Текст книги "Тертый калач ищет ромовую бабу"

Маргарита Южина
Тертый калач ищет ромовую бабу

Глава 1
Кто старое помянет?

Аня щурилась от солнца и уже минут десять просто любовалась этим красавцем. Создает же природа иногда такие замечательные экземпляры! И неправда, что идеалов на свете не бывает. Бывает! Вот он!

Он появился в их офисе нежданно-негаданно. Нет, конечно, все уже давно ждали, когда директор возьмет нового сотрудника, и гадали: кто займет место начальника отдела рекламы. Правда, каждый сам метил в начальники, а новичку определили место возле дверей.

– Анечка! Вот ты знаешь, а я так просто уверена, что высшее образование не самое главное в жизни? – доставала своими жизненными принципами коллега по «цеху» Наташа Кубова, поправляя при этом пышный бюст.

Последний все время норовил выйти за границы узенькой кофточки, чем добавлял хозяйке лишнюю порцию гордости.

– Анечка, я так просто уверена, что на месте начальника рекламы я бы смотрелась просто изуми-и-ительно, ну совершенно изуми-и-ительно, – приговаривала Наташа и даже закатывала глазки, уже представляя себя начальницей. – Это кресло просто создано для меня!

При этих ее нескромных воплях остальная братия дружно сдвигала брови, сопела и доказывала Наташе, что ничего изумительного в этом нет. А Зиночка – тощенькая, бледненькая женщина, незамедлительно принималась реветь: у нее шансов практически не было, так же как образования и пышных форм. И вообще, по ее разумению, женщина должна быть слабой и обязательно слезливой.

– Наташенька, – медленно и далеко выпячивая губы, будто для глухонемой, выговаривала Лидия, женщина совсем не первой молодости. Она однажды потеряла паспорт и в новом каким-то фантастическим образом сократила свой биологический возраст на пять лет. Ее это никак не спасало, хотя и вселяло дикую уверенность, что все окружающие видят в ней девочку. – Наташенька! Но ведь в это кресло надо посадить мозги нашего отдела! Мозги! А не то, что ты там собираешься умостить!!

– Можно подумать, в нашем отделе кто-то думает мозгами, – ворчал Мишка Гречихин. Правда, на него никто не обращал внимания, ибо, во-первых, он был конопат, как перепелиные яйца, а во-вторых, женат, что в глазах дамского коллектива не прибавляло ему привлекательности. И в-третьих, он был слишком молод, а потому ничего стоящего сказать не мог! Вон сидит же Дундуков и молчит, и правильно делает, его тоже никто слушать не собирался.

Почему-то мужчины решили, что новый начальник будет непременно прыщав и наивен и вместо обеда станет бегать им за газетами. Девушки же с тревогой ожидали новенькую сотрудницу, с непомерно длинными ногами, огромными кошачьими глазами и совершенно тупенькой головой, потому как их директор, Рогов Николай Степанович, питал определенную слабость к представительницам прекрасного пола.

Однако вышло все совсем по-другому. Неизвестно с какого перепоя (директор к тому же отличался невоздержанностью к крепким напиткам) глава их Торгового дома «Чудо» взял да и притащил настоящего специалиста в вопросах рекламы – молодого, умного и невозможно красивого. Новенький был бессовестно загорелый, бесстыже высокий, являлся обладателем вызывающе рельефной мускулатуры, блондинистой шевелюры и нескромных темно-карих глаз с волнующей поволокой. Если ко всему этому великолепию добавить мужественный овал лица и сочные алые губы, можно представить, какой страстный общественный вздох новичок вызвал своим появлением. Молодого специалиста звали заковыристо – Родион Боянович Папахин. Однако представился он просто: «Родион» и протянул крепкую, загорелую руку. Мужчины насторожились – уж больно этот Папахин смахивал на рекламного мачо, зато женский пол внутренне взвизгнул – о производственном романе тайно грезили все, а вот заводить его было не с кем – не с Иваном же Афанасьевичем Дундуковым, которого год как отправили на пенсию, а он каждый раз прокрадывается на свое рабочее место и делает вид, что никакой пенсии не случилось! А между прочим, на его место могли бы найти еще одного такого Папахина!

