Текст книги "Ценность всех вещей. Создание и изъятие в мировой экономике"

Глава 3. Измерение богатства народов

То, что мы измеряем, влияет на то, что мы делаем. Если у нас неправильная система показателей, мы стремимся не к тем вещам

Джозеф Стиглиц, Амартия Сен, Жан-Поль Фитусси

Неверно оценивая нашу жизнь: Почему ВВП не имеет смысла?

Редкий день проходит без того, чтобы политики, СМИ или эксперты не высказывали своего мнения по поводу состояния ВВП той или иной страны – показателя, используемого для подсчета количества товаров и услуг в экономике, того самого богатства народов. Успехи и неудачи – подлинные или воображаемые – в управлении показателем ВВП могут создавать или низвергать правительства и отдельные карьеры. Если ВВП падает более двух кварталов подряд, раздаются вопли о рецессии. Если же падение сохраняется больше года, то то это называется депрессией. Но откуда взялась эта единица измерения? И как на нее воздействует тот или иной способ понимания ценности?

Сегодня основное влияние на измерение экономической деятельности и роста оказывает категория предельной полезности. Она воздействует на рациональные обоснования решений в тех видах экономической деятельности, которые считаются производительными, а к ним, как мы видели в предшествующей главе, в целом относится все, что получает (легально устанавливаемую) цену на рынке. Поскольку, согласно маржиналистам, ценность проистекает из цены, чьи-либо высокие заработки (salary) демонстрируют производительность и способности (worth) этих лиц. В то же время предполагается, что всякий имеющий какую-либо работу демонстрирует свою преференцию в пользу труда – полезность труда в сравнении с полезностью досуга. ВВП может измеряться как совокупное количество произведенной продукции, как совокупное количество пользующихся спросом благ или как совокупный заработанный доход (с уточнениями, о которых пойдет речь ниже). Но что, если доход не обязательно является признаком производительности, а сигнализирует о чем-то ином – например, как в случае с представлением классических экономистов о ренте как «незаработанном доходе»? Какие последствия это имеет для ВВП как надежной меры производительности той или иной экономики?

Например, эффект для ВВП будет иметь рост доходов в финансовом секторе. Следовательно, то, каким образом оцениваются отдельные сектора, воздействует на наши подсчеты темпов роста, а это, в свою очередь, может повлиять на то, какие мы принимаем решения по управлению экономикой. Иными словами, то, как мы измеряем ВВП, предопределяется тем, какой ценностью мы наделяем вещи, а получившийся в результате показатель ВВП может предопределять то, какое количество той или иной продукции мы решаем произвести. Вот она, перформативность!

Однако в случае возникновения проблем с методикой измерения ВВП лица, принимающие решения, могут получать дезориентирующие сигналы относительно того, что является производительным и каким образом управлять экономикой. С момента появления теории предельной полезности дискуссия о том, какие группы общества производительны, а какие непроизводительны, стала гораздо менее заметной, чем раньше. Поскольку товары и услуги получают некую цену на рынке, они достойны включения в рамки ВВП; вопрос о том, добавляют они ценность или же осуществляют ее изъятие, при этом игнорируется. В результате стирается различие между прибылью и рентным доходом, так что изъятие ценности (рентный доход) может преподноситься как ее создание.

В этой главе мы рассмотрим, каким образом государства проводили калькуляции экономического роста при помощи методов национальных счетов, отношения между этими методами и теорией ценности, а также проистекавшие из этих методов очень странные результаты, такие как недооценка одних видов деятельности (наподобие ухода за нашими детьми) и переоценка других (например, предприятий, загрязняющих окружающую среду). В главе 4 также будет рассмотрено, как теория предельной полезности потерпела неудачу в объяснении одной из ключевых проблем современного капитализма – экстрактивной деятельности финансового сектора.

ВВП как общественная конвенция

Важно напомнить, что все разновидности счетных методов представляют собой эволюционирующие общественные конвенции – они не определяются физическими законами и конкретными «реалиями», а отражают идеи, теории и идеологии того времени, в которое были разработаны[115]115
  Busco C., Frigo M.L., Quattrone P., Riccaboni A. Redefining corporate accountability through integrated reporting: What happens when values and value creation meet? // Strategic Finance. 2013. Vol. 95. No. 2. P. 33–42.


