Текст книги "В Облаках"

Глава 7

Эля

Как хорошо, что Славик был человеком! После моего рассказа про обстоятельства он просто улыбнулся:

– Ничего страшного. Тут некоторые порывались в монастыре пожить, так что за редким исключением все довольны.

– Спасибо!

Бывают же такие люди, от общения с которыми возникает ощущение, как от плюшевого пледа зимой: доброе, тёплое.

– Сегодня ты не решилась к нам присоединиться на пирсе? – сказал Славик. – Я видел, что смотришь.

– Увы, мне нога не позволяет…

– Травма?

– Да, машиной сбило, сложный перелом. Ещё восстанавливаюсь.

– Сочувствую! У нас, конечно, интенсив, по два-три часа занятие. – Йог посмотрел на мою татуировку, понимая всё без слов, а я – на его деревянные бусы поверх футболки с Шивой и на рельефную руку, окаймлённую браслетом из экзотических семян. – Но я могу показать тебе несколько асан, которые способны восстановить нормальное кровообращение.

– Думаете, поможет?

– Несомненно. При правильно подобранном комплексе йога-терапии даже инвалиды начинают ходить.

– А вот это здорово! Надоело чувствовать себя хромой собачкой.

– Ты не хромаешь.

– Это стоит определённых усилий.

– Тогда тем более жду тебя утром на занятиях. У меня есть запасной коврик, зайди, выдам.

Он ушёл, а мне стало спокойно: поделилась с хорошим человеком, и вроде бы уже не одна. Я схватилась за свою лейку и направилась к изнурённым жаждой цветам.

– Помочь? – подошла милейшая Лизочка из комнаты по соседству с миллиардером.

– Лейка только одна, но спасибо! – расцвела я.

– Если что, я с радостью, – ответила девушка. Со своими двумя пушистыми хвостиками и внимательными голубыми глазами, порывистой стройностью и лёгким, старомодным платьицем она выглядела, как очень целеустремлённый эльф в очках с тоненькой оправой.

«Интересное лицо», – подумала я, представляя, как могла бы слепить её портрет. Забавно, кстати, что здесь я думаю о творчестве всё чаще и чаще.

– А вы откуда? – поинтересовалась я.

– Из Жуковского.

– Чем занимаетесь?

– Аэродинамикой, – ответила девушка-эльф. – Я учёный.

– Оу, – поразилась я, – никогда не видела таких учёных! Это нереально интересно! Полёт и всё, что с ним связано, меня так увлекают! Взаимодействие формы и пространства, – мы с вами занимаемся почти одним делом!

Девушка-эльф недоумённо взглянула на лейку в моих руках, и я поспешила добавить:

– Я вообще-то скульптор.

– А-а, – заулыбалась Лизочка. – Скульптор – это тоже очень интересно! Тогда вы обязательно должны побывать у нас в МАИ и посмотреть на испытания в аэродинамической трубе! Я вас приглашаю!

– О Боже, я с большим удовольствием, хоть и не представляю, как ваша труба выглядит.

– Это непередаваемо, – мечтательно воскликнула Лизочка.

Но дальше рассказать не успела, её позвали наверх на общее собрание, и она убежала. А я принялась поливать растения. Их было тут невероятное множество: от обычных роз до кустов экзотической пассифлоры, обвивающих забор и беседку сочно-зелёными ползучими плетями с инопланетными синими с белым цветками и торчащими, как антеннки, ярко-жёлтыми тычинками. Закончив всё в нижнем ярусе, я поднялась на вип-веранду, таща двумя руками громадную лейку и напевая под нос песню Золушки из мультика.

Вообще я человек «формы», я вижу её, чувствую, руками слышу. Поэтому поливать цветы было большим удовольствием. Они баловали меня оттенками, шевелили лепестками, по которым пробегал солоноватый бриз. И я потихоньку их гладила, касалась, ощущала пальцами то приятную бархатистость, то нежность атласа или глянец толстых листьев. А за верандой простирался чувственный юг. Каждая крыша была по особенному ребристой, каждое дерево на своём месте, и ласточки на проводах, и море…

Я смыла с себя соль, но всё равно кожа дышала благостью, которую щедро излучало на город и горы живое существо всех оттенков синего.

