Текст книги "Тренер Култи"

Сложно было не заметить голые стены и скудную обстановку. Даже в гостиной, мимо которой мы проходили, обнаружился только трехместный диван перед большим телевизором. Ни футболок в рамках, ни трофеев, ни других вещиц, которые показали бы, кем является хозяин этого дома. Следующая дверь вела в большую просторную кухню, в глаза бросались нержавеющая сталь фурнитуры и гранитная столешница – все это смотрелось как более дорогой вариант какой-нибудь кухоньки из икеевского каталога.

– Есть вода, молоко и сок, – сказал он, проходя и залпом проглатывая зеленую бурду, которая была у него в стакане.

– Не надо, спасибо, – рассеянно ответила я, выглядывая во двор через большое окно над раковиной. Кроме новенького газона, который не помешало бы хорошенько полить, там ничего нет. Большинство домов в этом районе построены на месте старых участков, и дом Култи занимал столько места, что в небольшом прямоугольном дворе места едва хватило бы разве что на столик с креслами, если бы они ему понадобились.

Култи склонился к раковине, чтобы ополоснуть стакан, и задел меня плечом.

Я отодвинулась от окна и от него.

– У тебя отличный дом.

Он кивнул, рассеянно оглядевшись.

– Давно переехал?

– Два месяца вроде, – ответил он.

Зашибись из него собеседник. Я посмотрела, как он ставит стакан в посудомойку, и кашлянула.

– Район тут хороший.

Он пожал плечами.

– Тут тихо.

Что-то в этих словах заставило задуматься.

– Никто не знает, что ты тут живешь?

Немец бросил на меня скептический взгляд. Я так и не поняла, что он значит.

– Никто. – Он продолжал как-то странно смотреть на меня. – Я готов выходить.

Значит, он не хотел, чтобы люди про него знали. Неудивительно, но я решила не развивать тему.

– Пойдем.

Забрав из полупустой гостиной спортивную сумку, Култи вышел за мной, включил сигнализацию и запер дверь. Черная «Ауди» стояла во дворе, отгороженная от проезжей части кованой решеткой.

– Значит, соседи не знают, что ты тут живешь? – спросила я, когда мы сели в машину.

– Нет. Я ухожу и возвращаюсь раньше них.

– А как ты покупаешь продукты? – Мне всегда было любопытно. – Заказываешь онлайн?

– Хожу пешком. Магазин в трех кварталах отсюда.

Пешие прогулки, личный водитель, все эти вопросы о лишении прав от людей, которым платили за расследования… Я с любопытством покосилась на Култи, но решила не закапываться слишком глубоко. Какая разница? Даже если и было что-то такое, меня это не касалось, как его не касалась история с Эмбер и ее тупым мужем.

– Наверное, я просто не понимаю, как тебя до сих пор не узнали. Ты же везде, даже на рекламном щите у моего дома, – сказала я, покачав головой. С другой стороны, я так привыкла видеть его на плакатах, что могла бы разглядеть его лицо в любой кляксе.

– Никто не обращает внимания. Я ношу кепку, и единственные, кто со мной разговаривает, – это пожилые люди на скутерах, которым не дотянуться до нужной полки.

Я улыбнулась, поглядев на него.

– Не представляю, как ты так живешь, если честно. У нас есть фанаты, но это другое. Футболку с моим номером носят только брат с родителями. Но я не люблю быть в центре внимания, так что меня устраивает.

Он склонил голову, глядя в окно. Его голос был таким серьезным, таким отстраненным, что я с трудом отвела от него взгляд.

– Мне хватило чужого внимания. Больше не нужно.

Значит, поэтому он жил здесь и носил кепку в магазине.

Иногда кажется, что у некоторых есть все. Что еще надо? Деньги, внешность, слава. Чего тут желать? Друзей? Отношений? Кого-то, кто мог бы развеять скуку?

Лично я знала сотни людей, но лишь семеро были по-настоящему мне близки. И пусть мы общались с ними очень давно, только пятеро точно остались бы со мной даже после футбола.

Вновь покосившись на Култи, я подавила вздох. Жалеть его не входило в мои планы.

* * *

– Тебе места мало? – прохрипела я.

Култи прижался плотнее.

– Да.

