном уже совсем рассвело. В холодную тюрьму струился сквозь окна свет. Община чародеев начала просыпаться. Из труб поднимался дым, который сразу же уносило прочь порывистым ветром. Те немногие, кто уже проснулся, либо спешили начать работу, либо осматривали свои дома, определяя ущерб, нанесенный ночной бурей. Сарьон заметил вдалеке одного из охранников Блалоха, который бежал куда-то по проулкам.

«Где же Джорам? Почему он до сих пор не вернулся?» – подумал Сарьон, но сразу же отогнал эту мысль и снова принялся расхаживать по комнате. Каталист надеялся, что движение поможет ему сосредоточиться, а заодно и согреться.

– Все факторы? – задумчиво повторил он. – Да, конечно, есть и другие факторы. Юноша очень похож на свою мать, императрицу. Нет, нельзя сказать, что он поразительно на нее похож... Его лицо стало жестким из-за суровой жизни, которая выпала на его долю. У него густые брови, он часто хмурится и редко улыбается. Но у него такие же волосы, как у матери, прекрасные черные волосы, которые вьются мягкими локонами, – длинные, ниже плеч. Мне говорили, что его мать – та женщина, которая его вырастила, – никогда не стригла мальчику волосы. И иногда у него в глазах мелькает такое выражение... величественное, поистине царственное... – Сарьон вздохнул. Во рту у него пересохло, слезы стекали по губам и соленым вкусом напоминали кровь. – Ну и, конечно, он – Мертвый, ваше святейшество...

– В нашем мире немало Мертвых...

«Епископ пытается выяснить, много ли мне известно, – внезапно догадался Сарьон, – Или, может быть, ищет доказательства чему-то...» Ноги у каталиста подогнулись, и он опустился на стул возле простого маленького столика, стоявшего у очага. Сарьон потянулся к глиняному кувшину и хотел налить себе воды, но оказалось, что вода в кувшине покрыта коркой льда. Каталист с горечью взглянул на погасшие угли в очаге и отодвинул кувшин.

– Я знаю, что Мертвых много, ваше святейшество, – мрачно признал Сарьон. Он по-прежнему говорил вслух. – Если помните, я и сам отыскал немало таких в Мерилоне. Дитя признают Мертвым, если оно не выдерживает двух из трех Испытаний Жизни. Но мы с вами знаем, ваше святейшество, что этим детям все же присуща магия, хотя и в очень малой мере. – Каталист с трудом сглотнул. В пересохшем горле саднило. – Но я никогда не видел ребенка – за одним-единственным исключением, – который не выдержал бы все три Испытания Жизни. Ребенка, полностью лишенного магии. И тот единственный ребенок был принцем Мерилона. И я ни разу не встречал человека, даже среди так называемых Мертвых, живущих в этом поселении, который был бы полностью лишен магии – опять же за одним исключением. Это Джорам. Он Мертвый, ваше святейшество. Истинно Мертвый. В нем совершенно нет Жизненной силы.

– И чародеи, которые живут в деревне, об этом знают?

Допрос продолжался. У Сарьона заболела голова. Он так хотел, чтобы снова стало тихо, чтобы в голове больше не звучал назойливый голос епископа. Но каталист не знал, как избавиться от этого голоса – разве что разбить голову о стену. Он закусил губу и ответил:

– Нет. Джорам хорошо научился скрывать свою неполноценность. У юноши ловкие руки, и он изрядно поднаторел в создании иллюзий. Вероятно, его научила этому та женщина, которая заменила ему мать, – Анджа. Джорам знает, что с ним случится, если кто-нибудь узнает. Даже здесь, среди Мертвых и отверженных, его в лучшем случае изгонят из общины, а в худшем – убьют. Но ведь Блалох наверняка докладывал вам об этом...

Каталист начал раздражаться.

– Блалох знает то, что ему необходимо знать, – ответил Ванье. – Признаю, у меня были определенные подозрения, и он сделал то, что следовало, – чтобы либо подтвердить, либо опровергнуть их. Я не счел нужным обсуждать с Блалохом этот вопрос.

Каталист нетерпеливо поерзал на стуле и пробормотал:

– Однако вы сочли нужным обсудить это со мной...

