Текст книги "Варяг"

Все это рассмотрел остроглазый Эрик, но никому говорить не стал. Зачем пугать соратников? Холодная голова и бестрепетные руки – единственная надежда на спасение в этом качающемся мире.

Буря стихла внезапно. Будто чья-то невидимая рука разогнала тучи и на небе снова засияло солнце, волны улеглись как присмиревшие собаки у ног невидимого великана. Казалось, что не было никакой бури, что все это привиделось уставшим, испуганным людям. Даже останки перевернувшейся лодьи были надежно похоронены на дне моря.

Заметив на берегу оставшихся в живых людей, Ворот дал команду пристать. Все равно большая часть лодий была потрепана бурей и им требовалась починка, а измученным людям – отдых.

На берегу развели костры. Не очень-то это было благоразумно: печенеги могли приметить дым, а его немало было от сырого дерева. Но людям нужно было обогреться и высушиться, и они решили пренебречь опасностью. Тем более, если печенеги рыскали где-то поблизости, то они наверняка стали свидетелями их беды. А, если так, то нападут они в любом случае, независимо от того, будут ли разожжены костры или нет.

От одежды людей, расположившихся вокруг костров, поднимался пар. Сменять ее было не на что – все имущество было промочено. Нетронутыми оказались только вещи Лауры, те, которые она с особенной тщательностью упаковала перед отплытием, завернув в холстину. Купцы были нисколько не глупее девушки, но они прежде всего спасали свой товар, а на холстину для своих вещичек поскупились. Поэтому оказалось, что все личные вещи можно выжимать, зато товар остался в целости и сохранности.

Вопреки опасениям Эрика, печенеги не напали. Неизвестно, по какой причине они упустили столь лакомый кусочек. Вполне возможно, что их тоже напугала буря, и они, решив, что вряд ли кто осмелится выходить в море в такую погоду, поспешили укрыться где-нибудь от проливного ливня.

Ворот настаивал на том, чтобы отправится дальше этим же вечером, но слушали его неохотно, роптали. Наконец всем миром порешили переночевать на суше. Пережитая опасность сделала людей бесстрашными, и они слушать ничего не хотели о печенегах. Страх и осторожность придут потом, а теперь нужно просушить одежду, прогреться до мозга костей, плотно поужинать и выспаться.

Лаура не только сама переоделась в сухое, но и для Эрика вынула припрятанную смену платна – видно, сложила вместе со своим добром. Успокоившись – хозяин не занемогнет! – калачиком свернулась на волчьей шкуре у костра и заснула. Даже когда похлебка забулькала на костре, испуская аппетитный запах, девушка не проснулась, а Эрик пожалел, не стал будить. Дышала она чуть слышно, глаза ввалились, лицо все еще хранило отпечаток пережитого страха. Пусть поспит.

Вскоре, поев похлебки, заснули и все остальные. Если бы не старик Ворот, никто бы даже не побеспокоился выставить охрану, настолько люди были измотаны. Но Ворот напомнил товарищам об опасности, и всю ночь, сменяясь, несколько человек сторожили спящую стоянку.

Утром солнце высушило траву, море совсем успокоилось, поуспокоились и путники. Беда, постигшая их, не такой уж великой показалась. Была буря, лютая буря, ну да в Русском море такие не в диковинку. И одна лодья из двадцати – потеря невеликая. Жаль, конечно, погибших товарищей, но Русское море нередко брало с проплывающих более страшную дань. Одно странно – не ко времени прилучилась непогода, обычно пошаливало море в конце октября. Вот по той поре море становилось как огромный кипящий котел и горе тому, кто по недоумию решался пуститься в плавание!

Взять хотя бы бабку нынешнего Князя Владимира, княгиню Ольгу. Ее хитрый константинопольский император продержал до самого сентября у себя «в гостях». Надеялся, что, пустившись в обратный путь, сгинет своенравная русская княгиня в пучине морской. Но хитрее оказалась властительница русов – знала, что на морском пути грозит ей гибель неминучая, потому продала лодьи (и с большим барышом, стоит заметить!), да и вернулась домой на колесницах, через Болгарию.

ГЛАВА 12

Караван приближался к устью Днепра. По этому поводу на лодьях началось ликование. Люди радовались тому, что добрались почти до родной реки, что одна из самых трудных частей пути была пройдена. Конечно, еще предстояло долгое и тяжкое плавание по Днепру. Но вокруг уже простиралась родная земля, а это совсем не то, что плыть вдоль чужого берега.

