Текст книги "Мусульманская Русь"

– А куда это они? – полюбопытствовал у стоящего рядом совсем молоденького полицейского. Не иначе как после училища – вон на мундире значок имеется, и шинель вроде бы случайно расстегнута. Не пообтесался еще мальчик, но глаза неприятные. Уж точно не из маменькиных сынков будет, жизни понюхал и раньше. Говорили мне про последние выпуски жандармов и полиции. В училища специально брали потерявших родителей в Гражданскую, но раньше сталкиваться не приходилось. Уж они за правильную власть, давшую им направление в жизни, кому хочешь глотку порвут. Новая гвардия.

– Тут целая слободка таких имеется, – сказал он, морща вздернутый нос. Да и сам из себя страшно белобрысый, чуть-чуть до альбиноса не дотягивает. Вроде из немцев будет или чухонцев.

– Порт расширяют и углубляют, аэродром новый, да и строительство идет. С введением паспортов и обязательной прописки по местожительству просто так уже не пошатаются. Мигом посадим. За этим теперь внимательно смотрят. Квоты по отношению к остальному населению, а на Кавказ и вовсе высланных ни под каким видом не пускают. Раз уж с семьями, будут трудиться. Неурожай был, вот и ищут себе новое место.

– Раздражают? – понимающе спросил я. – Одно название, что Кенигсберг.

– Я из солдатских детей, – четко выговаривая каждую букву в слове, надменно говорит парнишка, – и очень не люблю намеков на происхождение. – Взгляд при этом был очень красноречивым. Нашлась бы причина – непременно бы забрал в участок и отбуцал казенными ботинками.

– Извините, – вполне искренне говорю. – Ничего такого не имел в виду. У самого род начинается с рядового Южного училища, Солдатского корпуса.

Он кивнул, принимая извинения, и неторопливо удалился, предоставив мне возможность курить в одиночку.

Надо же, как ошибся, Кенигсберг с толку сбил. Обычная инерция мышления. Непременно из немцев первый встречный. Это вот и есть наш русский народ. Как удастся запихнуть всех в одни рамки, я не представляю. Разве что лет через сто, если не изобретут новой многообещающей идеи. Наш век на них горазд.

Это не Новая гвардия – это очень Старая. У всех стран имеются свои тараканы. У турок были янычары, а у нас – Солдатские училища. Как Русь начала западных соседей подминать под себя в семнадцатом веке, занимая Польшу, Восточную Пруссию, Прибалтику и отхватив изрядный кусок Финляндии у шведов, отменять крепостное право на захваченных территориях не стали. В Польше уже с 1503 года крестьянин мог выйти исключительно с разрешения господина – это фактически год введения крепостного права в Польше. С 1543-го крестьяне окончательно прикреплены к земле и пану – на основах частно-правовых. Работа на барщине (панщине) увеличивается, доходит до 5–6 дней в неделю. Так и оставили себе на благо. Чего с иноверцами церемониться? Дворян в Сибирь массово законопатили, а поместья роздали отличившимся офицерам. Естественно, кроме земель, отошедших напрямую к Кагану. Ему тоже прибарахлиться было необходимо.

Города почти не тронули, уже потом за них взялись, приводя законы к привычным, а вот сельское население очень быстро просекло, как улучшить жизнь. Хочешь быть свободным – переходи в саклавизм. Мусульманин собрата держать в рабстве не имеет права. Бывало, целыми селами срочно осознавали, что лучше стать правоверными. А чтобы вели себя правильно, обязательно присылали казенного муллу, для контроля и обучения детей и взрослых. В третьем поколении только старики помнили, что когда-то в деревне жили лютеране или католики. Главное – детей вовремя учить, а для этого школы необходимы. Пока просвещенное человечество додумалось до всеобщего образования, детей на Руси всегда грамоте учили, и издревле минимум четыре класса обучения было. Не университет, но читать, писать и считать прекрасно умели. А буквы у нас очень отличаются от латинских. Так что народ разве что в переводах сильно прогрессивные идеи узнавал. Зато Коран читали без проблем.

