Текст книги "Жилец"

Глава IX

Войдя в большую арочную дверь, которая вела в тот отдел Нового Скотланд-Ярда, где бьется сердце громадного организма, противостоявшего всему преступному миру, Дейзи Бантинг ощутила себя в волшебном царстве. Даже лифт, с помощью которого все трое вознеслись на один из верхних этажей гигантского здания, поразил ее до глубины души. Дейзи с детских лет вела спокойную, тихую жизнь в провинциальном городке, где обитала ее тетушка, и никогда прежде не видела лифта.

Немного гордясь внушительностью окружающей картины, Чандлер повел своих друзей по просторному коридору. Дейзи цеплялась за руку отца, ошеломленная счастьем, которое на нее свалилось. Она даже перешла на шепот из почтения к этому удивительному месту с обширными залами, где в тишине сидело множество людей, с головой ушедших (так, во всяком случае, ей показалось) в разгадывание детективных тайн. Когда они достигли какой-то полуоткрытой двери, Чандлер внезапно остановился.

– Взгляните сюда, – сказал он, обращаясь скорее к Бантингу, чем к его дочери. – Это хранилище отпечатков пальцев двухсот с лишним тысяч человек. Вы ведь знаете, мистер Бантинг: стоит нам получить отпечатки чьих-нибудь пяти пальцев, и преступной карьере этого человека приходит конец. Совершив новое преступление, он уже никуда от нас не денется. Но подумайте вот о чем: чтобы сказать, имел ли кто-то раньше дело с правосудием, нужно сличить его отпечатки со всеми, здесь хранящимися, а их почти четверть миллиона комплектов. И однако же ответ вам дадут в течение получаса! Удивительно, не правда ли?

– Удивительно! – Бантинг глубоко втянул в себя воздух. Но тут на его флегматичном лице появилась тень. – Конечно удивительно, но все же не позавидуешь беднягам, Джо, которые тут значатся.

– Верно! – ухмыльнулся Джо. – И те из них, кто поумнее, прекрасно понимают свое положение. Недавно один такой умудрился специально изранить себе пальцы, чтобы исказить рисунок. Понимаете? Но через полтора месяца у него наросла новая кожа, с теми же линиями, что и прежде!

– Вот бедолага! – прошептал Бантинг, и радостно-возбужденное лицо Дейзи тоже омрачилось.

Они свернули в коридор поуже, и им снова попалась полуоткрытая дверь. Видневшаяся за ней комната значительно уступала размерами залу, где идентифицировались отпечатки пальцев.

– Если вы сюда заглянете, – пояснил Джо, – то поймете, как мы, опознав отпечатки пальцев, разузнаем все об их обладателе. Здесь хранятся сведения о том, кто что совершил, какие сделал признания и прочее. Отпечатки находятся в помещении, которое я показал вам прежде, а здесь, под тем же номером, можно найти записи.

– Поразительно! – пробормотал Бантинг.

Но Дейзи не терпелось двигаться дальше и увидеть, наконец, «Черный музей». Предметы, о которых толковали Джо и отец, казались ей чересчур отвлеченными, а потому не заслуживающими интереса. Ждать ей оставалось недолго. Внезапно перед ними появился приятный широкоплечий молодой человек, который, по-видимому, был на дружеской ноге с Джо Чандлером. Открыв ничем не примечательную дверь, он впустил посетителей в помещение «Черного музея».

На миг Дейзи поразилась и почувствовала легкое разочарование. Большое светлое помещение напомнило ей Зал науки в публичной библиотеке городка, где она жила с тетушкой. Как и там, в центральной части располагались простые стеклянные витрины, достаточно высокие, чтобы экспонаты можно было рассматривать, не нагибаясь.

Она прошла вперед и заглянула в ближайшую витрину. Там располагались по большей части мелкие предметы довольно затрапезного вида. Подобные вещи можно найти в шкафу, где держат старый хлам: пузырьки от лекарств, грязный платок, предмет, похожий на поломанный детский фонарик, и даже коробочка с пилюлями… Что касается стен, то они были увешаны странными ржавыми железками, загадочными изделиями из дерева и кожи и прочими подобными вещами. Увиденное совершенно не вдохновляло.