Лаура, впервые оказавшаяся так далеко от привычных ей с детства мест, вглядывалась во все с неподдельным интересом. Здесь все было другое, непривычное. В душе девушка, конечно, была испугана, но показывать это окружающим, и в первую очередь своему господину, она не собиралась.

Эрик взялся выучить Лауру языку, а потому почти целый день девушка повторяла непослушными губами странные, незнакомые слова, удивляясь тому, насколько непохож родной язык ее хозяина ни на ее родной итальянский, ни на знакомый с детства греческий.

На горизонте показался остров Эферия. Эрик с нетерпением дожидался момента, когда лодьи причалят к берегу. Уж больно беспокоила его судьба оставленного на острове Плишки.

Подплыли они к Эферии уже ближе к вечеру. Пока люди разводили костры и располагались на ночлег, Эрик отправился на поиски Плишки. Лаура увязалась за ним. Знакомая тропинка вывела их к маленькому домику у самой кромки леса. Подойдя поближе, Эрик с облегчением заметил, что дом подправлен, хлев заново покрыт, а огород, прежде занимавший незначительный клочок земли, существенно расширил свои границы.

На грядках копошилась старуха. Впечатление было такое, что она торчит там с тех пор, как Эрик видел ее в последний раз.

– Здравствуй, старая, – громко сказал Эрик, обращаясь к бабке.

Старуха от неожиданности аж подпрыгнула на месте.

– Ктой-то тут? – воскликнула она, оглядываясь по сторонам и не замечая стоящих позади нее Эрика и Лауры.

– Твоя совесть, – фыркнул Эрик.

Старуха наконец догадалась обернуться и, увидев Эрика, расплылась в улыбке, показывая необыкновенно крепкие и белые для ее возраста зубы.

– Батюшки, кто к нам пожаловал, – нараспев сказала она. – Да не один! – добавила она, внимательно разглядывая застывшую позади Эрика Лауру.

– Ну, что ж вы стоите, гости дорогие? В дом проходите…

Эрика долго уговаривать не пришлось. Он протиснулся в низкую дверь и оказался в знакомой комнате, где когда-то оставил полумертвого Плишку, вверив его заботам старухи и ее красавицы внучки.

Кстати сказать, красавица внучка оказалась в комнате. Она хлопотала возле очага. Услышав, что в комнату вошли, она, не поворачивая головы, произнесла:

– Бабаня, что-то Плишка с Даром задерживаются. Уж не случилось ли с ними что дурное?

– Ну, что с ними могло случится, милая, – проворковала старуха. – Ты не волнуйся, вернутся они сейчас.

Девушка повернулась, видимо, желая еще о чем-то спросить старуху, и тут наконец увидела Эрика с Лаурой.

– Ой, что ж ты мне ничего не говоришь о том, что у нас нынче гости дорогие? – воскликнула она и стала нервно поправлять волосы.

– Здорово живешь, красавица, – поздоровался с ней Эрик. – Где Плишка-то?

– Они с Даром ушли… Пошли рыбу ловить… Уж должны вернуться, а все нет и нет… Я волнуюсь уже…

Эрику показалось, что ведет себя девушка как-то странно, словно опасается чего-то. Но даже так она казалась краше прежнего – пополнела, округлилась, в движениях появилась женственная плавность, во взгляде – томная поволока. Вот только косится на Эрика странно. Случилось чего?

Эрик раскрыл было рот, чтоб спросить о причине ее тревоги, как скрипнула дверь и в дом с ликующим воплем влетел Дар, а за ним степенно, как полагается главе семьи вошел загоревший и возмужавший Плишка.

Завидев хозяина, Плишка кинулся к нему, по-щенячьи взвизгнув и утратив большую часть своей степенности. Хозяин и слуга обнялись, как братья.

– Ну, как ты тут? – спросил Эрик, едва высвободившись из медвежьих объятий Плишки. – Не заездили тебя глупые бабы?

Плишка как-то криво улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Хозяин, все у меня хорошо, ты лучше расскажи, как съездил, выполнил ли поручение великого князя нашего Владимира?

– Выполнил, выполнил, да еще и с барышом вернулся, – усмехнулся Эрик и кивнул в сторону притихшей Лауры.

Заметно было, что Плишке не терпится спросить, о том, кто эта девушка, почему хозяин везет ее с собой, но слуга удержался. Негоже лезть холопу с расспросами к хозяину, пусть даже хозяин почитай что брат.

