Текст книги "Имам Шамиль. Книга третья"
Автор книги: Мариам Ибрагимова
Жанр: Литература 20 века, Классика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Орбелиани был дан приказ идти в Табасаран и Хайтак и удержать население в покорности. Орбелиани с отрядом выступил в северном направлении, по долине реки Рубас. Потом дорога пошла по гребням гор и ущельям, среди которых попадались остатки древней дербентской стены, тянувшейся на много вёрст в горы, начинаясь у синих вод Каспия. Над развалинами стен кое-где ещё возвышались полуразрушенные старинные сторожевые башни. Жители селений Аркент и Хучни, к которым подошёл генерал Орбелиани со своим отрядом, укрылись в лесах. Несколько жителей, оставшихся в магале, явившись к командующему, сообщили, что жители скрылись, а Ших-Мухамед, укрепившись в ауле Ханаг, будет защищаться.
Орбелиани двинул колонну через перевал в долину Пилик-Чай, где на склонах гор высились селения Ханаг и Ругуч. Подойдя к Ханагу, командующий разделил колонну на два отряда. Один послал вправо по гребню высоты, чтобы ударить по селению с тыла, другой повел во фронт. Увидев движущиеся неприятельские колонны, малочисленный отряд мюридов Табасарана и Хайтака, покинув завалы, отступил в леса.
Шамиль, узнав о волнении, охватившем хайтако-табасаранские магалы, поспешил им на помощь, но, не успев, направился в Мичик, где должен был состояться сбор всех наибов Дагестана и Чечни перед роспуском аскеров на зимнее время.
Уходя в поход, имам, как всегда, прощался со всеми родными, близкими, домочадцами. Молчаливо кивнув головой, простился он и с семьями грузинских князей. Старшие жёны Шуанат и Загидат проводили мужа до ворот. Салих подвёл коня. Когда имам, закинув ногу, опустился в седло, Загидат подала бурку, Шуанат – ружьё. Скромно одетый, в чёрной черкеске, в простой папахе, повязанной чалмой, выделяясь своим необыкновенным величественным видом среди других, в окружении наибов, приближенных и личной охраны, состоящей из трёх сотен муртазагетов, со знаменем, под бой барабана, в сопровождении всей дворни, имам выехал из ворот. За воротами его ожидали старцы, инвалиды, сироты. Оба казначея имама, Юнус и Хаджияв, ведя под уздцы своих коней, раздавали серебряные монеты в виде милостыни.
– Яллах, субхан Аллах, игукру! – говорили одни, что означало «Хвала Аллаху, спасибо!»
– Нух битаги! – восклицали другие, желая имаму и его воинам счастливого пути.
В доме после отъезда Шамиля стало, как всегда, пусто и скучно. Уныние почувствовали даже княгини и княжны. Нина Баратова теперь не стояла часами у окна, выглядывая Хаджиява, больше времени проводила на крыше дома вместе с юной женой имама. Шуанат стала бывать у княгинь, иногда проводила с ними целые дни. Только Загидат не унывала. Она сделалась весёлой, беззаботной и с довольным видом щеголяла перед пленницами, меняя наряды, серебряные и золотые украшения. Княгини, их дети и няни невзлюбили вторую жену имама и даже посмеивались над ней, давая забавные прозвища.
В эти дни у Шуанат родилась дочь. Княгиня Варвара Ильинична зашла поздравить её с рождением ребёнка. Сняв с шеи дорогой бриллиантовый кулон на золотой цепочке, она преподнесла Шуанат, сказав:
– На, милая, теперь он мне не нужен, дочери нет у меня, пусть тебе он принесёт радость.
– Помилуйте, не могу принять от вас такой дорогой подарок, тем более когда вы находитесь в таком положении. Большое спасибо, оставьте, он пригодится более достойной невестке, когда вырастет ваш сын, – сказала с благодарностью Шуанат.
Но княгиня не хотела и слышать.
– Дарю вам от чистого сердца, полюбив вас, как сестру. Наше положение не столь тяжёлое, как вам кажется, потому что мы живём в тех же условиях, в которых живете вы, женщина, достойная преклонения. С отъездом мужа вы облачились в тёмное платье, радость в глазах ваших угасла, так пусть хоть блеск этих камней отражается в вашем добром взгляде, – настаивала Варвара, надевая кулон на шею Шуанат.