– Да, отец Сарьон. – Теперь голос епископа звучал холодно и твердо. – Я почувствовал в тебе расположение к этому юноше, растущую привязанность к нему... Эта привязанность – губительный яд, разрушающий твою душу, Сарьон. Ты должен избавиться от нее, должен очистить душу от скверны. Да, наверное, я отправил тебя туда для того, чтобы ты подтвердил давние мои опасения. Теперь тебе известна тайна, Сарьон. Ужасная тайна! Если станет известно, что истинный принц жив, наши враги получат над нами преимущество. Опасность столь огромна, что трудно даже представить. Подумай, Сарьон, что будет, если об этом станет известно – о том, что истинный принц Мертв? В самом лучшем случае – начнется бунт. Правящий дом будет низвергнут и изгнан. Мерилон окажется ввергнут в хаос и падет жертвой Шаракана! Ты ведь наверняка все это понимаешь, Сарьон!

– Да, ваше святейшество. – Сарьон снова попытался облизать пересохшие губы, но язык тоже высох и, казалось, превратился в терку. – Понимаю.

– Значит, ты понимаешь, почему так важно, чтобы Джорам был доставлен к нам.

– Почему это не было так важно прежде? – спросил Сарьон. От холода, жажды и усталости он почему-то вдруг расхрабрился. – Джорам все время был здесь, и ваш Блалох тоже. Этот Блалох – колдун, Дуук-тсарит! Если бы вы приказали, он мог бы доставить вам Джорама хоть целиком, хоть по кусочку! И вообще, зачем возиться, зачем тащить Джорама в Купель? Если он так опасен, просто избавьтесь от него – и все! Его ведь так легко убить, особенно Блалоху! – В голосе Сарьона звучала горечь. – Зачем впутывать в это меня...

– Твое участие необходимо, чтобы доказать истину, ответил Ванье. – До недавнего времени я лишь предполагал, что этот мальчишка может оказаться принцем. Твои «факторы» хорошо сложились вместе – как я и предполагал. А что касается убийства Джорама... Церковь не занимается убийствами, отец Сарьон.

Сарьон повесил голову. Он заслужил этот упрек. Хотя каталист утратил веру и в церковь, и в бога, он не мог найти в своем сердце веры и в то, что епископ Тимхаллана способен приказать кого-то убить. Даже младенцев, признанных Мертвыми, не убивали, а отправляли в Палату Ожидания, где они спокойно спали, изъятые из мира, в котором им не было места. А убийство молодого дьякона – это ведь дело рук Блалоха. Сарьон охотно поверил, что епископу трудно держать в узде колдуна. Дуук-тсарит живут по своим собственным законам.

– Я хочу кое в чем признаться тебе, отец Сарьон. – Мысли епископа, прозвучавшие в голове Сарьона, казались вымученными и исполненными боли. Каталист поморщился – ему тоже было больно. – Я скажу тебе это, чтобы ты мог яснее все понять. Если бы этот скверный мальчишка не нашел темный камень, я позволил бы ему спокойно прожить жизнь среди чародеев – по крайней мере до тех пор, пока не пришло бы время двинуть против них все наши силы. Разве ты не понимаешь, Сарьон? Джорам так легко мог затеряться среди них – и мы бы избавились от всех этих опасностей сразу, одним ударом, не беспокоя народ понапрасну. Покарали бы Шаракан, наказали бы мятежных чародеев Темного искусства, избавились бы от Мертвого принца. Это все должно было быть так просто, Сарьон.

И снова повисла особенная тишина. Сарьон вздохнул и закрыл лицо ладонями. Епископ Ванье опять заговорил – очень тихо, почти шепотом.

– И все еще может быть так просто, отец. Судьба Мерилона в твоих руках – а может быть, и судьба всего мира.

Испуганный каталист вскинул голову и начал возражать:

– Нет, ваше святейшество! Нет! Я не хочу...

– Не хочешь брать на себя такую ответственность? – мрачно уточнил Ванье. – Боюсь, у тебя нет выбора, Сарьон. Ты допустил ошибку, и тебе придется за нее расплачиваться. Видишь ли, я кое-что знаю о темном камне. И я знаю, что Джорам не научился бы его использовать, если бы ты ему не помог, каталист.

– Ваше святейшество... Я не понимаю... – пробормотал несчастный Сарьон.