– Ну, что, Плишка, передохнем на острове денька три и в путь. Нужно нам до холодов в Киев успеть. Так что собирайся потихоньку…

На лице Плишке вдруг появилось какое-то странное, беспомощное выражение.

– Что с тобой? – удивился Эрик, заметив Плишкино смятение.

И тут вдруг Плишка, как подкошенный рухнул перед хозяином на колени.

– Помилуй, хозяин, виноват я перед тобой! – завопил он.

– В чем виноват? Что случилось? – изумленно спросил Эрик, отступая назад.

– Не могу я с тобой ехать, хозяин!

– Почему? – Эрик все меньше понимал, что происходит, а тут еще подбежала Нюта и тоже бухнулась ему в ноги.

– Прекратите немедленно! – зарычал Эрик. – И объясните мне толком, что происходит! – Только тут оглянулся, увидел лицо Лауры, испуганной его рыком, и смягчился.

– Что я, зверь какой? Или я, Плишка, когда-нибудь обижал тебя?

– Нет, хозяин, да только теперь можешь…

Эрику до такой степени надоели эти загадочные намеки, что он чуть было снова не взревел, но вовремя подумал о том, что это неминуемо напугает до полусмерти Лауру, и промолчал.

Так они стояли бы, наверное, очень долго: Эрик, напоминающий каменное изваяние, силящийся перебороть свое раздражение, и Плишка с Нютой на полу возле его ног.

Положение спасла старуха, до сих пор наблюдавшая за происходящим из дальнего угла комнаты. Видя, что разговор застопорился, она выступила из темного угла и, подойдя к Эрику поклонилась ему в пояс.

– Не изволь гневаться на них, господин, – нараспев начала она. – Они ж дети неразумные, натворили делов, теперь ответ держат…

– Может хоть ты, старая, объяснишь мне, что тут у вас происходит?

– Да что происходит? Что ты, маленький что ли, не знаешь что случается, если парень и девка под одной крышей живут?

И я старая, не углядела…

– Та-а-ак, – только и смог сказать Эрик. – И что ж теперь с вами делать? Наказать, что ли?

Голос его был грозен, и мало кто мог догадаться, что внутри Эрика разбирает смех. Он ведь с самого начала, когда еще только оставлял Плишку на попечение красавицы Нюты, подозревал, что этим все кончится.

– Внучку свою в обиду не дам! – вдруг гневно воскликнула старуха. – Ишь что удумал, наказать! Ее на руках носить нужно, а он наказать! Да и нельзя ей переживать, а то не ровен час выкинет!

– Что выкинет? – не понял Эрик.

Старуха насупилась, но ничего не ответила. Да это было уже лишнее, Эрик и сам догадался, о чем идет речь. Понял и расхохотался от души, так, что, кажется, затряслись потолочные балки.

– Ну Плишка, ну орел парень! Оставил его здесь, почитай что мертвого, а он не только оклемался, а еще и о потомстве побеспокоился.

Виновники, испуганно таращились на веселящегося Эрика, переглянулись и, поняв, что им, по всей видимости, ничего не угрожает, вздохнули с облегчением. Бабка тихо посмеивалась в кулачок. Только Лаура недоумевала – русский знала не так хорошо, чтоб самосильно понять, что ж произошло. Уяснило одно: странные люди русы. Сначала обнимаются, потом падают на колени, радуются и гневаются, смеются и плачут невпопад…

– Ну ладно, все выяснили, начинайте собираться. На все про все у вас три дня, – сказал Эрик, отсмеявшись.

– Куда собираться, хозяин? – испуганно спросил Плишка.

– Домой, в Киев, куда ж еще!

– А Нюта как же?

– Ну, куда деваться, Нюту придется взять.

– Я не поеду, – вдруг заголосила девушка. – Как я здесь бабку одну кину и Дара? Ведь пропадут же они одни. Не поеду!

Эрик стоял в полной растерянности. Такого поворота событий он никак не ожидал. Вот ведь как – оставляешь одного полуживого слугу, а на обратном пути оказывается, что забирать его нужно с невероятно разросшимся семейством. Что и говорить – накладно. Ну, да что ж поделаешь! Придется тащить в Киев всю ораву.

– А ну и шут с вами, собирайтесь все. Все равно Плишку я здесь не оставлю, а от двух баб да одного недоростка, глядишь, лодья не перевернется.

– Это как же! Это куда же я на старости лет! – завопила старуха. – Да в такую даль! Да от родных могил!