Очень захотелось что-нибудь сваять, хотя, может, я и разучилась уже… При мысли о творчестве снова в голову пришли кубики Артёма. Сомневаюсь, что он согласится мне позировать. Впрочем, я – не Микеланджело и вообще последним планировала освоить сварку, чтобы сделать нечто грандиозное. Вот только как скопить денег на такое количество металла? И где потом устанавливать? Не во дворе же нашей пятиэтажки, чтобы потом дядя Вася и Кº под моим шедевром рубились в домино. Да и дворничиха меня убьёт, а голуби… Нет, для них статуи Ленина на площади достаточно. Надо было найти место!

Я взглянула на горы, упрямыми белыми лбами выступающими над Алупкой. А вот если на вершине поставить? К примеру, на Ай-Петри? У меня мурашки по коже побежали – с ночной подсветкой это было бы невероятным зрелищем! И днём, в лучах солнца, если подобрать правильный металл и грамотно разместить грани, эммм… Представляя свой заброшенный «облачный проект», я даже закусила губу и не заметила, что поливаю совсем не тигровую лилию в горшке.

– Что вы делаете?! Прекратите! Я буду жаловаться! – раздался истошный визг.

Упс… Звезда по имени Милана. Мокрая, она отскочила из-под козырька веранды и сотрясала кулаками с презлейшим выражением лица.

– Извините! – крикнула я, едва сдерживаясь, чтобы не хихикнуть.

– Вы специально делаете это?! – кипела брюнетка, отряхивая с волос капли. – Я вижу: специально! И прекратите уже лить!

– Ой.

Я подняла носик лейки, но поздно: следом за мокрой курицей, тьфу, звездой… вышел Артём. Струйка прохладной воды пришлась ему аккурат в темечко. Он отскочил и взглянул ошарашенно вверх.

– Это она назло! Всё назло! Кто вас только воспитывал?! – вопила Милана. – Негодяйка!

Я с виноватой улыбкой развела руками.

Артём вытер голову рукой и рассмеялся.

– Мил, ну чего ты кричишь? Это вода, не кислота…

– Она… она… террористка! Я и в сети отзыв напишу, и везде! Про этот анти-гостевой дом! Тут всё против гостей и людей!

– Я правда случайно, задумалась, – сказала я.

Артём хитро сощурился, сделал пару шагов к газону, и наклоняясь, проговорил:

– А ты была в Италии, Мил?

– Да, а что? – она уткнула руки в бока.

– Там тоже незнакомцев водой поливают. И в Польше. Говорят, на счастье, – сказал он, с хохотом разогнулся и направил из шланга воду, которую я оставила литься под куст гортензий, прямо в высокомерную брюнетку.

Визгом оглушило, наверное, даже кроликов в Национальном парке. Гости повыскакивали из номеров. У меня отвисла челюсть. Этот хулиган в следующую секунду прижал пальцем отверстие шланга, задрал его и окатил меня с ног до головы. Досталось ещё кому-то сзади.

– Ах, так! – выдохнула я и, уже не стесняясь, выплеснула ему на голову всю воду из лейки.

Он дал мне сдачи.

– Я тоже хочу, мама! – восхитилась девочка лет двенадцати, приехавшая сюда с со степенной сероглазой матерью, кажется, та говорила, что она врач.

– Под абрикосой ещё есть шланг! – крикнула я ей.

– Скорее! Беги, воды на всех хватит! – подхватил откуда-то взявшийся Славик, растерявший мигом всё своё плавное спокойствие.

И что тут началось! Мирные йоги, – не все, конечно, – принялись поливать друг друга. Война шлангов, леек, бутылок и даже кружек. Все смеялись, обрызгивая друг друга, как дети, убегали и были застигнуты водой из ведра на голову с винтовой лестницы. От визга Миланы и её подружки в ворота начали стучать. Запыхавшись, я подбежала, как могла, и открыла калитку.

– Что такое? Я сосед! Полицию звать? Убивают кого-то?! – На пороге стоял круглолицый дядечка с потной лысиной, заглядывая с пристрастием во двор.

– Нет, только поливают, – ответила я.

– Анастасия знает? Зачем это? – вытаращился дядечка на мою мокрую, до неприличия прилипшую к телу футболку.

