Текст книги "Кукла старого Адама"

Глава 9

Капитан Строков впервые при задержании подозреваемого чувствовал неловкость. Совсем худо стало, когда из своей комнаты вышла Стася, одноклассница сына Кости, за ней заспанный и ничего не понимающий пацан, ее младший брат. Анатолий знал, что его сын влюблен в эту девочку, как водится в их роду – безответно. И он, Строков, женился на той, что лишь позволила себя любить, и отец живет с его матерью – чистокровной армянкой, зная и принимая ее терпимость к нему, и только. Про деда со стороны отца Анатолию известно только одно – умер довольно молодым, ранний инфаркт сразу после развода, и бывшая жена даже не пришла проводить его в последний путь. Выходит, карма такая у мужчин Строковых: любить, но любимыми не быть.

Только он недавно понял, что любовь без взаимности рано или поздно переходит сначала в привычку, а потом медленно умирает совсем. Нечем ей питаться, обратной отдачи никакой, вот и гибнет от недостатка энергии. И он все чаще на жену поглядывает с недоумением – как смог влюбиться-то?

Строков не сразу понял, откуда мысли такие несвоевременные – о любви: едет в машине, на заднем сиденье задержанный подозреваемый в убийстве, о деле бы подумать. А когда понял, почему вдруг, сам удивился. Вот оно: задело, как Варвара Тихоновна Одинцова бросилась мужа защищать. Позавидовал… так только за любимых переживают. Даже на миг на его месте оказаться захотелось, чтобы вот такая женщина была рядом.

Строков раньше видел Стасину мать только несколько раз в школе, однажды специально в кабинет истории заглянул: Костя накануне признался, что неравнодушен к Стасе. А ему любопытно стало, что за мама у нее. Тогда решил – обыкновенная тетка, ну, симпатичная. Только глаза заметные: темная синева, словно омут в озере… Она вела урок, Строков извинился, закрыл дверь. Но взгляд ее строгий запомнил.

Сегодня же в ее синеве плескалось отчаяние…

Строков незаметно бросил взгляд на Одинцова в зеркало заднего вида. И не понял, почему тот так спокоен. Улики все против него, утром оперативник принес еще и запись с камеры наблюдения магазина, расположенного рядом с домом, где почти два месяца снимала квартиру пострадавшая Анна Шуйская. Человек, который вышел из подъезда незадолго до того времени, когда соседка, обнаружив на площадке женщину без сознания, вызвала «Скорую помощь», очень похож на Одинцова комплекцией и ростом. Алиби у доктора шаткое – то, что тот был в это время в прозекторской, подтвердить смог только санитар морга Саид Аликбеков, личность мутная – разрешение на работу в России, как выяснилось, у него поддельное. Подкупить такого труда не составит. Угрозами разоблачения, шантажом или банально бабками.

Кроме того, Шуйская скончалась от инъекции инсулина, а диабетом больна не была. Одинцову как врачу, вне сомнения, известно, что будет со здоровым человеком, если ввести большую дозу гормона: гипогликемия, кома, летальный исход. Если вовремя не оказать помощь. Шуйской помощь опоздала. Некому, кроме убийцы, было вызвать неотложку. А преступник ушел, оставив ее умирать, женщина только и смогла, что открыть входную дверь, на пороге которой и потеряла сознание. Кстати, телефон, найденный в кармане ее куртки, был полностью разряжен. А зарядный блок в квартире не обнаружили.

Хорошо, дверь не захлопнулась, когда она пыталась из квартиры выйти – паспорт с пропиской в Тюмени был обнаружен фельдшером «Скорой помощи» на кухонном столе, там же лежала папка с другими документами – медицинским полисом, водительскими правами, свидетельством о рождении девочки Анны Тураниной, появившейся на свет третьего апреля тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. Мать – Лидия Владимировна Туранина, отец – Петр Николаевич Туранин. А вот свидетельство о браке с гражданином Шуйским, чью фамилию носила пострадавшая, отсутствовало. Вещей в шкафу-купе минимум: голубые джинсы, серые широкие брюки, две блузы – черная и кремовая, пара футболок, тонкий свитшот цвета сливы и нижнее белье. Обуви в коридоре две пары – кроссовки и полусапожки на низком каблуке тридцать шестого размера. На вешалке – утепленная синтепоном короткая курточка. Сама пострадавшая одета в спортивный костюм, на ногах – тонкие носки и тапочки.

