Текст книги "Сиротка. Расплата за прошлое"

Лора рыдала, лицо ее исказилось гримасой боли. Эрмин взяла ее под мышки, чтобы заставить встать.

– Мама, зачем ты мучаешь себя, вспоминая все это! Не стой здесь, прошу тебя. Пойдем, сядем в саду, в тени липы. Ты ведь сама ее посадила. Она не сгорела, кусты роз тоже целы.

Поддерживая мать, Эрмин подвела ее к скамье из кованого железа, стоявшей под деревом.

– Теперь я спокойна, – добавила она. – Я испугалась, что у тебя опять амнезия.

Прозрачные глаза своенравной бельгийки сверкнули, когда она заявила жестким тоном:

– Не ставь на одну чашу весов материальные убытки и разлуку с маленькой кровиночкой, которую пришлось оставить в темноте на милость совершенно чужих людей. О нет, Эрмин, теперь я совсем другая. Мне хочется все крушить вокруг, выплеснуть свою ненависть кому-нибудь в лицо, но я не собираюсь погружаться в небытие и забывать о любимых людях. Несмотря на мои приступы ярости, вы все рядом со мной, ты, моя милая, Мукки, близняшки, Луи, твой отец, наша Мирей! Иногда я представляю, что вы могли погибнуть в огне, и благодарю Бога, что он избавил меня от этого ужаса. Я не тронулась умом, уверяю тебя. Больше всего меня мучает чувство стыда!

– Стыда? – удивилась молодая женщина. – Но за что?

– Я больше не смогу вам помогать, я перестала быть богатой и красивой Лорой Шарден. Понимаешь, я не строю иллюзий! У меня отвратительный характер, любой пустяк выводит меня из себя, и я могу быть злой, даже невыносимой. Моим единственным плюсом, пожалуй, были эти деньги, превращавшие меня в добрую фею. Я невероятно гордилась своей щедростью, а покупая дорогие продукты в Шикутими, ощущала себя знатной дамой, важной персоной. Мне казалось, что другая Лора осталась в далеком прошлом, та юная бельгийская эмигрантка, обезумевшая от нищеты до такой степени, что стала проституткой. Теперь у меня нет этого защитного панциря, и я вернулась в исходную точку. Пятидесятилетняя женщина без гроша в кармане на канадской земле. К тому же мы занимаем дом, который нам не принадлежит, и мне даже нечем заплатить Шарлотте!

Лора замолчала, чтобы перевести дыхание. Эрмин начала лучше понимать проблему. Пожар и его роковые последствия круто изменили судьбу ее матери, всколыхнув плохие воспоминания. Дочь пыталась найти слова, которые могли бы утешить Лору.

– Мама, это не так! Ты изменилась после приезда в Квебек.

– Увы, не настолько.

– Уверяю тебя, да! Честно говоря, мне самой сейчас стыдно за то, что я пользовалась твоей щедростью. Мне казалось нормальным, что ты оплачиваешь мои поездки, вечерние туалеты и обучение детей. Я тебе уже об этом говорила и повторяю: мы с Тошаном поступали неправильно, живя за твой счет. И потом, наверняка можно найти какое-нибудь решение. Следует проконсультироваться с нотариусом или адвокатом.

– Они скажут мне то же, что не устает повторять твой отец. Я вела себя как последняя идиотка, стремясь управлять своим состоянием в одиночку. Я считала себя умнее всех, и вот результат.

Эрмин притянула мать к своему плечу нежным и покровительственным жестом.

– Я помогу тебе, мама. Ты слишком жестока к себе. Откуда тебе было знать, что однажды Амели Трамбле явится сюда и подожжет твой дом? Что касается твоего решения хранить деньги в доме, многие люди поступали так во время войны. В этом нет ничего нелепого.

– Нет, это было глупо! У меня была сотня возможностей поместить свои средства в банк. То есть то, что от них осталось. Я ведь тратила деньги не раздумывая, и ты еще всего не знаешь. Жосс, впрочем, тоже. Мне нравилось играть в богатую благодетельницу с моей немногочисленной бельгийской родней, а именно с кузиной, которая выросла в нашем доме в Руселаре. Я считала ее своей старшей сестрой. В ней было столько мужества! Работая целыми днями на заводе, она вечерами заботилась о нас, стирала, готовила, убирала. Я иногда писала ей, поселившись здесь, в Валь-Жальбере. Переписка вошла у нас в привычку, я с удовольствием общалась на своем родном языке, фламандском, узнавала новости из родных мест.

