Текст книги "Тренер Култи"

Глава 22

– Вы что, утром проснулись и решили специально играть хреново?

Это сказал не Култи, а Гарднер.

Вот настолько неудачная игра. Гарднер твердо верил в позитивное подкрепление. Он хвалил игроков, когда они это заслуживали, и помогал им, когда что-то не получалось.

Нас разгромили. Это было ужасно.

Он был прав. Мы будто действительно сегодня с утра договорились играть так, словно на дух друг друга не переносим. Никакой командной работы, никакого взаимодействия игроков. Мы вообще не старались.

Если честно, я даже рада, что игра была выездной. Хотя бы нашим болельщикам не пришлось лично наблюдать за разворачивающейся катастрофой.

– Я не знаю, что вам сказать, – тем временем продолжал Гарднер. – И не хочу. Даже видеть вас не хочу, – произнес он убийственно спокойно, а затем оглядел остальных тренеров. – Если у кого-то есть комментарии, прошу, не стесняйтесь. У меня просто нет слов.

Уф-ф.

– На вас было стыдно смотреть, – произнес Култи, стоило Гарднеру замолчать. Он стоял в двух шагах от него, держа руки на бедрах, и смотрел на нас с привычной серьезностью. – Худшая игра, что я видел. Единственная, кто сегодня хоть что-то делал, это тринадцатая. Остальные, – тут он встретился со мной взглядом, – играли просто позорно.

Да. Его слова вонзились в самое сердце. Я прекрасно понимала, к кому он обращается. Признаю, я сегодня не блистала, но и проиграли мы не только из-за меня.

Единственное, о чем я жалела – что сорвалась на Женевьеву во втором тайме.

– Спишь с тренером, вот тебя и не заменяют, – сказала она, когда я промахнулась по воротам второй раз за вечер.

Могла ли я пропустить ее слова мимо ушей? Конечно, но на тренировке перед игрой она толкнула меня без всякой причины, а потом еще и не извинилась. Мало того, через минуту она толкнула меня еще раз. Я просто не выдержала.

Тогда я думала, что просто сказать ей не лезть не в свое дело и сосредоточиться на игре будет куда хуже, но я ошиблась. Гарднер вывел меня с поля за пятнадцать минут до конца второго тайма.

Я не собиралась оправдываться. Просто сидела в раздевалке, держала язык за зубами и слушала, как помощник тренера повторяет слова Култи и Гарднера, но в более конструктивной манере. В отличие от них, он склонялся скорее в сторону «я в вас разочарован», чем «вы все говно».

Дженни Милтон, наша тринадцатая, сидела рядом; она толкнула меня локтем, когда закончила снимать ленту с рук. Мы проиграли по двум причинам: не забили сами, и наши защитники не помогли Дженни с обороной ворот, когда команда Кливленда перешла в нападение. Она пропустила удар, но ее сложно винить: в конце концов, она единственная не завалила игру.

– Вот это они разошлись, – пробормотала она, округлив глаза.

– Задница аж отсюда болит, – согласилась я, снимая гетры.

Дженни незаметно кивнула в сторону Женевьевы.

– Что она такого сказала?

Видимо, она одна и не слышала.

– Несла всякий бред. Якобы меня не заменяют из-за Култи, – ответила я, сверля взглядом бутсы. – В общем, херню. – Настроения говорить об этом не было, поэтому я встала, быстро избавилась от остальной униформы, а потом обмоталась полотенцем и стянула трусы и спортивный лифчик. – Пойду в душ, – сказала я ей с улыбкой, чтобы она не подумала, будто я не хочу с ней разговаривать. Все дело в Женевьеве: я не хотела говорить конкретно о ней.

Я просто устала. От всего.

Вчера вечером, когда мы заселились в отель, я лежала на кровати и обдумывала все, что сказали мне Кордеро, Гарднер, Култи, Франц и папа. Хотела даже позвонить Эрику, но потом передумала. Он бы точно брякнул какую-нибудь дурость о том, что я сама виновата и нечего дружить с человеком, которого он ненавидит.

А ведь в этом-то и заключалась основная херня, разве нет? Я подружилась с нелюдимым гондоном, который чуть не разрушил карьеру брата. Конечно, папа благословил меня двигаться дальше, не коря себя, но все же.