Когда Строков осматривал кухню, удивился – в холодильнике продукты все по полочкам, а на столе так и лежит в фирменном пакете магазина «Таруса» пачка мюсли. И чек от третьего дня. Если не ест, зачем приобрела? Отправляя вчера оперативника в «Тарусу» проверить камеры наблюдения за седьмое сентября (дата чека), Строков особенно ни на что не надеялся. Но нет, именно на этих записях и обнаружил в очереди в кассу номер два Шуйскую и… доктора Одинцова. И момент их встречи у стеллажей, и пачку мюсли в руках женщины, и то, как ждала та Одинцова у ячеек хранения уже после того, как оплатила покупку. Было очевидно – инициатором знакомства была она, Анна Шуйская. Но этот факт никоим образом не отметал подозрения Строкова – именно Одинцов ввел ей смертельную дозу инсулина. И лучше бы тому чистосердечно признаться в этом.

Только где-то в глубине сознания шевелились сомнения – а на кой ему понадобилось так везде светиться, если он преступник? Или Одинцова кто-то подставляет? Тогда этот неизвестный должен доктора хорошо знать, может быть, даже очень близко. А самый близкий ему человек – жена. Варвара Тихоновна Одинцова, утверждающая, что погибшая Анна Шуйская – ее мать. Опять же, взорванная в машине в девяносто втором году, воскресшая и вновь убитая. Ох, как не любил капитан Строков «хвосты» из прошлого! Особенно из беспредела девяностых, в память о которых остался шрам на бедре от ножевого ранения – такое непростое детство было у Толи Строкова.

Он сделал пометку в телефоне – запросить в архиве дело о взрыве автомобиля, в котором якобы погибла Анна Туранина-Шуйская в девяносто втором. Дело, как понял он, – хорошо подготовленный спектакль. Кем и зачем? Тогда таким способом – инсценировкой собственной гибели – один за другим исчезали криминальные авторитеты. Чтобы позже «воскреснуть» на чужих берегах под другим именем и с кучей ворованных бабок. Сколько их, доживающих в сытости и праздности по заграницам? Но и не меньше – под мраморными плитами российских кладбищ. Молодые лица, короткий срок жизни. Но чтобы женщина? Если только она не любимая безумно одним из…

«Шуйский… возможно, Тихон Шуйский, это… если отчество жены Одинцова Варвары по отцу… Нужно проверить по базе, нет ли там такого», – пришла в голову мысль, и Анатолий вновь взялся за телефон.

– Анатолий Юрьевич, приехали. Задержанного куда?

– Ко мне в кабинет. Я скоро подойду. – Строков решил, что перед допросом Одинцова успеет спуститься на цокольный этаж в архив. К Светлане Викторовне… Светику, с которой у него необременительно для обоих вырисовывалась своя история, можно сказать – роман. Пусть начатые год назад в пику жене, теперь эти отношения давали изголодавшейся душе капитана некоторую уверенность в том, что не все женщины одинаково желают лишь денег и исполнения их прихотей. Денег столько, сколько хотелось его жене Алине, у Строкова не было. А количество «хочушек», как называла их сама Алина, постоянно росло. Возможно, он не разглядел ее перед тем, как жениться? Да и не разглядывал особо – влюбился и сразу в ЗАГС. Потом недоумевал – зачем согласилась, если не любила совсем? Сын у них хороший… правильный растет, не ботаник, но и не дурак. Зря дочь Одинцова от Кости нос воротит, дурочка. Надежный он, не предаст.

