Текст книги "Тренер Култи"

– Да, я согласился работать с «Пайпере» только в этом сезоне.

Одно я знала точно – Култи не нравилось быть тренером. Он сам так сказал.

Так какой смысл ему оставаться?

Господи, стоило только подумать, как он возвращается в лондонскую квартиру, и нахлынувшая тоска погребла под собой весь восторг от купленных им кроссовок.

В то же время я ощутила себя эгоистичной дрянью. Кто я такая, чтобы расстраиваться из-за кого-то, особенно друга, который просто хотел быть счастливым, тем более что я охренеть как хорошо понимала, что в тренерстве счастья ему не сыскать? Я не имела права уговаривать его остаться, но мысль о его уходе тоже расстраивала.

Подавив грусть, я вымученно улыбнулась, не глядя на Култи.

– Понятно.

Он не собирался оставаться в Хьюстоне. Отстой.

Кажется, он обернулся ко мне, но я не смотрела на него, да и в целом не хотела больше развивать эту тему.

– …Ну что, не хочешь перекусить?

* * *

На следующее занятие через четыре дня Култи заявился в компании двух мужчин. Первого я узнала – американский вратарь, который последние шесть лет участвовал во всех крупных турнирах в составе национальной сборной заодно с моим братом. А вот второй оказался приятной неожиданностью.

– Франц! – Я прошла мимо Култи и обняла старшего товарища. – Не знала, что ты придешь!

Тот обнял меня в ответ, пару раз быстро похлопав по спине.

– Разобрался с делами в Лос-Анджелесе быстрее, чем ожидал.

– Ну, большое спасибо, что вернулся, – сказала я.

– Сэл, – недовольно проворчал кое-кто.

Франц коротко усмехнулся и отстранился. Легко шепнул, наклонившись ко мне:

– Кто-то ревнует, м?

Я обернулась к мужчине, чей взгляд прожигал во мне дыру. Это претцель-то ревновал? Я очень сомневалась, но думать об этом было приятно.

– Не хочешь нас познакомить? – спросила я, кивая на популярного вратаря.

– Нет. – Наглец просто развел руки в уже знакомом широком жесте.

Ухмыльнувшись, я вскинула брови. Боже, у кого-то тут хреновое настроение, что поднимало мое только так. Я широко улыбнулась.

Он тоже вскинул брови – темные, размашистые, они на мгновение поднялись и опустились, как бы показывая, что он не станет меня представлять, пока не получит то, чего хочет.

Мелькнула мысль просто проигнорировать его взгляды и представиться самой, но…

Култи любил играть в игры, а я любила выигрывать.

С трудом сдержав улыбку, я подошла к нему и обняла, опасаясь выставить себя идиоткой, если он не обнимет в ответ. В конце концов, он и раньше вел себя так, будто у меня вошки. Я просто обняла его. Крепко.

Совершенно застигнув врасплох, Култи, мой хренов бессовестный немец, прижался щекой к моей макушке и прижал к себе. Он обнял меня – напрягшись, да, но не так, как обычно. Он обнимал не злобно; тут что-то другое. Так я в детстве стискивала своего пса, потому что очень его любила.

Он обнимал меня так… но по-другому.

Когда он наконец отстранился, я подняла взгляд. Меня не смутило отсутствие улыбки. Култи смотрел на меня – сверлил взглядом скорее, ну да ладно. Я еще раз обняла его и ощутила, как тяжелая рука опустилась мне на плечо.

Там она и осталась.

Как выяснилось, вратаря звали Майкл Киммонс. Он был чуть выше Култи и чуть старше меня.

– Привет, приятно познакомиться. Спасибо, что пришел. – Я протянула ему руку и почувствовала, как немец крепко сжимает мое плечо.

– Майк Киммонс, – представился он, пожимая мне руку.

– Сэл Касильяс.

– Я знаю твоего брата, – сказал он. – Мы вместе играем.

Я кивнула и улыбнулась.

– Точно, ты говорила, что он тоже играет. А где? – с любопытством спросил Франц.

– Он сейчас на правах аренды в Мадриде, – ответила я.

– Не знал. – Второй немец кивнул, чуть хмурясь. До отставки он играл за главного соперника Мадрида – Барселону. – Ваши родители тоже играют?