Узнав о дорогом подарке, преподнесённом Шуанат внучкой грузинского царя, Загидат взбесилась. Она нашла повод, чтобы ударить няню сына Варвары. Вспыльчивая княгиня Анна заступилась за соотечественницу:
– Если еще раз посмеешь тронуть кого-либо из наших людей, я не посмотрю на то, что ты жена имама, и задам тебе так, что тошно станет!
Благо что ругала Анна жену имама по-грузински, а та, ничего не понимая, ворчала, обзывая их гяурами, осквернившими дом.
После этого случая ссоры Загидат с грузинками участились. Княгини ни в чём не уступали ей, говоря, что она простолюдинка, дочь учителя и что они таких, как Загидат, нанимали в прислуги.
Когда вернулся имам, ему доложили о скандалах. Шамиль переселил пленниц в другую часть дома, запретив Загидат бывать у них. Шамиль не заходил в комнаты своих жён. Поздно ночью, когда в доме все ложились спать, он стуком в дверь комнаты одной из них приглашал ту, которую хотел видеть.
На вторую ночь после приезда Шамиля Загидат, разнаряженная, ждала условного стука в дверь. Вскоре он раздался в тишине полуночи. Вскочив с тахты, она поспешила в комнату мужа и, переступив порог, стала сразу же высказывать неприязнь к грузинкам, а в заключение заявила:
– Я хочу такое же бриллиантовое украшение, какое подарила внучка грузинского царя твоей Шуанат.
– Но ведь ты говорила мне, что у тебя гораздо больше драгоценных украшений, чем у Шуанат, зачем же тебе ещё? – спросил Шамиль.
– Я хочу именно такое, пусть купец Муса достанет или закажет для меня кулон.
– Нет, я не позволю этого. Ни для одной из вас до сих пор я не купил ни одной безделицы и покупать не буду. И впредь не намерен заниматься женскими украшениями, которыми тешатся пустышки. Я не царь, не хан и не князь. Твой отец, выдавая тебя замуж, сказал тебе, что я выходец из простых узденей. А потому возвышаться над такими же, как мы, простыми людьми, я не позволю никому из моих близких и родных – ни в одежде, ни в пище, ни в убранстве комнат. Что касается твоего грубого обращения с жёнами и детьми грузинских господ, запомни, что взяты они не для того, чтобы ты повелевала ими. Теперь иди к себе и подумай обо всём, что я сказал.
Загидат ушла. Всю ночь она не сомкнула глаз от обиды и досады.
Утром Шуанат, войдя в комнату мужа, с тревогой в голосе сообщила:
– Саша заболел. Всю ночь держался жар. Мальчик бредил. Княгиня Анна рыдает.
– Храни его Аллах! Успокой мать, немедленно распорядись созвать всех лекарей для осмотра и оказания помощи ребёнку.
Через полчаса у постели трёхлетнего Александра, сына князя Чавчавадзе, состоялся совет Веденских знахарей вместе с перебежчиком, ротным фельдшером, в присутствии самого имама. При виде Шамиля больной ребёнок заулыбался и протянул ручки. Имам взял его на руки, после чего мальчик без капризов позволил лекарям осмотреть себя с ног до головы. Хакимы пришли к выводу, что у мальчика простуда. Тут же приступили к приготовлению из трав и кореньев жаропонижающих и потогонных отваров, смазали грудь и ножки козьим жиром с керосином. Один из старых знахарей остался дежурить у постели больного. К общей радости, мальчик через три дня поправился.
Загидат с кем-то из женщин поделилась о выговоре, который сделал ей муж в тот вечер, когда она попросила его купить и для неё такой же кулон, какой подарила Варвара Шуанат… Слух об этом разнёсся по всей женской половине. Многие, особенно служанки, обрадовались. Княжна Нина сказала младшей жене Аминат:
– Неужели и в той половине, где живёт имам, такая же скромная обстановка, как в ваших комнатах?
