Текст книги "Дочь алхимика"

Глава четвертая,
в которой пуговицы на блузе вносят раздор в отношения, а старые друзы продолжают молчать

…последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много.

Л. Н. Толстой. Война и мир

Ослушаться приказа маркиза было страшно. По-настоящему страшно.

Но ведь никто не говорил, сколько я должна съесть.

Накопленная за день усталость давила тяжелым грузом, и потому я взяла лишь немного фруктов с серебряного подноса, появившегося на столе вместе с зажженной свечой после огненного всполоха. Быстро умылась в ванной комнате и, не найдя в шкафу ни единой сорочки, прилегла на кровать в одежде, сняв лишь легкие туфли. Почему-то раздеваться в доме, где хозяином был лишенный благовоспитанности министр Левшин, опасалась.

Впервые за долгое время мне приходилось спать не в своей постели, но, несмотря на это, уснула я мгновенно, крепко проспав остаток ночи. И просыпаться не хотелось, если бы не голос:

– Доброе утро, Ольга… Савельевна. – Маркиз, вальяжно расположившись в кресле у стола, разливал чай. – Поднимайтесь, у нас много дел.

Села на кровати так резко, что почувствовала головокружение. Схватилась за край бирюзового покрывала, запоздало вспомнив, что не раздевалась перед сном, и гневно взглянула на министра:

– Вы не можете проникать в мою комнату без позволения, ваше сиятельство.

– Правда? – Министр сделал удивленное лицо, чем, впрочем, не смог меня обмануть. – А мне всегда казалось, что это мой дом.

Язвительный тон вместе с уставшим выражением лица сообщили, что ночь у его сиятельства выдалась нелегкая. Наверняка и поспать ему удалось меньше, чем мне, если Николай Георгиевич, конечно, вообще ложился. А потому спорить не стала.

Маркиз бросил оценивающий взгляд на мои растрепавшиеся волосы и, кивнув своим мыслям, продолжил:

– Ну же, Ольга. Условности ни к чему. Мне понадобится ваша помощь, пока еще не рассвело. Часть вещей, которые мы забрали с собой, уже здесь, в чемодане у двери. Вы можете сменить одежду, но придется поторопиться: мне хотелось бы навестить факультет алхимии еще до его открытия. Поможете?

Любопытство мгновенно перекрыло все остальные мысли. Пришлось простить маркизу его бестактность. Ведь если вчера на опознании я видела тело не моего отца, это означало лишь одно: быть может, сейчас четвертый граф Ершов по-прежнему жив, и любое промедление с моей стороны будет стоить ему жизни.

Я встала с кровати, попросив:

– Если вы не против, я бы хотела остаться ненадолго одна. Нужно время, чтобы привести себя в порядок.

– Его у нас нет, Ольга, – не терпящим возражений тоном заявил огненный маг. – Спустя полчаса мы уже должны посетить кафедру вашего отца, чтобы успеть до начала работы института, иначе визит придется отложить до завтра. А это может оказаться фатальным в сложившихся обстоятельствах.

Я провела целый день в обществе его сиятельства, чтобы понять: споры с этим упрямым человеком стоили дороже, чем простое согласие даже с самыми безумными идеями, и потому просто прошла в умывальню, постаравшись как можно скорее закончить с утренним туалетом.

Найдя на ванном столике расческу, быстро причесала волосы, на ощупь уложив их в низкий пучок при помощи уцелевших шпилек. Благо в пансионе эту прическу мы делали ежедневно, и отработанный годами навык не подвел. Оглядев в большом круглом зеркале вчерашнюю одежду, расправила влажной рукой легкие складки, собравшиеся за ночь, и лишь затем ополоснула лицо. Если не учитывать легкой усталости, я выглядела вполне обычно, что позволило незамедлительно выйти к маркизу.

