Текст книги "Полуночная ведьма. Театр теней"

Возможно, она просто устала жить среди людей. Вечно воюющих, жаждущих заполучить могущество и частицу божественной силы, тянущих Дану в разные стороны, словно обожатели, набросившиеся на своего кумира.

Может, и она хотела покоя.

– Звучит слишком фантастично, знаю. И все же… Я подумал: что, если отыскать кого-то из Вестников Одина? Рассказать ему о даре, которого я не желаю. Неправильном, даже кощунственном с точки зрения любого берсерка или почитателя Одина. Даре, который, помимо того, что искусственен, еще и бесконтролен. Вдруг Один захочет избавить меня от него, лишить меня силы?

– Допустим, ты и впрямь сумеешь достучаться до Одина. Но он ведь может тебя наказать, – резко сказала Морриган. – Сомневаюсь, что он будет разбираться, кто виновен в том, что в тебе – его дар, полученный без его согласия.

Какое безумие – они обсуждали богов так, будто те были всего-навсего великими колдунами с непредсказуемым характером.

– Подумал. Но этот риск – цена, которую я готов заплатить.

– Хорошо, но как ты вообще собираешься искать Вестника, да еще и в чужой стране?

Дэмьен потер лицо ладонями.

– Пока не знаю, – хмуро сказал он. – И отправиться в Скандинавию пока не могу.

– Дэмьен… Я знаю твое отношение к темным, разрушительным силам, – осторожно подбирая слова, проговорила Морриган. – Полуночной магией и твоей яростью дело явно не ограничивается. Есть ведь и другой способ? Может, воспользоваться им вместо того, чтобы уезжать в незнакомые края и надеяться, что неведомые Вестники – если они вообще существуют – тебе помогут?

– И какой же?

– Признать, что твоя темная сила имеет право на существование, – веско сказала Морриган. – Она уже не раз помогала тебе спасти чужие жизни. А значит, она способна быть не только проклятием, но и даром. Может, стоит научиться ее принимать.

– Думаешь, я не пытался? – вспылил Дэмьен.

– Знаю, что пытался. Ты сам мне сказал, – спокойно ответила она. – И у тебя получалось.

Дэмьен мотнул головой.

– Получалось. Раньше. А сейчас…

Он молчал, хмурясь и глядя куда угодно, только не на нее. И, кажется, вовсе не планируя продолжать.

– Ты примкнул к моему Дому как друг, а не как наемник, – мягко напомнила Морриган. Звучало слишком… непривычно, слишком чуждо. Она вернула улыбку с оттенком самодовольства и царственное выражение лица. – Кстати говоря, я твоя королева, помнишь?

– Как такое забыть, – усмехнулся Дэмьен.

– Я хочу знать, что с тобой происходит.

– Происходит то, что после кошмаров Бадо́ я окончательно утратил контроль над своей силой, – нехотя признался он. – Я проводил тренировки с королевскими стражами, как ты и просила, и… вышел из себя. Парень едва меня коснулся, а я… Я одним яростным импульсом впечатал беднягу в стену, едва не сломав ему позвоночник. Я становлюсь неуправляемым, Морриган. Опасным для других.

Вот почему с недавних пор в его ножнах появился зачарованный клинок. Он больше не доверял собственному дару.

Точнее, доверял еще меньше, чем прежде.

– Может, это лишь случайность, которая никогда больше не повторится? – предположила она, поглубже загоняя тревогу.

Дэмьен не ответил. Подойдя к стене, сдвинул висящую на ней картину. За ней виднелась вмятина с расходящимися в стороны трещинами в том месте, где непоколебимый камень прогнулся под мощным ударом. Не зря Морриган удивлялась появлению картины в спальне берсерка, предпочитающего аскетичную обстановку и лаконичность голых стен.

– И это еще не все, – отрывисто произнес Дэмьен. – Однажды я очнулся от очередного кошмара, за какие-то секунды устроив в комнате жуткий погром. Здесь все было в осколках и перьях от разорванной подушки… Морриган, я не хочу таким быть. Дикарем. Сорвавшимся с цепи зверем. Тем, кто может причинить людям боль или в порыве бешенства даже отнять их жизнь.

Морриган прикрыла глаза, даже не пытаясь представить, каково ему было. Она дважды отказывалась от полуночной силы – боясь последствий, боясь, что станет такой, как мать. Но у нее всегда был выбор.