[Закрыть]. Сам способ построения бухгалтерской книги отражает определенные ценности. Интересным примером является орден иезуитов. Еще в 1500-е годы, вскоре после своего основания, он разработал инновационную систему бухгалтерии, в которой идеология (vision) совмещалась с финансами. Чтобы согласовать финансовую сферу с ценностями ордена, иезуиты обеспечили возможность открывать свою кассу только с помощью двух ключей: первый из них находился у лица, ответственного за собственно финансы (прокуратора, или современного финансового директора), а второй – у ответственного за стратегию (ректора, или современного генерального директора)[116]116
  Quattrone P. Governing social orders, unfolding rationality, and Jesuit accounting practices: A procedural approach to institutional logics // Administrative Science Quarterly. 2015. Vol. 60. No. 3. P. 411–445.


[Закрыть]. Как показывает данный пример, бухгалтерский учет не является чем-то идеологически нейтральным, и в то же время он не высечен в граните на века – ему можно придавать определенную форму, соответствующую цели той или иной организации, и тем самым воздействовать на эволюцию этой организации.

Аналогичным образом на современную идею подсчета ВВП оказывает влияние незримо присутствующая конкретная теория ценности, используемая для его калькуляции. Категория ВВП основана на «добавленной ценности» производственных секторов (industries) национальной экономики. Добавленная ценность представляет собой монетарное выражение ценности производимого этими секторами минус издержки на входящие материальные затраты, или «промежуточное потребление»: в целом это доходы минус стоимость материальных затрат. Счетоводы называют промежуточные затраты «балансирующей» статьей, поскольку они уравновешивают счет производства: издержки и добавленная ценность равняются ценности производства. Однако добавленная ценность является показателем, который отдельно рассчитывается для национальных счетов как остаточная разница (остаток) между ресурсной частью (выпуском) и используемой частью (потребление).

Сумма остатков добавленной ценности по всем отраслям в экономике дает валовую добавленную ценность – показатель, эквивалентный ВВП с рядом небольших корректив на налоги. ВВП может быть рассчитан либо через сторону производства, либо через сторону дохода – в последнем случае это делается путем складывания доходов, полученных во всех отраслях, создающих добавленную ценность: все прибыли, ренты, проценты и роялти. Как будет показано ниже, есть и третий способ подсчета ВВП – путем сложения расходов (спроса) на конечные товары, цена которых эквивалентна сумме добавленной ценности на всем протяжении производственной цепочки. Таким образом, ВВП может быть рассмотрен сквозь призму производства (все произведенные товары и услуги), дохода (все порожденные доходы) или спроса (все потребленные товары и услуги, включая их запасы).

Какие же отрасли создают добавленную ценность? В русле маржиналистской доктрины сегодняшние национальные счета включают в ВВП все товары и услуги, которым назначается цена на рынке. Такой подход известен как «всеобъемлющая граница». Как было показано в предыдущей главе, с точки зрения маржинализма за пределами границы сферы производства оказываются только два сектора экономики – государство, которое зависит от налогов, уплачиваемых производственными секторами, и большинство получателей социальной помощи, которых финансируют из средств налогообложения. Применение этого принципа к подсчету ВВП может показаться логичным. Однако в действительности этот принцип подбрасывает ряд фактических нестыковок, которые ставят под вопрос строгость системы национальных счетов и тот способ, каким ценность распределяется в экономике. Вот некоторые из этих нестыковок. Как оцениваются государственные услуги? Как измеряются инвестиции в будущий потенциал, например, исследования и разработки (R&D)? Как трактовать занятия, приносящие высокие доходы (например, в финансовом секторе)? Наконец, как быть с важными секторами, не имеющими цены (такими как уход за больными и пожилым) или не имеющими легальной цены (например, черный рынок)? Чтобы объяснить, каким образом возникли эти нестыковки и почему вся эта система выглядит столь несистемно (idiosyncratic), необходимо вкратце рассмотреть, каким образом на протяжении столетий развивались национальные счета и сама идея «добавленной ценности».