По какой-то непонятной причине этот пумперникель до сих пор со мной не общался.

Приняв душ и переодевшись, я вышла из раздевалки и направилась к микроавтобусам, которые должны доставить нас обратно в отель. Но только я миновала последние двери, ведущие на улицу, как заметила Култи: он ждал в стороне, скрытый тенью.

Морально я приготовилась слушать бред, который на меня сейчас выльется. Интуиция подсказывала, что ничего хорошего можно не ждать, но как знать? Чудеса случаются.

Как только за мной захлопнулась дверь, он обернулся. Я не знала, что сказать, поэтому просто закинула сумку повыше на плечо и не сбавила шага, пока не остановилась в нескольких метрах от него.

Култи не проронил ни слова.

– Что-то хочешь сказать? – поинтересовалась я резче, чем намеревалась.

Култи медленно лениво моргнул.

– О чем ты вообще сегодня думала?

– О том, что Женевьева ведет себя как стерва, а не как командный игрок. – Я пожала плечами. – Какие-то проблемы, тренер?

– Это что еще за «тренер»? – рявкнул он, уловив мой сарказм.

Я посмотрела на него и закрыла глаза, стараясь успокоиться. Мы проиграли. Все, точка. Поздно злиться на этот счет.

– Слушай, какая разница? Я знаю, что хреново играла, и я слишком устала, чтобы с тобой ругаться.

– Мы не ругаемся.

Я крепче зажмурила многострадальные глаза.

– Как скажешь. Не ругаемся так не ругаемся. Я пошла в автобус, пока.

– С каких пор ты бежишь от проблем? – Он поймал меня за запястье, когда я отвернулась.

Остановившись, я посмотрела ему прямо в глаза; раздражение кипело в венах.

– Я не бегу от проблем, просто знаю, когда доказывать что-то бессмысленно. Я не собираюсь спорить с тобой и твоей биполяркой.

Култи опустил голову.

– У меня нет биполярки.

– Конечно нет, – соврала я.

– Не веришь.

Захотелось ущипнуть переносицу.

– Да, не верю. Я не понимаю, с кем разговариваю: с другом, который поймет, почему я сорвалась на Женевьеву во время игры, с тренером или с мужиком, которому на все по-хрен. – Я выдохнула и покачала головой. «Терпение». – Я устала и принимаю все близко к сердцу. Прости.

Он пробормотал что-то по-немецки – неразборчиво, но я уловила общий посыл и разозлилась только сильнее. Три года немецкого в школе сделали свое дело.

Я обернулась и посмотрела на него.

– Знаешь что? Уж не знаю, что с тобой в последнее время не так, но меня это достало!

Ноздри Култи раздулись, а вена на шее запульсировала.

– Что со мной не так? Со мной? – Когда он злился, иностранный акцент выделялся сильнее; приходилось вслушиваться, чтобы понять, о чем он говорил.

– Да! С тобой. Я не знаю, какая муха укусила тебя за жопу, но возьми уже себя в руки.

– Никто меня не кусал!

Я чуть не пошутила про то, что укус за жопу ему бы не помешал, но в последнюю секунду решила, что слишком для этого зла.

– Позволю себе не согласиться, – вместо этого сказала я. – Только что мы были лучшими друзьями, и вдруг ты смотришь на меня с отвращением, потому что я решила поддразнить тебя перед знакомыми. Если ты будешь выбирать, когда нам дружить, а когда нет, – мне такого не надо.

Я не сразу сообразила, что именно сказала. Я не собиралась поднимать эту тему, правда, но… ну, теперь уж поздно. Черт.

Какая же я дура.

– Я понимаю. Ты готов дружить со мной только наедине. Ладно. – Я сглотнула. – Слушай, я же вижу, что тебя что-то беспокоит, но ты молчишь. Ты вообще мне ничего не рассказываешь. Ну ничего.

– Кто сказал, что я готов дружить с тобой только наедине? – В его голосе послышалось неожиданное возмущение.

– Ты. В лагере я попыталась коснуться тебя перед Францем и Алехандро, а ты отошел. Помнишь? Мы постоянно друг друга толкали и бесились, но тут появились твои друзья, и тебя резко перестало это устраивать. Я понимаю, что не какая-нибудь супер-пупер-звезда, но не думала, что ты будешь меня сторониться. Ты меня унизил, а меня не так-то просто унизить, как ты понимаешь.