А у Дэмьена его нет.

Глава 6
Урожденная Бадо́ Катха

Некоторое время ушло на то, чтобы Лелль обошел теневой замок и заглянул в каждую его щель. Бадо́ великодушно позволила ему это и с интересом наблюдала за ним. Лелль вел себя так, будто был не ее пленником, а… гостем. При этом Бадо́ не замечала в нем нахальства, бравады или показного равнодушия к собственной судьбе. В каждом жесте скальда, в каждом брошенном на Юдоль Теней взгляде сквозило любопытство. Неуемный, жадный интерес.

Лелль с детства жил в колыбели отступников и наверняка знал немало полуночных ведьм и колдунов, но вряд ли когда-нибудь ему приходилось столь явно ощущать на себе полуночную силу. Или и вовсе находиться в самом эпицентре темных чар. Что до вёльвы, что была его матерью… ее колдовство – сейд[3]3
  Сейд (seidr – древнесканд.) – магическая практика, ведовство; в основном сейдом занимались женщины.


[Закрыть] – ему было запрещено постигать.

По воле судьбы Лелль получил шанс шагнуть в мир теней – наряду с шаманами, жрецами вуду и сильными теневыми зеркалицами вроде Морриган. И этой возможностью он пользовался как мог, жадно впитывая увиденное. И гадать не стоит – историю об изнанке мира мертвых Пропасть услышит одной из первых.

Но не раньше истории Бадо́.

Наконец скальд удовлетворил свое любопытство – во всяком случае, на время и лишь в том, что касалось нынешнего окружения. Бадо́ чувствовала, что его душили вопросы, но он не осмеливался их задавать.

Пока не осмеливался.

Ткач Кошмаров грациозно опустилась на сотканный из теней трон – копию того, что остался в Тольдебраль вместе с телом Доминика. Словно плеть, по обнажившимся нервам хлестнула мысль: «Не сейчас». И Бадо́ привычно заперла внутри малейшие оттенки эмоций.

Для Лелля она могла свить из теней хоть стул, хоть кресло. Однако ему пришлось усесться на полу перед ней, следуя ее повелевающему жесту. Бадо́ хотела, чтобы он смотрел на нее снизу вверх.

Пусть вобьет себе в голову, где его место.

Пожалуй, Лелль будет для нее чем-то вроде шута и одновременно своеобразного стенографиста. Нет, хранителя воспоминаний легендарной ведьмы, ее гласа и вестника. Как много задач для столь субтильного тела…

Прочистив горло, Бадо́ смежила веки. Должна ли она говорить шепотом, чтобы Лелль вслушивался в каждое слово? Или вещать громко и четко, как делают рассказчики? Или придать своему голосу, а значит, и всему повествованию налет загадочности?

Она решила остановиться на чем-то среднем.

– Представь себе юную девушку. Милую, нежную сноходицу с чистым сердцем и открытой душой.

– Клио? – обрадовался Лелль.

Бадо́ стиснула зубы так, что те едва не раскрошились в пыль.

– Я! Я была этой девушкой. Та, что тебе известна как Бадо́ Блэр, урожденная Бадо́ Катха. Моей матерью была Эрнмас. – От нее не укрылось изумление в глазах Лелля. – Да, та самая Эрнмас. Одна из истинных Туата Де Даннан.

– Та, что породила Эриу, Банбу и Фотлу? Великую триаду?

– Первую триаду, – недовольно буркнула она.

– Что?

Бадо́ лишь отмахнулась. Об этом ему знать еще рано.

– Но я не слышал, чтобы у Эриу, Банбу и Фотлу была четвертая сестра.

Она поморщилась. Ну разумеется. Ее дражайшие сестрицы, чистокровные Туата Де Данная, прославились на весь мир, тогда как о Бадо́ знала даже не вся Ирландия, не говоря уже о Британских островах. Ирландцы и вовсе назвали в честь Эриу свою страну.

– Их отцом был Дельбет – Туата Де Данная и Верховный король Ирландии. Моим – какой-то смертный.

Будучи Туата Де Данная, носящей в себе нетронутую силу Дану, Эрнмас прожила долгую жизнь, что исчислялась веками, а не десятилетиями. Незадолго до смерти она произвела на свет Бадо́. Однако даже после того, как их мать покинула бренный мир, чтобы вознестись в чертоги Дану, сводные сестры признать Бадо́ не пожелали. Может, они и не знали о ее существовании.