Одновременно защитник и нападающий, он загнал меня в угол, чтобы я не смогла увести мяч. Он играл грубо, даже немного жестко, будто я была просто низким мужчиной, и не боялся телесного контакта – явления, часто возникающего в футболе. Он теснил меня, сдерживал, а я отвоевывала сантиметр за сантиметром, пробиваясь вперед, и иногда срывалась на бег в надежде обойти его.

Получалось не очень.

За всю игру я добралась до мяча всего раза четыре, и в итоге Култи либо вынуждал меня выбить его за пределы поля, либо отбирал сам. Это одновременно бесило и раззадоривало, особенно когда я гналась за этим громилой или пыталась не дать ему отобрать мяч.

Играть с кем-то, кто быстрее, сильнее и талантливее, довольно непросто, но я хотя бы пыталась, и в итоге Култи победил один – ноль, удачно пробив по «воротам» из палок и пустых бутылок, найденных у меня на заднем сиденье.

Хренова немецкая буханка.

– Еще раз?

Уложив руки на бедра, я пару раз глубоко вдохнула через нос и кивнула стоящему напротив мужчине, который тоже переводил дыхание. В парке, который находился в двадцати минутах езды от его дома, не так уж много народу, но больше, чем когда мы только приехали.

– Давай, – вопреки здравому смыслу сказала я.

И мы продолжили.

Накопившаяся усталость нам не мешала. Стоило мне завладеть мячом, как Култи бросился следом, отставая буквально на шаг. Он начинал потихоньку сдавать, и я этим пользовалась. Вчерашняя игра вымотала меня, но Култи был на тринадцать лет старше и давно не тренировался. И в скорости я ему практически не уступала.

– Тормозишь? – выдохнула я, пытаясь обвести его и свернуть влево.

– Молчи и играй, – хрипло пропыхтел он.

О да, ему конец.

Краем глаза я заметила группку людей, наблюдающих за нами с края поля, и тут же Култи поставил мне подножку.

– Сволочь, – прошипела я, едва успев увернуться.

Воспользовавшись заминкой и моей злостью, он увел мяч.

Собрав в кулак последние силы, я все же смогла отобрать его, бросилась к воротам и пробила по мячу. А когда мяч влетел в них, то вскинула руки и показала Королю язык.

– Я победила. – О да, я вела себя совершенно по-детски и непрофессионально.

Словно решив окончательно добить Култи, наши зрители начали аплодировать.

Кое-кому это не понравилось. Даже, я бы сказала, немного взбесило.

Вот и чудно.

– Оуе! Muchacha! Es el Aleman?[24]24
  Эй! Чика! Это немец? (нем.).


[Закрыть] – крикнули с края поля.

– Callate tonto[25]25
  Заткнись, придурок (исп.)


[Закрыть], – шикнул на него кто-то другой.

Я в растерянности обернулась на недовольного Култи. Сейчас, присмотревшись, я поняла, что наши зрители были латиноамериканцами лет под тридцать и старше. Немец молчал, не реагируя ни взглядом, ни жестом.

– Amiga! Es Kulti?[26]26
  Подруга! Это же Култи? (нем.).


[Закрыть]

Их всего шестеро…

Я снова посмотрела на Култи, но тот только пожал плечами. Чтоб его.

– Si es, – признала я. – Рего no le digan a nadie[27]27
  Это он. Только никому не говорите (исп.).


[Закрыть].

Парни тут же подскочили, хватаясь за головы.

– No chinges! – Да уж, «ни хрена», это уж точно.

Секунду спустя они уже окружили немца, заваливая его торопливыми фразами на испанском и разглядывая во все глаза, будто никогда не видели ничего подобного.

И только когда парень, обратившийся ко мне первым, сказал No me digas![28]28
  Просто обалдеть! (исп.)


[Закрыть], Култи на безупречном испанском ответил:

– No soy fantasma[29]29
  Я не привидение (исп.)


[Закрыть].

Это вызвало новый приступ безумия.

– Ты говоришь по-испански! – воскликнул один из парней на родном языке.

Немец пожал плечами и легко улыбнулся.

Я еще немного понаблюдала за мужчинами, заваливающими Култи вопросами, на которые тот отвечал так, будто испанский был для него родным.