Култи стиснул руки в кулаки, а потом прижал их к глазам.

– Сэл, – сказал он и злобно выругался по-немецки. – Ты говоришь, что мы друзья, но не подумала рассказать, что встречаешься с Францем?

Он что, надо мной издевается? Я постаралась взять себя в руки.

– Мы с ним три раза виделись, и то уже после того, как ты начал избегать меня, как чумы, и вечно хмуриться. Мы еще толком не начали общаться, а ты уже ходил с таким видом, будто тебе в штаны нагадили, дружок, – пояснила я.

Его глаза, зеленые с идеальной примесью орехового, уставились в пустоту, и только потом он посмотрел на меня.

– Он женат! – резко выкрикнул Култи.

Я широко распахнула глаза и судорожно вздохнула, сдерживая гнев.

– И чем мы, по-твоему, занимались? – с расстановкой спросила я.

Култи оскалился.

– Понятия не имею, потому что ты мне ни хрена не сказала!

«Терпение». Пипец, тут нужна целая тонна терпения.

Которого не было.

И я не сдержалась.

– Мы тренировались, придурок! Что тут такого-то, а?!

Я на него наорала. Охренеть.

– Тогда почему вы оба увиливаете? – прорычал он, и в светлых глазах вспыхнула ярость.

У меня задергалось веко.

– Мы ходили на поле возле моего дома. Он показал мне несколько упражнений, на которых я могу отработать игру левой ногой, тупой ты идиот! Еще предложил мне перевестись в Европу, ну? Вот он, твой заговор, великая тайна! Он сказал, что мне нужно переехать и найти себе европейский клуб, чтобы выступать в сборной…

Я никак не могла успокоиться: гнев, бурлящий в Култи вулканической магмой, притягивал мою злость и чертово любопытство.

– А чем, по-твоему, мы занимались? Спали вместе?

Пристальный взгляд стал мне ответом.

О господи.

Я? Спала с Францем. Это было настолько дико, что у меня даже в голове не укладывалось. Как он мог так подумать?

– Ты серьезно?! За кого ты меня принимаешь, за давалку? Думаешь, я пересплю с любым, кто соизволит обратить на меня внимание? Я ведь говорила, что я не такая! – крикнула я. Мне было плевать, кто нас услышит: хоть девчонки из «Пай-перс», хоть, того хуже, кто-то из СМИ. – Черт!

– В Европу? – Такое ощущение, что он готов был взорваться. – Ты в любой момент могла попросить меня с тобой потренироваться!

– Попросить? Это когда? Все девочки и так думают, что я хожу у тебя в фаворитках, потому что мы столько времени проводим вместе. Если бы ты тренировал меня на стороне, тебе же было бы хуже, Култи.

– Я же просил меня так не называть, – процедил он.

– А что не так? Ты ведь и есть тренер Култи? – Я стиснула зубы до боли. Его слова не выходили из головы. – Я просто поверить не могу. Как ты вообще мог подумать, что я переспала с Францем? Господи, – я прижала кулак ко рту и выдохнула, – как же хочется тебе врезать!

– А я не могу поверить, что ты надумала ехать в Европу, не обсудив это со мной.

Я сделала шаг назад, а его слова камнем опустились на плечи. В Европе передо мной открылось бы много возможностей, и мы оба это понимали. Какие сомнения? До того как появилась Женская профессиональная лига, американки уезжали за границу, потому что вариантов не было. Но если уж на то пошло, большинство спортсменов предпочли бы остаться поближе к дому. В том числе я.

Более того, Култи всегда говорил, что в мире есть только один человек, к которому стоит прислушиваться, и это я. А сейчас он вдруг передумал. Решил надавить на чувство вины, потому что я посмела подумать о переезде, не предупредив об этом его.

– Я не сказала, что уеду, он просто поднял вопрос. Это была бы отличная возможность, если бы я хотела оставить семью, в чем я сомневаюсь, но… – Я не знала, что делать. – Почему ты так себя ведешь? Я не пристаю к тебе с расспросами о том, о чем ты не хочешь разговаривать, то есть вообще ни о чем. И вообще, мы же друзья. Я думала, ты порадуешься, что со мной занимаются. Уж кто-кто, но ты-то должен понять!