– Но в этом нет ничего плохого!

– Конечно, но я испытывала гордость, отправляя Паоле, своей кузине, денежные переводы. Она жила бедно, пытаясь создать достойные условия своим шестерым детям. Бельгия сильно пострадала в начале войны. Я посылала ей всё больше денег, я даже помогла купить ей дом, более практичное и удобное жилье, нежели квартира, в которой они раньше ютились. На себе испытав, что такое нужда, я искренне пыталась спасти Паолу. Какая же я идиотка! Я думала, что мое состояние безгранично, а когда поняла, что почти разорена, мне пришла в голову абсурдная идея сыграть на бирже.

– Это только доказывает, что в тебе есть сострадание, мама, – заметила Эрмин.

С этими словами она вынула из кармана своего платья чистый носовой платок и принялась вытирать лицо Лоры.

– Держись, мамочка! – добавила она. – Я убеждена, что тебя нельзя сломить. У тебя больше нет денег, но я с тобой, я тебя не брошу. Я буду соглашаться на все контракты, которые мне предложат, – возможно, вслед за съемками этой музыкальной комедии последуют другие предложения. Я столь многим тебе обязана и собираюсь возместить те огромные суммы, которые ты в меня вложила.

– А если Шарлотта захочет вернуться в Маленький рай? Куда пойдем мы с Жоссом и Луи? А Киона? Где будет жить она?

– Шарлотта скоро не вернется. Ей пришлось бы встретиться со своим братом, а у нее нет ни малейшего желания это делать. Ты представляешь себе Онезима и Людвига соседями, ежедневно сталкивающимися друг с другом? Вы можете спокойно перезимовать в Маленьком раю, ничего не опасаясь… О! Я никак не могу тебя отчистить, нужна вода. Мне не хочется, чтобы дети видели тебя в таком состоянии. Обязательно было пачкать себя сажей?

– Кран на улице должен работать. Пойдем! – согласилась Лора, вставая со скамейки. – Теперь наша жизнь будет совсем другой… Мы заговорили о Шарлотте, а я узнаю́ все новости о ней от тебя. Как они выживают с маленьким ребенком?

Эрмин обняла мать за талию, и они направились к задней части разрушенного дома.

– Шарлотта с Людвигом живут вместе с бабушкой Одиной, под покровительством кузена Шогана, который принял их в свою семью. Зиму они провели вместе с нами, на берегу Перибонки, а летом чаще всего живут в горах, ведут индейский образ жизни. Людвиг ходит на охоту и рыбалку, наша Лолотта обрабатывает кожу и шьет одежду, в общем, стараются жить достойно, хоть и в тяжелых условиях. Подумать только, Шарлотта была такой холеной, а теперь довольствуется малым. Но меня это не удивляет. Думаю, ее заветной мечтой с самого детства было встретить великую любовь. Поэтому ей нипочем холода, самая простая пища и сшитая на скорую руку одежда, ведь она спит рядом со своим мужчиной. Иногда мне даже хочется оказаться на ее месте, затерянной в лесах, наедине с Тошаном, как раньше. Мы были так счастливы на заре нашего брака!

Лора уловила ностальгические нотки в голосе дочери, которая только что открыла кран. Ледяная струя брызнула им на ноги.

– Ох, как холодно! – воскликнула Эрмин. – Ты вымой руки, а я намочу носовой платок и приведу в порядок твое лицо. Кстати, ты мне так и не ответила. Зачем ты так извозилась?

– Не знаю. Это было прощание с моим домом, моим дорогим очагом. По правде говоря, я также надеялась найти какой-нибудь ключ, предмет, все равно что – вдруг что-нибудь уцелело.

– Потерпи немного, Тошан и Мукки сказали, что тщательно все осмотрят. Покажи свои щеки. Ну вот, теперь ты выглядишь гораздо лучше без этих серых полос на лице.

Поглощенные своим занятием, они одновременно вздрогнули от неожиданности, услышав мужской голос, низкий и звучный.

– Здравствуйте, дамы!

Лора первой увидела мужчину представительного вида с каштановой бородкой, который приветливо смотрел на них из-под соломенной шляпы довольно распространенной, но изысканной модели.

– Месье, вы кого-то ищете? – спросила она, раздосадованная тем, что ее застали в такой момент. – Простите, у меня возникли небольшие проблемы. Моя дочь помогала мне принять надлежащий вид.