Как назло, Светика на месте не было. Вместо нее папку с делом ему принесла ее молодая помощница.

Строков не сразу понял, что женщина на фотографии из дела и есть Анна Шуйская, тогда носившая фамилию Туранина. Описание взрыва было сделано со слов свидетелей, которых оказалось немало. И самым главным была родная сестра Анны Катерина Туранина, в замужестве Нил. При взрыве никто, кроме самой Анны, не пострадал, только волной были выбиты стекла первого этажа жилого дома. Вывод о том, что обезображенное огнем тело принадлежит Анне, сделан на основании утверждения ее сестры о том, что она видела, как та садится в машину. Экспертиза останков сделана не была – по крайней мере, Строков такого документа не нашел. Взрывчатку незаметно под днище автомобиля мог заложить кто угодно – припаркован тот был в полуметре от кирпичного забора, позже частично разрушенного взрывом. Строков взял в руки пачку фотографий, разложил на столе.

«Так… калитка в заборе прямо за машиной, открывается наружу. В соседний двор? Да, так и есть. Таким образом, зайти через нее и выйти, сделав дело, легко. Как специально на это место машину поставили – чтобы легко! Если спектакль, то – да, спланировали… Труп на пассажирском сиденье… Стоп! – Строков открыл показания Катерины Нил. – Не может быть! И никто не заметил, что та ясно показала, что Анна села за руль. За руль! Она сама водила авто… Как труп оказался на месте пассажира? Понятно – как: Анна вылезла из машины со стороны забора, а труп те, кто подготовил весь этот фарс, приспособили на место пассажира. Скорее всего, он был уже в багажнике или даже позади в салоне. Да… топорно сработано, но прокатило же!»

Строков просмотрел протоколы опросов свидетелей, экспертизы по автомобилю, описание повреждений, оставшиеся фотографии. И понял – расследования как такового не было. Не было в деле и заявления родственников, то есть сестры погибшей. То есть взорвали сестрицу – да и фиг с ней…

Строков отдал папку, еще раз внимательно рассмотрев две фотографии – лица Анны и останков тела. Глянул на часы: через сорок минут придет Варвара Одинцова. А в его кабинете ждет допроса Иван Одинцов, в виновности которого Строков уже был не так уверен – к прошлому тещи, которую столько лет все считали погибшей, тот никакого отношения явно не имел. Но опросить Одинцова необходимо, подробности его знакомства с будущей жертвой пока не ясны.

Строков поднялся из подвального помещения и, задержавшись у стойки дежурного оперативника, выписал обещанный жене Одинцова пропуск.

Глава 10

– Что это сейчас было, Родион? Почему он отключился? – Даша резко встала и направилась к плите. – Кофе хочу, достал меня этот разговор с папашей. Ты заметил, что новость о смерти Анны его не удивила? Но вот испугала точно. Я думаю, что вчерашний внеплановый звонок матери не был случайным. Родители все знали и молчали. И врали мне всю жизнь! И Варьке!

– Наверное, для этого были веские основания, – неуверенно произнес муж. Однако своей неуклюжей попыткой защитить родственников жены он только разозлил ее еще больше.

– Какие могут быть основания для вранья?!

– Например, старая тайна. Я не о ситуации с Гафуровым, я об инсценировке гибели Анны. Давай рассуждать логически. Могла твоя мама знать, что Анна осталась жива после взрыва? Могла. Но в таком случае тот, кто организовал спектакль, чтобы дать ей возможность скрыться, сильно рисковал. В те годы нередко информацию добывали пытками.

– Утюгом раскаленным, что ли? – усмехнулась Даша, не веря.

– И им тоже. Катерина Петровна могла бы не выдержать и проговориться. Выбили бы из нее и место, где сестра скрывается, и где деньги лежат.

– Какие деньги?! Что ты мне голову морочишь, Родион! – Даша перелила сваренный кофе из турки в бокал и вновь присела к столу. – Что толку сейчас сочинять детективную историю, не имея ни одного факта. Черт! Надо же Варьке сообщить и Нике.