Как бы там ни было, с появлением нового начальника отдела рекламы жизнь в офисе заиграла всеми красками жизни. Глаза сотрудниц заблестели. Трепетные чувства возродились и зашевелились где-то под кофточками на уровне груди. Кабинеты наполнились ароматами новых духов. Кошельки похудели от новых нарядов. Работницы неудержимо рвались на рабочие места, а производственные процессы прочно застопорились. По Папахину страдали все дамы без исключения, невзирая на возраст и занимаемые должности, и он исправно дарил каждой веру в себя и надежду на пламенные, сжигающие все на своем пути чувства, то есть с каждой из женщин говорил каким-то особенным, приглушенно-кошачьим голосом, стрелял в прелестниц темным глазом и баловал сотрудниц пирожками с капустой. Пирожки были великолепны, поедались со скоростью звука, и «по умолчанию» считалось, что их печет матушка Родиона Бояновича.

Аня Лиманова, которая вот уже второй год работала старшим менеджером по рекламе, как и все остальные, мгновенно простила Папахину то, что тот взгромоздился на ее почти законное место – начальника отдела (кому же, как не ей, следовало занять пустующее кресло!), и принялась прилежно замирать, едва Родион Боянович появлялся в поле ее зрения.

Вот и сегодня она увидела его сразу, как только он вошел к ним в зал.

– На улице все цветет и пахнет – весна, – немедленно сообщил Папахин всем одновременно, блаженно улыбаясь. – А у нас уже и розы распустились!

Иван Афанасьевич Дундуков тут же резво завертел лысенькой головкой в поисках роз.

– Никак не узрею, Родион Боянович, а где вы сии розы обнаружили? Не сочтите за труд объяснить, откуда розы? День рождения, что ль, у кого стряслось? Это как же получается – опять по пятьдесят рублей скидываться?

Ну и как с таким коллегой можно работать в одном офисе?! Боже, как перед Родионом Бояновичем неудобно!

Аня придвинулась к монитору и принялась со всей силы долбить по клавиатуре.

– Где сии розы? – вздернул бровь Папахин. – Да оглянитесь же, Иван Афанасьевич! Вы же прямо в розарии сидите! Девушки-то рядом с вами какие – чисто сортовые розы! Или вы не видите? У вас плохое зрение?

– Да у него все плохое, – злобно сверкнула глазами Наташка. – Больной весь, а уходить на заслуженное лечение не собирается. Видите, у него во всю руку крестик нарисован? Это чтобы не забыть, что ему в одиннадцать тридцать к врачу. Правда, Иван Афанасьевич не запомнил, в какой день.

– И ничего у меня не плохое! И все-то я вижу! Ай какие ж розочки у нас в отделе, – воробышком прыгнул со своего места Дундуков и зацокал языком. – Между прочим, вон та, около окошка, очень мне чертополох напоминает, потому что не зачла мой больничный в зарплату! А у меня, между прочим, сто процентов оплачивается!

Аня поморщилась: сейчас начнутся вечные разборки – кому сколько не доплатили, и совсем не будет возможности переговорить с Родионом Бояновичем. А она уже и повод придумала – новую форму прайсов предложить на обсуждение. Но разве к нему подберешься?! Вон уже Лидия коршуном кружит, а рядом Наташка с ноги на ногу переминается, ждет своей очереди, и еще Зиночка… ну прямо продохнуть не дают, а у нее, у Ани, может быть, исключительно деловая необходимость! А Папахин ее упрямо не замечает! Уже который день! Все крутится возле всяких Наташек, Лидий и Зиночек! Просто непонятно, о чем с ними можно говорить. Столько нерешенных дел со старшим менеджером!!

Аня так расстроилась, что с головой ушла в работу и чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда у нее над ухом раздался волнующий голос:

– Мне кажется, нам необходимо прояснить кое-какие вопросы.

Папахин склонился над Аней и говорил ей куда-то в макушку. Девицы из отдела насторожились. Сейчас, чтобы выгодно выделиться из общей массы поклонниц, Ане следовало бы рассеянно мотнуть головой и оставить наглеца без внимания, но глаза ее радостно загорелись, губы растянулись до ушей, а весь организм как-то встряхнулся и приготовился к длительной сладкой беседе.