Не буду врать: помимо хорошей задницы, в парнях меня привлекало знание языков. Райнер Култи сам по себе привлекателен, эталонный образец, так сказать, но владение испанским сделало его на тридцать процентов привлекательнее.

Ну ладно, минимум на тридцать процентов.

Но я не собиралась об этом задумываться. Он мой тренер.

И мой друг. Наверное.

Глава 16

Первым признаком грядущих неприятностей стали трое людей, появившихся среди тренировки «Пайпере» два дня спустя. Двоих я узнала сразу – они работали на команду, – а вот третий человек с чемоданчиком был незнаком. Руководство появлялось на поле лишь в редких случаях вроде фотосессий и товарищеских матчей, но никогда без причины.

Вторым признаком стал Гарднер, к которому они направились. Меня насторожила его реакция на их слова – недовольство, возмущение, даже гнев. Чтобы вечно спокойный и добродушный Гарднер да разозлился?

Ой-ой.

Затем раздались хлопки. Удары ладони о ладонь, сигнализирующие конец разминки.

– Дамы, сегодня мы отдыхаем.

Отдыхаем?

По спине пробежала дрожь плохого предчувствия.

– Оказывается, сегодня у нас будет проводиться тестирование на наркотики. Ничего страшного в этом нет. Вы сами прекрасно знаете, что выборочное тестирование – частое явление в период игрового сезона. Если вы окажете нам содействие и оперативно сдадите пробы, то это не займет много времени и остаток утра будет в вашем распоряжении, – раздраженно объяснил Гарднер.

Выборочное тестирование на наркотики? В последний раз меня выборочно тестировали еще в универе. Несмотря на то, что это условие обязательно прописывалось в договоре, в реальности оно осуществлялось крайне редко. Да, к нам в любой момент могли заявиться с проверкой, но, за исключением предсезонных медосмотров и анализов крови, я с ними не сталкивалась.

В общем, это странно. Очень странно.

Мне нечего было скрывать. Самым тяжелым препаратом, который я принимала, было безрецептурное обезболивающее, и то только в самых крайних случаях, как с ногой.

Я даже не думала, что тестирование может иметь ко мне какое-то отношение.

Затем Гарднер попросил меня заглянуть к нему в офис.

* * *

– Присаживайся, Сэл, – сказал Гарднер, ожидавший меня за столом.

Я неловко улыбнулась и села.

Тренеры не вызывали игроков после тренировки в день выборочного тестирования на наркотики, чтобы просто так поболтать. Вот не вызывали, и все. Мы с Марком как раз выбирали саженцы для работы, когда раздался звонок. С тех пор я не переставала срать кирпичами.

Поскольку большинство вопросов Гарднер мог решить разговором по телефону, для вызова в офис оставалось несколько возможных причин: либо меня отдавали в другой клуб, либо увольняли, либо результаты теста пришли ну очень уж быстро и в моей моче нашли следы, указывающие на допинг.

Я и допинг. Господи.

Я не была настолько крутой и непробиваемой, чтобы остаться невозмутимой. Во-первых, я не хотела переходить в другой клуб. Во-вторых, еще больше я не хотела, чтобы меня выкинули из команды; мой контракт действовал еще год, но все могло в любой момент измениться. В-третьих, я определенно не употребляла ничего даже отдаленно похожего на допинг.

Но все же.

Обалдевший взгляд Марка, когда я рассказала ему, что происходит, отлично описывал ситуацию.

Глубоко вздохнув, я стиснула колени и собралась с духом. Можно брать быка за рога – хуже точно не будет.

– Ну, зачем вызвал, Джи?

Он откинулся на спинку кресла, с улыбкой скрестив руки на груди.

– Сразу к делу, как всегда. За это ты мне и нравишься, Сэл.

Нравиться-то я ему нравилась, только на мой вопрос он не ответил.

– Ты меня выгоняешь? – Стоит отдать мне должное: я говорила спокойно, будто вовсе не была в шаге от того, чтобы заявиться к нему в кабинет с битой.

Заявиться с битой? Господи боже. Надо сбавлять обороты.

– Нет, – отпрянул он. – Как тебе это в голову пришло?

– Ты вызвал меня к себе в кабинет сразу после тестирования на наркотики, – ответила я, едва сдержав саркастическое «алло».

Он закатил глаза, потянувшись к затылку.