И тут Дейзи Бантинг обратила внимание на полку под ближайшим окном (благодаря большим окнам помещение было залито ровным и ярким светом). На полке красовался ряд гипсовых голов в натуральную величину, все они слегка клонились вправо. Их было не больше дюжины; странные лица смотрели удивленно-беспомощно, как живые.

– Что это? – вполголоса поинтересовался Бантинг.

Дейзи крепче ухватилась за его рукав. Даже она уже догадалась, что эти необычные трагические лица представляли собой посмертные маски тех, кто пал жертвой сурового закона, гласящего: око за око, зуб за зуб.

– Повешенные! – кратко отозвался хранитель «Черного музея». – Слепки сделаны посмертно.

Бантинг нервно улыбнулся.

– Не сказал бы, что они похожи на мертвецов. Можно подумать, они прислушиваются.

– Это на совести Джека Кетча, – игриво заметил проводник. – Он придумал завязывать галстук пациента под левым ухом! Такую штуку он проделывает с каждым джентльменом, которому оказывает разовую услугу. Взгляните сюда…

Дейзи с отцом подошли ближе, и хранитель указал пальцем на небольшие впадины слева на всех шеях. От впадин тянулись волнистые бороздки, показывающие, как крепко галстук Джека Кетча сжимал шею клиента, когда тот устремлялся через врата вечности.

– У них скорее растерянный, чем испуганный или… или страдальческий вид, – удивился Бантинг.

Эти застывшие в безмолвном недоумении лица с широко раскрытыми глазами притягивали его взгляд и трогали душу.

– Растеряешься тут, когда все твои жизненные планы обращаются в ничто и ты знаешь, что жить тебе осталось какую-нибудь секунду, – раздался буднично-бодрый голос юного Чандлера. – Как же иначе?

– Да, это верно, – прошептал Бантинг.

Дейзи слегка побледнела. На нее начала действовать мрачная, мертвящая атмосфера этого места. Девушка постепенно осознавала, что все эти потертые вещички в стеклянных витринах представляют собой звенья в цепи доказательств, которые почти всегда приводили виновного на виселицу.

– На днях здесь побывал один желтокожий джентльмен, – внезапно заметил хранитель. – Брамин – так он себя называл. Видели бы вы, как взвился этот язычник! Он заявил… ты не помнишь в точности его слова? – обратился он к Чандлеру.

– Он сказал, что каждая из этих вещей, кроме самих витрин – для витрин он, как ни странно, сделал исключение, – излучает зло. Именно так он выразился. Заявил, что ему здесь становится плохо. И это были не пустые слова: его желтая кожа позеленела, и беднягу пришлось срочно отсюда выволочь. Только в противоположном конце коридора он пришел в себя!

– Ну и ну! Чудеса! – удивился Бантинг. – Видимо, у него самого совесть была нечиста. А вы как думаете?

– Ну хорошо, мне тут больше делать нечего, – проговорил добродушный приятель Джо Чандлера. – Сам все покажешь своим друзьям. Ты ведь знаешь немногим меньше моего, правда?

На прощание он одарил посетителей улыбкой, но все же, не удержавшись, вновь обратился к Бантингу:

– Глядите. В этой витрине хранятся инструменты Чарльза Писа. Вы, наверное, о нем слышали.

– Еще бы!

– Большинство посетителей считают его случай самым интересным из всех. Пис был человеком поразительным! Сложись его жизнь иначе, из него вышел бы великий изобретатель. Вот его лестница: в сложенном виде она совсем маленькая – самая обыкновенная связка дощечек, на такие в то время на лондонских улицах никто не обращал внимания. С ней он выглядел, наверное, как самый что ни на есть честный работяга. Когда его арестовали, он торжественно заявил, что всегда открыто носит лестницу под мышкой.

– Каков наглец!

– Да, а разложив ее, он мог с земли забраться на третий этаж любого старого дома. Ума ему было не занимать! Развернет одно звено, а остальные раскладываются сами, так что ему оставалось только стоять внизу под облюбованным окошком и смотреть, как поднимается лестница. А потом, сделав свое дело, он отправлялся в обратный путь с обычной связкой старых деревяшек под мышкой! Клянусь, это был искусник из искусников! Не знаю, знакома ли вам история о том, как он однажды лишился пальца. Ну вот, ему понятно, что констеблям велено высматривать человека без пальца. Так что же он делает?