Не все на смену веры пошли: часть сильно держалась за свои традиции. Поляков уже в конце восемнадцатого века, после восстания, замирили до полного искоренения образованного и дворянского сословия, но даже после этого в Австрийскую остатки оккупантам охотно служили, за что потом и расплатились. Зато у местных девок нашелся еще один интересный путь к выходу из крепостной зависимости: родишь от русского – свободна.

Гарнизоны стояли повсеместно, и жениться, пока не отслужишь десять лет, солдатам нельзя. Офицеры, впрочем, тоже не особо стеснялись в этом смысле. Есть такая занимательная форма в мусульманском праве, когда вступают в брак на оговоренный заранее срок со свободной женщиной-иноверкой, и он не сопровождается традиционной церемонией. Вроде и замужем, но временно. Есть мнение, что это очень древний языческий обычай, которого так и не смогли искоренить правоведы. «Мута» называется, в отличие от «Никах», брака на всю жизнь.

Вот и появилось со временем достаточно много детей. Местные жители, не желающие признавать Пророка, к ним относились далеко не лучшим образом, слово «солдатка» для многих было синонимом проститутки. Тем более что и прав такие матери имели намного больше, чем христиане, и налогов почти не платили, а вели себя нередко достаточно вольно, оторвавшись от общины.

Пришлось срочно решать проблему, и специальным указом Каган приказал брать солдатских детей на казенный кошт, в специальные военные училища. Это и раньше практиковалось, но массовости не было. А девочки тоже получали начальное образование и целыми отрядами потом работали на ткацких фабриках, обучались простейшим медицинским знаниям и направлялись в деревни фельдшерами. Мы в этом деле вновь, как с образованием, оказались впереди планеты всей, впервые поставив на поток женский пол, пользующий больных. Как раз вторая модернизация началась, и требовалось много рук. На самом деле в женских училищах было обучение двум десяткам профессий, и на разных этапах отсеивали наиболее смышленых, направляя потом в те же училища воспитательницами. Да и мальчиков не всех в полки отправляли. Люди все разные, и особо сообразительных или не соответствующих по здоровью учили ремеслу или в Приказы, что у нас министерства заменяли, направляли трудиться.

Так что многие мальчики потом сделали изрядные военные и административные карьеры, да вот беда – при всем благожелательном отношении к ним со стороны начальства и окружающих, и во взрослом возрасте прекрасно помнили о своем особом положении. Начинали-то они в отдельных корпусах и с детства держались общим кланом. У них даже отдельная система имен была. Сплошь из Корана или хадисов заимствованная.

У девчонок это не так выражено было, но тоже присутствовало. За сто пятьдесят лет до окончательной отмены крепостного права для христиан через такие училища прошло несколько десятков тысяч человек, включая уже второе, третье и последующие поколения. Дети бывших солдатских детей тоже охотно шли в училища. На казенный кошт образование для бедных и воспитание. А что потом отслужить приходилось – так положено. Отцы и деды тоже лямку тянули. Очень скоро они превратились в спаянный общим происхождением клан. Внешне ничем не выделяясь, держались вместе и даже женились и замуж выходили за своих. Есть куча династий такого происхождения.

Я ведь не соврал. Первый Темиров из нашей ветви как раз из настоящих будет. Мать полячка. Отец его официально признал, да вот семья совсем не горела желанием открыть объятья. Родился вне брака, да еще при наличии беременной законной супруги. Кроме фамилии, от того рода нам ничего не досталось. Сами пробивались, и не за счет знатности. Сплошные служаки: только в середине девятнадцатого века уже после Солдатского училища можно было пойти в другом направлении или не посылать туда детей обязательно. А раньше – ни-ни. Отслужи в штыковых атаках свою кормежку и учебу за много лет, а потом уже думай, чем дальше заниматься. Они ж, кроме жалования и орденов, к концу службы ничего не имели. Орден «Мужества», высшая награда для нижних чинов, давал аж сорок дирхемов годовой пенсии. Именно годовой. С голоду не помрешь, но капиталов не накопишь. Вот и кучковались в собственные поселения после демобилизации, где все насквозь понятные и помогут при необходимости. Своих забывать – было последнее дело.