– А разве у нас плохо? Мы имеем всё необходимое, – с удивлением ответила Аминат и тут же, наклонившись к уху девушки, шепнула: – Сегодня, когда муж уйдёт в мечеть, я покажу тебе его половину.
Как только раздался призыв муэдзина к молитве, молодая жена имама и княжна Нина шмыгнули в его спальню. Нина была удивлена, увидев маленькую комнатку: никакой мебели, на глиняном полу старый палас. Скатанная постель у стены, на ней домотканый ковер. На стене, противоположной окну, множество деревянных гвоздей, на которых висит одежда имама. Справа от дверей на полу медный таз, рядом с ним большой лужёный кувшин и маленький кумган для омовения. Вторая дверь из спальни вела в кунацкую. Это была просторная комната, пол устлан огромным сумахом[1]1
Сумах – ковёр.
[Закрыть]. На одной из стен висели медные тазы, подносы. В стенном шкафу – посуда. Вторая стена увешана множеством оружия, огнестрельного и холодного. На полу разложены тюфячки и подушки. Третья комната, небольшая, была библиотекой. На полках в стенной нише и стеллажах хранилось множество книг в сафьяновых и кожаных переплетах, в матерчатых чехлах. Вторая дверь вела в мечеть.
– Я думала, что имам Чечни и Дагестана живёт как царь – роскошно, – разочарованно заметила княжна Нина.
– Богатство моего мужа составляет не имущество, а сила и мужество, – не без гордости ответила Аминат и вдруг как-то съежилась, страдальчески сдвинула брови.
– Что с тобой, тебе плохо? – спросила княжна.
– Да, очень, уйдём отсюда, потом расскажу.
Через кунацкую и спальню имама они вышли в коридор, ведущий на женскую половину Комната Аминат была напротив комнаты Шуанат.
– Милая Ами, что случилось, кто тебя обидел? – Княжна Нина опустилась на колени перед молодой женщиной и, обнимая её, стала утешать.
– Я уйду от него.
– Почему? Разве он тебя обижает? – удивилась Нина.
– Если бы обижал, мне легче было бы. В том-то и дело, что очень ласковый и добрый, а я, сама избрав его, до сих пор не родила обещанного сына. Пятый год живу с ним. Наверное, Аллах наказал меня за мою смелость и легкомыслие. Мне нужно было выбрать мужа по себе, – со слезами на глазах откровенничала Аминат.
– Он упрекнул тебя в этом?
– Нет, ни разу не намекнул даже.
– Зачем же тогда плакать…
– Это я так, в обиде на свою судьбу, живу здесь, как яловая корова – ни телка, ни молока. Другие его жёны рожают, стыдно мне, уйду.
– Ты любишь его?
– Очень.
– Зачем же тогда уходить?
– От стыда.
Только теперь княжна Нина поняла, почему Аминат никогда не выходила ни встречать, ни провожать Шамиля. Когда он, уходя в поход, выезжал из ворот, молодая женщина взбиралась на крышу и долго стояла там одна, провожая своего повелителя грустным взглядом.
Если Шамиль звал её к себе днем по какому-нибудь делу, она густо краснела и не в силах была скрыть волнение.
Поздней осенью генерал Орбелиани предпринял поход в Салатавию, чтобы заставить Шамиля отказаться от намерений напасть на левый фланг, осмотреть окрестности выше Буртуная, спуск в Гумбет, и угнать скот горцев. Салатавский наиб Гебек быстро собрал отряд и занял позицию около Буртуная. На помощь к нему двинулся Гази-Магомед из Караты. В короткой схватке сын Шамиля был ранен в ногу пулей. Повреждены были только мягкие ткани. Отец и родственники навестили его.
– Я тоже хочу проведать Гази-Магомеда и, может быть, поживу некоторое время у него, – сказала Аминат мужу.
– Проведать можешь, но почему ты решила пожить там, разве тебе плохо в моём доме?
– Плохо! – к удивлению имама воскликнула Аминат.
– В таком случае тебе лучше вернуться к своим родителям, – предложил Шамиль.
– Ты отпускаешь меня? – Младшая жена обратила взор на мужа с немым отчаянием и мольбой. Но это не была мольба о разводе, избавлении. Напротив, она хотела, чтобы он сказал: «Останься!» – но Шамиль не понял её.