– Приставляет фальшивый палец, – предположил Бантинг.

– Ничего подобного! Пис решает изображать однорукого. Вот его фальшивая культя; видите, она изготовлена из дерева и черного войлока. Мы считаем, что из всех наших экспонатов этот, наверное, самый хитроумный.

Тем временем Дейзи отпустила руку отца и отправилась в дальний конец комнаты. Чандлер, пожирая ее восторженным взглядом, отправился следом. Она склонилась над одной из витрин.

– Для чего эти бутылочки? – с любопытством осведомилась она.

Дейзи имела в виду пять склянок с различным количеством мутной жидкости.

– Здесь, мисс Дейзи, находятся яды. В эту капельку бренди добавлено достаточно мышьяка, чтобы отправить на тот свет нас обоих и вашего батюшку впридачу.

– Нужно запретить аптекарям торговать такими веществами, – улыбнулась Дейзи.

Она никогда не имела дела с ядами, и вид этих пузырьков не внушал ей ничего, кроме приятного трепета.

– Они и не торгуют. Мышьяк извлечен из липучки для мух. Дама заявила аптекарю, что ей нужны средства для ухода за кожей, но на самом деле ей требовалась липучка: она задумала с ее помощью избавиться от мужа. Наверное, он ей немного наскучил.

– Быть может, он был невыносимый человек и заслужил свою участь, – предположила Дейзи.

Эта мысль показалась обоим настолько забавной, что они громко, в унисон рассмеялись.

– Слышали вы когда-нибудь, что сотворила некая миссис Пирс? – спросил Чандлер, внезапно сделавшись серьезным.

– Да, – отозвалась Дейзи с легким содроганием. – Это была очень дурная женщина, она убила маленького ребеночка и его мать. Ее выставили у мадам Тюссо. Но Эллен не пустила меня в комнату ужасов. Она не разрешила папе повести меня туда, когда я в прошлый раз была в Лондоне. Тогда я на нее обиделась. Но теперь, побывав здесь, кажется, сама туда не захочу!

– Так вот, – неспешно продолжил Чандлер, – в этой витрине полно вещей, оставшихся от миссис Пирс. Но тележка, в которой обнаружили тела, находится у мадам Тюссо – так, во всяком случае, говорят. А вот кое-что не менее любопытное, но не такое страшное. Видите этот мужской пиджак?

– Да, – выдавила из себя Дейзи.

Ею начал овладевать страх. Она уже не удивлялась, что индийскому джентльмену сделалось в музее плохо.

– Грабитель застрелил человека, заставшего его на месте преступления, Но по рассеянности забыл там свой пиджак. Полиция обратила внимание, что на одной из пуговиц есть щербинка. Какой от этого прок, спросите вы, мисс Дейзи? Поверите ли вы мне, если я скажу, что отколотый кусочек пуговицы был найден и помог отправить преступника на виселицу? И это еще более удивительно, так как все три пуговицы разные!

Дейзи с любопытством уставилась на осколок пуговицы, из-за которого был повешен человек.

– А это что? – спросила она, указывая на грязный обрывок материи.

– Ну, это довольно жуткая вещь, – нехотя объяснил Чандлер. – Это кусок рубашки. Его похоронили вместе с женщиной – зарыли в землю, я имею в виду, – которую муж разрубил на куски и пытался сжечь. Эта тряпочка привела его на виселицу.

– До чего же гадкое место этот ваш музей! – капризно заявила Дейзи и отвернулась.

Ей хотелось оказаться в коридоре, вне стен этой гнетущей комнаты, такой светлой и веселой на вид. Но ее отец прилип к витрине, где были выставлены образцы адских машин.

– Некоторые из них настоящие маленькие шедевры, – убежденно сказал гид, и Бантингу оставалось только согласиться.