Немец, казалось, пытался просверлить во мне взглядом дыру.

– Я бы работал с тобой в любое время дня и ночи, Сэл, стоило только попросить. Мне плевать, что думают руководство и тренерский штаб. И уж не тебе волноваться, что про тебя думают сокомандницы. Они – никто.

Господи, ну что он за человек.

– Прости, Рей, я что, мысли читаю? Как мне нужно было понять, что ты хочешь со мной заниматься?

– Какая же ты упрямая засранка.

– Это я-то засранка? На себя посмотри! Я все стараюсь и стараюсь, а ради чего? Чтобы ты срывался на меня, как мудак, по любому поводу? Уж не знаю, кто тебя такого терпит, но с меня хватит. Ты мне нравишься. С тобой бывает весело, но если так подумать, я ничего про тебя не знаю. Все, что ты делаешь, – это бросаешь мне какие-то крохи, когда у тебя хорошее настроение, а когда плохое, то ты просто молчишь. Или, на хрен, вообще просто косишься на меня и игнорируешь без всякой причины. Как мне на это реагировать? Я и так многим рискую просто потому, что дружу с тобой. Я привела тебя домой, представила родителям. Я рассказала тебе то, что никому не рассказываю. Я поставила на кон свою карьеру ради нашей дружбы. Тебе нечего терять, а у меня под угрозой все, что мне дорого. Я всю себя отдала этой команде, и ради чего? Чтобы у меня отняли самое ценное в жизни? Я старалась сохранить нашу дружбу – ладно. Но сделай хотя бы один шаг навстречу. Я не могу вечно терпеть тебя и твои сраные перепады настроения.

Я зарылась пальцами в волосы на затылке, наблюдая за ним. Ожидая чего-то. Какого-то понимания, обещания, что он постарается держать свой говенный характер в узде. Хоть немного.

Но он лишь помрачнел, напрягшись.

– Я слишком старый, чтобы меняться, Сэл. Я такой, какой есть, – наконец сообщил он мне четко.

– Я не прошу тебя измениться. Я прошу тебя хоть немного довериться. Я не собираюсь тебя обманывать, и я не отказываюсь от людей, – с раздражением сказала я.

И что же он ответил? Ничего. Ни единого слова.

Я никогда не любила людей, которые много болтают, и всегда предпочитала поступки словам. Так было до тех пор, пока я не встретила Райнера Култи, и мне вдруг захотелось дать самой себе в глаз.

Голова пульсировала грядущей болью. Я вдруг осознала, что этот разговор ни к чему не приведет. По мышцам разлилась усталость, и впервые за долгое время я ощутила, что действительно проиграла. Какое же мерзкое чувство.

Но иногда стоит слушать свою интуицию, а не сердце, и сейчас как раз один из этих моментов.

– Мне кажется, мы оба просто устали. У меня в жизни творится непонятно что, и я сама не знаю, что делаю, а у тебя собственного говна целая куча. Наверное, тебе стоит сначала определиться, чего ты хочешь от жизни, прежде чем со мной дружить. Если ты после этого вообще захочешь остаться друзьями, – сказала я.

Мои слова возмутили его. До крайности.

– Ты издеваешься?

Я помотала головой, и мне вдруг стало тоскливо до слез. Его слова оказались правдивы: никто не позаботится обо мне, кроме меня самой.

– Нет.

Он открыл рот, захлопнул его, а через секунду помотал головой и ушел.

* * *

Култи не пришел ко мне ни в тот день, ни на следующий.

В воскресенье мне стало немного стыдно, и я отправила ему сообщение.

«Прости, что сорвалась. Мне сейчас тяжело, и я зря обвинила тебя за собственный выбор. Ты отличный друг, и я не собираюсь от тебя просто так отказываться».

Он не ответил.

Потом наступил понедельник, но на тренировку он не явился.

Не пришел и во вторник тоже.

Никто не спрашивал, где он. Я не собиралась идти выяснять первой.

Я отправила ему еще одно сообщение.

«Живой?»

Но он не ответил.