– Черт. Об этом я не подумал. Прости. Я не поэтому тебя вызвал.

Ну да, очень убедительно.

– Я не волнуюсь о результатах, в них я уверен. Но я действительно хотел поговорить с тобой о тестировании. У нас с Шиной сегодня состоялся интересный разговор.

– И?

– Она сказала, что в выходные получила письмо с довольно дикими обвинениями в твою сторону.

Вот дрянь. Какая же мразь! Только дура бы не догадалась, кто отправил это письмо. Я крепче стиснула пальцы, сдерживая бурлящую внутри ярость.

Сначала кто-то из команды настучал на меня Кордеро, а теперь Эмбер выдумывает всякую чушь? Я не считала себя плохим человеком. Время от времени я помогала с общественными работами, бесплатно стригла газоны пожилым соседям, улыбалась прохожим. Конечно, иногда у меня возникали плохие мысли, но всегда на них были причины, хотя это меня не оправдывало. Наверняка в мире есть люди и получше меня, но есть и гораздо хуже. Поэтому сложно не принимать близко к сердцу, что эти несчастные клуши вымещают на мне свои мелочные обидки.

– Есть предположения, кому ты могла насолить?

– Эмбер. – Я стиснула зубы. – Это Эмбер. Кроме нее никто бы не зашел так далеко.

Гарднер не удивился. Я рассказала ему о нашем конфликте, когда вернулась с прошлого чемпионата и разревелась прямо у него на глазах.

– Господи. Она до сих пор не успокоилась?

Не знаю, как бы я чувствовала себя на ее месте, но хотелось надеяться, что я бы до такого не опустилась. Нет, точно бы не опустилась. Только конченый урод стал бы выдвигать липовые обвинения, которые могли разрушить карьеру, которую кто-то строил всю жизнь.

Сглотнув злые слова, я напомнила себе обо всем хорошем, что было у меня в жизни.

– Не-а.

Вздохнув, он покачал головой и почесал шею.

– Тогда прости, что лишний раз вызвал. Я приглядывал за ней во время игры, но не заметил ничего необычного.

Ну да, он же не слышал, какими словами она меня обзывала. Ну да ладно.

– Я позвоню ее тренеру, скажу, чтобы он с ней разобрался.

– Не надо. Ничего страшного. Если она снова что-нибудь вытворит, тогда и будем думать. Серьезно, не парься.

Ей и так предстояло до конца дней разбираться с последствиями своего дрянного характера. Достаточно для наказания.

Гарднер изумленно приподнял брови, но спорить не стал.

– Если передумаешь, дай мне знать.

Я кивнула и встала, заранее представляя, как сейчас уйду отсюда и хорошенько мысленно обматерю Эмбер.

– Конечно. Спасибо, что рассказал, Джи. Я это ценю.

– Разумеется. – Он окинул меня взглядом, а потом добавил: – Ты ведь знаешь, что можешь прийти ко мне с чем угодно, Сэл?

– Знаю. – И это правда. – Ты хороший человек, тренер.

Гарднер улыбнулся, когда в дверях я обернулась помахать ему на прощание.

– Отдыхай, – сказал он. – Ты нужна мне завтра во всеоружии.

– Так точно, – ответила я и закрыла за собой дверь.

Я успела сделать три шага, прежде чем внутри вскипела злость, которой я от себя не ожидала. Эмбер лишила меня возможности играть в сборной – хорошо. Но теперь она опустилась до угроз моей карьере в лиге?

Вот стерва.

Я вернулась домой и выместила злость на ванной с помощью губки и чистящего средства.

На следующий день где-то в начале второго тайма мне пришлось смириться с тем, что играю я сегодня откровенно го-венно.

Ну ладно, тут я немного преувеличила, но суть оставалась прежней: играла я просто ужасно. Злилась, никак не могла сосредоточиться и выкинуть лишние мысли из головы. Меня разрывало от подлости Эмбер. Как будто она мало выпила из меня крови. Последний наш разговор задел меня настолько, что никакая грязная сантехника не помогла заглушить обиду. Я просто не могла отдаться игре, потому что бесилась, а на остальное мне насрать.