– Пойдем отсюда, папа, пожалуйста! – взмолилась Дейзи. – Мне уже хватило. Если я побуду здесь еще, то напугаюсь до полусмерти. Мне ночью приснятся кошмары. Как ужасно думать, что на свете полным-полно дурных людей. Выходит, на любом углу мы можем наткнуться на убийцу и ничего даже не заподозрить?

– С вами этого не случится, мисс Дейзи, – улыбнувшись, заверил Джо Чандлер. – Скорее всего, вам не придется встретиться даже с обычным мошенником, а уж об убийцах и говорить нечего. Их не больше, чем один на миллион. Даже мне ни разу не доводилось иметь дело с настоящим убийцей!

Но Бантинг не был расположен торопиться. Он наслаждался каждым мигом, проведенным в «Черном музее». Теперь он погрузился в изучение развешенных на стенах фотографий. Особенное удовольствие доставили ему те, которые имели отношение к знаменитому и до сих пор не раскрытому преступлению, совершенному в Шотландии. В этом деле немалую роль сыграл слуга умершего, помогая не прояснить, а, наоборот, запутать обстоятельства.

– А что, частенько убийцы остаются безнаказанными? – задумчиво поинтересовался он.

Приятель Джо Чандлера кивнул.

– Таким случаям нет числа! – воскликнул он. – Правосудие в Англии бессильно. Все шансы всегда на стороне убийцы. Только один из десяти кончает так, как заслужил, – на виселице.

– А что вы скажете о нынешних убийствах… я имею в виду Мстителя?

Бантинг понизил голос. Дейзи и Чандлер, впрочем, уже направились к выходу.

– Я не верю, что его поймают, – доверительно проговорил собеседник. – Выследить сумасшедшего гораздо труднее, чем обычного преступника. А Мститель, я так считаю, самый настоящий безумец, из числа хитрых и внешне спокойных. Вы слышали о письме? – Он перешел на шепот.

– Нет, – уставился на него Бантинг. – О каком письме вы говорите?

– Имеется письмо – в один прекрасный день оно окажется в этом музее, – которое пришло как раз накануне последнего двойного убийства. Подписано оно «Мститель». Буквы печатные, такие же, как на клочках бумаги, которые он всегда оставляет на месте преступления. Учтите, не обязательно оно написано Мстителем, но почерк похож как две капли воды, и шеф относится к нему очень серьезно.

– А где оно было опущено? Ведь узнав это, удается иной раз выйти на преступника?

– Увы, нет. Преступники обычно проделывают долгий путь, чтобы отправить почту. Оно и понятно. На этом письме стоит штемпель почтового отделения на Эджвер-роуд.

– Что? Рядом с нами? – вскричал Бантинг. – Боже! Какой ужас!

– С ним можно запросто столкнуться в любой момент. Не думаю, что Мститель чем-нибудь выделяется… собственно говоря, мы знаем, что он выглядит неприметно.

– Так вы считаете, та женщина, которая заявила, будто его видела, была права? – нерешительно спросил Бантинг.

– Наше описание основывается на ее словах, – осторожно ответил собеседник. – Но утверждать ничего нельзя! Подобные расследования – это настоящее блуждание в потемках. Если истина выйдет наружу, то только благодаря счастливой случайности. Конечно, у нас тут из-за этого дела все идет кувырком. Ничего удивительного!

– А как же, – поспешно вставил Бантинг. – Клянусь, я вот уже месяц ни о чем другом не могу думать.

Дейзи исчезла. Отец нашел ее в коридоре, где она, опустив ресницы, выслушивала то, что говорил ей Джо Чандлер. Он рассказывал о своем родном доме в Ричмонде, где жила его мать. Это был прелестный маленький домишко на границе парка. Джо спрашивал, не сумеет ли Дейзи как-нибудь туда выбраться. Его мать угостит их чаем, и они прекрасно проведут время.

– Вот уж не знаю, почему бы Эллен меня не отпустить. – В голосе Дейзи зазвучали бунтарские нотки. – Она такая старомодная, все мысли только о приличиях… настоящая старая дева! И знаете, мистер Чандлер, когда я у них останавливаюсь, отец мне не позволяет делать ничего, что не одобрит Эллен. Но вас она любит, и если только вы ее попросите?..