– О нет. У папы астма, а мама, – огромная рука, лежащая на шее, словно боа, напряглась, – не особо любит футбол.

На секунду я испугалась, что Култи расскажет, кем был мой дедушка. На одно короткое жуткое мгновение представила, как он выкладывает все подчистую, чтобы впечатлить их. Я искренне думала, что он проболтается.

Но он промолчал. Перевел тему.

– Разделимся на две группы, – скомандовал он, и я не стала возражать, потому что видела: ему нравится заниматься с детьми. Стало даже немного жаль, что после этого лагеря оставалось только одно занятие.

День прошел нормально. Майк Киммонс оказался для детей чересчур серьезным, но его узнавали, и это компенсировало относительно строгий подход к тренировкам. Култи по какой-то причине встал в пару с ним, а мы с Францем занялись другой группой.

Через три часа, когда дети практически разошлись, а Култи до сих пор фотографировался с оставшимися ребятами и их родителями, Франц отвел меня в сторону.

Выглядел он серьезно.

– Я кое-что услышал, пока был в Лос-Анджелесе, и это касается тебя.

Черт. Раз он предупреждал заранее – значит, жди беды. Где там мои взрослые носочки?

– Так?

Он бросил взгляд на Култи, а затем поспешно сказал:

– Ходят слухи, что в конце этого сезона тебя продадут в Нью-Йорк.

В ушах зазвенело. К горлу подступила тошнота.

В Нью-Йорк? К Эмбер? Мало того, у их команды уже был хороший сыгранный стартовый состав. Меня бы отправили на скамейку.

И самое главное: мне на хрен не сдался сраный Нью-Йорк!

Франц коснулся плеча.

– Я отбираю игроков для НЛ, – он имел в виду «Ньюкасл Лайонс», одну из лучших мужских команд Великобритании, – подумай над моим предложением. Если решишь, что хочешь попытать силы в другом месте… – он красноречиво посмотрел на меня, – причем получше, я могу помочь. Не понимаю, как тебе так не повезло с местными командами, но у нас с Райнером немало связей, и вместе мы способны на многое.

Прекрасно понимая, что сейчас не место истерике, я натянула взрослые носочки повыше и насилу кивнула мужчине, который сообщил мне то, о чем мог умолчать. Может, он врал? Но какой смысл? В конце концов, я не так уж незаменима.

«Почему?» – снова и снова вертелось в мыслях.

Все знали, что мне нравилось играть в Хьюстоне. Женская лига не настолько огромна, чтобы приходилось играть там, где мы не хотели. В большинстве своем игроки сами не против поехать туда, куда их посылали. Когда я только прошла отбор, мне предложили выбор из трех команд, за которые я бы хотела играть. Разумеется, первой в списке приоритетов команда из Хьюстона, потом из Калифорнии, так как оттуда рукой подать до брата, а уже потом команда из Финикса, которая с тех пор переехала в Сент-Луис.

Я была лучшей нападающей «Пайпере». Я много работала, я не создавала проблем, если не считать последние адские месяцы, и я всегда старалась помогать товарищам по команде. И вот так они решили мне отплатить?

Предупреждение Гарднера, неприязнь Кордеро, поведение сокомандниц – воспоминания вихрем пронеслись в голове.

Меня предали. Обманули. И я не знала, что делать: то ли расстраиваться, то ли пойти поцарапать машину Кордеро.

Так. Это уже чересчур. Наверное. «Спокойно. Спокойно».

Только один человек мог устроить мой трансфер. Этот мелкий, злобный гондон.

– Спасибо, что рассказал, – чудом умудрилась ответить я Францу, хотя внутри все бурлило и бесновалось.

– Не растрачивай свой потенциал, ja?

Я кивнула, ощущая, как в груди вздымается волна совсем не хороших эмоций. Из-за этого улыбка, которую я попыталась изобразить, оказалась не такой храброй, как мне бы хотелось.

– Я что-нибудь придумаю.

– Если что – звони, пиши, как только понадоблюсь, – искренне сказал он.

– Спасибо, Франц. Я очень это ценю, – честно ответила я, хотя из-за новостей хотелось рыдать.

Играть с проклятой Эмбер и ее прихвостнями?

Видимо, все это субтитрами высветилось у меня на лице, потому что Франц грустно улыбнулся, и от этого стало еще хуже.