– Трогаемся, – заботливо предупредила меня проводница. Я бросил сигарету и полез в вагон. Погулял – и хватит. Пора возвращаться к писанине.

В коридоре, возле моего купе, стоял мужчина приблизительно моего возраста и задумчиво смотрел на проплывающие мимо приземистые серые строения станции. Такой весь из себя вальяжный, в костюме-тройке даже в поездке, застегнутый на все пуговицы. Виски седые, шевелюра страшно курчавая – и нос. Это было нечто выдающееся. Орлы бы при виде него удавились от зависти. Данный экземпляр человеческого рода мог легко заклевать любого одним своим выдающимся клювом.

При моем появлении он довольно улыбнулся и, протягивая руку, представился:

– Мясников Арам. Бывший химик-органик, а ныне большой начальник-администратор.

– Темиров Берислав, бывший разоблачитель Великобритании, а ныне просто журналист, – отвечаю ему в тон, пожимая крепкую ладонь, и пытаюсь сообразить, как это может быть столь замечательное сочетание. Спрашивать после полицейского как-то неудобно.

– Папа мой, в девичестве, был Мясникян, – подмигивая, сообщает. Не иначе как сообразил про мои затруднения. А еще проще – его про это регулярно спрашивают. – Вот как в последнее правление Абдульвахид Окаянный стал устраивать религиозные гонения, он взял и сознался, что нет Бога, кроме Аллаха, и Магомед Пророк его. Так мы стали честными саклавитами, сиречь русскими по всем показателям, включая фамилию. Почему при этом имена запрещали менять, тайна для меня глубока и бездонна. Фамилию сколько угодно, а имя запрещено. Наверное, чтобы сразу было видно подозрительные экземпляры. Вот и осталось такое сочетание.

– И как? Жить не мешает?

– В детстве мешало, – серьезно сказал Арам. – Даже дрался на дразнилки. А потом как-то плевать стало. Иногда думаю, и к лучшему, что не переделали в очередного Саида. Всю жизнь приходилось доказывать, что ты способнее и умнее. И драчливее, – подумав, добавил. – Человек под давлением либо ломается, либо закаляется. Армяне меня за своего не признавали, русские тоже косились. Надо было выживать и пихаться локтями, не забывая подключать голову. Вот сейчас с этим проще стало. Нет Диктатора, кроме Саламова, – на полном серьезе провозгласил он, – и я его верный последователь. Вы ж тоже едете в Германию?

– Ага.

– Так это дело надо обязательно обмыть! У меня есть прекрасный армянский коньяк!

– Это хорошо, но не патриотично как-то. Нам предписано пить русскую водку.

– Голос крови взывает, – лицемерно вздохнул Арам, открывая дверь в соседнее со мной купе и гостеприимно пропуская вперед.

– Не может быть среди разбирающихся в употреблении алкогольных напитков никакого сравнения, – объяснял он мне, уверенно расставляя на столике рюмки и легкую закуску. Человек явно готовился к поездке заранее, не то что я. Вместо того чтобы переться в вагон-ресторан, заготовил массу всего. Маслины, сыр, мясо какое-то нежирное, и даже фрукты. – Настоящий коньяк долгое время выдерживается в дубовых бочках, приобретает специфический вкус и аромат. Водка, в отличие от коньяка, не проходит длительной стадии выдержки. Завезли на завод спирт, бутылки, разбавили с водой, разлили по бутылкам – и можно отгружать готовую продукцию!

– А еще, – ехидно подсказал я, – водку называют «хлебным вином», а коньяк – «виноградной водкой». Что там сказано в Коране начет вин?