– Прекрати орать, старая! – прикрикнул на нее Эрик. – Что ж теперь из-за твоих могил прикажешь нам всем здесь остаться? Или, может, стольный град сюда перенести?

– Стара я больно для таких переездов, – буркнула бабка.

– Вот и посмотришь белый свет перед смертью, – ответил Эрик. – Я все сказал! Либо вы все собираетесь и через три дня отправляетесь со мной в Киев, либо я забираю Плишку, а вы остаетесь здесь. Выслушивать ваши жалобы мне надоело.

С этими словами Эрик повернулся и вышел из дома, уводя с собой Лауру.

На следующий день оказалось, что бабка все же согласилась ехать. Эрик, зашедший днем узнать, как идут сборы, застал бабку в состоянии крайней задумчивости. Перед входом в дом громоздился разнообразный скарб, начиная с посуды и одежды и кончая корытами и кадушками. Некоторые из кадушек явно были наполнены припасами, которые бабка успела заготовить за лето.

Старуха стояла возле туго набитых мешков и о чем-то сосредоточенно размышляла.

– Что это ты, старая, делаешь? – спросил Эрик.

– Да вот, думаю. Мы поплывем, а коли дождь пойдет, то все зерно намочит.

– Стой, бабка, ты что, собираешься все это с собой в Киев тащить? – изумился Эрик, оглядев внушительную кучу добра возле дверей.

– А как же иначе? – в свою очередь удивленно всплеснула руками старуха. – Нас ведь там, в Киеве никто не ждет и скарбом да припасами делиться никто не захочет. Или ты думаешь, что нам под силу все заново купить?

– Бабка, мне об этом думать вообще не пристало. Одно я знаю точно: если ты все это барахло на лодью загрузишь, то она ко дну пойдет, даже если туда люди не сядут. Так что делай что хочешь, но с собой возьмешь только самое необходимое, – отрезал Эрик.

– Так здесь все необходимое! – возразила старуха. – Вот посмотри, есть ли здесь хоть одна ненужная вещь?

Эрик машинально окинул взглядом груду вещей и чуть не застонал. Действительно, все эти предметы были нужны, но тащить их с собой по Днепру до Киева было просто безумием. Одна ручная мельница чего стоила!

– Бабка! Я все сказал! Лучше сейчас сама раздай вещи людям, чем я их перед всем честным народом из лодьи на бережок повыкидываю!

– Изувер ты! Зачем я только согласилась ехать! Дожила бы как-нибудь свои годы, скоротала. Глядишь, с голоду бы не померла. Теперь вот скорее помрешь! – причитала старуха, в напрасной надежде на то, что Эрик помягчеет и разрешить взять скарб с собой.

– Поздно, старая, да и внучок у тебя малолетний, за ним глаз да глаз нужен. Кто приглядит, как не ты? И правнук, глядишь, скоро будет. Замучится Нюта одна без тебя с такой-то обузой да в чужих краях.

– Это все я и без тебя знаю, – ответила старуха. – Если б не так, неужто бы я куда уехала от родных-то могил.

«Только не это!» – подумал Эрик, поняв, что сейчас вновь последуют долгие причитания о родных могилах.

– Ладно, старая, собирайся, а я пойду, у меня еще своих дел полно.

– Погоди, погоди, я еще узнать хотела, – остановила Эрика старуха.

– Ну, чего тебе? – буркнул Эрик, нехотя сбавляя шаг.

– Вот подскажи мне, как бы так поставить коровенку, чтобы она людям не мешала и из лодьи не вывалилась?

Эрик обомлел, аж руки зачесались. С минуту стоял, хватал ртом воздух, потом справился с собой.

– Слушай, старая! Коровенку оставишь здесь. И курочек, и поросяточек, и всякую другую живность. Или зажаришь в дорогу. Путь долгий.

Бабка схватилась за грудь, а Эрик тем временем продолжал:

– Корову я тебе куплю. Сам, лично. Но только в том случае, если ты прекратишь приставать ко мне с дурацкими вопросами. Понятно?

– Понятно, – оскорбленно насупившись, ответила старуха.

ГЛАВА 13

Через три дня, как и было намечено, караван лодий отчалил от гостеприимных берегов острова Эферия и поплыл дальше, вверх по Днепру, туда где впереди, за виднокраем, высились стены стольного города Киева.

Приближалась осень. Все холоднее становились ночи, а по утрам над Днепром зависали белесые осенние туманы. Дул ледяной, пронизывающий ветер, гнал по волнам белые барашки пены. Люди вынимали из тюков теплую одежонку. Не слышно уж было на лодьях песен и шуточек, даже Лаура присмирела.