Когда я въехала на парковку средней школы, мое внимание привлекли два автомобиля.

Во-первых, черная «Ауди» со знакомыми номерами.

Во-вторых, припаркованный рядом с ней большой белый фургон.

Не зная, радоваться ли тому, что Култи жив, или злиться, что профессор кислых щей мне ни разу не написал, я глубоко вздохнула. Припарковавшись, я мысленно натянула взрослые носочки, хотя интуиция подсказывала, что он вряд ли приехал в лагерь ругаться.

По крайней мере, я на это надеялась.

Стоило мне вылезти из машины и открыть багажник, чтобы забрать сумку и две упаковки бутилированной воды, как за спиной послышались шаги. Даже не оборачиваясь, я знала, кому они принадлежат. Краем глаза я заметила, что он остановился рядом, а потом оттолкнул меня от упаковок и поднял их сам.

– Говори, куда отнести, – вместо приветствия сказал он.

Ну ладно.

– На поле. Пойдем, – сказала я, захлопнув багажник.

Мы молча пересекли парковку и пошли по асфальтированной дорожке к полю. Трое учителей, вызвавшихся добровольцами, обещали предоставить ворота из школьного инвентаря. Двое из них уже подошли, я направилась к столу регистрации, который они установили.

При виде моего спутника мужчина и женщина заметно вздрогнули.

– Мистер Уэббер, миссис Притчетт, большое спасибо за помощь. Это мой друг, мистер Култи, он сегодня вызвался поработать в лагере, – представила я их.

Оба учителя просто стояли, не шевелясь, и только Култи кивнул в знак приветствия.

– Скажите, пожалуйста, где взять ворота, я их поставлю, – попросила я мистера Уэббера, учителя физкультуры.

Тот рассеянно кивнул, глядя на Култи.

– Они тяжелые, – предупредил он, не сводя с него глаз.

– Ничего страшного, – успокоила я, едва сдерживаясь, чтобы не начать покачиваться на пятках.

– Я помогу, – добавил пумперникель, что все же заставило учителя пошевелиться.

Вчетвером мы вытащили и установили ворота. Их было всего двое, но и этого хватало. В этот раз на занятия записалось меньше детей, чем в прошлый.

Пока я рисовала на траве линии баллончиком с краской, то заметила Култи, разговаривающего с двумя учительницами, которые согласились поработать на регистрации. Он показывал что-то на листке, а они с энтузиазмом кивали, что мало о чем говорило, потому что он мог наплести им, что какает золотыми самородками, и, судя по взглядам, они были бы в полном восторге.

Шлюшки.

Ладно, это было не очень хорошо с моей стороны.

Я закончила с разметкой как раз к тому времени, как начали подходить дети с родителями.

– Не против, если мы сделаем так же, как на прошлой неделе? Только в этот раз будем работать вместе? – спросила я Култи, подойдя к столу регистрации.

Тот склонил коротко стриженную голову и встретился со мной взглядом.

– Из нас выйдет хорошая команда, шнекке, все будет хорошо.

Он снова называл меня «шнекке», что бы это ни значило.

Я неуверенно на него покосилась.

В ответ он пихнул меня в плечо, и раньше я бы улыбнулась, но сейчас слишком хорошо помнила, как он отстранился от меня на прошлой неделе. Видимо, это было заметно по моей улыбке – слабой улыбке человека, который не находит собеседника смешным, но не хочет ранить его чувства, – потому что Култи нахмурился. Потом нахмурился еще сильнее.

А потом немец, который якобы много лет назад избил человека, назвавшего его мать шлюхой, схватил меня за руку, поднял ее и ударил моим кулаком по собственному плечу.

Охренеть, что это было?

Не успела я осознать, что он сделал, как братвурст-переросток шагнул навстречу и…

Обхватил за плечи и притянул так близко, что я уткнулась носом прямо в ложбинку между грудными мышцами.

Он обнимал меня.

Господи боже, Райнер Култи обнимал меня, крепко прижимая к себе.

Я просто стояла, застыв, с вытянутыми по бокам руками. Просто стояла. Я была в шоке. В полнейшем шоке.

Обалдеть.

– Обними меня, – потребовал голос сверху.

Его слова вывели меня из оцепенения. Я обхватила его за пояс – сначала осторожно, а потом в настоящем объятии. Коснулась ладонями поясницы, положив одну руку на другую.

