Текст книги "Переводы"

СТИХИ НЕИЗВЕСТНЫХ ПОЭТОВ

ВОЛК И КОЗА

Отощав в густых лесах,

Вышел волк на снежный шлях,

И зубами волк —

Щелк!

Ишь, сугробы намело!

За сугробами – село.

С голоду и волк – лев.

Хлев.

По всем правилам подкоп.

Вмиг лазеечку прогреб,

К белым козам старый бес

Влез.

Так и светятся сквозь темь!

Было восемь – станет семь.

Волчий голод – козий гроб:

Сгреб.

Мчится, мчится через шлях

Серый с белою в зубах,

Предвкушает, седоус,

Вкус.

– Молода еще, Герр Вольф!

(Из-под морды – козья молвь.)

Одни косточки, небось!

Брось!

– Я до всяческой охоч!

– Я одна у мамы – дочь!

Почему из всех – меня?

Мя-я-я…

– Было время разбирать,

Кто там дочь, а кто там мать!

Завтра матушку сожру.

Р-р-р-у!

– Злоумышленник! Бандит!

Где же совесть? Где же стыд?

Опозорю! В суд подам!

– Ам!

МОЯ ПЕСНЯ И Я

Еще я молод! Молод! Но меня:

Моей щеки румяной, крови алой —

Моложе – песня красная моя!

И эта песня от меня сбежала

На жизни зов, на времени призыв.

О как я мог – от мысли холодею! —

Без песни – мог? Ведь только ею жив!

И как я мог не побежать за нею!

О как я мог среди кровавых сеч

За справедливость и людское право,

Как инвалид, свои шаги беречь

И на подмостках красоваться павой?

О песнь моя, зовущая на бой!

Багряная, как зарево пожарищ!

На каждой демонстрации с тобой

Шагаю – как с товарищем товарищ.

Да, ты нужна, как воздух и как злак.

Еще нужней – моя живая сила.

Я рядовым пришел под красный флаг

За песней, что меня опередила.

ПЛОТОГОН

В моей отчизне каждый

Багром и топором

Теперь работать волен,

Как я – своим пером.

Взгляни на плотогона!

Как бронзовый колосс

Стоит – расставив ноги!

Такой – доставит тес!

Работает шестом

Он – что скрипач смычком!

Когда в своем затворе

Сижу над словарем,

И бьюсь – и еле-еле

Уже вожу пером —

Я знаю: на реке

Есть те: с шестом в руке!

И если над строкою

Я слеп, и сох, и чах —

То лишь затем, чтоб пели

Меня – на всех плотах!

(ДИТЯ И СОБАКА)

Ребенок – великое счастье в доме,

Сокровище! Праздник! Звезда во мгле!

Ведь выжил твой сын, не зачах, не помер, —

Чего ж ты толкуешь о горе и зле?

– Ни денег, ни времени нет, соседка!

Унять его нужно, – а бьешь за плач,

Сказать ему нужно, – не дом, а клетка.

Играть ему нужно, – из тряпки – мяч.

Сокровище, да не по жизни нашей.

С утра до полуночи крик да рев,

Ему опостылела наша каша

С приправой из ругани и пинков.

Всё вместе: столовая, кухня, спальня.

Обои облуплены, шкаф опух,

Скамейка расслаблена, печь печальна.

В окно никогда не поет петух.

Восход ли, закат ли – все та же темень

Прорехи, и крохи, и смрад и пот —

Вот счастье, сужденное бедным семьям.

Все прочие радости – для господ!

Вот был бы ты песиком, на собачку

Охотников много меж праздных бар.

Забыл бы трущобу и маму-прачку…

Но нету купца на такой товар.

СТИХИ БЕЛОРУССКИХ ЕВРЕЕВ

ПЕСНЯ ПРО СОБАКУ И РЕБЕНКА

Тихо-смирно лежи в своей торбочке, пес,

Не скребись, не возись, мой щенок.

От кондукторских глаз спрячь и ушки и нос, —

Безбилетного дело – молчок.

Я продам тебя в городе господам

На хорошую жизнь, – сыть да гладь, —

Хоть и жалость, и горечь, и просто срам

Мне за деньги тебя продавать.

Блохи выведутся. Будешь чесан и мыт

– Позабудешь село и поля.

Поболит, поболит – а потом отболит,

Позабудешь ты скоро меня.

Облаченный в суконное пальтецо,

Отречешься от брата-пса.

Каковы богачи – таковы их псы:

Будешь нищего гнать с крыльца.

Позабудешь кличку свою – Буян,

Будешь зваться как барский сын.

Будет песик мой зваться как мальчуган,

А питаться – как господин.

Попрощаться – мне лапу подашь. Любя —

С расставанием поспешу.

А на деньги за проданного тебя

Башмаки куплю малышу.

Февраль 1941

МЕЛЬНИЦА

И снова над струей тяжелой

В зеленой ивовой тени

Та мельница, что в оны дни

Баллады для меня молола.

Молола демонов сердитых,

Гнездившихся в моей груди,

А ныне только шум воды

Промалывает запах жита.

Весна на Сороти. Отпетых

Буянов шайка топит пса.

О чем, скажи, твоя слеза

Над глубиною сельской Леты?

Но псу не хочется в могилу.

Смотри – как зелено кругом!

Пыль, сыплемая колесом,

Совсем глаза запорошила.

Стою на искрящейся травке,

Под небом, пахнущем землей.

У ветхой мельницы гнилой…

Зачем ребята топят шавку?

Бросается в речную заводь

Зеленая лесная мгла.

Но с дна дремучего – всплыла,

И долго ей придется плавать.

Ночами, назло человеку,

Здесь водят рыбы хоровод.