Теория ценности на протяжении очень долгого времени находилась в основе расчетов национальных экономических индикаторов. Среди первых подобных инициатив наиболее значимые были предприняты в конце XVIII века во Франции, где состоялось по меньшей мере восемь попыток различных мыслителей оценить национальный продукт страны на базе земельной теории ценности Кенэ. Поскольку, как уже было сказано, с точки зрения Кенэ, граница сферы производства охватывала только сельскохозяйственное производство, а все остальное классифицировалось как паразитирующие на сельскохозяйственном секторе отчисления, мануфактурное производство было помещено на непроизводительную сторону границы. При этом игнорировались мнения несогласных с данной точкой зрения, например, Сэя, который, применяя в широком смысле утилитарный подход, утверждал, что производительным трудом попросту является труд, производящий какую-либо полезность. Если конкретный продукт является чем-то, что люди хотят купить, – иными словами, если он для них полезен, – то создание этого продукта представляет собой производительный вид деятельности.

Исключение мануфактурного производства из национального продукта последователям Кенэ казалось столь же очевидным, как то, что сегодня в него включается все, имеющее цену. Французы, которые первыми произвели оценку национального продукта, были выдающимися личностями. В частности, это писатель Вольтер (1694–1778), один из основателей современной химии Антуан Лоран Лавуазье (1743–1794) и его друг Жозеф Луи Лагранж (1736–1813), ныне более известный благодаря своим работам по механике и математическим методам, которые по-прежнему используются экономистами. Идеи Кенэ оказались необычайно стойкими: еще в 1878 году одна из французских оценок национального продукта была основана на его соображениях[117]117
  Studenski P. Income of Nations. N.Y.: University Press, 1958. P. 127; Студенский П. Доход наций (теория, измерение и анализ: прошлое и настоящее). М.: Статистика, 1968. С. 198.


[Закрыть].

Столь же весомыми были идеи Адама Смита о производстве ценности. Его оценки национального дохода характеризовали только производство или доходы от сельскохозяйственного и промышленного труда, производившего материальные блага – осязаемые вещи, – исключая любые услуги, скажем, государственные или банковские. Идеи Смита даже стали основанием для первого подсчета национального продукта в революционной Франции, когда ученик Смита Шарль Ганиль (1758–1836) в 1789 году получил здание представить актуальную и точную картину национального дохода страны[118]118
  Ibid. P. 121; Там же. С. 188.


[Закрыть].

В конце XIX века возобладала теория предельной полезности. И хотя она радикально отличалась от теоретических построений тогдашних экономистов, в ней по-прежнему подчеркивалась значимость теории ценности при подсчете национального благосостояния. Под влиянием этой теории составители национальных счетов все чаще включали в свои расчеты все, на что тратились доходы: сумма поступлений от рыночной деятельности вне зависимости от ее принадлежности к тому или иному сектору складывалась для них в национальный доход. Поскольку все более доступной становилась статистика налоговых поступлений, становилось легче и делать оценки, основанные на данных о доходах, и анализировать их персональное распределение.

Альфред Маршалл, создатель теории предельной полезности в Великобритании, выступил и в качестве инициатора ее приложения к оценкам национального дохода[119]119
  Studenski P. Income of Nations… P. 20; Kendrick J. The historical development of national-income accounts // History of Political Economy. 1970. Vol. 2. No. 2. P. 289.


[Закрыть]. О том, как может оцениваться национальный продукт, он подробно писал в своей оказавший огромное влияние на развитие книге «Принципы экономической науки». В предшествующей работе «Экономика промышленности», написанной им в соавторстве с женой Мэри Пейли-Маршалл (1850–1944), четко говорилось об утилитарной основе национального дохода: «Все, что произведено в течение отдельного года, любая оплаченная услуга, любая новая реализованная полезная вещь есть часть национального дохода»[120]120
  Marshall A., Marshall M. The Economics of Industry. 4th ed. L.: Macmillan, 1909. P. 52.


[Закрыть].

Тем временем трудовая теория ценности, которая, получив полное развитие у Маркса, прочно увязывала производительность с идеей производства «прибавочной ценности», либо оспаривалась, либо во все большей степени совсем игнорировалась при оценках национального дохода. К началу ХХ века она ассоциировалась с революционной повесткой и поэтому по определению не могла легко ужиться с официальной статистикой тех стран, к которым марксизм относился столь критически. Иное дело, разумеется, те страны, где у власти оказались коммунисты, – сначала Советская Россия (позже Советский Союз) после большевистской революции 1917 года, а затем Восточная Европа после Второй мировой войны (хотя при обосновании своей конструкции «системы материального производства», которая оценивала только материальные блага, коммунистам следовало делать теоретические ссылки на Смита, а не на Маркса). За исключением этих социалистических государств, идея, согласно которой оценки национального дохода следует основывать на совокупном объеме всех доходов, тем самым формируя «всеобъемлющую» границу сферы производства, быстро распространялась во многих странах[121]121
  Studenski P. Income of Nations… Ch. 7, 8, 9; Студенский П. Доход наций… Гл. 6, 7, 8.