И в это время прозвенел звонок.

– Торговый дом «Чудо», Анна Лиманова слушает вас… – чертыхнувшись про себя, пропела в трубку Аня.

– Ань!! Слышь, привет! Это я, Ирина, у меня к тебе такое дело!.. Ты чего не радуешься? Не узнала, что ли? Это я – Дронова!

Ирку Дронову сложно было не узнать. У нее был такой верещащий голос, такая торопливая речь, что создавалось стойкое ощущение: у человека в доме перманентный пожар. Когда-то Дронова училась с Аней в одном классе и на этих правах позволяла себе раз в месяц поздно ночью звонить Лимановой домой и категорически требовать денег. И не успокаивалась, пока нужную сумму не получала. Причем просто так Дронову найти было практически невозможно, она никогда не нарушала традиций – только сама, только поздно ночью и только про деньги. Совершенно непонятно, почему сейчас она ожидала, что Аня придет в бурный восторг!

– Короче, Лиманова, слышь, срочно хватай ручку… схватила? – диктовала между тем Дронова. – И пиши: в эту субботу…

– Анечка, я вас не сильно обременяю своим присутствием? – сопел в макушку Родион. – Я только хотел бы…

– Хорошо-хорошо, – кивнула ему Аня, бегло улыбнулась и снова прилипла к трубке. – Ира! Мне совершенно некогда!! Я тебе перезвоню, когда осво…

– Ну ты молодец!! – возмутилась подруга. – Мне потом будет некогда, а ты же сама мне вовек этого не простишь!..

Родион Боянович, заметив, что интерес к его персоне скоропалительно угас, обиженно удалился в кабинет, и Аня уже совсем свободно могла наорать на наглую одноклассницу:

– Дронова!! Ты понимаешь, что у меня в самом разгаре трудовые будни!! – вопила она в трубку. – Ты хочешь, чтобы меня уволили?!!

– Так я что хотела сказать, – нимало не обращая внимания на гнев одноклассницы, продолжала Ирка. – У нас в эту субботу состоится обалденный вечер встречи! Просто обалденный!! Представь, школе исполняется сорок лет, и теперь собирают все выпуски, всех выпускников!! Видела Игоря Брагина, Сережке Баринову звонила, встретила Маринку Визгунову, Светку Кирелеву, они уже себе платья готовят, а Вовка Чершов даже с работы подменился, представляешь?! Вот я тебе для чего и звоню, если ты вдруг будешь работать в субботу, в ночную смену, то…

– Ира-а!! Чершов работает сталелитейщиком, у него сменная работа, а я в Торговом доме. С чего бы мы трудились в субботу, да еще в ночную смену?! У нас по штату таких должностей не полагается!

– Ну, значит, в субботу без опозданий! – обрадовалась Ирка. И вдруг защебетала: – Да! Я ж насчет ден…

Но Аня уже положила трубку на рычаг. Сегодня совершенно необычный день. К ней наконец-то подошел Папахин. Сам! Да еще Ирка позвонила и не попросила денег! А это определенно к чему-то светлому!

Именно поэтому Аня отважилась войти в кабинет Папахина без приглашения. В конце концов, ей пару минут назад сказали, что необходимо что-то там такое прояснить. Когда Аня вошла, Родион со скучающим видом листал толстый глянцевый журнал с девицами в шикарном нижнем белье, однако, завидев сотрудницу, сей проспект захлопнул и обиженно оттопырил губу.

– Простите, Анна Вадимовна, я жутко занят… – принялся он рыться в ящике стола. Даже не спросил, зачем, собственно, она приходила. Мало того, поняв неубедительность собственных действий, Папахин изо всех сил гаркнул: – Наташа! Кубова! Подойдите ко мне! Вы хотели меня удивить своими разработками!!

Аня только фыркнула – нетрудно было догадаться, чем его сейчас Наташенька удивит!

Тем более Наташа уже, изогнувшись гусыней, неслась к руководству, взирая на соперницу с легким, гордым высокомерием.

– Наташа, ты бумаги забыла, – сдерживая ярость, заметила Аня.