Туата Де Данная – одаренные божественной силой колдуны, но отнюдь не святые. Наверняка это одна из причин, по которым между великими Эрнмас и Дельбетом не случилось вечной любви.

– Но если вы – дочь Эрнмас…

Бадо́ молниеносно ощетинилась, словно кошка. Длинные пальцы впились в подлокотники.

– Хочешь сказать, я лгу?

– Нет-нет, что вы, конечно же, нет! Просто я не… – Лелль стушевался. – Я просто подумал… сколько вам тогда лет?

Расслабившись, Бадо́ откинулась на спинку трона.

Чувствуя скользящий по ней мужской взгляд, накрутила на палец глянцевый черный локон и томно спросила:

– А сколько дашь?

– Не больше двадцати пяти, – глядя на нее честными голубыми глазами, ответил Лелль.

– Ты мне льстишь. – Бадо́ рассмеялась хрустальным смехом, прекрасно зная, что именно на столько и выглядит.

Она сильно постаралась, чтобы так оно и было.

– И все же…

Бадо́ вздохнула. Лелль так просто это не оставит. С другой стороны… Ей нужно свить из слов, как из податливых теней, достойную историю. Чем меньше белых пятен в ней будет, тем сильнее ирландцы ею проникнутся.

– Эрнмас умерла в битве при Маг Туиред, которая случилась четыре века назад, – медленно проговорил Лелль, – значит, вам…

Она ослепительно улыбнулась.

– Примерно столько же.

Удивительно или же вполне закономерно, но этого не знали даже ее дочери. Только Доминик. Мудрость и, как бы отвратительно ни звучало, древность Бадо́ вызывали в нем безграничное уважение.

К чести Лелля, он достаточно быстро оправился от удивления. Даже до обидного быстро. Как-никак, перед ним сидела четырехсотлетняя ведьма, дочь истинной Туата Де Данная!

– С чего вы решили, что ваш отец – смертный, если вам, судя по всему, даже неизвестно, кто он такой?

– А как ты думаешь? Суть в силе, юный скальд. Будь я Туата Де Данная, мне не приходилось бы прибегать к разного рода ухищрениям, чтобы урвать вожделенный глоток драгоценной энергии. Не пришлось бы учиться переплавлять в силу человеческий страх.

Напоминание о ее сущности (вернее, одной из ипостасей) Ткача Кошмаров несколько отрезвило Лелля. Восхищение поугасло в его глазах.

Ничего… Истинные, западающие в душу и память людей личности всегда неоднозначны, противоречивы, сложны, многогранны. Любое из определений могло бы стать вторым именем Бадо́ Блэр.

Постукивая ногтями по подлокотнику, Бадо́ раздумывала, о чем рассказывать дальше. Велик соблазн сразу перейти к временам, что и породили множество сложенных в ее честь легенд, стихов и песен. О том, как она получила свою силу, как стала великой Леди Ворон, воительницей и командиром. Но ее история будет неполной, если лишится важного куска – ее детства и юности.

Чтобы открыть правду, Бадо́ придется обнажить свою уязвимость. Рассказать, какой слабой она когда-то была. Или в этом вся суть? Может, в том и заключается предназначение рассказа Лелля? Показать, как ковалась сталь, как хрупкая немощная девчушка превратилась в одну из сильнейших ведьм на земле?

– Я не помню свой дом, почти не помню саму Эрнмас. Знаю только, что после ее смерти меня подобрали друиды. – Она скривилась. – Друиды… Вечные спасители человечества. Однако для них я была лишь очередным приемышем. Война Туата Де Данная с Сыновьями Миля опустошила Ирландию, оставив сирот и среди простого народа, и среди полукровок, и даже среди самих Туата Де Данная. Мы все жили в одной общине. Старшие приглядывали за младшими, друиды пытались уследить за всеми, но у них и без того хватало хлопот – исцелить истерзанную войной Ирландию. Однако без внимания я не осталась.

– Потому что другие колдуны чувствовали заключенную в вас силу? – оживился Лелль.

Бадо́ хохотнула.