– Знает, – кивнула я с улыбкой, переводя дыхание. – Это наши постояльцы – йоги. Странные люди. Практикуют очищение тела и духа. Водой.

– И смехом, – послышался весёлый баритон позади. – Присоединиться не желаете? Обольём бесплатно.

Я обернулась. Рядом стоял Артём, мокрая белая рубашка облепила торс, шорты – ноги, с носа и коротких волос капает, уверенная улыбка во все тридцать два.

– Нет, – попятился дядечка. – Я просто убедиться…

Артём закрыл створку ворот, положив ладонь в миллиметре от моей. От этого почти касания моё сердце ухнуло, а в теле что-то закоротило, пульсируя с искрами внизу живота. Я поторопилась отступить.

– Минутка юного террориста окончена, – сказала я и смутилась.

Аква-битва завершилась так же быстро, как и началась. Все смеялись, кроме Миланы, у которой потекла тушь. Мне даже стало её жалко. Однако в душе возникло ощущение праздника, на дорожках сверкали под солнцем лужицы, на газонах и у веранды впору было лягушек разводить.

Довольные йоги пошли за полотенцами, только Артём никуда не торопился. Его глаза смотрели прямо в мои и смеялись. Я забрала у него из рук шланг и с самым деловым видом начала его сворачивать, словно это было жизненно необходимо… Впрочем, мне и в самом деле категорически требовалось отвернуться и не смотреть на этот облепивший торс белый трикотаж, на широкие плечи, сильные руки и блестящие глаза. Подумаешь, мокрый мужчина! Я сворачиваю шланг. Я шланг сворачиваю. Шланг я… Тьфу!

Я снова будто бы случайно глянула на него, одёрнула себя и пошла, наматывая шланг на руку, по дорожкам, как Тесей по нити Ариадны, лишь бы подальше. Я ответственная, и у меня шланг, и мысли о том, что моей кожи тысячу лет не касался мужчина тут ни к чему! Совершенно ни к чему!

Шланг был бесконечным, а сад запутанным, не хуже пещер Минотавра. Уже в шаге передо мной высился увитый зеленью забор, я обернулась и поняла, что всё это время Артём шёл за мной и откровенно пялился. Это его игривой полуулыбкой мне прожигало спину, плечи и ямочки под коленками и растворяло мозг. И вдруг до меня дошло: да ведь я же тоже мокрая насквозь! Даже тонкий джинс облепил меня так же, как и его! И этот наглец тащится за мной, как кот за колбасой на верёвочке! О, нет…

Я засуетилась, споткнулась, угодив ступнёй в хитросплетения барвинка в конце дорожки и полетела вперёд. Артём прыгнул меня ловить, я выронила шланг и вытянутыми, как Петрушка, руками уперлась в увитый зеленью забор. Тот поддался, и мы с Артёмом вместе упали в какой-то проём. Бетонный пол встретил нас недружелюбно.

– Ой! – вскрикнула я, больно ударившись плечом.

Непонятно, почему я не приложилась о него головой.

– Чёрт! – вторил Артём.

Шланг произвольно закрутился вокруг наших ног, наши коленки оказались совсем рядом. Коснулись. Горячие. Я забыла, как дышать. А изумлённый падением Артём глянул мне за ухо и… рассмеялся.

– Никогда ещё Штирлиц не был так близко к провалу! Тебе больше нечего скрывать!

Он выпустил меня и сел, потирая плечо, на которое пришлась моя голова при падении. Я тоже села, красная, как рак, и обернулась.

Мы были на пороге подсобного помещения, и здесь стояла не только большая стиральная машинка для профессионалов, но также посудомоечная, сушилка, две гладильные доски, два утюга, стеллажи с бытовой химией, швабры, вёдра, щётки и, кажется, морозильная камера. Артём хохотал.

Отчего-то я почувствовала себя уязвлённой: он мог посмотреть мне в глаза, а разглядел только бытовую технику! Буржуй и эксплуататор!

Но вслух я сказала только:

– Вуаля! Кто нашёл, тот и пользуется. Это был квест.

Встала и ушла гордой походкой в закат, точнее, прихрамывая, – в каморку под лестницей. Зато очень гордо!