Мягкое прикосновение к спине заставило расправить плечи.

– Франц остается на ночь. Поужинай с нами, – сказал подошедший Култи.

В горле встал ком, и мне пришлось отвести взгляд.

– Мне надо домой. Но спасибо за предложение.

Он пропустил мои слова мимо ушей.

– Я поеду с тобой. Франц, возьми мою машину.

– Рей, я хочу домой, – твердо сказала я.

– А я хочу, чтобы ты поехала с нами, – ответил он, уже отвернувшись. – Где твои вещи? – Он даже не дождался ответа, просто пошел за моей сумкой. Твою мать.

– Рей, – позвала я, идя следом.

Тот оглянулся через плечо, но остановился.

– Тебе все равно больше нечего делать. Хватит ломаться.

– Эм, вообще-то у меня есть дела. Я хочу сходить на пробежку, позаниматься йогой… – Поплакать, покричать, все такое.

Немец отмахнулся.

Захотелось его убить.

– Рей!

Ноль реакции.

Вот же!..

– Тяжело с ним, да?

– Это еще мягко сказано, – ответила я Францу. – Жуткий засранец. Не представляю, как его до сих пор не убили.

Мужчина хохотнул.

Култи, добравшись до противоположного конца поля, закинул мою сумку на плечо.

– С ним вообще есть смысл спорить? – спросила я Франца.

– Nein.

– Вот жопа с ручкой.

Франц усмехнулся.

– Это точно.

Я вздохнула. Ну, можно немного посидеть и уйти. Наверное.

Култи обнаружился у моей машины: видимо, он порылся в моей сумке, потому что перекинул ключи через крышу, и мы сели, помахав Францу, который скрылся в припаркованной рядом «Ауди». Стоило нам оказаться внутри, я недовольно посмотрела на Култи.

– Мог бы предложить Францу поехать с нами, а не отправлять его одного.

Он окинул меня раздражающе бесстрастным взглядом.

– Переживет.

Я зыркнула на него, но покачала головой.

– Это грубо.

– Не волнует.

Поразительно. Я завела машину, выехала с парковки, и только тогда меня осенило.

– Почему ты не позвал Майка?

– Он мне не нравится.

Серьезно, мне никогда не понять мужчин.

– Тогда зачем ты пригласил его в лагерь?

– Он мне должен, – последовал простой ответ. Затем Култи добавил: – И его билет стоил приемлемо.

Так, секунду.

– Ты… – Слова застряли в горле. Пришлось сглотнуть, переваривая услышанное. – Ты заплатил за билеты?

Култи даже не удосужился посмотреть на меня; его внимание было устремлено в окно.

– Да.

Я уронила голову на руль и глубоко вздохнула. Это уже слишком. Я не выдерживала. За один день нельзя испытывать столько потрясений.

– Вот и как прикажешь возвращать тебе долг?

– Никак не возвращай, – ответил он, поворачиваясь ко мне. – Зеленый.

Выпрямившись, я сосредоточила внимание на дороге. Я не могла смотреть на него. Если бы посмотрела – сама не знаю, что бы я сделала.

– Я даже не подумала, как они добирались. Вот я дура. Прости, что толком тебя не поблагодарила.

Тишина.

Я вцепилась в руль и всю дорогу молчала.

Меня хотели продать.

Половина товарищей по команде считала меня дешевкой.

Идиот на пассажирском сиденье оплачивал людям билеты на самолет, чтобы они забесплатно поработали на моих молодежных сборах.

Еще я была немного в-л-ю-б-л-е-н-а в того же идиота, хотя, если честно, скорее, очень даже влюблена. Детские чувства вернулись в полную силу. К тому же я себя знала: полумеры меня не устраивали.

А этот идиот хотел уехать в конце сезона.

Черт, да что такое творилось? Все, над чем я работала и к чему стремилась, вдруг решило от меня убежать.

И что теперь делать?

При мысли об этом защекотало в носу.

Мы подъехали к его дому и припарковались, но слова все не шли и не шли. Хотелось плакать; очень хотелось, но уж точно не у него на глазах.

Опустив взгляд, я пошла за немцем к двери, где нас уже ждал Франц. Но стоило оказаться в прихожей, как в горле встал удушливый ком, и я поняла: нужно бежать. Срочно.