В свете занимающейся зари бирюзовая спальня, отданная мне его сиятельством, смотрелась особенно хорошо. Убранство ее нисколько не походило на салон, в котором вчера открылся портал, и это обрадовало. Несмотря на то что родовой дом Левшиных оформляли со вкусом, гостиная давила на меня непривычно массивной мебелью с обилием позолоты, здесь же все было легким и светлым, как в моих покоях в старом поместье деда.

Кровать и гарнитур цвета слоновой кости оттенялись цветочным рисунком на зеленоватой ткани покрывала и обивки. Подобранный в тон им светлый шелк стен с рамами картин радовал глаз, а в украшении использовалось много горного хрусталя.

Эта спальня определенно предназначалась женщине. Вот только какой? Вспомнив о светловолосой девушке-секретаре, с такой теплотой глядевшей на маркиза, я подавила в себе неприятное чувство, что заняла чье-то место. Но все же задать вопрос побоялась: в конце концов, мне придется задержаться здесь ненадолго.

Бросив взгляд на господина Левшина, заметила, что он уже почти покончил с завтраком, сервированным на двоих, и теперь жестом приглашал меня к столу:

– Не знал, что вы любите, поэтому принес овсяную кашу с черным чаем, свежую выпечку и конфитюр. Надеюсь, что-то из этого подойдет.

Кивнув, позволила ему помочь мне устроиться в кресле и тут же с ужасом вспомнила:

– Вы не отдали мне вчера пилюлю! Ваше сиятельство, забывать о приеме лекарства нельзя, потому что…

– Что?

– Головокружения вернутся. Так сказали целители.

Я выжидающе смотрела на Николая Георгиевича, но он оставался неподвижен:

– К сожалению, лекарство утерялось накануне при нападении некроманта. Я привезу еще, как только смогу, но пока вам придется обходиться без него. Если станет хуже, мы немедленно перенесемся в пансион. Сможете справиться?

Я оторопело глядела на маркиза, отказываясь думать, что впервые за последние восемь лет останусь без серых пилюль. Слишком живо во мне было воспоминание отцовского испуга, чтобы просто так отказаться от лекарства.

– Ваше сиятельство, отец…

– Его нет, – закончил он. – И сейчас я несу за вас ответственность. Обещаю, вы не пострадаете. Доверьтесь мне!

В очередной раз отринув мысль даже о попытке спора, приступила к завтраку. Быстро расправившись с небольшой порцией каши, запила ее несколькими глотками чая, после чего встала:

– Я готова, господин министр.

Огненный маг оглядел меня с ног до головы:

– Нет, Ольга. Может случиться так, что обстоятельства выйдут из-под контроля. Вам нужно сменить одежду. Ничто не должно бросить тень на вашу репутацию.

Румянец опалил щеки. На сей раз я была полностью согласна с маркизом, но осознание того, что во всех моих блузах присутствовал длинный ряд пуговиц на спине, приводило в растерянность. И не оставалось ничего иного, как спросить:

– Я могу воспользоваться помощью камеристки?

– Моя прислуга распущена со вчерашнего вечера на неопределенный срок с достойной выплатой выходного пособия. Все, кроме кухарки и дворецкого. Слухи о вашем пребывании в этом доме не должны поползти по городу, иначе доброму имени придет конец. Вы здесь инкогнито.

Растерянно оглядевшись по сторонам, я виновато подняла глаза на Николая Георгиевича, неуверенно произнеся:

– Но мне самой не справиться с длинным рядом пуговиц… Я могу провозиться больше часа – и все равно результат окажется плачевным, их слишком много.

Похоже, маркиз не думал, что с моим появлением в его доме возникнет столько проблем, но любое затруднение требовало решения, и я расслышала:

– Я помогу вам.

Задохнувшись от возмущения, до боли сжала кулаки, стараясь отрешиться от мысли, что предложение Николая Георгиевича было не просто запретным, но глубоко интимным, – такое позволялось мужчинам лишь после…

Госпожа Полякова всегда говорила, что в любой затруднительной ситуации на помощь девушке придет ее воспитание, а потому я произнесла с достоинством:

– Нет! – понимая, что только за прошедшие сутки этикет нарушался мною не менее десятка раз, все же осознавала: это уже слишком. Даже для той ситуации, в которую меня поставил министр. – Вы не посмеете заставить меня!