* * *

«Это знак! – бурчала я про себя, как старая бабка, смазывая едва заметную ссадину на предплечье йодом. – Точно знак, и он говорит: нечего заглядываться на всяких проходимцев! На курортах все врут, срабатывает эффект железнодорожного вагона: увидел, поразил, забыл. Кстати, если он не соврал, то всё ещё хуже. Ненавижу мажоров! И мне одной хорошо! Не нужно мне ничего! Я прекрасна и самодостаточна!»

Я переоделась в сухое платье, похожее на длинную футболку с капюшоном, вытерла полотенцем волосы.

На кухне «для бедных» грюкнуло. Зашумел электрочайник. Из крана в мойку потекла вода.

«Лизочка, наверное. Или пара из Симферополя. Этот же руки запачкать боится…»

Выглянула за шторку в стене. Нет, это был Артём. Тоже переоделся, волосы взлохмачены, как у мальчишки. Он что-то делал у стола.

«Не выйду, пока не отправится в свой поход», – подумала я, продолжая за ним наблюдать, как из логова шпиона.

Заметила, что у Артёма есть лёгкая асимметрия в лице. Словно привык улыбаться с хитрецой и порой кривовато, потому что не искренне. Лоб высокий. Подбородок упрямый. Лицо человека, который знает, что умеет нравиться и пользуется этим. Хуже того: привык, что все клюют, и потому достаточно небрежно улыбнуться и сказать: «Я миллиардер». Фу!

Я глянула на себя в зеркало: обычная, совсем обычная, каких много ходит по улицам. Стройная, но не спортивная. Нос курносый. Губы как губы. Глаза невыразительные, брови в порядок не привела. И цвет волос дурацкий: моль, сорт второй, выцветший.

Созерцание собственной заурядности вызвало ещё большее раздражение. Зато я пришла к весьма определённому выводу:

«У нас с ним ничего общего быть не может! И он мне ничуть не нравится. Даже не поинтересовался, не ударилась ли я? И со шлангом не помог. Разве нормальный мужчина так ведёт себя? Допустим, он не испытывает симпатии, но где же вежливость, благородство? Или миллиардерам всё это ни к чему? Ну да, я же прислуга!» Я снова чуть не подскочила на месте, ужаленная вспомнившимся оскорблением. Служанкой я никому не буду, я скульптор, хоть и преподаю пока рисование в детском центре!

Артём повернулся ко мне вполоборота, слегка улыбаясь, а я мысленно фыркнула:

«Даже сам с собой притворяется своим парнем. Для кого? Кого он хочет обаять? Чайник, что ли?»

Резкий звонок ворвался в тихие бытовые шумы, Артём достал из кармана шорт телефон, поднёс к уху.

– Да, говори быстро! – приказал он.

Я оторопела, потому что в тысячную долю секунды его лицо изменилось: из молодого парня Артём превратился в зрелого, жёсткого и безапелляционного мужчину, старше меня лет на десять. А казался ровесником.

– Продавай, – скомандовал он, выслушав кого-то.

И ушёл в свой номер, плотно закрыв за собой дверь. А я так и осталась стоять, поражённая. Потому что этот последний действительно мог быть олигархом, министром, биржевым воротилой, да кем угодно! С хищным взглядом, со складкой у рта и опасной собранностью зверя перед прыжком, похожий на ягуара, который только нежился на солнце с красивой, лоснящейся шкуркой и вдруг увидел лёгкую добычу.

Руки мои покрылись мурашками. Я, наконец, отошла от шторки и выдохнула.

Нет, это хорошо, что я не красавица! Просто отлично! Может, кажусь ему подходящей для словесных шпилек, не более. И засматриваться на его фигуру так же целесообразно, как влюбляться в киногероя. А я личность цельная, мне не до ерунды!

* * *

Я раскрыла альбом и принялась что-то набрасывать карандашом по привычке. Мне нужно было перезагрузиться, рисунок этому отлично помогает!

Наконец, хлопнули три двери, защёлкнулись замки и шаги во дворе стихли. Это значило, что все ушли в поход – дышать соснами в Национальном парке.

Я выскользнула на кухню для бедных из своей потайной двери и увидела на ближайшем ко мне столе большую круглую коробку, разделённую на несколько частей: кешью, макадамия, грецкие орехи, фундук, пеканы, крупные фисташки на одной половине, и шоколадные трюфели с засахаренными фруктами на другой. Коробка была открыта, из-под неё торчала салфетка, где было размашисто написано:

«Надеюсь, ты не ударилась. Это тебе для улучшения настроения. Свежее. Из Калифорнии. Буду рад, если съешь всё».