– Где у тебя ванная? – спросила я голосом, который даже мне показался странным.

– Первая дверь на втором этаже, – донесся издалека его голос. Значит, он успел отойти.

– Я ненадолго, – соврала я, уже развернувшись к лестнице, лишь бы поскорее сбежать.

Успев два раза вытереть текущий нос, я добралась до ванной. Даже не стала включать свет – просто плюхнулась на край шикарной ванны, которую можно было оценить в другой раз, когда моя жизнь не разваливалась на части.

Меня хотели продать, потому что я с кем-то подружилась.

Я судорожно икнула. «Не реви, не реви, не реви. Не смей, Сэл. Только, черт возьми, попробуй».

Я продержалась еще секунд тридцать, но потом тело сотряс всхлип. Затем еще один, и еще. К пятому я, сгорбившись, прижала ладони к лицу. Я редко плакала. Обычно старалась заняться чем-нибудь, чтобы отвлечься от того, что меня настолько расстроило. Как говорила мама, в жизни очень мало вещей, из-за которых стоит плакать.

Сидя на краю ванны, я искренне попыталась внушить себе, что продажа – это не конец света. Нельзя принимать все близко к сердцу. Футбол – тот же бизнес, и иногда такое случается.

Но в итоге я разревелась только сильнее.

Какая же я дура! Тупая сраная дура.

Я подумала о Култи, который взыскивал долги, чтобы привезти в мой лагерь профессиональных футболистов, покупал детям кроссовки и обнимал меня, и стало еще хуже.

Я рыдала как маленький ребенок – очень взрослый и тихий ребенок, который не хотел, чтобы его услышали.

– Шнекке, все…

Голос Култи резко оборвался.

Уже потом, оглядываясь назад, я поняла, что не слышала, как он вошел, потому что он не стучал. Просто вломился ко мне, просунув в дверь свою глупую голову, словно не боялся застать на унитазе в не самом приятном виде. Я настолько не ожидала его увидеть, что не успела заглушить очередной всхлип.

Тогда я не заметила, с каким ужасом Култи посмотрел на меня. Не видела, как он прошел внутрь, закрыв за собой дверь, и не видела, как он опустился передо мной на колени. Но он накрыл мои руки ладонями и опустил голову, прижимаясь своим лбом к моему.

– Шнекке, – позвал он самым мягким, самым ласковым тоном, который я от него слышала. – Что случилось?

– Ничего, – выдавила я, сотрясаясь от беззвучных рыданий.

– Прекрати врать и скажи, почему ты плачешь, – приказал он, подавшись вперед и погладив меня по спине широкой ладонью.

– Я не плачу.

– Из тебя просто ужасная вруша. – Он провел рукой по плечам. – Что тебя так расстроило?

С каждым вопросом слезы текли все сильнее и дрожь усиливалась; я начинала всхлипывать в голос.

– Это глупо.

– Даже не сомневаюсь, но все равно расскажи, – мягко попросил он.

Вздохнуть толком не получалось.

– Меня… хотят… продать, – к собственному ужасу прорыдала я.

Успокаивая, он поглаживал меня по плечу круговыми движениями.

– Кто тебе такое сказал?

– Франц, – ответила я, хотя на самом деле это звучало ближе к «Фра-а-анц-а-ах».

Что-то резкое и злобное сорвалось с его губ по-немецки: плевок, самое страшное проклятье.

– Он ведь не врет? – спросила я у ворота его футболки.

Култи вздохнул мне в макушку.

– Нет. Он бы не стал говорить, если бы не был уверен, – подтвердил он.

Сердцем и разумом я прекрасно понимала, что этого стоило ждать.

– Гарднер предупреждал, а я не послушала, – сказала я. – Вот дура! Прости. Я понимаю, что это не конец света, и мне очень стыдно, но я не могу успокоиться.

Немец, в которого я была влюблена с самого детства, обнял меня. И шикнул. Буквально сказал:

– Т-ш-ш. – А потом прижал меня ближе и пробормотал на ухо: – Не реви.

– Не могу, – захныкала я впервые за последние десять лет.

– Можешь. Не реви, – нежно повторил он. – Я не представляю, каково тебе…

Ну еще бы. Его никогда не продавали против его воли, а если и продавали, то только на лучших условиях. А от меня просто избавились. Использовали и выбросили.