– Конечно, отпущу, зачем же насильно привязывать тебя.
Задыхаясь от обиды, Аминат убежала в свою комнату. Она рыдала и целый день не выходила из комнаты. Вечером Хаджияв с тётушкой Меседу отвели Аминат к родителям.
Скучно стало княжне Нине. Теперь ей не с кем было делить секреты и выбегать навстречу черноусому щёголю Хаджияву, который часто тайно подносил мелкие подарки очаровательной княжне.
Глава третья
Грузия была потрясена небывалым набегом леков на Кахетию. Только и было разговоров о пленении тысячи соотечественников, и особенно семей именитых князей и азнауров. Судьба пленных, покрытая мраком неизвестности, заставляла строить догадки, полные вымысла и ужасов. Вокруг их родных и близких толпились сочувствующие, готовые вооружиться и двинуться на дерзких захватчиков. На шумном тифлисском базаре словоохотливые фантазёры, любители приврать и приукрасить, пугали наивных крестьян, съехавшихся из деревень, рассказами о том, что хищные шайки леков под покровом темноты гуляют на дорогах и кружат вокруг сёл, граничащих с ними.
На имя главнокомандующего от офицеров Грузии поступали прошения «дозволить выезд в логово зверя». Страшная весть облетела и пределы всей Руси. Даже на страницах газет Парижа и Лондона появились сенсационные статьи с захватывающими названиями: «Фрейлины русской царицы – грузинские княжны в плену у варваров!»
Князь Чавчавадзе был в отчаянии. Он не раз порывался ехать в горы сам, но его отговаривали. Генерал Реад, командующий Отдельным Кавказским корпусом, успокаивая офицера, говорил:
– Князь, я не сомневаюсь в том, что члены вашей семьи и родственники живы, здоровы. Уверяю вас, надежда на их спасение не потеряна. Ведь вы человек кавказский и хорошо знаете, что эти туземцы имеют привычку брать в плен именитых людей с целью получения большого выкупа. Наберитесь терпения. Дождёмся указаний императора и тогда будем действовать, а пока начнём с писем частного характера.
Пленные тосковали на чужбине. Каждый вечер, пока стояли тёплые осенние дни, княгини и княжны поднимались на плоские крыши дома подышать чистым воздухом. И каждый раз мечтательные взоры их с надеждой обращались к югу – к родной Грузии. Наконец в один из дней с купцом Мусой, возвратившимся из Хасавюрта, пришла почта. Это были письма, написанные родственниками и близкими именитых и простых пленников, расселенных в доме имама и в саклях Веденских жителей. Радости пленников не было предела. Получила два письма от мужа и княгиня Анна. Давид писал:
«Родные мои, любимые, мужайтесь. Скоро правительством будут направлены официальные лица для переговоров. Сам император отнёсся участливо к вашей судьбе. Не сомневайтесь, что будут приняты все возможные меры для вашего освобождения. Да хранит всех вас Господь. С нетерпением ждём сообщений от вас.
Давид».
Шамиль разрешил вручить все письма адресатам, не прочитав ни одного.
– Мы прочитаем ответные, о чём и предупредите предварительно всех, – распорядился он.
Вместе с Даниель-беком, приехавшим в Дарго-Ведено по делам, он вызвал к себе княгинь и сказал им через Даниель-бека:
– Несомненно, вы пожелаете написать ответы. Вам дадут бумагу и карандаши. Только предупреждаю и прошу не сообщать ничего лишнего о нас. Пишите правду о своём положении, о детях. Можете заверить, что я согласен на выкуп и обмен. Об условиях буду говорить только с официальными лицами, с ведома и согласия членов Государственного совета. Так и напишите, что Шамиль самолично не может решать ни одного вопроса, касающегося общества или дел имамата. Послания ваши будут отправлены после проверки содержания. Так что никаких условностей, намёков и иносказательных выражений не должно быть. Ваш муж, – обратился Даниель-бек к Варваре, – был человеком чести и слова. Надеемся на ваше благоразумие.