– А? – остановился он с уже откупоренной бутылкой в руках.

– Наливайте, – разрешил я. – Мы в дороге, а в походе и на войне позволено. Я вам точно говорю, как получивший благословление от самого имама Третьего Гвардейского корпуса. Вот насчет свинины он жался и прямого разрешения не дал – «только в случае, если жизни угрожает опасность». Сказано в Коране: «Скажи им (о Мухаммад!): ―Я не нахожу сейчас в том, что мне открыто, запрещения в отношении пищи, кроме мертвечины, мяса скота, заколотого не по мусульманскому шариату, пролитой крови и мяса свиньи – все это нечисто, скверно и запрещается в пищу. Запрещается также мясо животного, заколотого не с именем Аллаха, а с именем, например, идола. Но если кто-либо будет вынужден по необходимости есть эту запретную пищу, не стремясь к наслаждению, то нет в этом греха. Поистине, Аллах Прощающ, Милосерден!»[21]21
  Коран, 6:145.


[Закрыть]

Мы потом коллективно обсуждали и решили, что на фронте можно, а в тылу нет. Даже если на переднем крае тихо, потенциально нашей жизни угрожает опасность. Особенно если кушать хочется. Так что пока не стреляют, свинины мне не предлагать!

– А я на Кавказском был. Во славу русского оружия!

Я выпил и закусил острым сыром. Мелкие дозы настоящие ценители заедать не рекомендуют, но мы явно настраивались на серьезное возлияние. Что еще делать в поезде?

– И пусть Окаянного, чуть страну не профукавшего со своими идеями, на том свете наградят по заслугам, – провозгласил он.

– За это можно и не только в дороге, – согласился я, принимая очередную рюмку и чокаясь.

– На «ты»? – утвердительно спросил Арам.

– Какие чины в нашем положении? Сидим, культурно общаемся.

– А чем занимаешься?

– Я ж сказал: статьи пишу. Журналист. Вот отправили полюбоваться на новую Германию. Пока она еще Германия и не успела заново стать Империей.

– Статьи – это хорошо, – уверенно разливая по новой, сказал он. – Написал бы ты, что ли, про нас.

– Это про кого?

– Про химическую промышленность.

– Выкладывай. Если интересно будет, непременно напишу. Только учти, я в последний раз видел учебник по химии перед войной, в медресе. Вся эта муть… катализаторы, производство кислоты, крекинг – выветрились из моего мозга давно. Как можно проще. Читатели у нас тоже не Ньютоны с Эдисонами.

– Я постараюсь совсем доступно, – серьезно сказал Арам. – Мы слишком долго работали в связке с немцами. У них там хорошие ученые школы, развитая химия и переработка. Большая проблема, что не всегда можно брать чужой опыт целиком. Разные условия. У них с давних времен основной упор на производство искусственного горючего. Так они это от бедности и отсутствия серьезных запасов нефти. Идея-то правильная – самодостаточное производство без зависимости от внешних источников. Получается удорожание себестоимости, но после того как они в Австрийскую мучились с селитрой, не имея месторождений, до которых могли дотянуться, и испытывали чудовищный снарядный голод, очень больное место. Если бы искусственное производство было запущено раньше, а не под самый конец войны, было бы гораздо хуже. То же самое с ацетоном, – он посмотрел на меня и сжалился, – требовался в больших количествах для производства боеприпасов. Без нас, химиков, война кончилась бы через год.

– Может, оно и к лучшему? – спросил я. – Все назад к своим границам, и всеобщее счастье.

– Блажен, кто верует. Все рассчитывали на полгода, максимум год, а воевали два с половиной. Желающих мириться не наблюдалось. В следующей войне будет еще хуже. Лет десять, пока вся экономика не обвалится и на улицах помирать от голода не начнут. Прошли времена куртуазных войн.