Один только Дар радовался жизни, так круто переменившейся.

Он завел знакомство со всеми плывущими с ним на лодье, успел довести до белого каления толстого лекаря купца Стародума и завоевать тем самым всеобщую симпатию.

Когда Дар не приставал к людям, он обычно висел перегнувшись через край лодьи, пытаясь разглядеть в водах Днепра что-то, известное ему одному. Однажды он свалился за борт, отчего Нюта сомлела, а бабка заругалась такими словами, от которых пооткрывали рты даже знавшие в этом деле толк вои.

Ничего страшного с мальчишкой не случилось. Вода была еще не слишком холодна, а плавал Дар как рыба. Его втащили в лодью мокрого и слегка испуганного, тут же переодели в сухую одежду и отдали на растерзание бабке, которая на радостях тут же надавала любимому внучку оплеух и отодрала за уши.

Мальчишка было поутих, но ненадолго – через малое время опять носился по лодье, всем докучая, то и дело норовя оказаться за бортом. Никакие увещевания на него не действовали. Он был настоящим живчиком, и с этим нужно было просто смириться.

Потянулись долгие дни плавания. К счастью, в этот раз путешествие обошлось без особых приключений. Плишка вздохнул с облегчением, когда караван миновал переправу, возле которой в него угодила печенежская стрела. Эрик тоже посмотрел на берег, на Плишку… Ухмыльнулся, хлопнул его по спине.

– Отдарю, – только и сказал.

Вскоре путешественники достигли первого, самого страшного порога. Девушки насмерть перепугались грохочущей, ревущей, низвергающейся воды. Пуще всех дрожала Лаура – она хоть и у моря выросла, но такого отродясь не видела, а что такое пороги, даже не знала. Беснующаяся водная стремнина показалась ей вратами Ада. Услышав от нее такие слова, Эрик подивился, но Лаура тут же удивила его еще больше, вынув из-за пазухи крохотный серебряный крестик. Почему Эрик не заметил его раньше, неизвестно. Сейчас он стоял, открыв рот, и не столько удивило его верование Лауры, сколь еще одно обстоятельство. Выходит, христиане не просто рабами торгуют, но своими единоверцами? Ай да ушлый народец! Но такой порядок целиком и полностью поддерживался императором Константином, а следовательно, считался верным.

Что ж, и об этом узнает князь Владимир. Как-то он решит после этого? Хотя, может, христианство тут и не при чем, за все в ответе правители Византии. Продажные, корыстные, вероломные… Но ежели крестится Русь, не пойдет ли в подданные к Византии? Не попустит этого Владимир, не может попустить!

Такие мысли одолевали Эрика почти всю дорогу. Думал он порой о матери, о сестре – как приедет к ним, порадует их дарами. Сестра и так выросла в справную девку, а в обновах станет лучше прежнего. Завидная невеста, что говорить. Надо бы свезти ее в Киев, к княжьему двору. Авось сыщется ей подходящий муженек. А в деревне ему где ж взяться? Пора, пора девке невеститься. А то сыщет себе голодранца…

Была еще одна мысль, тревожащая Эрика. Как-то посмотрят родичи на Лауру? Иноземка, русского языка не знает почти, да еще и рабыня… Ну, авось обойдется. Лаура девка покладистая, спохватистая, любезная. Глядишь, угодит матери.

Лаура тоже, видать, тревожилась, и чем ближе к Киеву, тем сильнее. Чужая земля впереди, великий и страшный город, которым правит великий и страшный князь. А родные Эрика? Как они ее примут? Мать его знатного рода – как она глянет на вознесшуюся рабыню? А сестра любимого? Уж она-то наверняка будет смеяться над ней!

Печален казался ей вид проплывающих мимо берегов. Понурившиеся ветви, с которых холодный ветер срывает желтые листья, серое, безрадостное небо, черные птицы в вышине… И холод, постоянный, промозглый холод. Привыкшая к теплу Лаура дрожала, даже закутавшись в подбитый мехом плащ, а ведь это было только начало! Впереди, по слухам, суровая и снежная зима. Что такое снег, фряженка не знала еще. Эрик сказал, что это белый пух, который летит с неба. Только пух этот холодный и даже от касания руки тает, превращаясь воду. Интересно, а тепло-то в этой земле бывает?

Через два дня караван прибыл в Киев.