Впервые Николай Георгиевич в замешательстве задумался, словно решая, как поступить. Однако потом все же позволил выбрать:

– Решайте сами, Ольга. Я приглашу кухарку, если пожелаете. Она, конечно, предана моему роду, но преданность в наши дни можно купить. Или отнять угрозой жизни. Вашего отца не спасло ни древнее имя, ни значительное богатство. Так готовы ли вы рискнуть всем из-за дурацких пуговиц и не менее глупых предрассудков света?

Видимо, маркиз все-таки понимал, перед каким выбором поставил меня, потому что не выказал ни малейшего удивления, получив тихий ответ:

– Хорошо, пусть будет по-вашему. Я сейчас вернусь.

Захватив с собой небольшой чемодан, ожидавший у двери, я торопливо ушла в ванную комнату, чтобы укрыться от испытующего взгляда. Прижавшись лбом к холодному камню стены, постаралась, как всегда, сосредоточиться на дыхании.

Вдох – выдох.

Вдох – выдох.

Вдох – выдох…

«Господи, Ольга, что происходит? Неужели это все – на самом деле?»

Стараясь больше не думать о происходящем, опустилась перед чемоданом, достав самое необходимое: тонкую нательную сорочку, глубокого синего цвета юбку и белую блузку. Немного подумав, заглянула внутрь, найдя в особом отсеке сменное белье и чулки. А вот украшений здесь не было. Но это и к лучшему, пусть на мне будет лишь тонкий ободок браслета из пансиона и родовой перстень.

Быстро сменив белье, расправила складки новой юбки. И только заправив в нее полы блузки, предупредительно застегнув те пуговицы, до которых могла дотянуться сама, приоткрыла дверь.

Маркиз ждал меня на том же месте, где я оставила его, когда ушла переодеваться. Обернувшись на скрип двери, он поторопил:

– Прошу вас, Ольга. Сейчас не время для ложной скромности.

Гордо расправив плечи и приподняв подбородок, я вышла навстречу Николаю Георгиевичу и, развернувшись к нему спиной, сообщила ледяным голосом:

– Во мне нет ничего ложного, ваше сиятельство.

Маркиз непривычно резко дернул за крошечную петельку, парировав:

– У меня есть неделя, чтобы разобраться в этом, графиня! – Он быстро пробежал пальцами по нижнему ярусу жемчужинок, остановившись у основания шеи.

Пальцы ненадолго замерли над полоской кожи, оставленной без прикрытия сорочки, и я сначала расслышала, как сбилось дыхание министра, а потом уже ощутила огонь, колко рассыпающийся от каждого движения.

Прикосновение опалило, пустив по телу волну мурашек и заставив вздрогнуть от неожиданности, что не укрылось от его сиятельства. Всего секунда раздумий, и он, закончив с застежкой, едко бросил:

– Ну же, Ольга. Незачем так дрожать от невинного касания. Знаете, почему двуличность всегда порицалась мною превыше остального? – Он положил ладони мне на плечи, рывком развернув к себе. – Потому что больше всего бед натворили именно волки в овечьих шкурах!

Злые глаза огненного мага сверху вниз взирали на меня: он ждал ответа, а я никак не могла собраться с мыслями. Никогда еще мне не доводилось быть так близко к мужчине, и никому до этого момента не позволялось касаться меня так…

Ладонь стремительно взлетела к лицу Николая Георгиевича – еще до того, как я успела отдать себе отчет в происходящем. А вот господин Левшин, похоже, не просто понял, но и сумел отреагировать.

Прочно перехватив руку, он завел ее мне за спину, невольно прижав меня к своему торсу. У самых губ выдохнул:

– Что вы себе позволяете?!

Уже понимая, что ярость министра, так или иначе, обрушится мне на голову, я вспомнила о второй руке – и в следующую секунду с хлестким звуком опустила ее на щеку маркиза.