– Ах и правда! Я сегодня абсолютно растерянная… и сама себе жутко напоминаю тургеневскую даму, просто изуми-и-и-тельно похожа!.. – приостановилась та, ухватила со стола Дундукова какие-то пачки газет с кроссвордами и скрылась за дверью начальства.

Поникшая Аня уткнулась в компьютер. Все-таки от печалей лучше всего спасает работа.

День, который начинался так многообещающе, закончился весьма посредственно. Ровно в четыре из своего кабинета выплыл задумчиво-рассеянный директор «Чуда», Николай Степанович, за ним, с интервалом в пять минут, вылетел Папахин и, послав всем дамам воздушный поцелуй, быстро исчез за дверью, а остальные свободно вздохнули и расправили плечи. Конечно, убегать из «Чуда» раньше пяти было непозволительно, зато теперь каждый мог заниматься, чем душа пожелает. У Лидии, например, возникло стойкое желание сделать маникюр, и в помещении тотчас же запахло ацетоном. Дундуков выудил из бумажного свертка два яйца всмятку и теперь требовал у всех соли. Миша Гречихин, молоденький программист, с длиннющим носом, прочно уселся за телефон. По его вздохам можно было догадаться, что молчит он с какой-то своей очередной возлюбленной, на время забыв про законную супругу. Зиночка же заливалась горючими слезами над роковым романом с иностранными страстями.

Аня тоже решила не тратить время впустую. С деловым видом она поднялась и направилась в отдел кадров.

– Тамара Васильевна, дайте мне, пожалуйста, личные дела нашего отдела, – как можно серьезней проговорила она, собирая брови пучком для пущей важности.

Однако старую кадровичку провести было совсем не просто.

– Конечно-конечно… – засуетилась та. – У меня уже все перебывали, и все просят личные дела. И Наташка ваша забегала, и даже Лидия заплывала! Да что там Лидия! Девчонки из других отделов порывались, но я никому! Никому! Потому что не положено! – старательно пучила глаза Тамара Васильевна и понимающе поджимала губы. – Но вам, Анечка… Вот, возьмите папочку, здесь про него, про вашего Папахина, все данные собраны, я самым тщательным образом изучила – не мужчина, а чистый клад, чистый клад! И не женат, и детей нет, и не судим, и даже гепатитом не болел ни разу! Живет с тетушкой, на свою квартиру не заработал еще, но уж он своего не упустит… Вот, возьмите, Анечка, а уж вы суньте мое объявление о продаже дачи в какую-нибудь газетенку, а?

Аня метнула глазами парочку молний и аккуратно возмутилась:

– Тамара Васильевна! Зачем вы суете мне папку этого Папахина! Мне совершенно никакого интереса нет тратить на нее свое драгоценное рабочее время. Меня волновало как раз личное дело… Миши Гречихина!

– Гречи-и-ихина? – чуть не отвалилась челюсть прилежной кадровички. – И зачем вам сдалось это недоразумение, милочка?! Что там такого волнительного вы надеетесь узреть? Женат два раза, разведен столько же, четверо детей, сейчас проживает в гражданском браке в квартире сожительницы. Никаких перспектив. Правда, высшее образование, но… совсем неинтересная партия.

– Извините, я лучше лично с ним побеседую, – дернула головой Аня и величаво удалилась.

Еще не хватало, чтобы о ней подумали, будто она интересуется личным делом Папахина! Тем более она и так вызнала все, что ей нужно. Главное, предмет ее обожания живет с тетушкой. И это притом, что у Ани имеется совершенно собственная двухкомнатная квартира – столько лет на нее копила! Неужели молодому красавцу интереснее проживать с пожилой леди, чем с молоденькой очаровательной коллегой?! Осталось только затащить его к себе в гости да надоумить переселиться в ее уютное жилище, а уж там и его ответные чувства можно рассчитывать.

Когда пробило пять, Аня уже составила в голове изумительный план. Вот только бы кто-нибудь раньше нее до этого не додумался! У них в отделе девицы прямо ух до чего смышленые!

Для начала надо было привести обе комнаты в идеальный порядок. С этой целью Аня даже забежала в магазин и купила целый пакет флаконов с химикатами, которыми теперь принято наводить чистоту.