– …но ты выше этого. Через два года ты сама скажешь этим придуркам спасибо…

Он пытался подбодрить, но это не помогало.

– Я потратила на них лучшие годы жизни, – проревела я, кажется, хотя очень надеялась, что это не так.

– Ничего подобного. Ты даже не на пике карьеры.

Но я была безутешна. Сам Райнер Култи говорил, что у меня все еще впереди, а меня это не успокаивало.

– Тако. Хватит. Прекращай реветь, – потребовал он крайне серьезно.

Успокоиться не получалось. Я думала только о том, что хотела остаться в Хьюстоне. Этот город стал моим домом. Одно дело, если бы меня спросили, не хочу ли я переехать, но такие тайные сделки заключали только тогда, когда хотели без шума и пыли избавиться от проблемного игрока.

Из носа текло; немец, недовольно вздохнув, обнял меня крепче, кольцом рук отгородив от остального мира.

– Это я виноват. Обещаю, я все исправлю, – пробормотал он с сильным акцентом, в который хотелось завернуться.

– Ты не виноват, – сказала я приглушенно, а потом передумала. – Я ни о чем не жалею. Они сами виноваты, что такие тупые. Я всегда делала то, что от меня хотели. Я командный игрок. Нормально играю. Рано прихожу на тренировки, задерживаюсь допоздна, и вот так они меня отблагодарили? Решили сплавить в сраный Нью-Йорк? Где меня даже на поле не выпустят?

Я выпрямилась, нисколько не смущаясь зареванного лица, и, шмыгнув, посмотрела на друга. На плечах у меня лежал вес сотен галактик; я ощущала, как мечты всей жизни буквально выскальзывают из пальцев. И да, я понимала, что слишком драматизирую, но нервов уже не хватало.

– Что мне делать? – спросила я, будто у него на все имелся ответ.

Култи снова погладил меня по коленям. На красивом, изящно повзрослевшем лице было написано мрачное выражение, но он посмотрел мне прямо в глаза.

– Ты будешь играть. Обещаю, Сэл. Я бы ни за что не поставил под угрозу твою карьеру.

Я шмыгнула носом и хрипло вздохнула. Плечи тряслись, предвещая новую волну слез.

Немец помотал головой.

– Нет. Хватит. Я тебя не подведу, только перестань реветь. Мне тошно становится.

Это даже забавно. Я вытерла слезы тыльной стороной ладони, а он, нахмурившись, потянулся и оторвал от рулона туалетной бумаги пару кусочков.

– Возьми себя в руки, – приказал он.

Я чуть не рассмеялась. Шмыгнув носом, потерла лицо протянутой мне бумажкой.

– Я не могу просто «взять себя в руки», это так не работает.

– Ты должна меня слушаться, – хмуро сказал он, выхватил бумагу и с нажимом принялся вытирать мне лицо.

Я выдавила слабую несчастную улыбку.

– Это кто сказал?

Он встретился со мной взглядом.

– Я.

Я поджала губы.

– Как удобно.

Култи, потянувшись, отмотал еще туалетной бумаги.

– Вся зареванная, – сказал он, продолжая вытирать слезы. – Вот уж не думал, что ты плакса.

– А я и не плакса. – Я попыталась вырвать у него бумагу, но он отвел руку в сторону. Я потянулась следом, но и тогда он с легкостью избежал моей хватки. – Я сама могу вытереть собственное лицо.

Он шлепнул меня по руке.

– Я сам хочу, – проворчал он, возвращаясь к делу.

– Знаешь, мир не вращается вокруг твоих хотелок, – заметила я и дернулась, когда он слишком сильно потер под носом.

– Извини, – сказал он. – Не привык к такому.

– Что, раньше не приходилось вытирать лицо зареванной девушке?

Он отстранился и оглядел работу своих рук.

– Нет.

Я вздохнула с облегчением.

– Ну, тогда спасибо за оказанную честь.

Култи не ответил, просто обхватил мои щеки ладонями и запрокинул мне голову. Осознание, что я не накрашена и выгляжу просто жутко, пронзило меня как никогда остро. Но мужчина, который встречался с супермоделями, актрисами и, наверное, с целой толпой шлюх, не стал комментировать ни веснушки, ни мешки под глазами, ни шрамы.