– Много ты знаешь про те замечательные времена, – оживляясь, сообщил я. – Когда в семнадцатом веке мы грабили Ливонию, то просто и без затей вырубали старых и малых, а молодежь угоняли на свои земли. А поляки под Смоленском не просто резали, они еще и кошек в живот бабам зашивали. Наверное, для смеха.

Арам грустно посмотрел на меня.

– Молчу, молчу, – покладисто соглашаюсь, – не по теме химии. Так что там дальше?

– А у нас, при наличии свободного доступа к нефтяным источникам, наше правительство приняло решение о строительстве восьми заводов искусственного топлива по немецким технологиям. Это значит – закупка патента, оборудования и вообще трата валюты в изрядных размерах. Требуются очень серьезные машиностроительные мощности, высоколегированные стали и квалифицированный персонал. Опять придется платить чужакам. Это при том, что сегодня Ипатовым уже разработан метод получения высокооктановых бензинов из нефти. Синтетическое горючее дает октановое число 70–80, а можно получать гораздо выше. Чем выше число, тем большую мощность даст авиационный мотор. Но планы уже утверждены, министерства заинтересованы в получении бюджетных денег, рабочей силы и увеличении своего влияния. Бюрократия и инерция мышления убивает очень перспективное направление.

Если уж начинать с нуля, лучше более перспективное направление осваивать, но сдвинуть наверху крайне сложно. Решение принято, и тебя с оригинальной идеей посылают крайне далеко и надолго. Потом, когда начнется строительство, и вовсе станет невозможно изменить. Никто не захочет отвечать за пропавшие средства и всеми правдами и неправдами будут отстаивать верность решения. Это не их деньги, но это их теплое место.

– Одну минуту. Я правильно тебя понимаю, есть возможность получить бензин с октановым числом 100 на базе нефти, и это будет дешевле?

– Большого производства не существует нигде в мире. Опытная партия испытана в Центральном научно-исследовательском институте авиационных моторов. При использовании бензина марки «экстра-100» мощность двигателя повысилась с девятисот семидесяти до тысячи семисот лошадиных сил. Пока еще есть трудности с бесперебойной работой технологической цепочки, но это лучше, чем покупать устаревший патент и умерщвлять деньги и ресурсы.

– Ты такой борзый и свободно критикуешь, потому что в частной фирме работаешь?

– Правильно догадался, – в очередной раз разливая, согласился Арам. – Мне на эти аппаратные игры чиновников – плюнуть и растереть. Нефтяную промышленность национализировали у больших заграничных компаний. Мелких и с родным российским капиталом не трогали.

– Помню я эту историю про концерн патриотов, готовых часть акций вручить правительству. Лишь бы их не трогали.

– И вручили. И не трогают. И хорошо сделали. Теперь государственные предприятия вынуждены конкурировать с частными. А наши акционеры тихо-тихо получили серьезные деньги из США, и идет постоянный обмен технологиями. Это ведь не концессия, это гораздо лучше для Руси, при полном контроле со стороны государства, не дающем получить иностранцам контрольный пакет.

– А то я не знаю, как дела делаются, – скептически отзываюсь.

– Как бы ни делались, а прибыль от продажи добытой нами нефти из страны почти не уходит. Специальное постановление обязывает продавать на внутреннем рынке. Мы патриотично обеспечиваем керосином и бензином население, пока оно не захлебнется и не скажет «хватит». До этого еще очень долго, а запросы только растут. Автомобилей все больше, двигателей тоже. Даже электростанции строят, хотя это тоже не лучший вариант. На воде и дешевле выходит, и глупо топить топки нефтепродуктами. Вот только строить большие каскады ГЭС в центре страны уж больно накладно выходит. Земля, компенсации жителям, новое жилье.

А государственная компания не желает ни о чем задумываться и тупо гонит нефть на продажу за границу, получая прибыль. Монополия, и очень выгодная.