– В самом деле, Сарьон? Может, разумом ты и смирился с тем, что сделал, но в душе знаешь, что грешен! Я чувствую твою вину, сын мой, вину, которая разрушила твою веру. И ты не избавишься от этой вины до тех пор, пока не исполнишь свой долг. Приведи мальчишку ко мне, предай его в руки церкви – так ты облегчишь страдания своей истерзанной души, и в ней снова воцарится прежний покой.

– А... А что будет с Джорамом? – нерешительно спросил Сарьон.

– Это не должно тебя заботить, отец, – сурово ответил Ванье. – Он дважды нарушил наши самые святые законы – совершил убийство и принес в мир ужасающую, демоническую силу. Вспомни о своей собственной душе, Сарьон, подумай о ее спасении!

«Если бы я только мог...» – устало подумал Сарьон.

– Отец Сарьон! – Теперь Ванье явно разозлился. – Я чувствую в твоей душе сомнения и смятение – вместо смирения и раскаяния!

– Простите меня, ваше святейшество! – Сарьон сжал виски ладонями. – Все это случилось так внезапно! Я не понимаю... мне нужно время, чтобы обдумать и... и решить, как правильнее всего поступить... – У него в голове вдруг промелькнуло внезапное подозрение. – Ваше святейшество, но как получилось, что Джорам остался среди живых? Как эта Анджа...

– Что такое, отец Сарьон? Снова вопросы? – резко перебил его епископ. Потом Ванье замолчал, и снова повисла напряженная, тяжелая тишина. Епископ ждал.

Сарьон с трудом сглотнул, хотя во рту было совсем сухо и чувствовался привкус крови. Он попытался отогнать непрошеные мысли, но вопросы не отступали – настойчивые, упорные. Наверное, Ванье почувствовал это, потому что следующие мысли епископа словно окутали Сарьона теплым одеялом.

– Возможно, ты и прав, отец Сарьон, – мягко сказал Ванье. – Тебе нужно время, чтобы подумать. Признаю, я слишком нетерпелив. Этот вопрос настолько важен для меня, а опасность столь велика, что я сделался жестоким. Но еще день-другой ничего не изменит. Я свяжусь с тобой сегодня вечером, чтобы договориться обо всем окончательно. Палата Предосторожности дает мне возможность найти тебя в любое время, в любом месте. Как в старинной пословице – мысли мои всегда с тобой.

Сарьон содрогнулся. Ему стало очень неуютно, когда он осознал смысл сказанного епископом.

– Это большая честь для меня, ваше святейшество... – пробормотал каталист.

– Да пребудет с тобой Олмин, да направит он твои стопы на верный путь.

– Благодарю, ваше святейшество.

Снова наступила тишина, и на этот раз Сарьон понял, что голоса епископа у него в голове больше нет. Каталист неуклюже сполз со стула, проковылял через комнату и снова растянулся на лежанке. Он завернулся с головы до ног в тонкое, истертое одеяло, но все равно дрожал, и от холода, и от страха. Бледные лучи восходящего солнца проникли сквозь зарешеченное окно. Но этот яркий, насмешливый свет совсем не принес с собой тепла. Наоборот, в камере как будто стало еще холоднее. Сарьон тупо смотрел на пляшущие в холодном свете тени и пытался понять, что с ним сейчас произошло.

Однако его переполняли такой ужас и отвращение, что Сарьон никак не мог собраться с мыслями. Он разозлился, но все равно ничего не смог поделать с неподобающими эмоциями, которые обуяли его после беседы с епископом.

«Я должен преисполниться благоговейного трепета и благодарности к епископу за то, что он так близко к сердцу принимает нужды народа и постоянно наблюдает за ними даже мысленно. Если бы моя душа была очищена, как он говорил, я бы сейчас не негодовал из-за того, что он влез в мои мысли, – с горечью сказал себе Сарьон. – Это мои грехи заставляют меня содрогаться от страха при мысли, что епископ властен копаться в моем разуме и памяти, когда ему вздумается, словно какой-то вор! Но ведь, в конце концов, моя жизнь принадлежит церкви, и скрывать я ничего не должен».

Он перевернулся на спину и уставился на шевелящиеся тени под стропилами крыши.

«Да, снова обрести покой! Наверное, епископ и в самом деле был прав. Может, я и правда утратил веру из-за своих собственных грехов, из-за вины, которую отказываюсь признать? Если я признаю свои прегрешения, раскаюсь и приму наказание, я, наверное, снова буду свободен! Свободен от этих мучительных сомнений! Свободен от внутреннего беспорядка, смятения мыслей и чувств!»