Испуганно отпрянула, наблюдая за тем, как по его коже расползается алое пятно. И почти сразу же с ужасом осознала, что лицо Николая Георгиевича быстро приближается к моему.

– Вы сами напросились!

Поцелуй ощутился одновременно со свободным падением. Только на этот раз я не цеплялась за сильное тело маркиза, потому что его руки слишком яростно обнимали меня за талию, безжалостно сминая ткань нового наряда.

Быстро прокладывая координаты в кабинет главы алхимического факультета, маркиз Левшин снова был вне себя от ярости. В последний раз он терял контроль над собой в подростковом возрасте, но только за прошедшие сутки это случилось как минимум дважды. И каждый раз – с этой графиней.

Вот и сейчас…

Что на него нашло? Неужели не смог придумать иного способа наказать зарвавшуюся девицу, кроме как поцеловать ее? Или же все это – назревшая к радикальному разрешению ситуация с любовницей из рода Щукиных? Нужно будет сегодня же навестить ее, чтобы раз и навсегда оставить лишенную перспектив связь в прошлом.

Тяжело дыша от гнева, он отстранился от Ольги Савельевны, когда ноги ощутили твердость каменных плит кабинета ее отца. Но руки не разжал.

– Я же предупреждал вас, чтобы вы не угрожали тому, кто сильнее!

Лицо графини, оставшееся всего на расстоянии ладони от его собственного, казалось не менее гневным. Раскрасневшаяся Ольга метала глазами молнии, способные испепелить даже того, кому огненная стихия подчинялась безропотно. И странным образом перстень – его родовой перстень – реагировал на нее, орошаясь снопом искр под гладкой поверхностью.

Эта готовность юной графини постоять за себя вместе с тонкой хрупкостью девичьего тела заставила маркиза усмехнуться, пока он не расслышал:

– Вы говорили о волках в овечьей шкуре? – Наследница рода Ершовых безрезультатно пыталась высвободиться из объятий министра, что только распаляло гневный румянец на ее щеках. Надо же, а ведь цесаревич был прав насчет нее. Если девчонка и вправду невиновна, уже на первом петергофском балу на ее руку найдется немало желающих, и фамильные состояния двух богатейших родов империи будут играть далеко не первостепенную роль. – Так вот, маркиз, запомните: если мне выпадет шанс, я с радостью проткну клинком ваше сердце!

Она сделала еще несколько попыток вырваться и под леденеющим взглядом Левшина добавила:

– Хотя сомневаюсь, что оно у вас есть. Человека с сердцем едва ли могли назначить чиноначальником кабинета его императорского высочества!

Каждое произнесенное слово болезненно вонзалось в министра. Он мгновенно перестал улыбаться: значит, вот как о нем думает молодая графиня? А ведь она стала первой, кто смотрел на него без тени восхищения, а лишь с нескрываемым страхом и несокрушимой ненавистью. И маркизу впервые пришло в голову, что этот взгляд, исполненный бури нелегких переживаний, был многословнее прочих.

Медленно отодвигаясь от нее, Николай Георгиевич сначала отпустил узкие ладони, лишь после этого полностью отстранившись от девушки.

– Вы правы, графиня. У меня нет сердца. – Маркиза и самого накрыло ураганом эмоций, которые он едва ли понимал. Гнев? Обида? Или еще что-то, о чем даже думать слишком опасно? – Но это и к лучшему, ведь вонзить клинок мне в сердце хотите не только вы.

И его сиятельство отошел вглубь полутемной комнаты, остро пахнувшей чем-то незнакомым.

Кабинет главы алхимического факультета оказался небольшим. Под самым окном стоял длинный двухуровневый стол, сплошь уставленный всевозможными емкостями с содержимым разного цвета. Чуть ближе к стене – еще один, как две капли воды схожий с предыдущим.