Связываться с дочерью было слишком рано: в Лондоне было около шести утра. Даша набрала номер Вари, но та сбросила. На ее памяти такое было впервые.

– Ничего себе, Варька сбросила звонок! Нет, ты понял, да? Что у них там происходит?

– Мало ли, наберет сама позже. Ты лучше скайп подключи, а то пропустим вызов отца.

Родион успел принять душ, за ним и она. Они позавтракали, Даша убралась на кухне, выдала мужу чистую рубашку и носки, проводила до дверей – день Варлея был расписан до вечера. Она перенесла ноутбук в гостиную, удобно устроившись в кресле у старой пальмы в кадке – ее Даша перевезла из городской квартиры в дом: деревце, практически захиревшее там, здесь вдруг дало буйный рост. Звонок Вари застал ее за просмотром ленты новостей в интернете. Факт, что за убийство Анны арестовали Одинцова, она всерьез не восприняла. Успокоив сестру, что это наверняка ошибка, Даша сообщила о смерти своей матери.

– Есть еще кое-что, Варь. Мне всегда казалось странным, что матушка не торопится приглашать нас к себе в гости. Помнишь, мы еще обсуждали, что ее новый муж как-то уж очень агрессивно против нас настроен. Тогда мы решили, что это можно объяснить лишь тем, что я ему никто… И соответственно, Варлей и наши дети ему тоже по барабану. В голову не приходила другая причина для отказа общения с нами. Мы его ни разу не видели, матушка продемонстрировала только одну фотографию мужа, да и на ней ему не больше тридцати лет. Как выяснилось, мужик на фото вообще не пойми кто, а Александр Гендель и мой отец Александр Нил – один и тот же человек. Моя мать вновь вышла замуж за отца. Представляешь, они нам с тобой врали, Варь! Я уже даже не знаю, с какого момента это вранье началось: то ли с его бегства в Германию, то ли еще раньше – со дня мнимой гибели твоей матери. Варь, ты меня слушаешь? Что молчишь-то? – Даше показалось, что та отключилась. – Что? А, пришла в комитет. Ладно, поговорим при встрече. Пока.

Даша задумалась. Почему она так спокойно восприняла весть о смерти матери? Да, близких отношений у них не было, но родной же человек, самый родной. Ма-ма… но ее так мало было в жизни маленькой Даши! В парк – с отцом, в стоматологическую поликлинику – с ним же. Мать всегда раздражало ее нытье, а Даше было просто страшно. Отец умел отвлечь, пообещать подарок, просто уговорить. И отомстил за нее тоже он, рискуя свободой, между прочим. А она на него сейчас так наехала!

Ей вдруг стало очень плохо, часто застучало сердце, перед закрытыми глазами заметались серые тени и цветные круги. Начинался приступ мигрени, Даша, торопливо проглотив капсулу спазмолитика, прилегла на диван.

«Папа, позвони… ну, позвони же!» – шептала она, ожидая сигнала скайпа.

Но звонка от отца Дарья, провалившись в спасительный сон, так и не дождалась.

* * *

Строков решил, что самое время отыскать Катерину Петровну Нил, главного свидетеля по делу об убийстве родной сестры Анны Тураниной в девяносто втором году. Если та активный участник действа, сможет объяснить многое. Возможно, даже то, куда Анна делась после своей мнимой гибели и где пребывала все это время до уже окончательного ухода в мир иной.

Но возможно и другое – сестра в курсе только обстоятельств взрыва, с сестрой после этого не общалась, о ее воскрешении не знает. Хотя выходит как-то нелогично. Если у Анны недавно в жизни произошло что-то настолько серьезное, что она решилась «выйти из сумрака», первым человеком, к кому она должна была бы обратиться, является родная сестра Катя. Скорее всего, так и случилось, дальнейшие действия они продумали уже сообща. И первым шагом Анны стало знакомство с мужем дочери Иваном Одинцовым. Втянули сестры мужика в свои игры, а тот, как успел заметить Строков, этим весьма раздосадован. Кажется даже, с удовольствием бы остался в стороне от их семейных дел.