Как только каталист признался в этом самому себе, его вдруг охватило невероятное спокойствие. Блаженная, приятная теплота заполнила ужасную, черную, холодную пропасть в его душе. Если бы Ванье был сейчас здесь, Сарьон немедленно бросился бы ему в ноги.

Но... Джорам...

Да, как же быть с Джорамом? Воспоминание о юноше прокололо мыльный пузырь спокойствия. Теплота снова отхлынула. Нет! Сарьон изо всех сил цеплялся за нее, не хотел отпускать.

«Признай это, – уговаривал он себя, – Джорам пугает тебя! Ванье прав. Этот юноша очень опасен. Таким облегчением будет избавиться наконец и от него, и от того орудия зла – особенно теперь, когда ты знаешь истину. В конце концов, как там говорили древние? Правда делает человека свободным?»

«Прекрасно! – возразила циничная частичка в душе Сарьона. – Но что такое эта правда? В чем она состоит? Разве Ванье ответил на твои вопросы? Что на самом деле произошло семнадцать лет назад? Если Джорам – принц, то как и почему он остался среди живых?»

Каталист закрыл глаза, чтобы не видеть ни света, ни теней. Он снова держал на руках новорожденного младенца, нежно укачивал его и орошал слезами невинную головку. Он снова почувствовал прикосновение Джорама – рука юноши лежала у него на плече, как в те ужасные минуты прошлой ночью, в кузнице. Он видел взгляд холодных черных глаз, в котором крылось страдание, и чувствовал, как душа Джорама нуждается в любви – любви, которой юноша был лишен столь долго. Джорам нашел эту любовь в Сарьоне. Да, именно это их связало! Если бы Сарьон все еще верил в Олмина, он бы, наверное, сказал, что это – проявление божественной воли. Разве он может разрушить эту связь, разве он может предать Джорама?

Что тогда станет с юношей? Вопрос, который он задал епископу, эхом отозвался в его мозгу. И Сарьон знал ответ. Епископ Ванье обрек младенца на смерть. То же самое он сделает и с юношей.

Сарьон открыл глаза и посмотрел на холодный утренний свет, в котором не было тепла, но была истина – какой бы ужасной она ни казалась.

«Если я приведу Джорама обратно, его ждет смерть».

Кажущееся умиротворение растаяло, оставив по себе все ту же черную, мрачную, холодную пустоту. Слишком много вопросов без ответов, слишком много лжи. Епископ Ванье солгал императору и императрице – они думают, что их ребенок умер. Он солгал и Сарьону – когда отправлял его к Джораму. И он продолжал бы лгать, если бы Сарьон не поймал его на слове. В этом каталист был совершенно уверен. Доверять Ванье нельзя. Никому нельзя доверять. Единственная правда, которая осталась у Сарьона, – та правда, которая внутри него. Каталист тяжело вздохнул. Что ж, значит, он будет до последнего цепляться за эту правду и надеяться, что она проведет его через трясину, которая его окружает.

И, кстати, где же Джорам? Он уже должен был бы вернуться к этому часу. Наверное, случилось что-то...

Солнечные лучи внезапно оказались заслонены двумя фигурами, которые материализовались прямо из воздуха посреди комнаты, словно призраки, порожденные смятенным сознанием каталиста. Сарьон в страхе уставился на них, затаив дыхание, пока один из новоприбывших не заговорил.

– Я так и знал! – Голос был таким же ярким и насмешливым, как солнечный свет. – Смотри, Джорам. Мы с тобой бродим по ужасным местам, преодолевая всевозможные опасности, а этот жрец Бритая Макушка растянулся на ложе и дрыхнет без задних ног, как мертвец, – так же крепко спал барон Дангерс, перед тем как его по ошибке похоронили.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ВЫВЕДЕНИЕ ПЯТЕН

– Это ты, Джорам? – неуверенно спросил Сарьон.

Каталист сел на лежанке и присмотрелся к двум молодым людям, стоявшим посреди комнаты. Они появились так внезапно, и буквально из ниоткуда, поэтому Сарьон никак не мог решить – настоящие они или только плод его разгулявшегося воображения?

Но голос, который раздался в ответ, был самым настоящим, причем весьма раздраженным.