Княгиня Варвара в знак согласия кивнула головой, а вспыльчивая Анна, откинув платок с лица, сказала: – Передайте имаму, что не нужно нас так строго предупреждать. Наше воспитание не позволит нам лгать и заниматься предательством. Единственное, что нельзя отнять у человека, – это совесть и честь. Люди благородные не лишаются их даже в униженном положении.
Когда Даниель-бек перевёл Шамилю слова Анны, имам улыбнулся:
– Такие слова приятно слышать.
Целый ворох свёрнутых бумаг – писем – увёз приказчик купца Мусы в Хасавюрт, откуда они через Владикавказ должны были попасть в Тифлис. Даже мадам Дрансе написала длинное послание матери в Париж. Больших хлопот доставило цензуре имама послание француженки, написанное латинским шрифтом. Когда доложили Шамилю о письме, адресованном в далёкую страну, он сказал:
– Отправляйте, французы хоть и неправоверные, но всё же являются союзниками султана, нам нечего их опасаться.
Наступила зима. Все сношения маленького государства Шамиля с внешним миром на время прервались. Пленные, тяжело вздыхая, отсчитывали каждый день, томясь в душных саклях Веденских узденей. Все с нетерпением ждали весны. Наконец улеглись зимние бури и метели. Уплыли серые облака и молочно-белые туманы, окутывавшие вершины гор. Хмурое небо стало синеть. Зажурчали ручьи, из-под талого снега показались кремень и липкая грязь обледенелых дорог и тропинок. Открылись окованные льдами перевалы. Яркое весеннее солнце стало согревать природу и человеческие души, неся радость пробуждения и надежды на лучшее. И опять на высокие крыши домов, обласканные лучами заходящего солнца, стали подниматься пленницы, вновь обращая лица к гряде заснеженных гор, за которой нежились цветущие долины, изумрудные холмы и горы родного края.
С тёплыми ветрами, с добрыми вестями прикатила первая оказия в Дарго-Ведено. Вместе с множеством радостных посланий на имя пленниц было доставлено и Шамилю важное письмо из Тифлиса в синем конверте, скреплённое сургучными печатями, от генерала Реада, исполнявшего обязанности наместника Кавказа.
Тот сообщал, что с ведома и согласия его императорского величества Николая I он уполномочен заняться переговорами с имамом Шамилем по поводу выкупа и обмена пленных грузинских семей и русских офицеров. Генерал Реад просил сообщить предварительно о приблизительных условиях, сумме выкупа, форме обмена, месте встречи сторон.
В ответном письме имама было сказано:
«Главное условие – безоговорочный возврат выданного в заложники при Ахульго сына моего Джамалуддина, а также взятого в аманаты при Телетле племянника Гамзата, которые более пятнадцати лет томятся в России. Обмен пленных офицеров – одного на одного. Денежный выкуп за семьи грузинской знати – 20 мер серебра. Место встречи сторон – Новое Дарго. Время встречи – любое».
Через две недели из Хасавюрта в Дарго прискакал гонец, который сообщил:
– Парламентёры от главнокомандующего прибыли в Хасавюрт. Они будут ждать ваших людей возле укрепления Маюр-Туп.
– Завтра утром мои люди будут там, – ответил Шамиль.
В тот же день к указанному гонцом месту выехали Гаджи-Али, Мухаммед-Тахир, ичкерийский наиб Умалат с несколькими сотнями мюридов. Парламентёры из Тифлиса – грузин, офицер императорской гвардии, два русских офицера из штаба главнокомандующего и сотня вооружённых казаков – ждали проводников на берегу речушки Мичик возле Маюр-Тупа.
Подъехав к противоположному берегу, Гаджи-Али назвал себя и, представив остальных, сказал:
– Если вы намерены ехать в сопровождении собственной охраны, следуйте за нами. Если же доверяетесь нам, присоединяйтесь.
Три офицера с денщиками отделились от сотни казаков и, присоединившись к горцам, тронулись в путь.
Шамиль встретил парламентёров в диван-хане. Слева и справа от него восседали члены Государственного совета.