Строков достал из кармана куртки телефон, отыскал в контактах номер Варвары Одинцовой и нажал вызов.

– Анатолий Юрьевич!

Он обернулся – по ту сторону «вертушки» стояла она.

– А, Варвара Тихоновна. Еще раз здравствуйте. Решили прийти раньше?

Та кивнула.

– Вы проходите, проходите. – Строков сделал знак дежурному, чтобы пропустил ее. – Очень вы кстати, вот, звоню уже вам. Телефон-то в сумочке у вас? Не слышите разве?

Он наблюдал, как та ищет в сумке мобильный, звук которого, как понял он, оказался на минимальной громкости.

– Забыла громкость прибавить, убрала еще вечером. А что вы хотели узнать так срочно? Спрашивайте.

– Подскажите, как связаться с вашей тетей Катериной Нил.

– Никак, Анатолий Юрьевич. Я как раз поэтому поторопилась, не хотела говорить по телефону. Сейчас звонила ее дочь Даша, тетя Катя вчера вечером скончалась. Черт-те что происходит, не понимаю! Знала она, что сестра жива? Или не знала?

– Это убийство? Как и где это произошло? – перебил ее Строков, почти не сомневаясь в том, что и эта смерть криминальная.

– Непонятно. Вроде она неосторожно ввела себе повышенную дозу инсулина, предварительно выпив бокал коньяка. Так сообщил Даше и Родиону по скайпу муж тети Кати Александр Гендель. Это случилось в их доме в Берлине, сам он отсутствовал, играл в карты у соседей. Когда вернулся, было уже поздно – тетя Катя была мертва.

– Все чудесатее и чудесатее, – тихо пробормотал Строков, с удивлением глядя на Варвару. – Подозреваю, это еще не все, что вы мне хотели сказать, так?

– Да. Оказалось, что второй муж тети Кати Александр Гендель на самом деле – ее давно эмигрировавший в Германию первый муж – Александр Нил, то есть отец Даши. И этот факт от нас с сестрой тщательно скрывался много лет! Почему?! И вы понимаете, что смерть обеих сестер в один день не случайна? И связана явно с прошлым? И мой Одинцов уж точно ни при чем! Он никогда не знал мою мать и толком не был знаком с тетей Катей. Не было и нет у него причин лишать их жизни.

– Разберемся, Варвара Тихоновна. Давайте-ка для начала пройдем ко мне в кабинет. – Строков забрал ее пропуск у дежурного и, не оглядываясь, направился к лестнице на второй этаж.

Варя спешила за ним, но все же Строкову пришлось несколько раз останавливаться, ожидая ее. Он в несколько шагов преодолел расстояние от входа на этаж до кабинета, распахнул одну створку массивной двери и сделал приглашающий жест.

Глава 11

Следственный комитет находился в старинном купеческом особняке у Торговой площади. Высота потолков вполне бы позволила в одном помещении сделать два полноценных этажа, но зал, куда они вошли, был разделен стенами, примерно на полтора метра не доходившими до верха. Варя задрала голову и невольно ахнула: невероятной красоты гипсовая розетка украшала центр потолка. Она осмотрелась. Вдоль стен сохранились полуколонны с фигурными капителями, в простенках между ними – скульптурные тондо.

– Нам сюда, – Строков кивнул на открытую дверь в одно из выгороженных помещений.

Варя вошла, но мужа заметила не сразу, потому что на несколько секунд отвлеклась на портрет президента, висевший в простенке между окнами.

– Как ты? – перевела она сочувственный взгляд на Ивана.

– Нормально, жду. Ты чего так рано?

Ответить она не успела, увидев, что в дверь заходит Строков.

– Присаживайтесь, Варвара Тихоновна. Необходимости опрашивать вас отдельно от мужа не вижу – я правильно понял, что все, что вы знаете о его недолгом знакомстве с Анной Шуйской, вам известно только с его слов?