Отпустив меня, он протяжно выдохнул и похлопал меня по ноге.

– Пойдем вниз.

– Я подойду через минуту, – сказала я.

Раздраженно вздохнув, он схватил меня за руки и поднял с края ванны.

– Нет. Ты в порядке.

– Рей, серьезно, дай мне минутку. – Я подогнула колени, чтобы он не смог утащить меня за собой.

Он рывком дернул меня к двери.

– Чтобы ты еще порыдала? Нет. Пойдем. У меня есть твой любимый кофе.

Я шмыгнула носом, а он в ответ бросил на меня недовольный взгляд. Чего я вообще пыталась с ним спорить?

– Ты очень высокомерный засранец, ты в курсе? – спросила я, хотя все же вышла из темной ванной.

– А ты жопа с ручкой, ты в курсе? – парировал он.

Я фыркнула, спускаясь за ним по лестнице.

– Я точно так же сказала про тебя Францу, дружок.

Немец обернулся ко мне через плечо.

– У нас много общего.

– Ха. Не надейся.

Усмехнувшись, он не стал спорить. Мы вернулись к Францу, который сидел на кухне и смотрел в телефон. Вскинув на нас глаза, он тут же нахмурился.

– Все в порядке, – сказала я на опережение. – Правда. Просто реагирую как ребенок. – Даже в виде оправдания слова вонзились в сердце острым шипом. Меня собирались продать.

Голос Култи, живущий где-то внутри, напомнил, что меня продадут, только если я сама им позволю.

Вот хрень.

– Я не хотел тебя расстраивать, – быстро вмешался Франц. – Прости, пожалуйста.

– Не извиняйся, ты что. Ты же не виноват. Спасибо, что рассказал. Просто разом все навалилось. Не выношу, когда меня так нахлобучивают. – Они оба повернулись ко мне, удивленные выбором слов. – Не люблю проигрывать, а такое ощущение, что проиграла, – пояснила я.

Вот теперь они закивали.

Култи ткнул меня кулаком в плечо и обратился к Францу:

– Составь список женских команд, в которых у тебя связи.

– Погоди, я еще даже не знаю, что буду делать, – сказала я, снова паникуя при мысли о том, что придется уехать еще дальше Нью-Йорка.

Господи.

Европа? Неужели я серьезно рассматривала этот вариант? Истерила, что меня отправят в Нью-Йорк, а сама задумывалась о Европе?

– Ты хочешь остаться с этими людьми? – спросил Култи, будто не мог поверить. – Не все заслуживают твоей преданности.

Он был прав, конечно, если смотреть через призму эгоизма.

– У меня еще год по контракту.

– За год может многое случиться, Сэл. Ты можешь порвать связки, упасть с лестницы и сломать ногу… да что угодно.

Два-ноль в пользу Култи. Он снова прав. Случиться могло что угодно. Через восемь месяцев мне исполнялось двадцать восемь; если очень повезет и организм выдержит, до конца карьеры оставалось еще года три-четыре. Может, чуть больше. Не факт. Я старалась ни на что не рассчитывать, решать будут мои колено с лодыжкой. Как только они сочтут, что пора, я мало что смогу сделать.

Значит…

Европа? Нью-Йорк ближе. Но в Нью-Йорк меня отправляли против воли, что мне совершенно не нравилось. Я не хотела туда ехать – в первую очередь чтобы позлить Кордеро. Но я ведь никого не знала в Европе…

Неужели это мое оправдание? И ради чего, чтобы остаться в США под руководством женщины, которая сделает что угодно, лишь бы не дать мне нормально играть? Чего я вообще выбираю?

От нерешительности, копошащейся в груди, стало стыдно. Неужели я позволю страху взять верх и поеду туда, где буду несчастна? Неужели я останусь в организации, которая решила избавиться от меня просто потому, что я дружу с тренером? Какой же идиотизм. Если бы меня услышала двадцатидвухлетняя Сэл Касильяс, которая была готова на все ради карьеры, она бы только так отпинала мою двадцатисемилетнюю задницу.

Где-то в глубине души я понимала, что не стоит торопиться с решением. До конца сезона оставалось четыре игры, а если – когда – мы выйдем в плей-офф, их будет еще больше. У меня было время; немного, но все же.