У дверей подъезда ее ждала Ирка Дронова.

– Ну наконец-то. А я уже подумала, что ты специально от меня прячешься, – проворчала она, насильно вырывая пакет из рук Ани. – А ты чего, уже костюмчик для вечера встречи купила? Померить дашь? А то, прикинь, мне совсем на вечер идти не в чем!

Дронова просто наповал убивала своей бесцеремонностью.

– Пожалуйста-пожалуйста! Вот сейчас домой придем и сразу примеришь, – язвительно пообещала Аня и заторопилась домой.

Похоже, вечер становился еще хуже серенького дня.

Конечно же, дома Ирка, едва завидев покупки, заныла:

– У-у-у, я думала тут что-то интересненькое, легкое, воздушное… Лиманова, ты что, в самом деле не собираешься на вечер? В ресторане будет. Слушай, а ты не знаешь, омары руками едят, как курицу, или вилкой, как мясо, а? Мне вот почему-то кажется, что нам омаров подадут, и хоть ты что делай! Так не хочется, чтобы это… фэйсом об тэйбл!

Аня только молча облачалась в домашнее и беседу не поддерживала, да этого и не требовалось. Ирка старалась за двоих:

– Нет, ты зря не собираешься. А я так обязательно пойду. Ты только представь: будет Сережка Баринов, он же сейчас оч-чень крупный бизнесмен! А когда-то так за мной бегал, прямо проходу не давал…

– И когда это? – не удержалась Аня.

Уж кто-кто, а Баринов никогда и никому предпочтения не оказывал. У него была зазноба из другой школы, что выводило девчонок-одноклассниц из себя. Аня даже слышала, что на этой зазнобе Сережка и женился и по сей день с ней проживает. Однако Ирка прошлое видела несколько в ином свете.

– Здра-а-а-вствуйте, – вытаращилась она. – Что значит – когда?! Да с самого первого класса, как на меня глаз положил, так я и ходила… с глазами! Еще скажи, что он у меня не просил алгебру списать!

Аня даже спорить не стала. Ну разве сейчас докажешь, что хуже Дроновой в алгебре разбиралась только техничка баба Дуся.

– А еще… – Ирка плюхнулась в кресло и интригующе задергала бровями. – Еще мне сказали, что приедет Игорек Брагин. Вернее, я его сама видела… позвала. Ну? Пойдешь? Говорят, он теперь главный редактор популярной газеты. И как? Сердечко не екает?

Аня только протяжно вздохнула, Ирка опять все перепутала. Игорь Брагин, красавец и умница, нравился всем девчонкам в классе, но особенно по нему убивалась Сонечка Каблукова, а отнюдь не Аня. Сонечка даже записки ему писала: «Буду ждать тебя долго и вечно возле школьного мусорного бачка, пока смерть нас не разлучит! Приходи до шести вечера, а то вечером меня мама заругает. Цигель-цигель, ай лю-лю, Игорь, я тебя люблю. Твоя навеки Соня Каблукова». Аня же в школьные годы страдала по вертлявому, остроносому Лешке Изобарову, но детское увлечение прошло сразу же, как только она поступила в институт. Хотя… чего скрывать, Ирке все же удалось растеребить воспоминания, Ане захотелось увидеться с одноклассниками, посмотреть, какими они стали, посмеяться над школьными проделками и хоть на минуточку почувствовать себя беззаботной девчонкой.

– Не, я ничо не понимаю! Чего ты молчишь-то? – уже в который раз спрашивала о чем-то Ирка. – Я же тебе русским языком говорю: мне нужно пять тысяч! На месяц. Я же не могу пойти на вечер в чем мать родила, а больше у меня ничего нет! Или тебе денег жалко?

Аня полезла в шкаф и достала деньги.

– Вот, Ирина, бери. Только сразу говорю: мне сейчас некогда, да и тебе в магазин надо срочно, а то закроют.

Ирка схватила деньги, взглянула на часы и запричитала:

– Так чего ж я с тобой тут сижу?!! Не, ну ващще-е-е! Вот ты всегда так – заболтаешь человека, а у того, может быть, и свободной минутки нет! Я побежала! Ой, не держи меня, я и так уже с тобой засиделась…

Последние слова Дронова уже докрикивала в подъезде.