– Я что, умираю? – спросила я у его груди.

Култи вздохнул.

– Только попробуй.

Я отстранилась и посмотрела на него, совершенно не понимая, что это, блин, только что было.

– Ты умираешь? – выпалила я.

– Нет. – Лицо Култи сохраняло привычное спокойное выражение, и непонятно было, что он испытывает. – Прости, что я тебя обидел. Я отошел только потому, что Алехандро любит… вызов. Всегда хочет то, что не может получить. Зря я его позвал. – Он быстро вскинул глаза, а потом опустил и уже тише добавил: – Прости за все неприятности, которые я для тебя создал. Футбол дал мне все, но и отнял не меньше.

Он посмотрел на меня грустным, решительным взглядом.

– Я не хочу, чтобы он отобрал еще и тебя. В моей жизни хватает причин для стыда, но ты, Сэл, не входишь в этот список. Поняла?

Он говорил абсолютно серьезно.

Если бы рядом не было посторонних, наблюдающих за каждым нашим движением, я бы прослезилась. Даже сейчас пришлось сжимать губы, лишь бы не сделать то, о чем потом пожалею.

Коротко судорожно втянув воздух, я умудрилась ухмыльнуться.

– Можно тебя еще раз обнять, или лимит на день исчерпан?

Немец покачал головой.

– Я уже говорил, что ты как заноза, которую не получается вытащить? Бесишь неимоверно.

– Значит, можно? – поморгала я.

– Это глупый вопрос, Сэл, – сообщил он.

Значит, все-таки можно?

Шанса уточнить не представилось, потому что я заметила четырех ребят, идущих к полю, и поняла, что разговор придется отложить на потом. Я все еще не понимала, почему Култи так идиотски себя повел, но он извинился, а в его понимании это равносильно тому, чтобы отдать мне почку, так что объяснений можно потребовать позже.

Важно другое: что побудило его обнять меня именно сейчас?

Я сжала его руку и кивнула.

– Ну что, начнем?

– Давай. – Он ни на секунду не прервал зрительного контакта. – Я принес всем кроссовки. Наверное, будет лучше раздать их ребятам в конце.

– Ты принес… – Я закрыла рот и взяла себя в руки. – Так в том фургоне кроссовки?

– Да. Я попросил волонтеров уточнить размер обуви при записи. Их должно хватить на всех. Я привез почти все размеры.

Забавно, как иногда все складывается. Правда.

Десять лет назад я узнала и приняла свое место в жизни чужого для меня человека. Повзрослела и смирилась, что нам не суждено быть вместе, что у меня не может быть будущего с мужчиной, который даже не знает о моем существовании.

И вот однажды этот самый мужчина решил прийти в мою жизнь, хотя мог бы выбрать кого угодно другого. Постепенно мы сблизились, стали друзьями. Я прекрасно все понимала, и меня устраивало мое место. Друзья. Да, с ним было сложно, но ведь лучшие вещи в жизни – это те, ради которых нужно бороться, правда?

Всего один миг, один добрый поступок и неожиданный жест, и что-то во мне пробудилось. Я ведь не просто так терпела его и прощала, когда он был мудаком.

Я все еще любила этого человека.

У меня не было права на это. Никаких оснований. Я всегда думала, что принимаю мудрые решения, но проснувшееся детское обожание – худший идиотизм, который только можно себе представить. Но, разумеется, я не могла повернуть время вспять. Мое сердце еще не забыло чувства, которые испытывало к нему, и как бы я ни старалась притвориться, что это не так, с годами они лишь разрастались.

Теперь я все поняла. В детстве я любила Райнера Култи. В молодости я любила своего бывшего парня, училась и росла. Сегодняшняя Сэл Касильяс знала, что не сможет полюбить того, кто этого не заслуживает.

Кроссовки для детей, чьи родители не могли их позволить, накинули мне на шею удавку.

Он привел друзей на мои занятия.

Подарил моему отцу лучшее путешествие в жизни.

Назвал другом в присутствии людей, на которых ему искренне наплевать.

Я любила этого пумперникеля.

Господи боже, я сейчас разрыдаюсь.