– Да. Муж рассказал мне обо всем вчера вечером.

– Чтобы было понятно, почему задержан ваш муж, я вам покажу видео, на котором видно, как из подъезда дома, где жила Шуйская, выходит человек, очень на него похожий, – Строков вставил флешку в ноутбук и развернул экран к ней.

– Это не я, что вы, не видите? – выкрикнул возмущенно Иван.

– Возможно. Смотрите дальше, это видео я получил только что. Вот этот же мужчина. Вот теперь четко видно, что это не вы, Одинцов. Если подтвердится ваше алиби, я принесу вам свои извинения. Варвара Тихоновна, вам я задам несколько вопросов.

– Задавайте.

– Что вам известно о взрыве автомобиля в тысяча девятьсот девяносто втором году, в котором якобы погибла ваша мать?

– Ничего, кроме факта. Мне было шесть лет, никто ребенку, понятно, ничего не объяснил. Я вообще какое-то время пребывала в уверенности, что мама в командировке.

– Почему вы поверили в эту версию? Где работала ваша мать? Она часто оставляла вас у своей сестры и уезжала?

– В том-то и дело, что мама, как мне кажется, не работала. Но да, я частенько ночевала у Нилов, иногда даже жила у них. Об этом мне рассказала сестра. Впрочем, все, что я могу поведать о раннем детстве, нельзя назвать моими воспоминаниями.

– Что вы имеете в виду?

– Я сама ничего не помню, знаю только то, что мне рассказывали Дарья и ее родители. Ну, например, я не смогла узнать двор и дом, в котором жила с мамой. Меня туда водила уже после ее смерти Даша. И еще то, что в Дашиной комнате, где я, как оказалось, часто ночевала, у меня не было отдельной кровати. Мы спали с ней вдвоем на ее полуторке. Но когда я вернулась из санатория, меня ждала моя кровать. Я даже маму не помню…

– Что за санаторий?

– Не знаю. Муж считает, что это клиника.

– Одинцов, что за клиника?

– Думаю, неврологическая лечебница «Красная гора» за городом. По описанию Вари, то есть по тому, что помнит, очень похожа. Я там проходил практику, когда учился в медицинском. Мне кажется, она попала туда после каких-то страшных событий, свидетелем которых стала.

– Смерть матери?

– В том-то и дело, что до нее. И, возможно, из ее памяти были вычищены именно те события и все, что их касалось опосредованно. Например, могли убрать все, что связано с местом, где произошло то событие. Скорее всего, ее дом или двор, раз Варя их совсем не помнит.

– А как вы попали в клинику, Варвара Тихоновна? Кто привез? Мама? И как долго вы там находились, не в курсе?

– Я не помню, кто меня туда сдал! Возможно, мама, раз была еще жива. Помню кабинет доктора, белую комнату, нянечку, горькое лекарство. И невкусную еду, которой кормили. Мне тогда казалось, живу я в этой комнате ужасно долго, я плакала, просилась домой, но… привыкла. А потом меня забрала тетя Катя. Прямо в больничной пижаме. Окончательно я уверилась, что больше меня туда не отвезут, когда тетя Катя выкинула пижаму в мусорное ведро. А зачем вам все это знать? Какое отношение мое пребывание в клинике имеет к смерти мамы? И тогдашней, и нынешней?

– Пока не знаю, Варвара Тихоновна, – ответил Строков, одновременно набирая номер на телефоне.

Варя бросила осторожный взгляд на мужа, тот кисло улыбнулся.

«Как ему все надоело, даже не скрывает. Вернемся домой, наслушаюсь упреков, что опять втянула его в семейные проблемы», – невесело подумала она.

– Варвара Тихоновна, подпишите и можете быть свободны. Подождите мужа в коридоре, мне нужно его опросить. – Строков отложил телефон и пододвинул ей бланк.

– Вы думаете, убийство мамы связано с ее прошлым? – спросила она, не надеясь на ответ.