– Ради Бога, не беспокойтесь, ничто не может испортить вашу красоту, – заверил незнакомец с широкой улыбкой. – Но позвольте представиться: Мартен Клутье, историк и летописец. Я ищу дом управляющего Лапуанта. Мне сказали, что он находится здесь.

Эрмин бросила удрученный взгляд на полуразрушенные стены. Лора жестом трагедийной актрисы указала на обломки своей мечты.

– Еще недавно он стоял здесь. Это все, что от него осталось, месье, – ответила она. – Я купила его около пятнадцати лет назад и заново обустроила за свой счет. Увы! Он превратился в груду мусора благодаря преступнице, которая рассчитывала, что мы все сгорим вместе с ним.

Мартен Клутье выглядел ошеломленным. Он поставил на землю кожаную сумку, которую до сих пор прижимал к себе.

– Если бы не обязанность быть вежливым, я бы, честное слово, не обошелся без крепкого словца, – признался он, покачав головой. – Примите мои искренние соболезнования, мадам. Это ужасно – лишиться своего дома. Мне рассказали, что он был самым красивым в Валь-Жальбере! Кстати говоря, я собираюсь написать исследование об этом рабочем поселке и уже собрал множество документов, связанных с эпохой его процветания. Я планирую провести топографические съемки, что позволит мне впоследствии опубликовать небольшой труд об этом уникальном месте.

– Какая замечательная идея! – воскликнула Эрмин, не подозревая, что ее дочь Лоранс тайком работает в этом же направлении.

– Да, и для этих целей я пробуду в Валь-Жальбере до конца осени. Мэр разрешил мне занять дом на улице Дюбюк, он еще в хорошем состоянии. О, у меня будет минимум комфорта: раскладушка и спиртовка. Но главное, что мне нужно, – это большой стол и печатная машинка. Мне нужно торопиться, поскольку ходят слухи, что поселок со дня на день закроют для посторонних[8]8
  В августе 1949 года вся недвижимость целлюлозно-бумажной фабрики в Валь-Жальбере была продана правительству Квебека за полтора миллиона долларов, а район передан в ведение Министерства природных ресурсов, которое запретило посторонним свободно передвигаться по поселку. Для контроля доступа в поселок был установлен шлагбаум и назначен сторож. С 1956 по 1959 год обязанности сторожа выполнял месье Альфонс Фортен, житель Валь-Жальбера.


[Закрыть].

– Какая ерунда! – возразила Эрмин. – Здесь еще живут люди: наш сосед и друг Жозеф Маруа, мои родители, еще две семьи и их дети. Не считая владельцев домов, расположенных вдоль региональной дороги.

Она удрученно посмотрела на приезжего. Он, в свою очередь, внимательно вгляделся в ее лицо и приглушенно вскрикнул.

– О Боже! Вы, случаем, не Соловей из Валь-Жальбера? – спросил он. – Знаменитая оперная певица Эрмин Дельбо! Я читал столько статей о вашей карьере… и о вас тоже! Я даже вырезал вашу фотографию в костюме Маргариты из «Фауста» Гуно.

Лора с радостью протянула руку Мартену Клутье.

– Дорогой месье, вы правы. А я – счастливая мать этого чуда!

– Сходство между вами поразительно, но вы не можете быть ее матерью. Вы так молоды…

Ничто не могло доставить большего удовольствия кокетливой Лоре. Она почувствовала, что возвращается к жизни. Восхищенный взгляд этого мужчины был одним из лучших средств от ее хандры.

– Месье Клутье, надеюсь, вы придете к нам в гости в Маленький рай. Это довольно скромный дом, где мы временно проживаем с моим супругом, сыном и нашей экономкой. Я буду с удовольствием следить за продвижением вашего исследования. Возможно, даже смогу вам помочь…

Лицо приятного мужчины озарилось улыбкой.

– С огромным удовольствием! – воскликнул он. – И чтобы утешить вас, милая мадам, я сыграю вам на гитаре. И даже спою, правда, в иной манере, чем ваша талантливая дочь. Возможно, мне повезет, и я услышу ваше пение, мадемуазель…

– Мадам Дельбо, месье Клутье. Я замужем с шестнадцати лет, и у меня четверо детей, – мягко уточнила Эрмин.

– Простите меня, я не знал!