Однако даже несмотря на то, что задержание графа случилось три дня назад, из некоторых склянок до сих пор шел пар, а кое-где материя все время преображалась, представая перед глазами то в одной, то в другой форме… В целом же создавалось впечатление, что граф Ершов просто отошел по делам на несколько минут.

Отогнав прочь неприятные ощущения, маркиз напомнил себе о главной цели: он должен найти хоть какой-то ориентир, способный натолкнуть его на разгадку тайны ливиума.

Перебирая пальцами бутыли и скребки, Николай Георгиевич пристально вглядывался в предметы. Если его догадка верна, то понадобится всего одна вещь. Но выбрать ее нужно верно, потому как ошибочный след уведет их слишком далеко, и тогда корона не удержится…

А что, если попросить помощи у Ольги? Она наверняка должна что-то знать. Старая семейная легенда, один и тот же рассказ отца, воскрешаемый в памяти…

– Что вы знаете о последней разработке вашего отца? – Маркиз продолжал перебирать дымящиеся колбы, пытаясь найти хотя бы что-то, напоминающее жидкое золото. Но старый граф, похоже, был слишком умен и осмотрителен, чтобы оставить наработки такой важности у всех на виду. – Вы слышали о ливиуме?

Николай Георгиевич обернулся к графине, растерянно и с любопытством оглядывавшейся по сторонам. Неужели…

– Вы ведь никогда прежде не бывали здесь? – понял свою ошибку огненный маг. – Верно?

От прямого вопроса Ольга сразу вздрогнула и тут же нехотя замотала головой.

– Вы думали, я смогу помочь? – В ее голосе сквозила бездна боли, и маркиз удивился, как она жила все эти годы: одна, среди совершенно чужих ей людей. А ведь наверняка наследницы высоких родов не щадили ее, при первой же возможности указывая на весьма сомнительное место в очереди престолонаследия. – Я сказала вам правду, ваше сиятельство. Отец стыдился меня за то, что унаследовала его, а не материнскую кровь.

Постаравшись сделать заинтересованный вид, девушка отвернулась к стене, на которой висело множество наполненных доверху мешочков из льняного полотна, но этим жестом ей не удалось обмануть министра. Плечи ее чуть приподнялись, а потом беззвучно дрогнули. И она снова спрятала непослушные пальцы в складки темной юбки.

Пронаблюдав за графиней сутки, маркиз понимал: этот жест используется ею, чтобы вернуть состояние покоя. Что ж, похоже, разгадку тайны ливиума придется отложить на неопределенный срок.

Николай Георгиевич в душе обругал себя за эту оплошность: все же времени до бала оставалось совсем немного. Значит, нужно постараться хотя бы найти что-то из вещей с энергетическим слепком одного лишь графа, чтобы разгадать другое. Духовная друза соврала ведь не просто так…

Бросив мимолетный взгляд в окно, маркиз с сожалением заметил, что солнце с каждой минутой поднимается все выше, и потому пришлось поторопить девушку:

– Разрешите?

Времени мало, а вещей много, даже слишком. И почти на каждой из них огненная стихия узнает крупицы какого-то дара. Эти вещицы боевой маг отставлял в сторону, сразу догадавшись: не подходят, ведь титул четвертого графа Ершова – дарованный, и древняя кровь ему не принадлежит. Значит, нужно искать что-то чистое, без магического следа.

Левшин коснулся рукой аккуратной ладошки молодой графини, позволив огню лизнуть шелковистую кожу.

«Нежно, – шептал он, призывая стихию к порядку. – Не навреди».

Он нарочно не следил за реакцией Ольги, чтобы вновь не сбиться с поиска и не потерять контроль уже в третий раз. И лишь когда достиг нужной концентрации, понял, что нужно искать.

Родовой слепок вышел не слишком правильным, с небольшими дефектами, но он явно отличался от всего, что окружало непрошеных гостей в кабинете графа. И маркиз, расположив его на ладони, позвал.

Энергия откликалась плохо, вяло, и это наталкивало на дурные мысли: тот, кому она принадлежит, либо мертв, либо близок к смерти.