А рядом стояла кружка и дымился ароматный чай. Ой, это он точно мне?

Глава 8

Артём

Она насупилась, а мне почему-то стало не очень. И весь подъём по тропе к заповеднику внутри крутилось назойливо про то, что мультяшных Гаечек обижать – последнее дело, хотя ну с чего там обижаться было? А, может, ударилась сильно? Я пытался подстраховать. Но ведь со стиралкой и правда смешно…

У меня у самого локоть ноет и плечо, о которое она приложилась при падении. А какой взгляд у неё был! Испуганный до пронзительности, словно она не обо шланг споткнулась, а ринулась с тарзанкой, привязанной к одной ноге, с Ниагарского водопада. Почему она так боится падать?

– Артём, а ты веришь в любовь? – прозвучало внезапно рядом на привале в стороне от горной тропы.

Я очнулся от мыслей и увидел Милану. С завораживающей улыбкой она отбросила косу назад и повела загорелыми, красивыми плечами. Над ней можно было сверху баннер повесить: «Экологический отдых. С нами легко!» Но не вовремя и не с этой компанией.

Наши ребята отдыхали от подъёма возле источника, бьющего из камня. Он гнал по узкому желобку сухие хвойные иглы и терялся между валунами.

– Верю. В глобальном смысле, общечеловеческом, – ответил я Милане, отзеркаливая её улыбку.

– Мы все вечно одиноки и ищем пресловутые половинки, хотя на самом деле просто хотим познать своё высшее Я, – глубокомысленно заметил «капитан» с моего этажа, поддерживая под локоть свою даму, которая усаживалась на вежливо подставленную им туристическую «пенку».

– Однако вы, Игорь, приехали не один, – заметила Милана.

– На пути к своему Я всё-таки приятнее быть со спутницей, – рассмеялся «капитан». – Да, Алёнушка?

Его женственная партнёрша подтвердила, а потом глянула на меня с любопытством:

– Неужели, Артём, вы в самом деле не верите в любовь между мужчиной и женщиной?

Во что я точно не верю, так это в разговоры о ней. Я практик, и если я не испытал раздутое писателями чувство, какой смысл его придумывать? За тридцать шесть лет наверняка бы понял, что это. Не дурак. Видел я родителей, друзей с громкими разводами, сам влюблялся по юности, ведь чушь это! Сплошные страдания и немного секса. Я предпочитаю наоборот.

– То, что называют любовью, – сказал я, – это инстинкты, программы и манипуляции. Ты хорош, пока кому-то что-то даёшь. Не дал, сразу плох. Между мужчиной и женщиной помимо чисто животного влечения существует извечная договоренность: размножение, удовольствие, финансовая выгода, в том числе. Даже у родителей к детям не любовь, а сплошные инстинкты. Самые древние, первородные – поддержание рода человеческого, сопротивление вымиранию, чтобы мы, как динозавры, не исчезли.

– Но это так скучно! Что ты такое говоришь, Артём?! А как же романтика, красота чувств, ну, хотя бы влюблённость?! – воскликнула Милана.

Её подруженция даже презрительно поморщилась в мою сторону, отчего я удовлетворённо усмехнулся и добавил:

– Влюблённость есть. Гормоны бушуют. Химические реакции в организме никуда не деть.

– Пока есть тело, есть потребности у этого тела, – глубокомысленно заметила Алёна, подруга капитана.

– Согласно исследованиям учёных, – произнёс я, – с химической и физиологической точки зрения нам подходит как минимум тысяча первых встречных. Так что простор велик для удовлетворения потребностей.