– А кто еще, черт возьми, это может быть? – буркнул Джорам и подтвердил свою реальность тем, что подошел к столу и схватил кувшин с водой. Обнаружив внутри лед вместо воды, юноша от расстройства выругался и поставил кувшин обратно.

– Тише! – предостерег его Сарьон, но совет запоздал.

На шум явился стражник – в зарешеченном окошке на двери внезапно возникла его физиономия. Спутник Джорама отреагировал на появление стражника испуганным криком:

– Спасайтесь! Бегите! На нас напало ужасное чудовище! О, прошу прощения... – добавил он, когда лицо стражника исказилось злобной гримасой. – Похоже, это не ужасное чудовище. Это просто один из людей Блалоха. Надо же – я ошибся. Наверное, меня сбил с толку запах...

Стражник зарычал и скрылся, а Симкин демонстративно чихнул и зажал нос пальцами. Сарьон бросился к Джораму.

– С тобой все в порядке? – спросил он, озабоченно оглядывая юношу.

Под глазами Джорама залегли тени усталости, суровое лицо заметно осунулось. Его одежда была изорвана и измазана грязью и еще чем-то темным – Сарьон вдруг с ужасом понял, что это кровь. На руках у юноши тоже остались пятна крови.

– Я в порядке, – устало ответил Джорам и опустился на стул.

– Но... – Сарьон положил ладонь на поникшее плечо юноши. – Ты выглядишь ужасно...

– Я же сказал – со мной все в порядке! – огрызнулся Джорам и, дернув плечом, сбросил руку каталиста. Потом посмотрел Сарьону в глаза сквозь спутанные черные волосы. – И если уж на то пошло, то мы все знавали лучшие деньки.

– Я категорически протестую! – вмешался Симкин, картинным жестом доставая прямо из воздуха ярко-оранжевый шелковый платок. Он приложил платок к носу и сказал: – Попрошу не впутывать меня в ваши неприятности.

И в самом деле, Симкин выглядел так, будто только что явился с торжественного приема у императора. Единственное, что было необычным во внешнем облике этого фатоватого молодого человека, – его костюм, всегда такой яркий, на сей раз был полностью черным, вплоть до лент на рукавах.

Сарьон вздохнул и отодвинулся от Джорама. Он потер замерзшие руки и спрятал ладони в широкие рукава просторной рясы, тщетно надеясь хоть немного согреться.

– Ты вчера вернулся сюда без осложнений? – спросил Джорам у каталиста.

– Да. Стражники знали, что я был с... Блалохом. – Сарьон закашлялся, когда произносил это имя. – Я сказал им, что он закончил разбираться со мной и... отослал меня. Они не задавали никаких вопросов, просто заперли меня здесь, и все. А вы? – Каталист посмотрел на Джорама, потом на Симкина, не скрывая удивления. – Как вы сюда попали? И где вы были все это время? Вас никто не увидел? – Он непроизвольно взглянул сквозь зарешеченное окно на дом по другую сторону улицы – там жили стражники Блалоха, которые присматривали за узниками.

– Увидел нас? Нет, ну какое оскорбление! – фыркнул Симкин. – Как будто я могу позволить себе появиться на людях в таком наряде! – Он в возмущении повел широким черным рукавом. – Я надел это сегодня только потому, что, по моему разумению, такой костюм более всего подходил к обстоятельствам.

– Но как вы сюда попали? – не отступался Сарьон.

– Через Коридор, конечно. – Симкин пожал плечами.

– Но... это же невозможно! – Сарьон ахнул, вне себя от изумления. – Тхон-ли, мастера Коридоров! Они бы остановили... С тобой не было каталиста, который дал бы тебе Жизненную силу или... или открыл их...

– Дело техники. – Симкин взмахнул перевязанной черными лентами рукой. Потом он обвел взглядом комнату, полюбовался своими черными туфлями и продолжил: – Я что-то говорил, когда мы пришли, но между тобой и появлением того тошнотворного лица в окошке – которое, между прочим, совершенно отбило у меня аппетит – мысль как-то вылетела у меня из головы. О чем же я говорил?

– Джорам, – начал Сарьон, стараясь не обращать внимания на Симкина. – Где вы...