Зато существует частный Исследовательский центр «Нефть и газ» при нашем концерне, уже получивший почти сотню патентов. Он себя не только окупает, но имеет еще хорошие шансы приносить прибыль в будущем. Ты не представляешь, какая это замечательная вещь – нефть, и сколько с нее можно получить. А на Руси ее море разливанное, и доля приличная в Персии и Армении.

Так что выгода американцев не в валюте, которую нам вывозить запрещено, а в совместных разработках. Они гораздо больше имеют потом с этих патентов, чем мы, со своим государственным скопидомством. Американцы деньги считать умеют. Если вкладывают, и немалые, то и получают огромные.

Будущая война – это война моторов. Чем быстрее будут ездить и летать машины, тем больше преимущество. Чем больше возможность добывать и перерабатывать, тем больше фора. И давно пора прикрыть продажу сырой нефти. Продавать бензин, керосин, смазочные масла гораздо выгоднее.

Англичане тоже не пальцем деланные. В Ираке нефть нашли и уже добывают, в Бахрейне нашли, в Саудовской Аравии бурят и на Кувейт поглядывают. Скоро наша монополия закончится, и начнутся серьезные проблемы. Себестоимость арабской нефти намного ниже нашей. Как минимум упадет цена. Еще более вероятно, нас вытеснят и из Европы, и из Азии. Нужно думать о будущем, и это не добыча сырья, а переработка и создание мощной химической промышленности. Собственной. Тут нужны государственные вливания очень серьезного размера или разрешение на более свободное ведение дел с американцами. А вот от немцев пора отделяться. Не нравится мне то, что там происходит. Сегодня они гоняют своих граждан и предъявляют претензии к соседям и Франции. Завтра вполне могут и про Русь вспомнить. Еще договорятся, на нашу голову, с Лондоном, будет крайне неприятно.

Интересный такой взгляд на происходящее, подставляя стакан за новой порцией, подумал я. Про концерн, слава Аллаху, наслышан. Уж на моих законных землях они шуршат, и на соседних участках тоже. Государство совсем не рвалось вкладывать денежки в бурение и разведку, а эти прибежали моментально. Не такие уж деятели бескорыстные: всякую самостоятельную мелочь с одной вышкой придавили хорошим прессом – единоличники долго не продержались. С одной стороны – государство, с другой – очень большое объединение, способное и цены сбить, и банк попросить об услуге. И собственные перерабатывающие заводы строили, и даже в Сибири нефть ищут. Не знаю, правда, на фига. Даже по трубопроводам доставлять – она будет по цене золота. Разве что на будущее.

И ведь не только у нас работают. Сразу после Гражданской с армянской республикой и шахом договорились. Разведку провели. Первые же поиски привели к сенсационным результатам: запасы углеводородов в северных районах Персии и Армении не уступают нефтяным полям Южной Персии, подконтрольным Великобритании. Сейчас там тоже добывают, но уже не для Руси. Есть куда продавать на законных основаниях. Очень жалели потом некоторые люди в погонах, что в свое время Персидский Азербайджан не оккупировали. Не хотели создавать себе еще одну головную боль из местного населения. Собственных азеров армяне хорошо резали, и ссориться с ними в тот момент не стоило.

Но что касается поиска дополнительных источников валюты, не зависящих от внешнего рынка, он прав. И в том, что населению в стране от этого хуже не будет, тоже. Налоги они платят исправно и вполне честно. Ну, насколько это вообще бывает на Руси. Невыгодно Владимиру гнобить частников, от них польза серьезная. Хороший пастух не стрижет баранов чаще и больше необходимого, чтобы они успевали шерстью снова обрасти к следующей стрижке. Так что прогрессивный налог имеется, но не слишком давящий.

Про дальние перспективы – это не ко мне, хотя тема для статьи любопытная. Надо поинтересоваться подробностями. Только не из рекламных брошюр. Любопытно, что немцы скажут. На первый взгляд, все очень логично и правильно, но любой источник стоит перепроверить.