– О да, ведь мой дар был столь велик! Нет, юный скальд, я родилась самой обычной рассветной ведьмой, с силой, вполне ожидаемой для полукровки – куда более скромной, чем у туата, чистокровных потомков Туата Де Данная, но чуть более впечатляющей, чем у простых смертных. Но мой дар для остальных был бесполезен. Я не умела ни исцелять, ни заживлять нанесенные земле пламенем раны, ни заставлять растения цвести, а животных – слушаться моего голоса. Я родилась сноходицей, вероятно, унаследовав дар от Эрнмас. И себя, мой мальчик, я сделала сама.

Забавно, но правда о ее рассветном происхождении поразила Лелля куда больше, чем весть о том, что ей исполнилось уже четыре века. Он смотрел на Бадо́ своими оленьими глазами так, будто подозревал обман, в чем, конечно, не мог признаться. Убеждать его Бадо́ не стала. Ей не было дела до того, поверит ли ей Лелль. А то, что она набросилась на него раньше… это лишь демонстрация силы и взрывного характера, которая повторится еще не раз.

– От прочих рассветных ведьм в общине друидов меня отличал не только дар. Никто и знать не знал, что я – полукровка, что кровь во мне смешалась лишь единожды. – Бадо́ напряглась, ладони впились в подлокотники трона, будто черпая в них силу для борьбы с самой собой. – Я родилась хрупким, недоношенным, болезненным ребенком. Я вечно сражалась с собственным телом, которое постоянно меня подводило. Частые хвори истончали мой и без того слабый организм. Вокруг меня всегда были то друиды, то целители, то лесные ведьмы, которые пытались укрепить мое тело силой всех четырех стихий.

– Но… как? Как Эрнмас, Туата Де Данная, могла родить слабую дочь?

Негромко охнув, Лелль прикусил язык и подался назад, будто опасаясь, что из пальцев Ткача Кошмаров вырвется обжигающее пламя.

Однако Бадо́, погруженная в собственные мысли, молчала. Сейчас она как никогда ясно осознавала, что чувствовала порой Морриган, понимая, что при всем своем старании не сможет тягаться с родной матерью. Понимая, что проигрывает ей во всем: в чистоте крови, в степени могущества, в колдовском искусстве.

А не понимать этого Морриган не могла.

«Может, таково проклятие нашего рода? Мельчать, пока не ослабеет совсем? Пока от силы Дану и силы Балора в тех, кто носит фамилию Блэр, ничего не останется?»

Бадо́ запоздало одернула себя: никакого «их рода» быть не может. Клиодна – еще одна почти бесполезная для мира сноходица. Ну и к чему привели ее попытки спасти людей от когтей Бадо́? А если бы в этом мире и вовсе не существовало Ткача Кошмаров, кого и от чего бы она спасала? Малышню от монстров из детских страшилок, запутавшуюся в собственных снах?

Что до Морриган… Либо она присоединится к Бадо́ и станет еще одной бессмертной, но не способной иметь детей…

Либо она умрет.

– В те времена ходили мрачные слухи о некоей болезни, которую распространяли напавшие на Ирландию Сыновья Миля. Хворь высасывала из нас магию, будто агилийская пиявка. Кто-то называл ее проклятием, хоть Сыновья Миля магии были лишены… Мать родила меня уже после того, как гойделы[4]4
  Гойделы (Сыновья Миля) – древнее мифическое племя, в этой реальности проигравшее в войне с племенем Туата Де Данная.


[Закрыть] ступили на берег Ирландии. И если ее и моих сводных сестер от колдовского проклятия могла защитить сила Туата Де Данная, во мне она была разбавлена. Может, в том и причина, почему я с рождения была так слаба. – Бадо́ осклабилась. – А может, судьба просто всегда была ко мне несправедлива.

Безумие, но на лице Лелля промелькнуло сочувствие. Как скоро он вспомнит, кому сострадает?

– Ребенком я чаще, чем того требовал организм, уходила в сны. Пряталась в царстве сновидений, строя там собственный маленький мирок. Я сплетала его из чужих грез и своих фантазий. Там я была великой ведьмой, способной и разрушать, и созидать. Там я была по-настоящему сильна. – Бадо́ помолчала. – Однажды я услышала о Туата Де Данная, которая ушла в сны… да там и осталась. Я нашла ее, чтобы спросить: может ли она забрать в царство снов и меня, чтобы я никогда больше не просыпалась?