До глубокой ночи Аня шумела пылесосом, носилась с тряпкой и даже кое-где «на радость соседям» передвигала мебель. Ее уютная квартирка, и без того сверкающая чистотой, теперь вызывала лишь одно желание: поскорее принять в свои недра представителя мужского клана. А если уж совсем честно, Папахина Родиона Бояновича.

Утром, едва сдерживая прыгающее сердце, Аня с трепетом поглядывала на дверь. И едва показалась фигура Папахина, как она вскочила и замахала рукой:

– Родион Боянович!! На минутку, если можно!

Тот, не успев даже отвесить привычный комплимент дамам про розочки, изумленно пожал могучим плечом и неторопливо стал пробираться к столику Ани. Он уже почти подошел, когда она прилепила к уху телефон и громко затараторила:

– Да! Это я сдаю комнату… Родион Боянович, я вас умоляю, подождите одну минуточку, очень важно… Да-да, я не отключилась. Комната огромная, светлая, все удобства тут же… Я имею в виду не в комнате, но и не на улице… Обставлена исключительно: телевизор, телефон, на окне – традесканция… Нет-нет, ее поливать не надо, я сама…

Родион Папахин терпеливо торчал возле стола, нервно притоптывая ботинком, хотя и не уходил. Однако, судя по выражению лица, от своей престарелой тетушки к молоденькой квартиросъемщице он сбегать не торопился. И Аня поддала оборотов:

– Да нет, ну что вы! Я вовсе не хочу никакой платы, я сдаю комнату… исключительно из альтруистических порывов… Говорите – мужчина? М-м-м… Ну что вам сказать… конечно, постороннего мужчину впускать к себе я опасаюсь, но с ним не так боязно, и опять же грубая рабочая сила… А у вас никого знакомых нет? Вот мне бы знакомого мужчину… Хорошо, я подумаю и перезвоню…

Она «отключила» телефон и старательно покраснела:

– Родион Боянович, уж вы извините, но… Так, я что хотела… Тут вам передали корреспонденцию, просили вручить лично.

И она сунула в руки начальника совершенно никому не нужные блеклые газеты.

Папахин ничего не ответил, только медленно качнул головой, пристально шаря глазами по Аниной фигурке.

– А ты, Лиманова, профурсетка, – со злобным презрением перекривилась Наташка. – Это же надо – квартиру она сдает! И прямо насильно Папахину это в уши протрещала! Вот никакой совести! Во времена Тургенева за такое бы… да расстреляли бы, и все! А я… ох, похоже, со своей скромностью так и погибну…

– Наталья Даниловна! – рявкнула на нее Аня. – Попрошу не забываться, мы с вами не на рынке! Потрудитесь занять свое рабочее место!

Наташка с перепугу захлопала глазами, два раза судорожно всхлипнула и понеслась к своему столу, гулко топая каблуками.

Зиночка, то ли из солидарности с Натальей, а то ли так, чтобы себя обозначить, тоже судорожно всхлипнула, издала долгое «гы-ы-ы-ы» и полезла за платком.

– А вы не погорячились, Анечка? – осторожно спросила Лидия.

– Сегодня же зайду к психологу, – улыбнулась ей Аня. – Стала ужасно раздражаться, когда не соблюдают субординацию.

В этот день Папахин так и не созрел для переезда. И на следующий тоже. Аня даже всерьез взволновалась – услышал ли он, о чем она говорила «по телефону»? Но вот в пятницу вечером, когда директор оставил коллектив «Чуда» даже не в четыре часа, а в два, Родион Боянович отчего-то за ним не последовал. Он просидел в своем кабинете до конца рабочего дня, и только после того, как все сотрудники ровно без двух минут пять с чистой совестью потянулись к родным очагам, появился в дверях, наскоро попрощался с работниками и быстро удалился.

Аня уже мысленно попрощалась с ним до понедельника, однако на служебной стоянке, возле своей машины, она его увидела вновь. Родион Боянович топтался возле самой дверцы, нервно поглядывал по сторонам, дергал рукой, чтобы узнать время, и самым определенным образом кого-то ждал.