Он казался искренним. Его глаза, такие же голубые, как у молодой женщины, светились добротой.

– Это означает, что вы не читаете желтую прессу, – с улыбкой заметила она. – Газеты не раз писали о моем муже. Его мать была индианкой монтанье, а отец – ирландцем. Должна вас предупредить, у нас многонациональная семья!

– Я сама бельгийская эмигрантка, – сообщила Лора, стремясь завладеть вниманием приезжего.

– Значит, в вашей семье не услышишь местного акцента, – ответил он, смеясь от души.

– Что вы! Мой супруг Жослин и моя экономка разговаривают с квебекским акцентом.

Щебеча, Лора поправляла волосы, разглаживала руками платье. Она осознавала, что нравится Мартену Клутье, и обещала себе быть во всеоружии в их следующую встречу.

– Приходите к нам на чай в субботу, – предложила она. – Вам достаточно нас проводить, и вы будете знать, где находится Маленький рай.

– Какое очаровательное название, – заметил он.

– Его придумал один из наших друзей, месье Овид Лафлер, учитель из Сент-Эдвижа. Ему так понравилась уютная обстановка дома, что он сравнил его с маленьким раем. Это красивое прозвище понравилось моим детям, и с тех пор мы продолжаем его использовать.

– Очень милая история! По-моему, мадам Дельбо, я читал в какой-то статье, что вы выросли в здешних местах. Я уверен, что вы можете многое рассказать о прошлом поселка.

– Несомненно, месье Клутье. К сожалению, я должна вернуться в Квебек к концу недели. Мне предстоит еще три выступления в Капитолии. А по возвращении я поеду к мужу на берег Перибонки, где у нас имеется скромное владение. Небольшой участок леса, заводь реки и бывшая хижина золотоискателя, превратившаяся сегодня в достаточно просторный и очень уютный дом для нашей семьи. Боюсь, у меня не будет возможности увидеться с вами раньше сентября.

Мартен Клутье выглядел расстроенным, что вызвало неудовольствие у Лоры. Она дружески похлопала его по плечу.

– Дорогой месье, я знаю буквально все о детстве моей дочери, так что расскажу вам самое главное. И покажу монастырскую школу. Ключи от нее хранятся у Жозефа Маруа, нашего хорошего друга. Раньше он работал на фабрике, а когда ее закрыли, следил за динамо-машиной. Он тоже будет вам очень полезен. О, слава Богу! Благодаря вам это лето меня уже не так пугает. Вы ведь придете к нам со своей гитарой?

– Обязательно, дорогая мадам. Я и не ожидал, что у меня будут такие приятные соседи.

Он подчеркнул свое заявление улыбкой. Это позабавило Эрмин, которая уже догадалась, какие усилия предпримет ее мать, чтобы принять своего гостя в наилучших условиях, даже если это выведет из себя ее отца, который не любил лишней суеты.

Разговаривая, они медленно шли в сторону Маленького рая. Чем дальше отходила Лора от развалин своего некогда прекрасного дома, тем лучезарнее становилось ее лицо.

– Сегодня утром я была в самом мрачном настроении, – сказала женщина, когда они подошли к Маленькому раю. – Но теперь я воспряла духом, и это лишний раз доказывает, что сострадание и дружба способны творить чудеса. Конечно, тяжело остаться без дома и всех этих уютных, привычных вещей, но, как мне не раз повторяли моя дочь и супруг, мы все остались живы, и я не должна жаловаться на судьбу.

– И все же это ужасное несчастье… Пожары – настоящее бедствие наших краев!

– Откуда вы родом, месье? – спросила Эрмин.

– Из Сент-Андре-де-Лепувант, небольшой деревушки в лесу, в пятнадцати милях отсюда. Она была построена в том же году, что и Валь-Жальбер. У нас рядом тоже есть водопад, на реке Метабешуан.

Увидев выскочившую из-за кустов Киону, он замолчал. Девочка преградила им дорогу. Она буквально светилась со своей медовой кожей, золотисто-рыжими косами и янтарными глазами.

– Мы пообедали, – сообщила она торжественным тоном, – но Мадлен оставила рагу на плите. Здравствуйте, месье, и добро пожаловать!

– Спасибо, юная барышня, – ответил гость, не скрывая своего восхищения. – Но с кем имею честь?..

– Это моя сводная сестра Киона, – сказала Эрмин.