– Вы действительно готовы были пойти на это? – тихо спросил Лелль.

Она посмотрела на него без тени жеманности и кокетства.

– А ты бы не хотел? Только представь… Ты можешь превратиться в стремительного гепарда и бежать так, что мир по обеим сторонам от тебя сольется в размытое пятно. Можешь превратиться в орла и взлететь на самую высокую гору. Можешь стать акулой и переплыть океан. Можешь воздвигать дворцы, призывать в пустыни оазисы, а то и вовсе стать целым миром.

Оленьи глаза Лелля сияли, будто слова Бадо́ могли каким-то образом стать явью и для него. Но всем людям рано или поздно приходилось столкнуться с жестокой реальностью.

– А потом ты просыпаешься и понимаешь, что твой разум заперт в хрупком, болезненном теле. Твоя колдовская сила скована предательски уязвимой плотью. И когда вокруг царит разруха и голод, пока Туата Де Даннан отчаянно пытаются спасти родную страну, ты можешь в любой момент умереть.

– Я понимаю. – Голос Лелля был словно шелест пера – мягкий, едва слышимый. – Знаю, каково это – ненавидеть собственную оболочку.

Бадо́ склонила голову набок. Хилый, слабый берсерк… Насмешка природы. Да и еще и, если ей не изменяет память, сын уважаемого вождя. Сколько насмешек он вытерпел от соплеменников? Сколько разочарованных взглядов каждый день ловил на себе? Сколько хлебнул горечи?

Но эта история – не о нем.

– Ты прав, мой мальчик. Я ненавидела собственное тело. Настолько, что хотела существовать вне всяких границ, выпустить свой дух на свободу.

Лелль охнул, безотчетно подавшись вперед.

– Верно, вы ведь не могли тогда стать ревенантом…

Бадо́ улыбнулась ему, как наставница, довольная своим учеником.

– Потому что полуночной магии тогда не существовало.

Сейчас подобное и представить сложно – особенно кому-то вроде Лелля, который с рождения чувствовал близость мира теней, и десятки, а то и сотни раз становился свидетелем полуночных чар. Однако в детстве и юности Бадо́ существовала лишь единая магия, что даровала своему народу богиня-мать Дану.

Только десятилетия спустя эту магию стали называть рассветной – когда появилось нечто противоположное ей.

– Поэтому я пришла к Каэр – Туата Де Данная, что и стала первой в мире сноходицей. Как же она обрадовалась мне! Нет, даже после потери любви всей своей жизни она не была по-настоящему одинока. Лебедушкой она плыла по океану грез и без помех проникала в чужие сновидения. За кем-то из людей она, по собственному признанию, лишь наблюдала, с другими вела долгие беседы, что оставались в памяти людей и поутру. Но жизнь переменчива, а сны сменяют друг друга, как и окружающие Каэр люди. Общим у них было лишь одно: рано или поздно, они уходили. Наступало утро, и Каэр искала иных визави.

– Звучит одиноко, – вздохнул Лелль.

– Сказал скальд, – рассмеялась Бадо́. – Разве бродить по свету, петь песни, рассказывать истории и день ото дня видеть десятки новых лиц – не твоя судьба?

– По-моему, вы путаете меня с бродячим менестрелем.

Улыбка застыла на губах Лелля, взгляд сделался испуганным.

– Я сегодня в прекрасном настроении и, так уж и быть, не буду обращать тебя в пепел, – благодушно пообещала Бадо́.

Успокоенным, однако, Лелль почему-то не выглядел.

Откашлявшись, сказал:

– Я не хочу покидать общину и Пропасть. С куда большей охотой я бы заперся в родном доме до тех пор, пока не сочинил бы идеальную песню. Которая стоила бы того, чтобы спеть ее всему городу.

Бадо́ лукаво прищурилась.

– Ты везунчик, Лелль. Тебе уже выпала такая возможность. Осталось лишь ее не упустить.

Скальд тоскливо озирался по сторонам, глядя на сомкнувшиеся кольцом вокруг него тени. Вездесущие, они повисали в воздухе, наполняли вечную тьму за пределами крепости или же воплощались в той или иной ее части – в резных колоннах, покрытых барельефами стенах и скамьях, на которых никто никогда не сидел.

Ничего, Лелль привыкнет.