Ждал, как оказалось, ее.

– Я отпустил служебную машину, вы меня не подбросите? – вдруг спросил Папахин, старательно разглядывая кроны деревьев. И добавил: – Если вам не трудно.

– Совершенно не трудно, – наивно хлопала глазами она, втайне радуясь, что маленькая женская уловка сработала. – Какие трудности, я же вас на машине повезу, а не на руках.

– Да уж… – торопливо забормотал Родион Боянович и как-то суетливо принялся оглядываться. – Уж на руках, пожалуй, не стоит. Я буду глупо выглядеть…

– А уж я-то как… – качнула головой Аня и распахнула дверцу. – Вам куда?

Родион устроился на заднем сиденье и почувствовал себя несколько уверенней.

– Мне, пожалуйста, на Брянскую, – махнул он рукой. – Я там… я там с племянницей проживаю…

У Ани вдруг мелькнула недобрая догадка: а с чего это она решила, что Папахин проживает с той, кого записал в анкете? Скорее всего, чемоданы действительно бросил у тетушки, а сам живет с какой-нибудь молодушкой годков эдак двадцати, с «племянницей», так сказать. Потому и к ней на постой не торопится…

Настроение мигом испортилось, Анна костерила себя последними словами за собственную самонадеянность, а между тем пассажир никак не мог угомониться, все жаловался на тяготы холостяцкой жизни:

– Знаете, такая молоденькая девица, это я про племянницу, м-да… вот я и говорю: такая молоденькая, а хватка прямо крокодилья! – Его несло. То ли необузданный контроль и в самом деле довел бедолагу до предела, то ли он неудержимо кокетничал, но Папахин неожиданно настолько разоткровенничался, что чуть было не пустил скупую слезу. – Чуть опоздаешь – отчитывайся, где пропадал, с кем! Чуть что – сразу в карман, кто звонит – сразу к телефону! Ну никаких сил нет. Я, знаете, ее бросить хочу… то есть поменять… на другую племянницу. Нет, просто у меня в этом городе столько племянниц, прямо как яиц – ячейками, ячейками! А еще сестры всякие двоюродные, кузины. Одни хлопоты от этой родни.

– И ведь что обидно, – язвительно поддержала его Аня. – Одни только сестры и племянницы, а вот братьями и племянниками бог обошел.

– Я и сам удивляюсь! – не замечал подвоха измотанный женщинами красавец. – А вы что, правда комнату сдаете?

– Ну-м-м… да… – уже немного сомневалась Аня.

Но Папахин никаких сомнений не замечал. Он мечтательно закатил глаза, теребил дланью свою золотую прядь и блаженно улыбался:

– Вот бы как хорошо, если бы вы не какого-то там чужака пустили, а меня! Я, знаете ли, давненько хочу пожить один, чтобы тебе никаких проверок, чтобы сам себе хозяин… И вы меня как соседка вполне устраиваете. Я уже так устал от женского внимания, от всяких там романов, ухаживаний, приседаний, страстей-мордастей… А вот с вами мы бы так спокойненько проживали. Никаких тебе любовей, обмороков от переживаний, охов-ахов! Пропали вы куда-то на неделю, да и счастья вам! Гуляйте себе! Я даже не почешусь! Зато и мне – надо с девушкой встретиться – пожалуйста, надо мне на ночь отлучиться – тоже никаких истерик, это же песня!!

Аня чуть не врезалась в столб. Интересно знать, отчего это из-за нее ему даже почесаться лень! И что это такое – «никаких любовей и обмороков»?! А для чего она, собственно, ему комнату предлагает?! Себя стесняет? Для того, чтобы ему эту самую «песню» устроить?! И еще главное, надо ему с девушкой на ночь отлучиться?!

Она мгновенно насупилась и старательно не слушала папахинские грезы. Но тот заметил перемену в настроении спутницы и кинулся убеждать:

– Да нет, вы ничего не подумайте. Я не собираюсь приводить прелестниц к себе домой…

Аня не просияла.

– И даже не буду приходить поздно ночью. Либо вечером, либо уж утром, – подарил очередной кусочек счастья Родион Боянович.