Мечтаю, юный сумасброд,

Что мельница смолола – реку…

Тот хлеб, который пекарь выпек,

Рожден из пыли водяной…

И, многое поняв, – домой

По раковинам от улиток.

ИЗ УКРАИНСКОЙ ПОЭЗИИ

ИВАН ФРАНКО
1856–1916

«Сыплет, сыплет, сыплет снег…»

Сыплет, сыплет, сыплет снег.

Над равниною бесплодной

Мириадами летят

Мотыльки зимы холодной.

Одноцветны, как тоска,

Холодны, как злая доля,

Засыпают все пути,

Всю красу лугов и поля.

Белый саван забытья,

Равнодушья, безучастья

Совладал с любым ростком

И с любой живою страстью.

Сыплет, сыплет, сыплет снег,

Все тяжеле нависает…

Молодой огонь в душе

Меркнет, глохнет, угасает.

ХРИСТОС И КРЕСТ

Среди поля у дороги

Стародавний крест стоит,

А на нем Христос распятый

Тоже с давних лет висит.

Время расшатало гвозди,

Долго ветер крест качал,

И Христос, вверху распятый,

С древа на землю упал.

Тотчас же трава степная,

Что росла вокруг креста,

В свежие свои объятья

Нежно приняла Христа.

Незабудка и фиалка,

Что синели меж травы,

Обвились венцом любовно

Вкруг Христовой головы.

На живом природы лоне,

Отдохнуть от ран и слез,

Меж цветочных благовоний

Мирно опочил Христос.

Но недолго почивал он,

Пустовал сосновый шест, —

Чьи-то руки Иисуса

Снова подняли на крест.

Но, как видно, не сыскали

Для Распятого гвоздей:

Ко кресту жгутом соломы

Был привязан Назарей.

Так ханжи и суеверы,

Видя с ужасом в глазах,

Как с гнилого древа смерти —

С алтарей, несущих страх,

Из церковных песнопений,

Из обмана, крови, слез, —

Словом, как с креста былого

Сходит на землю Христос.

И как, ставши человеком,

Человечностью своей

В царство света и свободы

Увлекает нас, людей, —

Все стараются над миром

Вознести опять Христа,

И хоть лжи соломой – снова

Пригвождают у креста.

ПИСЬМО ЛЮБВИ

Настанет день, давно-давно желанный:

Я вырвусь, чтобы встретиться с тобой,

Порву оковы фальши и обмана,

Наложенные низостью людской,

Порву все путы – будь они канаты!

Постыдного смиренья сброшу крест!

И докажу, что наше чувство – злато,

Которого и ржавчина не съест.

Настанет день, когда, смеясь и плача,

В твои объятья снова кинусь я,

И подтвердит мне поцелуй горячий,

Что ты – моя! что ты навек моя!

Моя – навек! Все исхищренья ада

Церковного нас не разделят вновь!

Где ваши узы, люди, где преграды?

Земных преград не ведает любовь!

Все путы, все тенёта, все оковы, —

Настанет миг, – любимая, порвем!

Отраву злого взгляда, злого слова

Из сердца выльем, и навек сотрем

Малейший след убийственных обид,

Которые, как черви, нас точили.

Пусть даже мысль о них не омрачит

Счастливцев – тенью вороновых крылий!

Настанет день, когда, подобно нам,

Сквозь вековечный мрак пробившись, люди

Пробудятся и, ветхий сбросив хлам,

Теснивший их, освобожденной грудью

Прижмутся к другу – друг и к брату – брат,

И расцелуются с любовью братской,

И станет страшной сказкой для ребят

Наш ветхий мир насилия и рабства.

«Отступились сердца от меня…»

Отступились сердца от меня!

Отвернулись друзья и родня!

Опустела живому земля…

Иль боятся те люди меня?

Лучше в дебрях бродить без тропы,

Чем отверженцем в сонме людей.

Почему среди этой толпы

Я один заклеймен, как злодей?

Одиноко брожу по земле,

Никому не желанен, не мил…

В целом мире не встретился мне,

Кто бы горе мое разделил.

Если б в слезы кровавые вновь

Мог я все свое горе излить,

Я бы выплакал всю свою кровь,

Чтоб с людьми ничего не делить.

«Не разлучай меня с горючей болью…»

Не разлучай меня с горючей болью,

Не покидай меня, о дума-мука

Над братским горем, над людским бездольем!

Рви сердце мне, о призрак бледнорукий!

Не дай заснуть в убийственном бесстрастьи —

Не отпускай меня, змея-гадюка!

Еще туман моих очей не застит —

Не дай забыться хоть на миг единый

Мечтой о собственном, презренном счастьи,

Пока вокруг рабы сгибают спины

И валятся, как стебли под косою,

И с колыбели вплоть до домовины

Живут с бедою, точно брат с сестрою.

Покамест жизнь победной колесницей

Проносится, смеясь над нищетою,

Покамест золотая небылица

Для миллионов – топленая хата,

Покамест слезы бороздят нам лица,

Покамест тружеников казематы

Глотают, и отчаявшимся стадом

Мрут с голоду бездомные ребята,

Покамест небо оскорбляет смрадом

Вместилища разврата и обмана,

Покамест идолы с бесстрастным взглядом

Тлетворным ядом отравляют раны

Народные, и на костях народных

Победу торжествуют Тамерланы, —

Не отпускай меня, о ртах голодных

Глухая дума! Лютыми клещами

Сжимай мне сердце, коли лечь на отдых

Задумаю! И днями и ночами

Тверди над ухом: “Ты им брат! Люби их!

Трудись для них словами и руками

Без сладких грез, без дум себялюбивых!”