В конце концов, к этой мрачной клетке пришлось привыкнуть даже свободолюбивой Бадо́.

Глава 7
Колдун ночи

Признавать ошибки нелегко. Видеть человека, которому собственноручно разбил сердце – не легче. Морриган привыкла считать себя человеком, которому неведом страх, но вот она, стоит на крыльце дома Файоннбарры, и не решается постучать.

Однако мысли о Бадо́ и брошенной ею так небрежно угрозе заставили Морриган резко выдохнуть и занести руку для стука. Костяшки соприкоснулись с дверью громче, чем ожидалось.

«Твоя смелость не знает границ», – пропел ехидный внутренний голос. Исчез, как только по ту сторону двери послышались шаги.

Спустя мгновение на пороге появился Файоннбарра. Окинул Морриган мрачным взглядом… и захлопнул перед ней дверь. Грубовато, но подобную реакцию она, пожалуй, заслужила. Не тем, конечно, что не смогла разделить чувства Файоннбарры.

Тем, что обманывала его, пусть и не желала признаваться в том даже себе.

Однако Морриган не была бы собой, если бы позволила чужой обиде помешать ее планам. Постучалась еще раз. Сначала в дверь, потом – в окно.

– Если не откроешь, я призову полуночную силу и пройду к тебе теневыми тропами, – крикнула она, зная, что он услышит. – С последствиями разбираться тебе.

Дверь отворилась несколько мгновений спустя.

– Ты как боль из гнилого зуба, – проворчал Файоннбарра. – Не избавишься, пока не удалишь совсем.

Морриган скорчила гримасу.

– Положим, над комплиментами тебе нужно поработать.

– Это не компли…

– Я должна извиниться, – выпалила она.

Попыталась вспомнить, как часто говорила подобное… и говорила ли вообще?

Рыжеволосый колдун ночи, скрестив руки на груди и опершись о дверной косяк, молчал. Но если он ждал детальных, красочных разъяснений и заверений, насколько же сильно ей жаль, обратился он явно не по адресу. Хотя не то чтобы он обращался…

Морриган выдохнула, разозлившись, что никак не может привести в порядок мысли.

– Я знаю, мы расстались не на лучшей ноте. И я никогда бы не побеспокоила тебя снова…

– Ты правда думаешь, что я хочу именно этого? – тихо спросил Файоннбарра. – Чтобы ты была как можно дальше от меня?

Морриган на мгновение растерялась.

– А разве нет? Я же обидела тебя…

С другой стороны, Дэмьен своим отказом быть с ней ранил Морриган куда сильнее, чем она могла бы признать, чем могла бы когда-то даже представить. Хотела бы она, чтобы берсерк исчез из ее жизни насовсем?

Нет. Проклятье, нет.

– Можешь не отвечать, – невесело хохотнула Морриган. Помолчала, глядя в темноту коридора поверх плеча колдуна. – Может, в этом наша проблема? Может, мы, люди, просто любим причинять себе боль?

Файоннбарра слабо улыбнулся.

– Или надежда в нас слишком сильна.

Морриган медленно кивнула. Если их пути с Дэмьеном разойдутся, она навеки потеряет шанс завоевать его сердце. А так… А что, собственно, так? Неужели упрямство не позволяет ей признать поражение? Или дело в чем-то другом?

Невероятным усилием воли она прогнала образ Дэмьена Чейза из своей головы.

– Файоннбарра… Ты мне нужен.

В глазах колдуна ночи зажглась та самая неугасимая надежда. Для его же блага Морриган нужно было ее потушить.

– Как наставник. Как сильный ноктурнист.

Взгляд Файоннбарры потух, но на привлекатльном лице с аккуратной эспаньолкой не отразилось эмоций, словно он запечатал их.

Разочарование колдуна отражалось в ней, будто переданное по неведомым ментальным каналам. Но горькая правда лучше напрасных надежд. Если бы только она объяснила все Файоннбарре раньше – прежде чем для него это зашло слишком далеко…

– Я думала, что справлюсь со всем сама… – Но, как порой случается, оказалась весьма самонадеянна. – Я поняла, что без грамотного наставника дальше мне не продвинуться. А быть посредственной ведьмой средней руки я не хочу. Я попыталась призвать на помощь других ноктурнистов. Не скажу, что совсем ничего не вышло, но… я не расту, будто достигла потолка, а это точно не так, я знаю. Чувствую, что способна на большее. Но я словно застряла. И, думаю, я знаю, в чем причина. В тебе.