Я подумала еще раз, натянув взрослые носочки.

Да пошли они! Чего тут думать? Я же не дура, чтобы оставаться в Лиге и отдавать свое будущее в руки человеку, который меня ненавидит. Вот серьезно. Что бы сказали папа с Эриком?

Потребовалась секунда, чтобы понять: они бы посоветовали валить оттуда к чертям собачьим.

– Ты прав, – сказала я, выпрямляясь. – Даже если не получится, мне нечего терять.

Я не заметила, как Култи закатывает глаза.

– Составь список женских команд, – попросил он Франца.

Его требование моментально заставило задуматься.

– Погоди. Я не хочу попасть в команду, потому что вы попросили. Скажите, куда я, по вашему мнению, хорошо подойду, я свяжусь с агентом, а там посмотрим.

Я не упустила, как они переглянулись между собой.

– Я серьезно. Не хочу потом из-за этого убиваться. Лучше я буду играть там, где нужна или хотя бы желанна. – Потому что так оно и было. Я добилась всего сама, хотя легко могла бы воспользоваться именами деда и брата. Я упорно трудилась, чтобы меня не кинули, как сейчас, и не собиралась в будущем повторять подобных ошибок.

Они снова переглянулись.

– Я не шучу. Особенно ты, немецкая буханочка. Пообещай, что не станешь никому приплачивать, чтобы меня взяли. – Я поморщилась, осознав, что сказала, и виновато улыбнулась Францу. – Я шучу, честно. Я ничего не имею против немцев.

– Не волнуйся, ты меня не обидела.

Култи промолчал.

Я ткнула его локтем в ребра.

– Рей, пообещай.

В этот раз он закатил глаза в открытую.

– Ладно.

– Как-то не похоже на обещание.

– Да обещаю я, шнекке, – буркнул он.

Франц слегка улыбнулся, когда услышал, как меня назвал Култи. Он впервые использовал прозвище в присутствии других людей, и улыбка Франца подсказывала, что оно вряд ли означало что-то плохое. По крайней мере, я на это надеялась.

– Ты точно уверена, что этого хочешь? – серьезно спросил Култи, и я вспомнила, как он взбесился, когда я впервые упомянула идею Франца. Сейчас он был сосредоточен и абсолютно спокоен. Будто готов кого-то убить.

Скажу честно: я была чуточку в ужасе. Но факт оставался фактом: я могла или поддаться страху неизвестности и стать его жертвой, или взять карьеру в свои руки.

В общем, выбора не было.

Мечты не сбудутся, если ждать, пока они сами придут тебе в руки.

А если кто-то хочет их отобрать – нужно вцепиться в них изо всех сил.

Решившись, я кивнула своему другу.

– Точно.

* * *

Я зевала через каждые две минуты, когда Култи наконец недовольно взглянул на меня через стол, за которым мы играли в покер. Я не стала смеяться, когда он вытащил карты и предложил нам сыграть, хотя очень хотелось.

– Не смотри на меня так. Сейчас поеду домой, пока не заснула, – сказала я, вставая из-за стола.

– Вызови такси.

– Не буду. Сама доеду. Я недалеко живу, так что все нормально. – Не давая ему времени возразить, я наклонилась и обняла Франца, который выиграл обе партии в покер. – Спасибо, что приехал в лагерь, и за помощь тоже спасибо.

– Скажи, когда получишь ответ от команд. Я помогу определиться, – сказал он, ласково похлопав меня по спине. – У тебя ведь есть мои контакты?

– Да. – Я отстранилась. – Обязательно напишу, если со мной свяжутся.

– Да свяжутся с тобой, дурында, – вмешался братвурст, вставая.

– Даже не знаю, как я жила без тебя и твоей безграничной поддержки. Серьезно. Чудо, что я продержалась так долго.

Култи привычно нахмурился, но уголки его губ чуть приподнялись, и он схватил меня за шею своей лапищей и насильно развернул к дверному проему.

– Я еще не встречал человека, который настолько бы во мне не нуждался.

Он сказал это так, что я не поняла, комплимент это или нет, поэтому промолчала. Просто толкнула его плечом.

– Спасибо, что позвал.