Я попыталась найти хоть какие-нибудь слова, очень надеясь, что на моем лице не написано: «Сэл, какая же ты дура». Потому что я была дурой. Серьезно. От правды не убежишь, особенно когда она смотрит на тебя в виде двухметрового шатена с ясными глазами. Я почесала щеку и поборола желание отвести взгляд, чтобы перевести дыхание и наскрести остатки здравого смысла.

– Вот уж не думала, что твои спонсоры на такое пойдут.

И вот в чем дело: немец не страдал от лишней скромности. Кокетничать не в его стиле.

– Они и не пошли. Я сам их купил, – сказал он, глядя мне прямо в глаза.

Он…

– Мисс Сэл! – окликнула одна из учительниц у стола регистрации.

– Ты, – я ткнула Култи в живот, понимая, что у меня есть буквально секунда. – Я даже не знаю, как тебя благодарить…

– И не надо.

– Мисс Сэл!

Посмотрев сардельке прямо в глаза, я выпалила:

– Спасибо.

Он окинул меня тяжелым взглядом, но ничего не сказал и пошел вслед за мной к столу регистрации.

Что уж говорить, при виде немца дети пришли в полный восторг. Я их не интересовала; от Култи они сходили с ума. Они слушали его во все уши и были вне себя от радости, когда мы начали заниматься.

Братвурст оказался прав. Из нас вышла хорошая команда. С ним так же весело, как и с Францем, если не больше, – спасибо извечным колкостям, которыми мы перебрасывались друг с другом.

За время лагеря на дальнем конце школьной площадки образовалась внушительная толпа. То и дело оттуда сверкали вспышки фотоаппаратов, но, к счастью, никто не мешал нам, – и под «нами» я подразумеваю Култи, – работать. Я просто делала вид, что их нет, и продолжала вести себя как обычно.

Когда занятия подошли к концу, я дала Култи возможность лично сообщить юным поклонникам, что все они получат по паре его брендовых кроссовок последней модели. Со стороны могло показаться, будто детям только что сообщили о выигрыше в лотерею, настолько они обрадовались. Немец не обманул. Обуви действительно хватило на всех с лихвой.

– Можно сфотографировать вас вдвоем? – попросила мама одного из мальчишек, когда мы сфотографировались с ее сыном.

– Конечно, – ответила я, а немец забросил руку мне на плечо и грубо целенаправленно притянул к себе.

Ясно.

Я с улыбкой врезала по куску бетона, который он называл животом.

– Знаю, это не мое дело, – восторженно прощебетала она, сделав снимок. – Я поначалу думала, что разница в возрасте слегка странновата, но теперь вижу вас вместе и все понимаю. Вы просто до безобразия милые!

К лицу прилила краска.

– А, нет, мы… – начала я, но немец подтянул меня еще ближе.

– Спасибо, что привели сына, – оборвал он меня.

«Спасибо, что привели сына»?

Я чуть не поперхнулась.

Как только мы остались одни, я уперла руки в бока. Из-за него люди теперь уверены, что мы вместе.

– Ну и какого хрена?

Он бросил на меня скучающий взгляд и начал собирать расставленные по полю конусы.

– Люди верят в то, во что хотят верить. Какой смысл их переубеждать?

Тут он, конечно, прав, но все же…

– Рей. – Я приложила ладонь ко лбу. – Не думаю, что это хорошая идея. Мне и так хватает шпилек от команды.

– Не слушай их.

Легко ему говорить, не он же выслушивал этот бред.

– Просто не хочу, чтобы стало хуже. Вот и все.

Конус, который он собирался схватить, упал обратно на землю. Он всем телом развернулся ко мне.

– Неужели сама мысль об отношениях со мной настолько тебе неприятна?

Чего-чего?!

– Что?

Он уложил руки на стройные бедра.

– Ты не считаешь меня привлекательным? Ты же сама говорила, что тебе нравятся мужчины постарше. Я всего на двенадцать-тринадцать лет старше тебя.

Утром я думала, что день сегодня пройдет как обычно. Видимо, я ошиблась. Вот что тут, блин, можно было ответить?

Правду. М-да.

Я почесала щеку.