Файоннбарра молча буравил ее взглядом.

– Ты – именно тот наставник, который мне нужен. Ты всегда умел находить верные слова и действовать на меня… успокаивающе.

Тушить пламя гнева, которое порой вспыхивало в ней, не желающей принимать простую истину, – порой и потомственным ведьмам не удаются даже простейшие из заклинаний.

– Так вот какой должна быть моя роль? – сухо спросил Файоннбарра. – Успокаивать тебя?

Морриган выдержала его взгляд.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Тебе одному удавалось подобрать ключ к моим способностям. Благодаря тебе я становилась сильней. Ты правда мне нужен. Сейчас совсем не подходящее время, чтобы враждовать.

– Ты мне не враг, Морриган. – Файоннбарра расцепил руки. – Может, я бы и хотел этого, может, так было бы проще, но…

Было бы проще, если бы он этого не говорил. Если бы не смотрел так, будто Морриган украла его сердце и держала в ладонях – за миг до того, как раздавить.

Она торопливо сменила тему, сворачивая на безопасную тропу.

– Дело не только во мне. Не только в моем эгоистичном желании постичь магию ноктурнизма, стать лучше и сильней. Бадо́ Блэр, моя мать…

Колдун ночи сузил глаза, настороженный ее заминкой, отрешенным тоном и глухим голосом, оборвавшимся на последней фразе.

– Она – Ткач Кошмаров, – совладав с собой, закончила Морриган. – Именно она все это время погружала людей Ирландии в смертельный сон.

– Святая Дану… – прошептал Файоннбарра.

Показалось, что тьма коридора за его плечом стала темней. Словно одно упоминание имени Бадо́ – или ее многочисленных, как выяснилось, титулов и прозвищ – могло призвать вечно голодную тьму из недр мира теней.

Морриган поморгала, прогоняя наваждение. Последнее время она неважно спала. Еще немного – и будет видеть кошмары наяву. Те, что зовутся галлюцинациями.

– Но зачем ей это?

– Бадо́ питалась страхом спящих, и за счет него становилась сильней.

– Никогда не слышал о такой магии… – пораженно пробормотал Файоннбарра.

Морриган криво усмехнулась.

– Потому что ее создала Бадо́. Она исказила сноходческие чары – переплела их с разрушительной силой полуночной магии. Но это еще не все. Она предлагала мне присоединиться к ней. Говорила что-то о невиданной прежде и несомненно темной силе, о становлении великой ведьмой. Я не знаю точно, что задумала Бадо́. Знаю лишь, что ничего хорошего ждать не стоит. Угроза нависла над всей Ирландией, и это не пустые слова. Чтобы найти и подчинить себе новый источник могущества, Бадо́ не остановится ни перед чем. Все ирландцы окажутся под ударом. Ладно мы, ведьмы и колдуны… Мы можем оказать ей сопротивление. Пострадают ни в чем не повинные люди.

– Не пытайся меня разжалобить, – проворчал Файоннбарра.

– А получается? – натянуто улыбнулась Морриган.

Ноктурнист не пускал ее в дом, и в его голосе не чувствовалось особой теплоты. Но, во всяком случае, он все еще разговаривал с ней и не захлопнул дверь прямо перед ее носом.

Файоннбарра вскинул голову и пристально взглянул на нее.

– Поэтому тебе нужен ноктурнизм? Чтобы дать отпор матери?

– Я поняла то, что должна была понять давным-давно, – глухо сказала Морриган. – Мне никогда не превзойти Бадо́ в полуночной магии.

Файоннбарра послал ей изумленный взгляд. Сложно сказать, чем было продиктовано его удивление. То ли откровением Морриган, то ли ее готовностью смириться с тем роковым фактом, что она может оказаться слабей.

– Не столь впечатляющий родовой дар – лишь одна из причин. Куда более важная – ответ на вопрос, на что я готова пойти ради силы. Ради разрушительности, смертоносности моих чар и заклинаний. И здесь… – Морриган ударила по ладони ребром другой. – …проходит граница, которую я перешагнуть не могу. Жертвенные ритуалы. Поглощенные души. Сделка с миром теней и Дану знает что еще. Я не готова на все это. А значит, я заведомо слабей.