Славик, подставивший лицо солнечному лучу, с улыбкой сказал:

– Ну что ты, Артём, всё про потребности. Ещё скажи про спрос и предложение…

Я криво усмехнулся. Увы, отношения к тому и скатываются. Я на родителей насмотрелся и решил, что мне такое не нужно – жизнь согласно гарантийным обязательствам: «пока смерть не разлучит»… и пытать друг друга собой. Уж лучше б разорвали контракт согласно форс-мажору. Нет, я их по-своему люблю. Навещаю, по отцу скучаю даже. С мамой… с ней всё сложно. Но винить не в моих правилах. Обвиняют других в чём-то только слабаки. Мне же вполне можно сказать ей «спасибо». Вся моя жизнь – доказательство маме, что я – ни хрена не ошибка, не тот, кто бывает в тягость. Самодостаточность, уверенность, сила – всё оттуда. И то, как я рвался к успеху и пробился там, где другие руками разводили, тоже компенсация.

В тридцать шесть моё состояние равно миллиарду. Занятно, но только Гаечку это не то что не заинтересовало, а показалось неприличным… Чёрт, и опять я о ней!

– Мы ищем отношения, чтобы кто-то принял нас такими, какие мы есть, чтобы в ком-то отразиться и обрести целостность, – продолжил Славик.

– Но нам этого никто не обещал, – заметил я. – Соответственно и требовать, чтобы тебя принимали – такое себе…

– Ты прав, – рассмеялся Славик. – Нигде в обязательствах не прописано, что ты будешь принимать и тебя примут.

Ребята тоже засмеялись, а мне вдруг стало тоскливо: а ведь, пожалуй, этого и хочется…

– На самом деле, мы, – продолжил Славик, – действительно просто хотим стать целостными. Через отношения этого добиться, пожалуй, проще всего. Точнее, получается ближе к истине, если отношения гармоничные. Но у большинства они не складываются гармонично, и целостность невозможна, никакое обстоятельство или другой человек не вернёт её, если раскол в тебе самом.

– Что за раскол? – сощурился я.

– Страх. Или растерянность. Какое-то обстоятельство, чаще всего из глубокого детства, из-за которого ты будто предал себя или почувствовал, что тебя предали. Из-за такого раскола тебе не удаётся быть гармоничным и чувствовать себя счастливым, хочется закрыть эту дыру, замазать, залатать отношениями с другими. Думаешь: вот Она или это Он! Это идеал, то, чего не хватало для счастья, а потом натыкаешься на такие же расколы в других, потому что пока в тебе живут страхи, ты находишь тех, кто их отразит. Типа: эй, девочка, я с капканом в груди, но делаю вид, что я классный. Девочка без подходящего к твоему капкана на тебя не клюнет, а та что клюнет, потом будет клац-клац… так же отлично кусаться, как и ты. Ну, или в зависимости от «истории болезни».

– И что делать? – спросила Милана, посерьёзнев.

– Искать свои страхи и решать их самостоятельно, а не навешивать на другого, – улыбнулся Славик. – Глядишь, совпадут не истории болезни, а гармонии.

* * *

Привал закончился, и мы пошли выше, чтобы засесть на гребне хребта с дыхательными практиками буквально до одури.

От обилия воздуха в лёгких, запахов кедров и духов стихий где-то рядом кружилась голова. Но что бы мы ни делали, первая мысль моя, когда мы возвращались в реальность, была о ней. О Гаечке. И чем больше энергии было в теле, тем больше хотелось её коснуться. И думалось, что даже если у неё где-то в груди зубастый капкан, не страшно. У меня у самого внутри, как на медведя…

* * *

Эля

Новые владельцы не торопились с принятием решений, так что я, как Мороз Воевода обошла дозором пока ничейную недвижимость. Поставила стулья к стене, поправила подушки на диванчиках, выбросила мусор в обнаруженный у ворот бак. А потом подумала, что я – балда ответственная, и могу на самом деле заняться чем угодно!

Жаль, море было далеко, и с балкона в него не бултыхнёшься. В этом был существенный недостаток нашей гостиницы. Но синее пространство в золотом мареве на горизонте глаз радовало. Я надела кепку, повесила на плечо рюкзак и, заперев ворота, пошла гулять. Ногу опять же надо расхаживать.

Указатель манил в заповедник. И я шагом спортивного ленивца направилась на исследование территории. Эх, раньше я б уже тридцать раз тут всё кругами оббежала, посидела бы на той скале, что высится в ярком небе, пофоткала бы на утёсе слева, пересекла вдоль и поперёк Национальный парк справа, узнала бы всех собак и улицы лучше местных. Но теперь, увы, приходилось совершать марш ползком.