– Ах да! Вспомнил! – Симкин помрачнел, приложил пальцы ко лбу. – О том, как барона по ошибке похоронили. Он перенес все довольно спокойно. Вообще-то, в столице немало шутили по поводу этого казуса. Барону пришлось потрудиться, когда он выбирался из-под мраморного надгробия, а потом еще было несколько напряженных моментов – когда мы приняли его за вампира, восставшего из гроба, и собирались вогнать ему кол в сердце Однако когда выяснилось, что он все же состоит из плоти и крови, мы сразу же послали за Телдарами. Но скорбящая вдова – это совсем другая история... – Симкин испустил тяжкий вздох. – Она так и не простила барону испорченных поминок.

– Джорам! Где вы были? Что случилось? – поспешил вмешаться Сарьон, когда Симкин замолчал на миг, чтобы набрать в грудь воздуха.

– Где темный камень? – неожиданно спросил Джорам.

– Там, куда ты его спрятал. Я положил его обратно, как и обещал. Он на месте, – добавил Сарьон, заметив в темных глазах юноши внезапное подозрение. – Ты ведь сам говорил – я не могу разрушить то, что помогал создавать.

Джорам встал со стула.

– Симкин, следи за окном, – приказал он.

– Это обязательно? Если та мерзкая рожа снова покажется, меня стошнит прямо здесь. Клянусь...

– Просто последи за окном! – мрачно перебил его Джорам.

Прикрыв оранжевым платком нос и рот, Симкин покорно подошел к окну и выглянул наружу.

– Упомянутая мерзкая рожа отправилась на ту сторону улицы пообщаться с другими такими же мерзкими рожами, – сообщил он. – Они все, судя по виду, крайне возбуждены. Интересно, что же такое там случилось?

– Наверное, обнаружилось, что Блалох пропал, – сказал Джорам, подходя к лежанке.

Юноша опустился на колени, засунул руки под грязный матрас и вытащил оттуда длинный предмет, завернутый в ткань. Он быстро развернул сверток, осмотрел меч и, удовлетворенно кивнув, обернулся к Сарьону. Бледный солнечный свет заливал лицо пожилого мужчины серым сиянием. Сарьон смотрел на юношу мрачно и строго.

– Спасибо тебе, – пробормотал Джорам.

– Не благодари меня. Ради Олмина, эту штуку стоило бы утопить в реке, где поглубже! – резко сказал Сарьон. – Особенно после того, что случилось сегодня ночью! – Каталист умоляюще протянул руки к юноше. – Подумай хорошенько, Джорам! Уничтожь это орудие зла, пока оно не уничтожило тебя самого!

– Нет! – Стараясь не глядеть в исполненные печали глаза каталиста, хмурый Джорам быстро засунул сверток обратно под матрас – Ты видел, какую силу это дает мне, когда... случилось то, что случилось этой ночью. Неужели ты в самом деле веришь, что я откажусь от такого? Это моя забота, старик, а не твоя!

– И моя тоже, – мягко сказал Сарьон. – Я тоже был там. Я помог тебе совершить уби... – Каталист замолчал на полуслове и оглянулся на Симкина.

– Все нормально, – сказал Джорам, вставая. – Симкин знает.

«Ну конечно же, – с горечью сказал себе Сарьон, – Симкин знает обо всем на свете, непонятно откуда». У каталиста появилось ощущение, что правда – та внутренняя правда, которая должна была провести его через трясину, – внезапно куда-то исчезла, оставив его тонуть в болоте.

– Вообще-то, – продолжал Джорам, укладываясь на кровать, – ты должен бы поблагодарить его, каталист. Если бы не он, я бы ни за что не справился с «тем, что случилось этой ночью», как ты это назвал.

– Да! – охотно подхватил Симкин. – Он собирался просто оттащить труп в какое-нибудь заброшенное место – и, конечно же, от этого было бы мало толку! В смысле, вот вам бы, например, понравилось, если бы все решили, что доброго старика Блалоха разорвали кентавры, правда? Это делает мне честь. Прихвостни колдуна – пардон, покойного колдуна, – конечно, тупы, но, согласитесь, не до такой же степени, верно? Но, предположим, они обнаруживают своего бывшего господина под корнями какого-нибудь дерева, в животе у него – огромная кровавая дыра, но никакого оружия поблизости не видно. Полагаю, они бы обменялись парой осторожных фраз вроде: «Гляди-ка! Похоже, старина Блалох отдал концы под этим кленом! А не на тетушке Минни!» А потом они побежали бы сюда, выстроили бы всех на площади и стали бы задавать дурацкие, оскорбительные вопросы типа: «Где вы были между десятью и двенадцатью вечера?» или «Что делала ночью собака?». Так вот, чтобы всего этого избежать, мы расположили тело – с исключительным вкусом, смею заверить, – в живописном месте, посреди небольшой полянки, добавив для полноты картины всего несколько завершающих штрихов.