Файоннбарра долго молчал, переваривая услышанное.

– Если есть шанс, что ты все же сумеешь остановить человека, способного на убийство десятков людей…

– Больше, Файоннбарра, – проронила она. – Гораздо больше.

Он медленно кивнул.

– Тогда я помогу. Я стану твоим наставником. Но не думай, что это потому что ты… Потому что я…

«Влюблен в меня. Я знаю».

– Не буду, – заверила она. Спросила негромко: – Значит… друзья?

– Звание моего друга еще надо заслужить, – проворчал Файоннбарра. – Я скажу тебе, когда ты можешь прийти. И не говори, что дело не терпит отлагательств. Ты несколько дней ждала, чтобы прийти ко мне. Подождешь еще.

– Так не пойдет, – вздохнула Морриган. – И я не про время. Про место. Мне не стоит сейчас покидать Тольдебраль. Мой визит к тебе – лишь исключение.

– Ах да… – Колдун ночи сделал шутливый полупоклон со смертельно серьезным выражением лица. – Королева Пропасти, мое почтение.

– Так ты узнавал обо мне…

Файоннбарра с независимым видом пожал плечами.

– Просто дошли кое-какие слухи. – Он вперил в нее цепкий взгляд. – Ты и правда убила короля?

– Нет, Файоннбарра, – устало отозвалась она. – Его убила не я. Я лишь… воспользовалась ситуацией. Но у каждого действия есть последствия. Я не доверяю даже наложенной на Тольдебраль защите. Печати взламывают, колдовские чары обходят с помощью другого колдовства. Я рискую уже тем, что нахожусь сейчас здесь, с тобой. Пока я не удостоверюсь, что в замке мне ничто не угрожает, мне нельзя его покидать.

Файоннбарра еще немного побуравил ее взглядом. Морриган терпеливо – по ее собственным меркам – ждала.

– Проклятье, – выругался он. – Ты и мертвого уговоришь. Я приду в Тольдебраль, как только буду готов.

И все-таки закрыл дверь прямо перед ее носом.

Пылая праведным гневом, Морриган вернулась в Тольдебраль. И Бьёрклунд, пожалуй, был последним человеком, которого она ожидала там увидеть.

Берсерки жили сплоченной и отрезанной от остальных обитателей подземного города общиной на заснеженном островке Пропасти. А их вождь показал себя человеком, очень схожим с представлениями Морриган о викингах, древних воинах Одина. Суровый и наверняка легко впадающий в ярость грубый мужлан. Именно из-за него и вервольфы, и сами берсерки считали Дэмьена виновным в гибели волчьего вожака Роналда Лоусона. Все потому, что он не родился с силой Одина в крови.

Если бы Бьёрклунд знал, чего стоил Дэмьену этот искусственный дар… Но вместо попытки докопаться до истины вождь берсерков предпочел изгнать его из общины. А когда Морриган с ног сбивалась, пытаясь доказать невиновность Дэмьена в убийстве, разговаривал с ней свысока и едва ли не сквозь зубы.

Снисходительность по отношению к себе она не терпела. И не забывала.

И вот теперь Бьёрклунд замер напротив Дэмьена, не сводя с него хмурого взгляда. Своей неприязни вождь берсерков и отец Лелля не скрывал.

Впрочем, как и Морриган.

– Зачем пожаловали в мою скромную обитель? – с издевкой спросила она.

– Мне нужно…

– Моя королева.

– Что?

Дэмьен перехватил у Морриган инициативу – явно желал поквитаться с Бьёрклундом за старые обиды. Что ж, она хорошо его понимала.

Для некоторых обид срока давности не существует вовсе.

– Обращаясь к Морриган, вы должны начинать свою фразу со слов «моя королева».

Бьёрклунд вспыхнул.

– Слушайте, я…

Морриган похлопала глазами.

– Ты что-то слышишь? – обратилась она к Дэмьену.

– Какой-то комариный писк.

Морриган с трудом удержалась от смешка. Да, это чистой воды ребячество, недостойное титула королевы, но… В конце концов, она не была настоящей монаршей особой, утонченной аристократкой царских кровей. Она – лидер отступников, заполучившая трон благодаря праву узурпации. Ей совсем не обязательно следовать приличиям и, уж тем более, соблюдать этикет.