Дейзи подняла глаза на Джо, и он с глубокомысленным видом кивнул.

– Не беспокойтесь, – заявил он уверенно, – я ее уломаю. Но, мисс Дейзи, – он густо покраснел, – я собирался задать вам один вопрос… только не обижайтесь…

– Да? – немного взволнованно спросила Дейзи. – Отец уже подходит, мистер Чандлер. Говорите быстрее.

– Судя по вашим словам, вы ни разу не выходили прогуляться с молодым человеком?

Мгновение Дейзи колебалась, потом на ее щеках заиграли хорошенькие ямочки.

– Нет, – проговорила она печально. – Нет, мистер Чандлер, ни разу. – И добавила в порыве откровенности: – Видите ли, мне никогда не выпадало такого случая!

И Джо Чандлер улыбнулся, довольный.

Глава Х

Отправив мужа и Дейзи на прогулку с юным Чандлером, миссис Бантинг получила счастливую возможность (так она это расценивала) почти целый час провести в одиночестве. Мистер Слут обычно не выходил из дома днем, но на этот раз, после чая, когда стали сгущаться сумерки, он внезапно заявил, что собирается пойти на улицу и купить себе новый костюм, чему хозяйка была только рада.

Как только жилец вышел, миссис Бантинг поднялась на второй этаж. Ее привлекала не только возможность сделать основательную уборку в гостиной мистера Слута – в глубине души она надеялась что-нибудь там обнаружить. Что именно, она и сама не знала.

Во все годы своей работы в богатых домах миссис Бантинг молча от души презирала тех слуг, которые читают личные письма своих нанимателей, втайне обшаривают их столы и шкафы, ожидая – скорее всего, бессознательно, – что при этом выплывет наружу какая-нибудь страшная семейная тайна. Но в случае с мистером Слутом она сама готова была заняться тем, за что презирала других.

Начав со спальни, она приступила к методическим поискам. Мистер Слут был сама аккуратность; немногие свои вещи – белье и прочее – он хранил в идеальном порядке. Почти с самого начала, по желанию жильца, миссис Бантинг стала стирать его вещи вместе со своими, благо крахмалить рубашки он не требовал.

В прежние времена миссис Бантинг нанимала женщину, которая помогала ей в этой еженедельной утомительной работе, но теперь справлялась со всем сама. Только одну стирку она отдавала на сторону – рубашки Бантинга.

Покончив с комодом, она перешла к туалетному столику. Мистер Слут, выходя на улицу, никогда не брал с собой деньги, а оставлял их обычно в ящике комода, под старомодным зеркалом. Хозяйка небрежно выдвинула этот ящичек, но не стала трогать то, что там лежало, а только взглянула на кучку соверенов и несколько серебряных монет. Жилец взял с собой ровно столько денег, сколько требовалось для покупки одежды. Предварительно он расспросил миссис Бантинг, сколько может стоить костюм. Он не скрывал своих планов, и это ее немного успокоило.

Хозяйка подняла скатерть, покрывавшую туалетный столик, и даже отогнула край ковра, но не обнаружила там ровным счетом ничего. Наконец, устав от хождения туда-сюда и бесплодных поисков, она погрузилась в тревожные размышления о том, как жил мистер Слут прежде.

Конечно же, он всегда был чудаком, но его чудачества не выходили за пределы разумного. Его поведение основывалось на тех же моральных принципах, что и у прочих представителей того же общественного слоя. Он страстно – можно сказать, безумно – ненавидел спиртное, но не он единственный! Ей, Эллен Бантинг, однажды довелось служить у леди, которую тоже безумно злили выпивка и пьяницы…

Со смутной неудовлетворенностью она оглядела опрятную гостиную. Здесь был только один предмет мебели, пригодный для роли тайника: маленький, но крепкий шифоньер из красного дерева. И тут в голову миссис Бантинг пришла мысль, никогда прежде ее не посещавшая.

Несколько секунд она напряженно прислушивалась, не звучат ли в доме шаги мистера Слута, вернувшегося раньше, чем первоначально намеревался, а потом шагнула к шифоньеру и, прилагая все свои отнюдь не могучие силы, потому что груз был тяжелый, наклонила его вперед.