Сарьону вдруг сделалось дурно. Он представил, как Джорам выходит из кузницы, неся на плече мертвое тело Блалоха, обмякшие руки Блалоха свисают вниз и покачиваются в такт шагам. У каталиста подогнулись ноги. Он опустился на стул, не в силах оторвать взгляд от Джорама, от его измаранной кровью рубашки.

Джорам проследил за взглядом каталиста, тоже посмотрел на свою рубашку и поморщился.

– Тебя от этого тошнит, старик?

– Ты должен избавиться от этой рубашки, пока стражники ничего не заметили, – негромко сказал Сарьон.

Джорам смотрел на него несколько мгновений, потом пожал плечами и начал стаскивать с себя рубашку.

– Симкин, разожги огонь, – скомандовал юноша.

– Мой милый друг! Не стоит портить вполне хорошую рубашку, – возразил Симкин. – Бросай ее сюда. Я выведу пятна в один миг. Герцогиня д'Лонгевилль показала мне... Вспомните, вы наверняка о ней слышали – все ее мужья умирают один за другим, при таинственных обстоятельствах. По пятнам она тоже настоящий эксперт. «Нет ничего проще, чем убрать потом засохшую кровь, мой милый Симкин, – говорила она мне. – Хотя большинство людей делают из этого столько шума...» Все, что нужно сделать, это... – Симкин подхватил рубашку, которую бросил ему Джорам, встряхнул ее, а потом тщательно протер кровавые пятна оранжевым шелковым платком. От соприкосновения с платком пятна крови мгновенно исчезли. – Вот, что я вам говорил? Чистая и белая, как свежевыпавший снег! Ну, не считая этой грязной полоски у ворота. – Симкин посмотрел на рубашку со снисходительной улыбкой.

– А как же труп? – резко перебил его Сарьон. – Что за «завершающие штрихи»?

– Следы кентавров! – Симкин улыбнулся, чрезвычайно довольный собой. – Это я придумал.

– Следы? Но как?..

– Ну, я просто превратился в кентавра, вот и все, – ответил Симкин, прислоняясь к стене. – Было очень весело. Я делаю это время от времени, чтобы развлечься. Я попрыгал по поляне, взрыхлил землю копытами, чтобы было похоже, что там произошло нешуточное, яростное сражение. Даже всерьез подумывал, не стоит ли для полной достоверности самоубиться и оставить свой труп рядом с трупом Блалоха. Однако... – он вздохнул, – я все-таки не настолько предан искусству.

– Не беспокойся, каталист, – раздраженно бросил Джорам. – Никто не заподозрит, как было на самом деле. – Получив обратно от Симкина свою рубашку, он начал было одеваться, но передумал, скомкал ее и бросил на матрас. Потом вытащил из-под лежанки кожаный мешок и достал оттуда другую рубашку. – А где Мосия? – нахмурившись, спросил юноша и огляделся по сторонам.

– Я... Я не знаю, – ответил Сарьон. Он только сейчас осознал, что Мосии нет. – Когда мы уходили, он спал. Наверное, его куда-то увели стражники! – Встревоженный каталист привстал со стула и посмотрел в окно.

– Скорее всего, он сбежал, – предположил беспечный Симкин. – Эти стражники не уследят даже за цыпленком, который только проклюнулся из скорлупы, а Мосия поговаривал о том, чтобы отправиться одному в дикие дебри, – вы же помните. – Симкин зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть. – Послушай, Сарьон, старина, ты не против, если я воспользуюсь твоей постелью? Дико хочется спать. Целый день на ногах – то присутствуешь при убийствах, то прячешь трупы... Спасибо. – Не дожидаясь ответа от Сарьона, Симкин подошел и с удовольствием растянулся на кровати каталиста. – Ночная рубашка, – сказал он и мгновенно оказался облачен в длинную белоснежную ночную рубашку из тонкого льна, украшенную ленточками. Подмигнув каталисту, молодой человек пригладил усы и бородку и закрыл глаза. Через секунду он уже спал, а через три секунды начал сладко похрапывать. Джорам нахмурился.