– Я считаю тебя привлекательным. Ты очень красивый, ты же сам знаешь, самовлюбленный засранец. И ты не старый. Просто… – Я кашлянула. – Ты мой тренер и друг, – рассеянно добавила я, будто это было главной причиной, по которой я не могла смотреть на него иначе. К сожалению, теперь я все осознала и оправдываться уже поздно.

И что же он ответил?

– Помню.

Что он помнил?

– Хватит беспокоиться, что о тебе подумают. Ты же сама говорила: важно лишь то, как ты сама себя видишь. – Он смотрел на меня, пока я не кивнула. – Иу что, пойдем собираться?

Через двадцать минут мы закончили с уборкой оборудования и помогли учителям отнести на место позаимствованные парты. Я горячо поблагодарила их за помощь, а Култи подхватил мои вещи и оставшиеся бутылки с водой и потащил их к машине.

– Я поеду с тобой, – сказал он, захлопнув багажник.

Я бросила на него взгляд и села за руль.

– Ко мне или к тебе?

– К тебе. У меня слишком тихо, – ответил Култи с пассажирского сиденья.

Учитывая, что мы оба жили одни, я не понимала, как у него может быть тише, чем у меня. Разница заключалась лишь в том, что его дом раз в шесть больше моей квартирки над гаражом.

– Заведи себе домашнее животное, – предложила я.

– У меня есть рыбки.

Я рассмеялась. Рыбки?

– Врешь.

Он склонил короткостриженую голову в мою сторону.

– Три. Бойцовская и две тетры. Менеджер подарила, когда я переехал. В лондонской квартире у меня есть аквариум.

Я постаралась сделать вид, будто его признание меня вовсе не поразило.

– Классно. Кто за ними ухаживает?

– Домработница.

Домработница. Ну конечно.

– Сколько у тебя домов?

– Всего три, – небрежно ответил он.

Всего три. Я выросла в семье родителей, живущих от зарплаты до зарплаты. И хотя разумом я понимала, что с деньгами Култи можно позволить себе гораздо больше, чем три дома, меня это все равно поражало. Но в то же время притягивало: мне нравились люди, которые не тратят деньги на бесполезную ерунду.

Вместо этого он покупал детям кроссовки.

Черт, надо заканчивать по нему сохнуть, но сегодня буквально все об этом напоминало.

– А где третий дом? – спросила я, чтобы отвлечься от своих мыслей.

– Майсен. Это небольшой город в Германии.

Я бросила на него впечатленный взгляд.

– Домик крошечный, Сэл, но он бы тебе понравился, – заметил он.

– Всегда хотела побывать в Германии, – сказала я. – Она у меня в списке.

Он искоса поглядел на меня.

– В каком списке?

Ого, он не знал, о чем я? Это даже немного мило.

– Ну, в списке мест, которые хочешь посетить, пока жив. Никогда о таком не слышал? – Краем глаза я заметила, как немец качает головой. – Ну, в общем, я об этом. Считай, это список всего, что хочешь успеть сделать перед смертью.

Култи задумчиво хмыкнул.

– У тебя есть еще что-нибудь в этом списке?

– Ага. Хочу увидеть семь чудес света, проехать на велосипеде через Континентальный водораздел, поучаствовать в триатлоне «Айронмэн», увидеть северное сияние, подняться на ледник, подержать на руках детеныша панды, выиграть Кубок мира… – Я поняла, что лепечу слишком быстро, и прервалась. – В общем, всякое такое. Думаю съездить на Аляску после окончания сезона, я на нее почти накопила. Надеюсь, за одну поездку смогу и на ледник взобраться, и увидеть северное сияние.

Последовала пауза.

– В одиночку?

– Думала позвать брата. Помимо тебя, он единственный человек, у которого найдутся и время, и деньги. Но посмотрим. В прошлом году мы ездили в Перу посмотреть Мачу-Пикчу. – Я улыбнулась ему через плечо. В октябре ему исполнялось сорок, но я решила не говорить, что это ему стоит задуматься о том, чтобы начать составлять список. – А у тебя какие планы на конец сезона?

– Пока не решил, – ответил он. – Зависит от нескольких факторов.

В голову закралась одна мысль.

– Ты заключил контракт только на год?

Я не помнила, чтобы слышала что-то о сроках его работы, и когда представила, что через месяц он уедет, внутри все перевернулась.