А вот эта история с мотором – это уже как раз по моему профилю. В газету с ней не пойдешь – слишком мало информации, и все надо тщательно разузнать: имена, даты, параметры. А вот стукнуть кой-кому из военного ведомства совсем не мешает. Подробности из него вынуть – раз. Поднять старые знакомства – два. Как там этого летчика-испытателя, открывающего ногой двери в высочайшие кабинеты, звали? Ага! Чихиров Борис. На память пока не жалуюсь. С генералами сложнее – до них еще добраться всегда изрядная головная боль. Секретарши, занятость и нежелание отвечать за последствия. Ниче, мобилизую Белова. Для чего еще нужен главный редактор официальной военной газеты.

И почему я не разведчик? Ведь на одном таком соседе уже орден бы заработал. Наш народ непобедим. Его сколько ни пугай тюрьмой и ссылкой, а он все равно не боится и будет распускать язык. Даже не дома, а вот так, в поезде или пивной.

В дверь постучались, и, выждав: «Входите!» – появилась наша проводница.

– Через час паспортный контроль, – сообщила она.

– Паспорт у меня с собой, – проверив карман, отказался я покидать гостеприимное место. – Пусть заходят.

– Они все равно захотят чемодан проверить, и придется пройти в свое купе. Нашим-то обычно только деньги интересны, насчет валюты их начальство постоянно трясет. Покажите декларацию – и никаких вопросов, а немчура всегда была страшно добросовестная. Теперь еще и обнаглели. Покуражиться любят.

– Я им повыпендриваюсь. Моментально дипломатический скандал состоится, – грозно обещаю, остатками мозга пытаясь понять, не слишком ли меня развезло. Вроде пока норма. – Центральные газеты страшно желают знать имена чересчур придирающихся к честным русским гражданам. В последний раз по этому поводу кто-то там наверху страшно обиделся и предложил шведам устроить бойкот.

– Ой, – сказала она изумленно, – так это вы были.

Я гордо кивнул и выгнул грудь колесом. Конечно, не я – в первый раз в Европу в качестве корреспондента. Раньше только с армией заглядывал в сопровождении артиллерии, но чего не скажешь в хорошем настроении. Приятно, когда на тебя смотрят красивыми глазами и изумленно раскрывают рот. Чисто мужское желание, – что мне, мало своих подвигов? Ну, так я вполне себе мужчина в полном расцвете сил. Мой дед умудрился родить дядьку, будучи на тридцать лет старше меня сегодняшнего. В прыщавом возрасте я сильно подозревал, что тетка погуляла налево, пока у подросшего Божидара не обнаружилось явное семейное сходство со мной. Мои детские и юношеские фотографии упорно принимают за его и удивляются странной одежде. Я-то рос во времена Окаянного и разгуливал совсем не в современных пиджаках.

– Не желаете чего?

– Желаю, – отреагировал я. Про ее женские прелести постеснялся, но пить коньяк без кофе и сигары – извращение. Вместо сигары у меня есть сигареты, но чашечку свежезаваренного не мешало бы.

– Кофе у вас есть?

– Кофе, чай, – она посмотрела на столик, – лимоны и выпить. Все что угодно. У нас хорошее обслуживание. – По голосу даже обиделась. Ай, у них такой замечательный экспресс, а я не понимаю.

– Только кофе, но настоящий!

– Симпатичная у нас проводница, – задумчиво сказал Арам. – Был бы моложе – непременно бы приударил.

– Попрошу без намеков! Это что, мы с тобой старые?

– У меня уже дочь ее возраста. Надо будет вас познакомить. Она как раз в Германии.

Я с заметной оторопью представил себе девицу с отцовским носом и горячим армянским характером – и сделал вид, что не слышу. Не в том я уже возрасте, чтобы кидаться на всех особ в юбках.

– Может, не стоит? – говорю при появлении второй бутылки. – Одна – еще туда-сюда, но придут пограничники, а мы уже ничего не соображаем.