«Турбо-улитка» – вспомнила я «обзывалку» Артёма и усмехнулась. Ну, зато конфеты были вкусными.

Перейдя на противоположную сторону Севастопольского шоссе, я попала в тенистое царство растений, шишек и хвои.

Боже, настоящий лес! Как я скучала! Тосковала дома всё это время по высоченным стволам, елям и берёзам, запахам листвы, грибной сырости и красным россыпям ягод. Мне очень не хватает такого обилия деревьев в родном, окружённом степями Новочеркасске, куда меня папа забрал из Москвы, когда передвигаться получалось только на костылях и нечем было платить за съёмную квартиру. Новочеркасск – прекрасный город, в котором я знаю каждый угол, но уже не мой. Там мне не хватает не только леса, а движения, людей, снега зимой и даже шума. Не хватает выставок и возможностей. Мне и самой себя не хватает… Этот год изменил всё.

Но сейчас вокруг были дубы, сосны, самшит, кизильник и даже кедры. А как пели птицы! Грех жаловаться.

Я немного прошагала по дорожке наверх, зачерпнула ладошкой воды из облагороженного диким камнем источника, потом свернула по тропе налево. Сердце радостно билось. Не только глазами, но кожей, всем своим существом я впитывала богатство образов вокруг. Живое! Совсем не то, что в Интернете на природу любоваться!

Невозможно было удержаться, чтобы не забрать себе пупырчатый красноватый камень, похожий на нос деда Щукаря, или голыш в виде сердца, и небольшую корягу, в которой мне виделась влюблённая пара в обнимку. Настроение было чудесным, собирательство – увлекательным.

Я вышла на залитую солнцем полянку на склоне. Вдохнула запах распаренных солнцем трав и опьянела. Как же хорошо! Села под раскидистую ветку сосны и достала альбом с простым карандашом.

Море и отсюда было видно, но я отвернулась от него и начала набрасывать контуры упрямого скалистого лба, смотрящего в сторону Ялты.

Вновь идеи о проекте унесли меня из реальности. Вот тут, – набрасывала я карандашом, – была бы фигура Его, стремящегося взлететь, а рядом Она, словно дающая Ему для этого силы.

Любимое, забытое чувство охватило меня: мурашки по телу и мысли прочь. Рука рисовала сама, мягкими штрихами карандаша оставляя угольные линии на белом.

Во рту опять ощутилась сладость, тело будто стало легче на вес меня самой. Тишина и неподвижность, только пальцы переносят на бумагу образ, пропуская сквозь себя незначимое совсем время. И вдруг шорох и треск веток вырвал меня из процесса творчества. Я подняла глаза и опешила – на меня из зарослей смотрел олень. Настоящий! С золотистой шкурой, ветвистыми рогами и влажными тёмными глазами. Мы смотрели друг на друга секунд десять, а затем король леса махнул головой, фыркнул и умчал в чащу. Только ветка в мелких листиках всколыхнулась, подтверждая, что он не был галлюцинацией.

– О-о! – сказала я себе. Потом опустила глаза на рисунок, который набрасывала почти в трансе, и повторила, правда, уже совсем другим тоном: – О-о…

Образ будущей скульптуры Его над скалой, который должен быть в масштабе не меньше статуи Христа в Бразилии, непонятным образом был похож на реального персонажа. И его-то уж точно я не собиралась запечатлевать в веках. Много чести. Но сомнений быть не могло – взлететь со скалы собирался карандашный Артём.

Здравствуйте, приплыли…

Я потянулась за резинкой – исправить лицо и эти характерные кубики, а потом передумала. Хихикнув, я пририсовала нашему герою шикарные ветвистые рога и куцый хвостик. А что? Смотрится! И никакого пафоса!

* * *

Развеселившись, я показала нарисованному Артёму язык. А потом принялась собирать на поляне травы к чаю. Чабрец с нежно-фиолетовыми крохотными цветочками – шершавыми бисеринками на ощупь. Как он пах! Ромашку, улыбчивыми смайликами разбросанную по лужайке… Лимонник, похожий на бархатные серебристые рожки.

В приподнятом настроении я вернулась к «Облакам», вошла и оторопела: у дверей первого этажа стоял Игнат – самый симпатичный из бандитов, по ошибке заехавших к нам вчера. Руки в карманах, джинсы, красное поло, чернющие глаза и волосы – натуральный сицилийский мафиози.