– Допускаю, что мотивом мог послужить и факт из настоящего. Например, она стала свидетелем преступления, и поэтому ее убрали. Но вы же сами недавно с жаром доказывали мне, что факт гибели двух сестер в один день, хотя и в разных странах, не может быть случайным. А их связывает как раз прошлое.

– Катерина Петровна мертва? – удивленно повернулся к ней Иван. – Как это произошло?

– Вот видите, Варвара Тихоновна, ваш муж даже не в курсе этого печального события, – не дал ей ответить Строков. – Я вас больше не задерживаю. Пропуск заберите.

Варя взяла бумажку и молча пошла к выходу. Строков натолкнул ее на одну мысль – прошло почти тридцать лет с тех пор, как она лечилась в клинике (теперь она не сомневалась, что это был не санаторий). Тот доктор наверняка уже в мире ином, он уже тогда казался Варе стариком. Но молодая нянечка, которая везде ходила с ней, может быть и жива. Нужно только как-то узнать ее имя…

«Что же я тогда натворила, если меня упекли в дурку? Или кто-то натворил, а я видела? – подумала она, усаживаясь на стул в коридоре. Она решила, что пока ждет Ивана (Строков почти что обещал его отпустить), покопается в интернете: нужно найти эту клинику и, возможно, если повезет, список сотрудников. – Дашка сказала, что дядя Саша привезет тело жены в Россию, потому что та завещала похоронить ее в склепе Тураниных. А ведь он должен точно знать, как я оказалась на лечении!» – пришла ей в голову еще одна дельная мысль.

Она почти без результата открыла несколько ссылок, где, как ей показалось, могла найти информацию о клинике. Очень скоро ей надоело читать насыщенные медицинскими терминами статьи, глаза устали, она убрала телефон в сумку. И задремала. Разбудил муж, тронув за плечо.

– Хватит спать, пошли отсюда скорее, – недовольно произнес он.

Они прошли почти до конца коридора, когда Иван зачем-то вдруг резко развернулся и рванул обратно к кабинету Строкова. Варя растерялась. Глупая мысль, что он передумал и готов признаться в убийстве Анны, мелькнула первой, здравый же вопрос, а зачем ему это нужно, возник следом. А потом она, обозвав себя дурой, устало опустилась на стул. Она была вымотана морально так, что еще немного – и будет готова разрыдаться прямо в коридоре следственного комитета. Истерика, конечно, успокоит, но стыда не оберешься.

– Ваня, зачем тебе туда? – крикнула она вслед удаляющемуся от нее быстрыми широкими шагами мужу.

– Забыл про букет и мужика рассказать, – не оборачиваясь, ответил тот.

Она с облегчением вздохнула. Сама хороша – не напомнила. А это важно! Тем более теперь, когда уже стопроцентно известно, что на том видео из подъезда выходит не Иван. Да, похож со спины, спору нет. Если бы не короткая кожаная куртка (у мужа такой никогда не было), она бы и сама решила, что это он. Волосы зачесаны, как у Вани, но на черно-белом видео не понять, какого цвета: рыжие, как у мужа, или просто светлые. Зато на записи видеорегистратора такси, ожидающего пассажира возле соседнего подъезда, четко видно, что профиль мужчины даже не напоминает Ванин. Про свой нос муж шутил, что Бог его семерым нес, а ему одному достался. У преступника (если, конечно, на видео убийца матери) аккуратный носик, можно даже сказать, дамский. Если бы не широкие плечи и высокий рост, незнакомца можно было бы принять и за женщину. Короткая стрижка не редкость. Но самое главное – это не Иван!