– Я собираюсь отправиться на прогулку на своем коне. Его зовут Фебус.

Киона помахала рукой и бросилась к конюшне. Мартен Клутье счел уместным откланяться.

– Приятного аппетита, дамы, и до скорой встречи!

– В субботу мы ждем вас на чай, – напомнила Лора. – Кстати, что вы любите петь?

– Чаще всего я исполняю песни Феликса Леклерка, великого поэта и замечательного актера.

– Феликс Леклерк! – пришла в восторг Лора. – Ты слышишь, Эрмин? Нам так нравились его выступления по радио, особенно в театральных пьесах! Мы с мужем не пропустили ни одной серии «Семейной жизни»[9]9
  Феликс Леклерк был диктором на радиостанции в Квебеке (1934–1937), затем писал сценарии популярных спектаклей для центрального радио Канады и исполнил в них свои первые песни. Также играл в радиопостановках, таких как «Главная улица», «Семейная жизнь» и др., а позже создал театральную труппу, которая гастролировала с его пьесами по всему Квебеку.


[Закрыть]. От его голоса у меня мурашки по телу бегали.

– Значит, у нас много общего, милая мадам, – подтвердил Мартен Клутье. – Ну что ж, оставляю вас, я и так злоупотребил вашим временем.

Эрмин и ее мать проводили его взглядом. Затем они вошли на кухню, где о чем-то вполголоса беседовали Тошан и Жослин.

– Вот и наши дамы! – воскликнул последний. – Я уже не знал, что и думать. Лора, ты нас напугала, умчавшись из дома перед самым обедом.

– Мне просто было необходимо немного размяться, – возразила она. – Теперь я чувствую себя лучше, гораздо лучше. У нас появился новый сосед, месье Клутье, историк по роду занятий, а также певец. Я пригласила его на чай в субботу. Эрмин, дорогая, в связи с этим не одолжишь ли ты мне немного денег, чтобы я могла поменять шторы и купить пару ламп? С несколькими удачными обновками дом будет выглядеть гораздо уютнее. Как жаль, что гостиная занята! Но, разумеется, мы не можем переселить нашу Мирей на чердак.

– Тем более что именно она подала тебе эти блестящие идеи до того, как ты удрала из дома, – сердито сказал Жослин. – Но ты не обязана следовать ее советам. Эрмин вряд ли даст тебе денег.

– Ошибаешься, папа. Мы с Тошаном стольким обязаны маме! Она многие годы платила за нас. Я хочу возместить ей эти расходы, даже если не смогу выплатить все, что она вложила в мою карьеру и в воспитание наших детей. Ты со мной согласен, Тошан?

Тот счел благоразумным согласиться. Ему хотелось помириться со своей женой: ее декольте и приоткрытые губы пробудили в нем желание.

– Совершенно верно, – подтвердил он. – И я твердо решил начать работать. Лора, с завтрашнего дня вы можете переселить Мирей на второй этаж. Мы с Мукки уезжаем в Перибонку. Я хотел взять с собой дочерей, но они наотрез отказались. Невозможно их убедить, они решили остаться в Валь-Жальбере на время отсутствия Эрмин.

– Ты уезжаешь завтра? – встревожилась Эрмин. – Уже? Я думала, ты дождешься моего отъезда в Квебек.

– Но ты едешь уже послезавтра, Мин! – напомнил он. – Онезим отвезет тебя на вокзал. Мне не терпится скорее оказаться дома, на моей земле. И ждать там тебя…

Он подтвердил эти слова такой улыбкой, что Эрмин вздрогнула от счастья. Через час Тошан вел ее за руку к водопаду, бурному и мощному Уиатшуану, первозданное пение которого сопровождало их любовь на протяжении многих лет.

Глава 5
Летний день

Эрмин в последний раз обернулась, чтобы полюбоваться водопадом, быстрые прозрачные струи которого казались серебристо-хрустальными в ярком солнечном свете. «С самого раннего детства прекрасный Уиатшуан баюкает мои мечты и облегчает страдания! Окруженный солнечным сиянием, он похож на гигантское украшение, созданное всемогущей природой», – думала она.

Но Тошан увлекал ее дальше, вдоль реки. Его рука крепко сжимала ее пальцы.

– Идем скорее! Сегодня замечательный день, такой жаркий…

Они решили искупаться в каньоне ниже водопада.

– Сколько лет мы уже там не были, Мин? – с улыбкой спросил он.