[Закрыть].

В первой половине ХХ века маржиналисты осознали надостаточность своей теории и стали обсуждать включение в национальный доход нерыночных видов деятельности. Британский экономист Артур Сесил Пигу (1877–1959), ученик Маршалла, ставший его преемником в должности профессора политической экономии в Кембридже, утверждал, что, поскольку рыночные цены являются индикатором удовлетворенности (полезности), полученной в результате процесса обмена, категория национального дохода фактически должна сделать шаг вперед – она должна измерять благосостояние. Последняя категория, утверждал Пигу, представляет собой меру полезности, которую люди могут приобрести с помощью денег – иными словами, это материальный уровень жизни. В своей известной книге «Экономическая теория благосостояния» (1920) Пигу давал еще одно определение «пределу нашего исследования», ограничивая его «рамками той сферы общественного благосостояния, где можно прямо или косвенно применить шкалу измерений при помощи денег»[122]122
  Pigou A.C. The Economics of Welfare. L.: Macmillan, 1926. Part 1. Ch. 1. P. 5; Пигу А. Экономическая теория благосостояния. Т. 1. М.: Прогресс, 1985. С. 74–75.


[Закрыть]. С одной стороны, Пигу утверждал, что все виды деятельности, которые не ведут к реальному увеличению благосостояния (вспомним рассмотренную в главе 2 дискуссию о принципах благосостояния, сформулированных Парето), следует исключить из национального дохода, даже если они имеют денежную стоимость. С другой стороны, настаивал он, туда следует включать виды деятельности, которые порождают благосостояние, даже если они неоплачиваемые. В их число он помещал бесплатные или субсидируемые государственные услуги.

Одним из наиболее видных учеников Пигу был Саймон Кузнец (1901–1985), который первым дал оценку падения национального дохода США во время Великой депрессии. Уроженец Белоруссии, гарвардский профессор экономики Кузнец за свою работу в области национальных счетов в 1971 году был награжден Нобелевской премией по экономике. Будучи уверенным, что деятельность государства влечет за собой издержки, ничего не добавляя к конечному экономическому выпуску, Кузнец, в отличие от Пигу, исключал из границы сферы производства все виды этой деятельности, которые не имеют непосредственного результата в виде притока товаров и услуг для домохозяйств – государственное управление, оборону, правосудие, международные отношения, создание инфраструктуры и т. д.[123]123
  Vanoli A. A History of National Accounting. Washington, DC: IOS Press, 2005. P. 280.


[Закрыть]

Кроме того, Кузнец был уверен, что некоторые расходы домохозяйств не повышают материальный уровень существования, а просто являются платой за современный образ жизни – в особенности такие «растущие издержки городской цивилизации», как необходимость обслуживать банковский счет, оплачивать профсоюзные взносы или социальные обязательства, чтобы быть членом некоего «клуба». По оценке Кузнеца, на подобные услуги уходило 20–30 % потребительских расходов[124]124
  Vanoli A. A History of National Accounting; Mishan J. The Costs of Economic Growth. N.Y.: Praeger, 1967.


[Закрыть]. Однако Кузнец говорил и о том, что в национальный доход также следует включать неоплачиваемую домашнюю работу, поскольку она определенно улучшает экономическое благосостояние. Таким образом, Кузнец проводил границу сферы производства в соответствии со своим представлением о том, что повышает материальный уровень жизни, а что нет.

В упорядоченном мире взгляды Кузнеца, вероятно, были бы более популярны. Однако чрезвычайные обстоятельства Второй мировой войны, заставившие государства сосредоточиться на мобилизации, повели экономистов иным путем – им пришлось оценивать объемы выпуска, а не заниматься вопросами благосостояния. Как следствие, возобладала точка зрения тех экономистов, которые были уверены, что национальный продукт является совокупной суммой рыночных цен.