Ей показалось, будто внутри что-то странно громыхнуло. Похоже, на второй полке перекатывался какой-то предмет, которого не было здесь до прибытия мистера Слута. Медленно, с усилием она качнула шифоньер раз, другой, третий, с удовлетворением и странной тревогой понимая, что саквояж, пропажа которого ее так удивила, находится здесь, под прочным замком.

Внезапно миссис Бантинг посетила очень неприятная мысль: как бы мистер Слут не заметил, что саквояж сдвинут с места. Вскоре хозяйка с ужасом убедилась в том, что выдала себя, поскольку из-под дверцы потекла тонкой струйкой какая-то темная жидкость.

Миссис Бантинг наклонилась и тронула жидкость пальцем. Он окрасился в красный – ярко-красный цвет. Миссис Бантинг побледнела как полотно, но быстро пришла в себя. Кровь бросилась ей в лицо, и оно запылало. Она всего лишь опрокинула пузырек красных чернил, и ничего больше. Что за глупые мысли лезут ей в голову!

Вдвойне глупые, упрекала она себя, оттого что жилец пользовался красными чернилами и ей это было прекрасно известно. Некоторые страницы конкорданса Крудена были исписаны его странным прямым почерком. На полях книги не оставалось свободного места, так густо их покрывали замечания и вопросительные знаки.

Мистер Слут, бедный дурачок, поставил красные чернила в шифоньер, а она, в неуемном стремлении узнать больше, чем ей полезно и полагается, опрокинула пузырек…

Она смахнула пыльной тряпкой несколько чернильных капелек, упавших на зеленый ковер, и, упрекая себя за дурацкое, беспричинное расстройство, от которого все еще не могла отделаться, вернулась в заднюю комнату.

Как ни забавно, мистер Слут не держал у себя почтовой бумаги. Хозяйка ожидала, что он закажет бумагу почти сразу, тем более что она такая дешевая, особенно грязно-зеленый силурийский сорт. Миссис Бантинг однажды жила у леди, которая использовала два вида почтовой бумаги: белую для друзей и равных и серую для тех, кого называла простонародьем. Эллен Бантинг (в ту пору Грин) это всегда возмущало. Странно, что эта дама припомнилась ей сейчас, тем более что она не была настоящей леди, а мистер Слут при всех своих заскоках оставался джентльменом с головы до пят. Миссис Бантинг почему-то не сомневалась, что он бы приобрел не серую и дешевую, а непременно белую бумагу – или же кремовую. Она снова открыла дверцу старинного гардероба и заглянула под небольшую стопку белья.

Там не обнаружилось ничего – то есть ничего спрятанного. Если вдуматься, мистер Слут поступал очень загадочно: все деньги, которые у него были, оставил там, где любой мог бы их взять, а такую бесполезную вещь, как дешевый саквояж, спрятал под замок. Не говоря уже о пузырьке с чернилами. Миссис Бантинг вновь принялась открывать ящички под зеркалом. В среднем из этих изящных ящичков красного дерева мистер Слут хранил свои деньги.

Зеркало обошлось Бантингам всего лишь в семь шиллингов шесть пенсов, и сразу после аукциона к ним заходил один торговец, который предложил за него сперва пятнадцать шиллингов, а потом гинею. Не так давно она видела на Бейкер-стрит похожее с наклейкой: «Чиппендейл. Антик. 2 фунта 15 шиллингов».

Здесь лежали деньги мистера Слута. Хозяйка знала, что эти соверены рано или поздно перейдут в их с Бантингом владение в уплату за честный труд, но получить – вернее, заработать – их можно только через посредство нынешнего собственника этой тускло мерцающей кучки золота. Наконец она вернулась вниз и стала ждать возвращения мистера Слута. Услышав, как в замке поворачивается ключ, она вышла в переднюю.

– К сожалению, сэр, у меня произошла маленькая неприятность, – сказала она, немного волнуясь. – Воспользовавшись вашим отсутствием, я поднялась наверх прибраться и, когда вытирала пыль за шифоньером, неудачно его наклонила. Боюсь, сэр, чернильница, которая там была, разбилась, и несколько капель просочилось наружу. Надеюсь, ничего страшного в этом нет. Я вытерла грязь только снаружи, ведь шифоньер заперт.