– Точно не скажу, но я никогда не забуду один летний день 1930 года. Я привела Шарлотту, которая тогда еще плохо видела: она сидела верхом на Шинуке. Жозеф доверял мне своего коня с неохотой, хотя сегодня с удовольствием отдал бы мне его.

– Еще бы, – заметил ее муж, – Шинуку почти двадцать пять лет. Не многие лошади доживают до такого возраста.

– И тут появился ты, – продолжила Эрмин, останавливаясь. – У тебя были короткие волосы, как сейчас, и я была разочарована. Я бережно хранила в душе образ Тошана с длинными, черными как смоль волосами, с которыми тебе пришлось расстаться, чтобы найти работу. Но ты был красивым, таким красивым…

– И ты просто очаровала меня своими лазурными глазами, похожая на июльский перламутровый цветок.

– Поэт ты мой! – пошутила Эрмин. – В тот день я обрела уверенность, что ты – единственный мужчина, которого я буду любить, мой будущий муж и друг. Ты был так внимателен с Шарлоттой! Тебе было жаль ее, потому что она не могла видеть окружающую красоту, отражение кленовых листьев в воде, скалы и ели…

Растроганная, она обвила руками шею своего мужа и коснулась его губ легким поцелуем. Он ответил на него, затем снова взял Эрмин за руку и повел дальше.

– Мы с тобой одни, без свидетелей, в каньоне Уиатшуана, – вкрадчиво произнес он. – Скорее, Мин, не будем задерживаться. Кто знает, какая еще трагедия может помешать нам насладиться этим прекрасным днем. Мы часто купаемся на берегу Перибонки, но здесь мы тоже можем укрыться от криков твоей матери, ворчания твоего отца и жалоб Мирей.

– Не преувеличивай, – упрекнула она его. – И потом, я без купальника.

– Не может быть и речи о том, чтобы на твоем теле наяды было что-то надето, женушка моя!

– А если меня кто-нибудь увидит?

– Мы здесь как на необитаемом острове! В Валь-Жальбере никого не осталось!

– Да что ты? А как же новый сосед, Мартен Клутье? Я не хочу, чтобы он увидел меня полуголой.

Тошан рассмеялся. Он обнял Эрмин за талию и ускорил шаг. Вскоре они вышли на один из берегов каньона, двигаясь по широкому выступу из серого камня. Пораженные великолепием пейзажа, они некоторое время хранили молчание. Плоские скалы, отшлифованные вековой борьбой с водами реки, тянулись в сторону озера Сен-Жан. Они напоминали уснувших часовых, уставших наблюдать за непрерывным потоком Уиатшуана. Под легким ветерком шелестела листва, словно тихонько о чем-то напевая.

– Здесь я ощущаю присутствие своих предков монтанье, – сказал метис. – И это придает мне сил. Мне хочется прославлять деревья, камни, воду и облака.

Тошан торжественным жестом протянул руки к сияющей лазури неба, устремив взгляд темных глаз в бесконечность. Эрмин затаила дыхание, взволнованная, необыкновенно счастливая. «Именно за это я полюбила тебя, мой свободный, гордый, непокорный мужчина. Ты столькому меня научил…» – подумала она, очарованная этим волшебным мгновением, украденным у повседневной жизни, порой монотонной, перемежаемой ссорами и разногласиями.

Время словно исчезло в этом наполненном вечностью месте, которое на протяжении стольких веков ничто не смогло разрушить; оно осталось неизменным, величественным, девственным, оно хранило неповторимое благоухание свежести.

– Идем! – воскликнул ее муж. – Прошу тебя, идем…

Он пристально посмотрел ей в лицо, затем опустил взгляд на обнаженные плечи. В вырезе белой блузки без рукавов виднелась соблазнительная ложбинка. Наконец его взгляд остановился на ее красивых коленях и бедрах.

– Я так люблю, когда ты надеваешь шорты! – игривым тоном сказал он.

Эрмин следила за модой. Многие американские звезды в этом летнем сезоне позировали для журналов в шортах длиной до середины бедра. Появление бикини и раздельного купальника уже наделало много шума, но Тошан об этом еще не знал, да если бы и знал, все равно бы не изменил своего мнения.

– Пойдем, Мин, вода должна быть восхитительной!

– И ледяной, – вздохнула она, снимая сандалии. – Тем хуже, ведь я последую за тобой повсюду.