Когда парламентёры с помощью переводчика изложили свои полномочия, Шамиль сказал:
– Пятнадцать лет тому назад во время сражения за Ахульго ваши генералы потребовали заложника – моего старшего сына Джамалуддина. С тех пор я многократно пытался обменять его на именитых русских и грузинских военнопленных. Но старания мои были тщетны: каждый раз ваш царь отказывал. И на сей раз первым условием ставлю возврат того, в ком течёт моя кровь, кто дан мне самим Аллахом и должен быть рядом со мной, в родных горах, а не в России. Теперь я не отступлю от своего требования. И прочие пункты условия согласно решению меджлиса остаются неизменными. Они тоже известны вашему командованию.
– Мы уполномочены сообщить согласие нашего правительства возвратить Джамалуддина и обменять остальных пленных одного на одного, а что касается выкупа – 20 мер серебром, то он слишком большой: такое количество денег не смогут собрать родственники княгинь и прочих пленников.
Шамиль глянул на купца Мусу, – «министра финансов и торговли». Купец спросил парламентёров:
– Какую сумму выкупа предлагают родственники пленных?
– Половину, – ответил офицер-грузин.
– Этого мало, мы можем согласиться на пятнадцать мер и не уступим ни одного пятака, – заявил Муса.
– Хорошо, мы доложим об этом командованию и родственникам пленных, – сказал офицер-штабист.
Парламентёрам разрешили увидеться с княгинями. Анна Ильинична со слезами кинулась к офицерам, обняла их, расцеловала. Княгиня Варвара, спокойно протянув руку, поблагодарила за участие и заботу.
– Тяжело в неволе, но здесь нас не обижают, – с грустью сказала она.
Офицеров проводили до берега Мичика, где их вновь встретили казаки.
Продолжалась Крымская война. Русский народ роптал, формы и методы правления Николая I деморализовали администрацию и военное командование. Солдаты шли в бой без подъёма, зная, что идут на верную смерть. Не хватало продовольствия, боеприпасов. Плохо была поставлена медицинская помощь. Больных и раненых везли по бездорожью за тысячу вёрст в скрипучих фургонах и на подводах. Верховный главнокомандующий, семидесятилетний фельдмаршал Паскевич, махнув рукой, уступил место новому главнокомандующему-адмиралу Александру Сергеевичу Меншикову. Но положение на фронтах ни изменилось. Длинные переходы в условиях лютой зимы, по бездорожью сломили дух армии. Часть Черноморского флота была потоплена у Севастополя, чтобы создать барьер для вражеских судов. Английские корабли обстреливали Одессу.
Затем Меншикова заменил генерал от артиллерии Михаил Дмитриевич Горчаков.
Хотя война отвлекла внимание Николая I от Кавказа, но из рапортов и отчётов наместника он знал обо всём, что происходило там. Когда до него дошло донесение, в котором сообщалось о том, что первым условием обмена грузинских пленных Шамиль выставляет возвращение сына Джамалуддина, император серьёзно задумался. Всякому было ясно, что война России с Турцией подняла дух горцев Дагестана и Чечни. В Прикаспийском крае русских войск оставалось мало. Полки Апшеронский, Ширванский, Нижегородский, Кабардинский и другие были отправлены на турецкий фронт. Малочисленные силы, оставленные в крепостях и на Линии, держались.
Исполнявший обязанности главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом генерал Реад был настолько обеспокоен положением дел на юге, что предложил императору, в случае разрыва отношений с Персией, оставить Дагестан и Чечню.
Наместник Кавказа Воронцов сидел в Тифлисе словно на вулкане, готовом извергнуть испепеляющую лаву.
Царь, отправивший сына Шамиля Джамалуддина в Варшаву перед началом войны, теперь, боясь активных действий со стороны воинственного имама, решил вернуть ему сына, чтобы отвлечь его хоть на время от театра военных действий и намерений пробиваться на юг для соединения с турецкой армией.
Вскоре в Новое Дарго вновь прибыли посланцы от наместника Кавказа Воронцова с сообщением о том, что сын имама Джамалуддин отбыл из Петербурга на родину. Остальные горцы последуют за ним из Сибири и других мест ссылки. Что касается суммы выкупа, представители заявили:
– Вы затребовали очень много денег. Все родственники пленных грузинских семей не могут собрать такую сумму, даже если они лишаются всего состояния.