Поэтому я нисколько не удивилась, когда мой номер загорелся на табло красным, а номер другой девушки – зеленым. Я даже не злилась, что меня заменили. Расстроилась и смутилась – да. До этого меня заменяли всего несколько раз, и всегда по уважительным причинам: неизбежным судорогам и порванным мышцам. Ну и еще когда мне тайком врезали локтем по почкам и Гарднер решил заменить меня, пока я не натворила что-нибудь, о чем бы потом пожалела. Но в этот раз моей неаккуратности и рассеянности не было оправданий.

Какая я дура. Понимала же, что это глупо. В любой другой ситуации я бы и бровью не повела, а тут так тупо облажалась.

Я медленной трусцой побежала с поля, избегая чужих взглядов и не поднимая глаз. А когда пробиралась мимо Гарднера с Култи к скамье запасных, кто-то схватил меня за запястье. Гарднер никогда никого не хватал, поэтому я поняла, кто это, еще до того, как обернулась.

Безумного цвета глаза смотрели на меня с высоты ста восьмидесяти семи сантиметров. Между темных бровей залезла хмурая складка.

– Что с тобой сегодня такое? – бросил он недовольно.

Я резко втянула воздух, посмотрела ему в глаза и пожала плечами.

– Прости. – Я не собиралась оправдываться. Не могла.

Его это, видимо, разозлило: ноздри раздулись.

– И все? Больше ничего не скажешь?

– Мне нечего говорить. Я хреново играла, и вы меня заменили. Я все понимаю.

Клянусь, если бы Култи был из тех людей, что бьют себя по лбу, он бы сейчас это сделал.

– Уйди с глаз моих. Потом с тобой разберусь.

Я, конечно, ожидала чего-то подобного, но все равно вздрогнула. И все же я прикусила язык, проглотила гордость, признала вину и направилась к скамейке, где уткнулась локтями в колени и провела игру, глядя строго на поле и мысленно ругая себя за тупость.

Час спустя наша команда с трудом вырвала победу со счетом 1:0 – спасибо единственному голу Грейс, идеально коснувшейся мяча самым кончиком бутсы. Вернувшись в раздевалку, мы выслушали лекцию о том, где мы ошиблись и что сделали неправильно. За всю тираду Култи ни разу не взглянул на меня, хотя было очевидно, кого он подразумевает. Раньше меня бы это выбило из колеи, но на сегодня я смирилась с реальностью. Закончив разбор мотивационной речью, Гарднер отпустил нас из раздевалки.

Ни с кем не разговаривая, я приняла душ, переоделась и направилась к автобусу, который за десять часов должен доставить нас в Хьюстон. Собеседник из меня вышел бы неприятный: я слишком злилась на себя за плохую игру, и все это понимали и давали остыть. Сгорая от неловкости, я успела пройти половину пути до автобуса, как вдруг заметила Култи, который стоял в стороне и разговаривал с… женщиной. Это же женщина? Я прищурилась.

– Касильяс!

Я замедлила шаг. Мне не хотелось, чтобы меня отчитывали перед посторонней женщиной или стройным мужчиной в узких джинсах, не знаю. Совсем не хотелось. Вообще. Но я не могла сделать вид, что не услышала, и просто пойти к автобусу, это было бы слишком очевидно.

– Касильяс!

Черт. Черт-черт-черт.

Ну что ж, меня предупреждали. «Потом с тобой разберусь» – не самая туманная угроза. Была бы я религиозным человеком – перекрестилась бы, но в итоге просто пошла к немцу. И да, вот теперь я точно разглядела в незнакомке женщину, так что пора снова влезать в ментальный камуфляж.

Нас разделяла всего пара метров, когда я поняла, с кем он разговаривает. Со своей бывшей. Блин. Кажется, она то ли снималась когда-то в кино, то ли продолжала сниматься.

В мгновение ока во мне вскипел гнев, с каждым шагом разгорающийся только сильнее. Серьезно, он решил отчитать меня на глазах бывшей девушки?

– Точно не хочешь встретиться вечером? – спросила рыжая красотка, игнорируя мое приближение.

Култи даже не смотрел на нее. Он смотрел на меня – на очень взбешенную меня. Его односложный ответ прозвучал привычно жестко:

– Нет.

Женщина согнула длинную ногу и склонила голову, заглядывая Култи в лицо.

– Уверен?