Казалось, что получившиеся в итоге способы оценки выпуска, используемые для подсчета ВВП, следуют за теорией предельной полезности, однако в действительности они вдвойне расходились с этой доктриной. Во-первых, эти оценки игнорировали идею ценности как полезности, то есть того блага, которое ценность предоставляла потребителю, и включали различные позиции, которые в рамках концепции благосостояния по Пигу и Кузнецу рассматривались бы как «необходимые» для создания ценности. Вместо оценки того, ведет ли конечное потребление к увеличению полезности, они включали любое конечное потребление в национальный доход. Как писал сам Кузнец, «с точки зрения научных стандартов питания и медикаментозного лечения, многие продукты питания и лекарства не имеют ценности; многие домашние принадлежности бессмысленны по меркам любых научно обоснованных потребностей в крове и комфорте; многие виды как услуг, так и товаров востребованы для того, чтобы произвести впечатление на иностранцев или нашу доморощенную деревенщину и едва ли сопоставимы с этическими принципами поведения в отношении остальной части человечества»[125]125
  Kuznets S. National Income: A Summary of Findings. N.Y.: National Bureau of Economic Research, 1946. P. 122.


[Закрыть]. С этой точки зрения новые национальные счета преувеличивали благосостояние.

Во-вторых, конкуренция в экономиках в целом не является совершенной, и этот эмпирический факт оказался явно некомфортным для составителей национальных счетов, которых обучали неоклассическим идеям совершенной конкуренции и «равновесия». Осуществляя простое сложение рыночных цен, они игнорировали тот факт, что эти цены не всегда порождают равновесие и не всегда соответствуют состоянию «совершенной конкуренции» – как следствие, цены могут быть выше или ниже, чем в случае господства равновесия, что создает искаженное представление о создании ценности. Словом, во время войны практика в значительной степени отделилась от превалирующей теории, или же, если посмотреть на ситуацию с другой стороны, утилитарная теория ценности не разрешила насущные проблемы той эпохи, связанные с войной.

В том виде, в каком они известны сегодня, национальные счета во многом проистекают из шока Великой депрессии 1930-х годов и потребностей мобилизации в ходе Второй мировой войны. Ключевой фигурой в данном случае, как и во многих других, был британский экономист Джон Мейнард Кейнс (1883–1946). В своей блестящей работе «Общая теория занятости, процента и денег» (1936), написанной во время Великой депрессии, Кейнс предположил, что работники постоянно недооценивают покупательную способность своих заработных плат и поэтому хотят производить больше, чем им необходимо. Именно так осуществляемое работниками непреднамеренное перепроизводство оборачивается уже непреднамеренной безработицей, когда для производства того же объема работы требуется меньше работников, а экономика оказывается в равновесии низкого выпуска. В этом состоянии экономические силы, такие как предложение и спрос, сбалансированы, но при этом отсутствует стимул для их изменения, даже несмотря на низкий объем совокупного выпуска в экономике и пониженный уровень заработных плат и безработицы. Эту идею Кейнс использовал для разработки теории макроэкономики – экономики как целого, – в рамках которой государственные расходы могут стабилизировать деловой цикл, когда бизнес делает слишком мало инвестиций, и даже нарастить выпуск в экономике.

Для того чтобы поднять экономику из депрессии, государствам требуется информация для измерения того, как работают предпринимаемые ими меры. Прежде правительства двигались главным образом вслепую: у них не было необходимости в детальной статистике, поскольку экономика считалась саморегулируемой. В опубликованной в 1940 году книге Кейнса «Как оплачивать войну?» была впервые предложена идея протоколирования национальных доходов в виде ряда счетов, полностью изменившая способы использования государствами этой информации.

В конце 1930-х и в 1940-х годах составители национальных счетов подхватили идею Кейнса о том, как государство может стимулировать экономику, и стали рассматривать правительственные расходы как фактор, напрямую увеличивающий выпуск. Впервые в истории современной экономической мысли эти расходы получили значимость – разительный контраст с тем исключением многих государственных услуг из национального дохода, которое предлагал Кузнец. Новое определение государства как участника создания национального продукта было решительным шагом в развитии теории ценности. Идеи Кейнса быстро получили признание и вошли в число главных источников, оказавших воздействие на публикацию первого руководства по подсчету ВВП – Системы национальных счетов ООН (СНС), монументального произведения, которое в своем нынешнем, четвертом издании насчитывает 662 страницы.