Аня не оценила.

– И в конце концов, я могу вам даже оклад повысить! – выкинул «козырного туза» пассажир.

Конечно, деньги никогда не помешают, и все же не они сыграли решающую роль. У Ани в голове будто разбередили муравейник – так забегали мысли. Ну, во-первых, чего это она артачится, когда сама чуть ли не в ухо кричала Папахину, что сдает комнату. Причем даже не слишком сопротивлялась против совершенно незнакомого товарища, это что же получается – Родион Боянович может вообразить, что она вообще собирается бордель устроить! А его не берет только из лишней скромности, дабы не мешал вольностям, так, что ли? А во-вторых… Ну кто сказал этому надутому Нарциссу, что если он решил – никаких амуров, так оно и будет? Уже давно известно: чтобы очаровать мужчину, надо только вовремя кивать да хлопать ресницами, а делать все по-своему. И потом, у нее просто не будет другого шанса его очаровать, а за свою любовь принято бороться! Она сама когда-то читала об этом в умных книгах!

Поэтому Аня трогательно улыбнулась и робко пожала плечами:

– Ну… если только оклад… в два раза. Когда поедем смотреть квартиру? Я ее каждый день драю, драю, а вы все никак не интересуетесь!

Папахин насупил брови, беззвучно зашлепал губами и даже пальцами задергал:

– Значит, сегодня… сегодня не получится, завтра вечером…

– Завтра вечером я не могу, – быстро вставила Аня, вспомнив по вечер встречи. – У меня вечер… В общем, я немножко занята.

– Ладно… послезавтра воскресенье, никак не выходит, я уже обещал, а вот… давайте в понедельник? – обрадовался Папахин свободному окошку. – Вот прямо так сразу после работы и… Вы как?

– Замечательно, – сказала Аня. – Я как раз успею отойти… То есть подготовиться к рабочей неделе, я только это имела в виду…

На этом и порешили. Папахин вдруг замахал руками и попросил остановить его возле магазина.

– Знаете, не хочу лишний раз дразнить соседей, – робко признался он, трогательно розовея ланитами. – У нас такие соседи завистливые, как только иномарку видят, обязательно пакость устроить норовят – на вашу машину, например, какую-нибудь банку с прокисшим майонезом сбросят или пакет с мусором.

Аня хоть и подозревала, что дело вовсе не в соседях, а в молоденькой ревнивице, испытывать судьбу не отважилась.

В субботу Аня решила насладиться по полной программе. С самого утра она накидала в ванну ароматных трав, настроила музыкальный центр на любимую волну и погрузилась в горячую воду. Думалось, что от воды будет веять розой, лавандой и жасмином, однако ж несло только перепревшим сеном, высохшие цветки в горячей воде раскисали и смотрелись весьма неприглядно, и постоянно норовили запутаться в волосах. Да и вместо любимых лирических мелодий в ушах грохотал тяжелый рок, но расстраиваться по мелочам не хотелось.

– Ну и ладно, – настроилась Анна на положительную энергетику, откинула голову и блаженно прикрыла глаза. – Будем нюхать буренкину радость и представлять лето…

Вынырнув из ванны, Аня налепила на лицо какую-то новую диковинную маску, обещающую вместо кожи персик, замотала голову полотенцем и в который раз подумала:

– Анечка, ну как же хорошо, а? И признайся – зачем тебе портить себе жизнь каким-то там мужчиной, пусть даже трижды… десятижды красавцем и двадцать раз начальником?! – И тут же горько возразила сама себе: – Надо, Аня. А все потому, что жизнь не должна состоять из одних удовольствий! Ты, Анюта, еще ни разу в загс не бегала, а пора бы уже. В конце концов, надо отдать долг природе – окультурить хотя бы одну мужскую особь, одичавшую без женского воспитания…

Вяло пощелкав телевизионным пультом до четырех часов, Аня уселась к зеркалу подчеркивать природную красоту. Неизвестно, сколько времени она угробила на искусный макияж, полчаса ушло на укладку, еще столько же на любование собой, наряд отнял еще минут сорок, однако ровно в семь она уже входила в ресторан, где отмечали юбилей ее старенькой школы.