В темноте я не заметила, посмотрел он в ее сторону или нет.

– Да, – подтвердил он.

– Култи… – Ладонь легла ему на плечо, и я не могла не заметить, как он ее сбросил.

– Долго тебя носило, – проворчал он, когда я остановилась рядом, но не слишком близко.

Я старалась не смотреть на женщину, которая до сих пор пыталась привлечь его внимание.

Совсем отчаялась, что ли? Капец.

Я просто пялилась на него, не скрывая своего раздражения. Он серьезно собрался меня отчитывать? Что, не мог найти более подходящего момента?

Собрав в кулак всю храбрость, которой у меня, считай, не осталось, я насилу успокоилась, расслабила плечи, чтобы не выдать своего напряжения, и моргнула.

– Да, тренер?

Его яркие глаза пронзили меня с силой прожектора. Самого сильного прожектора на земле. Судя по изгибу губ и подергиванию челюсти, он близок к убийству.

Даже не удосужившись взглянуть на женщину, которая все еще с надеждой смотрела на него, он понизил голос – к сожалению, не потому, что хотел избежать публичной сцены, а просто потому, что бесился, – и с нажимом спросил:

– Что с тобой сегодня такое?

Сразу к делу, конечно. Ну ладно. Я облизнула губы и пожала плечами.

– Не могла сосредоточиться на игре, извини.

То, что это больше не повторится, подразумевалось само собой.

– И все? – выплюнул он.

– У меня нет оправданий, – ответила я, наблюдая за тем, как женщина переводит между нами взгляд. – Я все понимаю, и мне очень жаль.

Он прикрыл глаза. Если бы я не знала его, то решила бы, что он хочет спать. Но нет, куда там.

– Ты играла как слабоумная.

Серьезно? Обязательно оскорблять меня на людях?

– Култи? – Женщина помахала рукой у него перед носом.

Немец повернул голову и так пристально уставился на нее, что она скривилась и отступила.

– Господи, я и забыла, какой ты урод. Не понимаю, зачем ты мне вообще нужен, – прошипела она.

Мужчина, который явно считал молчание золотом, не подвел. Он не сказал ни слова. Просто посмотрел на нее еще секунд пять, а потом обернулся ко мне, будто той женщины не существовало.

Какой же мудак.

– Твоя команда заслуживает безоговорочного внимания, а я – большей отдачи. Еще раз такое повторится, и заменю тебя на тридцать восьмую, – пригрозил он, не обращая внимания на женщину, которая покачала головой, развернулась и пошла прочь.

Вот теперь я вздрогнула и поморщилась. Кажется, даже судорожно вздохнула. Тридцать восьмая, молоденькая нападающая по имени Сэнди, только-только пришла в команду и подавала большие надежды.

– Научись разделять личные проблемы и футбол, поняла? – спросил он мрачным и жестким тоном, который отточил за последний месяц.

Неприятно признавать, но мое лицо вспыхнуло и покраснело от унижения. Он хотел убрать меня из основного состава? После единственной паршивой игры? Стыд, пронизанный злостью, захлестнул меня с головой.

И я считала его своим другом? Смех, да и только.

Когда дело доходило до «Пайпере», мы не были никакими друзьями. Передо мной стоял не тот человек, который называл меня Тако и с которым мы играли в футбол и софтбол, а кто-то совершенно другой.

«Научись разделять личные проблемы и футбол», – заявил он. Следуй его примеру.

Единственное, что я смогла сделать в ответ на поставленный ультиматум, – это отрывисто кивнуть. Я не собиралась напоминать ему, что одна плохая игра не отменяет сотню хороших. Я не собиралась оправдываться перед ним или извиняться. Он задел мою гордость, но я скомкала ее и аккуратно засунула куда подальше. А потом взяла себя в руки и твердо сказала:

– Ладно. Хорошо. Только в следующий раз не называй меня слабоумной в присутствии своей девушки, договорились?

Когда он закрыл глаза и заскрежетал зубами, до меня дошло, что я, возможно, сказала что-то не то. И только когда он начал скрести щеку, а секундой позже взорвался, я осознала: о да. Точно сказала.

– Твою мать, да ты издеваешься? – взревел он.

Сделав шаг назад, я уставилась на него огромными глазами, потому что, серьезно, чего еще ему надо?