– Э-э, здравствуйте, – сказала я, на всякий случай не закрывая за собой ворота.

– Привет, красавица! Вот ты где! – расплылся в улыбке он, не собираясь никуда убегать, как стоило бы грабителю.

– Как вы сюда попали? – строго спросила я.

– Тебя искал. – Он направился прямиком ко мне.

Я заметила в углу у забора древко от метлы.

– Ворота заперты были, – я сдвинула брови, стараясь выглядеть сурово, правда, как мне Люся говорит, лицо при этом у меня становится похожим на куриную попку. Никто ни разу не испугался…

Непрошенный гость показал большим пальцем себе за плечо на другой конец сада.

– А там калитка открыта.

– Она тоже была заперта, я точно помню, – поджала губы я, хотя и засомневалась: вдруг я её не проверила?

Нет, он врёт. Игнат приблизился, я прилипла к железной створке, судорожно думая: вызывать полицию или просто орать благим матом?

– А разве у гостей ключей нет? – Он остановился так близко, что меня окутало жаром раскаченного тела и облаком терпкого парфюма. Взгляд наглый, откровеннее некуда.

Я отступила, внутренне сжимаясь. А Игнат посмотрел на меня сверху вниз и добавил:

– Я дёрнул, открылась. Больше ничего не знаю. Пойдём лучше прогуляемся со мной, детка? Кофе, мороженое, шашлык? – Его рука опасно потянулась к моей талии. – На яхте покатаемся.

Я отодвинулась.

– Нет, извините. Я занята.

– Бросай все дела, детка! – игриво ответил он. – Я же бросил.

– Нет. Я не могу.

– Тогда угости меня кофе тут, – проговорил он с дьявольщинкой во взгляде. И настырно оттесняя меня, потянулся за второй створкой ворот, с явным желанием их закрыть за моей спиной.

Меня бросило в дрожь. Перспектива остаться наедине с мужчиной подобных размеров, с масляным блеском в глазах и с вытатуированными на руках черепами радовала так же, как мышь – вечер с голодным котом.

– Нет. Я вас не приглашала. Вам лучше уйти! – громко сказала я, отчаянно стараясь не выдать свой страх.

Бандит коснулся пальцем моего плеча. Я отпрыгнула в сторону метлы. Схватилась за неё. И одновременно с улицы послышалось:

– Проблемы?!

Я с облегчением узнала голос Артёма. Сицилийский мачо, стоящий на пороге, поднял ладони и развёл их, словно показывая, что без оружия.

– Никаких. С девушкой болтаем.

Артём вошёл весь мокрый, даже рюкзак, кажется, был влажным на его плече. Собранный, словно троеборец перед прыжком, Артём посмотрел на Игната тем самым хищным взглядом, от которого мне было не по себе.

– Он уходит! – акцентировала я.

В ответ ухмылка.

– Ты уходишь. И не возвращаешься, – жёстко и безапелляционно заявил Артём непрошеному мачо.

Они были почти одного роста, однако Игнат выглядел гораздо мощнее, грубее против спортивного, но более аристократичного Артёма. Как кабан против гепарда.

Напряжённые шеи, упрямые затылки, налитые мышцы рук и спин, прекрасно различимые сквозь одежду. Тут и анатомии движений можно было не знать, чтобы понять: до драки – пара взглядов. Я нащупала в кармане телефон с мыслью о полиции.

Но кабан вдруг отступил и шагнул на улицу. Обернулся. А я инстинктивно встала за Артёма.

– Это я сам решу, – нехорошо улыбнулся Игнат. – Да, детка?

– Не парься, я уже решил, – отрезал Артём.

– Не приходите больше, – пискнула я.

Оба улыбнулись друг другу, словно два хищника оскалились. И, несмотря на раскаченную мускулатуру «ухажёра», я почувствовала, что Артём в своей концентрации и уверенности сильнее. По-моему, почувствовала это не только я. Потому что Игнат ничего не ответил. Артём закрыл ворота перед его носом. Задвинул засов. Послышались шаги прочь. Я ещё не дышала. Артём перебросил рюкзак на другое плечо. Поверить не могу: он меня защитил!