Мистер Слут ответил ей диким, почти паническим взглядом. Но миссис Бантинг чувствовала себя уверенно. Теперь ей было не так страшно, как до прихода жильца. Тогда же она от испуга готова была выскочить на улицу, только бы не оставаться одной.

– Я понятия не имела, сэр, что вы держите там чернила.

Она говорила извиняющимся тоном, и чело жильца прояснилось.

– Я знала, что вы пользуетесь чернилами, сэр, – продолжала миссис Бантинг, – я видела ваши пометки в той книге, которую вы читаете вместе с Библией. Не сходить ли мне, сэр, за другим пузырьком?

– Нет, – ответил мистер Слут. – Спасибо, не нужно. Я сейчас пойду наверх и посмотрю, что там стряслось. Когда вы понадобитесь, я позову.

Он проскользнул мимо хозяйки. Через пять минут в верхней гостиной зазвонил колокольчик. Входя в дверь, миссис Бантинг сразу увидела, что дверцы шифоньера широко распахнуты, а полки пусты, за исключением нижней, где валялся в луже чернил опрокинутый пузырек.

– Боюсь, миссис Бантинг, на дереве останутся пятна. Наверное, мне не следовало хранить чернила в шифоньере.

– Что вы, сэр! Ничего страшного. На ковер попала только капля-другая, да и те незаметны, поскольку рисунок в этом углу темный. Пузырек убрать?

Мистер Слут заколебался.

– Нет, – произнес он после долгого молчания, – наверное, не стоит. Немножко чернил на донышке еще осталось. Мне этого хватит, особенно если разбавить их водой, а еще лучше – чаем. Они мне нужны только для того, чтобы отмечать в конкордансе самые интересные места. С каким удовольствием, миссис Бантинг, я сам бы взялся составлять конкорданс, но этот джентльмен по фамилии Круден меня опередил.

* * *

Не только Бантинг, но даже Дейзи отметили про себя, что Эллен этим вечером вела себя значительно мягче. Ни разу не осадив ни мужа, ни падчерицу, она выслушала все, что они поведали о «Черном музее», и не моргнула глазом даже тогда, когда Бантинг принялся описывать нелепое и ужасное выражение на посмертных масках повешенных. Но через несколько минут на внезапный вопрос, заданный мужем, она ответила невпопад. Стало ясно, что заключительные слова его рассказа ускользнули от ее внимания.

– А ну признавайся, о чем это ты задумалась? – весело потребовал он.

Но она покачала головой.

Дейзи выскользнула из гостиной и через пять минут вернулась, переодевшись в шелковое платье в бело-голубую клетку.

– Ого! – воскликнул отец. – До чего же ты нарядная. Никогда не видел на тебе этого платья.

– Ни дать ни взять чучело гороховое! – саркастически заметила миссис Бантинг. И добавила: – Полагаю, этот маскарад означает, что ты кого-то ждешь. Мне казалось, вы оба сегодня уже довольно пообщались с юным Чандлером. Понять не могу, когда этот молодой человек работает! Часок-другой для пустой болтовни у него всегда найдется.

Но этим дело и ограничилось – других колкостей в тот вечер от Эллен никто не услышал. И даже Дейзи не могла не заметить, что мачеха пребывает в непривычном оцепенении. Готовя пищу и выполняя другие мелкие повседневные обязанности, она была еще более молчалива, чем обычно. Однако под внешним угрюмым спокойствием ее сотрясала настоящая буря. Страх, боль, мучительные подозрения терзали ее душу и усталое тело, так что она с трудом принуждала себя к привычным хлопотам.

После ужина Бантинг вышел и купил за пенни вечернюю газету. Вернувшись, он с унылой улыбкой заметил, что шрифт там отвратительно мелкий. За последнюю неделю или две он только и делает, что читает газеты, и у него уже болят глаза.

– Дай, папа, я почитаю тебе вслух, – с готовностью предложила Дейзи, и отец протянул ей газету.

Но едва Дейзи открыла рот, как весь дом огласился громким звоном и стуком.