– Нет.

– Я угрожаю отправить тебя на скамью запасных, а тебя волнует, что нас кто-то слышал?

Я прямо почувствовала, как у меня зашевелились волосы от такого напора, но не струсила. Я его не боялась.

– Именно. Если я плохо играю – значит, не заслуживаю стартового состава. Это отстойно, но я все понимаю. Я не собираюсь оспаривать очевидные факты. Но меня не устраивает, что ты грубишь мне при посторонних, и с ней ты тоже был мудаком. Господи, мать твою, боже. Слышал когда-нибудь о манерах, Германия?

Култи закинул руки за голову, зарываясь пальцами в короткие каштановые волосы.

– Я тебя сейчас встряхну.

– За что? Я говорю правду.

– Да потому что, – он прошипел что-то по-немецки, наверняка равносильное грязному ругательству, – ты совсем не собираешься за себя заступаться? Просто сдашься? – прорычал он.

– Да, именно. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебя умоляла? Злилась? Закатила истерику и ушла? Я понимаю. Серьезно. Я откатала одну плохую игру; второй такой не будет. Это нормально. Меня не устраивает только твой тон и место, где ты решил это обсуждать.

От досады и раздражения он дернул себя за короткие волосы.

– Да, мать твою, ты должна разозлиться! Если бы мой тренер хотя бы намекнул, что отправит меня в запас, я бы с катушек слетел! Ты лучший игрок в команде…

Жизнью клянусь, у меня остановилось сердце. Что он только что сказал? Я не ослышалась?

– Ты вообще одна из лучших игроков на моей памяти, что в женском, что в мужском футболе. Что меня убивает, так это то, какая же ты, мать твою, мямля. Хватит зацикливаться на никчемных словах, которые кто-то там слышал. – У него раскраснелись щеки. – Отрасти яйца, Касильяс. Дай мне отпор. Никому не давай спуску, когда у тебя пытаются отнять то, что ты заслужила.

Его слова растекались по сознанию патокой, липкой и медленной. Я не понимала. Хотя, может, и понимала. Этот человек считал себя хозяином любого поля, на которое выходил. Игра начиналась с него и им же заканчивалась. Мудак, жадный до мяча.

И спорили мы о совершенно разном. Господи боже.

Глубоко вздохнув, я пристально на него посмотрела.

– Разумеется, я не хочу вылететь из основного состава, но еще мне не все равно, перед кем ты называешь меня слабоумной. Думаешь, меня устроит, если какой-то левый человек решит, что я даю вытирать об себя ноги? На поле – да, говори что хочешь, но даже не надейся, что я позволю тебе обращаться со мной так же отвратительно, как ты обращался с ней, приятель.

У Култи был такой вид, будто я говорю на совершенно другом языке, и я этим воспользовалась.

– Мы играем в команде. Если я в плохой форме – логично отдать мое место тому, кто играет лучше, согласись? – Это не значит, что я не стану бороться за него до победного. Я возьму себя в руки, вернусь в игру, и никто меня не заменит. Но я не собиралась ему это рассказывать. Я докажу. Все, что он говорил, противоречило моим природным инстинктам. Футбол – командный вид спорта. В нем не было место «я».

Мой ответ, видимо, противоречил уже его инстинктам, потому что его глаза чуть не вылезли из орбит.

Я развела руки в стороны и пожала плечами.

Покачав головой, он продолжил:

– Ты должна заботиться о себе. Не о других. О себе, понимаешь?

Я моргнула. Он явно не слушал, что я сказала насчет его бывшей подружки. Ладно.

– Никто больше не будет отстаивать твои интересы. Только ты. А ты, значит, согласна, что играла так, будто футбольный мяч впервые увидела. Да только за это тебя можно не допустить до основного состава.

Чего? Я ничего такого не говорила!

– Но…

– Никаких «но». Ты паршиво играла, и я тебе за это устрою, но никому не позволяй отобрать то, что принадлежит тебе по праву.

Живот обожгло воспоминанием об Эмбер и о том, что она уже у меня отобрала.

С другой стороны, наверное, я сама виновата. Не стала спорить, когда она поставила ультиматум: «Или я, или она». Мне было так стыдно, что я сходила на два свидания с чужим мужчиной, что я добровольно уступила свою позицию. Я верила в моногамию и была той еще собственницей. Не представляю, как чувствовала бы себя на ее месте.