Варя поняла, что ждать придется еще долго: показания Строков должен оформить, а муж подписать. И все. Пусть дальше следствие разбирается, кто убил Анну Шуйскую. Интересно все же, Шуйская она по мужу? То есть он – тот самый Тихон, отчество которого Варя носит? Кто он вообще такой? Вчера, уже засыпая, она вдруг озаботилась еще одним вопросом: а не погиб ли в городе в том же девяносто втором некто по фамилии Шуйский. Это было бы логично, если бы он имел отношение к криминалу, а мама была бы его… спутницей. Любовницей, точнее. Не женой, конечно. Наворотил дел, «убив» себя, скрылся из города, а потом организовал ее «смерть». Варя даже хотела поделиться догадкой с Одинцовым, но тот уже похрапывал. Она решила сегодня после уроков в школе съездить в областную библиотеку, полистать подшивки газет за тот год: вдруг наткнется на заметку в колонке криминальных новостей. Шансов мало, конечно, но лучше этот вопрос для себя закрыть. «Пока придется отложить поездку. Сейчас домой, потом к Варлеям», – подумала Варя и увидела мужа и Строкова, выходивших из кабинета.

– Варвара Тихоновна, не возражаете, составлю вам компанию, когда поедете к Дарье Варлей?

Варя только пожала плечами: он думает, она может отказать? Досадно, но домой заехать не получится. Набрав номер сестры, она предупредила, что выезжает к ней вместе со следователем.

Одинцов заявил, что отказывается ехать с ними и отправляется в клинику. Вот так прямо и отказал, при этом с пренебрежением махнув рукой и высказавшись, что, мол, поездка эта – дело бесполезное: много слов услышите, а инфы – ноль на выходе.

Ох, как не любил ее муж Дарью! И нелюбовь эта была взаимной. Но если сестра никогда не скрывала, почему ей не нравится Иван, то расспрашивать мужа о причинах было делом пустым. Он отшучивался, что родственница, как всегда называл Дарью, обходясь без имени, производит слишком много информационного шума.

Дарья и вправду была эмоциональной. А еще и могла высказать прямо в лицо свое отношение к любой ситуации, чего довольно скрытный Варин муж понять не мог: ну вдруг она ошибается. Чем потом извиняться и испытывать неловкость, лучше бы и рта не открывать. Но Дашка никогда неловкости не испытывала, а прощения просила легко и с улыбкой. И никто не обижался. Привыкнуть мог бы Одинцов, так нет – лишний раз этот недостаток «родственницы» старался подчеркнуть. Варе было неприятно, но вслух она не возражала. А внутри ее копилась обида, оседая комом непонимания. Как-то даже мелькнула мысль, что муж хочет поссорить ее с сестрой, только вот зачем ему это?

Варя вдруг подумала, что слишком часто в последнее время предпочитает смолчать, чем высказать недовольство. Или не дай бог сделать замечание. Потому как реакция Одинцова всегда одинакова: встал и ушел. Молча, не бросив на нее ни взгляда, не сказав в оправдание ни слова. Как будто ему безразличны и Варя, и то, что происходит. Вот и сейчас его отказ ехать к Варлеям выглядит именно так – я все рассказал, остальное не мое дело, работа у меня.

«Ты заметила, твой Одинцов довольный и счастливый, когда все ровно? А если что назревает или, упаси боже, случилось – разбирайтесь сами. Это не деликатность, как ты мне здесь пытаешься доказать, это называется „моя хата с краю“, – высказала ей как-то Дарья со всей прямотой. – Терпеть не могу таких тихушников, никогда не знаешь, чего от них ожидать. Тихий омут – это про Одинцова как раз. Хотя нет, не омут – болотце мутное», – добавила она. Варя тогда не на слова ее обиделась, на «болотце»…

– Варвара Тихоновна, не в тот кабриолет собираетесь загрузиться. Вашему супругу немного в другую сторону, – раздалось над ухом, Варя вздрогнула и с удивлением посмотрела на Строкова, почувствовав крепкую хватку его пальцев на своем локте.

Она отдала мужу ключи от их «Тойоты», на которой утром приехала к следственному комитету, кивнула на прощание и направилась вслед за следователем.

Строков странно произносил ее имя, как-то раскатисто, словно пробуя на вкус – Варррварра. Казалось, еще немного – и причмокнет от удовольствия. И, призналась она себе, ей это почему-то нравится.