– Сколько же они предлагают? – спросил имам.
– Тринадцать с половиной мер серебра.
– Я не возражаю, если на то согласятся члены нашего меджлиса, – ответил Шамиль.
Представители наместника обратили взоры на седобородых чалмоносцев.
– Пусть будет так, – сказал устад Джамалуддин-Гусейн. И остальные утвердительно закивали в знак согласия.
Помощники Мусы – купцы-коробейники, экспедиторы и снабженцы, одновременно исполнявшие роль лазутчиков, – в эти дни, полные беспокойных событий, работали как никогда. Всё, что происходило в крепостях, расположенных на Линии и подальше от них, им становилось известным. Обо всём они сообщали в Дарго-Ведено. Ещё за день до получения официального сообщения от начальника хасавюртовского гарнизона полковника Сумцова Шамилю стало ведомо о прибытии сына Джамалуддина в Хасавюрт вместе с мужем княгини Анны, полковником Чавчавадзе. Имам не только был радостно взволнован, но и встревожен. Собрав ближайших родственников и друзей, он сообщил:
– Джамалуддин ступил на землю родины. Хвала и благодарность Творцу!
– Аллах милостив, он сделает только так, – произнёс устад.
– Бог милостив, но царь суров. К великому сожалению, гяур – владелец трона – может пойти против нашего желания и воли Всевышнего, – тихо произнёс Шамиль.
– Утешься, сын мой, судя по их старанию, они вернут тебе сына, – успокоил учитель.
– Вернут, но его ли? Поистине, я опасаюсь обмана. Русскому царю ничего не стоит путём коварства и подкупа подослать другого, сохрани Аллах! – Шамиль обратил взоры к небу.
– Опасения имама не лишены основания, от этого захватчика можно ожидать всего, – согласился купец Муса.
– Что же тогда делать? – спросил озадаченно Мухаммед-Тахир.
– Мне кажется, прежде чем начать обмен, надо увидеть Джамалуддина или того, кого выдают за него, – предложил Муса.
– Сказать легко, но как это сделать и кто из тех, кто проникнет туда, может с уверенностью сказать, что это именно он, через шестнадцать лет, если его взяли восьмилетним мальчиком, – сказал Шамиль.
– Не сомневайся, как не сомневаюсь и я в том, что в лице его должно сохраниться что-то, унаследованное от родителей, тем более ты сам говорил, что он был очень похож на мать, – успокоил зятя Джамалуддин-Гусейн.
– Учитель прав, надо послать человека, который знал Джамалуддина в детстве, для того, чтобы убедиться, он это или нет, – предложил купец и добавил: – Всё остальное я беру на себя.
Казаки – участники Кавказской войны Рисунок с натуры В. Тимма (1854 г.)
В тот же день в Хасавюрт из Ведено направились четыре арбы, гружённые вьюками шерсти, невыделанных бараньих и бычьих шкур. Следом поехали двоюродный брат имама Ибрагим, сын покойного Барты-хана, Салих и купец Муса Казикумухский… По прибытии в Хасавюрт помощники Мусы занялись своими делами, а сам купец стал связываться с нужными людьми. Ему сообщили, что сын имама действительно прибыл, первую ночь провёл в крепости, а сегодня с утра переехал в дом к начальнику гарнизона полковнику Сумцову. Особняк его находится среди домишек русских военнослужащих и саклей мирных кумыкских узденей. С одним из этих узденей, двор которого был расположен недалеко от особняка Сумцова, Муса познакомил Салиха и Ибрагима, которые, переодевшись в простые бешметы, остановились у кумыка как кунаки. Они весь день просидели на очаре вместе с хозяином в ожидании, что гость русского начальника покажется на улице, но не дождались. Тогда кумык, возвратившись из разведки, успокоил их, говоря, что надежда не потеряна, что он поможет им увидеть гостей начальника гарнизона вечером, поскольку в честь сына Шамиля полковник Сумцов устраивает гулянье.
– А разве нас пустят туда? – с удивлением спросил Ибрагим.
– Конечно нет, – улыбаясь, ответил кумык.
– Как же тогда мы увидим гостей?
– Через окно, подойдём и поглядим.