Наверное, я бы могла постоять за себя. Сказать Эмбер, что она ведет себя как круглая идиотка; я ведь не знала, что этот придурок женат, и уж тем более – женат на ней. И я с ним не спала. Только поцеловала якобы холостого мужчину, который мне нравился. Конец. А в итоге второй мужчина, которого я поцеловала после разрыва с парнем еще в универе, оказался мерзким обманщиком, женатым на моей сокоманднице. Я не просто поднасрала ей – скорее, залила весь дом содержимым канализации.

Из-за двух дурацких свиданий я лишилась мечты всей своей жизни.

В глазах защипало от обиды на команду и тренеров, которые не стали за меня заступаться. Но в первую очередь – от обиды на саму себя. Я шмыгнула носом. Потом еще раз, пытаясь сдержать слезы, подступающие к глазам. Я уже несколько лет не рыдала из-за ухода из сборной. Дала себе ровно месяц, порасстраивалась и закрыла тему. Смирилась. Стала жить дальше. Когда бьется посуда, нельзя вечно пытаться склеить осколки; иногда нужно смести их в совок и купить новую.

– Ты плачешь?

Откашлявшись, я поморгала, переводя взгляд на ямочку у немца на подбородке.

– Нет.

Он легко ткнул меня в плечо пальцами.

– Прекращай.

Я вздернула подбородок и ткнула его в ответ, шмыгнув носом.

– Сам прекращай. Я не плачу.

– У меня есть глаза, – ответил он, обеспокоенно глядя на меня сверху вниз.

Я подавила желание вновь шмыгнуть носом. Ничто не могло укрыться от внимательных каре-зеленых глаз. Меньше всего на свете я хотела показаться перед ним слабой. Поэтому я не стала вытирать мокрый нос и просто уставилась на Култи.

– У меня тоже, Берлин.

«Берлин» окончательно его доконал.

Стоит отдать ему должное: он не стал оскорблять меня за гадкое прозвище, а просто нахмурился.

– Я не из Берлина.

О чем я прекрасно знала. Зато он не знал, а я не собиралась рассказывать. Эта маленькая личная тайна немного привела меня в чувство.

Когда я посмотрела на него, изображая невинность, Култи запрокинул голову к темному небу.

– Иди в автобус, Сэл.

Снова Сэл, значит.

Прекрасно понимая, что если не отступлю, то мне придется отвечать на невысказанные вопросы, я шагнула назад.

– Как вам угодно.

«Играем?»

Я пошевелила пальцами больной ноги и написала: «Ага».

«В то же время?» – пришло сообщение от Култи.

Ja[30]30
  Да (нем.).


[Закрыть]. Улыбнувшись, я отложила телефон, зажав его ногами.

– Чего лыбишься? – спросил Марк, сидящий за рулем.

Улыбка пропала.

– Ничего.

– Врешь.

Я закатила глаза. Телефон завибрировал; достав его, я убедилась, что внимание Марка снова обращено на дорогу.

«Иди готовь кесадилью».

Я залилась истерическим хохотом.

– Твою мать, Сэл! – завопил Марк. – В аварию попасть захотела?

Несмотря на все его недовольство, я продолжала хохотать и никак не могла остановиться.

* * *

Когда я заехала на стоянку парка, Култи уже ждал меня: сидел на скамейке с битой у бедра, повязкой на голове и перчаткой на коленях.

Я держала себя в руках, делая вид, будто вовсе не он прислал мне сегодня самое нелепое сообщение.

– Привет.

– Сэл, – поднимаясь, поприветствовал Култи с такой легкостью, будто мы знакомы уже целую вечность. Сегодня он был одет в знакомые белые спортивные шорты, простую черную футболку и черно-зеленые фирменные кроссовки RK.

– Готов? – спросила я, на секунду задержавшись взглядом на мускулистых икрах.

– Ja, – ответил он.

Я прыснула, взглянув на него, но он не улыбался, просто смотрел на меня. Мы молча пошли к полю. С игры «Пайпере» прошло уже несколько дней, и неловкая ссора осталась в прошлом. Я понимала, почему он так рассердился, и не принимала сказанные слова близко к сердцу.