Он кивнул, и мы пошли по дорожке, ведущей к машине. А когда добрались до нее, он положил одну руку на водительскую дверь, а другую – мне на плечо.

– Я постараюсь загладить вину.

– Не надо. Ты ни в чем не виноват. Я знала, что делаю. Главное, чтобы ты не забыл о моем существовании по окончании сезона, а там и жалеть будет не о чем, – сказала я, хотя в глубине души все еще немного расстраивалась и злилась из-за всей ситуации.

Култи склонил голову.

– Думаешь, я смогу о тебе забыть?

– Нет… ну, на самом деле не знаю. Мы не так уж давно знакомы. Наверняка у тебя и без меня… – «куча друзей», чуть не сказала я, но разве он создавал впечатление социального человека? Нет. Вот совсем нет. – Наверняка у тебя и без меня достаточно дел. Я не имела в виду ничего плохого. Просто знаю, что жизнь иногда мешает.

– Я не трачу время на пустяки, Сэл. Ты понимаешь, о чем я?

Волоски на затылке встали дыбом, и я хрипло ответила:

– Типа того. – Он бы не стал тратить на меня время, если бы я ему не нравилась и он не хотел бы дружить. Это я понимала.

Он открыл рот и снова закрыл его. По нему было видно, что он хочет что-то сказать. Но он тяжело сглотнул, и на лице его появилось бесстрастное выражение, которое заставило остро прочувствовать все: жаркую летнюю ночь, темное беззвездное небо, едва заметный сладкий аромат его кожи. Его рука сжалась; большой палец впился в ложбинку между моим плечом и ключицей.

Я видела его лицо сотни раз, но и этого мало. Когда влюбленность прошла, я представляла себя с кем-то, кто будет работать на себя: с мужчиной с золотыми руками, предприимчивым, тихим, честным и добрым. Может, с механиком. Мне нужен человек, который будет приходить домой немного грязным, немного потным, способным исправить любую поломку. Я мечтала о спокойном, надежном парне. Не знаю, откуда взялась эта фантазия, но она осталась со мной надолго. Адам, мой бывший, как раз и был таким человеком. Генеральный подрядчик прямиком из любовного романа – невероятно красивый и милый. Мне поначалу не верилось, что он настоящий.

А сейчас передо мной стоял Култи – намного выше меня, намного старше, серьезный, хитрый, темпераментный, косивший газон всего раз в жизни… и я не могла найти в себе силы расстроиться, что именно к нему меня привело глупое сердце. Я, конечно, была такой дурой. Какого хрена я снова влюбилась в этого идиота? Безответная любовь, моя старая подруга, мы снова оказались с ней вместе. И что с этим делать? Я не знала, но опасалась, что мое сердце растопчут в пыль.

Надеяться на лучшее? Ха.

Я не заметила, как его взгляд упал на мои губы. Не заметила, как он стиснул руку, когда убрал ее с моего плеча. Не заметила, какое выражение промелькнуло в его глазах на секунду.

– Хорошо, – наконец сказал он, отпуская дверь машины и вырывая меня из размышлений о моей «неправильной» влюбленности. – Позвони, когда доберешься до дома.

Я не сдержала улыбку. Пусть он не любил меня, пусть я вряд ли была его лучшим другом, но я не была ему безразлична. Его поступки говорили об этом четко и ясно, даже когда он вел себя как ворчливая бесчувственная козлина. Могло быть и хуже.

Ну ладно, не могло. Я бы ни за что не влюбилась в человека с настолько паршивым характером, я же не совсем дура.

Нет, ну, дура, конечно, раз влюбилась в него, но… блин. Как же все сложно.

– Я напишу, как доеду, – согласилась я и села в машину. А когда завела ее, то опустила окно и посмотрела на Култи, который стоял в нескольких метрах. – Знаешь, даже если бы ты не привел Майка, Алехандро и Франца и не купил бы детям кроссовки, я бы все равно считала тебя хорошим человеком… ну, в основном.

Он поднял глаза к небу, и уличные фонари осветили его лицо.

– Езжай уже.

К моей огромной гордости, на обратном пути я чувствовала только тихую решимость.

Как там говорится? Когда закрывается одна дверь, открывается другая. Возможно, придется выбить парочку, чтобы найти ту, которая подойдет мне.