– Дыхнем на них, и вопросы сразу отпадут, – уверенно сказал он. – Русские люди не могут не нажраться вусмерть. Это страшно подозрительно – ехать в поезде трезвым. Особенно за рубеж. Меня уже пробила ностальгия по оставленному дому, и хочется плакать. Это разведчики или контрабандисты сидят трезвые и боятся лишнее слово сказать. Вот таких на границе сразу нужно вязать и тщательно трясти.

– А зачем, собственно, ты едешь?

– Я, – торжественно заявил Арам, – краду чужие мозги. Иногда еще и руки.

– Это как?

– Обнакновенно. – Все-таки, и на него подействовало. Уже на словах спотыкается. Первая стадия. – Ты про эти новые антиеврейские законы знаешь?

– А кто не знает! Нам какое дело? Вот теперь есть Иудея – пусть едут. А то раньше действительно некуда было деваться. Визы нигде не давали. Козлы демократические. Как кого-то осуждать, так моментально обнаруживают несправедливость, а спасать угнетаемых – так их нету.

– Зачем, – совершенно трезвым голосом спросил он, – упускать такой замечательный шанс нажиться, ничего не делая? Специалисты нам и самим нужны. Квалифицированные кадры тоже. Производство растет, людей не хватает. Вместо того чтобы заманивать к себе только что вышедших из университета или соблазнять уже состоявшихся людей большим жалованьем, достаточно открыть контору и отбирать, с необходимыми профессиями. А чтобы не слишком много о себе думали, держать не на виде на жительство, а на рабочей визе. По нашему законодательству все иностранцы обязаны иметь открытую визу, действие которой прекращается, когда они покидают страну, и действующее удостоверение личности, где указана их принадлежность к той или иной компании. То есть сменить работу огромная сложность. С языком как раз проблемы особой нет. Немецкий у нас любой окончивший школу знает. Кто-то лучше, большинство хуже, ну так им не предлагают в народ нести просвещение. Объясниться кое-как на улице смогут, а на работе есть с кем разговаривать.

– Гадко звучит. Ты у нас, получается, людолов. Ходишь с арканом и в рабство угоняешь.

– Хорошо сказано, – согласился Арам, – но ошибочно. Я – натуральный благодетель. Для нового производства нужны люди, я готов взять вместе с семьей. Они мне автобиографию, резюме, если есть научные работы – указать. Квалификация и вообще все. Сижу и отбираю подходящих. Пусть даже деньги платят меньше, чем любому русскому выпускнику университета, он может зацепиться и работать по специальности. Все лучше, чем Игорева делает. Или Русов с Ванштейном. У них на заводах за копейки если не сотни, так тысячи гастарбайтеров трудится. Не китайцев же звать – им работу сложнее сохи долго объяснять придется. Да и не только там трудятся. Даже на военные заводы берут массово. Понятно, не туда, где секретно, но где умелые руки нужны. У нас хоть устраивают по специальности и не стоят над душой с угрозами выкинуть назад. Сколько бы немчура ни нудила про еврейское засилье в экономике, пока еще не все они адвокаты с банкирами. Масса хороших квалифицированных рабочих, толпа инженеров, и очень много с высшим образованием. Уж не дураки – это точно.

– Это становится интересным, – сознался я. – Такое впечатление, что ты меня выследил и затянул на разговор.

– Выследил – это ерунда. Случайно совпало. А не догадаться, кто ты есть, сложно. Я тоже газеты читаю. Не часто столько шума бывает. Так что, гражданин Темиров, я подозреваю, хоть пару строчек, но в учебнике ты себе обеспечил. Где-то в районе энциклопедической статьи о военном кризисе конца двадцать девятого года. Маленькая такая сноска, но навечно. У тебя ж наверняка и связи там остались, и вполне можешь написать, как они живут в Австрии, Германии, да и в остальных ублюдочных государствах. Впрочем, теперь уже два осталось, а скоро и эти объединятся. Тоже тебе спасибо. Пока на Востоке разбирались между собой Русь с Англией, они под шумок многого достигли.