С босыми ногами она перебралась на соседний камень и наклонилась, чтобы потрогать воду. Тошан быстро разделся и бросился в речку, обрызгав ее с ног до головы.

– О! Нет, нет! – смеясь, закричала она. – Ты и вправду настоящий дикарь!

– Иди ко мне, иначе я отправлюсь вплавь до озера. Мин, мы одни в целом мире. Иди по-хорошему, или я выйду и затащу тебя силой.

Она сдалась, охваченная такой же безудержной радостью, опьяненная этими мгновениями полной свободы. Ей понадобилась всего минута, чтобы раздеться. Ее перламутровая молочная кожа сияла на солнце. Она распустила собранные в пучок волосы, которые тут же накрыли ее спину тяжелой светлой волной.

Тошан завороженно смотрел на нее. К тридцати годам Эрмин заметно округлилась в области бедер и груди. Но она вызывала в нем еще большее желание, поскольку на фоне этих прелестей ее талия выглядела более стройной и гибкой. Он любовался ее восхитительной шевелюрой, плавными движениями рук. Она казалась ему живым воплощением женственности, богиней, сводящей с ума.

– Иди ко мне, – тихо сказал он.

Она, вскрикнув, скользнула в воду и тут же принялась брызгать на него. Как дети, они плескались в реке, обнимаясь и отпуская друг друга, чтобы затем вновь слиться в единое целое.

– Ты такая красивая, Мин! – прошептал он ей на ухо.

Он ласкал ее, крепко прижав к себе. Их губы слились в поцелуе. Не признаваясь друг другу, они удивлялись этому неугасаемому, по-прежнему сильному желанию, горевшему несмотря на годы, прожитые вместе.

– Пойдем немного погреемся, – предложил он, взяв ее за руку.

Тошан помог ей выбраться на большой камень, куда она тут же легла с колотящимся сердцем. Камень был теплым, что давало ощущение блаженства.

– Как бы я хотела жить так всегда, – сказала она. – Вдали от городов и театров. Только мы с тобой… и конечно, дети!

– Не говори о детях, не здесь, не сейчас, – возразил он, прежде чем поцеловать ее грудь в блестящих капельках воды.

– Тошан, не надо… Я не смогу здесь… Давай дождемся ночи!

– О нет! Я на это не способен…

Он лег на нее, одержимый потребностью немедленно овладеть ею, даже не подарив ей ласк, которые она так любила. Она подчинилась, опасаясь его обидеть. Закрыв глаза, она удерживала в памяти образ стройного мускулистого тела мужа с его медной кожей, такой же гладкой, как у нее.

«Любимый мой, – говорила она себе. – Ты по-прежнему меня волнуешь. Всякий раз, когда ты предстаешь передо мной обнаженным, я снова становлюсь той маленькой невестой нашей первой ночи в окружении вековых лиственниц. Помню, я не решалась даже посмотреть на тебя, дрожа от страха, нетерпения и желания…»

Это простое воспоминание вызвало в ней такое возбуждение, что внезапно ей стало наплевать на возможных свидетелей и на собственный стыд. Ее голова освободилась от всех мыслей, кроме одной: они свободны, они одни, мужчина и женщина, соединившиеся в едином порыве страсти, среди незыблемых, первобытных элементов природы: камней, воды и солнца. Эрмин затопила волна удовольствия, вырвав у нее слабый крик, который Тошан тут же заглушил поцелуем. Затем он приподнялся на локте с довольной улыбкой.

– Моя маленькая женушка, – прошептал он, – я и не предполагал, что ты способна на такое распутство!

– О, сейчас не лучший момент для шуток, – возмутилась она, сожалея, что ей пришлось так быстро вернуться на землю. – Прошу тебя, принеси мне мою одежду. Если кто-нибудь придет…

– Не бойся! Несколько секунд назад ты об этом не думала. Давай немного поплаваем. Летом это неопасно.

Эрмин торопливо скользнула в воду. Она почувствовала себя необыкновенно хорошо, поддерживаемая спокойным течением: в это время года уровень воды в реке был низким. Она смогла даже побарахтаться в свое удовольствие, пока Тошан сделал энергичный заплыв кролем.

В пятистах метрах от них, немного запыхавшись, резко остановилась Киона. Следовавший за ней Луи обогнал ее и встал напротив.

– Что с тобой? – спросил он. – Мы же решили скорее вернуться в поселок.

– Ничего, я отдыхаю.