И все же ему удалось. Серая комната озарилась слабым огоньком. Всего одним, чего и следовало ожидать, потому как в кабинете давно прошел обыск и все мало-мальски интересное должно уже нумероваться в министерстве. А вот эту вещь почему-то не забрали. Не нашли?

Маркиз нагнулся к столу, пройдя рукой по ящикам. Все открыты, но слепок откликается не здесь, не в одном из них. Тогда где?

Он присел, пробегая руками под столом. Тоже пусто! А энергия зовет, и в этом нет никакого сомнения. Не останавливаться!

Встав на колени, Николай Георгиевич заглянул под стол. У самого стыка крышки и боковой границы заметил мелкую выемку, по форме напоминавшую полукруг. Быть такого не может! И все же…

– Ольга, дайте мне ваш родовой перстень! Быстро!

Девушка повиновалась. Послушно сняла единственное украшение с пальца, протянув его на раскрытой ладони. И когда то легло в выдолбленный паз, с глухим щелчком открылся небольшой тайник, в котором покоилось не что иное, как белесый кристалл.

– Друза памяти? – Ольга не скрывала любопытства. – Включите ее, министр! Может, на ней есть то, что поможет найти отца живым!

Набрав общеизвестную комбинацию, маркиз терпеливо ждал, пока камень вспыхнет, предоставив сохраненную запись. Но кристалл молчаливо покоился у него в руке, не проявляя на капли активности. Поврежден?

За дверью послышались первые голоса. Взглянув на часы, маркиз с жалостью обнаружил, что уже почти девять, и значит, всего через несколько минут кафедра оживет. Он обернулся к наследной графине, приказав:

– Прошу вас!

Девушка не шелохнулась. Посмотрела на него с вызовом, попятившись в сторону двери:

– Я ведь не только в вашем доме инкогнито, Николай Георгиевич, верно? Если бы дело имело официальный ход, меня бы не забрали из пансиона так стремительно, не сообщив ни о чем деду. И не позволили бы поселиться в вашем доме. Цесаревич знает? – Она пристально всмотрелась в выражение лица его сиятельства, тут же догадавшись: – Знает. Видимо, слухи об угрозе короне не так уж и беспочвенны, раз сам наследник пошел на такой риск во имя империи. Я никуда не пойду!

Выкрикнув это, она мигом бросилась к двери, попытавшись ухватиться за тяжелую каменную ручку. Если девчонка доберется до коридора и раскроет их, дело приобретет по-настоящему дурной оборот. А ведь графиня Полякова была права насчет воспитанницы. Умна. Только на сей раз ее проделки грозят обернуться настоящими проблемами.

Маркиз едва успел перехватить руку беглянки, когда та почти уже коснулась увесистого камня в бронзовой оправе. Рванул на себя – так резко, что девушка мгновенно споткнулась и, потеряв равновесие, рухнула к нему в объятия. А ведь он обещал себе держаться…

Не понимая, как совладать с удушливой волной чистого бешенства, маркиз отдавал себе отчет в одном: если графиня не поможет ему добровольно, их поиски могут затянуться. А петергофский бал уже скоро.

– Прошу вас… – Говорить спокойно, когда все внутри клокочет от гнева, оказалось непросто. Но Николай Георгиевич сделал над собой немыслимое усилие: – Прошу! Ради вашего отца! Всего неделю, до столичного бала. Если я не найду изменников, боюсь, падет не только цесаревич. Все высокие роды накроет гибельной волной!

Он держал в объятиях наследную графиню Ершову, всеми силами старавшуюся вырваться из его захвата, и шепотом уговаривал ее, как ребенка, совершая отчаянные попытки спасти ситуацию. Если девчонка не согласится…

Она на миг замерла, и ее блестящие синие глаза оказались напротив его собственных. Задышала часто, явно пытаясь унять эмоции, и спустя минуту тихо ответила:

– Неделю, ваше сиятельство. Всего неделю!

И лишь тогда маркиз снова открыл огненный портал.