Сидя у ворот сакли, хозяин вместе с «кунаками» следил за всем, что происходило возле дома русского начальника. Они видели, как сновали туда-сюда ординарцы и денщики, как зажглась большая керосиновая лампа, висящая над столом, как подъезжали верхом на лошадях офицеры – гости из ближайших крепостей, как важно шли под руку с разодетыми женами местные начальники и чиновники.
Когда из дома полковника донеслись звуки фисгармонии, не только «кунаки» кумыка, живущего по соседству, но и случайные прохожие стали подходить и с любопытством заглядывать в открытые окна одноэтажного дома.
Солдаты и ординарцы, продолжавшие суетиться возле крыльца и офицерских коней, не обращали на них внимания. Весёлые ротозеи, миролюбивые хасавюртовские парни с лукавыми улыбками разглядывали пышные обнажённые плечи, белые шеи и яркие наряды русских женщин. Только лица Ибрагима и Салиха не похожи были на зевак. Их зоркие взгляды скользили по офицерам, но, к их огорчению, все молодые офицеры удивительно казались похожими друг на друга.
– Джамалуддин, – вдруг прошептал Салих.
– Где? – взволнованно спросил Ибрагим.
– Смотри вправо, он только что вошёл и встал у дверей рядом со смуглым усталым здоровенным полковником – видимо, грузином.
Ибрагим успел заметить молодого бледнолицего офицера в голубом мундире, которого моментально окружили гости.
– Да, это Джамалуддин, глаза и брови у него точно такие, как у Магомед-Шафи.
Салих, потянув за руку Ибрагима, отошёл от окна. За ними последовал кумык – гостеприимный хозяин. Они поспешили к его сакле, где их с нетерпением ждал Муса. В ту же ночь они выехали из Хасавюрта, торопясь успокоить и обрадовать Шамиля.
Дарго-Ведено был оживлён, как в дни перед большим походом. Сотенные войска имама во главе с наибами стояли в селе и в окрестностях. В доме Шамиля была необыкновенная суматоха. Празднично разодетые муртазагеты и приближённые имама расхаживали по двору и по дому. Конюхи чистили коней, сбрую, встряхивали дорогие чепраки.
Шамиль отдавал последние распоряжения, стараясь ничего не забыть. Средний сын его Гази-Магомед вместе с женой Каримат и тестем Даниель-беком тоже прибыли накануне. Младший, Магомед-Шафи, жизнерадостный юноша, примеряя на себя, выбирал для Джамалуддина лучшую одежду, самое дорогое оружие, положившись на авторитет щёголя Хаджиява, знатока этого дела.
Управляющий домом и казначей имама Хаджияв был немного грустен. Он знал, что это последние дни его затаённой радости, затаённой от властной, ревнивой жены, которая так и следила за каждым его шагом, когда он приближался к комнатам грузинских княгинь. Он знал, что больше никогда не увидит Нину Баратову, красавицу княжну, которая одним взглядом зажигала его душу и заставляла трепетать, как треплет тёплый ветерок молодую листву Хаджияв открыл свою тайну мудрому и доброму Джамалуддину-Гусейну
– Что делать, нет сил перебороть себя, тянет меня к этой грузинской девушке, сон потерял, покоя лишился. Попроси имама, пусть разрешит мне взять её в жёны.
– Не разрешит он жениться тебе на христианке. Она не примет ислам и не пойдёт за тебя. Я в этом уверен. Не забудь, что она княжна, за её спиной, несмотря на то, что она в неволе, не только Грузия, но и русское государство.
– А как же Шуанат стала женой имама?
– Шуанат – дочь купца, о которой никто не беспокоился, кроме её близких. К тому же она приняла ислам и по доброй воле согласилась стать женой имама.
– А может быть, и грузинская княжна согласится стать моей женой?
– Ну что же, дай Бог, только пусть она скажет об этом сама, – ответил устад.
Но Хаджияв не осмелился предложить красавице Нине руку и сердце. Шутя, посмеиваясь, поглядывала на него при встрече недоступная грузинка, и где-то в глубине весёлой души рождалось у горца грустное сознание того, что любовь, пришедшая к нему, останется безответной навсегда.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?