– Ты и вправду странная! Мы собирались искупаться в каньоне, и ты передумала, узнав, что там Эрмин с Тошаном. Сегодня так жарко, я бы с удовольствием поплавал.

– Им нужно побыть одним, – ответила девочка.

– Это ты так думаешь. Мы могли бы к ним присоединиться.

Луи пнул ногой сухую ветку, лежавшую поперек тропинки. Киона сдержала вздох раздражения. Луи, по ее мнению, вел себя как четырехлетний ребенок.

– Нельзя было к ним идти! Взрослые не любят, когда их беспокоят. А Мин и Тошан так редко бывают вместе. Пойдем лучше посмотрим, как пробраться в магазин.

Эта перспектива утешила мальчика, но он с насупленным видом покусывал травинку, показывая Кионе, что все еще сердится.

Она не стала обращать на это внимание. Ее золотистый взгляд был немного отсутствующим. Ей все равно было бы слишком сложно объяснить кому-либо свое необычное восприятие вещей. Несмотря на свои неполные тринадцать, она моментально поняла, что происходит в каньоне между ее Мин и Тошаном. Подобную убежденность ей давали ощущения. Ей казалось, что все ее тело снабжено невидимыми антеннами, позволяющими улавливать чувства других людей, их печали, радости или приступы гнева. Поэтому она поспешила уйти прочь от каньона вместе с Луи.

«С тех пор как я начала терять кровь, мои способности становятся все сильнее!» – подумала она. Это ее пьянило и одновременно пугало. Она не знала, как назвать свой удивительный дар, о котором в семье обычно говорили вполголоса. «Они тоже боятся. Мой отец, Мин, Мадлен, Тошан успокоились за то время, пока я ничего не чувствовала… ну или почти ничего. Но сейчас мне нужно к этому привыкнуть. Такие странные ощущения!»

Она собралась отправиться дальше к поселку. Луи не дал ей этого сделать, схватив ее за плечи. Они были одного роста и оказались почти нос к носу.

– Поцелуй меня, Киона, – попросил он. – В губы, как делают влюбленные.

– Что на тебя нашло, дурачок? – возмутилась она, отпрянув от него. – Напрашиваешься на оплеуху?

– Да ладно тебе, Киона, позже мы поженимся. Поцелуй меня.

– Ты мой сводный брат, Луи. Мы никогда не поженимся. К тому же нам еще рано об этом думать.

Она замолчала, ощутив волнение. Из потайных уголков души показалось лицо Делсена, рядом с которым она жила всего три-четыре дня в стенах этого ужасного пансиона для индейских детей. Ему удалось сбежать благодаря ей. «Что с ним стало? – задавалась вопросом девочка. – Мне незачем беспокоиться, я его увижу, это начертано на небесах и в моем сердце. Мы окажемся с ним вдвоем в лесу, на берегу реки, и между нами произойдет то, что было между Мин и Тошаном. Акт любви… Потом, если Маниту так решит, родится ребенок».

– О чем ты думаешь? – завопил Луи, встряхивая ее. – Почему ты улыбаешься?

Он попытался сам поцеловать ее и неумело чмокнул в ухо. Она его оттолкнула.

– Дурак! Не делай так больше! Брат и сестра не могут так целоваться, понимаешь?

Разозлившись, он топнул ногой, как достойный сын своей вспыльчивой матери. Киона смотрела на него с сочувствием. Со своими прямыми волосами заурядного русого цвета, худым лицом и светло-карими глазами Луи не суждено было стать покорителем женских сердец, тем более что у него был дурной характер.

– Наберись терпения! Рано или поздно ты обязательно женишься. Но не на сводной сестре, – смягчившись, добавила она.

На самом деле Киона всеми фибрами своего юного тела чувствовала, что между нею и Луи нет кровной связи. Возможно, она ошибалась. В любом случае она пообещала себе никогда не затрагивать эту тему. Ей нравилось убеждать себя, что у них с Луи один отец.

– Ты злая! – воскликнул он.

– Да нет же! Сам ты дурачок. Настоящий оболтус, как сказала бы Мирей. К тому же ты везде следуешь за мной по пятам, а мне сейчас лучше побыть одной. Когда после обеда я вошла в конюшню, чтобы оседлать Фебуса, ты уже был там и надевал упряжь на пони. Я отправляюсь в лес – ты мчишься следом. Мы не можем быть вместе с утра до вечера!